Афины. История великого города-государства

Введение Важные скалы

Когда западные школьники знакомятся со всемирной историей, им часто говорят, что цивилизация особенно многим обязана событиям, произошедшим на двух скалистых возвышенностях в разных частях Восточного Средиземноморья. По меньшей мере с физической точки зрения у этих двух мест есть нечто общее. Оба естественных образования резко выступают из земли и увенчаны ровными от природы каменными площадками, которые можно сделать еще ровнее. Оба места были оборонительными твердынями, удобными благодаря надежным источникам пресной воды, хотя ни одно из них в конце концов не оказалось неприступным. Несмотря на эти общие черты, значение этих мест понимается очень по-разному.

Одно из них – это иерусалимская Храмовая гора, считающаяся колыбелью монотеизма, а второе – афинский Акрополь, в драгоценных памятниках которого видят свидетельство разума, мастерства и свободы человека. Эта книга посвящена одной из этих возвышенностей и цивилизации, возникшей вокруг нее, хотя течения, берущие начало в этих двух местах, в конце концов все-таки переплелись.

Разумеется, площадь, возвышающаяся над Старым Иерусалимом, стала предметом поклонения в связи с ее духовной историей, в качестве места тщательно проработанной встречи человека с единственным божеством. Вторую возвышенность ее современные поклонники по большей части отождествляют с другой историей, более сфокусированной на достижениях земных. Переливающиеся на солнце мраморные сооружения, венчающие Акрополь, почитают в качестве наиболее явных материальных остатков общества, в котором человечество, так сказать, самостоятельно встало на ноги. В современной картине мира Древним Афинам принадлежит почетное звание колыбели гуманизма.

Как нам представляется, это было общество, в котором блестящие умы вместо смиренного преклонения перед одним или несколькими богами занимались размышлениями, результаты которых были абсолютно не предрешены. Общество, в котором важные вопросы войны и мира, равно как и повседневных дел, решались во взаимодействии хорошо подготовленных умов, умевших оценивать доводы и делать выводы. Нынешние историки одобрительно отмечают то, как, по их мнению, развивалось светское понимание афинянами их собственной коллективной истории: не непредсказуемой игры, которую разыгрывают божественные силы, но взаимодействия человеческих мотивов, пусть сложного и запутанного, но в конечном счете поддающегося анализу и описанию. Современных поклонников этой цивилизации также привлекает тот факт, что основной целью существования тщательно продуманных законов и учреждений Афин было преодоление влияния сменяющих друг друга умных, честолюбивых деятелей и капризов ревнивых божеств и последовательное соблюдение интересов общества. В 2016 г., за несколько дней до передачи президентского поста Дональду Трампу, Барак Обама посетил Акрополь и сердечно заметил, что «именно здесь, на скалистых холмах этого города, двадцать пять столетий назад возникла одна новая идея». Этой восхищающей его идеей была демократия … другими словами, система, в которой источником кратос (κράτος), то есть власти или управления, является демос (δῆμος), то есть народ.

Все это дает скорее верное, чем ошибочное описание золотого века Афин и его идеалов. Однако остается неназванным один важный аспект наследия этого города: Древние Афины никогда не переставали быть местом в высшей степени духовным, пространством, в котором постоянно ощущалось присутствие потустороннего. Разумеется, современный разум сосредоточивается на достижениях людей Древних Афин. Он поражается тому организационному и практическому мастерству, которое потребовалось для подъема на крутой холм такого количества блестящего мрамора и создания из сияющего гладкого камня сооружений, которые очаровывают, создавая у нас ложное впечатление симметричности. Подобно средневековым соборам, эти памятники требовали интенсивного использования мыслительных способностей человеческого разума в приложении к инженерному делу, геометрии и знаниям свойств камня. Однако нынешний разум не придает должного значения духовным аспектам Акрополя – так же, как он бывает не в состоянии осознать духовные идеи, лежащие в основе этих соборов.

