Вот уже целых две недели Паркер провел на белоснежном песке пляжа в Билокси. Он искал утешения в обществе роскошной златокудрой подружки по имени Белл и не находил его. И вот в один прекрасный день, недолго думая, он съехал из отеля и отправился в Новый Орлеан, не забыв при этом отправить свой новый адрес Генди Мак-Кею. По прибытии он снял номер в мотеле, в самом центре города, и в первый же вечер познакомился с молоденькой исполнительницей фольклорных песенок. Она беспрестанно жаловалась на скотину-менеджера, который, если верить ее словам, только тем и занимался, что самым бессовестным образом губил ее карьеру. Проку от нее было мало, поэтому на третий день он в конце концов все же выставил девицу за дверь и привел на ее место стриптизершу с Бурбон-стрит, с которой у него быстро наладились довольно тесные отношения.
Но о долгожданном успокоении по-прежнему оставалось лишь мечтать. После окончательного разрыва со стриптизершей, произошедшего через неделю, он в один из вечеров отправился на побережье. Там довольно долго бродил в одиночестве, пока на него не напали двое хулиганов, задумавшие снять с позднего прохожего ботинки. Во время завязавшейся потасовки он в какой-то момент понял, что намеренно затягивает драку ради собственного удовольствия. На душе у него сделалось еще более мерзко, и тогда он быстро разделался с обоими. Вернулся обратно в мотель и собрал вещи. Затем сообщил Генди Мак-Кею о своих планах и вылетел ночным рейсом в Лас-Вегас.
Вообще-то, как раз в Вегасе ему было нечего делать, хотя бы потому, что сам он никогда не был игроком. Там он тоже не находил себе места, продолжал напропалую ухлестывать за девицами и никак не мог остановиться. Однажды за весь день от полудня до вечера у него успели побывать сразу три пташки. К третьей из них он нечаянно обратился, назвав ее именем первой. Она, конечно, не обиделась и не ушла, но это недоразумение навело его на мысль о том, что он становится слишком рассеянным. Поэтому на следующий день он сел в самолет, вылетающий в Сан-Диего. Там он снял на неделю коттедж к югу от города на взморье, желая хоть немного побыть в одиночестве. Как обычно, он выслал свой очередной новый адрес Генди и отправился загорать на пляж.
Мысли о женщинах не шли у него из головы, хотя сам он прекрасно знал, что было тому причиной. Внутренний голос настоятельно требовал от него снова взяться за работу. Но только идиот мог задумываться о делах именно сейчас, а Паркеру были не по душе идиотские затеи. Того, что ему удалось неплохо заработать на последнем деле, по-прежнему оставалось больше, чем он сможет потратить в ближайшее время, да и к тому же еще немало было припрятано на черный день в надежных тайниках, разбросанных по всей стране.
Так что острой необходимости приниматься за что-то новое не было, а уж идти на дело от скуки тем более не стоило.
В душе по-прежнему не находя себе места, он тем не менее в неизменном одиночестве оставался лежать на пляже, закрыв глаза от ослепительного солнца, будучи не в силах отвлечься от своих фантазий на тему любви, и разгоревшаяся в нем не на шутку страсть как будто вовсе не собиралась утихать. Для себя он твердо решил во что бы то ни стало пробыть здесь всю неделю, тем более что плата за жилье была внесена им вперед, и за все это время не заводить никаких подружек. Он проводил довольно много времени, плавая в холодных водах океана, а все вечера напролет просиживал дома перед допотопным телевизором, пользование которым также входило в плату за наем коттеджа.
На пятый день он отправился на пляж, где и познакомился с разведенной дамой лет тридцати, которая выбралась на калифорнийское побережье из своего Техаса в поисках «настоящей жизни», задавшись целью познать ее на личном опыте. Он привел ее в свой коттедж, открыл бутылку с шотландским виски и позволил новой знакомой целый час занимать себя разговорами, чтобы та не чувствовала себя так, как будто бы ее «сняли» как обыкновенную потаскушку. Отведенный час подходил к концу, когда зазвонил телефон.
— Привет. Ты сейчас занят? — Это был далекий голос Генди Мак-Кея, находившегося на другом конце провода у себя в Приск-Айл, штат Мэн.
— Не вешай трубку, — сказал ему Паркер, после чего обернулся к своей пассии и, одарив ее такой улыбкой, какой она не замечала за ним никогда прежде, ласково предложил: — Шла бы ты домой.
В ожидании известий Паркер лежал на кровати в темноте гостиничного номера. В эти минуты он чувствовал себя неким агрегатом, хоть пока и временно бездействующим, но уже полностью готовым к включению в работу. Он положительно ни о чем больше не думал.
И был совершенно спокоен.
Когда наконец раздался стук дверь, то он встал с кровати и включил свет, потому что был уверен, что со стороны выглядит довольно нелепо, когда человек просто лежит в темноте и дожидается кого-то. После этого он открыл дверь и был крайне удивлен, встретившись взглядом с совершенно незнакомой женщиной. На пороге стояла высокая, стройная женщина в деловом костюме с лицом и фигурой манекенщицы.
— Это вы мистер Линч? — сдержанно осведомилась она.
Он остановился здесь как раз под этим именем, но все же не спешил сказать «да» и в свою очередь задал встречный вопрос:
— А вы уверены, что не ошиблись номером?
— Может быть, мне все же позволено будет войти?
— А вдруг я не тот Линч, которого вы разыскиваете? — предположил он.
Женщина уже как будто начинала злиться.
— Вообще-то, мистер Линч, я от Билли Лабатарда. — В ее голосе слышалось явное нетерпение. — Будет лучше, если нам не придется продолжать разговор в коридоре.
Паркер покачал головой:
— Попробуйте припомнить еще кого-нибудь.
— Имеете в виду Лемке?
— Его самого, — ответил он, отходя от двери и жестом приглашая гостью в комнату.
Она вошла, сохраняя выдержку и спокойствие, не преминув однако поинтересоваться:
— К чему вся эта конспирация? Он закрыл за ней дверь.
— Я не ожидал, что они пришлют женщину, — произнес он.
— Вот как! Почему же?
— Потому что это непрофессионально. — Она улыбнулась — едва заметно, одними уголками губ.
— Да уж, похоже, это и в правду не самая достойная из профессий.
Подобного рода пустые разговоры неизменно выводили Паркера из себя. Он пожал плечами и спросил напрямик:
— А теперь что?
— Я отвезу вас на встречу.
— Какую еще встречу?
Здесь она позволила себе выказать некоторое удивление:
— На ту встречу, ради которой вы и приехали сюда. Или, может быть, вы думаете, что управитесь со всем без всякого плана?
Паркер еще окончательно не решил для себя, станет он браться за это дело или нет, но сейчас он не счел нужным распространяться на этот счет. В конце концов, ей, по-видимому, было поручено вести машину и только. И кроме того, если и все остальное у них выдержано в подобном же духе, то он откажется. Это однозначно.
И все-таки на первую встречу было бы полезно съездить. Хотя бы для того, чтобы узнать, каков расклад. Даже если само предприятие окажется безнадежным, то у него будет возможность повидать старых знакомых. При такой работе, как у него, поддерживать постоянные отношения с давними приятелями всегда считалось делом затруднительным. Но зато сейчас можно будет выяснить, кто из них на данное время загружен своими делами, а на кого при случае стоит рассчитывать.
Поэтому он надел пиджак, положил ключ от номера в карман и сказал:
— Ладно, поехали на эту вашу встречу. Они вышли из отеля, и она привела его на Вашингтон-стрит, где был припаркован «бьюик» зеленого цвета.
— Хотите сесть за руль? — спросила она.
— А вы что, не знаете город? Она пожала плечами и состроила пренебрежительную гримаску.
— А то как же. — Она произнесла это так, словно желала добавить: «Даже лучше, чем мне самой того хотелось бы».
— Тогда поведете сами, — сказал Паркер. Зайдя с правой стороны, открыл дверцу и расположился на сиденье пассажира рядом с местом водителя.
Она проводила его изумленным взглядом, а затем сама села за руль. Вставив ключ в замок зажигания, она тем не менее не торопилась повернуть его. Вместо этого откинулась на спинку кресла и принялась изучающе и как будто неодобрительно разглядывать его.
Паркер ждал, но она просто неподвижно сидела рядом, глядя на него в упор, словно стараясь разгадать какие-то его тайные помыслы. Он подождал еще немного и наконец не выдержал:
— Ладно, выкладывайте, что там еще у вас.
— Мне просто хотелось спросить кое-что, — призналась она.
— Тогда спрашивайте.
