Алабай.

Глава 5

Наступившая зима ничем от других зим не отличалась. В этом времени. А от моего времени, разница была ощутима. И белизна снега, и чистый не загазованный воздух и треск дров в печи. Кстати да, эту здоровенную печь на полдома — я снёс к чертям собачьим. И сложил нормальную, семи — коленную печку с плитой. Купава, конечно, заламывала руки, в ноги падала, умоляла 'не пускать по миру', 'не гневить домового', 'эту печь ещё мой батюшка сложил', но я махнул на её причитания рукой и делал по — своему. Конечно, такую реакцию я предвидел, тут какое‑то странное отношение к печам. Их чуть ли не одухотворяют, но очень меня этот гроб на колёсиках раздражал, поэтому, весь материал я заготовил заранее, шутливо отбрёхиваясь на вопросы 'а чего это', 'а зачем это', 'а куда это'. Ну и в течении трёх дней развалил печь и построил новую. Больше всего труда мне доставило выторговать и выковать у кузнеца лист металла нужного размера и конфигурации, ну и всё остальное тоже. Он так и не понял, для чего мне нужны все эти кольца, дверцы, заслонка, колосники… А вот Купава, хоть и дулась на меня, потом оценила комфорт и простор. Да и готовить стало на много удобнее. Духовка для выпечки, тоже имеется. А что ещё надо? Зато, в доме теперь просторно, не дымно, удобно.

Вся деревня у меня побывала, смотрела, восхитилась. И присмотревшись, потребовали выложить им также. Не всем, конечно, но в нескольких домах я поработал. Другие присматривались, учились. Пока кузнец всех нахер не послал, по причине отсутствия металла. Но я‑то озаботился заранее, поэтому у меня в достатке были и плита, и кольца и несколько колосников с дверцами. Ну, мало ли чего. Пригодятся. Домовитый я, так‑то вот!

Так вот мы и жили не тужили. Я носился ежедневно по лесу, пугал своими следами охотников, которые сначала рассказывали в деревне страшилки о неведомом звере, который бродит вокруг деревни, поджидая припозднившуюся жертву. Потом, когда дважды нашли останки пришлых разбойников, которые решили поживиться на тракте, сделали правильный вывод — своих зверь неведомый не обижает. Значит это свой Зверь. Так я и стал Духом Леса, которого не надо бояться, а надо любить и уважать. Поэтому, частенько местные жители выносили за околицу разнообразную еду. А я чего, я съедал. Организм молодой, растущий. Иногда приносил и оставлял на околице тушу кабана, лося или оленя. Принимали с благодарностью, кланялись в сторону леса. Потом делили между семьями. Людям тяжело охотится по зиме. Да и летом не легко. Мало дичь найти, мало подстрелить, надо ещё и домой донести.

Я уже больше сотни килограмм вешу, по словам Крис. Она там всё что‑то перестраивает во мне, укрепляет. Органы куда‑то перемещает, кости укрепляет и сгибает как‑то по — другому. Пусть трудится, мне от этого только хорошо. С базами тоже полный ажур. Их осталось не так уж и много. Основная сложность возникла с базой 'Эспер'. Выучить‑то её выучили во второй ранг, но толком не понял, чему я там научился и какие умения приобрёл. Оставался ещё один файл, который так и не открылся. Сама Крис тоже ничего не может сказать по этому поводу. Она его тоже не может прочитать. Сказала, что раз не открывается, значит существует определённое требование для открытия файла, а какое она сама не знает. Ага, пояснила… Как будто я сам этого не понимаю.

На зиму, я для нас с Купавой сварганил отличные сани. Не то убожество, на котором привыкли рассекать местные, а настоящие — русские, расписные. Конный парк тоже обновил полностью. Да и упряжь для коней сделал нормальную, со стременами и уздечкой, если вдруг потребуется верхом ехать. Вместо задрипанной лошадки, теперь у нас два отличных коня. И да, для ухода за нашим растущим хозяйством, нанял местного мужичка. Он с чего‑то начал было меня 'господином' называть, но после проведённой беседы и кулака, поднесённого под нос — я снова стал Аресом. А чего ему? Годы уже не те, дети — сын и дочь, давно живут в других местах, уехали из Неклюевки. Сидеть дома вдвоём с бабкой и холодно и голодно. А так и при деле, и с оплатой не обижаю. Мясо у них всегда в достатке, дары леса тоже. С дровами проблем никаких, когда надо и сколько надо привожу и нам и им. Все довольны. Тут деньги, как таковые, почти не в ходу, да и нет их почти. Натуральный товарообмен. Бартер, в общем. Так что, если бы не проявившаяся тяга к домашним делам, я бы мог тут вообще ничего не делать.

