Ад на земле. Книга II (СИ)

Глава 4

Несчастья стороной обходили Кристину Грин ровно до девяти лет, — до того, как мама умерла. С тех пор то все и началось. Дрейк винил отца в ее смерти. Он ему прямо в лицо говорил, что считает, что тот избавился от матери, но Кристина никогда так не считала, хотя бы потому, что отец должен был быть дома, и испытывать хоть какие-то чувства. Он не чувствовал ничего; он любил лишь работу, компанию, акции; детей он воспринимал как хлам, находящийся за гранью интересов.

Кристина привыкла. Когда Дрейк окончил школу, отец пытался заставить его поступить в Стэнфорд, но брат уперся, потому что хотел учиться в академии искусств. И, когда Кристине было четырнадцать, Дрейк сбежал. Она отчаянно хотела, чтобы брат взял ее с собой, но он сказал, что она должна понять, чего хочет от жизни. Отец рассвирепел, и впервые ударил Кристину за то, что она слишком громко плакала.

Отец пил, и много. В школе, Кристину обижали; некоторые потому, что она не была на них похожа, другие, потому что просто завидовали — Кристина училась лучше них, одевалась лучше, и, в общем, делала все лучше. Она была согласна на то, чтобы поменяться с кем-то местами, и жить обычной жизнью; не ходить на курсы, по углубленному изучению математики, не посещать каждый понедельник собрания акционеров, вместе с отцом, как единственная наследница его компании (потому что отец благополучно забыл о том, что у него когда-то был сын). Кристина хотела жить нормальной жизнью, но каждый день, приходя домой, она запиралась в собственной комнате, в их огромном доме, и кричала в подушку, чтобы не слышали горничные; а иногда она просто лежала, глядя в потолок, часами, представляя, что все происходящее — сон. У нее не было друзей, и не было подруг; тот, с кем она могла говорить — ее брат, бросил ее, потому что не смог терпеть того, что творил отец, с его жизнью, и когда Дрейк спрашивал, что именно интересно Кристине, она говорила, что не знает. Когда-то Кристина любила балет. Мама водила ее в балетную школу, но после ее смерти отец запретил подобные занятия, в страхе, что дочь слишком полюбит это, и, как и брат-художник не будет восприимчива к деньгам.

А когда уехал Дрейк, и отец совсем сошел с ума, заставляя Кристину думать, что она унаследует компанию, девушка не выдержала. Ее душа с каждым днем превращалась в нечто ужасное, и она до смерти возненавидела отца. Он отобрал у нее все — маму, брата, и даже балет. И, черт возьми, если бы можно было продать душу, чтобы избавиться от этого монстра, Кристина бы сделала это.

В конце апреля, когда ей исполнилось шестнадцать, отец заявил о том, что собирается завещать компанию Кристине, потому что его дочь не «сопливая девчонка». Она проигнорировала его, втайне подав документы, для поступления в колледж Эттон-Крик, где сейчас жил Дрейк; добросовестная учеба, и преждевременное окончание школы обеспечило девушке полную стипендию, но вырваться из лап отца было не так-то просто. Пока она не услышала кое-что, в корне изменившее ее жизнь. Что-то, что разрушило ее окончательно.

Вернувшись из спортзала, где била грушу с такой силой, что едва не заработала вывих плечевого сустава, она случайно услышала тайную беседу отца с адвокатом. Конечно же, никто и предположить не мог, что она подслушает. Кристины никогда не было дома, — она часто пропадала с друзьями-байкерами, стараясь всячески нарушать правила, и порочить имя их семьи, но Кристофер Грин, давно понял, что чтобы его дочь не сделала, она примет компанию в наследство. «Ее переходный возраст пройдет». Конечно, каждая татуировка на ее теле, действовала на него, как красная тряпка на быка, и он жестоко наказывал дочь за это, однако, со временем, он понял, что никакие пытки больше ей не страшны.

