Адвокат империи

Глава 12

Их реакции оказались разными. Если барон начал орать на меня, то Оливия повела себя именно так, как я и предполагал, сразу же обратив внимание на папку.

— Да я тебя закопаю, щенок! — рявкнул Штайнберг и резко повернулся к Марине. — Слышь! Девка! Что твой поганый помощник себе позволяет⁈

Марина же выглядела окончательно сбитой с толку. В таком состоянии от неё пользы сейчас ноль. Уж очень выбила её из колеи встреча с этой блондинкой. А значит, всё придётся сделать мне.

— Явно меньше, чем тот, кто решил, что обман государства сойдёт ему с рук, — заметил я спокойным голосом. — Или что? Думали, что о вашей сделке никто не узнает?

И в этот момент случилось именно то, на что я и рассчитывал. Сидящая сбоку от барона Оливия повернула голову и посмотрела на Штайнберга.

— Григорий, о чём он говорит?

О да, деточка. Я чувствую это. Легкую, едва заметную неуверенность, что прорывается наружу сквозь бьющее фонтаном чувство собственного превосходства. На моём лице появилась лёгкая, но очень довольная улыбка.

— О, надо же, вы даже собственному адвокату ничего не сказали о своём мошенничестве.

— Без понятия, о чём ты, — раздражённо фыркнул барон и посмотрел на Марину. — Твой дерьмовый помощник всегда себя так ведет или ты просто не способна…

— Что она может, а что не может, сейчас не важно, — без какого-либо пиетета перебил я его. — Важно следующее. Вы, ваше благородие, поступали весьма хитрым способом. Вам прекрасно известно, что принадлежащая графу Ростовцеву фирма скупает недвижимость в районе города, где находится принадлежащий вам жилой квартал. Точно так же, как мне известно, что некая компания подала заявку на покупку ваших зданий. Я и моя начальница, — указал на стоящую рядом Марину, — покопались в заявках на приобретение. Вот ведь какая удивительная вещь. Заявка на покупку начнет действовать ровно через три с половиной недели. Как раз после того, как пройдет срок подачи ходатайства от нашей клиентки.

Да. Я не мог ощущать эмоции Штейнберга. Но появившаяся на его лице злая гримаса сказала мне более чем достаточно. Что, урод, мы ведь правы, ведь так? Теперь осталось использовать небольшую хитрость, для того чтобы подтвердить дальнейшую догадку.

— Может быть, перед тем, как я продолжу, мы останемся одни? — спросил я, ладонью указав на стоящих за спиной барона тихих служанок.

Штайнберг посмотрел на меня так, как если бы рассматривал мерзкую жвачку, прилипшую к ботинку. Ничего, меня такими взглядами не напугаешь. Давай лучше посмотрим, прав ли я… хех. Так и знал.

С недовольной мордой барон взмахнул рукой, и служанки тотчас же испарились, поспешив исчезнуть в доме.

— А вот теперь, думаю, мы можем поговорить в деталях, — продолжил я. — Фирма, которой вы собираетесь продать свои дома, появилась всего шесть месяцев назад. Как раз тогда, когда вы начали выселять жителей. До этого о ней никто и никогда не слышал…

— Такие фирмы появляются каждый день, — фыркнул Штайнберг, и сидящая рядом с ним Оливия тут же поспешила вставить свои пять копеек.

— Барон прав. Это ничего не значит…

— Это. Значит. Всё, — чеканя каждое слово произнёс я. — Вы использовали ту же самую схему, какую применяли в течение последних семи с половиной лет при продаже принадлежащей вашему роду недвижимости. Создаёте фиктивную компанию и заключаете с ней мнимую сделку о продаже своего имущества за копейки по проведенной заранее предварительной, но не соответствующей действительности оценке. После чего эта самая фирма-помойка берёт кредит на «восстановительные работы», которые на самом деле совсем не нужны. Мало того, что с этой подставной продажей вы просто гоняете деньги с одного принадлежащего вам счёта на другой, так ещё и кладете в карман большую часть прибыли от столь необходимого, по вашим словам, но абсолютно не требующегося в реальности ремонта. А потом эта же фирма продаёт объект тем, кто на самом деле готов заплатить хорошие деньги. После чего через три с половиной месяца компания объявляет себя банкротом, что исключает для неё, то есть для вас необходимость выплаты взятых у государства денег. Вроде так? Я нигде не ошибся?

