Глава 33

Саша не любила двусмысленных ситуаций и намеков, когда любой ответ мог истолковываться неверно. Вот и сейчас, медсестра закрыла дверь палаты, оставив Александру решать, как ей быть: продолжить осмотр пациента или оставить все, как есть, а самой идти к заведующему.

— Александра Иванова, раз начальство зовет, идите. Нам спешить не куда. Не разбежимся — будем вас ждать.

Ситуация разрешилась, но неприятный осадок, а с ним и тревога закрались в душу. На ходу она пыталась догадаться, что могло случиться из ряда вон выходящее, что бы Владимир Иванович, ранее не позволявший себе прервать обход врача, срочно вызывал к себе. Никакие предположения, кроме сокращения отделения, не приходили на ум. А если ее вызывает заведующий по поводу тяжелобольных? Через минуту она забежала в ординаторскую, захватила на всякий случай истории болезни поступивших больных и направилась в кабинет заведующего.

Владимир Иванович любил, когда ординаторы являлись к нему во все оружие, с историями болезни, что бы тут же внести малейшие коррективы в лечение и обследования. Так было всегда. Поначалу она расстраивалась. Ей, в силу неопытности, казалось, что Владимир Иванович хочет подчеркнуть начинающему доктору, степень его мало компетентности. Со временем она поняла простую истину: умудренный профессиональным и жизненным опытом, заведующий только разделял степень ответственности врача за судьбу каждого больного. И как будет жить отделение без Владимира Ивановича? А если действительно вместо него назначат Людочку Савельеву?

— Проходите, присаживайтесь Александра Ивановна, — в официальном тоне заведующего сквозила тоска.

Она привычно шагнула к старому продавленному креслу, негласно закрепленному за ней, сразу даже не поняв, что ее место занято.

Небрежно забросив ногу за ногу, пуская красивые замысловатые колечки дыма, что было уже вопиющим само по себе, женщина, занявшая место Александры, даже не удосужилась взглянуть на вошедшую. Ухоженная, с ровным загаром, в дорогой одежде, явно купленной за рубежом, госпожа Лагунова смотрелась вызывающе на фоне обветшалой кабинетной обстановки.

— Александра Ивановна, познакомьтесь, это родители Романа Логунова, а это доктор, наш ведущий специалист в области реабилитации Александра Ивановна.

Саша, взглядом обвела неожиданных посетителей и примостилась на диване. Колючие осколки льда, один за другим, начали впиваться между лопатками. Она плотнее прижалась к спинке дивана, но чувство возникшего беспокойства только наростало.

— Я хочу знать на каком основании, вы перевели нашего сына в общую палату? Мы что недостаточный сделали взнос или приказ главврача для вас не закон? Или мы должны взнос сделать лично вам?

— Оля, ну зачем ты так?

Извиняющийся голос, принадлежал неприметному мужчине, сидевшему у двери.

— Что, Оля? Что!

Назревала семейная ссора с коммунально — скандальным выяснением отношений. Через долю секунды, совладав с нахлынувшим раздражением, женщина прервалась на полуслове и отвернулась к окну. Только скандала с мужем еще не хватало.

А ведь ей плохо. Саше показалось, что в нависшей тишине она подумала об этом слишком громко. Женщина оторвала взгляд от подоконника и внимательно посмотрела на Сашу.

Пожалуй, ей так же плохо, как и мне. Сегодня вечером я не увижу Стрельникова. И завтра. И всю остальную жизнь. А эта женщина никого не хочет видеть. Давно устала от всех.

Саше стало жаль Лагунову. Привычный холодок пробежал между лопаток.

Господи, как я устала от всего. От всех больниц, от сына, от мужа… От себя. Хорошо, что никто не видит, где и с кем мне приходится общаться.

Ольга Эдуардовна закусила губу, так и не подавив высокомерного взгляда. Внутри все закипало.

Последнее время Ольга Эдуардовна вспыхивала как свеча и виной всему была больница. После возвращения с отдыха чувствовала себя великолепно, но эти ежедневные походы в неврологию за неделю ее измотали так, словно и не было ни отдыха, ни солнца, ни океана.

