Глава 21

За обе свои жизни я часто видел, как людей отоваривают бутылкой по голове. В кино. Как правило, там упомянутый предмет разлетался вдребезги красивым ворохом осколков, что, впрочем, нисколько не мешало главному герою продолжать делать то… ну, чтобы он там ни делал.

В реальной жизни всё оказалось иначе. Куда более драматично.

Чёртова стекляшка даже и не подумала разбиться, влетев мне в голову с такой силой, что в глазах потемнело. Сбоку кто-то закричал, и я узнал голос Марины, пока падал на асфальт. Тоже, кстати, вышло больно.

— Что вы творите⁈ Оставьте его!

От истошного крика едва уши не заложило. Перед глазами всё плыло, будто в тёмном тумане. Проморгался в надежде, что смогу увидеть, что происходит. Помогло, но как-то слабо. Разве что тьма немного развеялась, превратив мир в царство мутных силуэтов.

— Рот закрой, сука! — рявкнул стоящий надо мной парень с бутылкой в руке. С трудом, но узнал. Это именно он первым получил от меня по морде в ресторане.

— Я сказала, отойди от него! — не унималась Маринка. В её голосе слышался страх, но, судя по всему, отступать она не собиралась. — Я сейчас полицию выз…

Резкая пощёчина заставила её голову дернуться в сторону. Удар оказался такой силы, что уронил девушку на землю, разбив ей губу. Что показательно, окружающее нас люди даже не подумали вмешаться.

— Вызывай, сука тупорылая, — рявкнул он, когда Скворцова упала на асфальт. — Давай, тварь, звони! Ты хоть знаешь, кто я такой? Да мои охранники трахнут тебя прямо тут, а потом я вас обоих прямо при копах закопаю, а они мне и слова поперёк не скаж…

Договорить он не успел. У меня перед глазами всё ещё стояла картина того, как он её ударил.

Адреналин выплеснулся в кровь в таком количестве, что окружающий мир стал кристально чётким. Даже слишком. Время словно замедлилось, и я увидел слёзы на глазах Марины и след от удара.

В этот момент мне было уже глубоко плевать на всё. На то, кто этот ублюдок. На его угрозы. На стоящих за его спиной парней, орущих и отгоняющих от места потасовки редких людей, хотя бы сделавших попытку помочь.

Плевать абсолютно на всё.

Сам не знаю, как у меня это вышло. Практически прыгнул на него, одним движением вскочив с асфальта. Кровь в венах кипела, стуча яростными барабанами в ушах. Всё, чего мне хотелось в тот момент, — размазать его лицо. Буквально смешать с грязью и превратить в кашу!

Ярость была такой, что я впервые в своей жизни задумался о том, чтобы убить человека.

Кулак врезался парню в лицо. Боль пронзила костяшки пальцев, когда зубы этого ублюдка сдирали с них кожу перед тем, как покинуть ротовую полость и разлететься по земле. Я повалил его на землю и врезал ещё раз, чувствуя, как от моего удара сломался его нос.

В тот же миг его охрана, а в том, что это именно она, у меня уже сомнений не было, бросилась к нам.

— Стоять! — заорал я, и мой голос больше походил на рычание разъяренного зверя.

Удивительно, но в этот момент я даже не сомневался, что они выполнят приказ. Четверо здоровенных мужиков застыли на месте, в ужасе глядя на меня, даже и не думая пошевелиться. Прямо как в тот раз…

И я не стал растрачивать полученный шанс. Забравшись на этого ублюдка, отмахнулся от вялого взмаха бутылкой и от души врезал ему по лицу. А затем ещё раз. И ещё раз. Плевать на боль в руке. На окровавленные пальцы. Мой кулак врезался в его лицо, разбивая губы в кровь и выбивая остатки передних зубов. А затем ещё раз.