Лицо Штейнберга пошло пятнами. Что ещё меня порадовало, так это выражение лица блондинки. Его адвокат, хоть и пыталась всеми силами сохранить лицо, явно не понимала, что именно происходит. Нет. Даже не так. Она начала понимать, что её клиент явно не стал рассказывать ей всего. Да только не владела всей информацией, чтобы быстро принять решение.

Боже, как же часто это происходит. Почему люди не доверяют своим адвокатам?

— Бред! — тут же заявила Оливия, стараясь сохранить хорошую мину. — Вы серьёзно думаете, что это сработает в суде? Всё, что у вас есть, это не более, чем косвенные улики и предположения…

И она была права. Мы не сможем это доказать. То есть даже не так. Мы не сможем доказать причастность самого Штейнберга к этому делу. Оливия правильно заметила — ничего кроме косвенных улик и домыслов у нас и правда не было. Более того, она, скорее всего, без проблем сможет разбить их в суде. Если она хороший адвокат, конечно же. Хотя тут и не самый лучший справится не хуже. Будет не так уж и сложно сделать так, чтобы они выглядели не более чем попыткой запутать дело. Почему-то я не сомневался, что она это сможет без проблем. Особенно с учётом того, что само дело Светланы не затрагивало этот вопрос. Тут нужно было отдельный иск подавать и начинать расследование, но ресурсов у нас на него не было.

Поэтому действовать надо иначе.

— Да будет вам, Оливия, — улыбнулся я. — Какой суд? Вы правы, мы туда с этим не пойдём. Вместо этого мы всё отнесем в имперскую канцелярию и в Службу имперской безопасности. Как, по-вашему, насколько сильно они этим заинтересуются? Вы не хуже меня знаете, что бывает с теми, кто пытается воровать у империи, ваше благородие.

Ох, чёрт. Если бы взглядом можно было убивать, то вряд ли я бы когда-либо встал с этого стула. Очень, к слову, удобного. Штайнберг смотрел на меня так, будто хотел придушить прямо тут. Собственными руками. По глазам видел, что он едва сдерживается. Да и эта стерва выглядела не лучше.

На веранде повисла напряжённая тишина.

— Чего вы хотите? — спросил Штайнберг с таким выражением, словно сам себе руку отреза́л. Тупым ножом.

Я повернулся к своей начальнице. Не дать ей возможности поставить эту стерву на месту просто не мог. Пусть воткнёт последний гвоздь.

— Марина?

Девушка до этого словно завороженная смотрела на меня. Пришлось взглядом намекнуть ей на сумку, которую она держала в руках.

— Ах, да, — встрепенулась она и, поправив свои очки, достала из сумки пару листов с нашими требованиями. — Пятьсот тысяч рублей. Плюс оплата арендного жилья для нашей клиентки по её выбору и без права расторжения договора об аренде без её согласия. Копия будет подготовлена после того, как Светлана выберет жильё, которое будет соответствовать её требованиям.

— Полмиллиона рублей⁈ — Услышав сумму, Штайнберг едва не вскочил со стула. — Да вы рехнулись! Даже пятьдесят тысяч для этой нищебродки уже богатство! С чего я…

— С того, ваше благородие, — резко перебил я его тираду. — И, поверьте, это ещё щедро. Мы хотели потребовать миллион. Вы оставили женщину с тремя детьми жить в выгребной яме, лишив их того, что полагалось им по праву. Так что соглашайтесь на сделку. А взамен мы забудем о существовании оглашенной здесь информации. Ваша мутная схема останется нетронутой. Пожалуйста, продавайте свои дома Ростовцеву, как и собирались.

