Глава третья

— Ты зачем пришла? — спросил Акулов с улыбкой. — По какому-то делу?

Выражением лица он попытался смягчить интонацию, но все равно прозвучало как «Долго будешь сюда ещё бегать?»

Если девушка и обиделась, то не подала вида. Улыбнулась в ответ:

— А что, я не могу придти сюда просто так?

— Здесь не то место, куда приходят просто так.

Андрей подумал, что постовой, дежурящий на входе в управление, наверняка остановил Лаки и подробно расспросил о цели визита. Интересно, что она ему наплела? В том, что девушка пришла исключительно ради встречи с ним, Акулов не сомневался. Это раздражало. Хотя многие коллеги назвали бы его идиотом и посетовали, что удача всегда достаётся тому, кто её недостоин. Кто не может воспользоваться плодами успеха.

Попользоваться было чем. С внешностью у девчонки все обстояло благополучно, пусть и не на высший балл, но на очень крепкую «четвёрку». И можно было верить, что она не рассчитывает на что-то большее, чем связь без обязательств.

Они познакомились в прошлом месяце. Лаки — прозвище образовалось от имени Лукерья — оказалась свидетельницей по убийству. Её бой-фрэнд запинал до смерти менее удачливого поклонника. Она дала показания, а позже помогла раскрыть и нападение на младшую сестру Андрея. Попутно раскрылось убийство её собственного отца, совершённое годом раньше. Андрей не мог припомнить другого случая, когда обнаруживалось такое множество совпадений. Просто какая-то женщина-вамп. Так и норовит оказаться в эпицентре несчастий. Что же будет к тридцати годам, если сейчас ей всего восемнадцать?

Акулов, как ему казалось, не давал поводов в себя влюбляться, но это произошло. Лаки повадилась ходить в РУВД по всяким пустяковым предлогам, и если её не было видно три дня, то это значило, что на четвёртый она обязательно позвонит в связи с каким-нибудь происшествием, по которому ей срочно нужен профессиональный совет. Складывалось впечатление, что все её знакомые только тем и живут, что попадают в истории, из которых не знают, как выкрутиться.

Андрей не знал, как ему быть. Следовало объясниться. Сначала он откладывал решительный разговор из-за того, что не хотел обижать девушку, которая помогла отомстить за сестру. Теперь — ждал подходящего момента. Ждал ругал себя за малодушие.

— Мама просила какую-то справку взять. По поводу убийства папы. Сейчас я посмотрю, что ей надо… — Лаки открыла сумочку и стала медленно перебирать её содержимое в поисках, наверное, записной книжки.

Акулов покачал головой:

— Справки по уголовным делам выдаёт только следователь. Он — лицо официальное и специально этому обученное.

— А вы?

— А мы только в замочную скважину можем подглядывать.

— Я так маме и говорила. А она — сходи, да сходи… Пусть теперь сама в прокуратуру топает. Не пойду!

— Правильно, — Андрей посмотрел на часы. Перед ним стоял электронный будильник, но он специально оттянул рукав свитера и, сдвинув брови, сосредоточился на циферблате своего китайского «Philip Persio».

— Кто-то должен придти?

— Да, один важный свидетель.

Акулов с озабоченным видом достал из открытого сейфа папку с материалами по нападению на Громова. Пролистал несколько первых страниц.

— Тогда я пойду, — Лаки встала. — Ничего, что я зашла? Не помешала?

— Нет, конечно! — ответил Акулов вместо того, чтобы сказать: не приходи сюда больше. Ответил без раздражения, как будто даже хотел извиниться за плохое гостеприимство.

— До свидания, Андрей Витальевич!

— Ага. Всего доброго…

Дверь закрылась.

Андрей убрал папку.

* * *

Акулов ехал домой.

Маша позвонила и сказала, что допоздна задержится в своей адвокатской конторе — надо готовиться к завтрашнему процессу. Он предложил встретиться, как бы это ни было поздно, но она отказалась, сославшись на то, что и дома ей придётся поработать с важными документами, так что лучше перенести встречу на завтра. Андрей согласился, а положив трубку отметил, что не испытывает ни ревности, ни раздражения, ни каких-либо других отрицательных эмоций. Что-то изменилось в их отношениях за последнее время. Хорошо это или плохо? Даже на такой несложный вопрос он медлил с ответом. Как будто ему было все равно. Что и говорить, они не слишком обычная пара. Или не бывает обычных? В любом случае, они слишком разные. В привычках, в отношении к жизни, в том, какие цели ставит перед собой каждый. Собственно, из них двоих какие-то глобальные цели имела только Мария. Он не очень задумывался о том, что будет через год или десять. Останется в милиции и займёт кресло начальника? Останется простым исполнителем? Уйдёт в частный сыск, как это сделал Машин брат Денис? Станет бандитом? Ну, последнее, допустим, исключено. А что вероятно? Акулов не знал. Просто работал. Занимался тем, что ему нравится. Тем, что умел. И неспроста появилась эта… Как её там? Брунгильда? Ядвига! Интересно, она уже нарисовала его психологический портрет? Маша ничего не говорила, а когда он однажды спросил, ловко ушла от ответа. Настолько ловко, что он и думать об этом забыл, вспомнил только сейчас.

Акулов подъезжал к перекрёстку, когда его обогнала «скорая помощь». Пронеслась, завывая сиреной, притормозила, вклиниваясь в поперечный поток, повернула налево. Быстро скрылась из вида, а через несколько секунд в том же направлении пронёсся «козелок» патрульно-постовой службы.

Это было уже тревожным знаком, и он не удивился, расслышав завывания пожарной машины. Грубовато сменил ряд движения, повернул, прибавил скорость. Квартала через два, оказавшись примерно в том районе, где смолкли сирены специальных машин, притормозил и перестроился ближе к обочине. Ехал, постоянно бросая взгляды в боковое окно. Окраина района, промзона. Множество тупиков и безымянных проездов, в которых легко заблудиться.