В тот день, Кристина вернулась рано, потому что она не спала уже вторую ночь подряд, ухаживая за своим приятелем, который едва не умер от передозировки наркотиков. И, не выполнив свою норму упражнений на день, и пропустив курсы менеджмента, Кристина пришла домой, и в ужасе замерла у неосторожно приоткрытой двери в кабинет отца. Не потому, что скрипнула половица, или еще что-то, нет. Кристина остановилась, затаив дыхание, потому что она услышала, что отец говорит о ее матери, о которой он говорил не часто, точнее даже сказать, никогда.

Это насторожило девушку, и она еще сильнее прислушалась.

— Крис, — обратился адвокат к отцу, — я не хочу вмешиваться в это дело, и тебе не советую. Копы рыщут повсюду, подозревая тебя, и ты уже никак не избавишься от этого, а твои тестирования на животных, не приносят результата.

— Заткнись, — буркнул отец. — Когда ты говоришь об этом, я вспоминаю Кэтрин. Она говорила точно так же, как и ты.

— Надеюсь, ты не собираешься сделать со мной то же, что и с ней, Крис, — полушутливо-полусерьезно проворчал адвокат.

Кристина замерла у двери, ее грудная клетка не двигалась. Девушка тут же вспомнила слова брата о том, что это отец убил маму. Она ненавидела отца, и в какой-то степени даже себя, за то, что похожа на него. Даже не любила свое имя, ведь когда отец называл ее Крис, ей казалось, словно они похожи больше, чем ей того хотелось бы. А теперь, Кристина могла узнать то, что позволит ей возненавидеть отца по-настоящему.

— Если продолжишь в том же духе, у меня не останется выбора. Я надеюсь, ты не предашь меня, как она. Кэтрин хотела разлучить меня с ребенком. Я не мог этого ей позволить.

— Но Дрейк все же ушел из дома.

— Плевать, он не был моим сыном. Кэтрин забеременела от какого-то репортера, а я лишь взял на себя ответственность. Мне это было не сложно, но мальчишка не был моим сыном. А Крис — моя дочь, она часть меня, и я не позволю, чтобы она узнала что-то о моем деле, и моих планах на нее. Она должна унаследовать ОС. Я воспитал ее правильно, моя дочь, хороший солдат. Я вовремя остановил Кэтрин, и не жалею о том, что она ушла.

«Что это — ОС»?

— Она не ушла, Крис. Твоя хладнокровность меня поражает. Но и вдохновляет.

— Ты мой адвокат, а не друг.

— Я твой брат, а не твой адвокат. Я лишь заметаю следы, и я не хочу, чтобы кто-то знал о том, что мы сделали.

— Вместо того, чтобы капать мне на мозги, найди того репортера, который крутится возле меня. Я надеюсь, ты поступишь правильно, и сделаешь то, что должен. Чтобы он не успел пойти в полицию.

— Ты уверен, что он что-то знает?

Повисло молчание, которое Кристина расценила как угрозу. Она вытерла ладони о спортивные штаны, и тихо-тихо вздохнула.

— Разумеется. Кэтрин хотела уйти к нему, после того, как они засадят меня за решетку. Мне пришлось предпринять что-то, прежде чем это произошло.

— Ты думаешь, что Дрейк был его сыном?

— Мне все равно! Я бы убил и его, если бы он не сбежал. Порождение тьмы…

— Мы можем его отыскать, — как бы, между прочим, сказал адвокат отца. Кристина сглотнула, порываясь тут же броситься в свою комнату и позвонить Дрейку, чтобы предупредить, но отец сказал, что он не станет искать Дрейка, и надеется, что все вскоре о нем забудут.

Кристина побрела по коридору к своей комнате. Ее ноги стали ватными.

Она знала, что отец — чудовище, и думала, что уже ничто не сможет ее удивить, но оказалось, что он перешел все границы. Он убил мать, и хотел убить Дрейка. И впервые за все время Кристина была счастлива от того, что ее брат не рядом с ней, не в этом ужасном месте, а где-то далеко.

В эту ноябрьскую ночь, Кристина впервые напилась. Она никогда не переходила собственные границы, она лишь делала вид, но в этот день, ее прежней не стало. Дрейк оказался ее…сводным братом, и Кристина даже ощутила зависть, ведь, получается, Дрейк никак не связан с этим монстром Кристофером Грином, в отличие от нее самой. Кристина ощутила себя самым настоящим ребенком дьявола. Она его дочь, она его кровь. Значит ли это, что она похожа на него, что она тоже убийца? Что она зло?