А вот теперь стоит добить урода. Давай же, Маринка. Вспоминай то, что мы готовили. Ну же? Я что, должен за тебя все работу делать…

— Только подумайте, насколько хорошо эта ситуация может повлиять на вашу репутацию, — твердым голосом произнесла Скворцова, чем удивила не только Штайнберга, но и сидящую рядом с ним блондинку.

— О чём она говорит? — с лёгким оттенком интереса произнёс Штайнберг. На его лице все ещё было недовольство, но горькая пилюля всегда заглатывается лучше, если её подсластить.

— О том, насколько хорошо будет выглядеть барон, который узнал о трагической судьбе несчастной, потерявшей мужа женщине с тремя детьми, и решил помочь ей в трудную минуту, — пояснила Марина. — Хорошая репутация не вредит никому.

— Хм-м-м, — задумался Штайнберг. — Может быть, ты и права…

Та-а-а-ак. Вот теперь главный вопрос! Если честно, то вот эта часть плана была не совсем надёжной. Вопрос лишь в том, заметит ли она? Я старался не смотреть на Оливию, дабы не спугнуть удачу.

— Григорий, я не уверена, что это хорошая идея, — осторожно заметила Оливия и бросила на меня полный подозрения взгляд. Значит, поняла, что здесь что-то есть, но ещё не догадалась, что именно.

— Я сам решу, что мне делать, — едва не огрызнулся на неё барон, и та чуть не отшатнулась от него.

Штайнберг вздохнул и посмотрел на лежащий перед ним лист бумаги, где была расписана наша сделка.

— Решайте, — сказал я, вставая со стула. — Эта сделка действует только до сегодняшнего вечера. Иначе завтра мы пойдём с этими материалами к людям, которые уже не будут столь щедры в своих предложениях.

Штайнберг несколько секунд жевал губы. Посмотрел на Оливию, и эта стерва неохотно кивнула.

— Ладно, дайте мне ручку, — потребовал он, и Марина с торжеством в глазах протянула ему затребованный предмет.

Как только бумаги были подписаны, мы забрали с собой документы и ушли, оставив Штейнберга сидеть за столом с этой стервой. Барон поставил не только свою подпись, но, как того требовал протокол, поставил клеймо собственной родовой печати с помощью специального сургуча. Почему-то любые документы в делах аристократов требовали именно печати, уж не знаю, почему именно.

— Я всё же хочу спросить, — произнесла Марина, когда мы уселись в машину и та тронулась с места. — Откуда у тебя была такая уверенность? А если бы он не согласился?

— Согласился бы, — уверенно произнес я. — Для него заплатить сейчас полмиллиона и ещё тысяч сто за жильё для Светы на ближайшие два года обойдется в десятки раз дешевле, чем если его махинациями займётся ИСБ и Канцелярия. А они таких вещей не прощают.

Здесь подобного мошенничества не терпели. Наказание за попытки воровать у государства было строгим. Даже для аристократов. Оливия была права. Мы никогда бы не смогли доказать это в суде. Но нам это и не нужно. Уж для этих организаций точно. Там хватит и подозрения. А ресурсов у них не в пример больше, чем у нас. Они распутают это дело. Можно даже не сомневаться.

— Всё равно, — покачала она головой. — Я до сих пор не верю, что это сработало. Полмиллиона! Саш!

А я горестно вздохнул. Ведь у меня тоже были такие деньги. Эх… прочь рефлексия!

С такой выплатой Света сможет обеспечить себя и своих детей все необходимым лет на пять, если не будет швыряться деньгами на всякие глупости. И, уже увидев эту женщину и её отношение к своим детям, я был уверен, что так глупо она не поступит.