На деле ни сами Афины, ни их величайшие памятники не были светскими в том смысле, в котором мы понимаем это слово сейчас. Величайший из этих памятников, Парфенон, был не зданием парламента, а храмом – в том особом смысле, который придавали этому слову древние греки. Храм был не местом молитв или жертвоприношений (они происходили вне его стен, поблизости), но зданием, в котором хранилась священная статуя, создание и установка которой сами по себе были актами благочестия.

Весь комплекс, воздвигнутый на Акрополе, был гигантским выражением почитания и благодарности, адресованных Афине, божественной покровительнице города, и другим божествам. Священными были не только строения на вершине холма. Само это геологическое образование было известно под названием Иерос Брахос (Ιερός Βράχος), Священной скалы. Демократические дебаты проходили не на Акрополе, а на соседнем холме, Пниксе, который, к сожалению, привлекает сегодня слишком немногих туристов. Более того, поразительно большая часть дел, которые рассматривались Народным собранием, касалась детального регулирования общественных религиозных практик: каким богам следует приносить жертвы, какие именно и где.

Как бы ни были древние афиняне склонны к рациональным исследованиям, по части любви ко всему мистическому они не уступали прочим эллинам, а часто и превосходили их. Именно это делает их историю столь интересной и столь туманной. Им казалось естественным видеть в некоторых элементах мира природы, от источников до целых гор, места перехода, точки, в которых человек оказывается на границе между повседневной реальностью и неким потусторонним миром. Лучшие из афинских граждан, несомненно, обладали сильным, рациональным, самокритичным умом, но обладали они и чрезвычайно сильным чувством духовного.

Учитывая форму и местоположение Акрополя, нетрудно понять, почему он всегда считался чрезвычайно важным местом перехода между мирами. Он возвышается над хорошо орошаемой равниной, окруженной четырьмя большими горами, а также холмами пониже. В древности все эти возвышенности изобиловали прекрасной растительностью. Расположенная к востоку гора Гиметт ценилась благодаря своему меду, гора Пентеликон – благодаря исключительно чистому мрамору. На безопасном расстоянии поблескивает море: оно достаточно близко, чтобы до него было легко добраться, но достаточно далеко, чтобы город не стал беззащитной мишенью для нападающих с моря завоевателей. На горизонте можно разглядеть цепочку природных гаваней, удобных для обороны. Возносить благодарственные молитвы за само существование такого великолепного места казалось делом совершенно естественным.

Но понимание святости, в том числе святости определенных мест, древними греками было, по-видимому, прямо противоположно идее монотеизма. В их представлении судьба человека определялась не единой, всемогущей божественной силой, но непрерывными переговорами между самим человеком и целым сонмом божеств. Самых главных из них было двенадцать, но их список легко можно продолжить, причем у каждого божества было по нескольку воплощений, связанных с конкретными местами, населенными пунктами или аспектами его непростого характера. Боги были могущественными и бессмертными, но их страсти и пороки были чрезвычайно человеческими. Создание новых культов было делом творчества, даже почти что предпринимательства. Древнегреческая религия, как и древнегреческая политика, отличалась невероятной избыточностью.

Афинский Акрополь вместе с подножием холма и его прекрасными окрестностями давал широчайший простор для изобретательного создания культов и точек сосредоточения религиозной энергии, мест, которые сплачивали общество в моменты коллективного экстаза. Сама крепость представляла собой настоящие соты пещер и источников, и для этого есть вполне веские геологические причины. Верхний слой Акрополя состоит из известняка, образовавшегося более 100 миллионов лет назад из разложившихся панцирей ракообразных, живших в давно исчезнувшем море. Ниже лежат мергель и песчаник, образовавшиеся на 30 миллионов лет позже. Известняк оказался над мергелем под действием огромных тектонических сил, придвинувших Африку к Европе и Азии. Хотя этот известняк очень тверд, он довольно порист. Дождевая вода, обладающая слабой кислотностью, может находить места, в которых она просачивается сквозь его слой, пока не достигнет лежащей ниже непроницаемой коренной породы. В результате вся скала оказалась пронизана кружевом пещер, трещин и источников. Они не только служили практическим целям, но и воспламеняли духовное воображение бесчисленных поколений.

