Алексей Комнин - спаситель Византийской империи

1. Подвиги Василия Болгаробойцы

Герой нашей книги — Алексей Комнин — заслужил репутацию спасителя Византийской империи. Но почему Византию — самое сильное государство Средневековья — вдруг понадобилось спасать? Для того чтобы ответить на вопрос, нужно сделать шаг назад и поговорить о предпосылках тяжелой болезни, охватившей державу.

В начале XI века казалось, что Византийская империя — это крепкое здание. Однако в год рождения Алексея Комнина (а родился он в 1048 году) это здание дало первые трещины. Когда Алексей возмужал, оно рухнуло, и Комнину пришлось собирать обломки.

Напомню, что Византией мы называем это государство условно. Название придумали ученые французы в XVII веке. На самом деле империя именовалась Ромейской — Римской. На Западе ее звали Романия, на Востоке — Рум. Столицей страны являлся Константинополь. Сейчас это Стамбул, а в далекой древности, еще до христиан, он носил имя Византий. По имени этого города ученые и условились называть средневековую империю — Византия.

В период расцвета она включала Малую Азию и Балканы. Сердцем ее был 300-тысячный Константинополь. В то время, когда Париж насчитывал 15 тысяч жителей, а Рим — 50, город Константина казался гигантом. Столичный Константинополь расположился на европейском берегу Босфора. Карл Маркс удачно назвал город «золотым мостом между Востоком и Западом». В средневековой Европе ходили легенды, что три четверти мировых сокровищ сосредоточены в Константинополе, и лишь одна четверть разбросана по всему свету. Разумеется, это гипербола, но она помогает понять, как относились к Византии соседи. Запад считал ее очень богатой. И конечно, претендовал на эти богатства. Пока Византия была сильна, она отбивалась. А потом… Но не будем забегать вперед.

Конечно, «Римской» эта империя была лишь по названию. На деле ведущую роль в ней играли три этноса: греки, славяне, армяне. Последние правили Византией практически три столетия. Они дали стране целую вереницу сильных талантливых базилевсов (греческое слово «базилевс» означает «царь» или «император»). Например, знаменитая Македонская династия (867–1057) считается армянской по крови, несмотря на обманчивое название.

Последним великим царем этой династии являлся Василий II Болгаробойца (976–1025). Этот базилевс был жесток, патриотичен и феноменально работоспособен. Всю жизнь он посвятил служению родному государству. Даже не обзавелся семьей. Его правление — один сплошной военный поход. Василий расширил пределы страны далеко на восток и захватил почти всю Армению. В Сирии — отогнал арабов. В Крыму — удерживал Херсонес (город на месте нынешнего Севастополя). Византийцы удачно сражались в Италии. Их владения подступали к Вечному Городу — Риму.

Но самой тяжелой оказалась война против Болгарского каганата. Василий вел ее сорок с лишним лет. Каганат был этнической химерой. Им правили болгары (угорское племя с тюркской правящей династией), а зависимое население составляли славяне. Болгары и славяне не любили друг друга. Такая система рано или поздно должна была рухнуть. Она продержалась достаточно долго лишь благодаря беспримерной жертвенности и подвигам болгарских богатырей. Но жертвенных людей становилось все меньше. Они гибли первыми, не оставляя потомства. На смену приходили приспособленцы. Наконец в сражении при Беласице в 1014 году Василий II разгромил болгарскую армию, а 15 тысяч врагов захватил в плен. Вскоре базилевс узнал, что один из его любимых военачальников очутился в плену у болгар и был ими казнен. В ответ Василий приказал ослепить всех болгарских пленных, а на каждую сотню дал одноглазого поводыря. Слепцы вернулись на родину, пришли под стены Охрида — тогдашней столицы Болгарского каганата. Увидев их, каган Самуил испытал сильнейший стресс и умер от инфаркта. И все же война продолжалась еще четыре года. Это сражались за свободу славяне. Они боялись, что власть византийцев-ромеев будет еще тяжелее, чем господство болгар. Всем было известно, что ромеи платили довольно высокие налоги в казну. Любая империя требует затрат на свое содержание. Болгары не хотели нести эти затраты.

Жители Болгарии сопротивлялись византийскому натиску. Лишь когда Василий II пообещал сохранить прежние вольности и низкое налогообложение, страна покорилась. Естественной границей Византии на Балканах стал Дунай. Вслед за болгарами Василий II покорил сербов, а хорватов поставил в зависимость. На Востоке византийцам подчинилась Армения. Византия превратилась в сильнейшее государство Европы и Ближнего Востока.

Население империи достигло 20 миллионов человек. Для сравнения — русичей в то время было всего 5 миллионов, а степняков от Дона до Дуная — полмиллиона. Василий умер во время подготовки к походу на Сицилию…

Казалось, Византия обрела покой и порядок. В городах и деревнях исправно трудился народ. Рубежи охраняли храбрые пограничники-акриты. Страна делилась фемы — военные округа, которые возглавляли стратеги. А в многочисленных монастырях за успех царей молились монахи. Этот порядок казался незыблемым.

Как же вышло, что в конце блистательно начавшегося XI века Ромейская империя едва не погибла? А главное почему?

Говорят, рыба гниет с головы. Это правильно. Историк не может уловить, когда начинается разложение низов. Зато он очень точно фиксирует разложение правящего слоя. Свидетельства об этом широко разбросаны в хрониках и мемуарах. Византия — не исключение. Преемники Василия II оказались в лучшем случае бездарностями, а в худшем — преступниками. Это неслучайно. Византия была уже немолодым этносом. Ей исполнилась тысяча лет, если считать со времени появления первых христианских общин. Приближалась старость, а с ней — «возрастные болезни». Дела империи покатились под гору.

2. Последние Македонцы

Наследником Василия II стал его брат Константин VIII (1025–1028) — развратник и пьяница. Ему было 65 лет. Он обожал бега, любил женщин, вино и долгое время не вмешивался в государственные дела.

Авторитет Константина в армии был ничтожен. Сразу после смерти Василия II этим решили воспользоваться землевладельцы и столичные бюрократы. Они задумали переворот. Но заговор вовремя пресекли «силы безопасности» — дворцовые соглядатаи. Начались аресты. Византийский историк Михаил Пселл пишет, что люди пострадали «несправедливо», но это не так. Константин просто вовремя отвел удар от себя. Заговорщики отправились в ссылку.

Затем поднялись пограничные офицеры восточных фем. Во главе заговора стоял амбициозный полководец Никифор Комнин, ветеран восточных кампаний Василия Болгаробойцы.

Здесь мы впервые встречаем представителя семьи Комнинов. Она происходила из местечка Комны во Фракии (ныне это территория Болгарии). Комнины — это удачливые помещики-стратиоты (слово переводится с греческого как «воин»). Таким помещикам давали землю за военную службу. Стратиоты нанимали батраков для обработки пашни, а сами шли сражаться за Византию. Система походила на ту, которая действовала в XV веке в Московской Руси, а стратиоты напоминали поместных дворян.

Некоторые стратиоты делали карьеру и становились крупными военачальниками. Такими были Комнины. Другие получали дары от базилевса, бросали военное дело и занимались хозяйством, юриспруденцией, иными доходными промыслами. По этому пути пошли представители другой знаменитой византийской фамилии — Дуки. Ну а большинство стратиотов оставалось серой массой людей, которые служили империи и ковали ее победы.

…В 1026 году Никифор Комнин командовал византийскими войсками в области Васпуракан в Армении. Он захотел свергнуть базилевса. В заговор были посвящены семеро византийских вельмож из числа крупных офицеров восточных армий, а также Георгий — правитель Абхазского царства на Кавказе. Однако путч не удался. Комнина и его соратников арестовали собственные солдаты. Хорошо информированный армянский хронист Аристакэс Ластивертци красочно описывает, как воины подрубили шатер, в котором совещались заговорщики, и захватили всех с поличным. Мятежников бросили в крепость. Разбирательство длилось целый год. Когда вину доказали, Никифор Комнин и семеро его соучастников подверглись ослеплению. Эта неудача вывела Комнинов из борьбы за власть на целую четверть века. У Никифора не осталось потомства. Будущие императоры Комнины происходили от брата Никифора — известного полководца Мануила Эротика, который был обязан своим возвышением Василию II.

Вскоре после этой расправы царь Константин VIII серьезно занемог. Когда стало ясно, что ему не выздороветь, возник вопрос о наследовании престола. У царя оставались три дочери — уже престарелые женщины. Иметь потомство они не могли. Белокурая Зоя славилась развратом и имела массу любовников. С ней переспал почти весь царский двор. Темноволосая строгая Феодора вообще не любила мужчин. Обезображенная оспой Евдокия ушла в монастырь и отказалась заниматься политикой.

Тогда Зою, которой было уже далеко за сорок, срочно выдали замуж за константинопольского эпарха (градоначальника) Романа Аргира. Этот человек происходил из греко-италийского рода Аргиров. Он вошел в историю как император Роман III (1028–1034). Вскоре после свадьбы дочери Константин VIII умер.

Роман III имел массу недостатков. Он был стар, бездарен и, как сказали бы мы сейчас, не соответствовал занимаемой должности. Больше всего новоиспеченный император хотел иметь ребенка от Зои, чтобы продолжить династию. Он увлекся колдовством, обвешал себя амулетами и окружил знахарями. Разумеется, это не помогло. Дворец превратился в пристанище экстрасенсов.

Удивительно, что империя, несмотря на присутствие такого лидера, оставалась сильна и даже несколько расширила границы. Один из ромейских полководцев, Георгий Маниак, захватил у арабов богатый город Эдессу на Евфрате. Правда, на этом внешнеполитические успехи кончились. Сам Роман потерпел неудачу в походе против сирийских арабов. Дела Византии постепенно стали приходить в упадок. Наконец император надоел Зое, она завела себе безродного, но красивого любовника Михаила родом из Пафлагонии. Царя отравили. После этого красавец любовник женился на Зое и стал императором. Он известен как Михаил IV Пафлагон (1034–1041). Новый царь окружил себя вороватой пафлагонской родней. Коррупция в столице достигла невероятных размеров.

Вскоре выяснилось, что молодой император серьезно болен. У него открылась тяжелая форма эпилепсии. Пафлагон перестал посещать жену и всюду ходил в сопровождении варяго-русской дружины. Как только у Михаила начинался приступ болезни, русы задергивали шторы трона или паланкина. А если инцидент случался во время ходьбы, заслоняли императора плотным строем. 

Ясно, что царь-инвалид править страной не мог. Византия катилась под гору, постепенно набирая скорость. Родня и приятели базилевса разворовали государственную казну. Возник дефицит бюджета. Чтобы справиться с ним, повысили налоги с болгар. Те восстали.

Видя безобразия властей, многие ромеи роптали. Случился заговор. К власти протянула руку столичная интеллигенция. Один ученый, Михаил Керулларий, посчитал, что государством управляют бездарно. Собравшиеся вокруг него вольнодумцы решили свергнуть Михаила IV. Новым императором должен был стать сам Керулларий. Но кто-то донес. Пресловутый Керулларий, чтобы спастись, был вынужден постричься в монахи. Он имел связи среди столичной бюрократии, а потому сделал блестящую церковную карьеру и быстро дослужился до патриаршего сана. Историки полагают, что это один из самых выдающихся византийских патриархов. Возможно, император бы из него получился не худший.

Византийцы довольно быстро разбили восставших болгар. Помогла измена. Византийский лазутчик — вельможа Алусиан — выколол глаза предводителю болгар Петру Деляну. Армия повстанцев распалась и потерпела поражение. Византийцы восстановили рубежи на Дунае.

Одновременно Ромейская империя пыталась вести другую войну — на Сицилии, где обосновались арабы и берберы. На этот фронт бросили лучшего полководца страны, Георгия Маниака. Но он имел неосторожность поссориться с императорским родичем, который командовал морскими силами Византии в Италии: без лишних разговоров Маниак избил фаворита. Естественно, последовал донос на храброго, но несдержанного генерала. По приказу императора Маниака арестовали. Это повлекло роковую цепочку событий.

В дружине Маниака служили пришельцы с далекого Севера — из французской Нормандии. Их звали норманнами. После ареста Георгия они взбунтовались и основали в Южной Италии несколько вольных баронств. Эти владения станут ядром будущего Королевства Обеих Сицилий, которое создадут норманны. Их борьба с византийцами за обладание этой чудесной страной продлится несколько десятилетий.