Ольга боялась больниц с детства, а заодно и врачей. В такой же затрапезной больнице у нее давно умерла мать. До сих пор Ольга не могла ей простить смерть, больше похожую на предательство. В шестнадцать лет она не знала, как жить без матери. И если б не спорт, а позже — Лагунов, трудно представить, как сложилась бы ее осиротевшая жизнь.

Все казалось ошибкой. До последнего Ольга верила в чудо — откроет дверь, а мать лежит на больничной койке. Ольга не чувствуя земли, со всех ног неслась в палату, все еще надеясь, что ее молитвы и слезные просьбы услышаны Всевышним. В пустой палате, уставшая от чужого горя, нянечка убирала постель. Чуда не случилось.

Страх болезни, дряхлости и смерти, с завидным постоянством начали ее преследовать по ночам. Она видела себя в такой же больнице и совсем беспомощной, как мать. От страха было только одно лекарство — спорт. Вымотавшись на тренировках, она валилась на кровать и засыпала до утра. А если тренировок не было — маялась до утра, прислушиваясь к себе. В шестнадцать лет ей почему — то казалось, что спортсмены не умирают и вечны, как небожители. Она сама придумала себе эту сказку, в которую и верила. И ничего, что в сказке не было принца на белом коне, лишь бы сказка длилась вечно.

Стать профессиональной спортсменкой, невзирая на оптимистические прогнозы тренера, Ольге Кузелевой не удалось. За то, в пединститут на факультет физкультуры и спорта, который в народе попросту, назывался «дурфаком», она поступила сразу, сдав все экзамены на слабенькие троечки. Спортивная молодежь, подающая надежды, вузу была нужна, как воздух.

С тех пор, Ольга Эдуардовна ни разу не была в больнице. Даже болеющих подруг и тех проведывала только дома. Если б не болезнь Романа.

Сына Ольга Эдуардовна не любила. Нет, она его, естественно, кормила, даже грудью, невзирая на то, что резко набирала вес. Как все матери гуляла в парке, водила на карусели и горки. Садик, школа, институт — все это она прошла вместе с сыном, но не плечо к плечу, а так — на расстоянии. На каком — то этапе ее полностью заменил муж, став Роману отцом и матерью в одном лице. И она только радовалась. Мальчика должен воспитывать отец.

Это уже потом она изредка гордилась сыном. Известный адвокат, вот — вот женится. Предполагаемая невестка, Ольге Эдуардовне не так, что бы нравилась, но будущее родство с Акулиным вызывало у подруг плохо скрываемую зависть и льстило ее самолюбию. Откуда взялась болезнь Романа, откуда ей все эти беды? Что она сделала не так? Конечно, результат лечения потрясающий. Она была готова поверить в самое худшее, но, только не в чудо.

Но даже сказать самим близким подругам она не решалась об этом сказать — засмеют. С их — то возможностями лечить сына в обычной больнице. Только во всем, что касалось сына, Лагунов был не преклонный. Ведь посоветовал же кто — то ж эту Андрееву. И пожалуйста, Роман здесь. Ольга Эдуардовна никак не могла успокоиться. Дома ждал неизбежный скандал, но Романа с этой больницы заберет, чего бы ей это не стоило.

Больница, конечно, здесь не при чем. Причина была в другом, но муж не поймет. И если б не это чудовищное недоразумение…

— Результат лечения вы сами видите. И все, поверьте, только благодаря настойчивости Александры Ивановны.

Голос заведующего вернул Ольгу Эдуардовну в неизбежную реальность.

Значит, вот кто все организовал. Ловко — ничего не скажешь. Она внимательно посмотрела на Александру. Тень негодования пробежала по удачно подтянутому лицу.

Нянечка, нанятая ею для Романа, каждый день докладывала обо всем. Только слушала Ольга Эдуардовна, утомленная солнцем, в пол — уха, полагая, что рассказы чистой воды вымысел.

Только оказалось чудовищной правдой. Она поняла это сразу, как вошла в палату.

Ехать к сыну в больницу в тот день она не планировала, но потребовалось сочно отвезти какие — то книги и чистую одежду. Муж позвонил и передал просьбу, и она не могла не поехать.

Неприятности начались прямо в холле стационара. Охранник, рослый детина, преградил путь, красноречиво показав на огромный стенд — распорядок дня. До конца тихого часа, оставалось не меньше часа. Возвращаться домой не было никакого смысла. И этот час она просидела в машине, коря себя за несообразительность.

