Губернский Экономический Совет.
Мои расчеты сбылись достаточно точно: как я и ожидал, к поминальному обеду, который должен был состояться в ресторане гостиницы «Славия», народ стал подъезжать к пяти часам. За это время на всякий случай я успел перекусить, нанеся визит вежливости к одной из своих старых знакомых. Видимо, погоня за незнакомкой запустила дремавшие физиологические процессы, сексуальная мощь во мне возросла, и потребовалась ее существенная корректировка в меньшую сторону.
В 17.15 я припарковал «Жигули» на платной стоянке у гостиницы, которая к этому времени уже была достаточно заполнена.
В этом месте поминки были устроены специально для определенного круга лиц, которые считали себя элитой местного общества. На входе в ресторан стояли два дюжих охранника, один из которых был с рацией. Посчитав рацию символом власти, я обратился к нему, назвав свою фамилию. Как это часто бывает, я ошибся, поскольку символом власти в данный момент был список приглашенных, который находился в руках у другого охранника. К моему вящему удовольствию, я в нем значился. Надо запомнить дату — день моего включения в состав элиты общества.
Однако я не стал наглеть и скромно устроился в дальнем конце П-образного стола. Публика подходила довольно вяло, но через пятнадцать минут зал заполнился, люди расселись и стали чего-то ждать. Как выяснилось, ждали губернатора, который прибыл, как всегда, в последний момент.
В качестве основного инструмента поминания использовался «Смирнов». К нему прилагались бутерброды с черной и красной икрой, осетриной и прочими пищевыми атрибутами состоятельных людей. Как и следовало ожидать, собравшиеся не молчали. Губернатор на сей раз открыл эстафету поминальных речей. Как и у гроба, речь его была краткой и емкой. Он меньше говорил о достоинствах покойного, а больший упор сделал на то, что и как он и его окружение сделают для скорейшего раскрытия совершенного преступления. В самом факте раскрытия у него сомнений не было никаких.
«Уж не обо мне ли он столь высокого мнения?» — подумал я. Мне даже показалось, что он слегка посмотрел в мою сторону.
Однако я поторопился. Губернатор сообщил, что создана следственная группа, в состав которой вошли представители прокуратуры, МВД, ФСБ и кого-то там еще. Эта группа вплотную должна была заняться расследованием убийства. Ямцов призвал всех собравшихся помогать работе этой группы и всячески ей способствовать. Выступившие после губернатора ораторы все как один дали понять, что они всячески поддерживают Ямцова в его начинаниях и готовы приложить все усилия для достижения намеченной цели.
По данной схеме выступали почти все ораторы, однако со временем наметилась странная тенденция — все больше места в их речах отводилось восхвалению губернатора и все меньше — тому, из-за чего они все здесь собрались. Я уже испугался, что поминки превратятся в громогласный панегирик лидеру региона, как он вдруг встал и покинул мероприятие.
Данный уход послужил сигналом для большинства присутствующих — началось более неформальное общение. Это выразилось в том, что многие поднялись и пошли курить.
Так поступил и я, направив свои стопы к моему знакомому Передрееву, который уже начал отыскивать меня взглядом.
— Помните, на панихиде я вам показывал троицу людей — Лагутина, Бойко и Иванова?
— Да, конечно.
— Я уже поговорил с ними, особых возражений поговорить с вами у них нет.
«Господи, какое счастье», — про себя подумал я, слегка задетый за живое, что они не возражают.
— Отыскивайте их, представляйтесь и беседуйте, — предложил мне Передреев.
Первым я заметил выходящего из зала Лагутина. Я ускорил шаг и догнал его уже в дверях.
— Добрый вечер, — сказал я. — Если не ошибаюсь, вы Лагутин. Меня же зовут Мареев. Обо мне вам говорили.
— Кто?
— Передреев.
Лагутин бросил на меня колючий взгляд из-под дымчатых очков и спросил:
— Что вас интересует?