Следующее утро не принесло ничего хорошего: отец хорошенько проучил дочь за то, что та засветилась в известном ночном клубе, в пьяном угаре, и лежа в ванной, с холодной водой, чтобы остудить тело, испещренное ссадинами и синяками, Кристина обдумывала свой план.

Отец ясно дал понять, что убьет ее, если она еще что-нибудь выкинет в подобном роде. Он озверел, когда услышал в ответ: «ты сделаешь со мной то же, что и с мамой?», и влепил, своей дочери затрещину столь звонкую, что у нее до сих пор звенело в голове.

Кристина ушла под воду, наслаждаясь тем, что боль потихоньку уступала из-за воздействия обезболивающего и холодной воды. Девушка не пыталась покончить с собой, хоть эта мысль и посещала ее довольно часто. Теперь ей вздумалось, показать отцу, что значит быть униженным, избитым. Она хотела наблюдать крах компании, потому что лишь это может причинить Кристоферу Грину боль.

Когда отец ушел в ресторан, отпраздновать, новый удачный для него контракт, девушка уже окончательно решилась. Она отправилась в полицию, на своем байке, который купил отец, за лживое обещание «не высовываться».

Туманная осенняя ночь была приятной, но раздражающе шумной, и, входя в полицейский участок, она вспомнила о своем брате, который наверняка сейчас занят своими картинами…

Было около семи вечера, когда Кристина попросила офицера о важном разговоре с лейтенантом. Молодой мужчина, который часто видел Кристину в отделении полиции, куда приводили ее, и ее банду, мигом согласился, потому что побаивался этой «Адской Блондинки», и ее всемогущего отца, который мигом вытаскивал дочь из неприятностей.

— Проходите, — запинаясь, сказал парень, и Кристина, даже не подшутив над беднягой, прошла в кабинет лейтенанта.

— Я хочу сделать заявление!

— Секундочку… — лейтенант говорил по телефону. Он кивнул Кристине на стул, и девушка на секунду замешкалась. — Да, Кристофер, я обещал, что сделаю это.

Какова вероятность, что говоривший на том конце провода — ее отец?

Лейтенант положил трубку.

— Итак, Кристина. Что ты хотела? О каком заявлении идет речь?

Кровь отхлынула от лица девушки:

— Вы говорили с моим отцом?

— Да.

Теперь Кристина должна была решить, как поступить. Что сделать…

— Мне кажется, что, я ошиблась, придя к вам сегодня, — поспешно пробормотала она, выбегая за дверь. Казалось, сердце колотилось от панического страха не в груди, а где-то в голове, между ушами. Если отец узнает о происходящем, он ее убьет.

«Он сделает это», — подумала Кристина, на мгновение успокоившись — в любом случае этот кошмар закончится.

Кристина запрыгнула на байк.

Раздался звонок.

Сердце сжалось в тиски.

Звонил отец.

Он знает.

Домой больше нельзя.

Она может отправиться лишь в одно место. До весеннего семестра в университете Эттон-Крик, Кристина сможет пожить у своего брата, или в охотничьем домике, который приобрел Дрейк.

Не теряя больше ни секунды, Кристина вернулась домой, собрала все необходимое, и тогда, стоя на пороге особняка, она поняла, что больше никогда не вернется сюда. Было что-то грустное, в этом. Этот дом хранил много ужасных вещей, но были и хорошие моменты; моменты, когда была жива мама, когда Дрейк был рядом, и отец не был тем чудовищем, которым он стал теперь. Этот миг хотелось запечатлеть на пленке, как нечто, что будет доказательством ее ужасного прошлого, как напоминание о том, что она сумела выкарабкаться. И она сможет, Кристина не сомневалась.

Она осознавала, что ее жизнь с этого момента круто изменится.

Она была милой девочкой, но даже с милыми девочками иногда происходят страшные вещи. В ночь, когда она сбежала из дома, действительно произошло что-то страшное.