Собравшись с силами, Ольга Эдуардовна без стука тихо прокрыла дверь палаты и замерла. Роман стоял у окна. Лицо приобрело прежние черты. Сын издали был еще больше похож на Лагунова — старшего. И все было б хорошо, если б рядом с ним не было той девушки.

Ольга Эдуардовна так и не нашлась, что сказать, когда сын с восторгом представил Татьяну. Сделав усилие над собой, она помогла ему пройтись по палате, показав всем видом, что присутствие посторонних лишнее. Даже если у этой посторонней глаза на пол лица и Роман завороженно смотрит на нее. Радости как не бывало. Единственное, что ее тогда интересовало — как давно и насколько серьезно могли зайти отношения сына. Зная его характер и упрямство — опасаться, было чего.

— Мать, ну что ты всполошилась. Я люблю ее. Да если б не она…

— Ты теперь очень завидная партия, не спорю, — Ольга Эдуардовна прервала сына. — А для санитарки и вообще — запредельная. Я понимаю…

— Ты никогда никого не понимала. Даже себя.

— Роман, у тебя же была девушка и…

— Ты права — была. Ты видела ее здесь хотя бы раз?

— Ладно. Я понимаю тебе здесь скучно, ты идешь на поправку и молодая…

— Это совсем не то, о чем ты думаешь.

Ольга Эдуардовна не нашлась, что сказать. Понятно только одно: стоило пойти на поправку, как искательницы легких денег уже тут как тут. Ничем не гнушаются.

Летят как осы на мед. Надо переводить в частную клинику притом в ближайшее время, не откладывая на потом. Решение она приняла безоговорочно, с ужасом представив, о чем будут говорить знакомые. «У Лагуновых, да — да, у тех Лагуновых, у сына мезальянс! Связь с санитаркой».

— Давай этот разговор оставим на потом. Я бы хотела… Мы с отцом решили, что теперь можно тебя отвезти в Европу. Выбрать самую лучшую клинику.

— Мы были уже во всех лучших и самых лучших клиниках. Результат ты помнишь.

Она все помнила. Она помнила последние слова итальянского профессора. Он восхищался ее стойкостью и говорил, что нельзя терять надежды даже когда медицина бессильна. Только надеяться было не на что. И она молча кивала головой профессору. Будем верить…

— Ольга Эдуардовна, не волнуйтесь, если вы настаиваете, что бы Роман вернулся в одноместную палату, мы его переведем. Александра Ивановна, что у нас с той палатой?

Владимир Иванович о палате спросил просто — так. Он прекрасно знал, что палата — люкс свободна. Саша продолжала молчать.

Ольга Эдуардовна скользнула взглядом по Александре. Ей все равно, что говорит заведующий. Она нисколько не умаляет заслуг этой докторши в результате лечения. Нисколько. Но, сына она отсюда заберет.

— Переводить обратно я Романа не буду. Владимир Иванович, пусть родители вначале сами определяться, что им важнее: палата- люкс или результат лечения? Мне больше нечего добавить.

Разговор не получился. Надежда, что скандала с Лагуновыми можно избежать, таяла, как снег на весеннем солнце.

Ольга Эдуардовна красноречиво посмотрела на Владимира Ивановича, дав понять, что своего решения она не намерена менять. И доверить судьбу единственного сына, вот этой вашей, как ее, Александре Ивановне — увольте.

Саша, могла б прочитать целую лекцию о депрессии, с которой чудом выбрался Роман. Она умела убеждать и отстаивать свое мнение и Лагуновы согласились бы с ней, но речь шла не о Романе. Ольгу Эдуардовну волновало совершенно другое. Никакие доводы не помогут.

— Мы переведем Романа в частную клинику, — подвела итог своим размышлениям Ольга Эдуардовна.

— Но…

Владимир Иванович выжидающее посмотрел на Сашу и поправил очки. Помнишь, что я тебе говорил? Забыла?

— Меня не волнует никакое ваше «но», — в голосе Лагуновой послышались металлические нотки.

