Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина!

ГЛАВА 9 И один в поле воин… (Яковлев А. Н., агент Крот)

9 октября 1944 г.

Смоленская область.

Как там в Библии, у мудреца Екклесиаста? «Все вернется на круги своя…» Вот так же у меня: как и три дня назад, я снова быстро передвигался, почти бежал по осеннему смоленскому лесу. Только теперь, помимо армейского вещмешка с продуктами через плечо, у меня в руках был чемодан с рацией. Труп Совы я оставил в кузове «ЗИСа», который загнал в придорожный густой подлесок: хоронить напарника не было времени, да и смысла — все равно найдут с собаками и раскопают — для опознания и прочих следственных действий. А ведь этот злосчастный КПП мы уже почти проскочили! Надо же было вмешаться этому капитану! Несмотря на внешнее спокойствие, нервишки у Михаила все же не выдержали: неожиданно выхватив пистолет, открыл стрельбу. Впрочем, не исключено, что другого выхода попросту не было, — мне оставалось только поддержать его огнем, еще успел кинуть гранату. Когда запрыгнули в машину и уже тронулись с места, прозвучала длинная очередь из автомата, и несколько пуль прошили кабину навылет. За рулем оказался я, и поначалу в горячке боя и последующего бегства даже не заметил, что мой напарник мертв: пуля вошла ему в затылок и там застряла — выходного отверстия не было. Но это я увидел чуть позже, когда проехал не менее километра: тем более умер Сова мгновенно, не издав ни звука. Не могу сказать, что его смерть меня сильно шокировала, — за три года войны на моих глазах и даже руках гибли многие… Конечно, к смерти нельзя привыкнуть, но притерпеться можно — а с Михаилом мы и знакомы-то были всего три дня. Убедившись, что Сове уже ничем не поможешь, я гнал грузовик по шоссе на предельной скорости часа полтора: дальше свернул на проселочную дорогу. Маршрут движения мы подробно обсудили еще в Смоленске, и Сова объяснил мне по карте, как можно добраться до нужного нам квадрата в объезд постов на центральном шоссе. Тело напарника я укрыл куском брезента в кузове, потом вел грузовик по «проселку» еще пару часов, периодически сверяясь с картой и поглядывая на компас — дорога шла в нужном направлении. Сова даже пометил ее на карте почти незаметным следом от ногтя. «Как чувствовал, что ехать мне придется в одиночку», — подумалось мне. Три или четыре раза на моем пути встречались небольшие деревеньки с убогими темными избами, возникающими, словно призраки, из ниоткуда — в лучах света от фар моего «ЗИСа». Людей я не видел, возможно, в этот ранний предрассветный час они еще спали. Вокруг расстилались поля, потом дорога снова шла лесом. Мои опасения насчет того, что машина может забуксовать или даже безнадежно застрять, к счастью, не оправдались: почва тут была по большей части песчаная, и дорожная колея вполне проходимая. Около шести утра я покинул машину, но сначала срубил несколько молодых елей (топор предусмотрительно захватили из того же сарая, где хранилась рация) и замаскировал брошенный в лесу грузовик…

К десяти из-за туч вдруг выглянуло солнце. Уже часа полтора, как рассвело: смешанный осенний лес на глазах преобразился и похорошел. Места тут шли глухие: до ближайшего райцентра километров пятьдесят, а мелкие населенные пункты, ориентируясь по крупномасштабной карте, я старался обходить стороной.

От места, где я бросил грузовик, до района, в котором необходимо было подобрать пригодную к приему десанта лесную поляну, по прямой было километров пятьдесят. Приличное расстояние, если еще учесть, что путь мой был довольно извилист! Не зря последние два месяца во Фридентале приходилось усиленно заниматься физподготовкой — Скорцени придавал этому большое значение. Два раза в неделю, иногда в ночное время, нас заставляли совершать десятикилометровые марш-броски, да не в спортивной форме и легких тапочках — в тяжелых сапожищах с полной боевой выкладкой немецкого пехотинца, включая противогаз в стальном футляре, каску, оружие, саперную лопатку и прочее — всего килограммов на десять-двенадцать! Так что я находился в неплохой спортивной форме, и теперешний переход меня не пугал. Примерно к одиннадцати я решил сделать получасовой привал и как следует подкрепиться — стараниями Надежды продуктов хватало, тем более на одного.

