Я смотрел на стоящего передо мной высокого, стройного брюнета. «Я его знаю», — промелькнула в голове мысль. Это тот редкий случай, когда портрет был похож на оригинал. Не досконально, упаси боже. Рисовать совсем похоже современным художникам, видимо, вера не позволяла, или ещё что-то такое же возвышенное. Вот когда придёт век фотографий, рисовать портрет, отдалённо похожий на оригинал, станет не камильфо. А сейчас, что париться-то?
Так вот, стоящий передо мной мужчина был похож на свой портрет. А видел я его в музее, посвящённом развитию противопожарной безопасности. Правда, он недолго проработал на этом поприще, но успел сделать много чего хорошего. Даже больше, чем на любом другом поприще. И зачем его в таком случае туда-сюда кидали? Повышать в званиях можно и на одном месте. Проводившая экскурсию девушка тогда с придыханием сказала, что он считался одним из красивейших мужчин Парижа, и что сам Дюма использовал его образ в своих романах. Но вот лично у меня сразу же возник вопрос: а какого лешего русский офицер делал в Париже? Да ещё перед самой войной с этим самым Парижем? Разведку на местности проводил?
Как же меня уже сейчас задолбали эти двойные, а то и тройные стандарты. Вы, господа, или крестик бы сняли, или трусы надели, вот ничего другого сказать просто не могу.
А брюнет продолжал стоять передо мной, вытянувшись ещё больше. При этом он начал заметно нервничать, но я не торопился начинать разговор. Наконец, он не выдержал.
— Ваше величество, вы меня вызывали?
— Да, Иван Саввич, вызывал, но, надо сказать, вы не слишком-то торопились на мой зов? Потому что я приказал вас доставить к себе вчера, — медленно осветил я, продолжая его осматривать. — Или вы так увлеклись поисками графа Кутайсова в белье мадемуазель Шевалье, что совсем потерялись во времени? — спросил я насмешливо.
Ему хватило совести покраснеть. При этом он взглянул на меня, и в его взгляде отразилась целая буря чувств: непонимание, возмущение, непокорность. Твою бы энергию, да в правильное русло. А Горголи, поймав мой насмешливый взгляд, отвёл глаза и начал гипнотизировать взглядом сидящего в углу Макарова. Александр Семёнович в это время делал вид, что увлечённо просматривает какие-то документы.
— Я не совсем понимаю, ваше величество…
— Иван Саввич, вы, похоже, вообще мало что понимаете, но это нормально. Нас с Александром Семёновичем сейчас интересует, что же вы всё-таки нашли в доме очаровательной Луизы. Кроме графа Кутайсова, естественно. Его искать не надо, он в своей комнате находится, и сам нашёлся, без вашего участия, надо сказать. — Я махнул рукой. — Так вы нашли что-нибудь важное для нас?
— Да, письма. Среди них одно от самого Бонапарта, — ответил Горголи.
— Я надеюсь, вы захватили эти письма с собой? — я требовательно протянул руку.
— Нет, как можно, ваше величество? — он уставился на меня, я же только глаза закатил. Значит, любовника искать под кроватью можно, а вот компрометирующие письма забрать, это увольте.
— Александр Семёнович, надеюсь, вы поняли, что нужно делать? — Макаров кивнул и поднялся со своего места.
— Да, полагаю, мадемуазель Шевалье загостилась в России. Пора бы и честь знать, — и он, дождавшись моего кивка, вышел из комнаты, оставляя меня с Горголи наедине.
— Расскажите мне о себе, Иван Саввич, — приказал я ему, откидываясь на спинку стула, на котором сидел за столом.
— Что? — в его взгляде снова сквозило непонимание.
— Расскажите мне о себе. Я хочу кое-что понять. — На самом деле мне нужно было понять, как ты решился на участие в заговоре. Твоего имени пока что в первых пяти десятках, которые уже притащил мне Макаров, не было. Наверняка завтра появится, вот только я глубоко сомневаюсь, что кто-то, кроме первого десятка, рассчитывал на деньги. Ну, может быть, человек пятнадцать, максимум. И мне не слишком была понятна их мотивация.
Он кашлянул и начал рассказывать. Детство, юность, служба. Довольно неплохой карьерный рост, если разобраться. Сейчас он служил помощником военного коменданта Петербурга, небезызвестного Палена. Всё, дальше можно не слушать.
А Париж всё-таки увидит красавца-мужчину только в одном случае: если я туда всё же войду, как победитель. Ну, или же, если красавец-мужчина сбежит. Но тогда ему дома лучше не появляться. Так что Дюма придётся искать другого прототипа для своего романа.