Покидая РУВД, он заглянул в дежурную часть, поинтересовался новостями. Майор Гунтере заверил, что все в полном порядке. И с личным составом, и с преступлениями. Первое Акулова не волновало, второе порадовало. Проработав без Волгина всего несколько дней, он уже стал удивляться, как тот больше двух лет справлялся один.

Вот оно, есть! На территории АО «Автотехобслуживание», в самой её глубине, вспыхивала синяя точка проблескового маячка. Акулов повернул к воротам. За стеклом будки угадывался силуэт сторожа. Остановить акуловскую «восьмёрку», имевшую самые обычные госномера, он не попытался. Даже не пошевелился как будто. Хотя и не похож был на спящего.

На поясе брюк запищал пейджер. Нащупав его сквозь куртку, Андрей нажал кнопку, отключая сигнал. Прочитать сообщение можно попозже, и так примерно понятно, что там написано. Наверное, Гунтере опомнился и вышел на связь. Темперамент частенько играл с майором злую шутку, и флегматичность оборачивалась раздражающей заторможенностью.

* * *

Место происшествия освещали две переносные лампы и фары микроавтобуса — на его красных бортах белели крупные трафаретные надписи «Дежурный ГУВД». Мелькали тени занятых своим делом сотрудников. Две из них, наиболее плотные, были статичны. Приземистая, почти квадратная, и более высокая, стройная.

Акулов докладывал Катышеву, прибывшему только что:

— Кирилл Кулебякин, восьмидесятого года рождения. Получил ранение в руку. Ничего серьёзного, только кисть зацепило. Ещё царапины всякие. И мокрые штаны.

Катышев хмыкнул, разглядывая дымящиеся останки «мерседеса». Пожарные давно отработали и уехали, теперь там работали эксперт-взрывотехник и представитель бюро СМЭС[3]. Последний осматривал оторванную часть руки, от кисти до локтя, и требовал, чтобы одну из мощных ламп придвинули ближе к нему.

— Возьми да сюда принеси, — пробурчал техник-криминалист, возясь с тяжёлой треногой. — Покойнику уже все равно, где ты его препарировать будешь.

Когда свет был установлен, эксперт стёр копоть с перстня на пальце оторванной руки. Щурясь, разглядел мусульманскую символику.

— Золото? — спросил техник-криминалист, присаживаясь рядом с ним; он немного бравировал своей невозмутимостью.

— Какое, на хрен, золото? Подделка.

— А на тачку денег не пожалел…

— …Немудрёно, что он обоссался, — заключил Катышев, отворачиваясь от останков того, что ещё недавно было престижной машиной. — Из больницы он не сбежит?

— Он отсюда уезжать не хотел. Плакал, что второй раз хозяина не уберёг.

— Второй раз?

— Вот именно. Сгоряча проговорился.

— Потом начнёт отпираться.

— Пускай. Найдётся способ его разговорить. На всякий случай я отправил с ним двоих наших. После больницы привезут в отделение,

— Добро… Смотрю, ты уже начальником становишься? Распоряжения отдаёшь…

— Тебя же ведь не было.

Катышев заявился неизвестно откуда. В машине, которую он поставил чуть в стороне от остального милицейского транспорта, его дожидалась молодая блондинка. Сидела на переднем пассажирском месте, курила третью уже сигарету и куталась в шубу. Скорее всего не от холода, просто хотела продемонстрировать, что ей очень скучно, но она стоически, не жалуясь, переносит как скуку, так и необходимость быть свидетелем неприятного зрелища. Когда она опускала стекло, чтобы бросить окурок, становилась слышна магнитола. Звучала отечественная попса. Последний раз — «Зима, холода, все как будто изо льда…»

— Готовый понятой для протокола осмотра, — прокомментировал Катышев, перехватив акуловский взгляд.

— Да? Ей восемнадцать-то есть, Василич?

— Обижаешь.

— Не стал бы я с ней связываться.

— Почему? — Катышев чуть напрягся.

— А вдруг ты её не удовлетворишь? Она потом от подписи в протоколе откажется, заявит, что мы все подделали. Или скажет, что ты обманом расписаться заставил. Обещал жениться, а потом бросил. Огребем неприятностей, шеф!

— Дурак ты, Акулов!

На Катышеве был камуфляж армейского образца, но с милицейскими знаками различия. Он любил форму, видимо, в память о молодости, отданной службе в ВВ[4] МВД, и щеголял в ней при каждом удобном случае, становясь похожим на лихого командира роты спецназа. На совещаниях или во время дежурств по району это было уместно, но сейчас-то она ему для чего? Девчонку молодую соблазнять?

Очередной окурок вылетел в окно. «Иногда я жду тебя…»

— Обстреляли из автоматов. Вот оттуда, — Акулов указал направление. — Гильз — море. Всяко больше одного рожка выпустили.

— А где этот Кулебякин стоял?

— Вот здесь.

— Хм… Метров тридцать, не больше. Говоришь, одно ранение в руку? Да с такого расстояния из него дуршлаг должны были сделать! Чо за туфту он нам гонит?

— Разберёмся, Василич. Может, в него никто и не целился. Кто он такой? Им Громов был нужен.

— Это полное свинство с его стороны — дважды становится потерпевшим в нашем районе. Черт! И ведь знал, падла, кто такой зуб на него заточил. Ну что ему мешало исповедаться перед нами?

— Наверное, не верил, что мы отпустим грехи.

— С Кулебякой надо пожестче поговорить. Без нежностей. Ты его видел? Чо он из себя представляет?

— Расколем.

