Эпилог ТРИ РАПОРТА ОБ ОТСТАВКЕ

К воротам Малининского городского кладбища подъехала серая «БМВ» седьмой серии. Из нее вышли молодой мужчина в джинсах, с ухоженными усами и бородкой, и миловидная пышнотелая женщина в длинном открытом сарафане и широкой соломенной шляпке.

— Цветы надо бы купить, — кивнул мужчина в сторону многочисленных кладбищенских старушек, разложивших на ящиках и газетках всякого рода примогильные аксессуары.

Его спутница обвела цепким взглядом торговый ряд. Потом, будто бы выбрав себе жертву, она спикировала в манере коршуна и обрушилась, казалось, всей своей мощной массой на одну из бедных старушек.

— Тридцать? — спросила хищница в сарафане, указав на букет не совсем свежих алых гвоздик.

— Пятьдесят, — твердо ответила бабуся.

— Хватит и тридцати, — решительно заявила пышнотелая дама, положила на деревянный ящичек перед старушкой три червонца и вырвала из ее рук букет. — Держи, Костя, — протянула она цветы мужчине в джинсах.

— Могла бы, Рая, и посвежее купить, — буркнул тот, но недовольный взгляд спутницы заставил его свернуть диспут.

— Пошли скорее, дорогой, — у нас еще дел по горло. Ну, где могилка твоих предков?

— В глубине кладбища, где еще деревья сохранились, — не без гордости за такое удачное место упокоения родителей ответил Костя.

— Блин, топать-то сколько! — заворчала его супруга, но, понимая, что поминовение ближайших родственников — святой долг каждого бизнесмена, более никаких критических замечаний не высказывала.

Но путь их, однако, против ожидания оказался совсем недолгим: сделав всего несколько десятков шагов, Костя остановился.

— Могилка Сергея Курского, между прочим, — кивнул он в сторону небольшого казенного обелиска, увенчанного красной пятиконечной звездой. — Никак его кто-то помянуть решил? Вроде мужик сидит там какой-то?..

— Что тебе до того? — Рая потянула мужа за рукав. — Ты своих родителей пришел помянуть. Мы специально из Москвы для этого приехали!

— Постой, постой! — проявил неожиданное для супруги упрямство Митин. — Да это же!.. — И он, с невесть откуда взявшейся силой вырвав руку из цепких и тяжелых ладоней Раисы, решительно двинулся к последнему пристанищу лейтенанта Курского.

Костя не ошибся: у обелиска расположился не кто иной, как Миша Крутилин, который, разложив на деревянной скамеечке достаточно скудную снедь — поллитровую бутылку водки, один свежий огурец и два черных куска хлеба, — в полном одиночестве выпивал и закусывал.

— Ишь, ты! — удивился Крутилин, увидев Костю с цветами. — Вот уж не думал, что и ты придешь годовщину смерти Сергея Курского отметить!

Удивился и Митин:

— А ты-то к Сереге какое отношение имеешь?

Немного подумав, он положил свой букет на могилу лейтенанта и присел на скамеечку. Издали наблюдавшвая за этой сценой Рая сумела сдержать негодующий вопль, но возмущенно замахала руками и затрясла головой.

— Я-то? Да так… — Михаил неопределенно покрутил рукой в воздухе: — Работали, можно сказать, вместе…

— Разве? — довольно вяло отреагировал Костя на достаточно странное заявление однокашника, поскольку его внимание привлек внешний вид Крутилина: тот выглядел так, будто год не просыхал. — А у тебя как вообще дела?

— Да что мои дела! — отмахнулся Михаил. — Вот ты у нас, можно сказать, знаменитость. Читал я этот твой детективчик. Ты, наверно, такими вот вещичками большие бабки делаешь?

— Нет, я больше ничего не пишу. Я теперь — президент АО «Золотой поток». Моя фирма импортирует чай и кофе со всего света.

— Вот оно что! — подивился Крутилин. — А эта бабенка, — он кивнул в сторону Раи, — твоя супруга, что ли?

— Точно.

— Женщина, что надо, полная чаша, можно сказать. Деньги-то на фирму она, небось, дала?