— Очень хорошо, — я поморщился. — А сейчас я всё-таки хочу поговорить о деле. Вас устраивает, как устроена и функционирует пожарная система в России?
— А почему вы спрашиваете это у меня, ваше величество? — Горголи пару раз моргнул.
— Потому что мне кажется, что вы именно тот самый человек, который способен создать хорошую, а самое главное, быструю службу, справляющуюся с возложенными на неё обязанностями, — пафосно ответил я. — Поэтому я решил наградить вас, позволив создать целую службу.
— За что наградить? — в который раз уже за этот час повторил Горголи, и оттянул жёсткий ворот мундира. У меня возникло ощущение, что у него внезапная нехватка воздуха образовалась. Но этого не может быть. Я перед самим его приходом как следует проветрил комнату.
— За то, что помогли изобличить французскую шпионку, — я смотрел на него жёстко. — Не знаю, правда, зачем вам понадобился граф Кутайсов, возможно, когда-нибудь, мне эта тайна станет известна. А пока, Иван Саввич, я поручаю вам разработать и принести мне на утверждение проект новой пожарной службы. А чтобы было с чем сравнивать, наглядно, так сказать, то отдельно покажете то, что есть сейчас. Сроку на всё даю, неделю, выполняйте.
— Что? — он уставился на меня так, что я невольно глянул вниз. Нет, ширинка у меня не расстёгнута, потому что нет здесь и сейчас ширинок. И это крайне неудобно.
Вот что нужно придумать и успеть запатентовать ширинку. Пусть пока на пуговицах. Ну, и популяризировать пижаму. Она, наверное, известна уже. Среди молодёжи пойдёт на ура, а старики пускай свой век в ночных сорочках доживают с колпаками на головах. Я даже подивился своим мыслям, которые бродили в голове, пока Горголи врубался, чего же я от него хочу. Повторять я не собирался. Поди, про заговор ты всё хорошо с первого раза понял. Конечно, твоя роль была пятым с краю, но из твоего рассказа мне стало очевидно, что своим положением ты обязан Павлу. Именно он тебя назначил помощником коменданта, именно он присвоил то звание, которое ты сейчас имеешь. И вот, ты его отблагодарил.
— Ваше величество, я должен создать пожарную службу? — наконец, Горголи решил уточнить мой приказ.
— Да, а что вам, Иван Саввич, в моём распоряжении непонятно? — спросил я сухо. — Города пока в большинстве своём хорошо хоть наполовину деревянные. А дерево очень хорошо горит. Особенно если его поджечь как следует. Маслица плеснуть, например. Поэтому в каждом городе и довольно крупном селе должна быть создана специальная служба, которая будет тушить пожары. Колодцы должны быть выкопаны пожарные, инструмент опять же должен быть всегда под рукой. И всегда дежурный расчёт пожарный. Что там ещё… Не знаю, думайте. Через неделю поделитесь своими задумками.
— Вы сказали, в каждом городе? — выглядел Горголи не так чтобы счастливым. Ну, сам виноват, кто тебя заставлял императора менять? Теперь кушай, не обляпайся.
— Да, в каждом, — я кивнул. — Россия на Петербурге и Москве не заканчивается, сами понимаете, так что вам придётся посетить каждый город лично. Вы же понимаете, Иван Саввич, пока иных градоначальников не пнёшь хорошенько, они и не почешутся. Вы только представьте себе, какая это великая польза для нашего несчастного, угнетённого народа, — я шагнул к нему, встал боком и протянул руку вперёд. — Это ведь то, о чём мы все мечтали, облегчить долю народа. Не так ли? — я повернулся к нему.
— Да, — промямлил Горголи, снова встретившись с моим насмешливым взглядом.
Я не знаю, о чём ты мечтал, может, и о Конституции. Но вот о том, что на благо страны и народа поработать придётся, ты точно не думал, когда за Кутайсовым гонялся, как особо приближённым к Павлу человеком. Ничего, ты будешь первым, но отнюдь не последним. Будете с сообщниками иногда на почтовых станциях встречаться. Можете даже меня материть в голос, мне плевать. Но работать я вас заставлю. А не смогу, то вы в списке сразу же подниметесь с пятидесятой строчки в первые два десятка.