— Вы так грубы от природы или просто вам почему-то очень хочется нахамить именно мне?
Паркер покачал головой:
— Мне очень хочется, чтобы вы тронулись наконец с места.
— Другими словами, до меня вам никакого дела нет?
— Именно так. Она кивнула.
— Что ж, я польщена, — сказала она, а потом добавила: — Хотя для меня это и было несколько неожиданным. Только и всего.
Больше никаких ответов от него не требовалось, и поэтому Паркер отвернулся и, глядя прямо перед собой, достал сигареты. Вытащил одну и закурил, в то время как его спутница включила зажигание. Потом он откинулся на спинку сиденья и смотрел на мелькающие за окном автомобиля дома и улицы Индианаполиса. Стрелки часов едва перевалили за полночь, наступало утро четверга, и в этот час залитые ярким светом фонарей широкие городские улицы были пустынны. Все замерло, как будто во всем городе не осталось ни одной живой души. Изредка то здесь, то там в витринах закрытых аптек и супермаркетов вспыхивали гирлянды неоновых огней. Паркер смотрел на безлюдные улицы за окном, и ему вдруг подумалось о том, что такие города, как этот, лучше грабить глубокой ночью.
Хорошо, что он снова может начать думать о чем-то дельном. Уже целых два дня прошло с тех пор, как он сумел снова обрести власть над собственными мыслями. Это произошло именно в тот момент, когда в телефонной трубке раздался голос Генди Мак-Кея. С тех пор он стал серьезен, сдержан и сосредоточен.
Разговор получился коротким, несмотря на то, что его столь же изумленная, сколь разобиженная тридцатилетняя пассия была к тому времени уже выпровожена за дверь. Генди сказал:
— Я тут на днях встретил одного из твоих приятелей. Лемке.
Это было неплохим началом. У Паркера не было общих дел с Лемке уже несколько лет, но он, тем не менее, запомнил его как надежного партнера, которому можно доверять. И тогда он спросил:
— Ну и как он там?
— Жутко деловой. Не прочь как-нибудь повидать тебя.
— Мне бы тоже хотелось с ним увидеться.
— Тогда попробуй связаться с его другом. Он живет сейчас в Чикаго, отель «Баркли».
Догадавшись, что этим «другом», скорее всего, и был сам Лемке, снимавший номер под чужим именем, Паркер сказал:
— Может быть, я так и сделаю. Так кто у него там?
— Мур. Джон Мур.
— Ясно. А сам-то ты как? Все еще не у дел?
— Решил завязать раз и навсегда. Заезжай в гости, когда будет время.
— Обязательно, — пообещал Паркер, наперед зная, что ни в какие гости он не поедет, и положил трубку.
Разговор с Лемке оказался еще более кратким. Не представляясь, Паркер сказал:
— Я тут на днях разговаривал с Генди. Он сказал, что нам было бы неплохо собраться вместе.
— Я не смогу, — сказал Лемке. — Но господин Линч может в среду сам приехать в Индианаполис и остановиться там в отеле «Клейборн». Возможно, тебе это тоже будет интересно.
— Спасибо за совет, — сказал Паркер.
В ближайшую среду, приехав в Индианаполис, он снял номер в отеле «Клейборн». Зарегистрировался под именем Линча и стал ждать.
Ну вот, время ожиданий закончилось. Он был удивлен, что на встречу к нему явилась женщина. Но если за дело берется сам Лемке, то это уже что-то значит. Другое упомянутое ею имя — Билли Лабатард — не говорило ему ровным счетом ни о чем. Также маловероятно, чтобы это было одно из имен самого Лемке, хотя бы потому, что он никогда не позволил бы себе использовать для липовых имен свои настоящие инициалы.
Женщина за рулем быстро и уверенно вела машину, направляясь на юго-запад от городского центра. Шоссе здесь заметно сузилось, расставленные вдоль дороги фонари горели не так ярко. Местность вокруг представляла собой совершенную равнину, нигде не видно ни единого холма. Паркер заметил, что спутница то и дело искоса поглядывает на него. Так обычно поступают полицейские.
Интересно, что она сейчас может предполагать? Опасается, что в последний момент он вдруг передумает, закроет руками лицо, выскочит из машины и бросится наутек?
Или выхватит пистолет и начнет отстреливаться?
Он выбросил в окно окурок сигареты, закрыл глаза и стал дожидаться, куда его привезут.
На одной из окраинных улиц Марс-Хилл, пригорода, расположенного к юго-западу от города, «бьюик» повернул направо. Съехал с шоссе на посыпанную гравием дорожку, ведущую к неприметному одноэтажному дому. По обочине шоссе росли деревья, а немногочисленные фонари светили, как говорится, себе под нос, но того, что Паркеру все-таки удалось разглядеть в полумраке, было вполне достаточно, чтобы получить беглое представление об этом захудалом предместье. Вдоль улиц выстроились однообразные дома, такие же обшарпанные, как и тот, к которому они подъехали. Гаража рядом с домом не было, а во дворе со стороны улицы отсутствовала всякая растительность, за исключением нескольких торчавших из земли метелок сорной травы. В окнах дома горел свет, проникавший сквозь опущенные жалюзи.
— Ну вот и приехали, — сказала женщина и заглушила мотор.
Паркер вышел из машины, захлопнул дверцу и стал ждать от своей спутницы дальнейших указаний, куда идти: к парадной двери или к черному ходу.
У нее ушло больше времени на то, чтобы выбраться из машины, но наконец все было в порядке, и она сказала:
— Сюда.
Вход со стороны улицы. Узкое крыльцо. Женщина постучала в застекленное окошко на двери. Очевидно, звонок не работал.
Дверь открылась. На пороге стоял ребенок. Может быть, вовсе и не ребенок, а просто человек очень маленького роста, при этом довольно толстый, похожий в темноте на заплывшего жиром подростка. На нем были мятая белая рубашка с расстегнутым воротом, темные брюки, явно не подходивший к ним пиджак, темные ботинки. На лице большие очки в черной оправе. У него было широкое, бледное лицо, черные, заметно поредевшие волосы и мягкие руки с короткими пальцами.
— Клер! А это, должно быть, и есть мистер Паркер. — У обитателя дома оказался писклявый и слабый голос, наводивший на мысли о кастратах и евнухах.
Женщина — это ее звали Клер, — вошла в дом.
— Привет, Билли. Но его все же зовут Линч, — устало произнесла она. Всем своим видом она давала понять, что любые ее возражения и замечания будут отскакивать от твердолобого Билли как горох об стену.
— Да ведь здесь все свои, — радостно возразил Билли, рассмеявшись и протягивая Паркеру свою мягкую руку со словами: — Я Билли Лабатард, и это была моя идея. Лемке мне много рассказывал о вас.
Паркер переступил порог, не обращая внимания на протянутую ему руку, и рывком захлопнул дверь, которую хозяин все еще придерживал другой рукой, огрызнувшись при этом:
— Тогда, может быть, он обмолвился и о том, что я терпеть не могу светиться в дверях?
Билли как будто смутился, но продолжал улыбаться, и эта улыбка растерянно застыла у него на лице подобно краешку полумесяца, показавшемуся из-за туч. Он перевел растерянный взгляд на Клер. Та, отвернувшись от него, стояла в прихожей, заглядывая в гостиную.
— Клер, разве я сделал что-то не так?
— Возможно, — не поворачивая головы, устало проговорила она и тут же прошла в комнату.
— Лемке здесь? — спросил Паркер.
— Ну да, конечно. — Билли внезапно снова был вне себя от счастья. — Мы уже все здесь и вас только дожидались.
— Спрашивается, для чего?
— Лемке говорит, что у вас есть воображение, вы блестящий организатор. Он считает, что для этой работы подходите именно вы.
— Может быть. А где он сам?
— В гостиной, — с готовностью ответил Билли. — Мы все собрались в гостиной. — Он направился в комнату, жестом приглашая Паркера следовать за собой, не решаясь коснуться его руки.
Гостиная оказалась небольшой, тесно заставленной мебелью комнатушкой, залитой ярким светом двух торшеров и люстры под потолком. Свет также горел и в смежной убого обставленной столовой. Низкие потолки делали гостиную еще более тесной, чем она была на самом деле.
Лемке сидел напротив двери на диване, покрытом мохеровым пледом, и держал в руке банку пива. Он постарел с того времени, когда Паркер виделся с ним в последний раз. Этот маленький, опрятного вида пятидесятилетний человек, казалось, так и светился чистотой и был похож на первоклассника, отправляющегося в школу. Завидев Паркера, он улыбнулся, обнажив ровнейший ряд ослепительно-белых искусственных зубов. Один вид их навел Паркера на мысль о том, что Лемке с момента их последней встречи, должно быть, все-таки пришлось провести некоторое время за решеткой. Вряд ли от тюремного дантиста стоило ожидать лучшей работы.