— Ну, примерно так…

Крутилин понимающе кивнул:

— Все так и должно было быть. Судьба тебя не то, что хранит, а прямо-таки по жизни за ручку ведет.

— Между прочим, мне примерно то же самое и покойная ныне Ликина говорила перед тем, как ей Курский желудь в лобешник влепил.

Михаил страдальчески сморщился:

— Слова-то какие выбираешь… А еще литератор…

— Криминалы — они и есть криминалы, и их образ жизни, да и картины смерти соответствующим стилем и описываться должны, — подчеркнуто сурово произнес бывший сыщик.

Крутилин окинул фигуру Кости критическим взглядом и вроде бы хотел что-то сказать, но передумал и погрузился в свои мысли.

— Ну, я пошел, Миша, не буду тебе мешать. — Константин встал со скамейки.

— Подожди! — Крутилин налил четверть стакана водки и протянул его Митину. — Может, все-таки выпьешь за упокой души Сергея Курского? Вы ведь с ним, по-моему, приятелями были.

— Отчего ж не выпить? — Костя взял в руку протянутый стакан. — Хотя этот приятель, между прочим, меня самого жизни лишить помышлял.

Крутилин коротко рассмеялся.

— То, что в своем детективе написал, ты откуда узнал? Уж не от Сбитнева ли?

— Именно. Он мне всю эту историю в красках описал. Осталось только изменить фамилии и место действия. Я, кстати, уже на следующий день после встречи со Сбитневым написал рапорт об отставке, поскольку мы с Раей решили пожениться и заняться бизнесом.

— И я вслед за тобой, денька эдак через два, ушел со службы, — вдруг заявил Михаил, — но не совсем добровольно: мне предложили рапорт написать, что я и сделал. И вот теперь целый год маюсь без дела: душа ни к какой другой работе не лежит.

Митин оглянулся на подругу. Та кипела негодованием, всячески демонстрируя это разнообразными жестами. Но Костя, заинтригованный неожиданным сообщением университетского однокашника, решил повременить с уходом.

— Ты мне расскажешь, как и что? — спросил он не без опаски, боясь разбередить возможные душевные раны Крутилина.

— Расскажу, раз уж начал. Истины ради я должен поправить фабулу твоего как бы документального детектива. Не все было на самом деле так, как ты описываешь.

— Ну имел место, конечно, творческий вымысел…

— Дело не в этом… Полковник тебя пусть невольно, но дезинформировал, оттого и характеристики основных действующих лиц в твоем произведении, мягко говоря, неточны.

— А кого конкретно ты имеешь в виду? — несколько даже обеспокоился Митин.

— Можно начать с твоей, как мне казалось, возлюбленной. Я думал: между Сашей Ликиной и тобой было нечто особенное, а ты вон какими словами ее вспоминаешь…. Ну да ладно…На деле инициатором и главной движущей силой всей этой комбинации с афганским героином являлась вовсе не Александра Ликина. Наоборот, она сама стала жертвой классно разыгранной интриги. Ты правильно написал, что Финк познакомился с ней с помощью автоподставы. Но потом актриса попала еще на одну, похожую, подставу. Встретив Куцего на вечеринке вместе с Финком и догадавшись, что они одного поля ягода, то есть попросту бандиты, Ликина страшно перепугалась и обратилась за советом и помощью к своему давнему дружку Эдуарду Самохину, который когда-то работал в МУРе. На ее беду бывший муровец стал к тому времени наркодельцом и знал многое о деятельности Финка. В частности, Самохину было ведомо о его связях с хураловцами, о Козлове и о том, что ожидается скорое прибытие в Москву под юрисдикцию Финка громадной партии героина. А чего он не знал, то рассчитывал теперь выведать, используя Ликину, — ее обращение к нему за помощью стало для Самохина настоящим подарком судьбы. Он для начала успокоил актрису, пообещав в любом случае защитить ее от кого бы то ни было, однако взамен предложил ей сотрудничать с «органами». Для Ликиной Самохин являлся сотрудником МУРа, но в тот раз она все же отказалась вести навязываемую ей слежку за Финком, считая это недостойным занятием. Кроме того, Саша еще сохраняла к «любимому Гере» остатки нежных чувств. Тогда-то Самохин и организовал свою подставу. Его люди, переодетые гаишниками, задержали машишу Ликиной и после досмотра «обнаружили» где-то в багажнике наркотики, которые сами и подложили. Актрису задержали и разрешили сделать только один звонок по мобильнику. Она, конечно, позвонила Эдуарду Самохину. Тот приехал и «выручил» ее. После чего объяснил женщине, что Финк использует ее втемную для перевозки и хранения наркотиков, а также, что теперь она находится в досье Госкомнарка и единственное спасение для нее — сотрудничество с милицией в лице Эдуарда Самохина. Выхода у Саши, как ты понимаешь, не было, и она согласилась участвовать в «секретной милицейской операции». Да и к Финку, который ее «так подло использовал», Ликина уже не могла относиться как к близкому человеку.