Подошёл эксперт-взрывотехник. В отличие от судебного медика, резиновыми перчатками он не пользовался. Правую руку он держал чуть на отлёте и нёс пистолет, зацепленный указательным пальцем за спусковую скобу.

— Почти не пострадал от пожара…

— Где ты его нашёл?

— В машине. Теперь уже не скажешь, где он точно лежал.

— Больше ничего?

— Пока нет. Но там до утра проковыряться можно.

— Ты уж, пожалуйста, повнимательнее. Ну-ка, покажи…

Это был «ТТ» отечественного производства, с полным магазином патронов.

— Даже номера не затёрты. — Катышев осмотрел находку со всех сторон, измазался в саже и вернул специалисту: — Отдай вон той тёте. Она у нас главная.

«Тётей» была дежурный следователь городской прокуратуры — после девяти вечера районные следаки на происшествия практически не выезжали, разве что в самых пиковых случаях, а сегодняшний, видимо, не был квалифицирован как нечто чрезвычайное. Воробьёва уведомили, но он приехать не соизволил, Тростинкину найти не смогли.

— А что ты вообще думаешь?

— Трудно пока сказать определённо, — взрывотехник пожал плечами. — Моё неофициальное мнение, хорошо?

— Годится.

— Грамм четыреста тротила и радиоуправляемый взрыватель.

— Что? Я думал, в бензобак попали, вот она и рванула… Хм, спасибо! Представляешь? — вопрос адресовался Акулову. — Не слабо подготовились ребятки! А стрелять не умеют. Причём — второй раз.

— Не вяжется как-то.

— Все вяжется как надо! Учли ошибки и подготовились.

— Нет… Тогда — кулацкий обрез и засада, которая для них самих могла превратиться в ловушку. Сегодня — войсковая операция.

— Надо трясти Кулебяку как грушу. Чувствую, от него вонь идёт! — Катышев ударил кулаком по раскрытой ладони и посмотрел вслед взрывотехнику, направившемуся к «тётеньке».

А вскоре она сама подошла к ним. Высокая, красивая. Молодая — лет двадцать с хвостиком. В норковой шубе до пят и с безупречной причёской. Под тонкими каблучками крошился лёд. В полусогнутой левой руке она держала папку из дорогой кожи. Акулов не к месту припомнил Сазонова — у него была такая же папка, стоившая много больше зарплаты как милицейского капитана, так и прокурорского следака.

Женщина говорила уверенно:

— Я уже почти все закончила.

За такое короткое время не управился бы и более опытный профессионал.

— Так быстро? — Андрей не сдержал удивления.

Взглядом его не удостоили. Женщина говорила только с начальством:

— Утром надо будет провести дополнительный осмотр — сейчас слишком темно. Но этим пускай занимается уже ваш следователь. Так что потрудитесь обеспечить охрану места происшествия. И пусть кто-нибудь приедет забрать у меня материалы. До десяти, даже до половины одиннадцатого, я буду у себя в кабинете. Постарайтесь, чтобы ваш человек не опоздал.

Катышев молчал. Стоял, опустив голову, и ничего не говорил.

Медленно падал снег. Снежинки были мелкие и колючие. Безветрие.

Женщине ждать надоело. Готовясь дать новые указания, она вздохнула: с кем приходится работать! Одну ногу выставила чуть вперёд, отчего вся роскошная шуба заколыхалась, пошла переливами. В разрезе мелькнула коленка.

Катышев, имеющий прозвище Бешеный Бык, опередил:

— Надо сейчас осмотреть как можно больше. К утру никаких следов не останется, — сказал он тихо, не поднимая головы и продолжая ковырять снег шнурованным тупоносым ботинком.

Услышали все. И те, кто стоял близко, и те, кто искал гильзы возле забора.

Акулов был слегка удивлён. Карьерист и приспособленец, человек сомнительных поступков и принципов, далеко не всегда справедливый и уж тем более не всегда чистый на руку, ББ явно нарывался на конфликт. Тем, кто его давно знал, было понятно: он почти закусил удила и готов оправдать свою кличку.

Дамочка этого не понимала:

— К сожалению, погода нам неподвластна, — свободной рукой она поправила причёску, — но если можете, то накройте все это каким-нибудь тентом.

Катышев шумно выдохнул через нос:

— Покажите мне протокол.

— Что?

— Покажи, что ты написала!

Под каблуком женщины треснул лёд.

— Я не обязана этого делать!

— Я ведь все равно посмотрю.

Составленный следователем протокол регистрируется в дежурной части местного отдела милиции, так что никакой следственной тайны в его содержании нет, тем более — от оперативных сотрудников, которым предстоит и дальше работать по делу. Но Катышев говорил не о том, что приедет в дежурку и там прочтёт документ — он собирался сделать это сейчас:

— Невозможно было так быстро управиться. Я думаю, там очень многого не хватает.

Со своими подчинёнными Катышев бывал не так корректен в формулировках.

Дамочка опять не поняла. Кажется, единственная из присутствующих. Даже мужчина, который её привёз, до этого тихо сидевший в своей тёмной машине, приоткрыл дверь и высунул голову, прислушиваясь. Почему-то он смотрел в сторону — то ли был туговат на ухо, то ли не хотел, чтобы видели его физиономию. Акулову казалось, что мужчина — кавказец. Тоже молодой, хотя и старше следачки. И явно не сотрудник, а какой-то знакомый. Вполне возможно, именно он подарил ей шубу — спортивная иномарка свидетельствовала, что делать такие презенты для него все равно, что грызть семечки. Если не проще.

Следователь покосилась через плечо на джигита, высунувшегося из машины. Сказала решительно:

— Я управилась, — но при этом чуть покраснела. Не зная сути конфликта можно было решить, что румянец на её нежных щеках проступил от мороза. — И хочу вам напомнить, что являюсь здесь старшей. Прочтите закон, если успели забыть! Я — лицо процессуально независимое…

— К черту, — сказал Катышев и вырвал у неё из рук бумага.