Живот у моей Купавы всё больше, впрочем, и многие другие девки в деревне от неё не отстают. Моё прошлое воспитание пока не совсем выветрилось, поэтому немного стыдно смотреть в глаза односельчанам. Особенно родителям этих девчонок. А им вроде нормально, улыбаются, здороваются приветливо. В гости зовут. Жаловался Купаве, а она хихикает. Сильно изменилась. Раньше была крикливая, шумная, резкая. А сейчас нежная, вся такая плавная. И очень желанная, хотя, казалось, куда уж больше?

А моё блядство и не думало заканчиваться. Мне как породистому кобелю на случку, стали привозить 'невест' из других деревень. Самое интересно, забеременевшие девки были нарасхват. Едва залетела, как женихи уже у ворот. Такой популярности я и в диком сне не видел раньше.

Более того, наша деревня начала расти. Почувствовав безопасные места, с окрестных деревень потянулись семьи. По осени успели отстроить всем миром несколько домов, на весну тоже сговорились отстроить с десяток изб. Мужики там чего‑то рядились, спорили, меня позвали рассудить. Я послушал, вынес своё предложение. Внимательно выслушали — согласились. Авторитет я местный стал, советуются со мной, понимаешь. А оно мне надо? Тяготит как‑то, не привычно. Крис сказала, что это влияние моей ауры и более сильного интеллекта. Моя аура, как более сильная, оказывает влияние на более слабые — подавляет. Это как в стае диких зверей, более слабый ориентируется на реакцию более сильного, так и тут. А с другой стороны, привыкать тоже надо. Серой мышкой я уже не смогу быть.

Незаметно пролетела зима, наступила весна и первой оттепелью я стал много раз папой. Не в один день, конечно. Но подряд. В месяц по разу, по несколько раз. Купава цвела и пахла, вместе с нею цвели и пахли бывшие незамужние девки, ставшие мамами.

Купава порадовала меня сыном, которого я назвал Иваном. Тут тоже отличие сильное от моего бывшего мира. В моём времени, родив — женщина требует к себе особого отношения. Типа, смотри скотина — я подвиг совершила из‑за тебя, ребёнка в муках родила! Тут всё с точностью наоборот. Женщина, вынашивая ребёнка, не считает это подвигом, она считает это обязанностью. Родив ребёнка, его выносят к мужу, чтобы он посмотрел и вынес свой приговор — нравится ему или нет. И горе той женщине, если муж не оценит ребёнка положительно. Значит, она так плоха, что не сумела выносить и родить такого ребёнка, который понравится её мужу. Это её косяк.

Но мне лично, понравились все дети, которых я настругал по всей округе. Каждой родившей, я принёс подарки, которые были приняты с благодарностью. Купава сказала, что это совсем не обязательно, но я сделал по — своему. В дом где родились девочки, преподнёс меховые шкуры и прялки собственной конструкции — чему были рады до визга женщины, и которые уже успели обзавидоваться, глядя на Купавин прядильный агрегат. Там, где родились мальчики, я принёс помимо шкур оружие. В основном копья, с крепкими древками и наконечниками собственной ковки. Все были довольны.

Сошёл снег, зазеленели поля. Я всё также продолжал охотится обеспечивая семью мясом и шкурами, деревня разрасталась. Десятком домов не ограничились, одновременно возводили более двадцати. Небольшая лесная деревушка с названием Выселки, хотя никто и не помнит почему так называют, решила полным составом переселиться к нам. Говорят, земля там не родит, да и зверьё озверело. Это они про волков. У нас их давно не видно. Для особо тупых скотин, я специально территорию пометил на десяток километров вокруг. Ну, а кто не понял — я не виноват. Вот мужики и пашут от зари и до зари, строя дома. Самое тяжёлое, это лес готовить. Сами срубы быстро ставятся. Ну, тут я им не помощник, наотрез отказался помогать в строительстве. Но мужики отнеслись с пониманием, я их мясом свежим каждый день кормлю. А если буду в строительстве помогать, они с голодухи ноги протянут. Все знают цену каждому добытому зайцу, фазану или кабанчику. А тут, один охотник такую ораву народу каждый день жратвой заваливает. Мой не хилый авторитет и вовсе взлетел до небес, чуть не молятся на меня.