Встав с дивана, Лемке протянул руку для приветствия.
— Привет, Паркер. Давненько не виделись.
— Рад тебя снова видеть, Лемке, — сказал Паркер, хотя, откровенно говоря, это было не совсем так. Если Лемке, и действительно, не так давно освободился, то полностью полагаться на него не следует. Возможно, ему не терпится поскорее сорвать куш, приложить руку к новому делу, даже если шанс на успех окажется одним из ста.
— По-моему, ты еще незнаком с Джеком-Французом, — сказал Лемке, указывая на человека, расположившегося на диване рядом с ним.
— Нет, мы незнакомы.
Француз встал со своего дивана, и они с Паркером обменялись рукопожатиями. На Паркера Француз произвел довольно благоприятное впечатление: худой, подтянутый, немногословный человек лет тридцати пяти, со спокойным, уверенным взглядом и ничего не выражающим лицом.
— Приятно познакомиться, — сказал Француз и снова занял свое место.
— Ну вот, теперь все в сборе, — нервно потирая руки, проговорил Билли.
—Ну так что же? — спросил Паркер у Лемке.
— Лабатард сам расскажет обо всем. Это его детище.
— Присаживайтесь, мистер Паркер, — залебезил перед ним Билли. — Вот сюда, в это удобное кресло. Я сейчас все вам расскажу.
По обе стороны от телевизора, находившегося напротив дивана, стояли два кресла из разных гарнитуров, оба с потертыми спинками и подлокотниками. Клер уселась на одно из них, закинув ногу на ногу и сосредоточенно разглядывая собственные ноги, обтянутые тонкими чулками. Подойдя к свободному креслу, Паркер сел. Открывавшиеся перед ним перспективы с каждой минутой прельщали его все меньше и меньше. Судя по всему, идея операции принадлежала самому Билли Лабатарду, а Билли Лабатард в его глазах был явным дилетантом. В довершение ко всему еще и безнадежным дураком. Конечно, и дилетанты время от времени могут дать наводку на стоящее дело, но даже в этом случае шансы на успех бывают невелики. Решив предоставить инициативу другим, Паркер приготовился выслушать, что нового может поведать ему этот идиот.
Билли стоял посреди комнаты, вертясь во все стороны, пытаясь одарить своей улыбкой сразу всех присутствующих.
— Специально для двоих вновь пришедших, — сказал он своим детским голосом, — я начну рассказывать все с самого начала. Меня зовут Билли Лабатард, по профессии я нумизмат. Занимаюсь продажей монет. Иногда берусь за почтовые марки, но в основном имею дело с монетами.
— А пушку ты сюда зачем притащил? — резко оборвал его Француз.
Классно сработано. Паркер настроился на то, чтобы поддержать линию Француза, если это в дальнейшем будет необходимо.
Билли поначалу растерялся, а потом взглянул вниз, на ствол, выпирающий из-под полы пиджака, и глупо усмехнулся.
— Это просто привычка. Я о нем и думать забыл. — Он взглянул на Француза, посмеиваясь, как ребенок, которого старшие ребята наконец решили взять в свою игру. — Мне часто приходится возить с собой ценные монеты. Иногда на шестьдесят или семьдесят тысяч долларов.
— И сейчас тоже? — съязвил Француз.
— Если хотите, я могу убрать его, — сказал Билли. — Но а разве сами вы не?.. — Не договорив, он сделал рукой неопределенный жест и оглянулся на Паркера, а затем перевел взгляд на Лемке.
Лемке ответил ему за всех:
— У нас все чисто. Билли. — Он говорил терпеливо. Так отец, расстроенный проступком сына, объясняет ему очевидные вещи. — Когда идешь на встречу с друзьями, нет необходимости брать с собой оружие.
— Но я даже... я сейчас же уберу его. Извините, мне правда очень жаль, что так вышло. — Он снова нервно усмехнулся. — Сами знаете, как это бывает, когда к чему-то привыкаешь, то потом уже даже не замечаешь. — Он направился к выходу из гостиной, не переставая по пути бубнить что-то себе под нос и одаривать всех улыбками. При ярком свете ламп было видно, как блестит его вспотевший белый лоб.
Когда Билли наконец оказался за дверью, Француз взглянул на Паркера и сказал:
— Стодолларовое убожество с перламутровой рукояткой.
— С хромированной, — поправила Клер. Паркер перевел взгляд на Клер. Она по-прежнему сосредоточенно разглядывала свои чулки. Она никоим образом не вписывалась в этот расклад, а Паркеру всегда было не по душе то, что выпадало из общей картины. Хотя, может быть, Билли Лабатард был не только дураком и дилетантом, но ко всему прочему еще и мазохистом. Найти иное объяснение присутствию здесь Клер, казалось, просто невозможно. То усталое презрение, с каким она относилась ко всему происходящему, было столь же очевидно, как бросается в глаза зеленая плесень на кожуре гнилого апельсина.
— Оставь его в покое, Джек, — урезонил Француза Лемке. — Вообще-то сам по себе он дундук дундуком, но расклад и в самом деле неплохой.
— Может быть, все может быть, — с сомнением сказал Француз, как будто сам он отказывался верить в это.
Тогда Паркер спросил у Лемке:
— Он только наводит или сам хочет войти в дело?
— Ага, вместе с этой своей хромированной мухобойкой, — ехидно добавил Француз.
Клер презрительно фыркнула и покачала головой. А Лемке сказал:
— Он будет в деле, без него не обойтись. Но только без пушки.
Тут в комнату снова вошел Билли Лабатард. На сей раз, он был без пиджака. Его белая рубашка была мокрой от пота на спине и под мышками. Видимо, до сих пор ему приходилось париться в пиджаке в ущерб собственному комфорту, но зато он мог чувствовать себя при оружии.
— Ну вот, готово, — объявил он во всеуслышание, расплываясь в идиотской улыбке.
Тогда Паркер серьезно сказал:
— Давай, Лемке, выкладывай, что ты там задумал.
— Лучше Билли сам, — попытался было возразить ему Лемке.
— Говорить будешь ты, — перебил его Паркер.
Билли снова заулыбался:
— Может быть, так действительно будет лучше, а я просто посижу и послушаю. — В стороне у стены, достаточно далеко от того кресла, где сидела Клер, стоял кухонный табурет, и Билли неуклюже уселся на него, ссутулившись, широко расставив ноги и положив руки на колени.
— Это связано с монетами, Паркер, — сказал Лемке. — Билли наводит на дело и финансирует его. Когда все закончится, то отдает нам половину навара. — Паркер покачал головой:
— Не годится.
— Почему?
— Много на этом не наваришь. Ну, обворуешь ты одного торговца, возьмешь у него товара на сорок, ну на пятьдесят штук баксов. Значит, нам из них приходится двадцать пять. Теперь подели на троих. Мало.
— Я один раз уже брался за это, — подал голос Француз, — когда сам был на мели. Я и один парень, которого звали Стимсон. Работали по наводке маклера, как сейчас. Мы стали пасти своего торговца, как только он выкатился с их сборища. Ну и, как водится, наехали на него на магистрали. Взяли каких-то вшивых восемнадцать штук и поделили между собой, а Стимсону еще и прострелили ногу.
— Но здесь мы сможем взять не одного торговца, — сказал Лемке, — а весь съезд разом. — Обернувшись к Паркеру, он спросил: — Тебе известно что-нибудь о съездах торговцев монетами?
— Нет.
— Они устраиваются нерегулярно. Не так, как, например, у врачей или еще кого-нибудь. Это своего рода распродажа. На нее собираются все нумизматы, торгующие монетами. Они снимают танцевальный зал в какой-либо из гостиниц или какое-нибудь другое подходящее помещение и выставляют там свой товар на уик-энд, чтобы те из местных, кто интересуется этим делом, могли прийти и купить что-нибудь для своих коллекций.
— Организатором выступает местный клуб нумизматов, — подал голос Билли из своего угла. — Это они договариваются с гостиницей, устраивают банкет и организовывают показы, разные экскурсии и тому подобное.
— Порой на эти торжища свозят товара миллиона на три, — сказал Лемке.
— Ну а мы-то туда как попадем? — задал вопрос Паркер.
— Билли сам тебе сейчас все расскажет. Билли с готовностью подался вперед, упершись руками о колени.
