Акула. Отстрел воров

Глава седьмая

Лариса встретилась с серьёзным человеком.

У него было мало времени.

Встреча происходила в машине, припаркованной на одной из тихих окраинных улиц. Прежде чем допустить к серьёзному человеку, охрана тщательно обыскала Ларису. Пришлось стоять, опершись на багажник, пока дотошный бодигард ощупает бедра и грудь. Несколько раз, сантиметр за сантиметром. Пальцы у него были сильные. Результатом остался доволен. Улыбнулся и распахнул заднюю дверь:

— Прошу вас!

Прежде чем сесть, Лариса внимательно на него посмотрела. Он опять улыбнулся. Глаз за чёрными стёклами очков было не видно.

Дверь мягко захлопнулась, отгораживая от внешнего мира. В салоне было нежарко, градусов тринадцать-пятнадцать. Передние места пустовали, магнитофон выключен.

— Добрый день, — сказал мужчина с лёгким кивком.

Стекла очков без оправы блеснули.

Лариса ответила.

Договариваться о встрече пришлось через цепочку посредников. Это заняло больше двух дней. Поначалу человек отказал в рандеву, потом согласился уделить четверть часа. Свой рассказ Лариса подготовила дома и начала говорить сразу после приветствия. Уже на третьей фразе мужчина её остановил:

— Я все это знаю. Что ты хочешь?

Ответ был также подготовлен заблаговременно. Он должен был понравиться авторитету:

— Мне нужно знать, что происходит. Не люблю, когда кто-то решает свои проблемы на моей территории, а я не в курсе событий.

— На твоей территории? — Стекла блеснули, брови поползли вверх.

— Это мой клуб. Я не хочу, чтобы рядом с ним кого-то взрывали. Тем более людей, к которым я хорошо отношусь. И хочу быть уверенной, что в следующий раз взорвут не меня.

Мужчина жестом показал: достаточно, я все понял. Опустив голову, углубился в раздумья. Сидел вполоборота к собеседнице, отгородившись кожаным подлокотником, вытянув ноги так, что ей почти не оставалось места для своих.

Лариса ждала.

Коричневый костюм в едва заметную полоску, плотно облегающий шею белоснежный воротничок. Мягкий обманчивый голос, очки — зрение он посадил в лагерях, где провёл лет пятнадцать. Поверить в это было непросто — человек сильно изменился с тех пор, как последний раз сидел на скамье подсудимых. Сейчас он был одним из теневых отцов города, человеком, от слова которого иной раз зависело больше, нежели от распоряжения губернатора. О его прошлом Лариса слышала мало, и достоверным было лишь то, что наказания он отбывал за насильственные и имущественные преступления. Знающие люди предпочитали молчать, трепачи боялись ворошить эту тему.

Заколка на его галстуке стоила больше десяти тысяч долларов. Выглядела она, можно сказать, неказисто и могла ввести в заблуждение даже опытного ювелира. Поэтому, видимо, и использовалась в качестве повседневной. Для торжественных случаев имелись другие, поярче. Бывший зек безделушки не покупал — ему их дарили.

Лариса была уверена, что в просьбе он не откажет. Одно согласие на разговор уже означало, что тема ему интересна. А раз интересно — он впишется. Вопрос в том, какую плату потребует? Но Лариса была уверена, что не прогадает.

Он поднял голову. Усмехнулся:

— Твой клуб — и мой уровень. Ты разницу представляешь?

Она не ответила. Что говорить? Поддакивать? Петь дифирамбы чужому могуществу?

— Я подумаю, что можно сделать, — объявил решение влиятельный мужчина.

Это означало: «Я сделаю».

Лариса благодарно улыбнулась. Не сильно, без всякого подобострастия.

— Говоришь, у тебя там всем нравится?

Она этого не говорила, он сам так решил. Сказала только сейчас:

— Пока никто не жаловался.

— Ну-ну. Я заскочу сегодня проверить. Жди к двадцати одному.

Аудиенция кончилась. Не прощаясь, мужчина отвернулся к окну. За тонированным стеклом двигались пешеходы. Обычные горожане, обременённые бытовыми заботами. На машину никто из них не смотрел. И уж тем более мало кто слышал про мужчину в тёмных очках без оправы — тогда как он, при желании, мог запросто поломать судьбу любого из них. Как уже ломал не один раз.

Но при этом панически боялся операции по коррекции зрения и не выносил контактных линз.

В физкультурно-оздоровительный комплекс Лариса приехала только в четверть девятого. Хотела пораньше, но не успела. На всякие рутинные дела ушло вдвое больше времени, чем планировалось. Хорошо, хоть на Санька можно было надеяться. Она позвонила и попросила все приготовить, он заверил, что сделает в лучшем виде. Обещал устроить и так, чтобы к назначенному времени в комплексе никого не было. Это не должно было вызвать каких-либо затруднений. Организованные группы занимались сегодня только до девятнадцати, а остальных посетителей можно спровадить, не утруждаясь лишними объяснениями. Достаточно слегка извиниться и сослаться на какую-нибудь техническую неисправность. Не придут больше — и черт с ними. Не для них, по большому счёту, это все создавалось.

Как Лариса и думала, главный вход был закрыт. Крыльцо замело снегом — значит, администратор всех выпроводил больше часа назад. Сворачивая за угол, чтобы добраться до чёрного хода, Лариса подумала, что надо, наконец, подобрать Саньку сменщика. Сколько он уже без отдыха пашет? Другой бы давно возмутился…

Тяжёлую дверь открыла сама. Выдирая из скважины ключ, за что-то там зацепившийся, обратила внимание, что на дорожке сильно натоптано. Следы были относительно свежие, в обе стороны. Странно — чёрным ходом пользовались очень редко. К Саньку приходили друзья? Или он сам куда-то выскакивал?

Администратора за стойкой не было. Громко работал телевизор, шла музыкальная передача. На столе стояла кружка кофе, наполовину пустая, рядом лежал бутерброд с салом. Лариса потрогала кружку — чуть тёплая. И свиной жир на куске хлеба выглядел нагревшимся, размягчённым.

— Александр!

Прислушалась: тихо.

Куда он мог подеваться?

Вернулась в коридор, тронула дверь уборной: не заперто. Прошла в раздевалку.

Шкафчик Санька был открыт. Пахло от старых ботинок на нижней полке, рядом блестел полиэтиленовый пакет со спортивным костюмом. «Плечики» для верхней одежды были пусты. К внутренней стороне дверцы был приклеен глянцевый разворот из «Плэйбоя». Лариса задержала на нем взгляд. Неизвестная девушка сильно кого-то напоминала. Усмехнулась, сообразив: модель была похожа на неё. Только лет на пять младше и причёска значительно проще. Ещё месяц назад фотографии не было, а значит, она не могла остаться от того, кто пользовался этим шкафчиком раньше.

Красочная картинка оказала на Ларису успокаивающее воздействие. Она осторожно закрыла шкаф, выключила освещение и прошла в вестибюль. Ещё раз позвала администратора — безответно.

В то, что случилось плохое, не верилось. Что могло с Саней случиться? Здоровьем Бог не обидел, благоразумием — тоже. Значит, ему потребовалось куда-то уйти. Плохо, что не оставил записку и не позвонил. Хотя… Она достала сотовый телефон. На дисплее было написано: «Звонков без ответа — 1». Номер не определён — значит, звонили не с «трубки». Посмотрела время: вызов поступил без пяти восемь. Она как раз ехала в машине и могла не услышать. Скорее всего, это Саня и был.

Куда же он так сорвался?