— Фтой… офтановись… — вяло застонал он, прикрываясь руками. — Я блафородный…

— А я нет, так что пошёл нахер! — и убрав его руки, схватил левой рукой за волосы и врезал ему ещё раз правой, превращая некогда красивое лицо в отбивную.

— Саша! Стой! — закричали у меня за спиной. — Остановись! Ты же убьёшь его!

Марина вцепилась в мою руку, не дав врезать этому ублюдку ещё раз. Если бы не она, то я бы не остановился. Тело горело от переполняющей силы. Казалось, дайте мне время, и я так смогу до утра продолжать…

…и едва я только об этом подумал, как сила попросту ушла. Из меня словно воздух выпустили. А вид превращённого в кашу лица не вызывал у меня больше того жуткого кровавого азарта. Только отвращение.

Я оглянулся по сторонам. Охранники этого ничтожества так и стояли, в ужасе пялясь на меня, но не двигаясь с места. Как и люди вокруг нас. Окружив кольцом, народ стоял и смотрел на это избиение. Некоторые даже снимали на телефоны…

Это отрезвило меня окончательно. Схватив за руку Марину, я поднялся на ноги и потащил её сквозь людей подальше от входа в ресторан. Заметив едущее по дороге такси, махнул ему. Стоило тому остановиться на обочине, как я пихнул девушку на заднее сидение и захлопнул за собой дверь.

— Поехал!

— Да не вопрос, а куд…

— Поехал! — приказал я ему, и машина тотчас же двинулась вперёд по дороге, а водитель будто потерял к нам вообще какой-либо интерес.

Больше не обращая на него никакого внимания, повернулся к Марине. Скворцова вжалась в противоположную дверь, глядя на меня со страхом в глазах. Даже дёрнулась, когда я придвинулся к ней, чтобы осмотреть.

— Что ты…

— Дай посмотреть, — попросил я её, беря за подбородок и подставляя лицо под свет мелькавших уличных фонарей.

На правой стороне виднелся здоровенный синяк. Правая сторона губ разбита, а на скуле глубокие царапины от кольца. Родового перстня, как подсказывало мне недоброе предчувствие.

Нужно было что-то придумать. И идея из числа здравых у меня была лишь одна. Быстро назвал водителю адрес… и едва не впечатался лицом в стекло двери. Настолько резко водила повернул машину.

До нужного места мы добрались минут за двадцать. Всё это время Марина молчала. Я тоже. Настроения разговаривать не было совсем.

— Где мы? — наконец нарушила она тишину, когда мы поднимались по знакомой мне лестнице.

— Здесь живёт мой друг, — коротко ответил я, подходя к нужной двери и несколько раз постучав. — Правда, боюсь, что ещё несколько таких визитов — и он попросит меня исключить его из этого списка.

Ладно. Вру. Виктор был другом, каких ещё поискать надо. Всегда готовый помочь в трудную минуту…

— Да ты, мать твою, просто издеваешься, — первое, что я услышал, когда дверь открылась.

Вик стоял в домашних штанах и футболке с зубной щеткой в руке. Позади него на столике в гостиной виднелись раскрытые конспекты и пара учебников. Видимо, он не спал, а занимался, когда мы припёрлись. От мысли, что я хотя бы не вытащил его из постели посреди ночи, мне стало немного легче.

Но только немножко.

— И я тебя рад видеть. Поможешь?

— Нет, блин, на улицу выгоню, — вздохнул он. — Заходи.

Мы с Мариной зашли в квартиру.

— Что произошло? — спросил он, а затем закатил глаза и махнул рукой. — А знаешь что? Можешь не отвечать. Идите в гостиную.

— Кто он? — шёпотом спросила Марина, когда я усадил её на диван в гостиной.

— Мой друг. Учится на врача…

— И латаю его каждый раз, когда какая-нибудь фигня происходит, — раздраженно бросил Виктор, входя в комнату с аптечкой в руках, но больше злясь на саму ситуацию, чем на меня. — И знаешь что? Я передумал. Давай колись. Что случилось?