— Нумизматы раскладывают монеты в зале для продаж в пятницу утром, а большинство из них приезжает в город вечером накануне. Поэтому они оборудуют еще одну специальную комнату, у них она называется хранилищем. В четверг вечером все приехавшие сдают туда свой товар на хранение. А это примерно две трети из всех, кто будет торговать.
— Идея Билли состоит в том, что мы возьмем хранилище в ночь с четверга на пятницу. По его расчетам можно будет взять два миллиона долларов.
— Значит, наша доля миллион, — быстро подсчитал Француз.
— Или около того, — согласился Лемке. — Это то, что надеется получить Билли.
— И когда мы сможем его получить?
— Сразу, как только я реализую товар, — ответил Билли и, усмехаясь, добавил: — Если бы у меня был миллион долларов сейчас, то я не стал бы браться за это дело.
— Я так и думал, — сказал Француз. Он встал с дивана. — Извини, Лемке. Я не имею ничего против тебя, но в долг работать не буду.
— Джек, — пытался возразить ему Лемке — это верное дело. Я хорошо знаю Билли. За него я ручаюсь.
И тогда Паркер спросил:
— Послушай, Лемке, а ты сам-то давно вышел?
Лемке удивленно уставился на него:
— А ты откуда знаешь?
— От тебя же самого. Ты слишком опьянен свободой, чтобы рассуждать трезво.
— Паркер, ты же еще не выслушал все до конца.
— И не стану. — Паркер встал с кресла и сказал, обращаясь к Французу: — Я еду вместе с тобой на такси.
Когда они вместе направились к выходу, Лемке провожал их горестным взглядом, Билли улыбался, в замешательстве глядя на Лемке, а Клер с томным видом разглядывала свой маникюр.
Им пришлось пройти пешком шесть кварталов, прежде чем они наконец разыскали бар, откуда можно было вызвать по телефону такси. Из завязавшегося по пути разговора выяснилось, что у них есть человек шесть общих знакомых. Не успев еще как следует узнать друг друга, они говорили обо всем в общих чертах, избегая упоминать о каких бы то ни было конкретных делах, в которых каждому из них доводилось принимать участие.
— Жаль, конечно, что тут такой облом. Я бы не отказался от работы. А то приходится уже тратить из заначки. Ты не знаешь, где еще можно попробовать?
— Не знаю, — сказал Паркер. — Но сам не отказался бы войти в долю.
— Если что-нибудь узнаешь...
— Разумеется, — согласился Паркер. — Связаться со мной можно через парня по имени Генди Мак-Кей. Он живет в Преск-Айл.
— По-моему, мы с ним однажды уже встречались, — сказал Француз. — Он все еще держит свой бизнес?
— Отошел от дел пару лет назад. Нас обоих тогда здорово подставили.
— Только по-настоящему умный человек может решиться на то, чтобы завязать, — покачал головой Француз. — А моего зовут Солли Хинкль. Это в Сан-Антонио. Просто спроси Француза.
— Ясно.
Они зашли в бар и вызвали такси. Заказав выпивку, расположились за одним из столиков в ожидании машины. Разговор не клеился, и поэтому они сидели молча, сомкнув пальцы вокруг бокалов. Трое местных у стойки бара обсуждали между собой какого-то Вилли Саттона. Единодушно сходились на том, что он был истинным гением, сейчас уже таких не сыщешь.
Заказанное такси подъехало к бару минут через десять.
— На вокзал, — сказал Француз водителю после того, как они сели в машину, а затем обернулся к Паркеру: — А тебе куда? Обратно в отель, да?
— Да. В «Клейборн».
Такси тронулось, и Паркер наконец задумался, куда ему лучше отправиться завтра.
На ночной рейс он вряд ли успеет, так что ночевать все же придется в отеле.
Да, видать Француз основательно сел на мель, если собирается ехать поездом. Он сказал о том, что приходится запускать, руку в заначку, отложенную на черный день, но только не уточнил, как долго это уже продолжается. До такой степени экономить на всем и все же решительно отказаться от сомнительного дела? К такому парню стоит присмотреться. На всякий случай Паркер еще раз мысленно повторил про себя адрес и имя, посредника.
Француз сошел у вокзала, а до отеля «Клейборн» оставалось проехать еще совсем немного по Иллинойс-стрит. Никаких сообщений для него у портье не должно было оказаться, но Паркер все же справился. Нет, никто не звонил и ничего не передавал. Он решил позвонить Генди, но тут же раздумал: сказать ему еще было нечего. А если у самого Генди вдруг окажутся какие-нибудь новости для него, то с этим можно вполне подождать до утра.
Паркер поднялся к себе в номер. Он не стал включать свет, а просто подошел к кровати и, не раздеваясь, улегся на нее. Неподвижно лежал на спине, глядя в темноту перед собой.
Он не мог назвать ни одного места, где ему хотелось бы оказаться, но в то же время знал наперед, что не сможет заснуть, не решив прежде, куда отправиться завтра. Он подумал и о том, что было бы неплохо снова пойти пройтись, а заодно и присмотреть себе женщину, но в час ночи посреди недели, да еще и в Индианаполисе, это не легко.
Он перебирал в памяти все известные ему города и городишки от Майами до Сиэтла и от Сан-Диего до Нью-Йорка, где ему только довелось когда-либо побывать, и не мог сказать ничего хорошего ни об одном из них.
Он лежал на спине, устремив взгляд в потолок, и его душу уже вновь начинало одолевать прежнее беспокойство...
Ночной визитер, который настойчиво стучал в дверь его номера, уходить явно не собирался. Выдержав паузу, Паркер встал с кровати и отправился открывать. Решил хотя бы посмотреть, кто там. Он не стал зажигать свет, ему было положительно все равно, кто и что о нем подумает.
За дверью стояла Клер!
— Я подумала, что ты спишь. Портье сказал мне номер твоей комнаты. — Ее взгляд был устремлен в темноту комнаты у него за спиной, и наверняка она уже отметила про себя, что он был один.
— Твой Билли решил подложить тебя под меня и таким образом завлечь обратно? — сказал Паркер. — Можешь передать ему, пусть катится к черту.
— Билли никуда меня не посылал, — покачала головой Клер. — Не надо о нас так думать.
— Да я вообще, если хочешь знать, не собираюсь о вас думать. Уходи.
Но Клер не спешила уходить. Она стояла на пороге, придерживая дверь одной рукой.
— Ты что, действительно решил, что все это придумал сам Билли? Да его куриных мозгов не хватит даже для того, чтобы сообразить, который час.
Паркер снова покачал головой:
— Мне нет дела до того, чья это идея: его или чья-то еще. Потому что все это лажа.
— Не все так просто, я в этом уверена. Дай мне войти, давай поговорим.
— Без толку, — сказал он, тем не менее, чувствуя, как мятущаяся душа берет верх над логикой и разумом. Он вовсе не собирался возвращаться обратно и становиться частью дурацкого плана Билли Лабатарда, но теперь ему захотелось просто провести время с этой женщиной, слушать ее голос, затащить в постель на час или около того, прежде чем он сможет наконец уснуть.
Она почувствовала его нерешительность, скорее всего не догадываясь о ее причинах, и перешла к делу, подаваясь немного вперед и продолжая рукой удерживать дверь.
— Просто давай поговорим всего пять минут. Только пять минут.
Пожав плечами, он отступил назад:
— Ну заходи.
Клер прошла мимо него в комнату, погруженную в темноту, и он снова закрыл дверь. Из темноты послышался ее голос:
— А почему ты не включишь свет?
— Мне так легче сосредоточиться, — ответил Паркер. — Говори, я весь внимание.
— Но я ничего не вижу, — пожаловалась она.
Он прошел мимо, точно зная, где стоит его кровать, и снова улегся.
— А тебе не на что тут смотреть, — ответил он. — Хочешь говорить — говори.
— Почему ты постоянно стараешься нахамить мне?
— Я тебя не звал сюда. Ты сама пришла, — напомнил он.
Наступило молчание, и он мог чувствовать, как она борется сама с собой, пересиливая собственное самолюбие, решая в конце концов воздержаться от широких жестов и отложить другие проявления гордости до лучших времен. Поэтому, когда она наконец заговорила, голос ее был спокойным, даже каким-то отрешенным.
— Где здесь можно найти стул?
— Слева позади тебя.
Клер быстро прошла на указанное место, не споткнувшись и не задев ничего по дороге. Присев, она поднесла к сигарете зажженную спичку и закурила. Глядя на нее при свете маленького желтого пламени, Паркер почувствовал, как его начинает одолевать желание обладать именно этой, конкретной женщиной. Он перевел взгляд на потолок и увидел размытые, причудливые тени, пока не догорела спичка.