А Михаил IV, вдобавок к эпилепсии, заболел водянкой. Император опух. Пальцы рук и ног его так растолстели, что стали похожи на колбасу. Наконец он принял постриг и умер 10 декабря 1041 года. Царем стал его племянник Михаил V Калафат (1041–1042). Это прозвище означает «конопатчик» — тот, кто конопатит-смолит корабли. Отец императора — Стефан — начинал карьеру с этой простой работы. В юности Стефан женился на сестре Михаила Пафлагона. Брак оказался удачным. Когда Пафлагон стал императором, бывший конопатчик получил должность адмирала (друнгария флота). К слову, именно этого Стефана избил Маниак во время итальянской кампании.

Сын Стефана — Михаил Калафат — продержался на троне всего четыре месяца. Маниака он освободил из-под стражи и отправил с войском в Италию, потому что дела там были совсем плохи. Император пытался бороться с коррупцией. Отстранил почти всю родню, хотел оздоровить финансы и выступил против богатых землевладельцев, которые разоряли свободные крестьянские общины. Это озлобило могущественных людей. Недовольные стали группироваться вокруг базилиссы Зои.

Тогда Михаил V предложил Зое постричься в монахини, что привело к бунту столичного люда. Пафлагонскую клику не любили в Константинополе. «Несогласные» получили великолепный повод для свержения непопулярного правительства.

— Не дадим в обиду нашу матушку Зою! — раздался клич на константинопольских площадях.

Мы, люди XXI века, достаточно насмотрелись на восстания и революции, чтобы не верить в народный порыв и стихию. Движение масс должен кто-то направлять и организовывать. Совершенно очевидно, что за спиной черни стояли богатые землевладельцы и бюрократы, действовавшие в своих интересах. Кроме того, армянский историк Аристакэс Ластивертци утверждает, что мятеж поддержали военные. Высшие офицеры, говорит Аристакэс, «подали сигнал» войскам, а затем «решительно насели» на императора: «мол, покажи нам нашу порфироносную императрицу». Народ участвовал в погромах позднее, уже после свержения Калафата.

А пока мятеж нарастал. «Все носились как бешеные, — вспоминает византийский ученый и политик Михаил Пселл, — их руки налились силой, глаза метали молнии». Калафат бежал из дворца, однако вскоре был настигнут и арестован. В апреле 1042 года императора ослепили. С попытками реформ было покончено. Вороватые чиновники укрепили позиции. Землевладельцы вновь отбирали у крестьян их наделы.

Власть поделили две сестры — Зоя и Феодора, последние представительницы угасавшей Македонской династии. Сестры были не похожи ни внешне, ни по характеру. Зоя — жизнерадостная, полненькая золотоволосая любительница секса и развлечений. Она была щедра, легкомысленна и не умела сосредоточиться. Феодора — долговязая, серьезная, скуповатая и деловитая дама. Она не любила мужчин и не хотела связать себя узами брака. Но женщинам, по тогдашним представлениям, править не полагалось. Тогда Феодора нашла для Зои подходящего недалекого мужа, а сама удержала реальную власть.

Так стал базилевсом Константин IX Мономах (1042–1056).

3. Шапка Мономаха

В молодости Константин IX был плейбой, красавец и спортсмен. Уже тогда он переспал с царевной Зоей. Характером обладал легким и беззаботным. Император поражал церковников масштабами разврата и кутежей. «Он всецело отдался яствам и питью и лишь умножал нечистоты», — пишет о Мономахе Аристакэс Ластивертци. Заниматься делами царь не любил. За него правила Феодора, причем плохо. Она окружила себя учеными и сократила расходы на армию. Такой пацифизм дорого обошелся империи. Военное сословие стратиотов — служилых людей — быстро разорялось. Его земли захватывали крупные помещики, ничем не обязанные государству. Мономах и Феодора пытались бороться с разорением стратиотов, но ничего не могли сделать, поскольку сами являлись частью высшего сословия и шли на уступки людям своего круга — земельным магнатам. Империя слабела.

Неприятности не заставили себя ждать. В Италии взбунтовался Георгий Маниак. Он был старым врагом Мономаха и претерпел от него когда-то массу обид. Воцарение Константина не сулило Маниаку ничего хорошего. Тогда он вздумал опередить события. Маниак провозгласил себя императором и высадился на Балканах. Навстречу ему выступила правительственная армия. Силы противников оказались равны, но кому-то должно было повезти. Повезло Мономаху. Восставший Маниак пал в сражении, а войско его разбежалось. Но бедствия лишь начинались.

В 1043 году на Ромейскую империю напали русичи. Поводом стало убийство русского купца греками на столичном рынке. Славянские ладьи дошли до Босфора. Их видели со стен Константинополя. Однако морское сражение выявило превосходство ромеев. Они сожгли флот врага «греческим огнем» — горючим материалом на основе нефти, секрет которого был впоследствии утрачен. 

Итак, мятежников и врагов удалось отбить. Больше хвастаться было нечем.

Единственным громким успехом ромеев стал захват последнего независимого армянского царства со столицей в Ани. Этот город имперцы взяли с помощью предательства. Последний анийский царь получил от ромеев земельный удел в Малой Азии.

Захват Ани и вообще Армении был ошибкой. Большая часть армян принадлежала к числу монофизитов. Это особый вариант христианства. Армяне считали православных еретиками. Православные — наоборот. Религиозные расхождения показывали несходство армян и греков. Или, как модно теперь говорить, демонстрировали национальную идентичность армян. Монофизиты встречали греков с нескрываемой ненавистью. Скоро они уже помогали туркам против византийцев. Господство Ромейской империи в Ани продолжалось всего несколько лет. Это были ненужные завоевания.

Слабость правительства и сокращение армии привели к восстанию балканских войск (1047). Его возглавил православный армянин Лев Торник. По-армянски эта фамилия означает «племянничек». Предки Торника происходили из армянской области Тарой, а служили под его началом славяне.

Мятежники едва не захватили столицу. Кое-как их удалось разбить и рассеять. Торник попал в плен и был ослеплен.

Бунт Льва Торника ослабил дунайскую границу. Этим тотчас воспользовались печенеги. Они напали на территорию империи. С большим трудом кочевников удалось отогнать за Дунай.

К тому времени умерла императрица Зоя (1050). Ей было уже за семьдесят. А вскоре после этого против Мономаха составил заговор начальник его варяжской гвардии Роман Бойла (1051). Крамолу раскрыли, но заговорщик даже не лишился должности. Неясно, что стояло за этой попыткой узурпации и была ли она вообще. Не исключено, что Бойлу оговорили византийские хронисты, написавшие об этих событиях. Обстановка при дворе становилась нервозной.

А в это время на востоке появился новый народ, враждебный ромеям, — турки-сельджуки. Они пришли из Туркмении. Сельджуки были родичами другого кочевого народа — печенегов, которые поселились тогда в Валахии. Оба народа приняли мусульманство. Против Византии они развернули джихад. 

Турки воевали на нескольких фронтах, и византийский фронт был в то время одним из главных.

Жестокие сражения, набеги, осады армянских городов сельджуками следовали друг за другом. Армяне-монофизиты встретили их как освободителей. В 1053 году сельджуки завладели византийской областью Васпуракан. Граница Ромейской империи была прорвана. Теперь бои развернулись в районе озера Ван. Они проходили с переменным успехом. Ромеям помогли православные грузины. Иногда врага удавалось отбить. Однако турки вели упорную войну. Каждый год их конница вторгалась в Армению. Отдельные отряды доходили до Кесарии в Малой Азии.

Сельджукский падишах Тогрул I захватил к тому времени Персию и Ирак. К нему постоянно стекались подкрепления из Туркмении. Кто-то из кочевников подчинялся Тогрулу, кто-то разбойничал на свой страх и риск. Для удобства мы будем звать воинов падишаха сельджуками, а независимых джигитов — туркменами.

В эти же годы новая опасность подстерегла Византию. На этот раз не военная, а духовная. В 1054 году грянул Великий раскол христианской церкви. Православие и католицизм навсегда разошлись.

Вопрос лежит вне нашей темы, лишь напомним канву событий. На византийском патриаршем престоле сидел тогда Михаил Керулларий. Тот самый, что за несколько лет до этого, будучи светским человеком, пытался захватить византийский престол. Керулларий приходился личным другом Мономаху. Из-за этого император и поставил его патриархом. Выбор оказался удачным.

В 1054 году Керулларий дал отпор римскому папе в его претензиях на мировое господство. Собственно, оба иерарха — римский и константинопольский — боролись за власть. Папа Лев IX (1049–1054) претендовал на две вещи. Первое: он требовал от патриарха признать верховную власть Рима. Второе: хотел наложить руку на доходы с церковных владений в Южной Италии. Но в эти годы Южная Италия входила в состав Византии. Претензии папы выглядели нелепо.

Первое время дипломатическая этика соблюдалась безукоризненно. Письма апостолика были написаны смиреннейшим языком. Керулларий до последнего пытался решить дело миром. Претензии Рима вежливо отвергались. Наконец папа не выдержал и попытался отлучить патриарха от Церкви. В ответ Керулларий сделал то же самое. Наступил церковный раскол между католиками и православными.^{1}

Можно долго спорить о том, кто виноват в расколе; патриарх или папа. Но спор неконструктивен. Подлинный смысл раскола вот в чем. Он окончательно разделил ромейский мир и Западную Европу — два супер-этноса, чуждых и даже враждебных друг другу. Это прекрасно понимали сами византийцы и европейцы. Это видели исследователи XIX века, а в XX веке логику событий блестяще раскрыл Лев Гумилев.

Западный суперэтнос подчинялся духовной власти папства. Духовными лидерами восточного суперэтноса сделались константинопольские патриархи. Так разделились католики-европейцы и православные-византийцы. Наиболее трагичны последствия этого были для славян. Раскол буквально разорвал славянское единство. Западные славяне сделались католиками, южные и восточные в основном сохранили верность православию. Пути родственных народов разошлись навсегда.

Вскоре Константин Мономах тяжело заболел. Причиной стало зимнее купание в первые дни 1055 года. Вероятно, император окунулся в воду после бани. Во время водной процедуры Мономах подхватил простуду и умер 11 января.

Царицей осталась Феодора — последняя из Македонской династии. Она была игрушкой в руках столичной бюрократии. Государство находилось в глубоком застое. Империей правили пожилые никчемные люди. Внешне Византия была сильна, а ее правительство декларировало идеалы социальной справедливости. Но государственный организм уже прогнил изнутри, а жизнь византийцев находилась в вопиющем противоречии с лозунгами. Стране требовалась перестройка.

4. Военный переворот

Недолгое время спустя императрица Феодора почувствовала приближение смерти. Старая базилисса скончалась в 1056 году.

Придворная клика ничего не хотела менять. Поэтому преемником Феодоры был избран очередной старик — патриций Михаил Стратиотик. Он стал компромиссной фигурой, которая должна была уладить конфликт между военными и бюрократами. Однако престарелый царь не справился со своей задачей. Правление Михаила VI Стратиотика (1056–1057) продолжалось недолго. Против него восстали военные из малоазийской армии. Главными среди них оказались двое влиятельных людей, приятели — Исаак Комнин и Константин Дука. Так на сцену опять вышла фамилия Комнинов.

Исаак приходился племянником Никифору Комнину, о котором мы рассказали выше. Больших богатств он не нажил на государевой службе. Хотя и не бедствовал. Все, что имелось у Исаака — авторитет, честное имя и харизма. Это был настоящий вояка.

Его друг Константин Дука обладал меньшим авторитетом, но большим богатством. Вероятно, он сделался спонсором акции по свержению императора.

Против Исаака выступили правительственные войска, но Комнин их разбил. К тому времени патриархом все еще был Михаил Керулларий — человек упрямый и волевой. Он перешел на сторону повстанцев и подбил городскую чернь на мятеж. Царский дворец был захвачен. Стратиотик попал под арест. Императора уговаривали постричься в монахи.

— Что мне готовит патриарх взамен оставляемого царства? — вопросил Стратиотик своих стражей.

— Царство Небесное, — был ответ.