Выбрав сухое место под высокой сосной, я расстелил плащ-палатку и выложил из вещмешка хлеб и тушенку. Воду в армейский котелок набрал еще раньше, проходя мимо небольшого лесного озерца: предварительно бросив сразу две обеззараживающие таблетки, отпил несколько глотков. Потом достал из вещмешка финку-нож и вскрыл консервную банку, а когда начал резать хлеб, вдруг услышал позади себя подозрительный звук — вроде бы ветка хрустнула. «Сзади кто-то есть — случайно наступил на сухую ветку! — молнией пронеслось в голове. — А может быть, это ветер или мелкий зверек?!» В таких ситуациях надо рассчитывать на самое худшее — на «авось пронесет» лучше не надеяться! Поэтому, не меняя позы и не оглядываясь, я первым делом незаметно сунул финку в правый сапог. Потом потихоньку опустил руку в карман шинели, где у меня лежал пистолет, — еще не будучи уверен, что сзади меня действительно кто-то находится. Однако в следующую секунду мои сомнения разрешились сами собой.

— Руки! — раздался негромкий хриплый голос за спиной. — Руки в гору, мать твою! Правую из кармана вымай тихо-тихо, чтобы я не нервничал, — а то прошью тебя из «шмайса» от башки до жопы!

Делать было нечего: я медленно поднял обе руки высоко над головой — выхватить пистолет, не видя противника и даже не зная, сколько их, — было бы неразумно. При этом я оставался в «сидячем положении»: до поры до времени лучше не делать резких телодвижений.

— Федька! Ну-ка, проверь этого офицерика! — услышал я все тот же хриплый голос.

Послышались шаги, и прямо перед собой я увидел высокого и худого парня лет двадцати, с непокрытой лохматой головой, небритого и в потрепанной солдатской шинели без ремня. Он нагнулся и бесцеремонно проверил мои карманы, вытащив из шинели «ТТ», причем действовал левой рукой — правую, с револьвером, прижимал к себе. Эх, был бы он один… Но спиной и затылком я все равно незримо ощущал присутствие второго, «хрипатого».

— У него «тэтэшник» в кармане! — обращаясь к напарнику, шепеляво произнес Федька, у которого не хватало нескольких передних зубов.

— Хорошо смотрел? — снова услышал я голос за спиной.

— А то! Не впервой… — с этими словами Федька распрямился и отступил на шаг, при этом мой пистолет небрежно сунул в карман. Сзади послышались неторопливые шаги, и справа от меня, примерно в двух метрах, наконец-то показался второй: уже немолодой, невысокий бородатый мужчина в старой телогрейке черного цвета, солдатских галифе и помятой кепке, на ногах, как и у парня, — разбитые и грязные кирзовые сапоги. Самым для меня существенным и неприятным было то, что в руках он держал направленный в мою сторону немецкий «шмайссер».

— Ты чего лыбишься, Федор? Рот аж до ушей раскрыл! — обратился он к парню, не спуская с меня настороженного взгляда маленьких и недобрых глаз. «Ничего хорошего для меня эта встреча не сулит… Кто они: дезертиры, бандиты, бывшие полицаи, до сих пор скрывающиеся по лесам?.. Впрочем, какая разница — в живых они меня вряд ли оставят — кем бы они ни были…» — проносились тревожные мысли.

— Сапоги у него хорошие, почти новые, — ответил ему Федор все с той же дурацкой улыбочкой. Потом, уже обращаясь ко мне, прошепелявил:

— Сам снимешь или нам самим снимать — с твоего трупа?