— Все должно состояться через девять дней в этом отеле, — сказала она.
— Только подумать! Пока Лемке сидел за решеткой, у него, оказывается, с горя, последние извилины распрямились.
— Почему?
— А потому что он напрочь забыл все, что знал раньше. Ладно, ты и Лабатард — что с вас взять — вы новички-дилетанты. Но уж Лемке должен знать...
— Что он должен знать?
— Правило номер один: не назначать встреч в том городе, где предстоит работать. Правило номер два: не останавливаться в отеле, в котором будешь воровать. Правило номер три: не работать в долг с оплатой по реализации товара. Ведь мы не сможем притащить твоего Билли в суд, если он вдруг потом не сможет с нами расплатиться.
— Но вы можете убить его.
— И много я с этого поимею?
— Я имею в виду, что Билли не осмелится обмануть вас, потому что он всех вас очень боится. Он знает, что вы его убьете, если он с вами не расплатится.
Возразить тут было нечего, и поэтому Паркер просто закрыл глаза и ждал.
Минуту спустя Клер снова заговорила:
— Я понимаю, что определенный риск все же есть, но ведь во всем и всегда есть свой риск, разве не так?
Она, видимо, еще надеялась услышать от него ответ, и тогда он сказал:
— Ты давай продолжай, не молчи, а то я усну.
— Я говорю, разве можно везде и всегда обойтись без риска?
— Кажется, ты пришла сюда, чтобы рассказывать мне что-то, а не задавать вопросы.
— Ну ладно. Мой муж был пилотом «Трансокеанской авиакомпании». А Билли — это брат мужа его сестры. Когда мой муж погиб, Билли начал ухаживать за мной. Я отказала ему, но он все равно не перестает твердить, что хочет быть мне просто другом, что хочет помочь. А мне нужны деньги, много денег. Я сказала ему об этом, и он обещал сделать так, чтобы они у меня были.
— Короче, ты сказала ему, что не отдашься ему просто так, но, может быть, согласишься за деньги, — заключил Паркер.
— Если он еще и рассчитывает добиться этого, то я здесь ни при чем. Он говорил, что хочет просто помочь, а я знаю, что мне нужно больше всего в данный момент, и я сказала ему об этом. Он ведь, вообще-то, уже проворачивал подобные делишки и раньше. Нанимал воров, которые грабили других дельцов, занимающихся монетами. Отследить монеты совершенно невозможно, за исключением каких-нибудь исключительно редких.
— Тебе нужно больше, чем можно взять с одного торговца?
— Мне нужно семьдесят тысяч долларов.
— Семьдесят штук. Вот это называется дружба.
— То, что я делаю, никого не касается.
— Правильно. А то, чего я не делаю, тоже касается только меня.
Наступила неловкая пауза, а затем Клер снова заговорила, но голос ее стал гораздо мягче.
— Извини. Я знаю, как это ужасно звучит, но я делаю то, что должна сделать.
— Тогда раздевайся.
На этот раз молчание оказалось более натянутым.
— Такова твоя цена? — Ее голос был резок.
— Да.
— Тогда я лучше поищу кого-нибудь другого.
Он подождал, пока она дойдет до двери, откроет ее, а затем сказал:
— Ты выбрала себе линию «Я делаю то, что должна сделать». Но все это вранье, ты носишься со своей гордостью, как будто воспоминания о ней греют тебе душу. На самом же деле ты просто-напросто презираешь Лабатарда и тебе решительно наплевать на него.
Она закрыла дверь, и в комнате опять воцарилась темнота.
— А что в этом такого?
— Еще одно правило, — пояснил он. — Никогда не работай с тем, к кому не испытываешь доверия и уважения.
— У тебя что-то слишком много правил, — заметила она.
— Поэтому-то я и не был никогда на отсидке. А Лемке там уже отмечался.
— А что бы ты сделал, если бы я все же разделась?
— Затащил бы тебя в постель, а утром уехал бы.
— Наверное, моя гордость здесь ни при чем, — проговорила она. — Наверное, я просто умная женщина.
Паркер рассмеялся, садясь на кровати. — Ладно, хватит болтать за жизнь, — сказал он. — Расскажи лучше о деле.
Они вошли в танцевальный зал при отеле.
— Вот здесь будут проводиться торги, — объяснила Клер. — Вдоль всех стен расставят столы, еще два ряда столов поставят посередине так, чтобы оставался проход и можно было бы все обойти.
Танцевальный зал помещался в мезонине: пустая и длинная прямоугольная комната с высокими окнами. Этим вечером здесь не устраивалось никаких торжеств. Синевато-белый свет уличных фонарей отражался от натертого пола, отчего зал походил на баскетбольную площадку после закрытия сезона. Стена напротив дверей была полностью задрапирована портьерами из темно-бордового плюша. Стену справа от входа украшала внушительных размеров фреска на историческую тему, изображавшая воинственных индейцев с луками и копьями.
— Это здесь, — сказала Клер, проходя вдоль левой стены. В конце зала, в самом дальнем углу, находилась совсем неприметная маленькая дверь. Открыв ее, она продолжала: — Здесь будет устроено хранилище. В нем продавцы в четверг вечером оставят весь свой товар.
Это была маленькая комнатушка, совершенно пустая, если не считать единственной телефонной розетки кремового цвета. Здесь было одно окно, четырехугольник, сквозь который проникал свет уличных фонарей. Выглянув на улицу, слева Паркер увидел козырек над входом в отель, справа — широкую пустынную улицу.
— На этот раз здесь должно собраться не меньше сотни продавцов, — сказала Клер. — Человек семьдесят — восемьдесят из них приедут с вечера в четверг и сдадут свой товар сюда на хранение.
— А когда должен закончиться торг?
— Вечером в воскресенье.
— А куда они будут девать свои цацки пятницу и субботу?
Она махнула рукой в сторону танцевального зала:
— Все останется на столах. Здесь будут все время находиться охранники из наших местных пинкертонов. Один из них останется в этой комнате.
В стене напротив окна была еще одна закрытая дверь. Паркер отпер ее, а затем осторожно приоткрыл и, убедившись, что в мезонине никого нет, тихо вышел в соседнее помещение.
Слева от Паркера находились двустворчатые двери входа в танцевальный зал, через которое они с Клер и попали в него. Если же отсюда отправиться направо, то, пройдя лишь одну четверть всей длины перехода, можно было попасть к лифтам и находившемуся за ними выходу на лестницу.
Паркер вернулся обратно в комнату — висевшая на двери табличка гласила: «ОЗЕРНАЯ КОМНАТА», — а затем вновь запер ее на замок и нагнулся, чтобы разглядеть добавочный номер телефона на розетке в полу: 195.
После этого он снова обернулся к Клер:
— Что еще?
— Теперь давай выйдем обратно.
Они пересекли танцевальный зал и вышли на площадку перехода.
Показывая в противоположную сторону, налево от лифтов, она пояснила:
— Вон там будет выставочный зал. Столы со специально подобранными монетами и банкнотами. Но трогать их не имеет смысла, большинство из них слишком редкие, с ними недолго и засветиться.
— Значит, нас интересует только вот это, — подытожил Паркер. — Танцевальный зал — или как ты его еще называешь?
— Зал торгов.
— Правильно. Торговый зал и хранилище. — Паркер задумчиво огляделся по сторонам. — А как же эти ваши сыщики? Где они будут расставлены?
— Этого я не знаю. Придется немного подождать, там увидим.
— Ладно, поднимемся в номер.
— Так ты берешься за это?
— Пока еще не знаю. У меня есть кое-какие вопросы.
— Тебе нужно спросить Билли, он знает больше моего.
— Посмотрим. Идем.
Они прошли вдоль стены к лифтам.
— Тебе не нравится эта затея, да? — спросила она.
Затея ему действительно была не по душе, но вслух он сказал:
— Просто я пока не понимаю, как все это будет происходить. Только и всего. Может быть, я никогда не смогу этого себе представить. Я просто не знаю.
Двери лифта раскрылись, и они вошли в кабину.
— Но ведь здесь будет столько денег. И все в одном месте, — напомнила она.
— А сколько товара будет у этих ребят при себе? У каждого по кейсу?
— Это в худшем случае, — сказала Клер. — Большинство из них привезут больше. Наверное, по два или три.
Лифт остановился на седьмом этаже. Выйдя из него, они пошли по коридору.