Сев за стойку, Лариса выключила телевизор. Посмотрела на кружку, опять потрогала пальцем. Бермудский треугольник какой-то… Хотела встать, чтобы проверить сауну, но не успела: подал голос телефонный аппарат. Не её сотовый, а обычный радиотелефон, «база» которого была прикреплена к стойке.

— Алло! Физкультурно-оздоровительный комплекс.

— Здравствуйте, простите, а Александра можно позвать? — послышался вздрагивающий женский голос.

— Он вышел.

— Вышел?

— Да, скоро вернётся. Ему что-нибудь передать?

— А-а-а… Не знаете, он домой сегодня придёт?

— Да, около девяти.

— Спасибо. Передайте, пожалуйста, что жена звонила.

— Передам обязательно.

Лариса улыбнулась и повесила трубку. Супругу администратора ей видеть не доводилось, но он рассказывал о ней много хорошего. Из тюрьмы его дождалась, домовитая, нежная…

Улыбка сползла с её лица.

Она почувствовала, что за ней наблюдают.

Применять к задержанному крутые меры не пришлось.

Разумеется, и про бункер, и про поездку в лес Акулов сказал исключительно с целью оказания незаконного психологического давления. Не было, не существовало в природе какого-то бункера, куда можно было бы вывезти Кулебякина. Лес можно было бы найти, но…

Короче говоря, не поехали. Ограничились простым разговором. Акулов и Катышев против Кирилла. Устроились в РУВД в кабинете Андрея. Избитой схемы «добрый-злой» не получилось, для задержанного оба мента казались одинаково нехорошими: ББ олицетворял силу, Андрей — хитрость. Кого он больше боялся, было неясно. Но раскололся достаточно быстро. Минут десять хвостом покрутил, а потом начал излагать правду. Или что-то близкое к ней.

— Из-за тебя человек на киче парится! — Катышев громыхнул кулаком по столу.

Кирилл вздрогнул и заговорил торопливо:

— А что я? Я не хотел! Просто так получилось. Я ж не нарочно!

— Рассказывай, хватит сопли жевать.

— Ну, мы с Петросычем из больницы поехали. Я рулил просто, а он говорит, что хвост, мол, за нами. Я присмотрелся — действительно, натуральная слежка. Говорю, что, мол, это менты могут быть… Извините! А Петросыч мне говорит, что надо проверить. Не поверил он про милицию. Говорит, что не может быть, что б один. И на джипе корейском. Не та, мол, машина. В милиции таких нет. А на своей тачке ни один лох светиться не будет. Да и ващще, говорит, если бы менты на хвост сели, то мы бы так просто их не углядели. Извините! Он же, который этот ваш, просто внагляк за нами катил. Чуть в бампер задний не тыкался! Я в зеркало посмотрел — а рожа у него чисто братанская! Ну и тоже подумал, что типа так не бывает. Сорвались мы от него, чисто ушли, но Петросыч номер запомнил. Узнал, на ком тачка числится.

— Как узнал?

— Через гаишника знакомого.

— Что за гаишник?

— А я знаю? Петросыч с ним разговаривал. По «трубе». Так, мол, и так, надо помочь. Ну и помогли, сказали все, чего надо. А что? У Петросыча много таких корешей. С ним и генералы здоровались…

Кулебякин опустил голову.

— Только не плачь, — предостерёг Катышев, — в камере будешь плакать. И хорошо, если только от воспоминаний. А не потому, что задницу на английский флаг разорвали. Дальше говори. Ну!

Кирилл шмыгнул носом, сцепил между колен руки в замок и продолжил:

— Короче, привёз я Петросыча в баню. Он мне адресок дал и сказал: проверь, что за птица. Ну, я и поехал.

— На «мерседесе»?

— Не, его же тот парень видел! У нас там, около бани, в гараже ещё одна тачка стоит. «БМВ» старая. Её я и взял. Чтоб незаметнее было. Ну приехал, где адрес на бумажке написан, посмотрел: джипа нет. Корейского, значит. Решил в подъезд зайти, квартиру посмотреть.

— Зачем? Думал, там на двери фуражка милицейская приколочена? Или написано: «Здесь живёт Кеша-тамбовский»?

— Ничего я не думал! Просто так решил посмотреть. Мало ли что? Никогда ведь наперёд не угадаешь, правильно?

— Да, потом всегда так говорят. Посмотрел на дверь?

— Посмотрел…

— Какая она?

— Обыкновенная. Деревянная, только крепкая. И с глазком.

Описание совпадало. Акулов у Сазонова дома никогда не был, но Катышев незаметно кивнул: Кулебякин не врёт. Действительно, на этаж он поднимался.

— Я ничего делать не стал, посмотрел просто. Решил в тачку пойти, обождать. Спустился, значит, а тут он навстречу идёт. В дверях прямо столкнулись! Я аж очумел! А он прям улыбается. И харя… Лицо, значит, такое прямо бандитское! Ну я и говорю, типа, что за дела, братан? Чего ездишь за нами? Если, говорю, вопросы какие — давай прям счас и решим. Чего, в натуре, тянуть? А он меня по матушке посылает. И руку за пазуху — р-раз! Я думал, там пушка. Во, думаю, сейчас прямо грохнет. Ну и рубанул его с перепугу… Я ж не знал, кто он такой!

— Как ты его рубанул? — Катышев считал себя специалистом по рукопашному бою.

— Как «как»?

— Покажи.

— Вот так… Примерно.

— Неубедительно.

— Ну, я точно не помню. Там же темно было!

— А ты бил или сбоку смотрел?

— Бил… Я что, отрицаю? Один раз ударил. Вот так. Честно! — Кулебякин опять сплёл пальцы в замок и весь подался вперёд, так что сидел теперь на самом краешке стула. — Упал он. Я на улицу выволок. Хотел пушку забрать, сунулся — а там ксива. Подумал, сначала, поддельная. Ну и решил взять, чтобы Петросычу показать. Он, думаю, разберётся. Приехал в баню, показал. Он сказал: выброси. А я не успел. Вообще забыл, когда шмалять начали! Знаете, как это страшно? Ужас какой-то… Я первый-то раз вспоминаю, когда Петросыча ранили, — страшно становится. А тут вообще жуть была. Очухался, только когда ваши приехали. Машина горит, мясом воняет. Петросыч, я вижу, мёртв. И мне в руку попали. Сначала-то ничего, а потом такая боль проняла! Думаю, ваши обыскивать станут, ксиву найдут — и все, полный амбец. Никому ничего не докажешь. Бросил подальше.

— А из больницы чего убежал?

— Как мне было не убежать, если эти двое, которые со мной ездили, прям так и сказали: ты, мол, у нас главный подозреваемый. Я объяснить чего-то хочу, а они только смеются. Нам, говорят, до балды твои оправдания, а вот опера из тебя все кишки вытянут, если сам не признаешься…

Акулов мысленно помянул недобрым словом этих дуболомов из батальона патрульно-постовой службы. Кто их просил рты разевать? Даже если бы Кулебякин не убежал, такая болтовня могла здорово осложнить дальнейшую работу. Он мог испугаться и взять на себя то, чего не совершал. Или потребовать адвоката и до его приезда не вымолвить и полслова. Даже выговор конвоирам не объявить в связи с неопределённостью процессуального статуса Кулебякина на тот момент. А если и объявить — что толку с этой бумажки? Эффективнее морду набить. Но и этого, по понятным причинам, не сделаешь.

— Значит, Сазонова ты один отоварил?

— А с кем же?

— Это мы у тебя спрашиваем — с кем?

— Один я был! Честно!