Стратиотик поглядел на свои царские пурпурные башмаки и сказал:

— За них Михаил не продает благочестия.

После чего снял обувь и склонил голову для пострижения.

2 сентября 1057 года Исаак I Комнин (1057–1059) был торжественно провозглашен императором. Вторым лицом в государстве ненадолго сделался «финансовый директор» восстания — Константин Дука. Он получил высокий титул кесаря («цезаря»). Возможно, имелись договоренности, что именно Константин унаследует империю в случае смерти Исаака. Ведь у самого Комнина имелась только дочь, которая наследовать власть не могла. Однако вскоре эти договоренности будут нарушены: вожди недавнего восстания перессорятся.

Исаак I энергично взялся за государственное строительство. Он нашел дела в полном упадке. Казна опустела, разворованная Мономахом и его фаворитами. В столице процветали модные ученые и философы, которых прикормила Феодора. Воинов-стратиотов разоряли церковники и крупные землевладельцы. Но за церковников горой стоял патриарх, а за помещиков — Константин Дука. Они хотели переменить все, не меняя ничего. Даже из этого краткого перечисления проблем становится ясно, что царь Исаак очутился в сверхсложной ситуации. За внешним блеском державы скрывались тяжелые болезни и острые противоречия. Комнин остался один против всех.

В своей политике он опирался на армию, пытался восстановить разрушенное при Мономахе ополчение стратиотов и начал наступление на земельных магнатов. Атаковал он и церковных землевладельцев. Причина понятна: император хотел увеличить число воинов и налогоплательщиков. Этого ему не простили. Созрел заговор во главе со вчерашним товарищем — Константином Дукой.

А внешняя опасность уже стояла у порога. В 1058 году турецкий отряд захватил город Мелитену на востоке страны. Другими словами, турки пробили новую брешь в обороне ромеев. Впрочем, главная опасность крылась не снаружи, а внутри Византии. Царь поссорился с Константином Дукой и выслал его на Восток. Но прочие враги остались и плели интриги. Тем временем Исаак продолжал наступление на владения Церкви.

Византийская Церковь была странным явлением. Монахи жили при дворе, занимали государственные должности. Крупные монастыри насчитывали тысячи клириков. Помещики и стратиоты часто дарили земли церковникам, причем не всегда добровольно. Способов принуждения у клириков было много. Владения и богатства Церкви стремительно росли. Она представляла такую же опасность для власти, как храмовое хозяйство в каком-нибудь Древнем Египте. Налоги церковники не платили, в армии не служили. Словом, образовалось мощное сословие-паразит, чрезвычайно вредное для государства. Комнин стал конфисковывать монастырские земли в казну, оставляя монахам ровно столько, чтобы они могли прокормить себя. «Он задался целью вернуть в казну все, что она потеряла», — пишет русский историк Н. А. Скабаланович. Возник конфликт. Патриарх Керулларий забыл, что он патриот, и немедленно составил заговор против Исаака, но оказался разоблачен. Император сверг патриарха. В покои Керуллария вошли варяги-русы, арестовали владыку и увезли из столицы. Керулларий умер в изгнании. Это была вторая крупная победа Исаака Комнина после расправы с Дукой.

Враги притихли на какое-то время. Но они действовали!

Новый заговор организовал знаменитый Михаил Пселл — ученый» интриган, историк, чиновник. Крупный исследователь истории Византии Г. Острогорский справедливо пишет, что Пселл вообще не имел моральных принципов и ограничений в своей деятельности. К тому времени Михаил являлся монахом, но жил придворной жизнью со всеми ее кознями и коллизиями. Ученый монах имел большие богатства и обширные связи в высших кругах империи. Его симпатии были на стороне врагов Исаака — земельных магнатов.

По меткому выражению Н. А. Скабалановича, Пселл представлял собой «ходячую энциклопедию». Он втерся в доверие к Исааку: восполнял пробелы в императорском образовании и учил придворным манерам. Кроме того, Пселл в свое время принял деятельное участие в интриге по возведению Исаака на трон. За это император назначил его проэдром синклита (то есть председателем сената). Для тогдашней Византии не было ничего необычного в том, что столь высокую гражданскую должность занял монах. Монашество не всегда предполагало уход от мирской деятельности.

Сделавшись «председателем», Пселл не утратил вкуса к интригам. Комнина он презирал, как и всех военных. Считал, что царь уделяет недостаточно внимания ученым — риторам, философам, книгочеям. Пселл мечтал о другом правителе — вроде Константина Дуки. Константин был образован и симпатизировал ученым пустозвонам. Пселл тайно снесся с Дукой. С его помощью председатель сената хотел вернуть времена всеобщего разгильдяйства, взяточничества и процветания словесных наук. Случай для этого скоро представился.

Исаак Комнин приболел. Пселл взялся лечить его. Председатель сената действовал так искусно, что убедил Исаака: болезнь смертельна. Придворные заставили императора постричься в монахи, а на трон возвели возвращенного из ссылки Константина Дуку — ставленника латифундистов. Произошел тихий переворот. Комнинов отстранили от власти.

Вскоре Исаак скончался (1060). Его жену и дочь тоже постригли. Род храброго полководца угас. Так завершилась вторая попытка Комнинов прийти во власть. 

Однако у Исаака остался брат, Иоанн Комнин. Постепенно он выдвинулся и попал в число первых людей империи. Его старший сын Мануил через несколько лет уже командовал армией. Это было немало. Семья вошла в число избранных. Такова оказалась плата за лояльность по отношению к Дукам. Был среди сыновей Иоанна и двенадцатилетний Алексей Комнин. Тогда никому не могло прийти в голову, что этот мальчик впоследствии станет царем Византии.

Но продолжим рассказ о распаде империи.

5. Счастливая бездарность и герой, которого предали

Император Константин X Дука (1059–1067) претендовал на то, чтобы быть справедливым. То есть проводил политику лавирования между общественными силами, с которыми Исаак враждовал. Земельные конфискации прекратились. Магнаты и Церковь наращивали богатства за счет разорения крестьянских общин. Император смотрел на это сквозь пальцы.

Особую прелесть Дука находил в занятиях юриспруденцией, а своего сына вообще воспитал кабинетной крысой, не интересовавшейся ничем, кроме наук. Законы при Константине смягчились. Но не для всех. Речь шла о поблажках знати и бюрократии. Стратиоты быстро беднели и продавали свои наделы.

Вскоре выяснилось, что Константин X — приверженец бездефицитного бюджета. Он еще раньше прославился как мастер налоговых сборов и адепт сбалансированной финансовой политики. Теперь подданные ощутили размах катастрофы на собственной шкуре. Государству не хватало денег из-за постоянного сокращения числа налогоплательщиков: они разорялись, а магнаты и церковники уклонялись от платежей.

Константин Дука стал экономить на государственных расходах. Это не значит, что столичные чиновники отказались от роскоши, привилегий, воровства из государственного бюджета, представительских расходов и комфортных условий работы. Пострадала армия. Дука сокращал ее, как мог, экономил на зарплате и довольствии военным. В результате — довел армейские дела до кризиса. Император готовил гибель империи.

«Справедливый суд» быстро начал давать сбои. При восшествии на престол Дука отменил смертную казнь. Этот фальшивый гуманизм привел к тому, что преступники почувствовали безнаказанность, а законопослушные граждане утратили чувство покоя и защищенности. Возникла абсурдная ситуация: жизнь законопослушного гражданина ценилась ниже, чем жизнь убийцы. Преступник мог спокойно убить любого византийца. Но сохранял свою жизнь при любом раскладе, кроме самосуда.

Развилось сутяжничество. Все судились со всеми. Юристы процветали. Законность падала. Как известно, эффективна лишь та юридическая система, при которой законы просты и немногочисленны. Если их штампуют по полторы тысячи в год, — процветают юристы. То есть профессионалы, которые умеют найти брешь в громоздком законодательстве. Чтобы заставить работать «неправильные» законы, возник соблазн написать побольше «правильных». Это еще сильнее перегрузило юридическую систему.

Любопытно, что против бездарного императора почти не было заговоров. Лишь в 1060 году какие-то патриоты пытались арестовать его. Но случай спас государя. Он избежал опасности, а заговорщики скрылись.

Между тем поражения на фронтах следовали одно за другим. Норманны прочно обосновались в Южной Италии и расширили свои владения. В 1060 году их предводитель Роберт Гвискар захватил почти всю Апулию. Он провозгласил себя герцогом Апулийским. Опорой византийцев в регионе остался город Бари, который ромеи еще удерживали. Но вражеское кольцо смыкалось вокруг него.

На Балканах отпала Хорватия, отделилась Сербия, в которой возникли два государства — одно на севере, другое на юге. В 1064 году венгры захватили и разграбили Белград. На Нижнем Дунае угрожающе вели себя печенеги.

В Малой Азии перешли в наступление турки-сельджуки. Их падишахом сделался энергичный Алп-Арслан (1063–1072), племянник Тогрула. Сельджукские отряды захватили Ани. Армяне-монофизиты приветствовали турок как освободителей. Греков и православных армян безжалостно убивали. Это была расплата за былые ошибки византийских императоров, которые когда-то присоединили Армению, вместо того чтобы добить мусульман. А ведь правильный выбор стратегического удара мог изменить всю историю Византии…

Такова была обстановка, когда Дука тяжело заболел. Его болезнь продолжалась семь месяцев. Наконец император-юрист скончался в 1067 году.

Перед смертью Константин X взял письменную клятву с сенаторов, что они сохранят верность его детям — Михаилу, Андронику, Константину. Жена царя, красавица Евдокия, дала со своей стороны подписку, что больше не выйдет замуж. Дука боялся: если у его сыновей появится отчим, то отберет престол.

Однако в столице образовалась патриотическая партия. К ней принадлежал новый патриарх — Иоанн Ксифилин (1066–1075). Патриоты считали, что нужно подобрать энергичного военного в мужья царице Евдокии, дабы спасти страну.

Патриоты нашли сильного лидера. Это был полководец Роман Диоген, родом из Каппадокии. Его отец Константин когда-то участвовал в антиправительственном заговоре, был арестован и посажен в крепость, бросился со стены и разбился насмерть. Роман достиг большего. Его женили на царице. Диоген обрел власть. Позднее историки сочинили романтический рассказ о том, как Евдокия влюбилась в молодого полководца Романа, заподозренного в антиправительственном заговоре, и вместо темницы повела его под венец.

Роман IV Диоген (1068–1071) был одним из немногих дельных императоров на престоле в Византии той эпохи. За ним стояли военные. Как в свое время и за Исааком Комнином. Это была вторая попытка служилых провинциальных дворян переустроить империю. Но это переустройство нужно было произвести за счет других социальных групп — старой аристократии, Церкви, интеллигенции, столичных бюрократов. Церковников Роман не трогал. А вот знатные роды, бюрократию, интеллигентов быстро восстановил против себя. Его детищем была армия. Туда и направлялись ресурсы. Это не устраивало людей, кормившихся за счет имперского пирога. Впоследствии Алексей Комнин учтет ошибки Диогена и возьмется задело по-своему.

А пока — дела Византии шли все хуже и хуже.

На западном фронте норманны атаковали Бари (1068) — последний оплот византийцев в Италии. Город пал после трехлетней осады. Ответить было нечем. Возникла угроза балканским владениям Византии. К счастью, отряды норманнских баронов не спешили с вторжением на Балканы. Они высадились на острове Сицилия, чтобы отвоевать его для себя. Островом владели арабы и берберы. Мусульмане отчаянно сопротивлялись норманнам. Византийцы получили отсрочку.

На восточном направлении было еще хуже. Турки опустошили Каппадокию и вторглись в Анатолию. Требовалось срочно остановить натиск врага. Роман IV совершил несколько походов на восток, однако в 1071 году был разбит турецким падишахом Алп-Арсланом в большой битве при Манцикерте. Причиной поражения стало предательство. Роман слишком доверился семейству Дук. Племянник покойного Константина X, Андроник Дука^{2}, командовал гвардией в этой битве. Это назначение оказалось роковым и для Диогена, и для всей империи. В разгар сражения Андроник бежал со своим полком и объявил, что император погиб. Ромейскую армию охватила паника. Турки устроили резню бегущих ромеев. Роман IV попал в плен. Это была катастрофа.