Нам мало что известно о религиозных практиках – да и обо всех остальных аспектах жизни – первых людей, начавших исследовать эту скалу и ее полости. Но один из древнейших объектов, найденных в окрестностях Акрополя, – это статуэтка женщины с пышными формами, созданная, как считается, до 4000 г. до н. э. Она указывает на существование сельскохозяйственного общества, в котором почитались плодородие и воспроизводство. Почти все общества, существовавшие на этом месте в последующие эпохи, придавали большее значение небесным или горным богам с мужскими характеристиками, либо же богиням, обладавшим довольно мужеподобными чертами. На основе этого контраста были построены целые религиоведческие теории, хотя судить о слишком многом, исходя из одной-единственной археологической находки, – дело небезопасное.

Что мы точно знаем об этом неолитическом народе, так это то, что эти люди умели находить и извлекать воду. На северо-западном краю Акрополя были найдены около двадцати двух неглубоких колодцев, которые датируются периодом между 3500 и 3000 гг. до н. э. В следующем тысячелетии те общества, которые вырыли эти колодцы, исчезли, но в среднем бронзовом веке, после 2000 г. до н. э., человеческое поселение возникает снова, а где-то между 1400 и 1300 гг. до н. э. Афины начинают играть роль в великой микенской цивилизации, расцветшей в виде царских дворов, рассеянных по всему греческому миру.

Укрепленный дворец на афинском Акрополе не был величайшим из этих дворов, но к 1250 г. до н. э. он мог похвастаться весьма солидными оборонительными стенами, до 10 метров в высоту и до 5 метров в толщину; части этих стен можно видеть до сих пор. Эти громадные груды валунов называют циклопической кладкой, потому что позднейшим поколениям казалось, что сложить их могли только мифические великаны, подобные одноглазому циклопу, описанному в эпической поэзии Гомера. Художники изображают этот дворец в виде величественного многоэтажного комплекса, в котором царь распоряжался загруженными работой чиновниками, а также подвозом, обработкой и вывозом всевозможных товаров. Но это лишь догадки, основанные на найденных оборонительных сооружениях и фундаменте грандиозного здания.

По всей вероятности, правитель Афин микенского периода не управлял даже окрестной Аттикой, где были выявлены несколько разных владений, в каждом из которых были особые похоронные ритуалы. Некоторые из этих соседних миниатюрных царств богатели на экспорте серебра и свинца из рудников в Лаврионе на юге Аттики. Однако, судя по скудности афинских артефактов и захоронений, в микенский период Афин такое процветание не коснулось.

На северо-западной стороне Акрополя есть один особенно интересный колодец, известный под названием Микенского источника. Он находится на дне головокружительной 35-метровой расселины, образовавшейся, когда от поверхности отделился кусок скалы. Около 1200 г. до н. э. была построена лестница из восьми пролетов, отчасти деревянных, а отчасти каменных, по которой те, кому хватало храбрости, могли спуститься к колодцу. Судя по всему, им пользовались в течение всего двадцати пяти лет, после чего шахта обрушилась.

В следующем веке наступил необъяснимый крах и всего микенского мира; начался период, который потомки назвали Темными веками. Лишь примерно три тысячи лет спустя, когда молодые бойцы греческого Сопротивления искали способов нападения на нацистов, только что оккупировавших Афины, это поразительное, головокружительное отверстие в скале вновь обрело стратегическое значение.

Что бы ни происходило на поверхности Скалы, можно смело предположить, что люди никогда не прекращали ни исследовать ее пещеры, ни интересоваться божественными или полубожественными основателями города, с которыми эти пещеры могли быть связаны. Именно в них первые афиняне находили способы объяснения взаимосвязей между своим собственным существованием и жизнями богов и полубогов.