И среди тех господ пока только два человека, скорее всего, выживут. И то один, который под номером семнадцать идёт, пока что под вопросом. Это для Саньки Костик — брат. А для меня он никто. Так что здесь возможны варианты. Не утихомирится, антипохмельные сеансы у шаманов были во все времена модные. Это не табакеркой височную кость ломать. Тоньше надо было действовать, господа заговорщики.
Я продолжал пристально смотреть на Горголи. Мне тебя не жалко, Ваня, я просто вовремя вспомнил, на что ты способен, и что ты сделал в той истории. Так что, надо Лизке спасибо не забывать говорить. Это она меня по всяким музеям таскала, в то время, когда я не мог ей в этом отказать. Может, ещё что всплывёт, чтобы совсем уж наобум не тыркаться.
— Я понял, ваше величество, — наконец, промямлил он.
— Это хорошо, что понял, — проговорил я улыбаясь. — Идите, Иван Саввич, выполняйте.
— Мне вернут оружие? — спросил он, бросая взгляд на дверь. Мои орлы, чтобы не допустить неожиданностей, принялись всех разоружать, прежде чем ко мне пускать.
— Разумеется. Вы же не арестованы, Иван Саввич. — Я улыбался до того момента, пока он не вышел из комнаты. После этого улыбка медленно сползла с моего лица. На сегодня у меня назначены ещё две встречи. И обе очень важные.
На столе лежала перевёрнутая лицом вниз характеристика на Кутузова. Называл её Макаров, правда, по-другому, когда вручал мне, но суть от этого не менялась. Я попросил Александра Семёновича составить эту записку, чтобы, якобы, сравнить ощущения. Вообще, как оказалось, в этом времени большинство дворян были помешаны не только на галлах, но и на эллинах. И метод Сократа пользовался всеобщим уважением. Так что никакого особого труда в получении сиюминутной информации у меня не было. Хоть в этом повезло.
Но вот характеристика на Кутузова стала для меня весьма неприятной неожиданностью. Особенно его дела с Платоном Зубовым.
— Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов по приказанию вашего величества прибыл, — объявил Зимин, сунувшийся в кабинет, в который я превратил вторую малую гостиную в покоях Павла.
— Пусть заходит, — я прижал характеристику к столу пальцем и посмотрел на дверь с почти детским любопытством.
Кутузов вошёл быстрой, я бы даже сказал, стремительной походкой. Несмотря на то что был уже не юношей и имел весьма солидные размеры.
— Вы хотели меня видеть, ваше величество? — из-за того, что правый глаз был закрыт чёрной повязкой, скрывающей травму, я никак не мог понять, что его взгляд выражает.
— Да, Михаил Илларионович, хотел. — Я посмотрел на него оценивающе. — Какие у вас отношения с князем Зубовым?
— Слишком откровенно, ваше величество, — пробормотал прославленный полководец, заметно растерявшись.
— Это ваш ответ? — я продолжал придерживать пальцем характеристику. В ней было чётко указано, что, несмотря на изрядную изворотливость, Кутузов предпочитал разговаривать прямо.
— Нет, — Кутузов покачал головой. — Скажем так, ваше величество, я уважаю князя, но не присягал ему на верность.
— Вы пользуетесь авторитетом в войсках, Михаил Илларионович. — Я слегка наклонил голову. — Мне нужно быть уверенным в их лояльности мне, а не князю Зубову или графу Палену.
— Вы всё ещё очень откровенны, ваше величество, — осторожно заметил Кутузов.
— Я очень устал за эти дни, не могу придумать, как всё то, что спросил, завуалировать. Так что, Михаил Илларионович, вы можете обеспечить мне лояльность войск?
— Мне нужно будет что-то им предложить, ваше величество. Если вы хотите такую лояльность, при которой войска князя Зубова на кол без высочайшего позволения посадят при любом упоминании мятежа, мне нужно что-то им предложить.
— А вот сейчас откровенны вы, Михаил Илларионович, — я улыбнулся краешками губ. — Гвардия?
— Здесь сложнее, — теперь Кутузов отвечал чётко и по существу.
— Да, очень откровенны, — я усмехнулся. — Вы же знали о заговоре, Михаил Илларионович?
— Об этом заговоре знали даже поварята, ваше величество, — хмыкнул Кутузов. — Павла Петровича предупреждали все, кто испытывал к нему малейшую симпатию. Но он предпочитал верить Палену. — Фамилию коменданта Кутузов чуть ли не выплюнул. Надо же, какая у них любовь. И на этом можно неплохо сыграть.
— Тогда вы знаете, кто из гвардейских офицеров замаран по самые гланды, а кто так, мысленно поддерживал. — В ответ Кутузов подумал, а затем кивнул. — Тем, кто не принимал активных действий, я могу обещать помилование. Но отработать всё равно придётся.