Врать Кирилл умел плохо. Акулов повторил вопрос в более жёсткой форме. Добавил:

— Если мы что-то спрашиваем, это не значит, что мы не знаем правильного ответа.

— А зачем тогда?

— Чтобы проверить твою искренность. Итак?..

— Никого со мной не было.

— Врёшь!

— Почему?

— По глазам видно.

— Мало ли, что вам кажется…

— Не кажется. И потом, на такие дела в одиночку не ходят.

— Да какие дела?! Вот, ей Богу… Никаких дел, поговорить просто хотел. А дальше все случайно получилось. Он в карман, я — хрясь по репе!

— Не пожалеешь потом? — спросил Катышев. — Ладно, тогда проехали. С кем Громов в бане встречался?

— А я знаю?

— Слышь, дятел, ты меня решил разозлить? У тебя это быстро получится. Ещё раз переспросишь — со стула грохнешься. Забыл, где находишься? Или не помнишь, что из-за тебя наш товарищ в камере парится? Быстро отвечай, чего спрашивают!

— А за что он в тюрьму угодил? За то, что потерял ксиву? Но я же не знал, что у вас и потерпевших сажают!

Акулов и Катышев переглянулись. Как-то раньше и не подумали, что для Кирилла, не знающего подноготной задержания Шурика, это выглядит, мягко говоря, странным. Действительно, человек пострадал от нападения неизвестных… или неизвестного, а его, вместо того, чтоб пожалеть, отправляют баланду хлебать. Скорее всего, Кулебякин вообще им не верит. Думает, на понт берут, угрожают расправой, чтоб раскололся быстрее.

— Сазонов, кстати, прекрасно все помнит, — сказал Андрей осторожно, — и говорит, что ты был не один. Кому, по-твоему, мы должны верить? Нашему товарищу или тебе?

— Он ещё не то вам расскажет! Один я был. Клянусь…

— Неубедительно.

Катышев поднял руку:

— Андрей, давай не будем прыгать с пятого на десятое. Проехали пока эту тему. Сейчас про баню поговорим. Итак?..

— Да не видел я, честное слово! Уезжал — никого не было, приехал — опять никого. Откуда я знаю, чем он там занимался? Может, баб местных драл! Их там всегда вертится уйма, хоть днём, хоть ночью… А если и виделся с кем, то мне не докладывал. Кто я такой?

— Бодигард.

— Кто?

— Телохранитель… в пальто!

— Да какой же я… авангард? Так, шоферил помаленьку! Петросычу охрана была не нужна, он никого не боялся. Один раз ехали ночью и увидели, как три пацана девку в машину заталкивают. Петросыч остановиться велел, вышел и накостылял всем троим. Даже не спросил ничего. Может, ихняя знакомая какая, или жена чья… Р-раз — и всех отоварил! Бабу мы потом домой отвезли, ревела она… А я — какой я боец? Уже не помню, когда последний раз дрался.

Акулов, заметив ошибку Кирилла, не стал его уличать. Ещё будет время это сделать. А пока достаточно и того вывода, что в нападении он участвовал не один и, стало быть, врёт, но про посещение физкультурно-оздоровительного комплекса говорит правду: ему, действительно, неизвестно, с кем встретился Громов. Неизвестно, но он может догадываться.

— Кто ездит на оранжевом «пассате»? — спросил Андрей, опережая начальника: тот, кажется, вознамерился отвесить Кулебякину оплеуху и заорать что-нибудь типа: «Не дрался? А как же ты Сазонова вырубил, гад?!»

— Иван Иваныч, — без запинки отозвался Кирилл, — директор завода.

— Ты его хорошо знаешь?

— Он со мной почти не здоровается. Телефон его знаю. Мобильный.

— Можешь продиктовать?

Кулебякин быстро назвал цифры. Комбинация была сложной для запоминания, и Андрей уточнил:

— Ничего не перепутал?

— На память не жалуюсь.

— Какие у них отношения?

— У кого?

— У них. У Петросыча с Иванычем. Или наоборот. Какие у них были отношения?

— Понятия не имею. Честно! Дела, наверное, какие-то вместе крутили. Но я знаю одно…

— Ну?

— Если вы меня не посадите, то я расскажу, кто стрелял в Громова.

За окном стоял какой-то мужчина.

Он прижимался лбом к стеклу, но разглядеть его лицо Лариса не могла. Только контур плотной фигуры и шапку из пушистого меха.

Что ему нужно?

Кто это?

Один из местных работяг, заблудившийся пьяница, сторож или случайный клиент, удивлённый тем, что комплекс закрыт? И давно он стоит?

Лариса сидела, не зная, что предпринять. Вызвать милицию? Распахнуть дверь и спросить, что ему нужно? Ещё недавно она бы так и поступила. Кого бояться? Шальных налётчиков комплекс не может интересовать, с «братками» она бы договорилась, а любого алкаша смогла бы урезонить одним разговором.

Но теперь, в связи с пропажей администратора, человек за окном пугал. Разбираться с ним не хотелось. Пусть мирно уходит…

Какого рожна он пялится?! Не могло быть сомнений, что из темноты он хорошо видит все происходящее в вестибюле. Лариса пожалела, что не носит с собой пистолет. Последний раз она брала в руки ствол лет шесть назад. Казалось, лихие годы закончились и надобность в оружии отпала. Уж и не припомнить, когда последний раз была ситуация, при которой бы возникла надобность в пушке. Зря успокоилась. Рано… Надо было хотя бы здесь, в комплексе, держать какую-нибудь стреляющую железяку.

Господи, откуда эти мысли?!

Никуда Санёк не пропал, а ушёл в магазин. Мужик за окном ничего дурного не сделает. Просто не сможет. Дверь ему не взломать, на окнах решётки. У неё под рукой телефон. Даже если оборвут провода, она может позвонить с «трубки». Хоть ментам, хоть бандитам. И через пять минут здесь будет столько народа, что мужику, кем бы он ни был, небо с овчинку покажется.

Все равно страшно.

Почему?

На какое-то мгновение Лариса отвела взгляд, а когда снова посмотрела в окно, за ним никого не было.

Ушёл.

Слава Богу!

Она подождала, продолжая сидеть за столом. Ничего. Ни звонка в дверь, ни стука в окно. Только где-то очень далеко выла собака. Наверное, на Северном кладбище. Лариса нахмурилась, вспомнив, что это — плохая примета. Кажется, к покойнику. Перекрестилась и вышла из-за стойки. Пошла проверить сауну.

Там все было готово к приёму гостей. Оставалось только достать из холодильника спиртное и закуски. Окинув взглядом продукты, она решила, что администратор ничего не забыл. Куда же он все-таки побежал?

В бассейне, душевой и парилке свет был выключен. Санёк, она не один раз замечала, очень щепетильно относился к экономии электричества. Лагерная, что ли, привычка? Лариса щёлкнула выключателем и пошла раздеваться.

Сбросив одежду, встала перед зеркалом. Повернулась к нему одним боком, другим. Выгнула шею, чтобы увидеть себя со спины. Результатом осталась довольна. Конечно, не двадцать пять лет и уж подавно не девятнадцать. Возраст старается взять своё, тем более, что только в последние годы жизнь Ларисы стала относительно спокойной и благоустроенной, а прежде, в первой половине девяностых, стрессов было больше, чем денег. Опытный глаз разглядит следы тех событий на её теле и лице, но все равно, ещё очень многим более молодым она даст немалую фору. В том числе и красотке с разворота «Плэйбоя». У модели, надо признать, грудь заметно изящнее, но общей индивидуальности не хватает. И опыта — того самого, который приобретается путём стрессов, старящих тело и душу.