— Мне больше интересно, последует ли он твоему совету или нет, — сказал я, и Марина рассмеялась.

Даже не так. Она расхохоталась на грани истерики. Похоже, что нервное напряжение, наконец, превысило какую-то невидимую отметку и сорвало крышку.

— Да, я уж надеюсь, — утерев слезы, произнесла она после того, как приступ наконец утих. — Господи, я очень надеюсь на то, что он это сделает!

Ещё бы. Если он во всеуслышание заявит о том, что помог Светлане, это автоматически создаст прецедент, которым сможет воспользоваться любой из тех, кого он уже выселил. И если это произойдёт, то каждый из этих людей получит подробную инструкцию о том, как воспользоваться этим неожиданным шансом.

Я лишь улыбнулся. Печальная истина ситуации такова, что мы действительно не смогли бы добиться таких же условий для остальных людей из нашего мнимого «группового иска». Более того, нам так и не удалось уговорить их подписать бумаги. Лишь девять из тех девяносто шести подписей, которые видел своими глазами Штайнберг были настоящими. Остальные мы с Мариной накарябали для вида. Это был блеф, но он хорошо сработал в виде затравки.

Была ещё одна тема, о которой я хотел поговорить, но решил не поднимать её прямо сейчас. Не хотелось портить радостное чувство от победы.

— Может, стоило позвонить ей? — спросила меня Марина, выбравшись из машины у дома, где жила Света.

— Ты ей сообщение с просьбой о встрече отправила? — спросил в ответ, закрывая дверь и морщась от боли в ноге, которая за последний час стала только сильнее.

— Отправила.

— Ну вот и всё. Просто поверь мне. Это нужно даже не столько ей, сколько тебе самой.

На лице Скворцовой появилось странное и недоумевающее выражение. Так и видел, что она хочет что-то спросить, так что махнул ей рукой в сторону дома, чтобы не отвечать на лишние вопросы.

Мы поднялись на нужный этаж и дошли до квартиры. Всё такой же запах сырости, грязные пятна на плохо покрашенных стенах и кусочки осыпающейся без должного присмотра штукатурки. Гнетущая и обещающая мало хорошего реальность для женщины и трех её детей.

У меня на губах появилась улыбка от осознания простого факта. Это изменится. Изменится прямо сейчас. Марина просто этого ещё не поняла.

Позвонили в дверь. Ждать пришлось недолго. Света открыла всего через десяток секунд и встретила нас с тревожным выражением на лице. Но где-то там, за тревогой, скрывалась крошечная искра надежды, и я её чувствовал.

— Света, простите, что мы приехали к вам вечером, — первой заговорила Марина. — Можно мы войдём?

— Да. Да, конечно. Заходите. Признаюсь, когда получила ваше сообщение, даже не знала, что и думать. — Женщина закрыла за нами дверь и проводила на кухню. — Может, хотите чаю? Или есть кофе, я недавно купила…

— Чаю. С удовольствием, — улыбнулась Марина, а Светлана подошла к старому шкафчику, чтобы достать кружки.

В этот момент Марина и не утерпела. Вывалила хорошие новости.

— Света, мы выиграли.

Женщина вздрогнула, словно её током ударили. Одна из кружек выпала из её рук и разбилась, разлетевшись на осколки.

Я сидел и молча наблюдал за происходящим. За тем, как Марина успокаивала плачущую от счастья женщину. Затем пришлось успокаивать снова, когда мы сказали ей, каких размеров компенсацию выбили в придачу к новому жилью.

Это… это было сильно. Чистая и ничем не замутненная радость. Искреннее счастье. И даже не за себя, а за троих детей. Игравшие в соседней комнате малыши ворвались на кухню. Видимо, услышали звук разбившейся чашки и, увидев плачущую маму, сами едва не принялись реветь, не понимая до конца, что происходит. Как так⁈ Мама плачет и улыбается одновременно. Марина и сама не выдержала наплыва чужих эмоций, практически расплакалась. Видел, как блестят слёзы у неё в глазах. Признаюсь, даже мне было сложно удержаться. Всё же слишком искренние и чистые были эмоции.