— А другим вы ничего обещать не будете, я правильно понимаю? — Кутузов смотрел единственным глазом мне в лицо.
— Им я ничего не могу обещать, потому что не уверен в причинах, толкнувших на предательство. — Наконец, сказал я. — Предателей никто не любит, Михаил Илларионович.
— Это точно, — он задумался, а потом продолжил. — Что я могу предложить войскам?
— Ограничение срока службы до двадцати лет. Я объявлю это в своём манифесте на коронации. — Твёрдо сказал я. — Кроме того, после похорон мы вместе с вами соберём комиссию не более, чем из пяти-шести человек и будем думать, как и что улучшить. Потому что войн нам в ближайшее время никак не избежать. Это, кроме того, что я планирую наделять отслуживших солдат наделами, и давать кредиты на приемлемых условиях. В сорок лет мужчины в самом расцвете находятся, они и пожить успеют, и внуков понянчить.
— Земли, я так понимаю, в Сибири или на не так давно завоёванных территориях? — Кутузов потеребил губу.
— Вот видите, Михаил Илларионович, мы уже думаем одинаково, — и я снова улыбнулся краешками губ.
— Это приемлемый вариант, — он кивнул. — Как мне вести себя с князем Зубовым?
Ух ты, как заговорил. Надо же. Всё-таки для многих людей важна мотивация. А у Кутузова, похоже, хорошей мотивацией является создание непобедимой армии. Я так и знал, что большинство заговорщиков просто от безделья в заговоры подались. Заняться им нечем было. Вон как Горголи побледнел, когда объём работы прикинул. И ведь никто не скажет, что я его не наградил. Наградил, ещё как, целую службу организовать заста…эм, попросил. А Кутузова, похоже, и заставлять не придётся.
— Как обычно. Не нужно давать князю повод нервничать, — я вздохнул.
Как же мне хотелось их всех, вот прямо сейчас к ногтю, но, нельзя. Это должно быть показательно, и настолько грязно, насколько только можно. И нет, я всё ещё сантиментами не страдаю и ничью честь обелять не собираюсь. Ну, кроме своей, разве что. И семьи, если они в себя придут и перестанут мне мешать. Чтобы никакие декабристы даже не пытались вякать, чтобы их тоже в продаже родины не обвинили.
— Я понимаю, ваше величество, — сказал Кутузов.
— Граф Пален Пётр Алексеевич, — заявил Зимин.
— Пусть заходит. — Я махнул рукой и увидел, что в единственном глазу Кутузова промелькнул вопрос. — Оставайтесь здесь, Михаил Илларионович. — Приказал я.
Перевернув характеристику, я поставил на неё чашку с так и недопитым кофе. Я специально так назначил эти встречи. Несмотря на то что они вместе участвовали в заговоре, Пален с Зубовым были на ножах. Мне об этом сообщил Макаров, а Краснов, дежуривший вчера неподалёку от меня, доложил, что князь шибко рвался к Марии Фёдоровне. Чтобы поддержать в горе, не иначе.
Пален вошёл, раздражённо одёргивая мундир.
— Почему у меня отобрали оружие, ваше величество? — спросил он, глядя на меня с вызовом.
— Таковы новые правила. Вон, Михаил Илларионович не возражал, когда его попросили отдать шпагу. — Ответил я, разглядывая этого… этого… У меня слов для него не находилось.
— Что происходит, ваше величество? — Пален прищурился.
— Вы знаете, Пётр Алексеевич, чтобы скушать яичницу, нужно обязательно поджарить яйца, — жёстко ответил я ему. Наши взгляды встретились, и он слегка побледнел.
Мне уже доложили, что ты там про омлет и разбитые яйца вещал, сволочь. Хотя накануне уверял Сашку, что всё делается во благо, и отец его останется жив, и проживёт остаток жизни здесь, в Михайловском замке, который он так любил. А Макаров хорош. Он, похоже, уже выцепил парочку заговорщиков попроще, запугал их, и теперь вовсю тянет из них информацию.
— Похоже, в то время как я не мог добиться аудиенции, мои недоброжелатели успели настроить ваше величество против меня, — медленно произнёс Пален. — А я-то уже собрал офицеров, чтобы они принесли вам присягу…
— Бросьте, Пётр Алексеевич, — я положил на стол бумагу и поставил чернильницу. Небрежно бросил перо и указал ему на стул. — Это почти не имеет значения. Уж нам ли с вами не знать, сколько стоят подобные присяги. Пишите.