— Вообще-то, вам должны были объяснить и это. Но думаю, что это не секрет — я частный детектив, расследующий обстоятельства убийства Евгения Зимина. Мне нужна информация, я хотел бы с вами поговорить.
Лагутин, задумавшись, провел холеными белыми пальцами по усам и серьезно сказал:
— Сегодня неподходящий для этого день. Вы не находите?
— Нет, — ответил я.
— С моей точки зрения, лучше перенести разговор на завтра.
— Поскольку эта точка зрения является доминирующей, так мы и поступим.
— Вот моя визитка, позвоните мне в час дня в офис, — так же серьезно ответил Лагутин, пропуская мои колкости мимо ушей. — Вам передадут информацию о том, где меня можно будет найти.
Он повернулся и не прощаясь уверенным шагом направился к выходу. Я не успел даже откланяться.
«На нет и суда нет», — подумал я. Я не стал особо огорчаться и принялся искать остальных членов «святой троицы». Эти двое тоже решили не задерживаться — их я заметил также направляющимися к выходу.
Господи, кто же будет жрать оставшуюся в изобилии на столе осетрину? Видимо, чиновники средней руки — у них наверняка небольшая зарплата… Времени обдумать детально подобную херню у меня не было, и я решил взять быков за рога (если это было применимо к моим будущим собеседникам).
Я твердым шагом направился навстречу Бойко и Иванову.
— Господа, — сказал я, когда до столкновения оставалось три шага. — Моя фамилия Мареев, я частный детектив, вам обо мне должны были говорить.
Они остановились и быстро переглянулись.
Первым отреагировал Бойко:
— Что вы хотели от нас услышать? — В его голосе звучали детские оттенки, которые очень вязались с его пухленьким розовым лицом и слегка приоткрытым ртом, как будто он всегда был чем-то удивлен.
— Информацию, касающуюся Зимина и его деятельности.
— Какого рода информацию? — вступил в разговор Иванов. На его худом, несколько аскетичном лице я прочел некое напряжение.
— Давайте так — я буду задавать вопросы, вы будете отвечать или отказываться, ссылаясь на какие-либо причины. Ведь диалог у нас не принудительный, а добровольный.
Молодые люди еще раз переглянулись, и Иванов сказал:
— Нам уже надо ехать, если хотите, поехали вместе и поговорим по пути.
Выбора у меня не было, и я сказал:
— Отлично.
Мы вышли на улицу и подошли к темной «Вольво-850», где сидел истомившийся в ожидании шофер. Я сел за спиной шофера, чтобы мне было удобно видеть севшего впереди Иванова и пристроившегося рядом со мной Бойко.
Я продолжил активничать. Вопрос сразу обоим:
— Как давно вы знали Евгения Зимина?
— Достаточно давно, — сухо ответил Иванов.
— Лет десять, — подтвердил Бойко.
— То есть когда он еще работал в органах?
— Да, — нехотя согласился Иванов.
Бойко и на сей раз был более откровенен:
— У нас были тогда мелкие неприятности с законом на экономической почве, мы уже тогда занимались предпринимательством.
— Какого рода?
— Вам что, всю биографию рассказать? — колко спросил с переднего сиденья Иванов.
— Тогда это называлось фарцой, но, уверяю вас, это к делу не относится. Просто Евгений уже тогда мыслил дальше, чем другие, и, будучи порядочным человеком, помог нам решить некоторые проблемы с законом. Он вошел в наше положение, тогда еще совсем молодых парней, комсомольских работников, первый раз съездивших за рубеж, — рассказывал Бойко.
— Он и в дальнейшем помогал вам на стезе бизнеса?
— Как только начались реформы и мы занялись предпринимательством легально, он помогал нам в тех случаях, когда возникали проблемы с криминальными структурами.
— То есть «был крышей»?
— Не в том смысле. Закон он никогда не нарушал, — возразил Бойко.
«Это в нашей стране-то… Просто святой… Ангел господен», — подумал я.