При этом оба громко заржали.

«Вот он — мой шанс! — мелькнула, словно лучик надежды, спасительная мысль. — Только спокойно, не форсировать события: для начала усыпить их бдительность, сыграть испуг…»

— М… м… мужики… Товарищи… Вы это чего?.. Чего это задумали? — запричитал я, заикаясь и изобразив на лице неподдельный испуг. — И… интенданты мы… Насчет закупок фуража в колхозах!.. Нам без сапог никак невозможно! Если вам насчет еды, стало быть, подкрепиться после дальней дорожки — милости прошу! Вот тушенка, хлеб! В вещмешке еще имеется…

— Ну ты, фуфло! — шагнул ко мне «бородатый» и угрожающе передернул затвором «шмайссера». — Считаю до трех!

В его глазах я прочитал уже не опаску и настороженность, а нескрываемое презрение к трусливому «завхозу-интенданту» — значит, пока все шло в русле разыгрываемого мной «мини-спектакля».

— Братцы!.. Товарищи дорогие!.. Только не убивайте!.. Все… все отдам — только не убивайте! — заскулил я плачущим голосом и принялся трясущимися руками стаскивать левый сапог.

— Смотри-ка, Федька, нашел себе товарищей! — усмехнулся «борода».

— Партийный, наверное… — с неожиданной злобой, уже без улыбки, поглядел на меня молодой.

«Похоже, с Советской властью у них свои счеты! — подумал я, просчитывая в уме дальнейшие действия. — Только мне от этого не легче! Если даже „откроюсь“ — мол, „свой“ я, с коммунистами воюю и все такое — во-первых, не поверят; во-вторых, в любом случае „кончат“… Кто бы они ни были раньше, сейчас это уже самые обыкновенные бандиты — у них все „на лбу написано“…» Я наконец стянул с ноги сапог и, внутренне собравшись, прошептал одними губами: «Господи, благослови!» Потом тем же плачущим голосом обреченно сказал:

— Ладно, мужики, ваша взяла… Носи, парень, на здоровье — сейчас и второй сниму!

С этими словами, стараясь не делать преждевременных резких движений, я легонько, по высокой дуге левой рукой кинул сапог молодому. Дальше все пошло на сотые доли секунды, словно в замедленном кино: вот Федька медленно и почти рефлекторно поднял обе руки — в одной револьвер — пытаясь ухватить и поймать сапог, который летит ему прямо в лицо… Вот «борода» на мгновение отвлекся и проводил летящий сапог взглядом… Кажется, тот летел медленно-медленно, а моя правая рука неуловимым движением одной только кисти уже выстреливала разящий стальной клинок, извлеченный из-за голенища правого сапога… Нож вошел в горло «бородатого», и я тут же переключился на второго: из положения «сидя», как учил инструктор по «джиу-джитсу», резко выбросил вперед и одновременно в сторону правую ногу — при этом жестко уперся ладонями в землю. Подсечка удалась, я зацепил сильным и резким круговым движением ногу парня, после чего он потерял равновесие и начал заваливаться на спину. Самое любопытное, что сапог он все же поймал и сейчас, даже падая, не выпускал из рук. У меня в запасе было не больше двух-трех секунд: болезненный удар по голени шокировал «молодчика» на очень короткое время, а в руке у него оставалось оружие. Сейчас все мое внимание сосредоточилось именно на револьвере: мгновенно оказавшись на корточках, я прыгнул на противника сверху и захватил кисть руки, в которой был пистолет. В это время он выстрелил, но я уже успел отвести ствол в сторону — теперь у парня не было ни малейшего шанса. Ребром ладони наотмашь я резко ударил его по горлу, прямо по выступающему острому кадыку…

Трупы я присыпал опавшей листвой, даже не обыскав и не проверив хотя бы содержимое их карманов — эти двое, кто бы они ни были, меня абсолютно не интересовали. Собрав свои вещи, я постарался как можно быстрее покинуть место недавней скоротечной схватки: выстрел из револьвера мог привлечь внимание — не исключено, что у этих двоих были поблизости сообщники.