Сейчас, как и в древности, существует тропа под названием перипатос (это слово и означает попросту тропу), проходящая вокруг части скалы; с нее хорошо видны основные полости. Одну, так называемую пещеру В, считали местом, в котором Аполлон, бог света и пророчеств, овладел Креусой, юной смертной женщиной, отцом которой был царь Эрехтей, основатель города. В результате этой связи родился Ион, прародитель ионических греков, с которыми афиняне ощущали тесную связь, хотя те по большей части жили по другую сторону Эгейского моря.

Соседняя пещера С была обиталищем величайшего из небесных богов, громовержца Зевса. Его могущество было так велико, что его присутствие ощущалось и глубоко под землей, а не только в грохоте, раздающемся с небес. Смежная с ней пещера, заново открытая всего лишь столетие назад, связана с весьма конкретными событиями классической греческой истории. Она была посвящена похотливому козлоногому богу Пану, которого благодарные афиняне считали виновником сумятицы, возникшей в персидских войсках, вторгшихся в Грецию в 490 г. до н. э.[1]

Если пройти чуть дальше, можно увидеть пещеру, связанную с богиней любви Афродитой и ее сыном Эротом. В северо-западной части Скалы, куда нелегко дойти пешком, находится самая большая из всех пещер: ее ширина составляет 14 метров. Она посвящена еще одному персонажу легенд об основании города – Аглавре, дочери царя Кекропа, которая погибла ради спасения города, бросившись вниз со Скалы. Как мы еще увидим, в мифологии ранних Афин есть несколько историй о царе (изображаемом в виде получеловека-полузмея или со змеями) с двумя или тремя дочерьми, которые гибнут ради спасения города, бросившись вниз с Акрополя.

Ассоциация со змеями была выражением веры афинян в то, что они произошли из земли, что они были в буквальном смысле коренным населением города и никогда не жили ни в каком другом месте. Змеиную природу приписывали царям по имени Кекроп, либо Эрехтей или Эрихтоний[2]. Иногда утверждается, что Кекроп был пращуром Эрехтея, а Эрехтей – дедом Эрихтония. Но на самом деле все это может быть вариациями одной и той же традиции, точное знание которой оказалось покрыто мраком.

Помнили афиняне и еще одного древнего царя, которого считали реальной личностью, хотя он и превосходил всех смертных силой и изобретательностью. Тесей был своего рода сверхчеловеком, и его роль в качестве предка афинян, кажется, возрастала по мере роста уверенности города в собственном величии. История Тесея – это в некотором смысле гротескное повествование о соперничестве отца с сыном, в котором мать героя остается лишь на заднем плане.

Начинается она с афинского царя Эгея, который, будучи в гостях у другого государя, царя Трезена Питфея, признается, что его печалит собственная бездетность. Питфей тут же предлагает гостю свою дочь Эфру; та вскоре беременеет, хотя отцом ребенка, которого она носит, возможно, был бог моря Посейдон. Эгей возвращается в Афины, явно учитывая возможность, что от этой кратковременной связи у него может появиться сын и наследник. Он прячет под гигантским камнем свои сандалии и меч и говорит Эфре, что, когда их сын вырастет, он должен сдвинуть скалу и найти эти предметы, которые послужат доказательством его царского происхождения. Тесей воспитывается у Питфея, взрослеет и действительно достает спрятанные Эгеем сокровища и отправляется в Афины, чтобы заявить о своих правах на царский трон. По пути он совершает шесть подвигов, в том числе убивает гигантскую свинью и сбрасывает в море разбойника, который заставлял всех проезжающих путников мыть ему ноги[3]. В Элевсине Тесей убивает местного царя, который заставлял иноземцев вступать с ним в борьбу, а потом убивал их. Но когда он прибывает в Афины, отец, на которого рассказ о его подвигах не производит впечатления, не узнает в нем сына. Зато Тесея узнает жена Эгея Медея; чтобы не дать ему стать наследником престола вместо ее собственного сына, она пытается его отравить.