И ее жизнь действительно изменилась.

… Ночь была очень жаркой, спина взмокла, пока Кристина добралась до Эттон-Крик, на своем мотоцикле; ее зубы были крепко сжаты, от нервного напряжения, пальцы твердо сжимали руль. Сердце билось ровно и медленно.

Отец убил маму, за то, что она хотела сбежать с журналистом, который накопал на него много грязи, и который был биологическим отцом Дрейка, а теперь отец начнет догадываться, что Кристина в курсе происходящего, и даже хуже того — он станет искать ее, и когда найдет, ей не будет прощения, он не примет ее назад. Отец никогда никого не прощает, и мама тому доказательство.

Кристина чувствовала что-то непонятное внутри себя, словно ее одолевала лихорадка, и ей срочно нужно было прилечь. С ее телом что-то происходило… что-то непонятное, что-то ужасное.

Девушка остановилась в придорожном мотеле, и выбрала домик, номер одиннадцать, потому что это было ее любимое число. Управляющий мотеля, когда показывал ей домик, странно посмотрел на девушку, и спросил есть ли у нее документы, но Кристина вручила ему приличную сумму, назвавшись другим именем, и заперлась внутри.

По пути сюда, ей хотелось принять ванну, и отдохнуть, а потом позвонить брату, и рассказать, что произошло — не все конечно, а умолчав о том, что он сын журналиста, о котором они ничего не знают, но теперь Кристине хотелось лечь в постель, принять горизонтальное положение; она бросила рюкзак, и забралась в кровать, не удосужившись включить хотя бы лампу, или снять одежду.

Аххх….

Из горла вырывались хрипы.

Аххх…

Ее тело сковывала боль, словно проводилась операция на жизненно важные органы без анестезии. Кристина закричала, изгибаясь, и даже не осознавая, что она сжимает в кулаках простынь. Ее крики превратились в стоны, и всхлипы.

Боль отступила так же неожиданно, как и появилась, давая Кристине передышку. Ее щеки жгло, в горле пересохло.

Кристина разжала пальцы. Они не слушались. Осторожно вздыхая, боясь новой волны боли, девушка медленно потянулась к молнии на мотоциклетной куртке, когда боль насквозь пронзила ее тело, словно раскаленный прут.

Кристина завопила; дикий крик смешался со слезами, такими обжигающими, и горячими, какими они не были никогда.

— НЕТ! Нет, нет, НЕТ!!!

«Что со мной?».

Аххххх….

Как больно.

Это больнее чем сотни наказаний, которые ей пришлось вытерпеть за всю свою жизнь.

Что-то происходило и с наружи, и внутри нее самой.

— Кристина. Кристина, очнись! Не теряй сознание!

Кто-то взял ее за голову, отбросил прилипшие ко лбу волосы, назад, и провел ладонью по волосам. Это отец? Это Дрейк? Все смешалось.

— Что…

— Кристина! Открой глаза. Я прошу тебя, открой глаза. Ты не можешь умереть, все не так…

Кристина со второй попытки открыла глаза, но ничего увидела, — лишь темноту. И в темноте странный, белый свет, который манил ее вперед. Ее тело было податливым, и этот кто-то, кто настойчиво говорил с ней, не повстречав сопротивления, быстро стянул с нее верхнюю одежду, затем джинсы, и, подхватив на руки ловким движением, понес неизвестно куда.

В голове и ушах до сих пор был непонятный шум, который мешал думать.

Она уже ничего не понимала, лишь хотела, чтобы неясная, ослепляющая боль прекратилась.

Наверное, она умирает.

Ее голова безвольно лежала на плече человека, сотканного, словно из света.

Она больше не дышала. Она больше не двигалась. Значит, она умерла.

Тогда почему она ощущает прикосновения этого незнакомца?

Ее безвольное тело, наполненное светом, погрузилось в ледяную жидкость; голова была тяжелой, но чьи-то руки не позволили уйти ей вниз, под воду.

Неужели, этот человек считал, что вода спасет ее от смерти?