Следачка взвизгнула, а когда ББ стал разворачивать бланки, попыталась их отобрать.

Катышев просто закрылся плечом.

Она дёрнула его за погон.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: красавица состряпала халтуру. В документах не было и половины того, что следовало написать.

— А потом в суде дела сыпятся… Сама переделаешь, или мне твоего начальника разбудить?

С точки зрения норм офицерской морали Катышев был сильно не прав. Следовало отвести девушку в сторону, подальше от младших чинов, и там выяснять отношения. Он, может, так бы и поступил, допусти она оплошность по невнимательности или из-за отсутствия опыта. Но это была не оплошность, а сознательная халтура, рассчитанная на то, что обман вскроется позже, в её отсутствие, так что останется лишь материться и разводить руками, не в силах что-либо изменить.

Кто знает, что заставило её так поступить? Скорее всего, в своём городском управлении она работала, как положено, а сейчас просто не хотела заморачиваться с проблемами чужого района. Или боялась шубу запачкать, торопилась по личным делам, просто встала не с той ноги… Множество вариантов, но ни один из них Акулов не мог принять в качестве оправдания.

— Да ты пьян! — обвинила ББ девушка-следователь.

Весь лоск с неё мигом слетел, нижняя губа оттопырилась некрасиво. Не представитель закона, а базарная торговка, ругающаяся с покупателем из-за найденного под весами магнита.

— Я? Пьян? Очень немного. И быстро просплюсь. А вот ты…

— Отдай документ! Отдай по-хорошему…

— А ну-ка заткнись! — рявкнул Катышев, и это подействовало.

Следачка взяла себя в руки. Голос больше не срывался. В нем слышалась злость, но не слепая, а взвешенная, просчитанная.

— Ты на себя берёшь слишком много. Не боишься последствий?

— Надоело бояться.

— Ну чего ты хочешь добиться? Крутизну показать? Перед кем? Да утром мой шеф с тебя самого штаны снимет и так поимеет за самоуправство…

— Что значит — с меня самого? И почему только утром? До этого он тебя иметь будет? Или вон тот наездник? — рукой с протоколами Катышев указал на спортивную иномарку, а свободной рукой пощупал мех на рукаве «норки», причём проделал это так быстро, что девушка не успела ни отстраниться, ни вздрогнуть. — Наверное, к нему в койку торопишься? Шубку отработать спешишь?

А дальше Катышев высказался в том плане, что о грядущих разборках в кабинетах большого начальства не беспокоится, потому как его иметь — только половой орган тупить.

Кульминация превзошла все ожидания.

В дело вмешался джигит.

Что им руководило, Акулов понял несколько позже, а в тот момент, когда горец покинул машину и с явным намерением вмешаться направился к ним, удивился безмерно.

Рослый, самоуверенный. Пальцы унизаны золотом.

Акулов подумал: не задирай так сильно голову, ты этим подставляешь для удара подбородок.

И ещё подумал: никакой он, конечно, не мент и не прокурор.

— Слюшь, да! — сказал горец гортанно; с русским языком у него были большие проблемы. — Она тебе сказал, да? Зачем кричишь? Ты не кричи на неё, она твой начальник! Как скажет — так делать бюдешь, да?

Глядя на Катышева и продолжая говорить, джигит оказался перед Андреем.

Он был убеждён, что ему уступят дорогу.

Акулов не уступил.

Джигит левой рукой попытался Андрея подвинуть. Не толкал, а просто обозначил: не мешай, вали отсюда.

И продолжал говорить…

— Заткнись!

Джигит удивился. Крылья тонкого носа раздулись. Он хотел переспросить, не послышалось ли ему?

Не послышалось. Андрей не стал повторять, сделал проще.

Ударилась кость о кость. Звук был неприятный.

Акулов знал, каким местом головы нужно бить.

Добавлять не потребовалось. Выставленный подбородок сыграл со своим носителем нехорошую шутку.

У горца закатились глаза и подломились колени, но он-таки устоял. Попятился, поковылял, набирая скорость, назад. Добрался до спортивной машины, хотел, видимо, сесть на капот, но не рассчитал. Промахнулся. Шлёпнулся задом на лёд, дрыгнул коленями, да так и остался сидеть, опираясь спиной о бампер своей иномарки, свесив голову и широко раздвинув ноги.

Изо рта повисла нитка слюны.

Следачка молчала, шокированная.

— Что ты ему сказал? — уточнил Катышев.

— Что он имеет право молчать.

— А где так головой махать научился?

— В тюрьме.

* * *

— Рассказывай, Саша.

— Что рассказывать?

— Все. В частности, как ты дошёл до жизни такой.

В физкультурно-оздоровительном комплексе только что закончился обыск. Продолжался он около часа, но, поскольку никто толком не знал, что искать, и не рассчитывал на сногсшибательные находки, результатов это не принесло. Пооткрывали шкафчики и кладовые, разбили пивную кружку, разворошили документацию. Администратор Санёк наблюдал за этим мрачно. Когда процедура закончилась и Акулов объявил, что теперь им следует обстоятельно поговорить, предложил расположиться в комнате отдыха сауны.

Они сидели в тех же креслах, которые недавно занимали Громов и Калмычный.

— Нормальная жизнь. В институте учусь.

— Кем будешь?

— Юристом.

— Хорошее дело. — Акулов пригляделся к собеседнику: — Судимый?

— А это имеет значение?

— Иначе я бы не спрашивал.

— Сто сорок шестая, часть два. Пять лет отсидел.

— Разбой?! Хорошее дело… Поподробнее расскажи.

