Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина!

ГЛАВА 8 По следу немецких агентов (продолжение)

9 октября 1944 г.

г. Смоленск.

Капитан Горячев.

Жалко ребят… Только что санитарный фургон увез тела троих убитых энкавэдэшников: капитана и двух солдат. С ними же отправили в бессознательном состоянии тяжело раненного в живот старшину — итого четверых. А диверсантов было, между прочим, всего двое: так следовало из показаний оставшегося в живых совсем еще молодого солдатика — единственного, кто уцелел на этом КПП. Такая вот арифметика: двое против пятерых, и конечный результат явно не в нашу пользу. Вывод напрашивался сам собой — здесь побывали весьма опытные и квалифицированные вражеские агенты. Мы уже почти наверняка знали из показаний рядового Прохорова, кто они: солдат подробно описал приметы нападавших. Майор Миронов, как только услышал о старшем лейтенанте в компании с невысоким мужчиной в штатском, сразу же воскликнул:

— Седьмой! Черт побери — это тот самый старлей, а с ним кладовщик Спиридонов!

Когда еще раз подробно допросили Прохорова, мои сомнения окончательно отпали: «Миронов прав — это они!»

— Давай-ка в отдел, здесь и так все ясно! — обращаясь ко мне, устало произнес Миронов, потом повернулся к капитану, пишущему протокол: — Земцов, все оформите и тоже в отдел: Фоменко из госбезопасности вас «подбросит».

Я вышел вслед за майором из помещения КПП, где мы снимали показания. Разумеется, он сел за руль мотоцикла, я устроился в коляске, и мощный BMW резво взял с места. У разгромленного поста народу и без нас хватало: следователей НКВД, гэбэшников в штатском и прочих официальных лиц — многих я хорошо знал, общались по работе. Собственно, картина была вполне очевидной: мы это поняли сразу, как только выслушали единственного свидетеля, способного давать показания, — то бишь рядового Прохорова. «Мы» — это я, Миронов и капитан Земцов. Накануне мне с Гороховым пришлось изрядно помотаться по адресам офицеров, вставших на воинский учет в городе за последние два дня: таких, похожих по приметам на разыскиваемого старлея, набралось шесть человек. Притом не факт, что Седьмой остался в прежнем звании и не «повысил» себя, скажем, до капитана или майора, — поэтому проверяли не только старших лейтенантов. К двум часам ночи нам удалось разыскать и проверить четверых — их можно было вычеркнуть из списка подозреваемых. Оставались двое — оба в звании «старший лейтенант»: Лемешев Николай Николаевич и Кудрявцев Тимофей Егорович. Безусловно, Седьмой мог вообще не вставать на воинский учет, тем не менее надо было «отработать» и такой вариант. Юрий Иванович разрешил нам отдохнуть пару часиков, и в половине третьего ночи я рухнул почти без сил, даже не снимая гимнастерку и галифе, на койку в офицерском общежитии. А уже через час меня будил посыльный из отдела — тревога! Когда, наскоро обувшись, небритый и неумытый, на ходу застегивая шинель и надевая ремень с кобурой, я добежал до отдела контрразведки — благо, до него от общежития рукой подать, — Миронов уже заводил мотоцикл. Рядом курил небритый и невыспавшийся Земцов: в эти дни всем доставалось. Впрочем, когда у нас были «легкие» дни? Но последняя неделя выдалась особенно напряженной. Я устроился в коляске, Земцов, как более молодой (ему недавно «стукнуло» двадцать пять), расположился позади майора. О том, что случилось, наклонившись к моему уху и стараясь перекричать треск мощного двигателя, на ходу рассказал Земцов: дежурный по отделу пятнадцать минут назад принял сообщение по телефону о нападении на пост НКВД на выезде из города. Вскоре я воочию увидел место происшествия, куда мы прибыли следом за сотрудниками госбезопасности — кстати, это они позвонили нам в отдел…

Надо отметить, что между контрразведкой «Смерш», госбезопасностью и НКВД не всегда складывались ясные и безоблачные отношения: очень часто сферы их деятельности пересекались и переплетались в такой тугой узел, что, как говорится, «Черт ногу сломит!». Наркомат государственной безопасности СССР был образован незадолго до войны, а в январе 1941 года в его ведение была передана разведка. Однако с началом войны НКГБ был вновь слит с НКВД, во главе которого находился Берия. В последние два военных года НКГБ был восстановлен, и возглавил его Меркулов. Кроме того, из состава НКВД была выделена военная контрразведка «Смерш», подчиненная Наркомату обороны. Вот такие перипетии и сложные трансформации пережили за последние годы эти силовые органы…

Безусловно, нападение на контрольно-пропускной пункт, совершенное немецким парашютистом-диверсантом и его напарником (а мы это знали почти наверняка), относилось к ведению военной контрразведки — тут не могло быть никаких сомнений. Тем более весь наш оперативно-разыскной отдел фактически уже пятый день (с 6-го числа) интенсивно этим делом занимался — проводил розыск Седьмого.