Таким образом, Тесею нужно и дальше доказывать свою доблесть. Как знает любой любитель мифологии, величайшим его подвигом было сведение счетов с критским царем Миносом и убийство Минотавра, подземного чудовища, ежегодно требовавшего себе в дань семь прекрасных юношей и семь прекрасных девушек, цвет афинской молодежи. Тесей, обещавший поднять на обратном пути в Афины на своем корабле белый парус, если его экспедиция будет успешной, почему-то забывает это сделать, и Эгей бросается со скалы в море, которое получает после этого название Эгейского.

Эгей не сразу признал существование сына, не говоря уже о его достоинствах, но хотел сына живого, а не мертвого. Возможно, однако, это чувство не было взаимным. Возможно, миф о Тесее – не только душераздирающая история о двойственных родственных чувствах, но и отражение событий, произошедших на самом деле. Начиная приблизительно с 1400 г. до н. э. Центральная Греция переняла у Крита роль эпицентра эллинистической цивилизации и сохраняла ее в течение пары веков, вплоть до загадочного краха.

Афины, как и остальной греческий мир, начинают снова появляться в исторических записях около 800 г. до н. э.: в это время растут их благосостояние и численность населения; благодаря внедрению фонетического алфавита, которым с тех пор и по сей день записывается греческий язык, снова расцветает грамотность.

Главную роль в эту эпоху играет уже не дворец, а полис (πόλις) – что можно приблизительно перевести выражением «город-государство». Один активный город мог породить множество других, отправляя группы предприимчивых мореплавателей, которые основывали колонии на расстоянии до тысячи миль. Вскоре появились сотни полисов; они образовали греческое культурное пространство, простиравшееся от Корсики до Черного моря. Единого политического образования, которое называлось бы Грецией, не было ни тогда, ни позже – на протяжении еще трех тысячелетий. Но городские общества греческой культуры, построенные вокруг своих агор, то есть открытых пространств, на которых договаривались, общались и торговали, распространились по всему Средиземноморью. Эти микрообщества не были монархиями, управляемыми государями по божественному праву; в них существовали процедуры принятия решений, не всегда вполне демократические, но тем не менее требовавшие достижения компромисса и согласия.

Такая чрезвычайно сильная политическая фрагментация культурно единого пространства была отчасти следствием географических особенностей Греции. Ее ландшафт полон оголенных вершин, отделяющих один участок относительно плодородной земли от другого, и мелких портов, гнездящихся у подножия вздымающихся ввысь гор. В таких условиях путешествия по бурному морю, несмотря на все их опасности, оказывались легче, чем переходы по суше.

Несмотря на физическую и политическую разобщенность, у греков было несколько общих черт, объединявших их, дававших им ощущение общности, которое в определенных обстоятельствах могло выступать на первый план. Все они говорили более или менее на одном и том же языке. Все любили поэзию Гомера, использующую этот язык для создания потрясающих описаний приключений вовсе не непогрешимых, очень земных богов и героических мужей, испытывавших пределы отваги и предприимчивости. Таким образом, у них были общие религиозные и культурные ориентиры.

Начиная приблизительно с 776 г. до н. э. у них были еще и Олимпийские игры, самое знаменитое из спортивных празднеств, в которых мог участвовать любой из греков. Победители этих напряженных, но управляемых правилами соревнований пользовались огромным престижем; кроме спортивных состязаний Игры были еще и мероприятием религиозным. Великолепно поставленные пышные религиозные церемонии были не менее важной их частью, чем состязания по метанию диска или бегу. Да и сами соревнования были выражением почитания божественных сил.