— И уже несколько позже, когда он ушел из органов, поняв, что его предназначение в жизни — бизнес и политика, мы пригласили его на главные роли в коммерческие структуры, которые сами к тому времени создали и развили. С его приходом дела пошли еще лучше. Он предприниматель от Бога, — патетично воскликнул Бойко.
— Однако в этом качестве он работал немного, года два, а потом ушел в Правительство, — заметил я.
— Не черта было лезть в политику, — мрачно проговорил Иванов, глядя на фары встречных автомобилей.
— Он хотел пойти дальше, перейти в новое качество, поднять планку в целях, — пояснил Бойко. — Бизнес для него был лишь средством в достижении этих целей.
— При таких амбициях должно было быть немало завистников, желающих порушить эти планы. Вы кого-нибудь конкретно подозреваете?
Оба разом замолчали.
— Если откровенно, — опять не выдержал первым Бойко, — то представить себе кого-то конкретно я не могу. Да, недоброжелатели были, но открытых непримиримых врагов лично я просто не знаю. Евгений умел обделывать свои дела так, чтобы не доводить до серьезных конфронтации с кем бы то ни было. Надо отдать ему должное, дипломатом он был весьма неплохим.
— Были ли у кого-то личные мотивы пойти на такой шаг? Может быть, кто-то сильно пострадал от деятельности Зимина?
— Да, конечно, были, были, — взорвался Иванов. — Были и люди, были и мотивы. Но чтобы отважиться на убийство, — таких я не знаю. Хотя я допускаю, что многого о жизни Зимина не знаю, в том числе и личной.
— А как обстоит дело с экономическими мотивами? Может быть, старые долги, взятые обязательства, которые не были выполнены? Знаете, сейчас это модно — молодые бизнесмены взяли кредит, а отдавать нечем — поставщик подвел…
Они как-то разом бросили на меня недоуменный взгляд:
— Если вы слушали нас внимательно, то должны были понять, что Евгений — не молодой бизнесмен, — с недовольством в голосе сказал Бойко. — А опытный талантливый делец. К тому же он уже два года не занимается конкретным бизнесом, все его дела ведут ближайшие сподвижники, в том числе ваши покорные слуги. Если уж были к кому-то претензии, то к нам. Ничего отдаленно напоминающего то, что вы имеете в виду, в последнее время не происходит. Все фирмы имеют устойчивый положительный баланс, финансовое положение банка «Элвис» вообще ни у кого не вызывает никаких сомнений.
— Мы устойчиво развиваемся на протяжении многих лет, — подтвердил Иванов.
— А на чем основано такое преуспевание в период экономического кризиса? — спросил я.
— На хорошей работе и высоком профессионализме, — безапелляционно ответил Иванов.
— А если поконкретнее?
— Без комментариев, — резко обрубил Иванов.
Я перевел вопросительный взгляд на более говорливого Бойко, но тот демонстративно отвернулся к окну.
— Хотите добрый совет? — вдруг неожиданно спросил Бойко.
Я согласно кивнул.
— Попробуйте копнуть бытовуху, так, кажется, у вас это называется. Я не знаю ничего конкретного о личной жизни Зимина. Жил он как и все мы, достаточно много работая. Но чем черт не шутит… Может, какой-нибудь ревнивый шизофреник-муж и грохнул его?
Я откинулся на спинку мягкого, обтянутого дорогой кожей сиденья и, закурив сигарету, сказал:
— Ревнивый муж был бы слишком простым решением задачи для человека такого масштаба.
Глядя в окно на проезжающие мимо огни домов, я задумался о нашем разговоре. Снова никакой стоящей информации: общие фразы, экскурсы в историю, видимое благополучие в делах. Я почти был уверен в том, что в этих людях явно чувствовалось недоумение по поводу произошедшего, какая-то странная растерянность. Причем это не было растерянностью бойцов, лишившихся командира, — они были не первый год в бизнесе и могли развиваться без Зимина, однако что-то их пугало и напрягало. Что — я не мог понять.