Я снова бежал не меньше двух часов, прежде чем решился сделать повторный привал и все-таки подкрепиться: голод давал о себе знать. Дождя не было, и с самого утра светило солнце. Я выбрал сухое место на пригорке, снова под высокой сосной — мне нравились эти стройные и благородные деревья. Пока жевал неизменную тушенку с хлебом, размышлял над своими многочисленными «приключениями» в советском тылу с момента выброски — всего-то за трое с половиной суток! Вывод был неутешительным: с самого начала все пошло наперекосяк, через «пень-колоду»… Я считал, что операция по захвату русского аэродрома почти наверняка была обречена на провал. Девяносто девять процентов успеха подобных мероприятий зависят от таких факторов, как скрытность и внезапность. А в данном случае шуму наделали более чем достаточно: сначала при выброске, потом сегодня ночью — на КПП. Смершевцы ведь тоже не дураки — вполне могут «допереть» до истинных целей и задач, которые пытаются осуществить здесь немцы. Тем более каналы информации у них весьма разносторонние, включая агентурные сообщения, а также показания задержанных агентов и даже перебежчиков. В половине шестого я достиг последнего заметного ориентира перед конечной точкой своего сегодняшнего перехода: лесного озера под названием Верхнее. От него я двигался уже в темноте, ориентируясь исключительно на фосфоресцирующую стрелку компаса. Слава богу, вышел точно в нужное мне место — хоть в чем-то повезло в череде преследующих меня неудач и чрезвычайных происшествий последних дней. Впрочем, мне пока везло в главном: я был еще жив и находился на свободе.

К девяти вечера, изрядно вымотанный и уставший, я прибыл в исходный квадрат: еще через час, уже в полной темноте, вышел на большую лесную поляну. Она была отмечена на моей карте еще на «той стороне» как возможное место для приема десанта и даже специального самолета (типа «Арадо») — таких «площадок» на карте было указано десятка два, в разных районах Смоленской области. Все они были расположены в достаточно глухих и удаленных от населенных пунктов местах. Разложив на земле чемодан с рацией, я закинул проволочную антенну на сук невысокой березки, потом настроился на частоту абверовского разведцентра. Поймав знакомые позывные, я «отбил» текст шифровки со следующим коротким сообщением:

Ответ был стандартным — при свете электрического фонарика я расшифровал его через пять минут:

Итак, через час… Минувший день был солнечным, земля немного прогрелась и еще не успела остыть: я расстелил на траве под березкой плащ-палатку и лег на спину, заложив руки за голову. Нынешняя осень выдалась в этих краях дождливой, но относительно теплой — не по-осеннему ласковый ветерок трепал мои короткие волосы и сейчас, когда не было дождя, можно было вполне комфортно переночевать даже на открытом воздухе. Правда, под утро могут ударить заморозки — так ведь и спать в эту ночь мне вряд ли придется: я был уверен, что десант выбросят именно сегодня.

Подошло время очередного сеанса связи. Я вышел в эфир и принял очередную радиограмму:

«Ну, вот! — подумал я, прочитав текст. — За что боролись, на то и напоролись… Впрочем, этого следовало ожидать — немцы наверняка не отказались от реализации плана, порученного моей (теперь уже уничтоженной) группе. Что же, поживем — увидим…»

Я собрал рацию, потом немного подумал и посветил фонариком вокруг себя: метрах в десяти, на самой опушке, я увидел поваленное старое дерево с вывернутыми и торчащими из земли корнями. Туда, в углубление между корней, я и засунул чемодан с рацией, хорошенько замаскировав и запомнив это место. Вокруг, на всякий случай, посыпал спецсредством от собак. Потом пошел собирать сучья и ветки для костров.