Чтобы не замочить волосы, Лариса надела прозрачную шапочку. Шлёпанцы брать не стала — в сауне и так было везде очень чисто. Перекинула через плечо полотенце и пошла в душевую.

Грязь все-таки обнаружилась. На темно-сером ковролине комнаты отдыха она была незаметна, но босой ногой чувствовалась. Лариса наклонилась, разглядывая. Песчинки и ещё какая-то влажная гадость. В одном месте, другом, третьем… Кто-то ходил в уличной обуви. Осталось от последних клиентов? Или это Санёк второпях здесь натоптал? Для администратора это было не характерно, но ведь и рабочее место он никогда прежде без предупреждения не оставлял. Может, у него возникли какие-то личные проблемы, которые пришлось спешно решать?

Лариса сделала очень горячую воду, встала под колкие струи. Постаралась отогнать тревожные мысли, но они все равно появлялись, сталкивались и, искрили. Подумала, что, может, была невнимательна к своему администратору. Доверилась чутью, успокоилась, посчитав, что подвоха от него ждать не придётся. Обычно она не ошибалась в людях, но, как ни крути, в глубину чужой души не заглянешь. Чем занимался Санёк в свободное время? Вряд ли ему хватало зарплаты на семью и учёбу. Должен был где-то крутиться помимо физкультурного комплекса. Почему она раньше не задумывалась об этом? Никогда не спрашивала о друзьях, не касалась темы судимости…

От Санька мысли плавно перетекли к визиту влиятельного человека. Будет ли от него толк? То, что ещё днём казалось бесспорным, теперь вызывало сомнения. Мало ли, что согласился — на встречу. Ведь действительно, уровень его возможностей и её проблем несопоставим. Какой ему интерес ковыряться, терять время на дело, которое не принесёт денег ни в настоящем, ни в будущем? Днём объяснение было, сейчас оно казалось смешным. Что ему, сауну бесплатную негде найти? Или баб не хватает? Глупости… И то, что общий знакомый походатайствовал перед ним за Ларису может значить как очень много, так и вообще ничего. Попользуется тем, что само плывёт в руки, и на утро забудет об обещаниях.

Через несколько минут Ларисе все же удалось взять себя в руки. Даже посмеялась над паникой, которую только что испытала. Ну что за глупости? Давно не девочка, знает, как себя вести в этой жизни. Когда в последний раз кто-то пользовался ей бесплатно? И сейчас не получится. Ни у теневого авторитета, ни уж, тем более, у администратора Сани.

Вот только задерживается он как-то долго.

Может, неспроста звонила жена? Все-таки у них грудной ребёнок. Сколько ему, пара месяцев? Больше? Лекарство могло срочно потребоваться. Ещё что-нибудь — а он уже столько времени сидит здесь, практически не сменяясь. И получает гроши…

Услышать было невозможно, но Лариса все же услышала, как открылась дверь чёрного хода. А может, просто сквозняком по ногам пронесло. Так или иначе, но поняла: кто-то пришёл. А кто мог придти, кроме Санька?

— Александр!

Представила, как он заглядывает в душевую и видит её… Или, может, видел в окно, когда она грязь рассматривала — в очень любопытном, надо полагать, ракурсе. Покруче, чем та девчонка на фотографии.

А где, кстати, он взял журнал? Вряд ли покупает на свои деньги. Клиенты, что ли, оставили? Так они сюда не журналы разглядывать приезжают…

Лариса решительно закрыла кран. Сильно вытираться не стала, прошлась углом полотенца по рукам и плечам, завернулась в него и стянула купальную шапочку.

Вышла из душевой.

В комнате отдыха никого не было.

Через полуматовое стекло двери было видно, что и в вестибюле никого нет.

— Саша! — крикнула она громко и нервно.

Хотела крикнуть ещё, но горло вдруг перехватило.

По ногам тянуло холодом. Где-то открылась форточка. Или осталась незапертой дверь.

По коридору к чёрному ходу шла медленно. Лампы на потолке противно гудели и мигали.

Так и есть!

Ещё издалека стало видно, что дверь приоткрыта. В замке наискось вниз торчал ключ. Зацепился так, что не вытащить. Как и у неё, когда она заходила. К головке ключа цепочкой был прикреплён пластмассовый брелок, реагирующий на человеческий голос. Санёк его сам где-то раздобыл и прицепил, чтобы ключ не терялся.

Он пришёл и снова куда-то ушёл? Решил вынести мусор?

Нет, теперь уже очевидно, что происходит что-то неладное…

Могла бы и полчаса назад глаза раскрыть. Уже тогда все было очевидно. А она занималась самоуспокоением. Медитировала, черт побери!

Шаги непроизвольно делались все медленнее и короче.

Не доходя трех метров до двери, Лариса остановилась и свистнула.

Тихонько свистнула, сипло. Почти неслышно.

Но брелок услышал и отозвался. Разразился глумливым механическим смехом.

Висел и смеялся, болтаясь на тонкой цепочке. То ли от своего внутреннего сотрясения раскачивался, то ли от того, что ветер бил в приоткрытую дверь.

В щель летел снег.

Перемигивались лампы на потолке. Казалось, они мигают в такт взрывам дурацкого смеха. И прекратили гудеть.

Лариса намотала полотенце на груди в кулачок. Шла, волоча за собой одеревеневшие ноги. Никогда в жизни она так не боялась. Даже в те времена, когда приходилось ездить на «стрелки», заканчивавшиеся стрельбой.

Взялась за железную ручку. Ладонь была влажная и горячая, так что холода металла Лариса не чувствовала. Потянула на себя, ожидая, что кто-то рванёт дверь снаружи.

Представила: дверь распахнётся, а она — почти голая. В дурацком мокром полотенце. Босая. А перед ней — мужик. Тот самый, что заглядывал в окно.

Никто ничего не рванул. Ключ провернулся легко. Лариса облегчённо вздохнула. И только сейчас обратила внимание, что брелок замолчал. Даже не заметила, как это произошло.

Казалось, сердце выскочит из груди.

Обратно шла быстро. Сжимала ключ, как драгоценную находку.

Прошла мимо и раздевалок, и двери спортзала.

Не почувствовала тёплый ковролин комнаты отдыха.

Поскользнулась на кафеле душевой.

И не закричала, увидев мёртвое тело.

Машиной управлял Катышев.

Акулов и Кулебякин сидели сзади. Кирилл был в наручниках. Он поморщился, когда их надевали, и заверил, что не собирается бежать. Андрей пропустил это мимо ушей и защёлкнул фиксатор. Первое время Кирилл делал вид, что ему очень больно, потом успокоился.

Ехали уже минут двадцать. Штаб-квартира Громова располагалась довольно далеко от Северного райуправления.

Акулов искоса посмотрел на задержанного.

Кирилл, уставясь в окно, напряжённо думал. Угадать, о чем именно, было не сложно. Прерывая его мысли, Акулов спросил:

— Ты так толком и не рассказал, как с Громовым познакомился.

— А? — Кирилл встрепенулся. — С Петросычем? Это было почти год назад. Я тогда под условным сроком ходил…

…Воровать нельзя.

Не то, чтобы вообще, а сейчас. Если попадёшься — дадут вдвое больше.

Кирилл это знает. По трезвянке даже лишнюю зубочистку в кафе не возьмёт. Но алкоголь все меняет. Недостижимое становится близким. Угрозы — пустыми. Бабы — доступными.

Из-за них, то есть баб, все так и получилось.