— Неплохо бы в этом разобраться, — уже вслух сказал я.
Они не обратили внимания на мои слова, так как сами глубоко задумались. Я попросил шофера остановить машину. Попрощавшись со своими попутчиками, я быстро поймал такси и отправился обратно к «Славии», где меня поджидала оставленная на стоянке автомашина.
Добравшись поздно вечером до дома, я в который раз за последние дни понял, что Приятеля загрузить по большому счету мне нечем. Тем не менее всю информационную скудость, имевшуюся в наличии, я в подробностях представил на его рассмотрение (от списка лиц, присутствовавших на похоронах, до номера машины прелестной незнакомки) и, не собираясь просматривать его аналитические выкладки, лег спать.
На следующий день ровно в час дня (я предположил, что банкиры любят точность) я набрал номер, указанный в визитке Лагутина. Как и следовало ожидать, мелодичный женский голос сказал:
— Банк «Элвис». Приемная председателя правления. Добрый день.
— Меня зовут Валерий Мареев. Мне нужен господин Лагутин.
— Одну минуточку, — замялась секретарша и, видимо, в продолжение этого включила мелодичную заставку в телефоне.
Я внутренне выругался, поскольку терпеть не мог электронный ремикс известной пьесы Бетховена «К Элизе». Это, к счастью, продолжалось недолго, и голос секретарши пропел мне следующий текст:
— Уважаемый господин Мареев! К сожалению, Василия Андреевича сейчас нет в банке, но он оставил адрес, по которому вы можете его найти. Это спортивный комплекс завода техстекла. На вахте о вас сообщено.
— Спасибо, — поблагодарил я ее за пение и положил трубку.
Через двадцать минут я был на проходной. Охранник на вахте, пристально разглядев меня и мое удостоверение, сверил мою фамилию со списком присутствующих и прогудел:
— Второй этаж, волейбольный зал.
На входе в зал меня снова остановили, на сей раз люди крепкого телосложения в штатском, видимо личные охранники кого-то из игроков, вполне возможно, что Лагутина. Пройдя очередной тест-контроль, я наконец попал в спортзал.
Игра была в самом разгаре. Две команды пузанов скрестили копья на волейбольной площадке в отчаянной борьбе за сброс парочки-другой килограммов своего веса. Единственным выделявшимся на этом фоне игроком был предмет моего интереса Василий Лагутин.
Он играл ярко и самозабвенно. Понаблюдав за его игрой минуты три-четыре, я подумал, что, можно сказать, играл он в чем-то ожесточенно. Он прекрасно действовал на приеме, бросаясь за самыми сложными мячами, умно и грамотно раздавал пасы, играя роль разводящего, но наиболее ярко он раскрывался в роли атакующего. Мощными кинжальными ударами он вбивал мяч в площадку соперников: мне показалось, что он не просто играет, а снимает мощнейшее нервное напряжение. Это выражалось не только в игре, но и в агрессивных репликах, отпускаемых им партнерам по команде, которые не соответствовали классу его игры и смотрелись на порядок хуже.
В наблюдениях за игрой я провел еще минут двадцать-тридцать, пока наконец соперники лагутинской команды проиграли очередную партию с унизительным счетом 2:15. Пузаны повалились в изнеможении, вытерев площадку мокрыми от пота костюмами «Рибок» и «Адидас». Какая радость для уборщицы — после этого ей можно было особо не трудиться.
Лагутин же молча оглядел валяющиеся тела, взял сумку и пошел в раздевалку, по пути кивнув мне, чтобы я следовал за ним.
— Надо отдать вам должное, — начал я. — Вы как молодой олень среди стада быков. Вам что, доставляет удовольствие истязать несчастных толстяков?
— Надо же как-то разряжаться, — буркнул он.
— Видимо, их жены будут вам благодарны за поддержание своих мужей в хорошем тонусе, — предположил я. И добавил: — Но думаю, что не сегодня. Они, похоже, уже никакие.