— Вот, значит, как ее купили… — помрачнел Митин. — Но она же все-таки причастна к нескольким убийствам… Разве нет?

— Дойдем и до них. Финка балаковцам сдал, как ты, может быть, теперь догадываешься, все тот же Самохин, чтобы получить беспрепятственный доступ к афганскому героину в Малинине, и Ликина ничего об этом не знала. Причем жадный до денег детектив решил хоть немного, но подзаработать даже на самом факте сдачи. Вместо того чтобы сообщить балаковцам, где находится их кассир, анонимно, он передал адрес Финка, так сказать, официально, за гонорар., что позднее стало для него причиной многих проблем и в конечном счете привело к его гибели. Ликиной же он сообщил, что в результате бандитских разборок Финк попал в лапы конкурентов, те, мол, могут взять в заложники и ее, поэтому Саше надо немедленно скрыться в родном Малинине. Для пущего правдободобия в качестве главной угрозы ее безопасности он назвал Гангута, которого Ликина знала в лицо, но, как это часто бывает в жизни, мнимая угроза в дальнейшем превратилась во вполне реальную опасность. Актриса теперь нужна была Самохину именно в Малинине, поскольку там и находился гараж, в который ожидался привоз героина. В то утро, когда ее встретил в старых кварталах Козлов, она и обследовала этот гараж — он был расположен в том районе. Но здесь есть один нюанс, о котором не знал Сбитнев, — ключей у нее не было. Ранее Самохин натянул ниточку между нижней частью гаражной двери и косяком. Если ниточка окажется порванной — значит, гараж открывали и товар уже завезен. Но утром ниточка была еще цела. Ожидалось, что товар прибудет ближайшей ночью, и именно потому, что ключей от гаража у Самохина не имелось, а изготавливать их — дело хлопотное и не слишком скорое, он попросил Сашу свести его с Алексеем Жуковым. Детектив не хуже Ликиной знал, чем занимается ее брат. Он был нужен Самохину как классный взломщик.

— Важная деталь, — согласился Митин. — Но картина изъятия героина из гаража у меня в книге описана точно?

— Не совсем. Ликина в краже лично не участвовала. С Жуковым был именно Самохин. Он, кстати, проявил себя блестящим психологом. Если перед Александрой Ликиной Самохин разыгрывал роль сотрудника угрозыска, то в контактах с ее братом выдавал себя за авторитетного вора, о чем его сестре просил не говорить. Он сказал Жукову, что заплатит ему тысячу баксов за помощь в угоне машины — так наркоделец объяснил их ночное предприятие. Однако после эксцесса с афганцем перепуганный насмерть Алексей вести авто по указанному ему адресу в Рублеве в ту же ночь не захотел — он ведь и так уже успел пару часов назад испереживаться по поводу тела Финка в багажнике угнанной «БМВ». Его панический отказ заставил сомневаться в благополучном исходе всего мероприятия и Самохина — он убоялся транспортировать наркотики лично, тем более что и раньше делать этого не собирался. Однако компромиссный выход нашелся: договорились, что Жуков загонит «Дэу» пока в свой гараж, находившийся здесь же, в Малинине. Но тут Самохину пришло в голову, что Финк за эту ночь может каким-либо образом договориться с балаковцами и окажется на свободе. В первую очередь он, конечно, посетит гараж дипломата в Малинине и, не обнаружив товара, но увидев труп курьера, начнет вместе со всеми своими бандитами рыть носом землю и может выйти на украденный героин еще до его реализации. То, что машина Козлова располагалась неподалеку, решало эту проблему — Финк пойдет по ложному следу, если подставить ему человека, знавшего тайну гаража дипломата. Самохин поделился этой идеей с Жуковым, но под другим соусом (о наркотиках, конечно, ни слова) — хозяина стоявших рядом «Жигулей» хорошо бы, мол, подставить ментам как убийцу неизвестного мужика из гаража. Эта мысль привел настоящего, хотя и нечаянного убийцу в восторг, и он ее не только реализовал, но и творчески развил — уговорив гаишника Фомичева, своего приятеля, остановить машину с трупом и «обнаружить» его в багажнике.