Сняли двоих, шатенку и рыженькую, с завитушками. Угостили: пиво, орешки. Денег не много, надо спешить. У другана есть свободная хата. Но бабы не спешат отправиться в гости. Сидят, хихикают над анекдотами, шушукаются между собой. Выбирают, наверное. А у Кирюхи с друганом все поделено. Сразу договорились, как только девок у стойки заметили. Они тогда пиво брали. Пришли в кабак, купили по «маленькой» и сели за столик у выхода — он один был свободным. Маленькими глотками пьют, сигарету на двоих курят. «Наши», — решил тогда друг, и Кирюха кивнул. «Тёмненькая моя». Кирюха опять согласился, но теперь посмотрел на девок внимательнее. Рыжая не в его вкусе. Толстовата. На животе целый пласт жира, грудь едва выступает. А ещё и светлые джинсы в обтягушку одела! Вторая-то — класс. Однако другану не поперечишь. По крайней мере, сегодня. На его бабки гуляют. И хата его. К Кирюхе — никак, там отец-алкоголик. Испортит весь праздник, даже если его в своей комнате запереть. Вот уедет летом на дачу — тогда да, тогда Кирилл развернётся. А пока надо терпеть. Соглашаться. И он соглашается с другом. Друг их быстро кадрит. У него такой опыт, какой Кирюхе не снился. Полгорода, наверное… Ладно. Сидят. Другая трещит без умолку. Все внимание на себя перетягивает. Кирюхе и слово не вставить. А если и получается что-то сказать — каждый раз невпопад. Понятно, что бабы определиться не могут. Обе на Кирюхиного кореша запали. Рыжая-то, оказывается, хоть и страшненькая, но поглавнее. Не уступает подруге. И та не уступает. Шушукаются между собой… Кирилл все мрачнеет. Пьёт водку. Друг полстопки, он — целую. И без закуси. Раз — и готово! Кирилл знает, что ведро может выпить и не окосеет. Но никто его доблести не замечает. Вообще его не замечают! Четвёртый — лишний. Уйти, может?

Не уходит. Держит что-то за столом. И не напрасно, как оказывается через несколько минут. Пары определяются. Как и планировалось. Рыжая придвигается ближе к Кириллу. От неё пахнет духами. И потом. Говорит что-то. Кирилл отвечает. Вот те на! Прежде, что б ни сказал, — никто даже не улыбался. А теперь она хохочет без остановки. И придвигается все ближе и ближе. Вплотную. Бедро у неё мягкое и горячее. Кто говорил, толстая? Просто в теле. Жалко, водка быстро кончается…

Берут ещё. И водки, и пива с орешками. Платят, конечно, не бабы. Друган делает Кириллу знаки, что деньги закончились. Надо по-быстренькому перемещаться в квартиру. Там есть заначка, до утра хватит. Кирилл кивает, что понял. Кореш тащит свою даму танцевать. А Кирилл целуется с рыжей. Здорово у неё получается! У Кирилла кружится голова. Он щупает её грудь, лезет под свитер. Там совсем жарко. И не разобраться. Он думал, один лифчик окажется — а там ещё что-то скользкое, шёлковое. Под него никак не залезть. Тогда Кирилл суёт руку ниже, под джинсы. Хорошо, что они на резинке. Только опять сплошной шёлк, никак не добраться до главного. Голова кружится…

Рыжая, оказывается, следит за обстановкой. Честь свою, что ли, блюдёт? Ха-ха-ха! Отталкивает его, когда музыка тихнет. Типа мы так просто сидели. Говорит, чтобы вытер помаду. А Киря на руку дует, чтобы меньше болела — когда из штанов ейных эвакуировался, повернул как-то не так. Что-то хрустнуло — и заболело. Рыжая интересуется:

— Больно? — и замечает татуировку; читает вслух: — ЛОРД.

Ей смешно:

— Зачем написал? Принц, что ли, какой-то?

Он прямо опешил:

— Не знаешь?

Дуть перестаёт и смотрит презрительно… Думает, что смотрит презрительно, а как там на самом деле выходит, не знает — алкоголь мимику по своему перекраивает.

Говорит с гордостью:

— Это старинная воровская татуировка! Легавым Отомстят Родные Дети.

Пёс его знает, старинная она, воровская, или какая. У бабы круглеют глаза:

— Ты сидел?

Он кивает: сидел. Думает, что б ещё такого сказать, но тут кореш со своей тёлкой приходит. Тоже в помаде весь. А у неё пуговички на блузке расстёгнуты и кружева чёрные в разрезе видны. Дышат оба, как паровозы. Кирилл аж позавидовал: его-то толстуха даже не раскраснелась толком.

Друган, как выясняется, не только удовольствие получал, но и про общее дело не забывал. Уговорил свою переместиться в квартиру, навешал ей какой-то лапши, так что она, едва села за столик, стала рыжую обрабатывать.

Та недолго ломалась.

Оделись, идут. На такси денег нету. У баб, может, и есть, но они не предлагают. Жмутся друг к дружке, с каждым шагом на кавалеров все меньше внимания обращают. Ещё чуть-чуть — и вообще пожалеют, что в кабаке не остались. Если быстрым шагом, то минут десять идти. С бабами — вдвое больше. Дворами. Темно, ветер навстречу. Самый конец февраля, а холодрыга как в крещенские морозы.

— Придумай что-нибудь, — шепчет друган.

А что можно придумать? Прохожего бомбануть? Так не видно прохожих, вообще нет никого, кроме них, четверых. Да и стремное это дело, грабить — не угонять…

Вот и решение!

Перед домом стоит нужная тачка. Кирилл издалека видит: «БМВ» седьмой серии, модель середины восьмидесятых. Сейчас таких мало осталось, так что если всерьёз угонять, с продолжением, то гаишники на первом же посту тормознут. Но им-то нужно только до дома доехать, а не гнать к перекупщикам!

— Стойте здесь, — командует Киря. — Айн момент!

— Поедем в таксо, — хихикает друг; он что-то читал и помнит фразы из классики.

Девчонки молчат. Может, и не одобряют чего-то, однако остановить не пытаются. Холодно, вьюга. Темно. Алкоголь в крови.

Друг снова хихикает. Беспричинно. Кире бы сообразить, что друган уже очканул, что подельник из него никакой, но он занят. Думает, как тачку сподручнее взять. Инструментов-то никаких, только ножик в кармане, да отмычка одна, она из кармана в дырку упала и болтается за подкладкой; уже больше года болтается, даже на суд в этой куртке ходил и забыл её вытащить…

Сигнализации нет. По крайней мере, ничего не мигает. Вряд ли на этой старой машине стоит что-то хитрое. Вблизи видно, что денег у хозяина не густо: там и сям ржавчина, вмятины, «лобовик» треснул…

Открыл.

Стоит, ждёт, по сторонам смотрит.

Тихо.

А сердце стучит как в тот раз, когда менты повязали. Под заказ тачку брал, новую, с самого утра чувствовал, что может вляпаться. И вляпался!

Садится за руль, наклоняется, чтобы разобраться в проводке. Темно, но ему свет не нужен, на ощупь все делает. Был бы трезвый — успел. Не, тогда бы вообще не полез. Но если бы полез, то успел, однозначно!

Откуда он взялся?

То есть понятно, откуда — из парадняка выскочил.

Но совершенно бесшумно!

Надо было хоть дверь запереть, а Кирилл, дурья башка, так и ковыряется с открытой. Даже ногу левую за порог свесил.

По ней и ударили. Дверью.

Больно-то как!

Звезды из глаз летят, а мужик дальше молотит.

Киря рукой прикрывается, да не прикрыться ему. Он локоть налево — кулак справа летит. Он в другую сторону — а удар опять неожиданный.

О том, чтобы сопротивляться, и речи нет. Живым бы уйти!