— Чего там рассказывать? Студентами были, гуляли. Ночью не хватило денег на выпивку. Одолжили у одного паренька. Копейки! Взяли портвейн, даже допить не успели, как всех повязали.

— Просто одолжили? Не бывает разбоя без оружия!

— Так ножика никто не нашёл…

— Это не значит, что его не было вовсе.

— Мало ли, что терпиле привиделось? А у меня вся жизнь оказалась зачёркнута…

— Давно освободился?

— Прошлым летом.

— Где чалился?

— В Архангельской области. — Санёк усмехнулся, и это было первым проявлением эмоций на его неподвижном лице. — У меня отец — капитан первого ранга, служит в тех краях. И я там родился. Сюда переехал, когда восемнадцать исполнилось.

— От армии прятался?

— Служить, конечно, не хотелось. Насмотрелся в детстве! Но лучше бы я отслужил. Два года — не пять. А приехал сюда, чтобы в институт поступить.

— Ближе ничего не нашлось?

— Здесь тётка раньше жила. Пока я сидел, она умерла. И квартира пропала.

— Сейчас где обретаешься?

— Снимаем квартиру. Я, жена. Ребёнку два месяца. Между прочим, мы с ней ещё на первом курсе познакомились. Наверное, это о чем-то говорит, раз она меня дождалась?

Акулов не стал отвечать. Отвернулся, чтобы собеседник не мог прочитать мысли по глазам. Посмотрел в окно. Вертикальные жалюзи были раздвинуты, так что можно было видеть раскуроченный джип. Около него ещё продолжалась работа.

— С прошлым понятно. А сейчас чем занимаешься?

— Спортом.

— Шахматами, наверное?

— В шахматы тоже играю. Ходил сюда качаться, а потом Лариса Валерьевна предложила администратором поработать. Я согласился. Удобно: все тренажёры бесплатно и в любое время, баня хорошая…

— А зарплата?

— С этим не очень. Сами видите, сюда мало кто ходит.

— Кто ж в этом виноват? Реклама у вас, что и говорить, громкая. Но не слишком-то завлекательная, — Акулов кивнул на окно.

— Первый раз кого-то убивают.

— График удобный?

— Сутки через двое, как у всех. Ночью всегда поспать можно. Только…

— Да?

— Один сменщик заболел, второй уволился. В общем, я тут уже неделю сижу. Жена жрать приносит, Лариса Валерьевна иногда днём отпускает. Да и ночью можно успеть домой сбегать.

— Жалуешься на жизнь?

— Не люблю врать милиции. Все равно ведь проверите.

— А если бы проверить не могли, тогда бы соврал?

Санёк пожал плечами:

— Мне скрывать нечего.

— Лариса Валерьевна — это хозяйка?

— Как будто бы да.

— А без как будто?

— Старше неё я никого не видел.

На столе лежала папка, которую Акулов прихватил во время обыска из шкафчика администратора. Картонная, розового цвета, с измочаленными тесёмками. Внутри хранилось несколько ксерокопий учредительных документов и лицензий ООО «Тубус», арендовавшего помещения под комплекс у «Автотехобслуживания». Акулов полистал бумаги, прочитал:

— Бурденко Лариса… Адрес… Ты ей звонил?

— Трубка отключена. Но она предупреждала, что не приедет сегодня.

— Кстати, зачем столько копий?

Администратор опять усмехнулся:

— И этих надолго не хватит. Все, кто нас проверяет, хочет документы изъять. Налоговая, участковые, пожарные, СЭС… Вот мы и приготовили заранее, чтобы оригиналы никому не давать. Вы ведь тоже, наверное, возьмёте?

— А чем я хуже других? — Акулов отложил в сторону один комплект копий, завязал тесёмки на розовой папке и толкнул её по столу к администратору: — Держи! Храни вечно… Что, часто проверками донимают?

— Да почти каждый день! Сами видите, баня у нас мировая. Только цены не всем по карману.

Прейскуранта Акулов нигде не заметил, но мог представить, сколько стоят услуги. Обстановка, действительно, впечатляла. Из любопытства спросил:

— Сколько берете за час?

— Пятьсот рэ.

Его зарплаты хватило бы на четыре часа. Слава Богу, он равнодушен к банным мероприятиям. Зато, видимо, местные участковые их уважают.

— Громов у вас часто бывал?

— Три-четыре раза в неделю. В сауну с женой приезжал и в зале тренировался. У нас группа одна есть, где люди рукопашным боем занимаются. Сами, без тренера. Кто что умеет. Спарринги, работа со снарядами. Он был довольно сильным рукопашником. Реакция хорошая и удар настоящий. Мне приходилось с ним стоять… Вас, наверное, сегодняшний день интересует? Утром позвонил Кирилл, водитель Василия Петросовича. Сказал, что они приедут вечером отдохнуть. Точного времени не называл, но попросил, чтобы сауна в любой момент была свободна. Я так и сделал — заказы не принимал, хотя были желающие. Они приехали примерно в половине девятого. Сидели здесь…

— Одни?

— Ну, Кирилл несколько раз выходил куда-то. Может, даже уезжал. Я не следил за временем. Потом ушли… Я зашёл сюда прибраться, и тут на улице стрельба началась. Сразу понял, что из автоматов шмаляют. Побежал звонить в милицию. Телефон у меня на стойке стоит. Ещё подумал, что надо дверь запереть… Потом рвануло. Не знаю почему, но сразу понял: машину взорвали. Потом ваши приехали. Мне показалось, довольно быстро. Все.

— Значит, Громов был только вдвоём с Кириллом?

— Иногда и один оставался.

— Никто к нему не заходил?

— Я не видел.

— Угу… — Акулов выразительно посмотрел на пустые бутылки, горлышки которых предательски торчали из-под свободного кресла. Одна, две… четыре. Может, и ещё есть. — Это все Громов употребил? Не многовато для человека, только что выписавшегося из больницы?