6. Крах империи

После битвы при Манцикерте никто в Византии не понял, что гибель близка. Поражение казалось тяжелым, но не критическим. Большая часть византийской армии все-таки вышла из боя и сохранила порядок. Но в современной исторической науке Манцикерт считается крахом Византии. Правильно ли это? Да. Просто развал начался не на фронтах империи, а в головах ее руководителей.

Царь Роман IV очутился в плену. Алп-Арслан обошелся с ним вежливо и отпустил за большой выкуп. Но, обретя свободу, Роман внезапно обнаружил, что в Константинополе против него поднят мятеж. Власть захватила клика Дук во главе с кесарем Иоанном. Их поддержал «председатель сената» Пселл. Заговорщики возвели на престол сына Константина Дуки — Михаила VII (1071–1077).

Роман Диоген пробовал сопротивляться. Он планировал взять Константинополь и расправиться с Дуками. В стране разгорелась короткая и кровавая гражданская война, причем Алп-Арслан помог Диогену. Тем не менее Роман проиграл. Его схватили, а императрицу Евдокию отправили в монастырь.

По инициативе Дук и примкнувшего Пселла экс-император был ослеплен. Процедуру ослепления осуществлял палач-еврей. Он варварски выжег глаза Роману. Экзекуция оказалась столь мучительной, что вскоре Диоген умер. Перед смертью Романа Пселл успел написать ему издевательское письмо, в котором имел достаточно цинизма рассуждать о превратностях судьбы и о своих сожалениях по поводу того, что Диогену выжгли глаза. Это письмо — образец наглого глумления чиновника над храбрым и деловитым политиком.

Неожиданно выяснилось, что никто не знает, как управлять страной. Двадцатилетний базилевс Михаил VII был милейший человек, судя по описанию Пселла: читал ученые книги, писал стихи. Но в то же время этот задумчивый и как бы заторможенный юноша оказался совершенно неспособен управлять. Воровство и беспредел в стране достигают пика.

Пселл тоже проявил себя полной бездарностью как правитель и организатор. Этот книжник был погружен в изучение древних философов и сочинение литературных трактатов. Пик его возможностей — удачная придворная интрига. На этом поприще Пселл сделал себе имя и состояние. Совершать тяжкую работу по управлению страной он не мог. Неспособными оказались и родственники императора — Дуки. Наконец подыскали какого-то евнуха-финансиста. Его звали уменьшительно-ласкательным именем Никифорица. Этот специалист кое-как сумел свести концы с концами в финансовой политике. Но отстранил Дук от власти.

Иногда шаги Никифорицы по управлению экономикой называют «смелыми». С этой оценкой нельзя согласиться. Хотя — смотря что мы понимаем под смелостью. Если порча и обесценение денег, разворовывание государственной казны, назначение на высшие должности по блату, развал армии, разрушение хозяйственных связей и старых имперских корпораций, утрата внешних завоеваний, обезземеливание крестьян и обогащение горстки проходимцев из правительства — если все это смелость, тогда Никифорица был не просто смел. Он был отважен. Но если разрушение страны называть своим именем, «смелые реформы» воровского правительства немедленно попадают в разряд государственных преступлений.

Пселл и Никифорица придумали девальвировать валюту. В результате возник рост цен. Вдобавок произошел неурожай. До девальвации за одну номизму (монету в 4, 45 г золота) можно было купить медимн хлеба (примерно 52 литры). А после денежной реформы — только четверть медимна. В ответ греки прозвали своего императора Михаил Парапинак. В буквальном переводе — «вор четвертой части». Адаптировать царскую кличку для русского читателя можно по-разному. Это Михаил «Без-четверти-вор» или Михаил «Четвертак». Над молодым инфантильным правителем откровенно смеялись. Престиж власти упал в стране до нижней точки. Народ бедствовал, столичные круги искали национальную идею и разворовывали бюджет. Внешние враги растаскивали провинции.

На Западе Южная Италия была потеряна окончательно. Там хозяйничали норманны. Хорваты приняли латинское богослужение и навсегда отпали от Византии (1071).^{3}

Сербы остались в орбите влияния Ромейской империи, но никогда не были покорными вассалами. Это скорее друзья-враги из одной семьи.

В 1072 году против Византии восстали болгары. Их поддержали южные сербы. Сербский принц Константин Бодин стал болгарским царем.

Против восставших выступил византийский полководец Никифор Вриенний Старший. Он разгромил болгар и взял в плен Бодина. Пленника отправили в далекую Антиохию (впрочем, скоро он бежал оттуда на венецианском корабле). Казалось, византийцам удалось взять ситуацию под контроль.

Но Михаилу «Без-четверти-вору» и его бездарному правительству категорически не везло. На Балканы вторглись мусульмане-печенеги. Они дошли до стен Константинополя и вернулись за Дунай с огромной добычей. Балканский джихад удался. На востоке активизировались соплеменники печенегов — турки. Их падишах Алп-Арслан погиб в Средней Азии, но вольные туркмены возобновили нападения на Византию.

Неприятель подступал со всех сторон. А император Михаил «Без-четверти-вор» сидел во дворце, изучал древних философов и писал стихи вместе с Михаилом Пселлом, в то время как Никифорица обогащался за счет населения быстро сокращавшейся в размерах Ромейской империи. Тогда начались бунты военачальников в разных частях государства. Византийские полководцы схватились между собой в тот момент, когда это было особенно опасно для судьбы страны. Скоро Византия распалась на несколько враждующих частей.

Так за полвека роскошное наследие Македонской династии было растрачено, а сама империя словно сорвалась с обрыва и летела в пропасть. 

Именно тогда, в обстановке всеобщего хаоса и мятежей, начал карьеру молодой человек из знатной фамилии Комнинов. Он был племянником императора Исаака I. Звали юношу Алексей.

1. Кто есть кто

А теперь остановимся и зададимся вопросом: что произошло в Византии за эти полвека? Каков смысл постоянных попыток переворотов? Кто стоял за спиной заговорщиков? Почему некие силы раз за разом пытались свергнуть императоров? Кто подстрекал константинопольскую чернь на мятежи? Почему сами императоры в конце концов изменились и стали проводить антигосударственную политику — словно заговорщики победили и растворили в себе имперскую власть? А самое главное: в чьих интересах базилевсы проводили эту политику? Слишком много вопросов, которые требуют ответов.^{4}

Обычно считается, что в Византии того времени боролись за власть феодальные группировки. Мнение это спорно. Оно ничего не объясняет. Для начала выясним: был ли вообще в Византии феодализм?

Традиционное мнение, восторжествовавшее в исторической науке, состоит в том, что XI век — это мировое господство феодальной формации. Так ли это? Очевидно, нет. 

Гипотезу о последовательной смене социальных формаций придумали в XIX веке французские историки-позитивисты. Впоследствии эту теорию усвоил марксизм. Из нее следовало, что в начале новой эры господствующим строем на Земле было рабовладение. За ним последовал феодализм. Его сменил капитализм. Сегодня считается, что это наиболее «прогрессивный» строй, и он преобладает на планете. Думаю, нет нужды доказывать, что это полная чепуха. Мир устроен гораздо сложнее.

Например, феодализм в XI веке охватывал только Западную Европу. В Америке преобладал первобытный «коммунизм», а кое-где на континенте появлялись рабовладельческие города-государства. До рождения ацтеков с их военной монархией и инков с их «социализмом» оставалось два-три века.

В Китае властвовала бюрократия. Никаких феодалов не было и в помине. В Великой степи господствовали родовые отношения. То же и на Руси. Это показал С. М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен», за что его сильно ругали марксистские историки. Правда, элементы феодальных отношений у русичей все же были. Отрицать это глупо. В том же направлении (к феодализму) постепенно дрейфовала и Византия. Но путь этот был неочевиден и очень мучителен для византийцев.

Так чем же отличалась социальная система Ромейской империи от устройства стран Запада?

Европейцы считали Романию страной всеобщего рабства. Примерно, как сейчас капиталистические лидеры называют диктаторами всех, кто не хочет играть по их правилам. За тысячу лет мало что изменилось в сознании западноевропейских правителей.

В действительности все складывалось с точностью до наоборот. Подавляющее большинство населения Западной Европы составляли запуганные и подневольные крепостные рабы. Над ними возвышалась горстка духовных и светских феодалов. Свободными оставались жители немноголюдных городков, вроде Лондона, Парижа и Рима, да еще купцы. В отличие от Византии, Запад в XI веке был миром всеобщего рабства, культурной дикости, политического хаоса и сотен мелких феодальных тиранов, которые могли вытворять со своими крепостными все, что угодно. Но Запад был моложе Византии, а потому пережил ее. Оттого история Ромейской империи дошла до нас в интерпретации западных авторов, которые видели все иначе, чем мы сегодня или византийцы — вчера. 

Взгляд этот парадоксален, поэтому уточним еще раз. Основой западного мира была частная собственность на землю. Однако собственниками являлись не все. Землей обладали феодалы-аристократы, которым повезло родиться в замке, а не в крестьянском доме. Господами оставался узкий слой — герцоги, графы, бароны. Они жили в свое удовольствие, никому не подчинялись и даже бунтовали против своих королей. Вот это и называлось «свобода». Тем не менее феодалы Запада имели наглость указывать на Византию как на страну рабов.

В действительности Византия развивалась по-своему. В первые века новой эры здесь господствовали римские законы и общественные порядки. Землей владели латифундисты. Они сажали на участки рабов или крепостных — колонов. Но эта система рухнула в результате варварских нашествий. Восточные провинции Византии захватили арабы. Балканы, опустевшие в результате войн и мятежей, заселили славяне. Эти завоеватели похоронили прежний уклад. Славяне установили общинную систему, когда земля находилась в коллективном пользовании, а обрабатывали ее лично свободные крестьяне. При этом верховным собственником земли считалось государство (не император). Византия преобразилась.

Изменились системные связи внутри империи. Прежняя римская знать была выбита в результате войн или попросту выродилась. Новые чиновники Византии оказались выходцами из варваров или окраинных народов. Их объединяла не национальная принадлежность, а религия: православие. Любой православный мог сделать карьеру. Ее одинаково успешно делали славяне, армяне, грузины, булгары… Императорские династии тоже выдвигались из маргинальных этносов — исавры и армяне чередовались во власти. Государственным языком стал греческий, а государственной религией — ортодоксальное (буквально: православное) христианство. Юридически все граждане империи считались ромеями — римлянами. Это была страна лично свободных людей, которые подчинялись императору. Каждый занимал свое место, и все несли службу.

Постепенно сложилась система, которая напоминала систему позднейшей Московской Руси, созданной, в общем-то, по образцу Византии.

Это не значит, что мы идеализируем Ромейскую империю. Мы просто пытаемся показать, что она была не похожа на Западную Европу. У нее были свои недостатки и масса социальных болезней. Но эти болезни были совсем не похожи на те, которыми болела Европа. 

В период Македонской династии в империи существовала сильная государственная власть. Государство противостояло знати. Базилевс выступал верховным арбитром — «блюстителем правды», если выражаться языком православия. Идеалом было относительное равенство возможностей и имущества. Правительство никому не давало обогащаться. Купцов загоняли в корпорации, то есть сообщества, цехи, деятельность которых жестко регламентировалась законодательством. Сверхприбыли торговцев ограничивали налогами. В сельской местности властные органы защищали крестьянскую общину от местных «кулаков», которые хотели отобрать общинные земли. Верховная власть выступала в качестве регулятора: принимала тарифы, ограничивала аппетиты предпринимателей, могла принудительно снижать цены на любые товары — например, на хлеб в период голода. Случалось, государство проводило принудительные закупки — скажем, для военных нужд. Регламентировалось качество товаров, вырабатывался единый стандарт. То есть существовало нечто вроде госприемки. Долгое время византийские изделия были эталоном качества во всем мире. Примерно, как немецкая продукция в наше время. Но ничего вечного нет. Со временем стройная византийская корпоративная система стала давать сбои, и качество ромейских товаров ухудшилось. Безусловно, такой упадок ждет любую систему — немецкую, русскую, китайскую, американскую. Любой организм стареет и изнашивается, будь это биологическая система под названием «человек» или целое общество. Законы жизни и смерти необратимы. Финал любой системы — смерть. Но умереть можно по-разному: героически или тихо. А кроме того, не все равно, как ты умрешь: в одиночестве или оставив после себя наследника.