В кабинете нависла неприятная тишина. Стало слышно, как в коридоре возила шваброй нянечка, простучала каблуками старшая медсестра, вслед за ней грузно прошел за выписным листом пациент со второй палаты. В коридоре было все буднично и просто.

Романа надо выписать сегодняшним числом. Стрельников вернулся домой. Скорей всего, им и выписка не понадобится. Зачем она им? Зачем я Стрельникову? Дался мне этот Стрельников.

Дался, дался — отозвался внутренний голос. Стрельников тебе нужен.

— Владимир Иванович, выписку сегодня готовить?

Ольга Эдуардовна с негодованием посмотрела на Сашу.

А что уехал от тебя, так извини. Сама знаешь к кому уехал, — ехидно хихикнул внутренний голос. Ничего не сделаешь. Счет: один ноль. Жаль — не в нашу пользу. Я скоро уеду в Германию. Конечно, конечно, — безапелляционно подтвердил внутренний голос.

— Вы что — то сказали, Александра Ивановна?

Владимир Иванович подвинул папку с единственной историей болезни. Всем своим видом говоря: мне тоже жаль, но ничего не поделаешь.

— Я свободна?

— Вопросов нет? — заведующий обвел взглядом кабинет.

Вопросов у Лагуновых не было.

— Я вас не задерживаю. Спасибо.

Елизавету она нашла на террасе. Выходит в заведующего она пробыла не так долго. Елизавета еще не докурила сигарету.

— Я тебе кофе захватила. Крепкий. Что стряслось? Столько шума поднялось, пока тебя нашли. Ты чего, кстати, на пятиминутку не пришла?

Саша двумя пальцами взяла еще не остывший пластиковый стакан.

— Романа Лагунова переводят в частную клинику. А может еще куда. Толком ничего не сказали. — Саша сделала глоток. Кофе был крепкий и горячий.

— Как переводят? Они что зрение потеряли? Или забыли, в каком состоянии его привезли к нам? А Владимир Иванович что?

— Ничего. Может он их и уговаривал их до моего прихода, а потом махнул на все рукой, мол, хозяин барин.

— А чем Лагуновы не довольны?

— Для всех версия следующая — их не устраивает перевод Романа в двухместную палату. А на самом деле: Ольга Эдуардовна догадалась, хотя я больше чем уверена, об отношениях Романа с Татьяной ей рассказала сиделка. Вот она и перепугалась. Кто такая Татьяна? Санитарка. Кто такой Лагунов?

— Инвалид.

— Я не о том. Лагунова скорее смириться со смертью сына, но не допустит невестку не их круга. Небось, кого — то присмотрели еще раньше.

— Сколько живу, столько убеждаюсь, что людей нельзя понять до конца. Чужая душа — потемки. Только ты не расстраивайся, хорошо?

— Не буду.

— А может оно все и к лучшему? Таня тихая, интеллигентная девочка, а там ее сожрут с потрохами. Или еще хуже — будет жить в этой семье с комплексом не полноценности.

Елизавета аккуратно смяла пластиковые стаканы, спрятав внутрь окурки, и бросила в мусорное ведро.

Как лучше — никто не знает. Ибо каждый понимает «лучше» по — своему. Лере лучше, что Стрельников вернулся домой. Вечером она приедет к нему, если еще не приехала. Мне хуже, что Павел не со мной. Но он счастлив и это главное.

— Саша, можно у тебя какое — то время пожить? К моей хозяйке дочь приезжает погостить с семьей. Но, если тебе неудобно, — тут же спохватилась Елизавета, — то ничего страшного. Больше дежурств возьму.

— Да, что ты, конечно, можно. Места в меня достаточно. Бери вещи и приезжай сегодня. В меня коньяк замечательный. Вернее, остатки, но нам хватит.

До конца дня она думала о Стрельникове только урывками, в свободное время. А его, этого свободного времени почти не было: ждал неоконченный обход, потом ее позвал Лагунов — старший, долго и сбивчиво извинялся за жену, благодарил за сына, пытаясь эту благодарность выразить в денежном эквиваленте. Протянутый офисный конверт был довольно увесистый. Казалось, он даже не понял, что же сделал не так. С недоумением смотрел то на Сашу, то на конверт.

В самом конце рабочего дня позвонил Стрельников. От неожиданности Саша чуть не уронила телефон.

Загрузка...