В целом Олимпийские игры были приношением отцу богов Зевсу, но это не мешало устраивать по мере их развития и более скромные святилища других богов. В Олимпии, как и в других местах, греки встречались друг с другом, признавая и укрепляя свою общность, даже и в форме соперничества. Это соперничество могло проявляться в спортивных состязаниях между отдельными атлетами, в стычках между городами-государствами или даже в религиозном соперничестве по привлечению наибольшего числа последователей к тому или иному культу.

По сравнению с другими городами-государствами тот, который вырос вокруг афинского Акрополя, обладал явными преимуществами. Во-первых, это был не просто город, а целый регион. Начиная с 800 г. до н. э. судьбы Афин и окружающей город области – Аттики – с ее горами и равнинами каким-то образом переплелись друг с другом. Между разными частями Аттики могли возникать ужасающие раздоры, перемежавшиеся стычками межклассовой борьбы. Тем не менее в конечном счете жители Афин и гораздо более крупной Аттики ощущали, что принадлежат к одному и тому же политическому образованию. Афины были не просто городским поселением, но центром целого региона, Аттики, простиравшегося на юг до самого Эгейского моря и охватывавшего около 4000 квадратных километров территории.

Это была своего рода целая страна в миниатюре с большим разнообразием ландшафтов, среди которых было и некоторое количество пахотных земель, а также гораздо более обширные участки, на которых можно было выращивать и перерабатывать оливки и виноград. Ближе к южной оконечности полуострова имелись богатые залежи серебра. Красная глинистая почва не была особенно плодородной, зато идеально подходила для производства высококачественной керамики, украшение которой стало одной из главных специальностей этого региона.

Коллективное самосознание афинян основывалось на богатой и убедительной смеси перекрывающихся и иногда противоречащих друг другу историй: историй, в которых капризы богов или природных сил, в которых видели божественное вмешательство, взаимодействовали с судьбами земных или полуземных царей. Этих правителей считали историческими персонажами и общими предками афинян.

Повествования, которые они использовали для объяснения своего происхождения, разворачиваются в некоем пограничном пространстве между миром человеческим и миром божественным и представляют собой смесь очаровательного, ужасающего и поучительного. Миф о Тесее был лишь одним из многих мифов. Главной покровительницей города была богиня Афина, олицетворявшая в равной мере мудрость, мастерство – в том числе ткацкое – и воинскую доблесть. Исследователи спорили о том, происходит ли название города от ее имени или наоборот, и пришли к выводу, что второй вариант более вероятен.

С самого момента рождения Афина была одарена качествами, считающимися в традиционных обществах мужскими и женскими. Само ее явление на свет было событием весьма странным. Отца богов Зевса предупредили, что его превзойдет его второй ребенок. Поэтому, когда от него понесла нимфа Метида, он, чтобы не рисковать, просто проглотил ее. Но вскоре его стали одолевать ужасные головные боли. Многие предлагали Зевсу свою помощь, в том числе бог огня Гефест, занимавшийся кузнечным делом. Но Афина попросту вышла из головы отца богов, потрясая копьем.

В разных местах и на разных исторических этапах Афина проявляла разные аспекты своей непостоянной личности. В Илиаде Гомера она была хитроумной помощницей ахейцев, как называют греков, сражавшихся в Троянской войне. В Одиссее она сходным образом помогает главному герою. Ее считали своей главной покровительницей еще несколько городов помимо Афин, в том числе Спарта, но лишь один город носил ее имя. Гомер часто описывает ее эпитетом глаукопис (γλαυκῶπις), который может означать «синеглазая», «синеокая», «сероглазая» или «светлоокая» либо же может быть связан со словом глаукс (γλαῦξ) – названием совы, большеглазой птицы, служившей одним из символов мудрости Афины.

В военное время богиня называлась Афина Промахос (Πρόμαχος – «сражающаяся в первом ряду») и олицетворяла не просто кровопролитие и зверства войны, но хитрые военные маневры и благоразумную стратегию. Грубое дело человекоубийства было в большей степени поприщем ее брата Ареса, бога войны, к которому афиняне относились с меньшим почтением. Афина Эргана (Εργάνη – «труженица») была покровительницей искусных мастеров и мастериц. Иногда же подчеркивалось ее непреходящее девство – тогда она была Афина Парфенос (Παρθένος – «непорочная»).