Когда мы с Мироновым лихо подкатили к отделу, было уже около семи утра. Дежурный внизу сообщил, что Горобец буквально десять минут назад интересовался нами и по прибытии велел немедленно идти к нему. Дождь шел почти не переставая, к тому же я забыл взять на выезд плащ-палатку, так что моя шинель промокла почти насквозь — не помог даже кожаный верх мотоциклетной коляски. Раздевшись в гардеробе, мы проследовали на второй этаж и через минуту стояли перед подполковником в его кабинете.

Подполковник Горобец.

В эту ночь ему удалось поспать не больше двух часов, как, впрочем, и в предыдущую, — да вся последняя неделя была просто сумасшедшей!

Этот беглый немецкий диверсант стоил ему уже немало седых волос. Главное, Седьмой все время опережал их, по крайней мере, на шаг — вот как сейчас, на этом злосчастном КПП!

Миронов и Горячев сидели за круглым столиком в углу кабинета и пили свежезаваренный крепчайший чай, который за истекшую бессонную неделю подполковник потреблял литрами. Помимо крепкого чая, сотрудники их ведомства (конечно, в случае крайней необходимости) принимали для поддержания работоспособности куда более сильные тонизирующие препараты — например, таблетки «кола». Но Горобец избегал подобной «фармацевтической дряни» (как он выражался). Пока офицеры пили чай, он размышлял над только что услышанным докладом об их поездке на место происшествия: «На наше счастье, остался в живых этот молоденький рядовой Прохоров, — именно благодаря его показаниям мы уже знаем, кем совершено нападение»…

— Николай Петрович, — Горобец подсел к офицерам, — что же все-таки спровоцировало диверсантов на открытие огня? Как пояснил этот солдатик, документы у них были якобы в порядке и их уже собирались пропустить.

— Так точно! Прохоров находился все время в помещении поста, рядом с капитаном Стрельцовым, старшим по КПП. Но из окна он все хорошо рассмотрел: как машину «ЗИС», так и ее пассажиров. Так вот, проверку уже закончили, когда Стрельцов обратил внимание на шофера грузовика: его приметы совпадали с приметами кладовщика этого же ОРСа Спиридонова — их разослали по всем постам. Шофер Машков (старшина прокричал капитану его фамилию, и Прохоров ее запомнил) встал как раз напротив автомобильной фары, осветившей его лицо, — тогда-то капитан и разглядел его в открытое окно. Короче, по рассказу Прохорова, офицер вышел из КПП и направился к грузовику, а ему сказал: «Приготовь оружие — этот шофер очень похож на разыскиваемого Спиридонова, будь начеку!»

— Он что же, хоть и рядовой, а даже фамилию кладовщика запомнил? Удивительно!

— Да ничего удивительного, Юрий Иванович, — подключился к разговору Горячев, — их всех там накануне инструктировали, и даже отпуск обещали за этого самого Спиридонова. Кстати, приметы Седьмого у них тоже имелись, но не такие четкие, а на кладовщика даже фотография есть — из отдела кадров ОРСа.

— Понятно. И что же дальше…

— А то, что перестреляли наших вояк к едрене фене! — со злостью проговорил капитан. — Двое пятерых!

— Да не горячись ты, Виктор, — это тебе не смершевские «волкодавы», обычные солдаты, — осадил Горячева майор и повернулся к начальнику отдела. — Дальше, товарищ подполковник, Прохоров почти ничего не успел разглядеть. Когда он услышал выстрелы, выскочил наружу и даже успел дать очередь по кабине автомобиля, а потом раздался взрыв — видимо, диверсанты успели бросить гранату. Когда очнулся и, как он выразился, «сам себя ощупал» — оказалось, цел и невредим.

— Тут есть вопросы по времени, товарищ подполковник, — заметил Горячев. — Я прикинул, и получается, он не меньше получаса «очухивался» и «ощупывался» — это прежде, чем позвонить по телефону и объявить тревогу.