С этой мыслью и теряет сознание…

Друган задаёт стрекоча, только пятки сверкают. Спустя месяц Кирилл с братом его отмудохают и поставят на серьёзные бабки, но пока он счастлив, что сумел унести ноги и не считает своё бегство постыдным.

Брошенные им бабы не долго теряются. Рыжая дёргает тёмненькую за рукав, тащит за угол дома. Как на заказ, сразу подворачивается машина. Частник долго торгуется, прежде чем открыть для них заднюю дверь. На сиденьи они жмутся друг к дружке, но теперь уже не от холода…

Только проехали дом, как со двора выруливает «БМВ». Устремляется следом. Четыре жёлтые фары бьют по глазам. Девушки щурятся. Рыженькая просит водилу ехать быстрей, он чуть прибавляет. Она стискивает кулачки, понимая: древнему «москвичонку» «бомбу» не сделать,

Ясно, как божий день, что это — погоня.

«БМВ» сокращает дистанцию медленно. Виден водитель. Кроме него, в салоне никого нет. Иногда фонари бросают свет на его лысый череп. Лицо сосредоточенно.

Скорость под шестьдесят. «Москвич» едва держится на скользкой дороге, мотор надрывается. «Бомба» все ближе. Сдвигается во второй ряд, прибавляет.

Рыжая охает. Она живо представляет, как «БМВ» сталкивает их на обочину. Скрежет металла, яркая вспышка взрыва. Огненный «гриб» над местом трагедии.

«БМВ» проносится мимо.

Лысый водила не смотрит в их сторону.

У девчонок истерика. Рыжая начинает икать, слезы текут у обеих…

На повороте «москвич» уходит направо, огибая жилой массив. «БМВ» ещё долго виден, свет мощных фар мелькает среди деревьев.

Зачем его понесло в лес?

Любительницам лёгкого «съёма» узнать это не суждено…

…Кирилл приходит в себя.

Он лежит на снегу. Руки связаны. Больно. Лицо залито кровью. Открывать глаза страшно.

Слышится голос:

— Тебя пытать, или сам все расскажешь?

Страшный голос. Никогда бы его не слышать!

Киря разлепляет глаза.

Мужчина стоит у сосны. Руки в карманах, воротник поднят. Без головного убора. Когда говорит, изо рта идёт пар. «БМВ» у него за спиной. Фары погашены, но и от луны света достаточно. Крышка багажника поднята.

Вокруг лес. Справа погуще, налево — редеет, переходя в обширный пустырь. За пустырём видны дома. Один, второй… Много! Выше — и ниже, «точечные» и длинные. Горят окна, лают собаки, перемигиваются светофоры. Там тепло. И не страшно. Там сейчас жрут, смотрят телевизор, пьют водку и трахаются.

А он лежит на снегу…

Кирилл рассказывает все без утайки.

Человек подходит ближе. Лысый череп, пар изо рта. Руки в карманах. Он их не вынул ни разу. Даже не пошевелил. Как будто их вообще нет.

Страшно до ужаса.

Кирилл вжимается в землю. Штаны сзади промокли насквозь, но он этого не чувствует.

В голове только одна мысль.

Человек наклоняется ниже. Смотрит в глаза.

Какие глубины — или низины — он там увидел? Кириллу не суждено этого узнать никогда.

— Будешь работать со мной, — говорит Громов. — Я из тебя сделаю человека.

Кирилл кивает. Мелко и быстро.

— Для начала ты бросишь пить. Навсегда…

Рассказ Кулебякина занял минуты три. О попытке угона не прозвучало ни слова. Кирилл озвучил версию знакомства, которую для него сочинил Громов: дескать, бывший «афганец» из жалости взял под крыло оступившегося парня.

Катышев фыркнул:

— Да на хрена ты ему сдался? Опять гонишь лажу!

— Петросыч часто повторял, что я похож на солдат, с которыми ему пришлось воевать.

— Ну-ну… — Катышев покачал головой. — Ладно, Сусанин, куда дальше рулить?

— Почти что приехали. Видите тот высокий дом?

— Ну.

— Слева заезд. Только осторожней, там яма. Семнадцатый этаж.

В бассейне почти не осталось воды.

Странно, что Лариса не слышала, как она вытекала.

Крови было мало, и выглядела она неправдоподобно. Словно кто-то просыпал рядом с трупом чуть-чуть марганцовки.

Труп лежал лицом вниз. Лежал или плавал — Лариса не могла разобрать.

Чёрная куртка, чёрные брюки. Ботинки казались очень большими. Полы куртки и концы штанин вяло шевелились в утекающей зеленой воде.

Пахло так, как всегда пахнет в бассейне. Даже в маленьком.

Что-то выпирало из-под левой лопатки трупа, натягивая блестящую кожу куртки.

Лариса поняла, что это рукоятка ножа.

В парадную дверь позвонили.

— Здесь сигнализация, — предупредил Кулебякин.

— Так отключай!

Кнопочки пискнули, когда Кирилл вдавил их своими грубыми пальцами. На электронном табло высветилось «542». Высветилось и погасло.

— Скользящий код, — в голосе Кулебякина слышались нотки гордости. — Сменяется после каждого открывания. Умеют же за бугром делать!

— Рекламную паузу не объявляли. — Катышев толкнул его в спину: — Показывай, где твоя кассета спрятана.

Две комнаты, побольше и совсем маленькая. Мебель стандартная, как в приличном офисе. Довольно чисто — ни мусора на ковролине, ни грязной посуды на кухне.

— Ты прибирался?

Кулебякин молча кивнул. Уборка, в его понимании, была не тем делом, о котором правильный пацан должен заявлять во всеуслышание.

Дверь кабинета Громова была приоткрыта. Акулов удивился. Почему-то он думал, что в штаб-квартире все, что можно, окажется запертым на замки.

Письменный стол с двумя телефонными аппаратами, «директорское» кресло. На стене размешены фотографии. Большинство снимков освещали «афганскую тему». Громов узнавался не сразу: полтора десятилетия назад у него была густая, хотя и очень коротко стриженая, шевелюра. Горы, танки, люди в камуфляже. Сколько из них сейчас живы?

— Нет кассеты, — растерянно сказал Кулебякин. Андрей, услышав это, вышел из кабинета в большую комнату.

Катышев смотрел на парня с подозрением:

— Опять что-то крутишь?

— Да что мне крутить! Она вот здесь оставалась…

Широкий кожаный диван, трехсекционная стенка, два кресла, компьютерный стол с техникой последнего поколения. В стол вмонтирован небольшой сейф. От любопытной уборщицы такой защитит, от серьёзных воров — никогда. Они не станут тратить время на взлом замка, а целиком вывернут металлический ящик из деревянной утробы стола и унесут, чтобы вскрыть в надёжном месте. Сейчас сейф был пуст. На глазах Катышева Кирилл открыл его ключом, который вытащил из-под подушек дивана.

Акулов присел на корточки, посмотрел. Дверца сейфа не имела видимых повреждений, замок работал исправно, без заеданий.

— Сколько ключей всего?

— Один. Второй мы потеряли.

— Ключ все время в диване хранили?

— Нет. Это я последний раз его туда положил. А до этого он на полке валялся, вон там, рядом с книгами. Ничего ж ценного здесь не держали; и от кого прятать? Чужие сюда не ходили!

Прозвучал звонок в дверь. Вздрогнули все.

— Открывай, — приказал Катышев. — Станешь финтить — пристрелю на хрен, понял?

Кулебякин кивнул, шагнул к коридору, остановился и поднял скованные руки на уровень груди:

— Может быть, снимете?