Мы вошли в широкую раздевалку, по стенам которой стояли шкафчики. Справа был вход в душевую.
— Вы ждали долго, пять минут ничего не решит. Подождите, я сполоснусь.
Не дожидаясь ответа, он исчез в душевой, из которой действительно появился очень быстро, обмотанный вокруг пояса полотенцем. Не шибко стесняясь меня, он снял полотенце и принялся одеваться. Я заметил, что у Лагутина хорошая спортивная фигура — дельтовидные мышцы спины заиграли у него, когда он натягивал трусы.
Одевшись, банкир тут же устремился к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Спустившись на первый этаж, мы зашли в комнату, которая раньше была красным уголком. Там уже стояли горячий самовар и блюда со сдобью.
Усевшись на диван, Лагутин налил себе чаю и наконец спросил:
— Какие у вас вопросы? Мне несколько неловко, вы потеряли много времени, а я боюсь, что вряд ли подброшу вам что-нибудь интересное. Могу сказать вам искренне: для меня убийство Евгения совершенно непонятно. Это было как гром среди ясного дня. И все же если рассматривать какую-то версию как основную, то наиболее перспективной мне кажется убийство по личным мотивам.
— Могу я узнать, почему вы так считаете?
— Версию политического убийства я считаю маловероятной, — не те масштабы, не тот уровень, не та политическая ситуация. Область находится под твердым контролем одного политического лидера, серьезной оппозиции практически нет, а внутренние разборки не имеют такого накала, чтобы браться за пистолет.
Лагутин отхлебнул чаю и продолжил:
— Что касается бизнеса… Зимин отошел от непосредственного руководства финансовыми операциями, все силы отдавая работе в министерстве. Никаких невыполненных обязательств перед бизнес-партнерами нет. В этом я могу вас заверить, потому что сам курирую все эти процессы. У Зимина в бизнесе от меня секретов не было.
Следовательно, остается одно. Попробуйте покопать личную жизнь Евгения. Думаю, именно там может быть ключ к разгадке этого преступления.
Я неожиданно спросил Лагутина:
— А что вас заставило пойти на беседу со мной, если нам практически не о чем говорить?
— Вам, видимо, не сказали, но сейчас уже не вижу смысла скрывать, что заказчиком расследования является группа людей, входящих в Губернский Экономический Совет. Могу пойти дальше и раскрыть вам мотивы, побудившие нас пойти на частное расследование. Несмотря на то что я вам сказал выше, данное убийство может быть следствием чего угодно. Попросту говоря, мы ни хрена не понимаем, что происходит. — Даже сквозь дымчатые очки я углядел ту страсть, которую выражали глаза Лагутина. — Для того чтобы разобраться в ситуации и работать с более сложными версиями и ходами, мы должны исключить самые простейшие версии, а именно убийство на бытовой почве или по каким-то личным мотивам. Для этого были наняты вы. Вот, собственно, и все, о чем я могу вам сказать. Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее вы снимете ту неопределенность, которая воцарилась в делах и умах.
— К сожалению, мое время истекло, я должен ехать. — Поставив чашку на стол, Лагутин решительно поднялся.
Поздно вечером я подводил итоги двухдневного расследования. Они были скудны, и к помощи своего Приятеля я прибегать не стал. За два дня я переобщался с хреновой тучей всяких чинуш и бизнесменов, и каков результат? Главным было то, что они все твердили о своем непонимании причин происшедшего, ведущей версией они считают бытовую и сведение личных счетов. При этом лишь один Лагутин откровенно сказал, что ведущей эту версию они называют потому, что просто хотят убедиться, что ни политика, ни экономика здесь ни при чем.
Смущало, однако, некое разночтение в подходах к расследованию Лагутина и Передреева: последний назвал мне в качестве наиболее вероятной экономическую подоплеку преступления. «А может быть, действительно, бытовуха? Какие-нибудь