Глава 11

Оказавшись дома, я почувствовал себя столь потерянно, будто так никуда и не пришел.

Так и было. Я миновал прихожую, оставив пальто и обувь, вымыл руки, зашел в комнату. Но это лишь внешне, поверхностно. На самом же деле я пустился в лабиринт предположений, но не нашел в нем выхода и зашел в такой тупик, из которого не смог выбраться, только заходя глубже в непроходимые дебри.

Опустошение внутри было каким-то апатичным, глухим и иссушающим. Не было ни желания напиться, ни сил выместить досаду, ни проделать очередной анализ. Стыд жалил все мысленные потуги и напоминал, какие дрова я наломал, желая взять все в свои руки.

И все же досада на себя уступала досаде на того, кто был виновником всей этой круговерти. Я не пытался переложить ответственность за свои поступки и слова, однако желание разобраться и докопаться до истины хоть и терпело неудачу раз за разом, оставляя меня ни с чем, не угасало даже под гнетом скопившихся проблем.

Поэтому, придя в себя через пару часов бездумного забытья и сидения в глубоком кресле напротив аквариума с попытками отвлечься на сюжет очередного остросюжетного боевика, я сам не заметил, как оперся на подлокотники и поднялся на ноги, а затем направился в кабинет.

Смотреть на доску со стикерами и пометками на них не было мочи, как и на стол, с несколькими стопками бумаг и ручками. Я прошелся по комнате и все же подошел к доске со стикерами. Взяв себя в руки и засучив рукава, я отринул боль за провалы прошлого и вновь вступил в бой со своим врагом. Победа над этими неведомыми зловредными силами казалась мне сейчас главной и высокой целью, достижение которой бросит отблеск некой доблести на меня, хотя бы в мой личный зачет. Кроме того, вопрос, кто и для чего угрожал мне и стремился подорвать репутацию фирмы, все еще был актуален и важен.

Я взял со стола черную ручку с изящной надписью и вновь внимательно прошелся по стикерам, касаясь тупым концом наклеек и ведя линии между ними. Не могу объяснить свое упорство, не смотря на отсутствие серьезных зацепок. Может, не мог бросить это расследование, может просто внутреннее желание разобраться, доводить дела до конца, что, признаться, всегда было то моей сильной, то слабой стороной, а может просто какая-то странная “язва” внутри не давала покоя, подначивая и подбадривая, давая странную уверенность и силы, будто я наперед знал, что смогу и справлюсь. Эта вера в себя не отпускала меня, хотя нельзя сказать, что я испытывал вдохновение, вновь и вновь читая одни и те же имена и названия и проходя одни и те же пути и логические связи, и увязки, надеясь в каком-то исступлении, что я упустил что-то и на десятый, тридцатый, сотый раз осознаю что-то, пойму.

Надо ли говорить, что устал я гораздо быстрее, чем остановил свой мысленный бой с таинственностью. В конечном итоге я с тяжелым выдохом опустился в кресло за столом и покрутился в нем, ощущая, как устал не только мыслить, но и стоять. Однако останавливаться я не мог и не хотел. Усталость и волнение сплелись воедино и не давали мне отступиться. Я остановил кресло напротив стола и опустил на него руки, повертел в пальцах ручку, постучал по столешнице и прошелся взглядом по разложенным бумагам. Надо выписать хотя бы те теории, которые точно вычеркиваю. Уже что-то. Пойду от противного.

Бумаги на столе не подходили, и я полез в ящик за новыми. Открыв ящики, нашел в одном из них книги для записей, поверх ежедневник, которым, видимо, пользовался, ниже в другом ящике обнаружил и чистую бумагу.

Ручка удобно лежала в руке, и я выписал имена людей, которые точно выбывали из моих подозрений. По совпадению, это были те, кого я уже обвинил, но теперь жалел о своих нападках. Эх, что ж такое. Пригорюнившись, еще на полчаса я выпал в тоску-печаль.