— Перебьёшься.

Акулов и Катышев встали в кухне. ББ достал пистолет. В зеркало, висящее на стене коридора, они видели Кулебякина и могли контролировать его действия. Катышев ещё раз предупредил:

— Не шали. Молча запускаешь всех, кто пришёл. Запускаешь — и в сторону. Дальше мы разберёмся. Все понял?

Кулебякин кивнул и потянулся к замку.

— Не нравится мне все это, — шепнул Катышев. — Кого черт принёс?

Оказалось — охранников. Их было двое, постарше и помоложе. В чёрной форме с нашивками «SECURITY. ЧОП „Наполеон"» и в беретах. У молодого головной убор был того же цвета, что и форма, у старшего — зелёный, с непонятной кокардой и с кисточкой, к которой была приторочена автоматная гильза. Несколько минут назад, когда заходили в дом через подземный гараж, он сидел в сторожевой будке и поздоровался с Кириллом кивком. Кивнул и сейчас:

— А-а, это ты? Забыл выключить?

— Что?

— Как что? Сигнализацию.

— Выключил.

— А у нас тревожка прошла. Может, замыкает где-нибудь? Дай-ка я посмотрю…

Он буквально оттеснил Кирилла с порога и сунулся было за дверь, посмотреть на табло охранной системы, но заметил наручники и остановился:

— Что это?

Катышев шагнул в коридор:

— Спокойно, милиция.

Охранник, видимо, знал про смерть Громова, а потому истолковал «браслеты» на руках Кулебякина однозначно:

— Ну ты и сука! А ещё приличного изображал!

— Чо сразу я-то? Следи за базаром, ты понял?!

— Щенок, ты на кого вякаешь?

— Спокойно, товарищи, — Катышев встал между конфликтующими сторонами. — Не надо эмоций. Кирилл, иди в комнату! А вас можно на пару слов?..

ББ, взяв нервного секьюрити за локоть, вышел из квартиры и закрыл дверь.

— Чего он меня?.. — Кирилл шмыгнул носом.

— Сам виноват.

В большой комнате сели. Андрей — на диван, Кулебякин — в кресло. Андрей закурил. На нижней полке журнального столика нашлась пепельница, и он переставил её себе на колени. Папироса оказалась полупустой и сгорела за две затяжки. Давя окурок, Акулов спросил:

— Раньше сигнализация часто замыкала?

— Да никогда не было!

— Странно… Тебе так не кажется?

— Сюда кто-то без меня приходил. Кассету украл. И это… Понимаете, я не мог ошибиться. «Пять-сорок-два», точно помню! Там, когда выходишь, кнопочку нажимаешь — и новый код загорается. Тот, которым в следующий раз открывать надо. Я не мог перепутать! Чо я, совсем того? Хотя… — Кирилл задумался, опустив голову; встрепенулся: — Вспомнил! В тот день, когда Петросыча ранили, её тоже заело! Мы долго уйти не могли, она все к пульту не подключалась. Нажимаем — и красная лампочка загорается. Минут десять, наверное, ковырялись…

Андрей пожал плечами. Техника — на то и техника, чтобы время от времени портиться. Даже самый совершённый компьютер не застрахован от сбоев, так что уж говорить про «охранку» тайваньского производства, смонтированную при строительстве дома и включённую в цену квартиры? Подрядчик, надо полагать, не за качеством гнался.

— Хорошо! Но если кто-то приходил после тебя — как он с ней справился? Он же не мог знать про твои «пять-сорок два»?

— Не мог. Я никому не говорил. Значит… Значит, действительно, чо-то с проводами случилось! Бл-лин, херня-то какая!

— Ага. Но куда делась кассета?

Кулебякин почесал голову. Наручники звякнули.

— Расскажи про неё снова…

— Да я уж все рассказал…

Придя в себя после покушения, Громов призвал Кулебякина. Кирилл трусил, ожидая сурового нагоняя за недостойное поведение, но патрон не стал его распекать. Дал поручение: лететь в штаб-квартиру и найти там кассету с записью телефонного разговора. Найти и привезти ему. Раньше Кирилл так бы и сделал, но теперь, в свете последних событий, решился на самодеятельность. Его преследовала мысль, что в ближайшее время придётся искать другую работу. Мысль о том, что покушение повторится и окажется успешным, он старался отогнать от себя. Больше боялся другого: шеф окрепнет, посмотрит на ситуацию другими глазами и выгонит его к чертям собачьим. Это он пока говорит, что даже более крепкие парни при первом обстреле частенько терялись и делали глупости, а то и прямо как он впадали в прострацию. А позже, когда придёт время выписываться, может подумать: «На хрена мне нужен трус?» Подумает и даст расчёт, заменит каким-нибудь тёртым «ветераном локальных конфликтов». Сам Кирилл на его месте так бы и поступил.

Таким образом, пока Кирилл ехал, эйфория от хозяйской амнистии сменилась тревогой за будущее. Следовало позаботиться о своём «завтра», однако Кирилл, за год привыкший к тому, что за него все решают, очень смутно представлял, с чего начать. Поскольку жизненного опыта недоставало, он воспользовался почерпнутым из кино. В фильмах учили, что основой всему является информация. Знание гадости о друге, конкуренте или начальнике не повредит, надо только пользоваться сведениями осторожно и не кричать на каждом углу, что ты ими располагаешь.

Кирилл прослушал кассету. Там была всего одна запись. Говорили Громов и неизвестный, который ему позвонил. У неизвестного был странный голос, который Кирилл, вследствие скудности словарного запаса, мог охарактеризовать только одним словом: «нечеловеческий».

Слова врезались в память:

Пауза. Шипение чистой плёнки. И механический, бесстрастный финальный аккорд:

В кассетный футляр был вложен листок, на котором Петросыч записал дату и время. Не стоило труда догадаться, что это — время звонка. Все выстраивалось в чёткую линию: звонок-бронежилет-поездка на кладбище-покушение-приказ срочно привезти плёнку. Знать бы ещё, на какую могилу Громов смотрел!

Кулебякин прослушал дважды и решил, что запись надо скопировать. Свободная кассета нашлась. Осуществив задуманное, Кулебякин спрятал её в сейф компьютерного стола. Этим сейфом Громов никогда не пользовался. Ключ переложил с обычного места, за книгами, в диван.

После выписки из больницы, перед баней, заезжали сюда. Громов работал с компьютером, кого-то искал в своей картотеке. Как догадался Кирилл — таинственного «брата». Нашёл или нет — непонятно, потому что, завершая работу, сказал непонятное:

— Этот хрен, действительно, самый удобный…

Воспользовавшись моментом, Кулебякин проверил кассету. Она лежала на месте. И вот теперь её нет…

— Что ж ты домой её не забрал? — Андрей был озадачен.

Вроде бы парень говорит правду. Но верить не хочется!

— Думал, здесь будет надёжнее. Папаша у меня, когда ему припрёт, что угодно на бутылку сменяет. И Вероника тоже любопытная, везде нос суёт. Она и так меня достала расспросами: что да почему, да кто мог стрелять… Понимаете, кроме меня, отсюда её никто взять не мог. Но я-то не брал, честное слово! Ну, подумайте, зачем мне вам врать?

Вернулся ББ. Посмотрел на Андрея и отрицательно покачал головой. Это означало, что в разговоре с охранниками полезной информации он не получил. Спросил, угрожающе поглядывая на Кулебякина:

— Этот бычара все ещё бычит?

— Разговариваем, — примирительно ответил Андрей.

