Актриса и Президент (СИ)

7. Обида

Варя ворочалась без сна полночи. Душила обида.

«Поцеловал в лоб, словно папочка. Почему я придумала, что нравлюсь, как женщина? Всего лишь маленькая глупая актриса, что ему, мои чувства. Мои слезы, для него — вода».

Утро выдалось славное, солнечное.

Президент был в спортзале. Охрана молча расступилась и она прошла к самому окну, где Александр Александрович разминался на тренажерах.

— О приятно видеть тебя здесь, выбирай снаряд, — он слегка задыхался, от физической нагрузки, но это даже шло ему. Голос звучал очень сексуально.

Варя выбрала один из тренажеров, а потом попросила показать ей какой-нибудь защитный «приемчик».

— Вот так сходу, да и зачем, тебя и так никто не обидит. Забыла вчерашний разговор?

Что-то с ним такое случилось с утра, толи выброс тестостерона, толи что-то он решил в эту ночь. Варе не понравилось выражение глаз, хищное и какое-то, как ей показалось, пренебрежительное. И эти губы, пытавшиеся скрыть усмешку.

Он позвал охранников, расстелить маты.

Варе пришлось разуться следом за тренером, и не успели они встать на середину, как он провел прием. Правда, не дал ей упасть, подхватил ладонью за спиной, вторая ладонь легла на грудь, и актриса отчетливо почувствовала, что ее самым наглым образом щупают. Снова встали в стойку.

Все так же неприятно ухмыляясь, мужчина провел такой же прием, но на этот раз, он просто навалился на нее всем телом. И когда Варя сделала робкие попытки высвободится, он завел ее руку за корпус, и в то же мгновение ей грубо раздвинули ноги. Но через несколько секунд, он снова поднялся, и подал ей руку, помогая встать.

Потом прошлепал босыми ногами до двери и закрыл ее на ключ.

Когда он вернулся на ковер, она не стала больше ждать, просто ткнула основанием ладони в середину груди. Она послал все свое негодование точно в цель.

Он рухнул, как подкошенный. Охрана у него была великолепная, вышибли дверь, и схватили Варю, заламывая руки.

Он уже поднялся с ковра, кусая бледные от бешенства губы, прошептал: «Не сметь трогать…»

Александр Александрович, встал при ее появлении в столовой.

— Доброе утро, Варвара Николаевна. Не с той ноги встали?

— Отчего же очень даже, — улыбнулась девушка.

Она поймала его изучающий взгляд.

Об утреннем недоразумении не вспоминали. Говорили о погоде, о птицах. Обманутые теплым осенним днем, те пели, словно вернулось лето.

— Это что за прием был, кто научил?

— Мальчик был вьетнамец. Милый такой, его то за трансвестита, то за транссексуала принимали. А он просто полжизни в голоде жил. Мы с ним в в одной группе занимались.

— Понятно, так значит, выспалась? — спросил он.

— Да, нет, полночи в интернете просидела, смотрела «Унесенные призраками».

— Ужастик?

— Нет, это сказка-анимэ.

— А, сказка. — В голосе разочарование и ирония.

Варя, наконец-то смогла сказать с ночи заготовленную фразу. Фразу-месть.

— Да, добрая вечная сказка, вашему поколению конечно уже неинтересная.

— Даже так, не очень люблю сказки.

Варя смотрела прямо в глаза. Во взгляде ни наивности, ни смешинки. Очень серьезно, словно оценивая, попала ли точно в цель. Взял себя в руки, хотя давно позабытое чувство обиды, оживало в душе.

— Конечно, только настоящим мужчины остаются детьми. Режиссер Миядзаки-сан один из тех, настоящих, и это в семьдесят.

В дверях появилась Зинаида Павловна: «Варя, машина подана».

— Хорошего дня.

Добила, и пошла, к выходу.

Он дождался ее ухода и сделал то, что не позволял себе, уже лет, десять. Со всего размаха в стену полетели, и чашка с недопитым чаем, и масленка. Вбежавшая охрана, сконфуженно ретировались.

В 19:00 на борту личного самолета, помощник, постучавшись, зашел в кабинет.

— Какие будут распоряжения?

— В Москву, В Москву.

Коньяк не грел, на входе прощаясь со стюардессой, пожал той руку и спросил:

— Настя, может ли меня полюбить молодая, знаменитая девушка?

Та глупо зарделась, хоть и была замужем. Потом видно до нее дошло слово «знаменитая», и смущенно улыбаясь, произнесла: «Конечно, непременно!»

За окнами машины шумела дождем Москва, чужой город, принявший и возвысивший его.

А он вспоминал свои мальчишеские уличные бои. Никогда не дрался из-за девчонок. Только за место в стае. Когда гормоны дали другим преимущество в росте и весе, стащил у отца портсигар, и обменял на острую, воровскую финку.

Тогда была обида, такая же, похожая по боли и безысходности.

От маячившей для юного Сашки тюрьмы, спас тренер, привел в секцию самбо.

В Ново-Огарево первой его встретила лабрадорша Кони. Виновато махать хвостом надо было бы ему, а не любимице.

Оставил, предал, на целых два месяца, на бабу променял.

Присел на корточки и принял поцелуи, единственной своей «любимой женщины».

А дождь все шумел за окном, и под это шуршание он уснул. Во сне под дождем плясала Варя, Варенька. Отчего-то в его олимпийской футболке, сквозь белую ткань просвечивали темные круги сосков. Он увидел, словно в замедленном повторе, как набухали у желанной соски, ткань не выдержала их натиска и порвалась. Они были так близко, темно-коричневые, в пупырышках, толи от возбуждения, толи от холода. Он вытянул язык, чтобы коснуться их, слизать капли дождя, и проснулся, от боли в паху.

Сдерживая стон, встал, и, сделав воду прохладнее, принял душ.

Потом растер тело жестким полотенцем и снова лег.

Кони тоже проснулась и стояла у края кровати, видно боялась, что снова уедет, бросит.

«Вот и вся моя семья, и ничего не надо менять».