— Почему же Фомичев согласился на это? Ему хорошо заплатили?

— Вряд ли, — покачал головой Крутилин. — Фомичев — во всей этой истории, пожалуй, такая же трагическая фигура, как и Александра Ликина. Достоверно неизвестно, что там наплел ему Жуков, но совершенно ясно, что угонщик ссылался на интересы своей сестры. Филипп Фомичев к тому времени уже несколько лет слепо и безумно любил актрису и готов был ради нее пойти на все. Даже его всем известная жадность, выражавшаяся чрезмерным вымогательством на дорогах, происходила из этой любви. Ведь он ничего себе не покупал и не копил на старость — зато делал невероятно доргие подарки Ликиной. Если она в чем-то и была виновата в своей жизни, Царство ей Небесное, то более всего в том, что обращалась с Фомичевым самым бесстыдным образом: крутила им, как хотела, и ничего не давала взамен. Впрочем, она, видимо, считала такой характер отношений обычным делом между актрисами и их поклонниками. После подставы Козлова еще более трагическая ситуация возникла с Гангутом — здесь Фомичев в своей безумной страсти уже совсем дошел до точки.

— В чем, блин, дело, Костя?!

Оба офицера в отставке обернулись на голос и обнаружили подошедшую к ним Раю. Ее возмущенные глаза буравили мужа, как две мощные раскаленные дрели.

Но Митин, видимо к несказанному удивлению супруги, не дрогнул.

— Я разговариваю с моим давним другом Михаилом Крутилиным. Могла бы и поздороваться с ним для начала, — твердо сказал он.

— Здрасьте, — сразу же сбавила обороты Рая.

— И вам здоровьица желаем, — как бы внезапно опъянев, вдруг съерничал Крутилин.

— Я, пожалуй, Костя, подожду тебя на лавочке, — кивнула Рая в сторону находившегося в двадцати шагах примитивного деревянного сооружения и дала задний ход.

— Так что с Фомичевым? — Митин повернулся к Михаилу.

— Когда Ликина столкнулась в ресторане с Гангутом, она тут же в страхе позвонила Самохину, но наркоделец на связь не вышел по уважительной, можно сказать, причине — к тому времени он был уже мертв. Ликина старалась держать в стороне от своих личных дел брата, но теперь за неимением лучшего варианта в общих чертах рассказала о проблеме Гангута Жукову. Тот связался с Фомичевым и, объяснив ему, что Гангут угрожает жизни Саши, попросил гаишника подумать над тем, как на день, другой упрятать бандита в изолятор. Фомичев, понятное дело, согласился, но на самом деле не знал, каким образом исполнить эту просьбу и спасти жизнь своей богине. Но помог случай. Смутно подозревая Гангута в произошедших в Малинине в последние дни преступлениях, Сбитнев решил устроить ему своего рода психологическую подставу. Что произошло далее — ты в курсе.

— И Александра Ликина ничего не знала об этом убийстве? — недоверчиво спросил Митин.