— Ну-ну…

Катышев прошёлся по комнате. Заглянул в кабинет, как и Андрей, постоял у стены с фотографиями, вернулся и заинтересовался компьютером:

— Знаешь, как включить?

— Там пароль.

— Включай.

Кирилл пересел из кресла на стул перед компьютерным столом. Нажал кнопки. Акулов оставался на диване, ББ навис над плечом Кулебякина.

На экране монитора появилась заставка: известная певица в неприличной позе. Катышев пренебрежительно хмыкнул:

— Подделка!

Поверх девушки возникла табличка:

Кирилл, пыхтя от напряжения, выбил на клавиатуре: «ВПГ Магнум».

Катышев хотел и это прокомментировать, но не успел.

— Стой!

Экран погас. Чуть позже прекратилось и гудение системного блока.

Кулебякин сидел с вытаращенными глазами.

— Эт-того не мож-жет б-быть…

Катышев сбил его со стула одним ударом раскрытой ладони по уху. Добавил ногой. Кирилл пытался закрыться скованными руками, но получилось только больнее.

— Ты, сучонок, нас сюда специально приволок, чтобы «винт» уничтожить! Про кассеты какие-то нам звиздел! Да я тебя!..

— Не надо! Кто-то пароль изменил!

— Кто?

— Откуда я знаю?! И кассету украл!

Если бы не вмешался Акулов, Кириллу пришлось бы совсем худо. Не то, чтобы Андрей пожалел парня или считал такие действия недопустимыми, — просто не видел в них смысла. И побаивался, что ББ может увлечься, а тогда лёгкими побоями дело не ограничится.

— Успокойся, Василич! В техническом управлении все восстановят за один день.

— Растопчу, паскуду! — мгновенно перестроившись, Катышев начал играть, правдоподобно имитируя прежние эмоции. — Ты не видишь, что он нас за лохов держит?! Лажу задвинул, торговался, только чтобы сюда попасть!

— Ничего страшного. Эксперты из компьютера все вытащат, и то, что сейчас стёрли, и то, что раньше было записано… Тогда и посмотрим, из-за чего он так переживал.

— Да он мне сейчас и сам все расскажет!

Кулебякин, лёжа на полу, переводил взгляд с одного оперативника на другого. Как только ББ, оттолкнув Акулова, шагнул к нему, заверещал, стараясь отодвинуться:

— Чо я-то, чо я? Ничо я не делал!

— Счас сделаешь!

— Василич!

— Пусти! И пистолет, скажешь, не твой?

— Какой пистолет?

— В «мерседесе»!

— Не мой!

Бум!!!

— Это Громова пистолет! Честно, я видел! Он его здесь раньше хранил, я покажу! Должны патроны остаться! Там, в кабинете, тайник… Не надо, я все покажу!!!

— А машину кто там поставил?!

— Где?

— В… Около бани!

Бум!!!

— Специально поставил, чтоб стрелять удобнее было! Как пальчик, болит? Я тебе его счас вообще оторву на хрен!

— Не надо! Я… Я сам удивился! Мне Петросыч сказал там поставить. Честно, я сам удивился! Обычно у крыльца ставили, а он тогда говорит: здесь ставь! И на кладбище когда ездили, тоже сказал: близко не подъезжать! Вот! Это он, я тут ни при чем!

— Ты у меня, ишак, счас точно поедешь на кладбище!

— Василич!…

Патронов в тайнике не нашли. Он был пуст, как и сейф. Но на дне оказались следы вещества, похожего на ружейное масло.

Старый прапорщик обыскивал Кулебякина перед тем, как водворить в камеру. Действовал он обстоятельно, используя весь свой многолетний опыт, и процедура длилась несколько минут. Заинтересовался прапор и татуировкой:

— Это ты зачем написал?

После удара ББ одно ухо слышало плохо, и вопрос пришлось повторить. Кирилл дёрнул щекой в подобострастной улыбке:

— В колледже баловались.

— Знаешь, что означает?

— Конечно! Люблю Одну — Раздеваю Другую.

За спиной хлопнула дверь камеры.

Полумрак, вонь. Кирилл огляделся. На скамейке у стены растянулся мужчина, с головой укрывшись драным пальто. Торчали только ноги в грязных штанах и шерстяных носках некогда белого цвета. Мужчина посапывал, не обращая внимания ни на грохот двери, ни на появление сокамерника.

Тормошить его Кирилл не стал. Сел на корточки, прижался к стенке спиной. Очень быстро сквозь куртку проник холод бетона, затекли ноги. Он чуть изменил положение. Посмотрел на спящего мужика с раздражением, но потом, очень быстро, во взгляде вспыхнул интерес…

Кулебякин рассчитывал на адвоката. В то, что крючкотвор сумеет добиться освобождения, Кирилл верил слабо — денег у него почти нет, а за бесплатно они только по телевизору могут кривляться. Придёт, отбудет номер и уйдёт, даже не подав толкового совета. Так что не в освобождении дело — в двоюродном брате. Надо ему сообщить, что влетел. Пусть делает ноги. Киря, конечно, его не сдаст никогда, но… Кто знает, как все обернётся?

Вспомнив Катышева, Кулебякин поёжился. Ещё один удар — и он бы рассказал и про брата. Не только б адрес назвал, но и дела его все перечислил. А за ним много всякого. Разбои, грабежи. Есть и «мокрое».

Вероника с брательником не знакома, а то бы предупредила его.

С адвокатом пришлось обломаться.

Причина крылась не в коварстве Акулова. Отказалась приехать Тростинкина, которая должна была допросить Кулебякина и оформить его задержание на 72 часа в качестве подозреваемого. Риту пришлось долго вызванивать. Оказалось, что вынеся постановление об обыске штаб-квартиры, она не стала ждать результатов и умотала на другой конец города к кому-то в гости:

— Ничего не нашли? Я так и думала! Кулебякин… А что Кулебякин? Пусть сидит, меня дожидается. Договоритесь с отделением, чтоб его приняли, скажите, я приказала… А утром я его допрошу! И адвоката ему вызову… А пока пусть сидит, думает. Ему теперь спешить некуда…

Акулов слышал посторонние пьяные голоса — Маргариту звали к столу. Убедить её заняться работой не удалось. Она быстренько свернула разговор и пошла развлекаться дальше…

…Сокамерник почесался, сбросил с головы пальто и посмотрел на Кирилла:

— Ты кто?

Ехать к Маше опять было поздно.

Конечно, она бы Андрея пустила. И скандала бы не было. Но… Что-то удерживало. Определив Кулебякина в камеру, он сел в машину и поехал домой.

Придать мыслям новое направление не удавалось. В голове крутилось одно и то же: верить — не верить. Совершенно точно, что Кирилл соврал, когда говорил о нападении на Сазонова. С ним был кто-то ещё, в этом Акулов не сомневался. Но в остальном… Самое обидное, что эта часть показаний практически не поддавалась проверке. В то, что специалисты из технического управления сумеют вытащить из громовского компьютера информацию, Андрей верил слабо. Как правило, в таких случаях результат не соответствовал обещаниям. Да и что можно найти в этом компьютере? Массу сведений, представляющих интерес вообще, но непонятно, каким боком относящихся к данному конкретному случаю? Сколько раз такое бывало: от обилия информации просто теряешься, тонешь в ней и не можешь ухватить ту единственную наточку, которая тянется от преступника, упускаешь, хотя она и лежит под самым носом.

А если поверить в то, что Кулебякин говорил правду…

Если поверить в это…

Поверить и совместить с фактами, которым сам был свидетелем…

Отбросить, как учил Шерлок Холмс, все невозможное…

То получается…

То выстраивается совершенно невероятная версия!

Версия, которая все объясняет.