Не знаю, что у нас творится с воинской честью.
То есть, то, что ее надо отдавать – для чего все и призваны – у меня, как раз, возражения не вызывает. Просто, когда дело доходит до того, что ее уже надо отдавать, то тут я начинаю думать: зачем это все, и почему это так у нас?
Вот глядите: едет волга с командующим и нагоняет она лейтенанта, бредущего по дороге.
То есть, оба движутся на службу, где они преданы одному и тому же делу, служению они преданы, или я что-то не понимаю.
И вот, командующий, наезжая на лейтенанта со стороны его спины, а потом и обгоняя его, вдруг замечает, что тот его не приветствует, не отдает ему, сидящему в волге, честь.
А как ему отдать честь? Спиной что ли?
То есть, лейтенант должен каждый раз вздрагивать и коситься назад, идя вперед, и следить он должен, чтоб адмирала не проворонить, остановиться, развернуться и, приняв среди клубов пыли, поднятой проезжающей волгой, строевую стойку – апч-хи, ет-твою-мать! – отдать честь?
Конечно, лейтенант не отдает честь, прежде всего потому, что он, идя, думает про себя о всякой ерунде.
А командующий вдруг разворачивается на этой своей волге и едет навстречу лейтенанту и его воинскому долгу, и тот в один миг соображает, что это на него охота начинается, и он дергает вверх и в сторону, бегом между домами прятаться, а командующий, через дворы, давя кошек, ему наперерез.
В общем, не поймал он лейтенанта.
А как вам это? Едет генерал на службу на машине, а офицеров везут на автобусе. Так вот: тот автобус останавливается, офицеры из него выходят по любой погоде, строятся и… отдают честь проезжающему в машине генералу, и только он проехал, как они опять лезут в автобус и едут дальше на службу.
Не хуй ли знает это что?
Вот и я так думаю.
Поэтому когда меня, капитана третьего ранга, из кустов вылезая, ловит скрытый офицерский патруль, состоящий из двух капдва, который говорит при этом: «Почему вы не отдаете честь?» – то я немедленно знаками, всем свои видом и жестами показываю им, что я немой.
Ну, не могу я говорить от природы!
Я им и рот открываю, показываю, что, мол, рад бы ответить им на вопрос почему я не отдаю им честь, но природа распорядилась так, что я, вот, немой.
– Ты гляди! – говорят они друг другу.
У меня есть приятель, сосед дебил, и от него я научился некоторым выражениям лица. Я их немедленно применяю.
– Вот ведь штука какая?!! – все не унимаются они, все не верят, но я им и на пальцах, и лицом все рассказываю и рассказываю про свою жизнь.
– Ладно, идите! – говорят они мне, и я отхожу от них. Видели бы вы, как я это делаю.
У меня есть еще один приятель, с детства больной церебральным параличом. Некоторые движения у меня от него – не отличить.
– Ой, блядь! – слышу я себе в спину, а сам думаю: «Ну, еще бы!»