Византийская цивилизация постепенно менялась, причем не в лучшую сторону. Общество постепенно разъедало неравенство, как ржавчина ест железо. Императоры не были революционерами. Их система базировалась на частной собственности. Держава была устроена в меру понимания действительности чиновниками и царями. Но такой порядок медленно загнивал, поскольку любой общественный строй требует постоянного совершенствования. Противоречия нарастали. «Кулаки» приобретали богатства и становились уважаемыми людьми — землевладельцами. Преуспевающие чиновники тоже стремились вложить деньги в земельные участки. Рождался новый класс — земельной аристократии. Но она была неполноправна. Византийские помещики завидовали западным рыцарям, которые пользовались в своих владениях абсолютной свободой, плевали на королей и устраивали между собой частные войны. Может быть, стремление к феодализму и не было бы смертельным у другого, более молодого и пластичного этноса. Но Византия старела. Ее история насчитывала чуть ли не тысячу лет. Появление сословия земельных аристократов таило смертельную опасность. Аристократы постоянно интриговали против императоров и пытались захватить власть. Те отвечали «необоснованными репрессиями». Именно в этой борьбе — причина половины заговоров и переворотов, описанных выше. Кроме того, помещики присваивали земли у общины и у стратиотов, а это лишало империю налогов и воинов. И самое главное — ставило перед правительством практически неразрешимые задачи: с одной стороны, сохранить общину; с другой — договориться с землевладельцами.

Верховным правителем Византии был базилевс (император). Он отвечал за оборону страны и ее развитие. По сути, это был пожизненный президент. Закон о престолонаследии в Византии отсутствовал. Теоретически каждый гражданин мог стать базилевсом. В этом — еще одна из причин многочисленных заговоров с целью захвата престола. Хорошо это или плохо — другой вопрос. Но это был способ византийской системы выживать и изменяться. Чтобы усидеть на престоле, император должен был постоянно лавировать между интересами разных групп. Самой сильной из них была столичная бюрократия. Самой многочисленной — крестьянство. А ведь были еще провинциальные помещики и военные, Церковь… Все они жаждали усилить свое влияние и свои богатства. Поддержать их император мог только за счет крестьян.

Крестьяне были опорой Византии. Они оставались лично свободны и жили общинами. Впрочем, это не спасало их от постоянных рывков от бедности к достатку и наоборот. Понять это легко, сравнив ситуацию с жизнью русского крестьянина в сельской общине во времена монархии Романовых. Достаток деревенского труженика зависел от урожая, количества трудоспособных детей, отсутствия стихийных бедствий, от войн и произвола чиновников. Без государственной поддержки община уцелеть не могла.

Много трудоспособных детей — много рабочих рук. Семья процветает. Дети выросли и отделились — родители начинают бедствовать. Вспыхнула война — часть детей отдали в солдаты, в это время саранча уничтожила урожай; пришла бедность. Иногда целые общины разорялись. Тогда византийскому крестьянину оставалось идти в город, в монастырь, наниматься батраком к более удачливым земледельцам или помещикам. Так появился деревенский пролетариат. Эти люди были лично свободны, однако вынуждены зарабатывать наемным трудом. Была для разорившихся крестьян еще одна дорога — в монастыри. Впрочем, Церковь в Византии — отдельная тема.

2. Польза и вред церкви

Начнем с того, что Церковь понимали тогда совсем не так, как в наше время. На заре христианства она объединяла все общество. Так было в эпоху Константина Великого. Священники считались скорее наставниками, лучшими людьми христианской общины. И конечно, богословами, но не высшей кастой. Делами богословия могли заниматься также миряне.

Впоследствии функции Церкви изменились. Епископы присвоили себе исключительное право толкования церковных канонов. Это было справедливо. Иначе империя погибла бы из-за того, что каждый толкует религиозные книги по-своему. Христиане просто уничтожили бы друг друга. Примеры ересей, которые разъедали Ромейскую империю, наглядно подтверждают это. Достаточно вспомнить монофизитов, которые сдали Египет мусульманам в VII веке, а Армению — в XI-м, только бы не подчиняться православным императорам. Другие еретики — несториане — проделали похожую операцию с Сирией.

Православная Церковь приносила обществу некоторую пользу. Церковники играли роль психотерапевтов и вообще врачей. К ним обращались за утешением, многие монахи являлись неплохими лекарями. Кроме того, церковники постепенно накопили громадные богатства — стабилизационный страховой фонд страны. Позже мы увидим, что Алексей Комнин возьмет взаймы из этого фонда деньги для восстановления армии. Наконец, Церковь помогала государству решать проблему социального обеспечения обездоленных. Приюты для беспризорников, пособия убогим — все это создавала Церковь. Но этим же занималось и государство. Ведь это было одной из его обязанностей. А для клириков это оставалось скорее добровольным делом. Они могли давать приют, а могли и нет. Но вот чем они точно занимались — так это стяжанием благ земных. Принимали дары, пожертвования, а зачастую вымогали богатства и земли. Растущее благосостояние Церкви на фоне обнищания государства постепенно принимало скандальный характер. 

Первые столкновения между церковниками и императорами случились во времена иконоборцев.

Иконоборческие императоры удерживали власть в Византии в течение VIII и первой половины IX века. Историки до сих пор спорят о том, что стояло за иконоборческой политикой. Например, классик русского византинизма Федор Успенский сравнивает время иконоборцев с Реформацией в Европе. Если сравнивать фазы этногенеза, эпохи действительно очень похожи. Запад периода Реформации и Византия в VIII веке переживали фазу надлома. Количество пассионариев резко снизилось. Произошел раскол этнического поля. Но социальное и этническое развитие — разные вещи. Основная идея Реформации — отобрать богатства у Церкви. В Византии этого не было! А что же было? Ученые до сих пор ломают копья, но не могут найти ответ. Думается, происходила борьба государственников-императоров с сословием-паразитом. Церковники не платили налоги. Государство теряло громадные деньги. Церковники не служили в армии. Следовательно, являлись обузой для общества. А по мысли императоров-иконоборцев, служить полагалось всем. Базилев-сы хотели пополнить армию солдатами, а казну — деньгами. Именно поэтому мы постоянно встречаем случаи мобилизации церковников в войско и яростные нападки иконоборцев на монашество. Но о секуляризации церковной земли речь не шла.

Вторая волна иконоборчества возникла в IX веке. Любопытно, что императоры в это время не очень-то выступали против икон. Но монахов они желали видеть в армии и в обществе как исправных солдат и налогоплательщиков. Это и только это стало смыслом политики иконоборческих императоров. Вероятно, они просто отлавливали дезертиров, которые надевали рясы и «косили» от армии в тяжелую эпоху надлома, когда арабы и дунайские булгары взяли Византию в клещи.

Иконоборцев сменила православная Македонская династия. При ней церковные страсти улеглись. Восторжествовала средняя линия. Монахов и иконы больше не трогали. Но сами монахи стали гораздо активнее участвовать в жизни общества.

Церковь несколько обособилась, но не отделилась. Монахи часто состояли на государственной службе и были финансистами, философами, управляющими. Для Византии это являлось обычной практикой. Например, в 1040 году монах и к тому же евнух Иоанн Орфанотроф стал главой правительства. Монахом был знаменитый ученый интриган Михаил Пселл — ректор константинопольского университета, а затем — председатель сената. Трудно представить, что верхнюю палату современного российского парламента возглавил бы монах. Или что евнух-монах назначен российским премьером. А для византийцев светская карьера монахов была обычной практикой. Лишь одно запрещалось церковникам — сражаться. Считалось, что они приносят «жертву бескровную» и замаливают грехи мирян. Церковь давала возможность укрыться от политических преследований и переменить карьеру. Пример тому — упоминавшийся в первой главе Михаил Керулларий, который из политического диссидента превратился в патриарха Константинопольского. Уйдя в монахи, спасся от гонений все тот же ученый Михаил Пселл (в миру Константин). Пересидев смутное время и тяготясь монашеской жизнью, Пселл вернулся ко двору, где сделал карьеру, оставаясь монахом.

Но как только цари-иконоборцы ушли в прошлое и гонения на церковников прекратились, вернулась старая опасность. Церковь понемногу превращалась в крупнейшего землевладельца. А потому становилась центром оппозиции по отношению к государственникам-императорам. Епископы захватывали крестьянские земли, а значит — становились противниками базилевсов. Церковь постепенно сомкнулась с представителями земельной аристократии. Но мы должны задаться вопросом: откуда появилась эта аристократия? Может быть, ее породили сами императоры, раздавая земли удачливым чиновникам и создавая нетитулованную знать? На этот вопрос нужно ответить отрицательно. Чиновничье землевладение было не очень большим. Образование аристократии шло другим путем. Чтобы понять этот процесс, мы должны подробнее рассмотреть сословие стратиотов.

3. Стратиотское ополчение

Опорой страны и армии в Византии было ополчение стратиотов. Однако к середине XI века оно приходит в упадок.

Кто такие стратиоты, и как они возникли? Повторимся: в героическую эпоху императоров-иконоборцев ромеям удалось отбиться от внешних врагов только потому, что античная имперская система рухнула, рабство отмерло, прежние бюрократы потеряли работу, крупные латифундисты погибли или разорились. Их место заняла свободная крестьянская община. Для ее защиты императоры создали военные округа — фемы. 

В них формировалось ополчение стратиотов. Возникла интереснейшая система.

Стратиоты — это люди, обязанные империи военной службой. За службу они получали земельные наделы разного качества. Но трудились на них, конечно, не сами. Стратиоты нанимали слуг или поденщиков, которые обрабатывали землю. А сами — тренировались и воевали. В мирное время — кормились со своих земельных участков. В военное — получали жалованье. Среди них были стратиоты-офицеры. Они получали больше денег, имели участки земли побогаче. Обширные земельные наделы были также у катафрактов. Это что-то вроде рыцарской кавалерии, когда всадник и конь закованы в панцири. Чтобы вооружить и подготовить такого всадника, требовалось много земли. Тем более что вооружались стратиоты за свой счет.

Следующий класс — тяжелая пехота. Обычно таких воинов собственно и называли стратиотами. Они были рассредоточены во всех фемах, а на границе с Арменией даже несли постоянную службу, потому что эта страна была наиболее беспокойной. Наконец, самые скромные участки земли имелись у моряков. Ибо вооружение у них было легкое и дешевое, а корабли строило государство.

Такую систему нельзя назвать всеобщей воинской повинностью, потому что служили не все. Большая часть народа кормила армию. В свою очередь, профессиональная армия защищала народ. XI век — это вообще время профессиональных армий, потому что от простолюдинов толку в бою немного. Люди XX века привыкли к другой системе — всеобщей воинской повинности, когда воюет «вооруженный народ». Такая система возникла после Великой французской революции, но продержалась недолго, всего двести лет. Сейчас мы видим обратный переход к профессиональным армиям, потому что вооружение становится все сложнее, и массовый человек пользоваться им не может.

Армия профессионалов всегда невелика. В Византии одна фема могла выставить три-четыре тысячи воинов. Всего фем в лучшие времена имелось около сорока. То есть стратиотское ополчение составляло 120–160 тысяч человек. Это не полевая армия. Часть войск приходилось оставлять для охраны границ и для гарнизонов. Часть — для войны на море. Учитывая, что византийцы постоянно воевали не менее чем на двух фронтах, численность армии на одном театре военных действий могла насчитывать не более 60 тысяч солдат, включая наемников и союзников. Часто войск было гораздо меньше. Легенды о громадных византийских армиях, встречающиеся в литературе, — не более чем выдумка. В основном мы находим их в западных хрониках. Зато в византийских летописях говорится, в свою очередь, о сотнях тысяч рыцарей, воевавших на полях сражений Европы. Запад и Восток издали казались друг другу гигантами. Они не понимали один другого и сочиняли мифы.