— Что писать? — он сглотнул, снова посмотрев на Кутузова. Молодец, правильно мыслишь. Это Платон Зубов меня настроил против тебя, заручившись поддержкой Кутузова, а значит, армией. Как же у них тут всё запущено. Мне даже придумывать ничего не надо. Хоть один человек в этом проклятом высшем обществе не интригует против кого-то? Похоже, вопрос реально риторический.
— Что просите отставку со всех занимаемых постов по состоянию здоровья. И хотите уехать для оздоровления в Гросс-Экау. — Скучным голосом сообщил я.
— От всех дел? — Пален вздрогнул.
— Да, от всех, — я кивнул. — Да, чтобы обеспечить вам достойный отпуск и полноценный покой, с вами отправляется рота солдат.
— Я должен сообщить жене…
— Не стоит, — я покачал головой. — Юлиана Ивановна оказывает небывалую поддержку Елизавете Алексеевне. Просто небывалую. Она и ваша очаровательная сестра вчера составили нам компанию за ужином. Я не решусь забрать у жены дружеское плечо, в то время как она так в нём нуждается.
— Кха-кха, — Кутузов, внимательно следивший за нашим разговором, неожиданно закашлялся. Что, неожиданно, да?
— Что с вами, Михаил Илларионович? — участливо спросил я.
— Да, что-то горло запершило, ваше величество, — ответил он хриплым голосом.
— Водички попейте, — и я указал на графин, стоящий на маленьком столике у стены.
— Могу я поинтересоваться, ваше величество, почему вы находитесь здесь, а не переезжаете в Зимний дворец, да ещё и семью здесь держите? — Пален был бледен, но писал, сжав губы так, что они превратились в тонкую полоску.
— Потому что покойного нельзя оставлять одного, — тихо проговорил я. — Покинув замок в минуту слабости, я тотчас же вернулся, когда отсюда отлучился мой брат Константин. Кто-то из близких всегда до похорон должен находиться неподалёку. Но откуда вам знать наши варварские обычаи, правда?
— Я удивлён, что вы их знаете, — процедил Пален.
— Вот так получилось, — ответил я задумчиво. — Забавно, правда?
Говорили мы по-русски. Надо сказать, язык он знал неплохо, но это понятно. Мало ли о чём по углам шепчутся. Почему-то его это не смутило. Скорее всего, донесли об этом бзике молодого государя. И кто у нас такой трудолюбивый дятел? Хотя именно сейчас это уже не столь важно.
— Прошу принять моё прошение об отставке, ваше величество, — Пален встал из-за стола и протянул мне бумагу.
Я под его пристальным взглядом внимательно прочитал то, что он написал и поставил внизу подпись, что, мол, не возражаю. После этого посыпал прошение песком и положил на стол, чтобы оно окончательно просохло.
— Михаил Илларионович, — повернувшись к Кутузову, я протянул ему перевязанный лентой документ. — Это ваше назначение на место Петра Алексеевича. — Назначение я велел составить Энгеля ещё вчера в порыве энтузиазма. — Принимайте дела. Завтра Пётр Алексеевич уезжает. Вы же сами слышали, проблемы со здоровьем, такая жалость, — и я покачал головой.
В кабинет заглянул Зимин. Я указал на Палена, и Вася сделал знак, что понял. Роту он подготовил с утра. Из наиболее преданных людей.
— Идёмте, Пётр Алексеевич, — сказал он насмешливо человеку, который совсем недавно грозил сотворить с ним нечто ужасное. — Я провожу вас и познакомлю с вашим сопровождением.
Они все вышли из кабинета. Теперь мне нужно заручиться поддержкой гвардии, и заняться Зубовыми. А дальше оставалось только ждать. Ждать, когда Макаров доставит Жеребцову. Хорошо, если с деньгами. И я даже знаю, куда их пущу. На организацию нормальной Службы Безопасности. Это будет очень изящный ход, как мне кажется.
— Ваше величество, — я повернулся в сторону Краснова.
— Что-то случилось, Саша?
— Его высочество Великий князь Константин Павлович, и её величество вдовствующая императрица Мария Фёдоровна просят ваше величество об аудиенции.
— Быстро они созрели, — я хмыкнул. — Ну что же, послушаем, что мне скажет брат. Матушку я выслушаю после обеда. И, Саша, найдите мне Ростопчина Фёдора Васильевича. Я хочу с ним побеседовать завтра в полдень.