В конце концов в голову закрался проблеск новой мысли — ежедневник для записей. Может, я недавно завел себе недоброжелателей, с которыми имел дела и которые банально решили мстить.

Я достал темно-синюю книгу в твердой обложке с мягким верхом из ящика и начал листать. Даты и время встреч, приписки о важных событиях и умозаключениях, а также краткие характеристики новых знакомых по работе, чтобы знать на будущее — этот надежный, этот темнит и тормозит рабочий процесс, этот любит спихнуть на другие ведомства и коллег свои обязательства. Я листал, но не мог найти никаких подозрительных и вопиющих слов, ничего предосудительного. Наконец, я долистал до текущих дат. Вот запись о корпоративе, вот о крайних сроках по паре договоров, которые удалось закрыть раньше. Еще пара незначительных строк и отдельные выписки о подарках, кому и что подарить на новый год, чтобы не забыть. Я уставшим взглядом стал вчитываться в разворот, когда ощутил какую-то странность. Не сразу даже понял, что не так. Вот корпоратив, вот список счетов на оплату, пара напоминаний, строчка о письме, а тут о звонках.

Вернулся к предыдущим дням. Что?.. Приписка о письме в тот самый день, когда пришла первая угроза. Я пролистал на предыдущие дни, мне всего лишь несколько раз попадались записи о письмах в этой книге и значились они конкретно отчетное письмо тому-то или запросить справку у того-то. Запись же здесь разительно отличалась. “Письмо с угр.”. С угрозой? Дальше в дни отправленных писем были соответствующие записи о них, а на следующий день после первого письма значилось “звонок”.

И все бы логично, надо же вести учет того, что творится, еще и в такой чертовщине, только вот я этих записей не добавлял. И с тех пор, как оказался в этой новой жизни, отдавал себе отчет в осознанности каждый день, исключая сон. Лунатизмом я никогда не страдал, как и провалами в памяти, так что едва ли написал эти строчки после соответствующих событий, да и почерк свой я с чужим не спутаю. Оставалось одно логичное объяснение: я написал это сам ранее.

Но как, зачем, почему?.. Стоп, но ведь я как раз тот, кто имел доступ к своему компьютеру, к своим паролям и данным, своему расписанию и списку фирм, с которыми наша фирма собиралась заключать новые договоры. Да и те документы, что нашли у Симакова, были только на его и на моем рабочем компьютере, он же мне их и переслал. То есть я сам же имел доступ ко всем данным и, как теперь выясняется, знал о том, что будут письма с угрозами и телефонный звонок. Как странно. Сознание отказывалось верить в происходящее и складывать пазл. Нет, это слишком странно, я же не…

Я закрыл глаза рукой и откинулся на спинку кресла. Что происходит? Зачем мне самому было устраивать все это, рушить свою жизнь? Почему я причастен к этим угрозам? Сознание сопротивлялось в борьбе со мной, с моим отчаянием и болью, непониманием. Мне казалось, у меня оставался хотя бы я, на кого можно положиться. Неужели у меня не осталось ничего, никого?..

Я пытался погрузится в себя, взглянуть на эту новую жизнь, которая стала теперь моей собственной и понять, что толкало меня делать эти ужасные ошибки — я сам или тот образ жизни, который почти неуловимо, но так явно в практике сопутствовал моему новому положению. Я все больше приходил к выводу о том, что проблема вовсе не в последних днях, что все тянется куда дольше и разница, произошедшая со мной, касается далеко не только должности, делового костюма, наличия водителя. Она касается моих новых взглядов на жизнь, или отказа от прежних, которые мне были так знакомы буквально несколько дней назад. Мои ошибки — это следствие неуловимо другого узора моей судьбы, сплетенного теми же нитями, но имеющего совсем иной вид.

Я так и уснул в кресле, измученный и физически, и морально, и ментально, лишившись, кажется, всего, что имел.

Загрузка...