Хотя основным местом ее обитания стали Афины, у нас есть завораживающие, хотя и обрывочные свидетельства, относящиеся к самой заре греческой истории, которые показывают, насколько всеобщей была любовь к этой богине. В Кноссе, великой критской крепости, покинутой около 1400 г. до н. э., найдена надпись, в которой упоминается богиня Потния (то есть госпожа) Атана. Надпись эта выполнена линейным письмом Б, древнейшей формой письменности греческого языка, расшифрованной только в середине XX в.

Возникает вопрос: как же эта богиня, почитавшаяся в столь многие разные эпохи и в столь многих разных местах, оказалась связана с одним конкретным городом? Афиняне давали этому разные объяснения, и все они связывали потусторонний мир богов с их собственным образом жизни и общественного устройства. В одной из таких историй речь идет о состязании, которое должно было определить, кто будет главным покровителем Афин.

Центральную роль в этом повествовании играет полузмей, царь Кекроп. Призвав его в свидетели, Афина и бог морей Посейдон состязались за роль главного защитника города. Посейдон ударил своим трезубцем в каменную поверхность Акрополя, и из земли забила струя соленой воды. Дар Афины был более утонченным. Прямо на глазах у Кекропа она вырастила невиданное ранее выносливое дерево с мелкими серо-зелеными листьями. Получаемые из него многочисленные продукты, от масла до мыла, были гарантией от бедности и основой процветающей торговли. Зевс выбрал арбитров, решивших исход этого состязания. По некоторым рассказам, решение принимал весь сонм олимпийских богов. В других версиях выбор остался за Кекропом. Так или иначе, исход был ясен. Афина победила, хотя и Посейдона в городе тоже почитали.

Возможных интерпретаций этой легенды не меньше, чем версий того, что именно в ней произошло. Возможно, высеченная Посейдоном струя соленой воды была неприятным напоминанием о наводнениях, оставивших глубокий след в коллективной памяти всех ближневосточных народов. Как бы то ни было, победа Афины говорит о том, что в число ценностей города входили глубокие размышления, утонченная культура и превосходное качество его продукции, в том числе отличного масла, хранившегося в искусно сделанных керамических сосудах.

Вряд ли можно переоценить важность оливы и ее даров для жизни и экономики античного города. Оливковое масло блестело на телах атлетов и горело в лампах, освещавших ночные процессии; оно давало растущему населению города бо́льшую часть необходимых витаминов. Для перевозки этого масла, как и других товаров, в удаленные места афинянам нужно было покорить моря. Но их отношение к морю, которое может быть то зеркально гладким, то, в следующий же миг, ужасающе бурным, всегда было смешанным. Даже для зарождающейся морской державы Посейдон был богом, внушающим ужас не в меньшей мере, чем любовь.

В воображении афинян существовала и другая, еще более странная версия связи между змееподобным основателем города и его божественной покровительницей. Говорят, что Афина явилась к богу-кузнецу Гефесту и попросила сделать ей доспехи. Он воспылал страстью к своей прекрасной гостье, но та отвергла его домогательства и убежала. Капля семени похотливого бога попала на ногу Афины, которая вытерла ее клочком шерсти.

Упав на землю, эта жидкость оплодотворила почву, и из нее родился мальчик по имени Эрихтоний или, возможно, Эрехтей. Афина подобрала ребенка и принесла его в ларце трем дочерям Кекропа. Те взглянули на младенца и увидели, что его тело переплетено со змеей – или даже несколькими. В этой легенде утверждается, что две из трех сестер бросились с Акрополя и погибли от ужаса, вызванного пресмыкающимся спутником ребенка[4].