Вернемся к стратиотам и системе наделов. Мы уже говорили, что эту систему можно сравнить с московской времен первых царей. Государственная земля находилась «в службе». Она делилась на поместья разной ценности. Кормившиеся с нее помещики сражались за царя и Отечество. Вольные крестьяне в свою очередь служили помещикам. Следовательно, стратиотов можно сравнить с московскими дворянами.^{5}

В XI веке в Византии постепенно усиливалось неравенство. Самое главное, что расслоение началось среди самих стратиотов. Некоторые из них выделялись среди остальных, получали военные титулы, пожалования, наместничества. Естественно, они укрупняли свои наделы за счет крестьянской общины и своих менее удачливых коллег-военных. А кроме того, стремились превратить поместья в вотчины. Разница очевидна. Поместье — то, что стратиот получал за службу. Служба прекратилось — вдове и детям государство выделяет долю для кормления, а остальная земля опять поступает в службу. Вотчина — дело другое. Это наследственный участок земли, который можно продать, подарить, обменять и передать по наследству. Помещики стремились стать вотчинниками. Их интересы шли вразрез с интересами государства.

Ученые не раз обращали внимание, что многие аристократические семейства — Комнины, Дуки, Мелиссины — появились в Византии словно бы ниоткуда. В начале X века о них еще никто не знал. В конце столетия они занимают высокие военные и административные должности. А еще век спустя — превращаются в крупных феодалов. Некоторые сохраняют связи с военным сословием. Например, Комнины. Другие (Дуки) рвут все связи с военными и делают ставку на союз со столичной бюрократией.

Процесс становления новой знати начался давно. Первая волна недовольства центральной властью поднялась еще при императорах Романе Лекапине, Никифоре Фоке, Иоанне Цимисхии. При их преемнике Василии II Болгаробойце (976–1025) вспыхнула гражданская война между представителями провинциальной военной знати и царским правительством. Василий выиграл ее. Старая знать сошла со сцены. Роды Фок, Склиров и Куркуа выродились и обмельчали. Болгаробойца возвысил новых людей — Комнинов, Дук, Далассинов. Но это не помогло. Прошло несколько десятилетий, и эти семьи сами превратились в аристократов. Похожую ситуацию видим в России. Иван Грозный уничтожает старую знать, но на смену приходят опричные выдвиженцы, которые становятся новыми боярами и получают власть. Но Россию после всех потрясений ожидало блестящее будущее, а вот Византия медленно дрейфовала к гибели.

Македонские императоры пытались спасти систему Ромейской империи от феодализации. Они видели, что разбогатевшие землевладельцы подрывают основы благополучия страны. Мелкие наделы поглощаются более крупными. (По-гречески крупные землевладельцы назывались «динаты». В русской литературе встречается еще один термин — «властели».) Обедневшие стратиоты лишаются участков и уже не могут служить в армии. Распадается крестьянская община. Система трещит по швам.

Василий II Болгаробойца придумал правило: крупные землевладельцы должны были платить деньги в казну за разорившихся мелких. Это уберегло бы земли от запустения и положило конец расширению латифундий. Естественно, землевладельцы возмутились! Где невидимая рука рынка?! Как можно ставить препоны земельным спекулянтам и свободным собственникам?!

Уже Константин VIII отменил суровые законы своего брата, направленные против крупных землевладельцев. Так он отреагировал на заговор помещиков, о котором мы упоминали в первой главе. А дело было серьезным. Крамольники едва не убили царя.

Константин маневрировал между интересами государства и крупных земельных собственников. Помещики были недовольны. Им требовалась абсолютная свобода обогащаться за счет сограждан. Но были недовольны и военные, под началом у которых служило все меньше солдат, потому что те разорялись. Военные считали виновными столичную бюрократию и царей. Так возникали заговоры другого рода.

Процесс разорения воинов и общинников то затухал, то вновь набирал обороты. Многое зависело от личности царя. Роман III Аргир покровительствовал динатам. Михаил V Калафат за свое короткое царствование пытался разгромить их и был свергнут: так сильно была запущена социальная болезнь. Константин IX Мономах вообще не вмешивался в ход событий. Землевладельцы творили, что хотели. В борьбе за участки земли они не гнушались ничем. Шантаж, мордобой, поджоги домов, подкуп судей — все шло в ход. Для бедных правосудия не было. Это подрывало веру людей в авторитет власти. Среди ромеев росло равнодушие к правящей группировке, которая не могла защитить их от произвола и сбрасывала с себя все обязанности. Столичные бюрократы воровали деньги, жили в свое удовольствие, строили дворцы, заводили любовниц. Пример подавал сам Мономах, который тратил баснословные деньги на свою возлюбленную Склирену: та жила в одних покоях с базилиссой Зоей.

Очень скоро правительству перестало хватать денег на самое необходимое — армию. Мономах стал сокращать войска.

Между тем усилившиеся динаты мечтали об одном: о «свободе». За образец брали Запад. Свобода в понимании динатов выглядела так: следовало закрепостить крестьян, добиться вольностей для себя и не подчиняться царю.

Ситуация осложнялась тем, что имперская государственная машина стала давать сбои. Это неизбежный процесс. Любое общество переживает циклические кризисы. Пусть это будет капитализм, феодализм, социализм… Любая система несовершенна и нуждается в починке, как станок, электрогитара или механическая прялка. Дело не в названии и не в предназначении. Просто некоторые системы удается «починить», и они работают долгие годы. А некоторые — ломаются и превращаются в груду запчастей. Это происходит не только из-за внутреннего несовершенства. Два важных фактора — это возраст системы и наличие агрессивных соседей. Чем старше система, тем легче ее сломать. Византия была очень стара, когда наступил кризис.

Сам кризис можно описать так: разорение крестьян, обогащение Церкви, создание класса крупных землевладельцев. Как следствие — острый дефицит бюджета. На фоне этого процветала коррупция. Печальнее всего, что в этом стареющем обществе было все меньше людей, которые могли бы остановить разрушение. Очень многие говорили, что система больна, но совсем немногие понимали, как ее можно вылечить.

4. Кто есть кто (продолжение)

В борьбу за власть включились три силы.

Первая — бюрократы и интеллигенты. К ней принадлежал, например, молодой Михаил Керулларий.

Вторая — провинциальные офицеры. Они были выразителями чаяний стратиотов. К таким людям относился император Исаак I Комнин.

Наконец, третья группа — это провинциальная землевладельческая знать, динаты. Иначе говоря, византийские бояре, которые хотели беспрепятственно обогащаться: захватывать крестьянские земли и платить поменьше налогов. Эту партию представлял Константин X Дука. Она-то и погубила Византию, поскольку за своими эгоистическими интересами не видела проблем всей страны.

Церковь не являлась самостоятельной силой. Ее представители лавировали между тремя группировками, о которых мы сказали выше. Тем не менее объективно церковники были на стороне знати. Именно поэтому они в общем-то не препятствовали ей в стремлении захватить власть.

Эта расстановка сил несколько противоречит традиционной, вошедшей когда-то в советские учебники по истории Византии и сохранившейся до сих пор. Советские ученые полагали, что существовали две партии: военные и бюрократы, которые боролись за власть. Но это ничего не объясняет. Лишь наличие третьей партии ставит все на свои места. Теперь, когда ясно, кто стоял за спиной византийских заговорщиков, можно рассмотреть сами заговоры под другим углом. В предыдущей главе мы просто перечислили их. Теперь попытаемся разобраться, в чьих интересах действовали крамольники.

Начнем с того, что каждая из трех перечисленных партий «в чистом виде» сумела выступить только единожды. В остальных случаях руководители противоборствующих группировок пытались договориться друг с другом. 

Заговор 1025 года против императора Константина VIII организовали крупные землевладельцы: император хотел ограничить их власть. «Чистый» заговор динатов был разгромлен. А в 1026 году Никифор Комнин поднял военную партию. Пограничные офицеры были недовольны пацифизмом Константина и усилением бюрократов. И опять — неудача.

В свою очередь «чистый» заговор бюрократов — это выступление Михаила Керуллария и его сторонников против Михаила IV Пафлагона в 1040 году. Столичных интеллектуалов не устраивало плохое управление страной и коррумпированность руководства страны.

Все три выступления были разгромлены правительством. Землевладельцы очутились в тюрьме, та же судьба ждала сторонников Никифора Комнина, а сам Никифор поплатился зрением за свои амбиции. Во времена Керуллария нравы стали мягче, он отделался ссылкой.

Но с тех пор три партии больше не выступали поодиночке. Они заключали союзы и вступали в политические альянсы между собой.

Сначала землевладельцы попытались объединиться с бюрократами. В 1042 году они выступили единым фронтом против императора Михаила V Калафата. Император неосмотрительно поссорился с обеими группировками. Он пытался разгромить коррумпированное чиновничество и отобрать земли у динатов, чтобы укрепить крестьянскую общину и армию. Как мы видели, его правление закончилось через пару месяцев. Динаты и бюрократы спровоцировали и профинансировали «народное восстание» в Константинополе, которое стоило императору трона и собственных глаз.

Казалось, землевладельцы-динаты добились, чего хотели. На престол взошел Константин IX Мономах — компромиссная фигура для двух партий. Но он быстро переориентировался в пользу бюрократии. Мономах видел опасность усиления динатов. Из-за них уменьшалось число налогоплательщиков, казна скудела. Император пытался поддержать крестьянство. Его вялые меры вызвали недовольство знати. Одновременно он сокращал армию, чтобы свести концы с концами в государственном бюджете.

Это привело к тому, что землевладельцы и военные объединились против бюрократов. Первым толчком начинающегося землетрясения стал мятеж Льва Торника в 1047 году. Вместе с Торником против Мономаха выступили динаты и стратиоты на Балканах. Причудливый союз продержался недолго и был разгромлен после короткой гражданской войны. Торник потерял зрение и свободу. Но мятеж стал важным сигналом: болезнь Византии усилилась. Противостояние группировок перешло в кровавую фазу.

После смерти Мономаха против его преемника Михаила VI Стратиотика восстал другой представитель военных — Исаак Комнин. На этот раз мятеж начался в Азии, где у Комнинов имелись обширные связи. Спонсировал мероприятие малоазийский богач Константин Дука. Он использовал Исаака, чтобы свергнуть бюрократов, а затем сам захватил власть и сделался императором. Итак, расстановка сил опять изменилась. Помещики и бюрократы на какое-то время объединились. Стало ясно, что им нет смысла бороться друг с другом. Взойдя на трон, Константин попустительствовал динатам и экономил на армии.^{6}

При Константине X Дуке усилилась провинциальная знать, для которой исчезли барьеры, мешавшие обогащению. Стали создаваться огромные вотчины. Выделились знатные фамилии разбогатевших «бояр». Произошло сращивание богатой верхушки общества.

Это происходило на фоне внешних вторжений и обнищания страны. Поэтому часть мыслящих людей попыталась остановить распад. Бюрократическое сословие раскололось на две части — патриотов и конформистов. Патриоты выступили против засилья помещиков. Конформисты поддерживали новый порядок вещей. Рано или поздно между ними должно было вспыхнуть столкновение. Оно произошло после смерти Константина X Дуки, когда к власти пришел энергичный Роман IV Диоген. Его возвели на трон патриотически настроенные чиновники и военные. Но болезнь государства зашла слишком далеко. Сначала императора разгромили турки в битве при Манцикерте, а затем убили бюрократы-конформисты.

Вскоре выяснилось, что бюрократы умеют воровать, но совершенно не умеют править. Тогда в разных частях страны вспыхнули мятежи военных. К ним примкнули «патриоты» из числа бюрократов и церковников.

Армии Запада и Востока Ромейской империи схватились между собой, а турки заняли Малую Азию. Скоро выяснилось, что оборонять империю некому: «невидимая рука рынка» разорила стратиотов, армии не стало. Воевали уже личные дружины аристократов и наемники. Так ложное стремление к свободе и обогащению горстки честолюбцев погубило Византию — самое сильное государство Средневековья. Казалось, все потеряно. Тогда-то и вышел на сцену молодой хитрый царедворец Алексей Комнин — герой нашей книги. Он сделал попытку спасти империю. Но перед этим едва не погубил ее.

С этого места мы изменим темп повествования и угол обзора, а вместо социальных обобщений перейдем к биографии Алексея. Она похожа на приключенческий роман. Нас ждут детектив, боевик, эротическая повесть, захватывающая дипломатическая игра словом, все то, что делает историю интересной.