— Значит, считаем в среднем по два кейса на человека, — рассуждал вслух Паркер. — Они набиты монетами, а следовательно, должны быть тяжелыми, приблизительно фунтов по пятьдесят.
— Вот это да, — удивилась она. — Так много?
— Полторы сотни «дипломатов», — продолжал он, открывая дверь в номер. Они вошли, и он включил верхний свет.
— Семь тысяч пятьсот фунтов, — подсказала Клер тоненьким голоском.
— Для удобства округлим до целого числа, — сказал Паркер. — Итого четыре тонны. Вот она твоя идея — силами шайки из трех-четырех мужиков стащить четыре тонны багажа.
— Но ведь должен же быть какой-то выход, — возразила она с таким видом, как будто сама была готова поверить в то, что говорила. — Если хорошенько подумать, то можно найти способ, как это провернуть.
— Флаг тебе в руки, — обронил он.
— Черт возьми, — вспылила она, — ведь ты же вроде считаешь себя профессионалом! Так почему же ты сам ничего не можешь придумать?
— Уже придумал. — Он подошел к кровати и растянулся на ней, закинув руки за голову.
— Уже? И что же?
— Мы не станем соваться в хранилище. Вместо этого в субботу поздно ночью обчистим сам зал.
— Но как?
— Еще не знаю. Может быть, это дело и не выгорит, но только если что-то и может получиться, то только в зале и только ночью в субботу.
— Но тогда весь товар будет распакован, — попробовала возразить она.
— Очень хорошо. Можно будет выбирать. Взять самое лучшее.
Клер неуверенно улыбнулась. По всему было видно, что она сомневается и ей очень хочется, чтобы он поскорее развеял эти сомнения.
Тогда она спросила:
— Ты действительно считаешь, что такое возможно?
— Я еще не знаю. Мне нужно задать Лабатарду несколько вопросов. Позвони ему сейчас и скажи, что с утра мы к нему заедем.
Она уже было протянула руку к телефону, но затем остановилась и переспросила, оглянувшись:
— С утра?
— Как хочешь, — сказал он в ответ.
— А если я откажусь, то сделка будет расторгнута?
— Вовсе нет. Если ты откажешься, то сейчас поедешь домой, а утром заедешь за мной.
Она, казалось, ненадолго задумалась, по-прежнему оставаясь стоять у телефона.
— Но тогда придется потратить много времени на бесполезную езду, не так ли?
Паркер поднялся с постели и направился к ней. А немного погодя она позвонила туда, куда собиралась.
— Так дело не пойдет, — сказал Билли. Утром, примерно в половине одиннадцатого, они все собрались во дворе позади дома. В дальнем конце двора находилась небольшая жаровня, сложенная из кирпичей, на которой Билли собственноручно готовил гамбургеры. Дрова были не совсем сухие, и печь нещадно дымила.
Лемке сидел на нижней ступеньке крыльца черного хода с банкой пива в руке, водрузив на голову старую соломенную шляпу и щурясь от яркого солнца. Клер, одетая в голубые джинсы и белую блузку, расположилась в полосатом шезлонге, оказавшемся единственным предметом мебели во всем дворе. Паркер был полон решимости. Он непрестанно расхаживал по заваленному рухлядью двору, подобно тому, как пантера мечется по открытому вольеру в зоопарке.
— А в чем проблема? — спросил Паркер. — Почему, собственно...
— Вы забираете ценные монеты, — говорил Билли, взмахивая рукой с лопаткой для переворачивания гамбургеров, — и просто ссыпаете их в холщовый мешок. Тащите их куда-то и там вываливаете на стол. Да вы вообще-то понимаете, что творите?
— Пока еще нет, — признался Паркер. — Что же?
— Вы снижаете их ценность, — ответил Билли, — возможно, процентов на двадцать пять. Монеты — гораздо более деликатный товар, чем вы думаете. Они трутся, бьются одна о другую, и от этого их ценность значительно снижается. Это все равно что скатиться от «unc» до просто «VF».[1]
— Билли, — устало проговорила Клер, — они не знают этих твоих терминов.
— У меня есть идея, — сказал Паркер. — Суть вопроса в том, что мы должны их упаковать, так?
— Время, Паркер, — напомнил Лемке. — Время и еще раз время.
Прошлой ночью у него еще оставалось время, чтобы еще раз все как следует обдумать, и поэтому теперь он был мрачен и довольно пессимистично настроен относительно всей этой затеи.
— А это уже как посмотреть, — возразил Паркер и снова обернулся к Билли: — Так говоришь, там будет сотня торговцев.
— Около того. Плюс-минус несколько человек.
— И весь их товар целиком тебе не нужен.
— Нисколечко, — подтвердил Билли. — Некоторые из монет слишком редкие, и я не осмелился бы предложить их кому-либо, не будучи в состоянии доказать, как они попали ко мне.
— А другие, — предположил Паркер, — не стоят того, чтобы их брать.
— Иностранные монеты, — сказала Клер.
— Да, это так, — согласился Билли. — Иностранные монеты нам тоже не нужны, кроме, пожалуй, канадских или мексиканских. В основном надо брать американские.
— Ну и на сколько это может потянуть? — подытожил Паркер. — На половину всего товара?
— Что вы, намного меньше. — Билли задумался, щурясь от едкого дыма своей жаровни. — Может быть, третья часть, — сказал он наконец. — А может, и вообще только четверть.
— Твои плюшки сейчас сгорят, — подал голос Лемке.
Паркер наблюдал за тем, как Билли, наклонившись над дымящей жаровней, переворачивает гамбургеры. Когда нумизмат наконец перестал суетиться, Паркер задал новый вопрос:
— А сколько времени уходит на то, чтобы упаковать товар одного продавца?
— Сколько времени? — Билли отошел от жаровни, помахивая у себя перед носом поварской лопаткой, стараясь разогнать дым. — Ну, я, например, — начал он, — могу уложить свой... ну да, минуты за три, пожалуй...
— Примерно тридцать человек. Выходит, полтора часа. Для большей верности прибавим еще полчаса, итого — два часа.
— Слишком долго, — сказал Лемке. — Войти и тут же уходить, иначе нельзя, Паркер. Ты сам это прекрасно знаешь. Мы не можем околачиваться там, дожидаясь, пока нас накроют за этим занятием.
На этот раз Паркер не стал утруждать себя ответом. Он расхаживал по двору, напряженно думая, пытаясь отыскать хоть какую-то возможность, которая бы позволила успешно провернуть это дело.
— Нужно придумать, чем на это время занять охранников, — произнес он вслух, разговаривая, скорее, сам с собой, чем с окружающими.
— Одного за другим, одного за другим. Народу слишком много.
— Паркер, это нереально, — сказал Лемке. — Вчера вечером ты был совершенно прав. — Он отшвырнул от себя пустую пивную банку, и Билли страдальчески посмотрел в его сторону.
— Может быть. Может быть, и так. — Вообще-то вопреки тому, что думал на его счет Лемке и все остальные, сам Паркер не был особенно заинтересован в том, чтобы непременно браться за это дело. Ему просто необходимо было чем-то занять мысли, поупражняться таким образом в профессиональной теории.
— Выход есть. И он его найдет, — сказала Клер Лемке.
Лемке перевел взгляд с Паркера на Клер, потом снова посмотрел на Паркера и, многозначительно пожав плечами, поднялся и отправился в дом за очередной банкой пива.
Паркер подошел к Билли:
— Но это означает, что сам ты будешь в деле от начала и до конца. Понял? Не только возьмешь уже готовый товар, а пойдешь с нами. Будешь показывать, что брать.
Билли был до крайности взволнован и испуган, и теперь он отчаянно, но безуспешно пытался скрыть оба этих чувства.
— Я готов, — сказал он. — В конце концов, для меня это тоже очень важно. — Говоря это, он мельком взглянул на Клер и тут же постарался напустить на себя вид, как будто ничего не произошло.
— Итак, два условия, — продолжал Паркер. — Во-первых, ты будешь делать только то, что тебе скажут. А во-вторых, оставишь свою базуку дома.
— Ну а вдруг я...
— Никаких вдруг. Пушку оставишь дома.
— Как скажете, — разочаровано вздохнул Билли.
Лемке снова появился на крыльце с только что открытой банкой пива в руке.
— Паркер, как ты все-таки собираешься это сделать? — крикнул он через двор.
— Пока еще не знаю, — ответил Паркер, направляясь к дороге. — Пойдем, Клер.
— Куда же вы уходите? — удивленно пролепетал Билли.
— На поиски новых возможностей, — ответил Паркер.