Как закончилось строительство и семьи расселили по дворам, а это уже было лето, народ кликнули на вече. Я естественно пошёл, интересно, чего они там рядить собрались. Оказалось, не много и не мало — выбор старосты. Вот они и собрались его выбирать. То есть меня. Единогласно. Я упёрся. Оно мне надо? И так что не день, то с какой проблемой бегут, а тут и вообще затрахают.

Короче, снял я шапку, поклонился до земли 'всему честному народу', 'который в трудную минуту принял меня как родного сына…', ну и далее в том же духе. Народ проникся, как же — обществу уважение выказываю. Затем, я заявил, что как помогал, так и буду помогать 'людям, не бросившим меня в трудную пору', но решать вопросы в нашей подросшей деревне, должен человек 'убелённый мудростью' — вот блядь, как я сказал красиво, да? Поэтому предлагаю выбрать на эту почётную должность Коростеня. А что? Он конечно не совсем так, чтобы убелённый, но сороковник есть, голова есть, да и свой человек в доску. Если что, вопросы порешаем как мне надо. Народ дружно согласился, так как Коростеня тоже уважали. Вот так мы и выбрали старосту. И только народ собрался дружно собрался расходиться, я их притормозил. И устроил им выволочку за бабку Дару, которая до сих пор живёт за околицей в доме развалюхе.

Кто‑то попробовал вякнуть про 'колдунство', но я этим быстро рот заткнул, напомнив из какого места, их бабка Дара всех принимала во время родов и что я им такое 'колдунство' устрою, что есть, будут только сильно измельчённую пищу — в связи с отсутствием зубов. Народ снова проникся. Потребовал не обижать более наших знахарок сейчас — и беречь в будущем. Нарисовал ситуацию, что будет со всей деревней, в случае, если знахарки у нас не будет. Ужаснулись. А как не ужаснуться, если здесь хорошо знают, что такое эпидемия? Всякие краснухи, огневицы… Не знаю, что это такое, но говорят целыми сёлами вымирают от них.

В связи с этим, вынес предложение, определить пару учениц ей в помощь и для обучения. Ибо, старенькая она у нас уже. Обещали подумать, когда‑нибудь. На что я уточнил — не более двух дней. Проверю и поимею. Например, возьму отпуск на пару недель. Что жрать будете? Кто‑то тут вякнул, что Дух Леса поможет, в трудностях не оставит своей милостью? Ну — ну… Упёрлись значит? Хорошо — я в отпуске, слегка накажем.

Народ думал не долго, неделю. За околицей выстроились ряд плошек, чашек и другой посуды. Птички и грызуны были этому рады. А мяса в ответный дар почему‑то не было. В лес уходили целые бригады охотников, но добычи приносили мало. А откуда ей взяться, если я в округе всё зверьё и птицу повывел? Деревня не маленькая, а жрать все любят, да и привыкли к изобилию уже, не экономят. Теперь, ближе чем в трёх километрах, ничего и нет. А далеко по лесу человеку тяжело ходить, попробуй по лесу — через буреломы, походить.

А я пока мастерил столярный станок собственной конструкции. Возни было много, всё приходилось вырезать вручную. Ну и кузнеца периодически эксплуатировал. Не хотелось мне всё из дерева делать, не долговечно и не надёжно. Всё что подвергается наибольшей нагрузке, ковал из железа.

Вот через неделю, ко мне и пришли сообщить, что две девицы для бабки Дары выделены и дом решили построить внутри деревни. Новый и большой. И теперь я могу идти на охоту, а то им кушать очень сильно хочется. На что я сунул ходокам под нос фигу отправляя в пеший поход по известному адресу — бабочек ловить. И пояснил, что я их предупреждал и два раза повторять не люблю. А их разрешение на охоту они себе могут засунуть в жопу. Я сам себе хозяин, сказал, что я в отпуске — значит в отпуске. Не захотели по — хорошему — будет, по — моему. Я их ещё неделю мариновал, они, конечно на охоту сами ходили, но слишком мало было добычи. За эти две недели, подъедать стали то, что на зиму готовилось. Тем, кто против моего предложение возмущался, быстро объяснили в каком тёмном и глубоком месте теперь их мнение и что кушать хочется каждый день. Заткнулись и больше голоса не подавали.