Администратор моргнул. Он успел спрятать кружку, из которой пил Петушков — кстати, именно её раскокали во время обыска, — но забыл про бутылки.

— Я не следил, сколько он пьёт.

— Но пиво ему ты приносил?

Администратор задумался. Акулов, усмехаясь, помог:

— В твоём холодильнике стоит такое же.

— Они могли его где угодно купить и с собой привезти. Хороший сорт. Ходовой.

— Могли. Но не привезли. Сколько здесь было человек?

Лицо администратора оставалось непроницаемо, но руки его выдавали: он готовился врать. Подбирал убедительные слова и настраивался произнести ложь как можно правдоподобнее. Когда он почти настроился, Акулов мягко спросил:

— Тебе нравится эта работа?

— Что? — парень вздрогнул. — Н-нравится.

— Моя мне нравится тоже. Мне на ней интересно. Каждый день что-то новое происходит. Люди новые, ситуации. Я стараюсь делать её как можно лучше. Не потому, что мне за это больше заплатят. Просто мне самому так приятнее. А поскольку я работаю довольно давно, то всегда знаю, как поступить. Я говорил, что каждый день — новые события и люди? Это так. Они действительно новые. Но при этом все одинаковые. Знаешь, сколько таких, как ты, я повидал? Не сосчитать. Точно, что не одну сотню. Намного больше. Оцени это. И подумай, удастся ли тебе меня нае…ть? Подумай и о том, нужно ли тебе это делать. Последствия оцени. Я ведь от тебя не отстану… Знаешь, как много есть способов добиться правды от такого парня, как ты?

— Намекаете на судимость?

— Да черт с ней, с судимостью! Ты о душе лучше подумай!

Прозвучало с надрывом.

Акулов и сам не знал, зачем сказал последнюю фразу. Она случайно сорвалась с языка. Возникла пауза. Тишину нарушали лишь голоса за окном. Акулов молча смотрел на администратора, давил взглядом и думал, что словами о душе испортил все. Старался, старался — и выдал. Вообразил себя, наверное, сыщиком из плохого кинобоевика. Сам же всегда смеялся над подобными текстами, когда они попадались в книжках или на телеэкране. Мало смеялся, видать… Или наоборот — вот она, волшебная сила искусства! Собирался пригрозить камерой, закрытием ФОК, ещё чем-нибудь действенным из того же репертуара, а полез в тонкие сферы. Ничего не скажешь, специалист!

Администратор опустил голову. Оказалось, что у него две маковки, вокруг которых волосы росли жёсткими сильными завитками, чего никак нельзя было предположить, глядя на причёску спереди или с боков.

— Громов встречался с двоими, — сообщил он, сложив руки на животе и продолжая сидеть с опущенной головой. — Они и раньше бывали. Редко, но приезжали. О чем говорили — не знаю. После разговора парились в сауне. Тот, который помоложе, и выжрал все пиво.

— Как они выглядели?

Санёк довольно точно описал внешность Калмычного и Петушкова, употребив несколько язвительных сравнений во время рассказа о Николае.

— У старого — «фольксваген» стремного цвета. Как морковка. Он её сегодня к дверям поставил.

— Номер не рассмотрел?

— Не, темно было. Да мне это и ни к чему!

— Может, раньше замечал?

— Он первый раз здесь машину поставил. Обычно — там, за утлом. А около дверей — место Громова. И хозяйки.

— Значит, сегодня машина Громова стояла не на месте?

— Ну! Я сам удивился, чего они так поставили. Неудобно же, идти далеко.

— Очень далеко, лишних пять метров, — пробормотал Акулов, думая о другом.

— Когда уезжал, ему этих метров как раз не хватило! Я вообще не понимаю, как Кирюха остался живой. Вспомню, какой грохот стоял — самому страшно становится. А он одной царапиной отделался. Везунок! И когда в Василия Петросыча первый раз стреляли, ему тоже повезло. Он ведь вместе с ним был, вы это знаете?

— Говоришь, он все время туда-сюда бегал? Из сауны на улицу?

Администратор помолчал. Вздохнул:

— Его долго не было. Почти три часа. Уехал ещё до того, как эти двое появились. А приехал после того, как ушли. Точно! Теперь точно вспомнил…

— Думаю, что и не забывал. Про старого ты рассказал. А молодой? Он тоже был на машине?

— Не видел. Мне кажется, нет. А раньше приезжал. Не знаю, что за тачка. Маленькая такая, спортивная. Красного цвета.

— Если они здесь ещё раз появятся, позвони мне. Хорошо? — Акулов протянул визитную карточку. — Теперь вот что скажи… Громов вас «крышевал»?

— Не, нам это без надобности!

— Ой ли?

— У Ларисы Валерьевны такие знакомства, что никто на нас не наедет. Честное слово!

— Но за баню он не платил?

— За баню он никогда не платил. И за тренировки тоже не платил. Но это у Ларисы Валерьевны спрашивайте, я человек маленький. Мне сказали денег с него не брать — я и не брал. Да он и не предлагал никогда!

— Ладно, спросим. А как у вас обстоит дело с блядями?

— У нас с ними никаких общих дел нету.

— Семён Семеныч! Покажите мне такую баню…

— Честное слово! Если клиенты чего-то такого хотят, то я им газету даю и телефон. Пускай сами вызванивают, а я — пас.

— Что, противно?

— Просто не нужно.

— Если иметь с каждой по стольнику за «проход», то получится заметная прибавка к зарплате.

— Вы же не берете взятки? Вот и я не беру. Принципы у меня такие. Что, не может их быть?

— Может, может. Ты, главное, так не волнуйся. Про первое покушение ты откуда узнал?

— Лариса Валерьевна говорила.