— Ну, с этим разберемся! — Горобец допил чай и встал, потом по своей давней привычке начал неспешно прохаживаться по кабинету. — Меры к розыску «ЗИСа» и, естественно, его пассажиров приняты?

— Так точно! — поднялся Миронов, но подполковник жестом велел докладывать не вставая. — Ориентировки сообщены по всем постам и отделениям госбезопасности, НКВД и контрразведки. Организовано преследование диверсантов.

— Понятно, — перебил его Горобец, — этот вопрос я обсуждал по телефону с генералом Орловым, — все управление подключилось к розыску! Дело становится очень серьезным — пора наконец этого Седьмого остановить, чтоб его!..

В этот момент зазвонил телефон на письменном столе подполковника.

— Ясно. Будем ждать, — отозвался он в трубку и, положив ее, пояснил: — Это Горохов, с аэродрома. Я не успел сказать: ждем двух весьма важных «гостей» из Москвы — из Главного управления. И пока не забыл: Николай Петрович, я прочел твой вчерашний рапорт по опросу соседей Спиридонова на Деповской улице — значит, никаких зацепок?

— Никаких. То, что у кладовщика гостил старлей, по описанию похожий на разыскиваемого фигуранта, — абсолютно точно, соседи его видели. Он даже ненадолго заходил к гражданке Блиновой, ее дом наискосок от спиридоновского. Я с ней, по вашему указанию, беседовал в первую очередь и ничего существенного не выяснил. Но что-то меня не то чтобы насторожило… Как бы это сказать…

— Ну… Не тяни резину, майор!

— В общем, Юрий Иванович, мне показалось, что она чего-то недоговаривает. Вроде как чем-то смущена.

— Точно недоговаривает или показалось?

— Скорее, показалось…

— Тогда это все лирика! Тем более женская душа, как известно, потемки!

— Юрий Иванович, а если эта Блинова просто-напросто влюбилась в майора? — повернул разговор в шутливое русло капитан. — А он ничего так и не понял!

Горобец неожиданно рассмеялся этой незамысловатой шутке, вслед за ним захохотал и Горячев. Видимо, нервное напряжение последних дней требовало хоть какой-то разрядки — засмеялся и сам майор.

— Так вот, насчет московских «гостей», — вернулся подполковник к прерванному разговору. — Я беседовал вчера по «ВЧ» с полковником Барышниковым: дело по розыску Седьмого поставлено на контроль у начальника Главного управления, и ему придается самое серьезное значение. Открылись новые важные обстоятельства, о которых нам доложит полковник Громов, — с ним прилетела весьма важная «птица» — бывший обер-лейтенант абвера Берг, который добровольно перешел на нашу сторону и в настоящее время активно сотрудничает с контрразведкой Смерш.

— Этот Берг, он что, знает «Седьмого»? — высказал догадку Горячев.

— Именно! По нашей информации и с помощью своей центральной картотеки в Москве сумели установить его личность. Немца мы можем использовать в качестве опознавателя: он лично был знаком с разыскиваемым — его настоящее имя Яковлев Александр Николаевич.

Обер-лейтенант Берг.

Полковник Громов.

Подчиненная абверкоманде-103 так называемая Борисовская разведшкола размещалась не в самом городе Борисов, а в шести километрах от него по дороге на Минск, в деревне Печи — в бывшем военном городке. Летом 1942 года обер-лейтенант Берг преподавал там ряд дисциплин, в том числе радиодело. С тех пор прошло более двух лет, тем не менее он прекрасно запомнил курсанта Яковлева, которому при зачислении присвоили кличку Крот. Будущим агентам категорически запрещалось называть свои настоящие фамилии и расспрашивать об этом других — в школе Крот носил вымышленную фамилию Розовский. Обучение там проходили одновременно до 120 человек, и запомнить всех своих курсантов обер-лейтенант, конечно, не мог — но вот Яковлева запомнил, причем совсем не случайно. В школе готовили агентов-разведчиков и радистов: первоначально Крот прошел двухмесячный курс обучения разведчика. После этого его должны были перебросить в советский тыл. Но по личному распоряжению начальника школы капитана Юнга Яковлев-Розовский был оставлен еще на четыре месяца и получил вторую специальность — радиста. Таким образом, подготовка агента Крота длилась шесть месяцев — случай уникальный, — в связи с чем его не мог не запомнить старший преподаватель Берг. Кстати, обер-лейтенант как-то поинтересовался у капитана Юнга, с чем связано такое особое отношение, — на что тот ответил: «Указание сверху. Яковлев не обычный военнопленный, завербованный в лагере. Он перешел к нам добровольно и настроен яро антисоветски, соответственно, наше руководство имеет на него большие виды — отсюда и особый подход». Осенью сорок второго Берг расстался с Яковлевым, который прошел полный курс обучения и покинул разведшколу. Но, как оказалось, обер-лейтенант не забыл этого «особого» курсанта…