— Нет. Как не знала и об убийстве в гараже дипломата афганского курьера, и об убийстве в ее подъезде известного бандита Топора. В последнем случае она просто по телефону попросила брата проверить — не следит ли кто за ней. Жуков вышел во двор и проверил — действительно следят. Он узнал Топора, с которым был знаком еще по балаковской группировке, счел ситуацию серьезной и решил проблему по-своему. Все три убийства Жуков скрыл от Ликиной — он ее очень любил, считал человеком совсем другого, чем тот, в котором он вращался, мира, и щадил ее нервы. Вообще изменение менталитета Алексея Жукова, от мелкого и не слишком смелого жулика до расчетливого, готового на все убийцы, за чрезвычайно короткий промежуток времени — настоящий феномен. Здесь роковую роль сыграла, вероятно, первая, случайно пролитая им, кровь. Ее запах потом будто бы преследовал этого парня. Он стал пускать в дело нож вроде бы и по некоторой необходимости, но тем не менее с большим удовольствием.

Год назад полковник Сбитнев потряс Костю разоблачением Алесандры Ликиной — та, по версии начальника Малининского РУВД, была злобной и алчной преступницей. И тогда Митин с трудом и болью в сердце, но поверил ему.

Теперь же Михаил Крутилин демонстрировал обратный процесс — не менее удивительным образом Саша Ликина в его изложении представала доверчивой и чистой в помыслах девушкой. И все-таки в полную ее реабилитацию Митин поверить не мог.

— У тебя так получается, Миша, что Ликина — полная дура и не понимала, что участвовала в краже крупной партии наркотиков. Но ведь ей, по словам Сбитнева, был за это обещан крупный гонорар, а при перевозке автомобиля с героином она использовала меня в качестве прикрытия. Скажешь, такого не было?

— Как ни странно это прозвучит, но все, что ты сейчас сказал, — правда. Здесь я должен тебе кое-что пояснить: сведения, которые я тебе сейчас излагаю, очень в небольшой степени являются моим домыслом. Что-то почерпнуто из оперативного наблюдения за Ликиной — правда, весьма поверхностного и нерегулярного, — но главное, из показаний Пухова. Он являлся закадычным дружком Эдуарда Самохина, и они операцию с афганским героином разрабатывали совместно. Детектив из «Центуриона» был очень откровенен со своим приятелем, потому-то мы можем восстановить помыслы и действия фигурантов этого дела в достаточно полном объеме. Показания же Пухова проверены следствием досконально, во всяком случае в главной их части.

— Но Сбитнев тоже ссылался на показания Пухова, однако выводы из них вы с полковником делаете диаметрально противоположные!

— Николай Ильич имел доступ к первичным показаниям, непроверенным и довольно путанным. Следствие после этого длилось не один месяц, многие новые факты были установлены, а некоторые старые якобы факты — опровергнуты. Кроме того, в мышлении полковника Сбитнева доминировал обвинительный уклон. Это типовой недостаток милицейского персонала старой школы. Исключение Николай Ильич сделал только для своего старого дружка Козлова — но ту т у него сработала ностальгия по прошлому.

— Так что ты все-таки скажешь по существу моего вопроса?

— Да, настал момент, когда Ликина начала подозревать, что Эдуард Самохин водит ее за нос. Сигнал тревоги подал Жуков. Профессиональный угонщик, он никак не мог понять, почему увод дешевой иномарки сопровождается такими сложностями. Решив, что дело нечисто, Жуков обыскивает «Дэу» и находит наркотики. Вероятно, это было нетрудно, так как они занимали все более-менее скрытные полости внутри машины. Поскольку свела его с Самохиным Саша, он решил все-таки объясниться с ней, сказав что-то вроде того: ее приятель обещал ему, Алексею, за угон иномарки тысячу баксов, но, поскольку та под завязку набита наркотиками, гонорар должен быть выше на два порядка. Саша, видимо, «созналась», что они принимают участие в «секретной милицейской операции». Всех перипетий этой беседы мы знать не можем, но в результате куда более опытный в криминальных делах брат в конце концов доказал сестре, что речь идет не об оперативной муровской комбинации, а о натуральной краже наркотиков. Однако она до самого конца своей жизни считала, что Самохин — все-таки настоящий мент, но решивший поживиться за счет бандитов, перехватив для личных целей их криминальный товар.