— Я… я даже не знаю, как вас благодарить, — сказала Света, обнимая дрожащими пальцами чашку с чаем.

Мы сидели всё на той же кухне. Потребовалось почти двадцать минут на то, чтобы Светлана приняла случившееся и действительно в него поверила.

— Не нужно, — мягко произнесла сидящая рядом с ней Марина. — Мы и сами рады, что смогли вам помочь.

— Просто пообещайте, что не потратите этот шанс впустую, — добавил я. — Это большие деньги. Они могут вскружить голову кому угодно в вашем положении. Поэтому будьте аккуратны.

— Конечно! — Света не выглядела оскорбленной моим советом. Даже наоборот, кажется приняла его со всей серьезностью. — Но… простите, я не могу не спросить. Вы уверены, что барон не сможет…

— Отказаться от сделки? — уточнил я и, когда Света кивнула, отрицательно покачал головой. — Нет. У нас подписанный им документ. Там не только его собственная подпись, но и родовая печать. Эти документы имеют абсолютную юридическую силу. И даже если он и подумает о том, чтобы неожиданно дать заднюю, это будет значить, что и мы не обязаны выполнять условия.

— Условия? — Светлана удивлённо посмотрела на меня. — Я не понимаю. Я что-то должна…

— Нет, ничего такого, — поспешила успокоить женщину Марина. — Скорее, это договоренность между… ну, скажем, что это сделка между нашей фирмой и бароном Штайнбергом. Вас она не касается ничем, за исключением обещанной компенсации.

Эти слова удивительным образом успокоили Светлану. Мы ещё немного посидели, разговаривая. Допили чай. Заодно Марина пообещала лично решить все проблемы, связанные с переводом денег и оформлением нового жилья.

Уже несколько позже, когда мы ехали в машине, я решился задать интересующий меня вопрос.

— Кто это был?

— О чём ты? — спросила Марина, явно погруженная в свои мысли, и не сразу сообразила, о ком я говорил.

— Оливия.

Стоило произнести имя, как сидящая рядом со мной девушка изменилась в лице. Будто кто-то плеснул тёмных красок на яркое цветное полотно.

— Слушай, если не хочешь отвечать, то не нужно, — добавил после того, как её молчание затянулось почти на полминуты.

— Да нет. Всё норм, — выдавила она, прикусив губу. — Она училась со мной на одном курсе. Та ещё стерва.

— Да это я уже понял. Аристократка?

— Нет. Поначалу я тоже так думала. Она простолюдинка. Такая же, как я. Просто из довольно-таки богатой семьи. Знаешь, мы сперва даже подругами были. Хорошими подругами.

— Чего? С ней? — Я даже удивился, вспомнив, как эта дрянь разговаривала с Мариной. — Классическая же злая сука, как по мне.

— Это сейчас, — с какой-то грустью сказала Марина, глядя в окно. — Вначале она такой не была. Нет, ты не думай, будто она была супер-пупер добрая и отзывчивая. Но… она действительно была моей подругой.

— Так что же случилось?

— Я точно не знаю. Слышала лишь, что у её отца появились серьезные проблемы. Они потеряли очень много денег. И с тех пор Оливия начала меняться. Стала более холодной. Настоящей злой сукой. Тут ты правильно сказал. И чем дальше, тем хуже.

Ясно-понятно. Я это прекрасно понимал. Из-за проблем в семье и резкой потери богатства, к которому она привыкла, Оливия стала самоутверждаться за счёт других. По крайней мере, я так думал. Расспрашивать дальше особо не хотелось, да и сам устал.

Это был длинный, но отличный день.