— Подрался в ресторане, — коротко пояснил я ему.

— Чего? Ты давай брехню эту кому другому рассказывай. Я же… так, подожди. Ну-ка, дай сюда свою дурную голову… Фига, да у тебя тут кожу рассекло. Чем тебя так?

— Бутылкой.

— Не разбилась, видимо.

— Не. Не разбилась, — признался я.

Покачав головой, Вик принялся за работу. Сначала помог Марине, промыв и продезинфицировав царапины и дав ей завёрнутый в полотенце холодный компресс. Наполненную водой грелку, вынутую из морозилки. Заодно я их познакомил. А потом он принялся за меня. Со мной, к слову, возился дольше.

— Ну чё там?

— Не болтай под руку, — шикнул он на меня.

— Да я не… бля, больно же!

— А ты башкой своей дурной не дёргай! — разозлился он на меня, держа в руках тампоны и дезинфицирующее средство. — Скажи спасибо, что шить не придётся.

Минут через пятнадцать, закончив и наложив мне на бедовую голову повязку и обработав правую руку, он устало плюхнулся в кресло.

— Всё. Жить будете.

— Спасибо тебе.

— Должен будешь, — уже привычно пригрозил друг, зевнув. — А теперь рассказывайте, что произошло. И давай вот без всякой херни.

Ну я и рассказал. Чё толку скрывать. Учитывая всё случившееся и снимавших нас на телефоны зевак, будущее рисовалось паршивым.

— Блин, ты уверен, что он был из…

— Да, — кивнул я, — понятия не имею, кто именно. Но то, что он из аристократов, это точно. Видел кольцо, когда зубы ему выбивал.

— Это я во всём виновата, — вдруг произнесла Марина, держа в дрожащих руках чашку чая, которую ей принёс с кухни друг.

Почему-то эта фраза рассмешила Виктора.

— Что?

— Да ты как всегда, — посмотрел он на меня. — Видишь женщину в беде и бросаешься, как бык на красную тряпку. Не обращай внимания. Саша всегда был таким, так что ты тут ни при чём.

Последнее предназначалось уже Марине, что, впрочем, не особо её успокоило.

— Это я позвала его туда. Если бы не это, тогда…

— Так! Хватит, — резко перебил её. — Я сам согласился прийти. И поверь, если бы всё случилось снова, то я опять ему зубы бы выбил. Если ты думаешь, что я позволю кому-то оскорблять и лапать за задницу своих друзей, то ты сильно ошибаешься.

На её расстроенном лице появилось что-то похожее на улыбку, а вот Вик просто заржал.

— Я, конечно, польщен, но как твой друг надеюсь, что от подобного меня защищать не придётся. — Он зевнул, встал и потянулся. — Ладно. Вы как хотите, а я пошёл спать. В отличие от вас, мне на практику рано вставать завтра… то есть уже сегодня. Так что я пошёл. Диван к вашим услугам, а где бельё, ты знаешь.

— Ага. Доброй ночи…

— Только не с тобой, дружище, — устало фыркнул он и пошёл в спальню.

— Прости за всё, пожалуйста, — начала извиняться Марина, едва только за Виктором закрылась дверь. — Я…

— Хватит, — остановил её. — Марин, прекрати. Сказал же уже. И повторяю ещё раз. Если бы ситуация повторилась, я бы сделал то же самое. Своё я трогать не позволю никому.

Последнее ляпнул уже на эмоциях, но Марина либо не заметила, либо… ай, да какого чёрта! И я не врал. Несмотря на то, сколько проблем в будущем может принести мне эта ночь, я не жалел. И да, я бы ещё размотал бы его морду по асфальту за то, что он сделал.