1. Семья Комнинов

Род Комнинов происходил из местечка Комны в районе фракийского города Филиппополь. Этот город основал в глубокой древности отец Александра Македонского — царь Филипп. Сейчас это болгарский Пловдив. По языку Комнины были греки, а по крови — греки или славяне.

До X века род Комнинов неизвестен историкам. Лишь при Василии II Болгаробойце первый из них — Мануил Эротик — удостоился упоминания в летописи, потому что сделал блистательную карьеру. Эротик приходился дедом Алексею Комнину — герою этой книги. Болгаробойца назначил Мануила главнокомандующим армиями Востока и поручил ему вести войну против знаменитого в то время мятежника Склира. За спиной Склира стояла малоазийская и в особенности армянская знать, тогда как Эротик был типичный удачливый стратиот, выдвинувшийся благодаря личным способностям и разбогатевший на государевой службе. Таких выдвиженцев в Византии легко отличить, их фамилии происходили от названий городков, где родились их обладатели: Комнины из Коми, Далассины из Далаша, Мелиссины из Мелитены. На русский манер это было бы что-то вроде бандитской клички: Гриша Тернопольский, Никола Питерский, Шура Сибиряк. Пройдет время, и в Византии клички станут фамилиями знатных семейств.

Заслуги Эротика перед империей были очень велики. Именно он сумел сохранить военные силы Малой Азии в критические моменты мятежа Склира. За это император возвысил Эротика и осыпал милостями. В частности, ему дали поместье в Пафлагонии — малоазийской области на южном берегу Черного моря. А когда Мануил умер, царь забрал его детей в столицу и приблизил ко двору. Детей звали Исаак и Иоанн. Исаак впоследствии станет вождем военной партии в Византии и на короткое время займет императорский трон. Для «рабской» и «несвободной» Византии было довольно обычным делом, что престол время от времени занимали рядовые граждане.

Впрочем, как мы видели в первой главе, Исаак вскоре потерял трон. Верховная власть досталась «новым аристократам» — денежным мешкам из рода Дук. Партия военных была отстранена от власти.

Брат Исаака — Иоанн Комнин — благоразумно отказался от притязаний на престол Византии и всячески демонстрировал лояльность по отношению к новым хозяевам жизни. Он пытался договориться с ними. Это удалось. О нем позабыли. Иоанн ушел в тень, женился на армянке Анне Далассине и сосредоточился на округлении своих поместий. Личным обогащением занимались почти все аристократы в то время. Барьеры на этом пути постепенно исчезали. Иоанн плыл по течению и вел себя, как все люди его круга. Это его спасло: конформист выжил и сделал карьеру. Иоанну Комнину присвоили несколько придворных титулов. Он обзавелся связями и приобрел вес в Константинополе. С ним считались. Род Комнинов уцелел.

Брак с Анной Далассиной принес много детей. Иоанн любил жену, хотя она и была полной его противоположностью. Далассина отличалась честолюбием и деловой хваткой. Женщина полагала, что род Комнинов несправедливо оттеснен от престола, и — мечтала о власти. Однако условия для этого еще не созрели. Любящим супругам оставались семейные дела и приумножение личных богатств.

Иоанн и Анна родили трех дочерей (Марию, Евдокию, Феодору) и пятерых сыновей: Мануила, Исаака, Алексея, Адриана, Никифора. Наш герой Алексей был третьим сыном в семье. Он родился в 1048 году.

О первых годах его жизни мало что известно. Алексею исполнилось двадцать лет, когда умер его отец. Однако на материальном состоянии многодетной семьи эта смерть не отразилась. Комнины жили в достатке.^{7}

Анна и ее дети обитали в столице и пользовались всеми благами. Умная женщина налаживала контакты с нужными людьми и выстраивала систему брачных союзов. Впоследствии это станет фирменным знаком Комнинов и их недостатком. Все государство они будут воспринимать как семью и соответствующим образом вести внутреннюю политику, опираясь на знатные фамилии, с которыми состояли в родстве. Дочь Анны Мария выйдет замуж за Михаила Таронита — потомка армянских князей. Евдокия станет женой Никифора Мелиссина, а Феодора обретет счастье с Константином Диогеном — сыном императора Романа IV от первого брака.

К царственному семейству Дук Анна Далассина сперва относилась плохо. Она считала, что эти выскочки обманом похитили престол у Комнинов. Собственно, так и было. Поэтому женщина горячо поддержала переворот Романа IV Диогена в 1068 году, когда Дук отстранили от власти. За лояльность Роман возвысил старшего сына Анны — Мануила Комнина — и дал ему высокую военную должность в малоазийских войсках. Мануил отличился в боях с турками и стал быстро продвигаться по службе. Сперва его пожаловали чином протопроэдра (старшего проэдра), а затем саном куропалата («высочества»). К сожалению, внезапная смерть оборвала карьеру Мануила: молодой человек умер от какой-то ушной болезни. Возможно, причина смерти — тяжелая форма отита. Для человека, который много времени проводит в походах, такая болезнь — обычное дело. Комнинам опять не повезло. Судьба словно отстраняла их от власти. Но они возобновляли попытки вновь и вновь. Вскоре эстафету борьбы за власть примут младшие братья Мануила — Исаак и Алексей.

Относительное благополучие Комнинов продолжалось недолго. В 1071 году Роман IV проиграл гражданскую войну и был убит по приказу Дук. Его главным врагом считался кесарь Иоанн Дука, дядя тогдашнего императора Михаила VII «Без-четверти-вора». Когда усобица была в самом разгаре, кесарь Иоанн захотел устранить также и Анну Далассину вместе с другими сторонниками Диогена. Женщину обвинили в попытке поднять восстание в Константинополе. Византийский историк Никифор Вриенний Младший уверяет, что это ложь. По его мнению, не обошлось без вмешательства самого дьявола. Нечистый лично оклеветал Анну перед Дуками. «Он нашел одного дерзкого на словах человека», — пишет Вриениий, — который состряпал донос. Женщину арестовали и судили. Она горячо оправдывалась, но это не помогло.

Кесарь выслал Далассину и ее детей на Принцевы острова. Туда часто ссылали политически неблагонадежных людей. Курьезно, что в новое время в ссылке на этих островах очутился Троцкий. Причем по приказу Сталина — человека, которого враги и друзья иногда называли византийцем и цезарем Третьего Рима.

Ссылка Анны продолжалась недолго — меньше двух лет. За это время Роман погиб, а империя подверглась атакам внешних врагов.

Внезапно Михаил VII и его министры сняли с Комнинов опалу, приблизили ко двору и осыпали милостями. Трудно предположить, что за этим крылось. Анна принесла покаяние за себя и своих детей? Попросила похлопотать влиятельных знакомых? Дала взятки кому следует, включая могущественного и жадного до денег «министра финансов» империи Никифорицу? Вероятно, все сразу. Была и еще одна причина: борьба придворных группировок, о которой мы упомянем ниже. Результатом стала победа: Комнинов вернули ко двору. К тому времени Алексей уже вырос и превратился в довольно привлекательного молодого человека, которого не портила легкая картавость, свойственная ему с детства.

2. Детство и воспитание

Первые годы Алексея мало чем отличались от детства других византийских вельмож. Ребенка учили философии, литературе и богословию. В результате Комнин вырос образованным человеком с искренней любовью к православию. Впоследствии религиозное образование помогло ему бороться с еретиками, которые хотели разрушить империю. 

Помимо образования, Алексей получил то, что не могут дать никакие преподаватели. От матери и отца ему передалась хитрость, которую он оттачивал, наблюдая за придворными интригами.

Но это была только одна сторона медали. Алексей рос в семье военных. Как бы мы сказали сейчас, это была генеральская семья. Следовательно, его должны были обучить военным навыкам. Кто же, однако, взял на себя заботу о его образовании? Видимо, император Роман IV Диоген. Об этом пишет Никифор Вриенний Младший на первых страницах своих «Исторических записок». Правда, автор не произносит имени Диогена. Он нарочно путает читателя и отсылает рассказ к далеким временам — к началу XI века. То есть к юности отца и дяди Алексея — Иоанна и Исаака Комнинов. Но на самом деле автор говорит, конечно, о самом Алексее. Это видно из нюансов текста. Камуфляж понадобился потому, что упоминать Романа IV было небезопасно.

Царь, пишет Никифор Вриенний, «отличавшийся кротостью и умевший уважать благородство», поставил над Комнинами «воспитателей и учителей». Какой царь? Если следовать логике текста — Василий Болгаробойца. Но этого императора никак нельзя обвинить в излишней кротости и человеколюбии. Хронисты пишут, что он был суров и немногословен. Это и заставляет предположить, что за Болгаробойцей кроется другое имя — Романа IV, который действительно был излишне доверчив и мягок, что стоило ему престола и жизни.

Одним наставникам царь приказал «образовывать нрав юношей [Комнинов], а другим — учить их воинскому делу: искусно вооружаться, закрываться щитом от вражеских стрел, владеть копьем, ловко управлять конем, бросать стрелу в цель». Алексей схватывал знания на лету. Уже совсем скоро ему будут поручать самые опасные и ответственные задания. А военная выучка не раз будет спасать молодого человека от смерти. Мы еще встретим напыщенные рассказы о поединках и подвигах Алексея Комнина. Подобным легендам несть числа. Но это не значит, что придворные льстецы привирают в своих рассказах. Дело в другом. В XI веке отборных бойцов действительно тренировали до упада. Например, тогдашний западный рыцарь обладал навыками современного мастера спорта. Он умел бить копьем в цель на скаку, рубиться на мечах, управлять лошадьми, стрелять из лука. Примерно так обучали и византийских стратиотов. В пору расцвета Македонской династии ромейские солдаты были лучшими в мире. Во времена Диогена военный класс Византии находился уже в глубоком кризисе, но навыки обучения оставались по-прежнему высокими. Просто учили не всех. Братья Алексей и Исаак Комнины прошли полный курс. Относились к учебе они по-разному. Исаак с малых лет мечтал о государственной службе и не питал склонности к военному делу. Алексей рос воякой.

Обучение Комнинов не ограничивалось тактикой. Их наставляли в искусстве стратегии. Они научились, говорит Вриенний, «как следует построить фалангу, рассчитывать засады, приличным образом располагать лагерь, проводить рвы и все прочее». Впоследствии эти навыки пригодятся Алексею Комнину. Придутся весьма кстати и знакомства с высшими офицерами, которые он завел во время военных занятий.

Алексей Комнин стремился к приключениям и воинской славе. В 1071 году, двадцати трех лет от роду, он пытался записаться в действующую армию и хотел сопровождать императора Романа IV в его марше на Манцикерт. Алексея не пустила мать. Возможно, это спасло будущего царя. Час подвигов и опасностей еще не пробил.

Однако уже через несколько лет юноша получит свое первое серьезное боевое задание.

Прежде чем перейти к описаниям битв и интриг, уместно будет сказать несколько слов о внешности нашего героя. Известен классический мозаичный портрет юного Алексея. Темные кудри обрамляют вытянутое лицо молодого грека. Впрочем, дочь нашего героя Анна Комнина пишет, что волосы у отца были «огненно-рыжие». Вероятно, они имели каштановый оттенок. Глаза у Комнина большие, опять же темные; маленькие губы плотно сжаты, над верхней — нежный пушок. На правой щеке — крупная родинка. Этот портрет дополняется рассказами современников. Из них мы узнаем, что будущий император был среднего роста, но крепок и мускулист — сказались многодневные тренировки. Говорил он, слегка картавя и заикаясь. Но умел логично выстраивать речь и увлечь за собой людей. Складывается впечатление, что за этой вполне заурядной оболочкой крылась незаурядная личность. И дело вовсе не в том, что Алексею просто повезло стать императором. У него был старший брат Исаак, столь же способный и ловкий. Но почему-то императором стал не он, а именно Алексей. Значит, имелось нечто такое, что заставляло людей называть Алексея своим вождем. Лев Гумилев называет это качество «пассионарность». А в древности говорили — «харизма» или «искра Божья». Тысячу лет назад люди столь же ясно понимали, что среди них живут необыкновенные персоны, как и теперь.

Стремление к лидерству имелось у братьев Комнинов с детства. Мать неустанно твердила, что у их семьи украли престол. Честолюбивые юноши поклялись сделать все для того, чтобы вернуть украденное. Исаак и Алексей рано стали задумываться о власти и пообещали друг другу, что тот, кто ее добьется, станет другому помощником. Вскоре окажется, что судьба более благосклонна к Алексею. Но до этого братья переживут множество приключений.