— Сейчас? А как же гамбургеры? — Этот вопрос Паркер оставил без ответа, но когда они уже завернули за угол дома. Клер злобно процедила сквозь зубы:
— Да обожрись ты ими.
— Я, наверное, все же мазохистка, — задумчиво произнесла Клер. Она сидела на кровати, обхватив руками колени.
Паркер, лежа рядом с ней, заметил на это:
— Я бы не сказал.
Взглянув на него, она усмехнулась и снова отвернулась.
— Меня почему-то всегда тянет к мужчинам, которые постоянно рискуют расстаться с жизнью.
— Ну почему же, — ответил Паркер. — Прикури для меня.
— Что? Это ты себя имеешь в виду? Да ты похлеще любого из них. — Взяв с ночного столика сигареты и спички, она прикурила две сигареты, одну тут же передала ему. — Мой первый парень — самый первый, с которым я начала встречаться, каждые выходные отправлялся на гонки на собственном автомобиле. У него левая нога была вся в шрамах после аварии.
— Дай пепельницу, — сказал Паркер.
Она поставила пепельницу на простыню между ними.
— Но все прочие просто искушали судьбу, — продолжала Клер. — Ты же не только искушаешь судьбу, но еще одновременно борешься против общества.
— Неверно. Я никого не искушаю. И ни с кем не борюсь. Я хожу только там, где мне ничто не угрожает. Я никогда не пру на рожон.
— И на этот раз тоже?
Он провел рукой по ее спине, словно прочерчивая сверху вниз длинную, плавную линию.
— Я пока еще ничего не решил.
— За этим дело не станет, — сказала она. — Мне знаком твой тип людей. Ты можешь долго рассуждать о безопасности, но стоит тебе лишь учуять, что запахло жареным, как ты первым же сорвешься с места и постараешься нарваться на неприятности.
Ее слова угодили точно в цель. Клер удалось подметить в нем ту склонность, которую он всячески старался в себе побороть и считал, что это ему вполне удается. Но в то же время его раздражало, с какой легкостью она сделала свое заключение.
Он порывисто встал с кровати:
— Мне нужно пойти и еще раз все осмотреть, пока еще не совсем стемнело.
— А на меня злиться не стоит, — сказала она. — Не я тебя таким сделала.
Паркер пристально посмотрел на нее.
— И тебе очень хочется поскорее разубедить себя в этом, да? — парировал он.
Она была ошеломлена этим замечанием, но сумела быстро взять себя в руки и лишь пожала плечами.
— Ладно, пойдем пройдемся.
Они оделись и спустились в мезонин, чтобы снова взглянуть на танцевальный зал. Рабочие в белых комбинезонах, взобравшись на высокие стремянки, развешивали под потолком гирлянды белых и розовых флажков.
Паркер кивнул в сторону дальней стены, задрапированной бордовым плюшем.
— Что за портьерами?
— Не знаю. Стена.
— А за стеной?
— Я правда не знаю.
— Жди здесь.
Он прошел через весь зал, пробираясь через свисающие с потолка потоки бело-розовых гирлянд. Приблизившись к тяжелым портьерам, нашел то место, где они сходились, и приподнял край занавеса. Позади него обнаружилась зеркальная двустворчатая дверь. Он хмуро и сосредоточенно рассматривал в зеркале свое отражение, краем глаза поглядывая на Клер, которая стояла у противоположной стены с таким видом, будто она только что сошла с самолета и теперь высматривает кого-то в толпе, зная, что ее просто не могут не встретить.
Он проверил стену еще в двух местах. Результат был тот же. По всей длине стены за портьерами находились еще зеркальные двери. Ни на одной из них не было ни дверных ручек, ни замочных скважин. Все они оказались наглухо закрытыми и намертво вделанными в стену.
Вернувшись к дожидавшейся его Клер, Паркер сказал:
— Подойди вон к тому окну и стой у него. Я выйду на улицу. Когда я махну рукой, ты спустишься ко мне.
— Хорошо. Ну, а как они? — Она украдкой кивнула в сторону рабочих.
— Им до нас нет дела. Они не обращают на нас никакого внимания. Клер виновато улыбнулась:
— Ты относишься ко всему спокойнее, чем я.
— Мне не привыкать.
Он сошел вниз, вышел на улицу и, не выходя из-под козырька над входом, посмотрел вверх и увидел Клер, стоявшую у окна. Это было последнее окно на фасаде отеля. К нему примыкало другое здание, более поздней постройки. Два этих корпуса образовывали целый квартал.
Паркер махнул рукой, и Клер тут же отошла от окна.
Ближайшее из окон соседнего здания находилось примерно в семи футах от окна, рядом с которым стояла Клер. Его до половины прикрывали жалюзи кремового цвета. Окно было широким, на подоконнике стоял маленький горшочек с африканской фиалкой.
Клер вышла из отеля и подошла к нему. Паркер взял ее под руку, и они неторопливо отправились к входу в соседнее здание, украшенное вывеской: «Региональная страховая компания». На угловом камне справа было выбито: MCMXLVII.
Паркер указал на дату:
— Что здесь написано? Я в этом не слишком разбираюсь.
— Тысяча девятьсот сорок седьмой. Они вошли в вестибюль и поднялись на второй этаж. На двери, ведущей в интересующем их направлении, висела табличка: «Туристическая фирма „ДЬЯБЛО-ТУРЗ“. Специальное предложение — острова Карибского моря».
— Мы жених и невеста, но никак не можем решить, где провести медовый месяц: на Бермудах или на Ямайке, — проинструктировал свою партнершу Паркер.
— Ладно.
Они вошли в крохотную комнатку, стены которой были сплошь увешаны яркими плакатами, рекламировавшими различные туры. Тесный офис перегораживал барьер, разделяя его на две части. По другую сторону от него за столом, заваленным бумагами, сидела бойкая женщина с копной русых кудряшек на голове и серьгами-колечками в ушах. На ней была белая блузка в деревенском стиле и широкая цветастая юбка. Горшочка с африканской фиалкой на подоконнике не оказалось, но зато в дальней стене виднелась дверь, очевидно ведущая во внутренний офис.
— Рассердись на нее, — еле слышно шепнул Паркер.
Клер понимающе кивнула.
Бойкая женщина встала из-за стола и, радушно улыбаясь, подошла к барьеру. Паркер поведал ей историю о медовом месяце, сделав упор на то, что они якобы все еще никак не могут решить, на чем остановить свой выбор: на Бермудах или на Ямайке, и она с готовностью уверила их, что отдых на островах поистине великолепен, и принялась быстро выкладывать на прилавок перед Паркером и Клер рекламные проспекты и брошюры, а потом сказала:
— А вы не хотели бы отправиться в Пуэрто-Рико? Сан-Хуан — чудесный город, особенно если вы еще никогда не бывали на островах в Карибском море.
— Все вы такие. И на уме у вас и вам подобных только одно, — неожиданно резко и раздраженно сказала Клер. — Спихнуть нас в какую-нибудь дыру, где вы сможете получить побольше скидок. А на то, чего нам хочется, всем здесь решительно наплевать.
Женщина за прилавком густо покраснела.
— Ну что вы, дорогая, — только и нашлась что сказать она, нервно теребя разложенные на барьере проспекты. — Надеюсь, вы всерьез не думаете так о нас. Ведь это не так.
— Именно так, — упорствовала Клер. — Да и вообще, кто вы такие? Обыкновенные лодыри и тунеядцы. Какой от вас прок?
— Ну это уже слишком! — обиженно воскликнула женщина за барьером. — В конце концов, вас никто не заставлял приходить сюда.
— Нет, постойте, — вмешался Паркер.
— Если вы не желаете пользоваться нашими услугами, — продолжала служащая, с трудом сдерживая себя, — это исключительно ваше дело. Но в любом случае я желаю вам приятного путешествия.
— Мне не нравится, каким тоном вы разговариваете с моей невестой, — возмутился Паркер.
— Разумеется. Я хотела сказать, что она сама меня спровоцировала.
— Думаю, мне лучше поговорить с вашим начальством, — заявил Паркер.
— Мисс Росс сейчас нет в офисе.
— Они всегда так говорят, — сказала Клер. Паркер указал на дверь в стене напротив:
— Это вон тот кабинет, не так ли? — Женщина за барьером снова забеспокоилась.
— Я вам уже сказала, что мисс Росс сейчас нет на месте. Ее там действительно нет.
— А это мы сейчас посмотрим, — объявил Паркер. Он прошел в самый конец барьера, поднял откидную доску и сказал, обращаясь к Клер: — Идем, Мери, сейчас разберемся.