Сейчас куда больше остального меня беспокоило то, что случилось во время потасовки. Охранники этого ничтожества застыли, едва только услышали мой приказ. Точно так же, как и тот амбал, что меня чуть на нож не насадил. И сделали они это потому, что я им так приказал. Просто приказал, и они подчинились. Как⁈

Этот вопрос мучил меня не меньше остальных. Я никогда не мог делать чего-то подобного. Ну да, читаю эмоции. Но на этом всё. Мои способности всегда ограничивались одним этим умением. Всё! Тогда как, чёрт его задери, я смог это сделать⁈

Вопрос, однако. Я попытался вспомнить всё, что произошло, но за исключением бушевавших эмоций и короткой потасовки ничего в голову не лезло. Может быть, всё дело в них? Или в опасности? В первый раз меня едва на ремни не порезали. И сейчас похожая ситуация. Так ещё и Маринку ударили. Это вообще меня взбесило!

Ладно. Сейчас есть вопрос поважнее. Что мне делать?

Я лежал на разложенном диване. Марина лежала рядом, прижавшись ко мне, и сопела в плечо. Заснула она практически мгновенно. Едва только голова подушки коснулась. Видимо, всё пережитое её свалило. Так ещё и Вик по-тихому шепнул, что успокоительного ей в чай добавил чутка. И правильно сделал, а то ещё начнёт истерить. Не, нафиг надо.

А вот ко мне сон не шёл. И дело даже не в больной голове. Я банально не знал, что делать. Завтра… ну, может быть, в ближайшие дни эта история разлетится. Нас снимала куча народа. Точнее, то, как я мордовал этого засранца. И ведь вряд ли он это так оставит. И что тогда?

Первая мысль, которая пришла в голову, была простая. Улики. Что у них есть? Записи, где я лупил его по морде? Есть. Да. Но начал он первым. Нет, строго говоря, первым начал я, когда врезал ему ещё в ресторане. Но вот на улице он накинулся на меня первым.

Мало того, в голову лезла чёртова проблема со Штайнбергом. Как мы могли об этом сразу же не подумать, я не знал.

Всё это уходило ещё в древность. Равных могли судить лишь равные. Простолюдины никогда не будут судить аристократа. Точно так же, как и не могло быть обратного. В случае с благородными, ко всему прочему, это ещё и не могли быть люди более высокого титула, чем сам обвиняемый. То есть баронов судили бароны, а графов — графы. И никак иначе. С учётом того, что после смерти Анатолия его титул перешёл Изабелле, сделав её практически полноправной баронессой, то и решать её участь будут именно такие же аристократы, какой сейчас являлась и она.

И если мы правы, то в числе присяжных только что прописался тот, кто совсем не пылал ко мне любовью. Лазарев, скорее всего, попытается решить всё через знакомого судью, если верить его словам, и я искренне надеялся на то, что ему это удастся.

Аккуратно повернувшись, попытался заснуть. Может быть, утром всё прояснится и станет проще…

Утро не задалось почти сразу. Голова раскалывалась от боли. Видимо, приложили меня вчера знатно. Спасибо другу. Вик знал, что меня ждёт поутру, так что оставил на столике рядом с диваном пару обезболивающих и стакан с божественно холодной водой.

И записку.

«Две штуки. Хватит, чтобы головняк тебя не прибил, но не хватит, чтобы не мучился. Страдай за то, что не дал мне поспать и за свою дурость».

Эх, хороший же он всё-таки друг…

Марину я отправил домой на такси. Хотел сам её проводить, но время поджимало. Мне нужно встретится с Лазаревым. После вчерашнего разговора по телефону он ждал меня в фирме к утру, а времени едва хватит, чтобы заехать домой и переодеться.

На работу я приехал с надеждой на то, что начальник придумал способ, как нам решить проблему со Штайнбергом. Ну в том случае, если она подтвердится, разумеется. Хотя на этот счёт сомнений у меня уже не оставалось.

А вот чего я не ожидал, так это того, что увижу, как этот жирный урод выйдет мне навстречу из лифта.

— О, какие люди, — мерзко улыбнулся он, увидев меня.