В конце июля 1944 года Иоганн Берг, к этому времени уже заместитель начальника абверкоманды-103 и кандидат на присвоение очередного офицерского звания, будучи в служебной командировке на одном из участков Восточного фронта в Латвии, перешел на сторону советских войск. Дело в том, что небольшая часть офицеров абвера, среди них и Берг, не участвуя активно в заговоре против фюрера 20 июля, тем не менее поддерживала связь с заговорщиками (за что в конце концов был арестован сам глава абвера Канарис). Когда гестапо стало производить массовые аресты по «делу о заговоре», он понял, что рано или поздно доберутся и до него. Поэтому здраво рассудил, что плен все же лучше петли на шее…

В кабинете Горобца раздалась характерная трель телефона внутренней связи: дежурный внизу доложил, что прибыл Горохов с двумя «москвичами» — полковником и каким-то штатским. Начальник отдела приказал проводить гостей к нему в кабинет и даже вышел в коридор, чтобы на правах радушного хозяина поприветствовать полковника Громова — как-никак работник центрального аппарата! Вскоре он вернулся с высоким и худым офицером в длинной шинели, на полшага сзади шел лейтенант Горохов, доставивший приезжих из аэродрома — с этой целью в его распоряжение была выделена «эмка» с сержантом Пастуховым за рулем.

— С Юрием Ивановичем мы уже давненько знакомы, с лейтенантом Гороховым познакомились в аэропорту, — громким басом произнес Громов, входя в кабинет, — теперь давайте знакомиться с вами!

Он подошел с Миронову и Горячеву, которые встали со своих мест за столиком, где недавно пили чай. Офицеры пожали друг другу руки и представились, после чего Громов снял шинель и фуражку, повесив все на вешалку у входа. Теперь он был в той же повседневной форме, что и остальные: офицерской гимнастерке, подпоясанной новеньким кожаным ремнем, и брюках-галифе, заправленных в обычные яловые сапоги «со скрипом». На плечах — защитного цвета полевые погоны с двумя просветами, а на груди полковника эффектно выделялась единственная награда, которую он постоянно носил, — Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Ее Громов получил в сорок третьем за боевую операцию, о деталях которой не распространялся даже среди своих ближайших сотрудников: она была связана с обеспечением безопасности лидеров «Большой тройки» — Сталина, Рузвельта и Черчилля во время встречи в Тегеране. Тогда нацистские спецслужбы готовили на них покушение, которое не состоялось благодаря усилиям спецгруппы сотрудников НКВД — в ее состав входил и Громов… В свои сорок два этот рано поседевший человек имел богатый послужной список: в частности, в тридцать восьмом году он принимал участие в ликвидации руководителя украинских националистов Коновальца, которую агенты НКВД провели на территории одной из западноевропейских стран. Непосредственным исполнителем этой громкой акции был легендарный чекист-ликвидатор Павел Судоплатов (в 1944 году уже генерал-лейтенант) — именно он принес на встречу с Коновальцем и вручил тому бомбу, замаскированную в коробке из-под торта. «Прикрывал» Судоплатова Василий Громов, тогда еще капитан Особого отдела Наркомата внутренних дел. А в 1940 году, незадолго до убийства на территории Мексики Льва Троцкого, совершенного неким Меркадером и организованного чекистами по прямому указанию Сталина, — туда под видом корреспондента одного из парижских белоэмигрантских изданий выезжал именно Громов…

— Юрий Иванович, о цели моего прибытия из телефонного разговора с Москвой вам, надеюсь, известно! — едва раздевшись, перешел к делу полковник. — Поэтому попрошу доложить всю последнюю оперативную информацию по Кроту! Руководство придает его скорейшей поимке или ликвидации первоочередное значение — об этом сообщу чуть позже. Кстати, чтоб вы знали, Крот — это агентурная кличка Седьмого — как вы обозначили его в своих шифровках в Главное управление.

— Товарищ полковник! У меня в кабинете находятся офицеры-разыскники, которые как раз занимаются активными поисками этого Крота, — разрешите им присутствовать при нашем разговоре! — обратился к Громову начальник отдела.