— Костя! Ну сколько можно ждать!? — К могиле вновь подошла Рая. То, что она услышала в ответ, потрясло ее до самых глубин естества, поскольку из уст мужа никогда не раздавалось ничего похожего.

— Заткнись, дура! Оставишь ты нас в покое наконец!? А ну, вали отсюда!

Она с минуту молча постояла, а потом с орошенными влагою ресницами побрела к выходу из кладбища.

— Рассказывай дальше! — нетерпеливо потребовал Митин.

Крутилин изобразил на лице нечто вроде победной улыбки и продолжил:

— И что было делать Александре в данной ситуации? Строить из себя законопослушную налогоплательщицу и сдать старого друга районному прокурору? А Саша ведь считала, что Самохин здорово выручил ее, когда она была задержана с наркотиками. В конце концов Ликина решила поговорить с Эдуардом Самохиным по душам и в тот же день встретилась с ним. Она честно рассказала о найденных братом наркотиках и то, что он думает по данному поводу, включая его финансовые претензии. Саша также мягко упрекнула Самохина, что в результате изъятия наркотиков из гаража ей всю оставщуюся жизнь придется скрываться от Финка — ведь в краже зелья он наверняка заподозрит и ее. Наркодилер мог бы, наверно, продолжать и дальше пудрить Ликиной мозги, но решил, что проще всего теперь откупиться хотя бы потому, что в ситуацию слишком серьезно влез Леха Жук, а он — далеко не фраер, цены, как говорится, знает. Тогда Самохин, занимавшийся еще и контрабандой драгметаллов, предложил Саше в качестве платы за ее и брата услуги бриллианты на сумму в двести тысяч долларов. Возможно, он хотел Ликину в конечном счете кинуть, но мы этого точно теперь не знаем. Они договорились, что актриса доставит машину в район Рублевского пляжа, где находился тайный склад группы Самохина, и там она, мол, и получит свои бриллианты. В целях безопасности транспортировки наркотиков детектив предложил Саше, чтобы та воспользовалась услугами не брата, а гаишника Фомичева, одетого в форму. Актриса последовала его совету, но, как ты понимаешь, отчасти.

— Да, полковник намекнул мне, что она так поступила, поскольку я, в отличие от Фомичева, — лох, — грустно произнес Митин.

Михаил рассмеялся:

— Вряд ли у нее была именно такая мотивация! Фомичев выполнил бы ее просьбу без всяких условий, да и вообще счел бы за честь прокатиться с актрисой на пляж. Здесь налицо иные приоритеты — личные. Наверняка уже тогда Саша Ликина хотела связать свою судьбу с твоей. Разве у вас с ней такого разговора не было?

— Был такой разговор, — понуро ответил Костя.

— Вот видишь! К чему ей было прицеплять к этому делу еще и Фомичева? Но на пляже произошла одна из главных во всей этой истории накладок — вместо убитого днем раньше Самохина на стрелку явился Пухов, обладавший всей полнотой информации по данному делу. После разыгранного по сценарию покойного Эдуарда Самохина спектакля машина с героином оказалась в распоряжении Пухова, однако вместо гонорара Ликина получила медальон с реквизитами банка, в котором якобы находилсь драгоценности. Однако названия этого финансового учреждения указано не было, и актриса, разобравшись — правда, не сразу, — что к чему, покинула тебя и вновь вышла на связь с Пуховым, потребовав объяснений. Он ей сказал, что сначала должен принять груз и проверить его комплектность — вдруг, мол, ее брат произвел частичную конфискацию товара? А утром он пообещал назвать банк, где лежат бриллианты, — они, дескать, уже на месте, в ячейке, их туда еще живой Самохин положил. Что ей оставалось делать? Только ждать до утра, которое для нее так и не наступило. Вообще-то Саша Ликина подобный финал, похоже, предчувствовала — как-то странно она себя в то время вела… — И Крутилин задумчиво уставился в пустой стакан.

— Ну а кто забрал из банка бриллианты? Сбитнев? — спросил Митин без особого, впрочем, интереса.

