В какие города?
И где найти нам средство,
Чтоб вновь попасть туда.
Над Питером повисли свинцовые тучи. «Небо прохудилось» — так говаривала бабушка.
Варя загрустила, не хватало солнца, того, обжигающего, ташкентского.
Съемки переместились в павильон, актриса, даже согласна была бы мокнуть под дождем, там по крайней мере запах моря и прелой листвы. А тут в «закулисье», спетый воздух, пот и грязь.
Грязь в прямом и переносном смысле царила на киностудии повсюду.
Меньше всего ей хотелось замечать то, что творилось вокруг.
Но именно сегодня, когда, першит в горле от начинающейся ангины, щеки горят от поднимающейся температуры. Варя, пытаясь хоть немного отдохнуть, зашла в свою гримерку, и наткнулась на отвратительную сцену.
Главный исполнитель, как истинный «герой-любовник», спустив штаны, удовлетворял свои мужские потребности, прямо на Варином туалетном столике.
Был он женат, и избранница его замужем. Самое противное было то, что они заметили ее, но это видимо их возбудило еще больше. Варя выскочила из костюмерной, под чмоканье и стоны.
Ее стошнило прямо на пороге.
А вслед ей, еще долго, звучал смех.
С режиссером она оставила объясняться костюмершу, Аду.
Машина, охрана, и скорость все это позволило ей быстро домчаться до резиденции президента. День клонился к вечеру, ее бил озноб, она не ела целый день, на душе было черным — черно.
Она не отвечала на вопросы Зинаиды Павловны, выпила аспирина, спряталась под одеяло.
Хотелось плакать, и слезы наконец-то полились из глаз.
Экономка села возле ее кровати на стульчик.
— Варенька, что случилось, да вы вся горите.
— Как люди могут жить среди грязи, совокупляться словно животные, и смеяться над теми, кто не хочет, быть такими, циничными, как они.
— Варенька, вы довольно большая девочка, чтобы так убиваться, из-за таких пустяков.
— А я не хочу, слышите не хочу становиться взрослой. Ненавижу весь ваш взрослый мир. Оставьте меня, уйдите!!
Александр Александрович приехал поздно, с огорчением узнал, что гостья не ужинала. Прошел на гостевую половину дома, и увидел смешную картину: Зинаида Пвловна сидела на креслице, под дверями Вариной спальни, в руках ее он заметил, носовой платок. Экономка подняла на президента заплаканные глаза.
— Что случилось? — удивлено спросил он.
— Варя заболела.
— Чем? — встревожился хозяин.
— Да видимо простуда, а от температуры у нее слезы и рыдания.
Он постучался и, не ожидая разрешения, уверенно зашел в комнату.
В полумраке ночника, увидел сидящую на кровати девушку. На ней была очень миленькая, сиреневая пижама.
Варя подняла голову и осипшим голосом, резко произнесла: «Уходите!»
— Доктор нужен? — спросил он, как можно мягче, и наплевав на дорогой костюм, сел на ковер перед кроватью.
— Доктор нужен всем вам, а я абсолютно нормальна.
Видимо, она продолжала какой — то диалог или спор, но о чем, ему-то, было невдомек.
— Я вот абсолютно здоров, что и вам, Варенька, желаю.
Но шутка его была встречена, новыми рыданиями.
Он посерьезнев, сел на край постели, строго спросил: «Что случилось?»
— Все вы, взрослые, вы живете, грязно, пошло, но вам этого мало, вам непременно нужно вывозить в этой грязи всех.
Ему совсем не хотелось смеяться, сначала он подумал, что она намекает на его возраст. Потом он понял, что-то там у нее на съемках произошло, но добиться внятного ответа не мог.
— Ну что мне сделать, — растерянно спросил, первый человек в России. — Если бы ты не выросла, то не стала бы знаменитой актрисой, не приехала бы в Питер, и мы бы никогда не встретились.
— Если бы Вы знали, как быстро оно закончилось, мое детство!
— Расскажи, девочка, я хочу все знать о тебе, все.
— Это было лето, первый день каникул, бабушка сшила мне платье. Оно было в красных ромашках и отчего то с матросским, красным воротником. Мне двенадцать лет, я вышла во двор и в палисаднике встретила старшеклассника. Его звали Ренат, ему было уже целых пятнадцать лет. Мы встретились с ним глазами, и он покраснел. В его глазах я увидела восхищение, что-то пушистое зашевелилось в груди. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза.
Но тут меня позвала бабушка, она стояла у подъезда, а рядом какие — то люди в военной форме.
Я подошла, один седой военный погладил меня по голове, и сказал, что «государство непременно, не оставит, поможет».
Так я узнала, что папа и мама, убиты в Таджикистане.
Их и домой не привозили, прощание было в военкомате, закрытые гробы.
Меня заставили повзрослеть. Война проклятая, а потом и бабушка, отдала все мои игрушки, девочке Алине. Особенно жалко было фарфоровую посудку, и кота, у него были зеленые глаза и розовые ушки, лапки. На животе у него был шов. Это мы с мамой вырезали ему аппендицит.
Он гладил ее по рыжим волосам, хотелось взять на руки и так нести всю жизнь. Стать ее ангелом — хранителем.
Но девушка уже успокоилась, поцеловала его в щеку, и легла, беззащитно свернувшись калачиком.
Ему стало до боли обидно. Он не желал быть ей отцом, старшим товарищем, «мудрым старцем».
Он хотел любить и быть любимым. Но что делать? Он еще не знал ответа!