Вырастила мальчика сама Афина, которую не так сильно беспокоили существа смешанных видов. Царь Эрехтей, живущий в Афинах под особым покровительством Афины, упоминается и в Илиаде Гомера. О нем говорится лишь вскользь, но афиняне очень гордились этим упоминанием. (Разумеется, его мог коварно вставить в текст какой-нибудь афинянин, когда создавался окончательный вариант Илиады.)

Результатом соперничества между Афиной и Посейдоном был, по-видимому, своего рода вечный компромисс между двумя божествами, олицетворявшими разные грани величия города, но главная роль осталась за Афиной. В одном памятном мифе говорится о поединке между царем Эрехтеем, пасынком Афины, и царем Эвмолпом, который был сыном Посейдона. Эрехтей гибнет в результате землетрясения, вызванного Посейдоном, и после этого личности Эрехтея и Посейдона в некотором роде сливаются воедино. Афина велит вдове царя Праксифее остаться на Акрополе и служить жрицей двум божествам – ей самой, покровительнице города, и Посейдону-Эрехтею. Отсюда становится ясно, почему, когда упоминания об Афинах появляются в письменной истории, со Скалой ассоциируются два основных религиозных культа – культ Посейдона-Эрехтея и культ Афины Полиады (Πολιάς – «городская»), то есть покровительницы города.

Нынешнему разуму трудно понять, что такое была Афина. Смотря по тому, с какой теорией вы согласны, она была либо феминистской героиней, либо грубой мужской выдумкой, чем-то средним между умной старшей сестрой и всеобщей матерью для воинов, путешественников и ремесленников. Она расторопно вмешивалась в дела людей, оказывая своевременную помощь самым разным предприимчивым персонажам, попадавшим в затруднительные положения. Эта богиня любила выручать воинственных мужей, в том числе воинов, в особенности когда они и сами не сидели сложа руки, а проявляли отвагу и изобретательность. У нее были любимчики среди греческих воинов, описанных в Илиаде. Она восхищалась изворотливостью героя Одиссеи и, являясь разным людям в разных обликах, как мужских, так и женских, помогала ему в его обратном путешествии на Итаку. Кроме того, во многих важных отношениях она была бесполой. Ее собственное явление на свет – когда она вышла, полностью вооруженной, из головы Зевса, – произошло совершенно в обход обычного рождения ребенка женщиной. Этот образ резко контрастирует с основополагающим мифом христианства. В христианской истории женщина родила сына, не имевшего земного отца. Зевс же, напротив, был мужчиной, произведшим на свет дочь, у которой не было матери, потому что он же ее и пожрал. Что же до самой Афины, ей, по-видимому, было неинтересно беременеть и рожать обычным способом. Преследуя ее, похотливый кузнец Гефест лишь понапрасну тратил силы.

Фигура Афины интриговала отца психоанализа Зигмунда Фрейда; на его письменном столе стояла маленькая бронзовая статуэтка богини. Сохранившееся на всю жизнь увлечение покровительницей Афин подстегнуло и его первое посещение Акрополя в 1904 г.: встреча с материальной реальностью мифов Древней Греции, которые он учил в школе, произвела на него ошеломляющее впечатление. О бронзовой статуэтке много говорилось в его диалогах с одной из пациенток, американской писательницей Хильдой Дулитл. По-видимому, Фрейд считал, что именно покровительство Афины позволило его еврейской семье успешно бежать из Вены, когда туда пришли нацисты. Дулитл же подозревала, что приверженность атавистическим еврейским семейным ценностям побуждала его смешивать Акрополь с иерусалимской Храмовой горой.

По мере роста уверенности в себе жителей Афин, да и всей Аттики увеличивалось и великолепие памятников, которые они воздвигали в честь своей покровительницы. Для рядовых жителей этого древнего города Афина была той, во имя кого они сражались; той, ради кого они изготавливали ткани и другие изделия; той, кто вдохновляла их, когда они рассуждали, спорили и пытались познать материальный мир.