— Он самый. Забрал и сдал их следствию. Только это оказались не дорогие бриллианты, а дешевые стразы. Подменил их, конечно, не полковник, а прохиндей Пухов, воспользовавшись смертью подельника — все претензии, мол, к покойнику! Впрочем, вариант, что Самохин изначально положил в банковскую ячейку поддельные драгоценности, тоже не исключен, на нем и настаивает Пухов. Так или иначе ваше с Ликиной свадебное путешествие без финансового обеспечения в виде контрабандных бриллиантов закончилось бы, так и не начавшись. Выходит, тебе, мой друг, в очередной раз повезло. — И Крутилин как-то нехорошо подмигнул своему однокашнику.

Тот долгое время молча сидел с убитым видом, а потом спросил:

— А что же полковник? Как он отреагировал, когда все это узнал?

— Ему не довелось узнать все. Ему хватило и того, что я ему рассказал сразу после похорон Сережи Курского.

— Говори яснее! — нервно потребовал Митин.

— Не считая первого знакомства в ресторане «Южный вечер», я общался с Курским дважды: во время ночного обыска на квартире Козлова и на следующий день совершенно конфиденциально в небольшом кафе. При первой встрече мы в основном прощупывали друг друга, а при второй — нашли с ним общий язык и открыли все свои карты. Он мне рассказал, как, по его мнению, произошло убийство человека, найденного в козловской машине. Сергей воспроизвел схему преступления, как потом выяснилось, довольно точно, но я, захваченный, в первую очередь, поисками громадной партии наркотиков, в тот момент отнесся к его версии не слишком внимательно. И тут он предложил мне свою помощь: лейтенант хотел лично расколоть Фомичева на предмет местонахождения героина. Тогда мы оба считали, что гаишник в той или иной степени причастен к наркотрафику. И я, как последний придурок, одобрил его самодеятельность в надежде, что это мне действительно поможет. Я только в очередной раз попросил ничего не говорить о нашем сотрудничестве полковнику Сбитневу, которого считал настоящим дуроломом. Причем дуроломом бескорыстным и ининциативным, то есть втройне опасным. Ну а что произошло дальше, ты знаешь… Отмечу только, что убийство Фомичева формально так и осталось нераскрытым, лишь озвучили версию, будто гаишнику отомстил кто-то из обиженных им водителей. А смерть Фомичева Курскому вряд ли бы спустили, поскольку он действовал в нарушение всех инструкций. Сергей, конечно, понимал это и перед тем, как сесть на нары, хотел довести расследование до конца. Но сейчас я думаю, что, повинись он перед Сбитневым, тот изыскал бы возможность его прикрыть, однако Курский оказался слишком горд. С другой стороны, не продолжи он самостоятельное расследование, то не появился бы Сергей на пороге гаража актрисы в пиковую минуту. Тебе в очередной раз повезло. Ведь твоя жизнь, Костя, в сущности, висела на волоске — Ликина уже плохо контролировала своего озверевшего братца, а поскольку ты, с его точки зрения, являлся лишним в этой компании, Леха Жук наверняка только и ловил момент, как посадить тебя на перо.

— Вообще-то было похоже на то, — мрачно заметил Костя.

— Конечно, Сбитнев стрелял в Серегу, вроде как и его избавляя от мучений, и тебя от зоны…

Митин подскочил на лавочке:

— Так ты и это знаешь!

— Знаю, Костя, знаю. Хотя о своем выстреле в Курского ты в детективчике-то, видимо на всякий пожарный, умолчал: хоть и фамилии изменил, и место действия, но мало ли… Я ведь сказал тебе, что за Ликиной пусть и достаточно избирательно, но наблюдение все же велось. Одну из секретных камер воткнули туда, где спрятать ее оказалось легче всего, — в гараж актрисы. — И, увидев, как фатально изменилось лицо собеседника, Крутилин поспешил его успокоить: — Не дергайся, Костя, эту пленку я, просмотрев ее, сразу же уничтожил, так что дыши ровно. На чем я остановился?.. Да… Но этим выстрелом Сбитнев спасал и самого себя от позора. Ведь он публично называл Курского — единственно порядочным и самым толковым сыщиком в своем управлении, и делал это каждодневно. Сбитневу и подумать было невозможно о том, что тайна убийства Фомичева откроется и лейтенанта объявят «оборотнем в погонах». Полковник, кстати, по-настоящему любил Серегу, любил классической любовью отца и действовал в гараже Ликиной вполне в духе Тараса Бульбы: я тебя породил — я тебя и убью. Сбитнев расправился с Курским как с предателем. Тебя, Костя, может быть, утешит тот факт, что твой выстрел в Серегу оказался несмертельным — он бы выжил, что и подтвердила судебно-медицинская экспертиза.