— Поподробнее…

— Ну, сказала, что клиента нашего чуть не завалили, вместе с шофёром. Я спросил, которого — она рассказала. Но как, где, за что — не говорила. Сама, может, и знает. Только не говорите ей, что я это сказал.

Запиликал пейджер. Акулов прочитал сообщение:

«Срочно позвони дежурному. Дежурный».

Подумал: скандал со следачкой получил продолжение. Сейчас всех соберут на ковёр. И снимут штаны. Как она обещала. Спрятаться, что ли?

— Где телефон?

— Сейчас принесу.

Пока Санёк ходил к стойке за аппаратом, Андрей вспомнил, что так и не посмотрел предыдущее послание. Нашёл его:

«Я освободилась. Можем встретиться. Позвони. Мария».

Да, здорово?.. Сейчас она пятый сон уже видит.

Принеся трубку комнатного радиотелефона, администратор деликатно вышел за дверь.

— Старший оп-перативный дежурный Северного РУВД майор мил-лиции Гунтере слуш-шает. Да, аллё!

— Арвидас, это Акулов. Что там у нас?

— Акул-лов, эт-то ты?

— Я, Арвидас, я!

— Аллё! Теперь мен-ня слышно? Кул-лебяк-кин сбежал из больницы…

* * *

Утро, серый рассвет за окном.

В кабинете накурено.

Катышев растёр лицо. Помолчал, собираясь с мыслями. Сильно выдохнул, прежде чем начать говорить. Он выглядел очень усталым.

— Скандал удалось немного замять. Эта Молдавская оказалась непростой штучкой…

— Какая штучка?

— Не какая, а кто. Молдавская Илона Альбрехтовна, следачка эта чёртова.

— С таким псевдонимом надо выступать на эстраде, а не в прокуратуре работать. Илона Молдавская. Звучит!

— Да и смотрится ничего. Кстати, она не такая молодая, как кажется. Четыре года стажа, старший по ОВД[5]

— Теперь я понимаю, почему у нас ни одну банду не могут осудить по нормальному.

— Не перебивай, я сам перебьюсь. Так вот, говорю, девка она не простая…

Абрек, которого ударил Акулов, числился в розыске за РУБОП. Мажидов Магомед Мартузович, двадцати шести лет, не работающий, экс-чемпион области по греко-римской борьбе. Искали его с марта месяца, но, видно, не сильно усердствовали в этом деле, направили карточку в информационный центр и успокоились. Мажидов в подполье не уходил, только сменил номер в гостинице, где проживал постоянно, — переехал с седьмого этажа на одиннадцатый и этим обманул доблестных сыщиков. А в апреле, через месяц после объявления розыска, заделался помощником депутата Госдумы.

— Ты знал, что его ищут?

— Откуда, Василич? Когда прошла тридцать четвёртая ориентировка, я ещё в камере парился. Если б знал — ударил бы дважды.

— Его сегодня отпустят.

— Что, депутат индульгенцию выписал? — Акулов прищурился.

— Я думаю, депутат пока не в курсе событий. Сидит в своей Москве и решает, что для нас лучше: ввозить ядерные отходы или подержанные иномарки… Так что депутат пока ни при чем, просто никто не хочет раздувать скандал с этой дурой Молдавской. Старший следователь городской прокуратуры покрывает убийцу! Кому это надо? Да и у РУБОПа с доказательствами слабовато. Сам знаешь, как у них часто бывает: широкий замах кончается слабым ударом. В январе была какая-то «стрелка», на которой одного чувака завалили. По оперданным, это сделал Мажидов. Но нет ни свидетелей, ни пистолета. Рассчитывали, что Мажидова в камере удастся дожать. Но теперь, из-за этой актрисы, его даже на трое суток никто не закроет. Допросят и выпустят. Тем более, что недавно умер один из тех, кто в этой «стрелке» участвовал. Если сильно припрёт, Мажидов на него мокруху и повесит.

— А что его связывает с Молдавской?

— Мне не докладывали. Любовь, наверное. С взаимовыгодным интересом. Если он даже на нас буром попёр — представляешь, как в других местах можно было выделываться! Лялька прокурорская под боком, в кармане мандат — и плевать ему на то, что его кто-то ищет. Хорошо, хоть ты от души звизданул!

— До сих пор репа трещит. Теряю квалификацию.

— Руоповцы, кстати, все удивлялись, как ты его с одного удара завалил. Чтобы из нашей камеры забрать, они СОБР с собой притащили… У тебя кофе есть? Сделай, пожалуйста.

— Сейчас посмотрю.

В шкафу нашлось не только кофе, но и полбутылки коньяка, оставшегося с проводов Волгина в отпуск. Акулов выдернул пробку, понюхал: не вдохновляло. Вспомнил, как бегали за этим пойлом в ночной ларёк. Откуда там может быть настоящий коньяк? Бодяга, хотя и не самая гнусная. Никто, по крайней мере, не отравился.

— Будешь, Василич?

— Не сдохнем? Давай! Есть чего на зуб положить?

Акулов порылся и нашёл банку толстолобика в томате и шоколад.

— Консерву оставь на другой раз. А это давай. Будем интеллигентничать.

Андрей запер дверь и приготовил кофе. Подстелил бумагу, чтобы не замарать казённый стол, и разлил по рюмкам спиртное.

— Хорошая посуда у вас, — заметил Катышев, ломая шоколад. — И как до сих пор не растащили?

Поднял рюмку:

— Давай! За нас, хороших… Уф, как пошла… Ну и гадость!

ББ закусил кусочком с большим цельным орехом. Проглотил, потёр пальцем стол, застеленный бланками протоколов. Высказался:

— Есть такая профессия — родиной торговать! А мы уже не актуальны. И чего ради ломаемся?