Самое интересное, только сейчас они задумались, а как одному человеку было под силу столько зверья добывать? Ну ладно, по истечении срока, я снова вышел на охоту. Народ успокоился, притих. И больше никто не возражал мне.

Но я тоже сделал определённые выводы. Будет мне наука, а то что‑то расслабился. К сожалению, такова человеческая природа. Люди быстро привыкают к халяве и перестают дармовщину воспринимать с благодарностью. Приходится учить, периодически ударяя по голове и пиная по жопе.

Так в трудах и хлопотах промелькнуло лето. Сынишка уже сидел, весело гукал и раскачивал люльку. Купава пыталась выполнять некоторую работу по дому, но я категорически ей это запретил. Сказал, что не царское это дело. На недоумённый вопрос — а кто тут царь, на полном серьёзе ответил, что не царь, а царица. И это она сама. Приняла как шутку, посмеялась, конечно.

Ещё раньше, намучавшись с соломенной крышей, затеял лепить черепицу. Помучался конечно с завозом материала, лепкой и особенно обжигом. Лопается зараза. Но постепенно всё получилось. Заготовив впрок материал, выбрал не дождливое время и полностью всё переделал. Возни было много, припахал Коростеня помогать, одному несподручно было. Утеплили саму крышу, заново нашили перекрытия, как надо — под черепицу. Ну и покрыли саму крышу. Красота…

Народ дивился, никогда такого не видели. Но как народ хваткий и домовитый, быстро оценили пользу от такой крыши. Но вот себе соорудить нечто подобное так и не решились. Хлопотно.

В начале осени, меня от моих трудов отвлёк дружный лай собак, они у нас учёные, только на чужих людей так лают. Не иначе опять торгаши через деревню едут, надо сходить посмотреть, чего везут. Может и мне чего надо. С тех пор, как деревня разрослась, они у нас обязательно останавливались. Скупали шкуры, дикий мёд, мясо и разные сельские поделки, нам продавали в обмен свой товар. Ну вот, вышел и что я вижу? Тридцать три богатыря и с ними дядька Черномор.

Шучу, конечно. Не тридцать три, но два десятка есть. Кольчуги, щиты, копья. Конные, телегу — типа открытого возка сопровождают. А в ней какие‑то бабы сидят. По одежде видно, не простые барышни. Ну, не все барышни, одна только. Вторая — кошёлка старая, с мордой интеллектом не обиженная, и видно, что гонору больше, чем ума. А первая, ничего так. Лет, эдак около семнадцати навскидку.

Остановятся или дальше поедут? Остановились. Чего‑то их старший там требует. Ага, как у немцев в своё время — курка, млеко, яйка. Ну, не так конечно, но смысл тот же. Жрать требует, на постой определить требует. И всё‑то он требует. Ишь, как раскомандовался. Вот и Коростеня прогибает. Только и слышно — смерд, холоп, быдло, тварь. Никогда такие не меняются. Что в моём времени, что тут. Шума больше, чем толку. И так бы расселили, чего орёт? Да просто самоутверждается и получает удовольствие от своей безнаказанности. Их же много, все вооружены, а тут какие‑то крестьяне деревенские. Коростень засуетится, народ созывает, распределяет кого к кому. А сюда чего смотрят, им тут чего надо? Вот суки, к нам идут.

— Эй, ты! Выметайся из дома быстро, сегодня тебе честь оказана, в твоём доме будет почивать княжна Полоцкая! — проорал в мой адрес нагломордый, ещё издалека. Ага, ща бля, бегу и тапочки теряю.

— Да с хрена бы то? — возразил я, — Мой дом не ночлежка. И не ори так, у меня сын недавно уснул.

— Что?! Да как ты смеешь смерд? Ты знаешь, кто я? — он глаза так выпучил, что я сам с собой спор устроил — лопнут или нет. Тем временем, возок поравнялся с моим двором. А на шум вышла моя ненаглядная с заспанным Ивашкой на руках. Разбудил, всё‑таки скотина.