— Вы не имеете права входить сюда, — возразила потрясенная до глубины души служащая конторы. — Вы не имеете права вот так... не имеете...
Паркер в сопровождении Клер подошел к двери и, распахнув ее, оглядел пустой кабинет, посреди которого стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. В горшке на подоконнике росли африканские фиалки.
— Вот видите, — торжествующе сказала служащая. — Ее здесь нет. Я же говорила вам, что она вышла.
— Ничего, мы дождемся, когда она войдет обратно, — ответил ей Паркер и, пройдя к дивану, обитому искусственной кожей коричневого цвета, расположился на нем, всем своим видом давая понять, что не собирается никуда уходить. Клер тоже собралась было последовать за ним, но он покачал головой и многозначительно посмотрел в сторону выхода.
Она не сразу поняла этот знак и поэтому осталась стоять на пороге кабинета, глядя на него и пытаясь сообразить, как поступить дальше.
— Вы не можете оставаться здесь, — говорила женщина. — Нет, это уже ни в какие рамки не лезет. Если уж вам так хочется, то у нас имеются удобные кресла по ту сторону барьера.
— Если моя невеста хочет сатисфакции, — заявил Паркер, — она ее получит. — Наконец Клер все поняла и сказала:
— Дорогой, не стоит связываться. — Он хмуро взглянул на нее:
— Ты уверена?
— У нас еще столько дел. Может быть, я действительно немного вспылила.
Далее Паркер действовал, как человек, которому не хочется выдавать своего облегчения. Он сокрушенно качал головой и неодобрительно поглядывал по сторонам, в то время как женщина застыла в дверях, пытаясь решить, какое подобающее моменту выражение следует ей придать своему лицу, чтобы эта парочка поскорее убралась отсюда восвояси.
— Ну, если ты так считаешь, — в конце концов, неохотно проговорил Паркер, поднимаясь с дивана.
Женщина, очевидно, еще недостаточно разобралась в ситуации, и поэтому вслух ничего сказать не рискнула. Она молча наблюдала, как они направились к выходу, не ответив даже, когда Клер помахала ей на прощанье рукой и обронила:
— Ну, пока.
Они вышли в коридор, и Паркер закрыл дверь за собой.
— Плохо, — сказал он. — Всегда до конца оставайся в образе.
— Но я никак не могла удержаться, — усмехнулась Клер.
— В следующий раз старайся лучше. Она тут же посерьезнела:
— Извини.
Они снова вышли на улицу, и Паркер принялся расхаживать по тротуару, разглядывая фасады домов и строения, находившиеся через дорогу. Клер стояла под козырьком у входа в отель и наблюдала за ним.
Когда осмотр окрестностей был закончен, они вместе с Клер вернулись в отель. Задержавшись в вестибюле, он вытащил из кармана бумажник и протянул ей пять долларов.
— Купи мне карту города и штата. И еще пачку «Лаки-страйк». А потом из автомата позвони Лабатарду и скажи, что сегодня в девять вечера мы будем у него. Надо поговорить.
— Будет сделано.
— И передай Лемке, чтобы он сейчас же приехал сюда и захватил с собой фотоаппарат.
Она пристально посмотрела на него:
— Мы что, действительно сделаем это?
— Перестань задавать вопросы, — приказал Паркер.
Билли Лабатард стоял в коридоре у двери номера Паркера. Он выглядел очень бледным, но, как видно, был настроен довольно решительно.
— Ты придурок, — прошипел ему Паркер, сам тем временем отпирая дверь ключом.
— Я хочу поговорить с тобой, — сказал Билли, стараясь придать своему голосу воинственное звучание. В его исполнении эта фраза прозвучала слишком напыщенно. — С глазу на глаз.
Паркер распахнул дверь в номер.
— Давай заходи, — предложил он и добавил: — Пока еще вся округа не узнала о том, что мы с тобой знакомы.
Билли покорно вошел, на ходу продолжая свою заготовленную заранее речь:
— Нам нужно внести ясность в один вопрос.
— Когда дело будет сделано, — сказал Паркер, закрывая за ним дверь, — тебе нанесет визит парочка полицейских, и им наверняка будет очень интересно знать, к кому это ты приходил сюда сегодня. А ответа у тебя не будет.
— Меня здесь не видел никто из знакомых, — оправдывался Билли. Это предположение сбило его с толку, и теперь он смущенно и обеспокоенно переминался с ноги на ногу. Стоял посреди комнаты с видом человека, прислушивающегося к чему-то очень важному, но происходившему слишком далеко от того места, где он сейчас находится.
Тогда Паркер продолжил:
— На тебя мне наплевать, потому что выйти на меня через тебя они все равно не смогут. Я просто констатирую факт. В конце концов, это твой город, и тебе здесь еще жить. Если хочешь заранее оставить следы, это твое дело.
— Я не собираюсь торчать здесь всю жизнь. После этого дела я смогу жить, где захочу. Может быть, даже на Майорке.
Паркер кивнул:
— Ты очень оригинален.
Не без некоторого усилия над собой Билли все же удалось вернуться к исходной теме разговора.
— Я пришел сюда для того, чтобы...
— Я знаю, зачем ты сюда пришел. Если ты имеешь в виду Клер, то у тебя есть только две возможности. Ты можешь оставаться при ней в своем амплуа вечного неудачника или же оставить ее в покое. Твоей она все равно никогда не станет, потому что ты ей не нужен.
— А это уж она сама решит.
— Ну разумеется.
Пройдя через всю комнату, Паркер улегся на кровать.
Билли снова запутался в собственном сценарии. Он сделал рукой неопределенный жест, а потом разом выпалил:
— Я хочу, чтобы ты держался от нее подальше. Я знаю, что ты крутой, я знаю, что ты...
— Перестань, Билли. — Паркер устало закрыл глаза и говорил теперь как будто в пустоту. — Клер поступает так, как ей хочется.
Зачем ты сейчас приперся сюда? Напрашиваешься, чтобы тебе набили морду и сломали нос. Но это все равно в корне ничего не изменит. Даже с окровавленной рожей ты не станешь ей милее, чем теперь.
— Я знаю, что ты можешь избить меня, — сказал Билли.
— Так ведь ты ко мне и пришел за этим, — ответил ему Паркер. — Потому что единственное, на что, как тебе самому кажется, ты можешь рассчитывать со стороны Клер, — это жалость. — Он открыл глаза, сел на кровати и взглянул на Билли. — А ты вообще знаешь, что такое жалость? Это угрызения совести, чувство вины, сменяющееся затем презрением. Но только Клер не в чем винить себя.
— Я настаиваю, чтобы этот разговор был прекращен раз и навсегда, я...
— А ты никогда не замечал, — продолжал Паркер, снова ложась на спину, закидывая руки за голову и глядя в потолок, — какой у нее необычный шрам внизу живота? Похож на полумесяц. Как ты думаешь, откуда он у нее?
Ответить на это Билли было нечего. Он просто начинал медленно осознавать, что ему теперь остается только наброситься на Паркера с кулаками, но тут дверь открылась, и в комнату вошла Клер.
— Билли нет дома... а, вот он, оказывается, где!
— Выйди ненадолго и погуляй по коридору. Зайдешь попозже, — сказал ей Паркер.
— Нет уж! — запротестовал Билли. — Ты тоже должна слышать это. Я хочу...
— С меня довольно. — Паркер встал с кровати. — Концерт окончен. А теперь оба выметайтесь отсюда.
— Билли, если ты только испоганишь... — начала Клер.
— Я просто хотел...
— Иди домой. Билли, — приказала она. Недовольный и обиженный большой ребенок Билли упрямо тряхнул головой:
— Он не имеет права...
— Билли, я не собираюсь повторять дважды одно и то же.
В ответ Билли насупился еще сильнее и с неохотой поплелся к двери.
Клер тут же закрыла дверь за ним.
— Этого больше не повторится, — сказала она Паркеру. — Я обещаю.
Паркер стоял у окна. Внизу под ним была улица. Окна танцевального зала выходили на ту же сторону, что и его номер. Он стоял, глядя вниз, пытаясь взвесить все «за» и «против» и решить, наконец, стоит ли продолжать упорствовать дальше.
Она подошла и встала у него за спиной.
— Я передала твою просьбу Лемке, — проговорила она. — Он сейчас приедет и привезет с собой «поляроид».
Паркер все еще смотрел в окно. Клер осторожно тронула его за руку.
— Я обещаю, — повторила она. Больше идти было некуда, заняться решительно нечем. Сбросив с себя оцепенение, он обернулся к ней:
— Что ж, давай взглянем на карту.