В устах Катышева громкие слова звучали несколько лицемерно. Андрей промолчал. Тем более, что для него такой вопрос давно не стоял. Он знал, ради чего остаётся на этой работе. И почему не занялся частной охраной, как ему совсем недавно предложили.

— Наливай. И послушай меня: в городской, — имелась в виду прокуратура, — теперь будут пасти каждый наш шаг. Особенно по этому делу. При малейшей оплошности нахлобучат по полной программе. Во все половые щели отымеют, как Молдавская и обещала. В следующий раз нам с рук ничего не сойдёт. До каждой точки в документах станут доё…ваться. Проверками замордуют… Как эти олухи Кулебякина проворонили?

— Молча. Один придурок до спирта дорвался, второй с медсёстрами лясы точил. Как всегда и случается.

— Козлы, одно слово. В городской ещё ничего об этом не знают. Вот обрадуются-то! Как думаешь, есть шанс его до вечера отловить? Или до утра хотя бы?

— Навряд ли.

— Надо затариваться вазелином… Блин, ты же сам говорил, что никуда он не денется!

— Ошибся. Похоже, именно он Громова и подставил. Отсемафорил, кому надо, про баню и машину помог заминировать. Беспроигрышный вариант: если не завалят из автоматов, то взорвут обязательно. А сам схватил шальную пулю.

— Голова не работает, туго соображаю… Вообще-то похоже на правду! Прав я был, когда говорил, что надо трясти Кулебяку! Чувствую, теперь мы его долго будем ловить.

— Ничего, весной снег сойдёт — сам обнаружится. В лесочке…

— Что про него вообще известно?

— Мать умерла, отец алкоголик. Жил с ним, но где-то есть девушка. Ни фамилии, ни адреса — ничего не известно. Любитель машин, хороший водила. Своей никогда не было. В девяносто восьмом судим за угон, получил два года условно. Надо будет потрясти его связи по тому делу…

— Бля-а-а, — Катышев, выпив коньяк, обхватил руками голову, — Ведь в наших руках был сучонок! Надо было колоть прямо на месте, без всякой больницы. Мордой по трупешнику повозить. Сейчас бы знали весь расклад! Слушай, а как Громов оказался в машине? У кого ключи были?

— У Кирилла. На «мерсе» центральный замок, он его с брелока открыл, когда стрельба началась.

— А на хрена Громов в машину полез, если все равно уехать не мог?

— Теперь это одному Богу известно. Может, пушку взять хотел. Или надеялся, что Кирилл успеет добежать.

— Логично… У тебя какие планы?

— Спать. Вечером появлюсь.

— На место больше не поедешь?

— Чего мне там делать? Гильзы и без меня соберут. Тем более сейчас туда заявится Воробьёв, а я не хочу лишний раз с ним встречаться. Меня изжога потом мучает. Да и Ларису надо где-то искать.

— Лариса, Лариса… Знакомое имя!

— Главное — редкое.

— Позвони Волгину. Если мне память не изменяет — он её должен знать. В девяносто восьмом они нашли общий язык… До чего тесен мир! Ладно, пойду я к себе. Мне ещё развод проводить.

— Василич, я его прогуляю?

— Гуляй…

После ухода Катышева Андрей изменил планы и не поехал домой немедленно, как собирался. Убрал коньяк, открыл форточку, налил себе ещё чашку кофе и сел к компьютеру. В личной картотеке Волгина, которая насчитывала больше двух тысяч лиц, Лариса Бурденко числилась. К установочным данным, которые Акулов и так уже знал, прилагался комментарий: «Убийство Локтионовой И. В.», но никаких других пояснений. Андрей чертыхнулся: напарник, опасаясь, что его базой данной могут воспользоваться посторонние, часто боялся вносить в неё важную информацию. Предпочитал держать в голове или шифровал в записных книжках так, что потом и сам долго не мог разобраться. Другие ссылки на Локтионову в картотеке отсутствовали, и Акулов взялся за телефон, в который раз удивляясь, что Сергей, вообще-то педантично относившийся к документам, иногда допускал грубые просчёты в обработке собственной информации.

Набрал номер мобильника Волгина, начал ждать. После десятого гудка раздался заспанный голос:

— Кто там?

— Котик, это я.

— Инспектор Планктонов?

— Да, господин комиссар Океанов. Можешь перезвонить с нормального мне в кабинет?

— Лень. Говори так. Что-то случилось?

— Объявили тревогу. Я подумал, что тебе будет интересно об этом узнать. Как отдыхается?

— Ходил в Эрмитаж. И в Кунсткамеру.

Акулов кратко обрисовал дело.

— Да, я помню Ларису. Давно с ней не общался, но думаю, что и она меня не забыла. Позвоню, попрошу, чтобы с тобой была откровенна. Но ничего не обещаю. Телефон у неё не изменился?

— Прежний.

— Сегодня постараюсь с ней связаться, а потом тебе звякну. Если будете встречаться — держи себя в руках. Если понравишься, она потребует от тебя невозможного. А ты ей понравишься.

— Ничего, раз ты через это прошёл, то и я как-нибудь справлюсь…

Закончив разговор с Волгиным, Андрей отыскал Валета. Осведомитель был дома.

— Можем поговорить?

— Да, Анька спит.

— Евгений, ты сауну любишь?

— Положение обязывает любить. Да и для здоровья полезно. А что? Хотите попариться? Могу устроить…

— Отставить. Надо тебе посетить одно место. Отдохнуть там как следует. Слушай внимательно…

* * *

В три часа дня, когда Акулов спал у себя дома, позвонил Катышев.

— Приезжай, — сказал он устало, — закрыли Сазонова.

— За наркоту? — Имелись веские основания подозревать Шурика в связях с торговцами героином.

— За убийство Громова.

Загрузка...