— Да мне насрать, — лениво отозвался я, настраивая себя на драку. Всё равно, добром это не закончится. Уверен.

— Арес, чего тут за шум, — глядя на меня и не обращая внимания на пыхтящего воина, спросила Купава. Вот она, уверенность в своём мужчине во всей красе. Это дорогого стоит.

— Ты! — снова подал голос бородатый, — Я сейчас выкину из твоей развалюхи и тебя и твоего щенка и твою шлю…

Договорить я ему уже не дал. Плавным рывком преодолел разделяющее нас расстояние и раскрытой ладонью ударил в грудную пластину. Его подбросило метра на три в вверх и унесло метров на десять вдоль улицы. С металлическим лязгом мордастый рухнул на землю, и его несколько раз перевернуло, протащив по пыльной дороге.

— Плохо у вас воспитана стража, княжна. Пришли как тати — и ждёте крова и доброго слова? — скривил я губы в подобии улыбки, повернувшись к возку. Из которого на меня смотрели одни красивые и удивлённые глаза цвета фиалки, и другие, поблёкшие как у рыбы — с ненавистью и презрением.

— То не моя стража, то воины князя Киевского, — помедлив, отозвалась княжна, — Я не властна на ней.

А ничего так голосок, и сама она ничего. Обернулся к Купаве, но та уже в дом ушла, сынишку устраивает в люльку. А тот чего‑то капризничать решил. Ну правильно, недоспал, вот и будет теперь характер показывать. И всё из‑за мурла горластого.

— Чего ты с ним разговариваешь, княжна, — раздался скрипучий голос кошёлки, — С каким‑то смердом… Проучить его плетьми за наглость и вся недолга.

— Я сама решу, с кем мне разговаривать и как, боярыня, — огрызнулась княжна в ответ. О, как. Страсти какие кипят. Интересно, а чего это княжну из Полоцка везут в Киев, да под сопровождением Киевской стражи? Не просто так, покататься едет. Видимо, замуж отдают? И явно, она желанием не горит. Не моё дело, конечно, но жалко девку. А вот судя по выскакивающим из домов стражникам, сейчас будут разборки.

— Не княжье это дело, перед всяким холопом оправдываться, — ответила высокомерно старая грымза.

— Слышь, ты, карга старая? Ещё раз в мою сторону свой вонючий рот откроешь, я тебе язык вырву и тебе же в жопу засуну, — обиделся я.

Слегка растерянно посмотрев на меня, боярыня открыла рот чтобы достойно ответить такому наглецу, но тут с шумом подбежал отряд металлистов. Не особо задаваясь вопросом — кто виноват, тут же решили взять меня в оборот. Самый ближний — без всяких затей, попытался ткнуть меня в живот тупым концом копья. Его счастье. Ткнул бы острым, ответ был бы однозначным — прибил бы нахрен. Жили тут по простым правилам, просто и не замысловато. Ударили? Бей в ответ, пока пощады не запросят, или не вырубятся. Только не убивай. Хотят убить? Убей сам. Пустили кровь? Возьми его кровь и можно с жизнью. Кровь тут называют — живица. Отворил живицу, значит убить хотел — получи обратку. Считаешь себя несправедливо обиженным? Вызови обидчика в Круг на поединок — пусть Боги рассудят кто прав. Убийство в Круге — не убийство, а приговор Богов. Хочешь поспорить с решением Богов? Иди в Круг. Хотя, можешь во всех этих случаях востребовать виру, деньгами или имуществом, или им самим — пока долг не погасит. Люди не дураки, знают, когда нужно драться, а когда и поговорить безопаснее. Закон кровной мести тоже работает в полную силу. Убили твоего родственника? Убей виноватого и всю его родню, если они попробуют защитить своего — ты в своём праве. Хотя, если общественность решит, что ты должен остановиться — остановись. Маньяков кровожадных, тут тоже не терпят. Решат, что ты обществу опасен — сами грохнут, как опасного зверя.

Это только в моём времени всем заправляют продажные судьи и мусора. А тут, я могу вызвать любого, хоть самого князя — в Круг. Правда, князья — это отдельная тема. Есть определённые условия в поединке с князем. В Круг он может выставить вместо себя любого бойца, но опять‑таки, не более двух раз. То есть, один хрен, умелый воин, уложив двоих — третьим грохнет князя. И князья это знают. Потому не сильно борзеют.