— Именно о настоящей причине прихода Курского к Фомичеву и видеокамере в гараже Ликиной ты и рассказал Сбитневу после похорон Сергея? — глухо спросил Митин.

— Так точно.

— И что же полковник?

— Вон его могилка! — Крутилин ткнул пальцем куда-то вбок. — Третья отсюда.

— Сбитнев покончил с собой?! — ахнул Костя.

— Да, стрелял в себя и не промахнулся. Твердая была рука у мужика, ничего не скажешь. А вместо предсмертной записки Николай Ильич оставил рапорт о своей отставке. Ну а потом в моем ведомстве, кое-что пронюхав по данному делу, и за меня взялись. Пришлось сознаться, что я без санкции сверху сотрудничал с Курским, и на меня навешали всех собак. Слишком уж много трупов в этом деле образовалось. И вот нашли крайнего — мне пришлось уйти.

— А на могилку полковника Сбитнева кто-нибудь цветы кладет? — после паузы спросил Митин.

Крутилин пожал плечами:

— Сходи, поинтересуйся… Как, черт побери, все-таки жизнь по-идиотски устроена! — всплеснул он возмущенно руками. — Во всей этой истории оказались замешены не один десяток людей. Почти все они в своем деле были профессионалами, ставили перед собой какие-то цели и пытались их добиться. И где же эти люди теперь? Большинство из них погибло, а остальные, — он тяжко вздохнул, — серьезно пострадали. А кое-кто, — Крутилин взглянул на своего собеседника, — просто сидел, сложив руки на яйцах, и все приходило к нему само собой.

— Как странно, — задумчиво произнес Митин, проигнорировав последнюю реплику Михаила, — и Саша Ликина, и Серега Курский, да и Николай Ильич Сбитнев — хорошие, честные люди, а вроде как сами поубивали друг друга. Почему же так произошло, а, Миша?

— Да я ж о том и говорю! Потому что на дворе — такая дурацкая жизнь, а у нас, ментов, — такая дурацкая работа! Вот, собственно, и все. — И Крутилин, в очередной раз неприветливо покосившись на Митина, добавил: — Но тебя, мой друг, все это, конечно, совершенно не касается.

— После минутного молчания он вновь заговорил: — Вот ты, Костя, интересовался могилой Сбитнева, а где упокоена Саша Ликина тебя, что ли, совсем не интересует?

— Брось, Крутилин! — мрачно отозвался Костя. — Мы оба с тобой знаем, что происходит с невостребованными телами, а близких родственников у Саши не было…

Михаил, вроде как устыдившись, примолк, но через минуту заговорил снова:

— И все-таки… Тебя такая женщина любила, Костя… Неужели у тебя в душе ничего к ней не осталось?

Костя воздел глаза к небу:

— Ты знаешь, все-таки уже год прошел, а иногда так душа ноет… И у меня ведь ничего в память о ней не имеется, даже плохонькой фотографии. Иной раз думаешь, все бы в жизни отдал за какой-нибудь снимок Саши, хоть с ее паспорта…

— Ребятки! — вдруг вновь послышался голос Раи, на этот раз более чем любезный. — Что ж вы выпиваете совсем без закуски? Я тут на рыбный рынок сбегала и принесла вам кое-что. — Она стала разворачивать сверток из плотной бумаги. — Вот лещ к пиву, вот рыбка красная, вот селедочка малосоленая. Селедка-то какая — жирная да с икорочкой! Ты куда смотришь, Костя?

А смотрел Константин Митин на бумагу, в которую оказалось завернуто все это добро. Она представляла собой старую театральную афишу, и на ней был изображен прекрасный и загадочный образ древней египетской царицы Клеопатры.