— Кристина, послушай меня. Кристина, ты не умираешь. Ты не умираешь. Не уходи. Прошу тебя, не бросай меня. Кристина, не уходи, открой глаза.

Ее веки были словно свинцовыми, но неожиданное любопытство пересилило боль, и она открыла глаза. Голова по-прежнему была в ладонях этого человека. Его руки не позволяли ей дезориентироваться в пространстве, заставляя смотреть в его серые, как пасмурное небо, глаза, в мягкое, сопереживающее лицо.

— Ты ангел? — разлепив губы, с запекшейся кровью, спросила девушка. Именно этот вопрос она хотела задать. Не что с ней, и что будет дальше. Не почему она лежит в ванной в нижнем белье.

— Я Лиам.

— Я умираю, — зачем-то поставила Кристина в известность ночного гостя. — У меня внутри кровь. — При последнем слове, у нее из уголка губ скатилась струйка крови, и капелька упала в воду.

— Ты не умрешь, Кристина. — Этот парень, Лиам, наклонился к девушке, и, совсем не боясь запачкаться в крови, мягко и аккуратно поцеловал ее в щеку, касаясь уголка губ.

Утром, в шесть двадцать девять, раздался звонок из женского монастыря.

Лиам мгновенно проснулся, и ответил. Звонила сестра Мария, и она, бодрым голосом, сказала, что сестра Изабелла готова их принять. Почему в такой ранний час, никто не стал объяснять, а Лиам не стал спрашивать; он сказал, что через час и сорок минут они будут там, и разбудил Кристину.

— Что еще? — буркнула она сквозь сон, кутаясь в одеяло, и даже не открывая глаз.

— Звонили из монастыря, они ждут нас.

Кристина открыла глаза.

— Одевайся, Кристина.

Лиам назвал ее по имени таким тоном, что сразу стало ясно — шуткам пришел конец. На Кристину сразу обрушилось все: Аура, ее лучшая подруга сейчас в лечебнице; Кристина сегодня встретится с ее настоящей матерью, о которой Аура узнала совсем недавно… вчера все это казалось страшным сном, который длился около двух лет, но сейчас все обрело более реалистичные формы.

Ничего из того, что ощущала Кристина, она не сказала Лиаму, потому что не хотела расстраивать.

Перекинувшись едва ли парой слов, они выписались из номера, сели в машину, и преодолевая снежные заносы, выехали на главное шоссе, с которого им придется свернуть, через шестьдесят минут, чтобы заехать в лес, туда, где находился женский монастырь.

Только-только рассветало, но небо по-прежнему оставалось серым, и над лесом — черным; приближалась буря; совсем скоро снег превратился из мелкой едва различимой крупы, в огромные хлопья.

Лиам обеспокоено включил стеклоочистители.

— Что тебя беспокоит? — спросила Кристина, нервно глядя на друга. Она сама ощущала в душе непонятную тревогу.

— Не знаю. Словно сама природа не желает, чтобы мы достигли цели.

— Тогда может не стоит ехать туда? — в голосе Кристины слышалась слабая надежда.

— Мы не можем, — Лиам твердо глянул на подругу. — Мы должны быть там, чтобы контролировать ситуацию. Изабелла снова может попытаться убить Ауру.

Кристина зло хмыкнула:

— Вы заперли ее в психушке, так что до нее никто не доберется, тем более Изабелла. Она никак не выберется из монастыря.

— Ты удивишься… — Лиам не договорил, потому что неожиданно они услышали поразительный, оглушающий хруст, словно ломается лед, а затем прямо перед ними на дорогу упало дерево, рассыпая вокруг себя льдинки, словно бриллианты, сверкающие в свете фар.

Кристина вскрикнула, вжимаясь в сиденье, а Лиам ударил по тормозам, но машина проскользила по дороге еще несколько метров. Когда изогнувшиеся ветви дерева, были в опасной близости от лобового стекла, автомобиль, наконец остановился.

Несколько секунд парень шокировано смотрел на дорогу, затем, быстрым взглядом оценил Кристину:

— Ты в порядке?

Она медленно кивнула, судорожно выдыхая.