Так вот, ткнул меня этот боец тупым концом копья, которое я тут же выдернул у него из рук, плавно закрутив его вокруг себя, попутно стукнув по затылку, и пошла потеха. Менее чем через минуту, все стражники в разной степени отключки, лежали вокруг возка. Вроде и не долго, а напылили изрядно, кони бронированные.

— Ты что‑то хотела сказать, боярыня? — повернулся я к возку, где на меня таращилась в шоке так и не закрывшая рот боярыня и не менее обалдевшая княжна.

Боярыня захлопнула рот и отрицательно помотала головой. Ну и ладно, не хочешь говорить и не надо. Так, чего‑то я забыл? Ах, да! Копьё. Положив его рядом с тем бойцом у которого отобрал, повернулся в сторону дома.

— Воин! Воин! — раздался растерянный голос мне в спину.

— Слушаю тебя, княжна, — снова повернулся я к возку.

— А, что нам делать? — спросила она, выразительно поведя рукой вокруг.

Я посмотрел, подумал. Ещё подумал. Можно их конечно и послать, но мужик я или не мужик? Хотя, тут в этом времени, слово мужик отличается по смыслу от принятого в моём. Тут мужик, это вроде работяги — должника. Полу — раба. Так что, в ходу слово мужчина. Я муж, я мужчина.

— Будь моей гостьей княжна, — слегка поклонился я, спина не переломится, тем более перед такой красоткой, — Но приглашаю тебя одну. Как и чем будут заняты все остальные твои люди, мне не интересно. Будут досаждать — похороню за околицей. Принимаешь приглашение?

Едва только княжна успела согласно кивнуть, я чуть ли не прошипел, выставив палец в сторону открывшей уже рот боярыне:

— Только скажи слово, старая сука и я выполню то, что обещал!

Однако, переборщил с психическим прессингом, напугались обе. Ладно, поможем, чем сможем. Подойдя к возку, я поднял княжну на руки и занёс в дом. Пока нёс, она пришла в себя, сначала дёрнулась соскочить, но потом прижалась плотнее, ещё и обняла. Вот она, женская логика — в её полном отсутствии. Страшный, незнакомый мужик, отлупил двадцать охранников и куда‑то её тащит. Сразу возникает несколько вариантов, один другого хуже — куда и зачем. Я бы уже дрался, а она лежит на руках, глазищами большими и любопытными хлопает. Занёс в дом, Купава хмыкнула глядя на нас, а я всем своим лицом продемонстрировал, что я тут совсем не виноват.

— Да, милый. Я так и поняла. Только отвернулась, а ты уже девиц чужих на руках носишь. Да шучу я, шучу княжна. Всё видела и всё слышала. Давай на лавку её усади, сейчас я баньку протоплю по — быстрому, повечеряем, да можно и почивать. А с теми проказниками чего решил? Княжна, отпусти моего мужа, никуда он не сбежит. Ну вот, опять глазищи свои распахнула, шутим мы так, не то ещё услышишь.

— Да чего с ними решать? Поколотил маленько. Полезут если сдуру, ещё получат. Ты, не суетись любушка моя. Баньку я и сам протоплю, не царское это дело с печью возиться. А вот ты княжна, прикрой свой красивый ротик, а то муха залетит. А мухи они не фазан, они не вкусные. То наши шутки такие, семейные. Что не царское это дело печку топить, или там воду носить, ну или корову за сиськи дёргать, понимаешь?

Княжна кивнула. Потом подумала и ещё раз кивнула, и посмотрев на нас, прыснула в кулачок.

— Ну, вот и славно, — улыбнулся я в ответ и оставив женщин секретничать, отправился возиться с баней. Банька у меня тоже хороша. И сам строил и сам печку сложил и камни подбирал для парилки. Всем на зависть, ни у кого такой нет. У всех по — чёрному топятся, теснота, всё в саже, а у меня — хоть живи в ней, до того уютно и удобно. Вот до чего ещё руки не дошли, так это до выплавки стекла. Но ничего, ещё дойдут, не всё сразу. И так много чего сделано. Купава вправе мною гордится. А я горжусь ею, ни у кого такой замечательной женщины нет.