— И вам не хворать, ваше благородие. Слышал, у вас там какие-то проблемы с бывшими жильцами появились?

На его лице промелькнула тень раздражения, но вот поганая улыбочка с морды так и не сползла.

— Да, это вы хитро придумали. Признаю. — Он даже кивнул мне, словно и правда верил в то, что говорит. — Это доставило мне определенных хлопот.

Понял, значит. Ну, наверное, было бы странно, окажись совсем полным идиотом.

— Очень жаль, — пожал я плечами, попытался протиснуться мимо его туши в лифт, но Штайнберг остановил меня.

— А мне вот нисколько, — не переставая улыбается, произнес он. — У меня тут был очень любопытный разговор кое с кем.

— О, я даже представляю, с кем именно.

— Нисколько не сомневаюсь, — хмыкнул Штайнберг. — Я, знаешь ли, никогда не забываю тех, кто посмел перейти мне дорогу. А ты меня очень расстроил, Александр. Настолько, что я даже имя твоё запомнил.

— Это, конечно, мне очень льстит, ваше благородие, но с чего вы взяли, что меня это хоть сколько-то должно волновать?

Блин, как паршиво, что не могу читать его эмоции. Было бы проще…

— О, не переживай. Ещё заволнуешься, — пообещал мне барон. — А когда тебя отсюда выкинут, как и полагается безродной поганой псине, я позабочусь, чтобы лично превратить твою жизнь в такой ад, что ты сам свою голову в петлю засунешь, Александр. Поверь мне. Уж это я умею прекрасно.

— То есть в этом всё дело? — решил я плюнуть на условности. — Тупая месть?

— Мне хватит и этого, — ответил Штайнберг. — Пусть мелочно, зато мне приятно.

И пошёл на выход, по-дружески так, мразота, похлопав меня на прощание по плечу.

Мои худшие опасения начали сбываться. Наверно, стоило придумать какую-то колкую фразу. Бросить её под конец разговора, чтобы сбить эту довольную ухмылку с его заплывшей морды, но мне банально ничего в голову не пришло. Жалко, блин.

Поднявшись на шестьдесят седьмой этаж, я сразу направился по пустым в выходной день коридорам к кабинету Лазарева. Тот сидел за столом с бокалом чего-то золотистого в руке. И даже просто на вид злой.

— Что здесь делал Штайнберг? — спросил я, сразу же заходя к нему.

— Ты был прав, — вместо ответа произнес Лазарев и сделал глоток из бокала. — Этот боров пролез в список присяжных. Он будет среди них на судебном процессе.

— Он тебе это сказал? — удивился я, так как эта информация вообще-то была тайной, и её раскрытие могло повлечь за собой определенное и суровое наказание.

— Намекнул… — вздохнул он, допив содержимое бокала. — Естественно, он не настолько туп, чтобы говорить об этом открыто… к сожалению.

— Это да. Слушай, а ты не рановато пьёшь? — осторожно поинтересовался, кивнув в сторону хрустального графина с коньяком, что стоял у на столе.

— Во-первых, это не твоё дело, — сурово проговорил Лазарев и с отвращением посмотрел на второй бокал с недопитым напитком. — Во-вторых, для меня, считай, уже вечер. В-третьих, это себе Штайнберг налил. Мерзавец считает себя хозяином положения. Теперь придётся этот бокал выкинуть…

— Я так понимаю, что избавиться от него у тебя не вышло? — осторожно спросил я, на что он отрицательно покачал головой.

— Нет. Не вышло. Я звонил знакомому из верховного суда, но тот даже не стал со мной разговаривать, что странно. А пара знакомых судей и вовсе разводят руками. Понятия не имею, как он туда пролез, но так просто выкинуть его из состава мы не сможем.

— Тогда чего он хотел?

Лазарев поморщился, одним глотком допил коньяк и поставив бокал на стол посмотрел на меня.

— Ты уволен.

Загрузка...