— Я очень испугалась. Что произошло?

— Как я и сказал, сама природа хочет помешать нам.

Лиам вышел из машины, и направился прямиком к дереву. Кристина неуклюже выбралась вслед за ним. До ее ушей донесся его снисходительный, злой смех.

— Лиам, не смейся. Мне страшно.

— Ты и должна бояться, — он обернулся и внимательно посмотрел на подругу. — Мы должны поспешить в монастырь. Я боюсь, мы можем не успеть.

— Успеть? Что?

— Изабелль уже может не быть.

Из монастыря больше не звонили, и так же никто не отвечал на звонки; Лиам беспокоился, утверждая, что время потерянно, а Кристина вжималась в сидение нервно покусывая внутреннюю сторону щеки.

На въезде в лес, пришлось снизить скорость — машина постоянно подскакивала на кочках, разбрасывая вокруг себя снег.

Лиам, чувствуя нервозность девушки, сидящей рядом, мог лишь сказать ей не беспокоиться, и сжать ее пальцы.

— Что мы будем делать потом, когда поговорим с Изабеллой? — спросила Кристина, чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей.

— Мы останемся с ней, — ответил Лиам. Его трясло из стороны в сторону, когда машина подскакивала на ухабах.

— Зачем? — Кристина уставилась на парня, широко открытыми глазами. Перспектива остаться рядом с Изабелль ее не обрадовала.

— Мы должны проследить, чтобы она не выбралась из монастыря. Мы останемся там, чтобы сдерживать ее безумие. Кэмерон считает, что мы с тобой способны убедить ее оставить Ауру в покое, но я так не думаю. Этот план она вынашивала с самого рождения Ауры, и не отступится от него.

— Почему мы не можем все рассказать Ауре?

— Потому что ты знаешь, как она поступит. Аура хотела убить Рэна, ты ведь помнишь. Ты знаешь, что это значит. Все это усугубилось в ту ночь, когда Рэн пошел за ее дневником на озеро. Труп мужика, который ее преследовал оказался на нашем дворе в качестве предупреждения, и я знаю, кто это сделал. Мы все знаем. Осталось еще немного, Кристина. Еще немного потерпи.

— Зачем? — тихо рассмеялась Кристина, но ее смех не был веселым. — Это ведь никогда не закончится. Когда-нибудь Аура узнает, что мы сделали, и тогда все изменится. Мы не можем все время ее прятать от них. Всегда будет кто-то, кто захочет забрать ее у нас. И они будут сильнее предыдущих.

Повисла краткая тишина, потом Лиам бодрым тоном укорил подругу:

— Эй, Кристи, не сгущай краски. Это ослепит мое божественное зрение, из-за чего мы попадем в аварию.

Кристина промолчала. Она довольно хорошо знала Лиама и эту его ненавистную привычку: как только все казалось безвыходным или слишком пессимистичным, этот парень начинал нести чушь, и делать вид, что ничего из ряда вон выходящего, не произошло.

— Я вижу ворота монастыря, — через некоторое время объявила Кристина и с облегчением вздохнула. Больше не нужно спешить.

Лиам остановил машину у высоких ворот из частокола, которые, к сожалению, не открылись сами по себе, и они с Кристиной вышли из машины. Девушка тут же продрогла, и обхватила себя руками. Никто им не спешил открывать, а когда Лиам звонил по телефону, никто не ответил на звонок. Кристина начала раздражаться:

— Интересно, нас арестуют, если мы просто войдем туда? Или это еще и посчитается за грех?

— Кристина, будь терпеливой, — снисходительно посоветовал Лиам. Он в своем легком сером свитере, выглядел вполне уместно среди лестной местности, на фоне монастыря — ангел, спустившийся с небес. — Иди в машину, и посигналь. Может тогда нас услышат, и встретят.

Кристина ушла, а потому не видела обеспокоенного лица юноши, глядящего куда-то в небо. Буря все не проходила, тучи так и продолжали нависать над лесом. Все это очень плохо, и странно, и не предвещает ничего хорошего.

Лесную тишину разрезал оглушающий звук клаксона, и Лиам вздрогнул от неожиданности.