— Безусловно! Это даже замечательно, что все уже в сборе, — времени на «раскачку» нет! Слушаем вас, товарищ подполковник!

Горобец коротко доложил о последних событиях, связанных с Кротом, — нападении на КПП. Предыдущую информацию по данному делу Громов уже знал из его ежедневных донесений в Москву по ВЧ. Полковник слушал, не перебивая, и лишь изредка делал пометки в блокноте. Горобца он знал почти полтора года — с момента своего перевода из НКВД в контрразведку «Смерш» — при этом уважал того за работоспособность, настойчивость и упорство. Однако считал, что порой подполковнику не хватает оперативного опыта…

— По ночному нападению и принятых мерах преследования вражеских агентов ситуация ясна! — встал со стула у стены Громов. — Как говорил один мой знакомый: «Ясно, что ничего не ясно!» Вы пока можете сесть, Юрий Иванович.

Горобец подсел к столику, за которым уже находились Миронов и Горячев. Недалеко от входа, рядом с полковником, расположился лейтенант Горохов — чуть покрасневший от оказанного ему доверия присутствовать на важном совещании в обществе Героя Советского Союза.

Не вдаваясь в детали ночного задержания немецкого агента в районе сталинской дачи в Кунцеве (они не подлежали широкой огласке), Громов пояснил:

— По агентурной информации, товарищи офицеры, немецкая разведка готовит покушение на Верховного главнокомандующего товарища Сталина.

Негромкий ропот присутствующих встретил это заявление, при этом Горохов не выдержал и воскликнул совсем по-мальчишески:

— Вот сволочи!

— Разговорчики, лейтенант! — одернул его Миронов.

— Спокойно, товарищи, я разделяю ваше негодование, — понимающе кивнул головой Громов. — Для осуществления своих замыслов враг может использовать дальнюю авиацию, для чего ему понадобятся так называемые площадки «подскока» в нашем глубоком тылу. В связи с чем совсем не случайно со мной прибыл бывший сотрудник абвера обер-лейтенант Берг: он окажет содействие в опознании и, следовательно, скорейшем задержании Яковлева-Крота…

— Вы полагаете, что задание Крота — как раз организация захвата одного из запасных аэродромов на территории области? — не удержался Горобец.

— Скажем так, наши аналитики в Москве изучили ситуацию и сделали вывод: это наиболее вероятное задание, с которым был выброшен вражеский десант — тот первый, уничтоженный — под командованием Яковлева. Не исключено, что выброска может быть повторена — и не без участия все того же Крота-Яковлева.

— Каким образом мы можем использовать этого немца Берга? — поинтересовался Миронов. — Я имею в виду его статус.

— Он военнопленный — этим все сказано! Но, поскольку активно нам помогает, мы это учитываем, майор! Сейчас он ожидает внизу, с дежурным. Позже мы с ним побеседуем, а пока хочу пояснить: немца необходимо переодеть в военную форму — чтобы не выделялся. Бежать ему здесь некуда и не имеет смысла, но приставить к нему автоматчика для сопровождения надо — так будет спокойнее.

— Понятно. На постой мы его определим здесь, в отделе, — сказал Горобец.

— Разумно. В районе поиска Крота мы будем задерживать для выяснения личности всех военнослужащих и гражданских лиц, похожих на него по приметам — пусть даже отдаленно. Документы у него наверняка сработаны профессионально, а на разного рода запросы по месту службы задержанных и тому подобные мероприятия иногда уходят недели.

— Здесь нам и пригодится Берг! — не выдержал лейтенант Горохов, который уже давно порывался вставить хотя бы реплику.

— Как вы догадались, товарищ лейтенант?! — преувеличенно восхищенно, придав лицу комическое выражение, воскликнул Горячев. Все громко рассмеялись, а Горохов покраснел еще больше.

— Да вы не смущайтесь! — подбодрил его полковник. — В принципе все правильно: всех подозрительных лиц будем предъявлять немцу для опознания непосредственно на месте. Как говорится, «дешево и сердито»! А сейчас, товарищи офицеры, — шутки в сторону! Деньки нам предстоят «горячие»!

Громов достал из коричневого кожаного портфеля, который привез с собой, подробную карту Смоленской области со своими пометками — ее расстелили на письменном столе.

— Попрошу подойти всех ближе, — обратился к присутствующим полковник. — Хочу поделиться с вами некоторыми своими соображениями. Итак, для начала отметим КПП, на который сегодня ночью произошло нападение…