Все это плохо закончится, он чувствует это.

Кристина вышла из машины, прижимая ладони в варежках к ушам.

— У меня плохое предчувствие, — обеспокоенно произнесла она.

Лиам промолчал.

Он ждал, когда откроют ворота, и он все еще сжимал в дрожащей руке телефон. Что он скажет своим братьям? Кэмерон возможно станет продумывать новый план, но Экейн будет явно раздражен, и обеспокоен. Он так долго пытался спрятать все улики, что теперь, когда все идет наперекосяк, он просто сойдет с ума.

— Кто-то идет, — прошептала Кристина, почему-то испугавшись.

Ворота открылись, и к ним выступила пожилая женщина, в черном шерстяном платье.

— Доброе утро. У вас назначена встреча?

— Доброе утро. Мы должны встретиться с сестрой Марией, — почтительно произнес Лиам, возвышаясь над женщиной в платье на целых две головы. — Вы не могли бы предупредить ее, что приехал Лиам Коллинз, по поводу того, о чем мы говорили утром?

— Боюсь, это будет невозможно, — пробормотала женщина. Несмотря на то, что она была довольно легко одета, похоже, холода она не испытывала.

— Почему? — нахмурился Лиам.

Вот оно.

Это то, что должно было произойти.

— Она умерла, — лицо женщины в платье исказилось печалью, и скорбью.

— Соболезную. Как это случилось? — спросил Лиам сдержанным тоном, хоть ему и хотелось орать во все горло, и срочно звонить Экейну, чтобы предупредить.

— Инфаркт. Сестра Мария была тяжело больна. — Несколько секунд женщина помолчала, затем продолжила: — Я сестра Елизавета. Могла бы я помочь вам в том, для чего вы преодолели такой путь?

— Я и моя подруга, приехали навестить сестру Изабеллу. Сестра Мария, позвонила нам утром, и пригласила. Но… теперь…

Пусть она скажет, что Изабелль здесь, что она до сих пор в монастыре.

— К сожалению, я не могу этого сделать. Сестра Изабелль покинула монастырь со своим сыном, час назад.

— В это же время скончалась сестра Мария, — закончил Лиам. Глаза женщины непонимающе расширились, но, тем не менее, она сделала для себя какие-то выводы.

— Вы должны уйти, вам здесь не место.

Кристина схватила Лиама за руку, испугавшись неожиданной враждебности женщины из монастыря. Вообще, Кристина была не из пугливых, но это место по какой-то причине наводило на девушку страх.

Над их головами с каркающим криком кружила стая ворон.

Мир окрасился в серый цвет.

Кристина неуверенно подергала Лиама за руку, но он сжал ее пальцы, удерживая.

— Сестра, опишите этого человека. Сына сестры Изабелль.

Женщина попятилась назад, в панике. Лиам сделал несколько шагов к ней.

— Не приближайтесь! Сестра Мария специально пригласила вас на рассвете! Демонам нет входа на священную землю!

— Что? Каким еще демонам? — изумилась Кристина, забывая про страх. Ее одолело возмущение.

— Как выглядел этот человек? Опишите его, прошу! — умолял Лиам, но сестра Елизавета бросилась за ворота, поспешно закрывшись изнутри на засов. — Сестра, прошу! Какого…

Лиам обернулся к Кристине, яростно выдыхая облачко пара.

— Что, Лиам? — спросила Кристина, осторожно подступая к юноше. Она уже знала ответ. — Что?

— Просто… — он хотел что-то сказать, как-то объяснить происходящее, но слов просто не было. Лишь отвращение к самому себе.

Еще никогда в жизни Лиам не испытывал страх. Он не знал, что это за чувство. Все люди описывали его по-разному. Есть ли это беспомощность человека, перед происходящим, — тем, на что мы не можем повлиять? Или же это что-то, как химические яды, отравляющее мозг?

Он и сейчас не знал; просто чувство, высасывающее изнутри все хорошее, было именно страхом.

Лиам очнулся, набрал телефон брата, и сказал:

— Рэн. Изабеллы нет. Он забрал ее.