3. Под началом у старшего брата

В кампании 1071 года, закончившейся сражением при Манцикерте, Роман Диоген собрал всех лучших полководцев империи. В ней участвовали энергичный воевода Никифор Вриенний Старший с отрядами греков и балканских славян, отважные норманнские наемники Робер Криспин и Урсель Бальель, престарелый малоазиатский стратег Никифор Вотаниат, горячий и вспыльчивый офицер Василаки со своими албанцами. В ближайшее десятилетие почти все эти люди станут мятежниками, а некоторые даже добьются императорского престола. Раньше всех умрет Робер Криспин, и начальником его отряда сделается Урсель. С ним и другими претендентами предстоит скрестить оружие молодому Алексею Комнину. Кто бы мог подумать, что этот воин с пушком над верхней губой скоро будет побеждать лучших полководцев империи, а потом сам займет трон?

…После гибели Диогена вдруг обнаружилось, что защищать империю некому. Михаил VII «Без-четверти-вор» и его правительство демонстрировали потрясающую неспособность владеть ситуацией. К тому же они перессорились. Министр финансов Никифорица оттеснил от власти кесаря Иоанна Дуку — дядю императора. Кесарь удалился от дел, но затаил злобу. Зная, насколько опасен Иоанн Дука, Никифорица стал искать новых сторонников. Вспомнили о Комнинах. Тогда-то Анну вернули из ссылки, а ее детям стали давать серьезные поручения.

Первым возвысили старшего брата — Исаака. Ему нашлась работа в Малой Азии. Турки-сельджуки, по выражению Никифора Вриенния Младшего, «жгли и грабили весь Восток». В это же время родичи турок — печенеги — переправились через Дунай и опустошали Фракию. Империя оказалась меж двух огней.

Говоря «турки», византийцы подразумевали разные ветви одного народа. Те кочевники, что подчинялись падишахам, назывались сельджуки. Их предком был степной туркменский бек по имени Сельджук. Те номады, что никому не подчинялись, носили имя туркмен. Они грабили Византию в то время, когда с сельджуками царил мир. Падишахи удачно использовали туркмен в своих целях. Империя не знала покоя и не могла бороться с хитрым врагом.

Наконец туркмены прорвались в Малую Азию с севера, через Армению, и вторглись в Каппадокию. Ими был разграблен богатейший греческий город Кесария. После этого «неверные» атаковали с тыла линию ромейских укреплений на реке Евфрат. Часть византийских сил откатилась с севера на юг, в горы Киликии, где подняла мятеж. Его возглавил один из полководцев Романа Диогена — православный армянин Филарет Врахамий. Он ненавидел государственных воров, засевших в столице. Против них и восстал. Формально Филарет хранил верность мертвому императору Диогену. Фактически — разваливал Византию.

Врахамий с севера, а турки с востока перерезали подходы к богатому византийскому городу Антиохии (современная Антакья в Турецкой Сирии). Спасать положение император Михаил «Без-четверти-вор» поручил Исааку Комнину. Молодой человек неожиданно получил высокую должность, которая называлась по-византийски длинно и пышно: «доместик восточных схол». Это означало — «главнокомандующий Востока».

Комнинов хорошо знали в малоазийских войсках. Эта фамилия пользовалась любовью у стратиотов, что и побудило назначить представителя популярной семьи командующим на Востоке. «Взяв войска, Исаак пошел по направлению к Каппадокии», — пишет Вриенний. Вместе с ним в поход напросился и Алексей Комнин. Молодого человека не могли удержать ни опасность, ни слезы матери. Судьба вела вперед — в неизвестность.

Неясно, в какой должности Алексей сопровождал брата. Был адъютантом и набирался ума на военных советах? Кажется, нет. Он получил под начало небольшой отряд. Так или иначе, Алексей продемонстрировал ум, рвение, педантизм и распорядительность в этом походе. Тянуть солдатскую лямку тяжело. Еще труднее содержать в идеальном порядке военное подразделение, занимаясь муштрой и не упустив мелочей. Все ли пригнано в амуниции? Ухожены ли кони? Следят ли солдаты за оружием? Полны ли стрел колчаны? Ненужные, казалось бы, мелочи и придирки позволяют разрозненным воинам сплотиться и стать отрядом, чтобы выжить в самые страшные моменты боя. Не каждый понимает это. Алексей — понимал.

«Алексей помогал брату, становил войска в строй, располагал засады, — рассказывает Вриенний, — и таким образом, еще не испытав войны, уже показывал военачальническую сообразительность». Конечно, он командовал не сам. Имелись помощники. Имя одного из них донесла история. Это был стратиот Феодот, опытный воин. Вскоре он спасет Алексея Комнина от плена и смерти.

Между тем братья дошли до сильно разрушенной и разоренной туркменами Кесарии. Говоря об этом, Вриенний стыдливо умалчивает о разграблении города, но рассказывает о разрушениях в результате землетрясения. Эта стыдливость характерна для византийского официоза. О разорении земель турками наши авторы почти ничего не пишут. Из-за этого мы так и не знаем важных деталей захвата Малой Азии врагом. Годы после битвы при Манцикерте словно окутаны мраком. Но уже через десять лет мы видим всю Малую Азию захваченной турецкими племенами. Как это произошло? Данные приходится собирать по крупицам.

Вернемся к судьбе Комнинов. В этом походе братьям Исааку и Алексею суждено было пережить серьезные испытания. Внезапно против них взбунтовался иностранный предводитель Урсель Бальель с отрядом наемных франков. Бальель мечтал выкроить для себя на Востоке отдельное государство.

Франков было немного: 4–5 тысяч. Но каждый стоил сотни обычных бойцов. Эти воины носили островерхие шлемы и кольчуги ниже колен, прикрывались каплевидными щитами, а из наступательного оружия имели тяжелое копье, меч, секиру или шестопер. Такая тяжелая конница могла выдержать по нескольку атак в каждом бою. Неуязвимые, хорошо тренированные воины сминали вражескую пехоту и легкую конницу. Удар франкских рыцарей был страшен. Успешно сражаться с ними могли только тяжелые греческие конники-катафракты, имевшие аналогичное вооружение. Но катафрактов в погибающей империи было крайне мало.

Бунт Урселя начался вроде бы с мелочи. Один франк обидел грека во время разговора. Обиженный грек явился к начальству (может быть, даже к самому Исааку Комнину) и стал требовать возмездия. Исаак приказал, чтобы провинившийся франк явился в суд. Но Бальель заступился за воина. По какому праву византийцы будут судить франка? Со стороны Урселя это было нарушением воинской дисциплины. Опасаясь наказания, Урсель призвал франков к мятежу. «Он расположил свой отряд вне общего лагеря», затем дождался ночи и бежал в сторону укрепленного города Севастия в Каппадокии (современный Сивас в Турции).

Исааку Комнину доложили о бегстве франков. Он вызвал Алексея и обратился к нему:

— Ядам тебе войска, а ты выполнишь ответственное поручение: разгромишь Урселя.

Юный Алексей загорелся этим делом. Но тут явились полевые разведчики и донесли, что с востока идут туркменские войска и собираются напасть на византийцев. Это были вольные туркмены, которые подчинялись только своим «полевым командирам».

Погоню за изменником-франком пришлось отложить. Исаак Комнин стал готовиться к битве с туркменами, а брату велел сторожить лагерь.

Дальнейшие события показали, что без франков вся византийская армия — это струйка дыма. Туркмены притворным отступлением заманили Исаака в засаду на границе Каппадокии. Здесь византийский полководец был окружен. Вражеские конные стрелки начали бесконечную карусель, нападая на ромеев и отступая назад. Наконец дошло до рукопашной. Измученные бесплодной борьбой византийцы были разбиты. Исаак мужественно сражался с врагом, потерял коня, упал наземь. Туркмены захватили византийца в плен. Остатки его воинов разбежались. Алексей остался против грозного врага один на один. Единственным помощником и наставником для него был стратиот Феодот.

4. В западне

Туркменская орда направилась в сторону лагеря ромеев, который по-прежнему охранял Алексей Комнин. Алексею удалось собрать часть беглецов и пополнить войско. Он встретил врага во всеоружии. Атаки мусульман на лагерь закончились неудачей. Алексей сделал вылазку, отогнал неприятеля, сам поскакал в атаку и показал себя как удалой воин. Комнин пронзил копьем одного туркмена. Остальные рассеялись и осыпали Алексея градом стрел. «Только вышняя десница сохранила его невредимым», — считает Никифор Вриенний Младший. Лошадь Алексея ранили. Молодой полководец соскочил наземь и сражался как пехотинец. К нему на выручку пробился небольшой отряд в полтора десятка ромеев. Воины спешились, оградились щитами и вместе с Алексеем отошли под защиту лагерных укреплений. Из пятнадцати человек уцелело всего пятеро — остальные погибли.

Целый день продолжались схватки: перестрелки чередовались с вылазками. Ночью наставник Алексея, стратиот Феодот, сказал:

— Не слишком радуйся дневным победам. Лучшие наши воины убиты. Остался сброд. Под покровом тьмы все разбегутся.

Расстроенный Алексей не знал, что и думать. Он зашел в палатку поужинать. Пользуясь этим, его солдаты бросились из лагеря кто куда. Это свидетельствует, что дисциплина в тогдашней ромейской армии оставляла желать лучшего. Сказались военные «реформы» Константина IX Мономаха и Константина X Дуки, уничтожившие лучшую военную организацию и лучшую армию в мире.

Алексей потребовал коня — якобы остановить беглецов. Коня не нашлось. Привели мула. Обычно на них ездили слуги. Но выбора не было. Будущий император взгромоздился на смирное животное и поехал к лагерным воротам. По официальной версии, попавшей в исторические хроники, — он ехал, чтобы остановить беглецов. На самом деле Алексей, конечно, думал о собственном спасении. Он бежал. За ним последовал Феодот.

Поутру турки бросились в погоню. Алексей чувствовал дыхание врага в спину. Его спас все тот же наставник Феодот. Стратиот увел своего воспитанника в сторону от дороги и укрыл в лесистом месте.

Вообще, армии сражались в то время на ограниченном пространстве. Война шла узкой полосой верст в тридцать. Многокилометровых фронтов не было. У кого хватало соображения вильнуть в сторону, тот имел все шансы спастись. Но у многих недоставало выдержки и ума. Такие пропадали на войне в первую очередь.

Алексей и Феодот схоронились и переждали наплыв врага. Толпы конных туркмен пронеслись мимо. Беглецы вышли из укрытия и поехали искать своих. Нашли нескольких человек. Но в пути маленький отряд Алексея наткнулся на разъезд туркмен. В короткой схватке византийцев рассеяли. Они кинулись бежать кто куда. Алексей на своем муле поехал по направлению к какой-то большой Дидимовой горе, поросшей густым лесом. Здесь легко можно было укрыться от неприятеля. Сюда сбегались и прочие ромеи из числа тех, кому посчастливилось спастись от турецких сабель. Комнин опять стал во главе отряда.

После всех маневров и погонь мул под Алексеем очень устал. Чтобы сберечь животное, молодой Комнин сошел на землю и стал подниматься в гору в полном вооружении. Немногочисленные спутники советовали снять доспех. Юноша отвечал:

— Нет. Я помню, как отец смеялся над воином, который сложил оружие.

Не снимая лат, Алексей упорно шел вперед. Наконец у него пошла носом кровь от переутомления. Но будущий император упрямо шагал навстречу неизвестности.

Достигли городка Гавадонии неподалеку от горы. Городское начальство встретило радушно, Алексею дали умыться, принесли зеркало. Комнин улыбнулся.

— Я не женщина, которая хочет нравиться мужу. Зеркала мне не нужно. Украшение стратиота — оружие.

Впоследствии, когда Алексей прославится и займет престол, эти истории заботливо соберут и начнут культивировать. Хотя, по большому счету, в них нет ничего особенного — только юношеская лихость да воинский долг. Но в тогдашней Византии эти качества встречались так редко, что вызывали удивление. За пару десятков лет бездарная власть успела развратить народ и развратиться сама. Простые качества воспринимались как нечто выдающееся.

За три дня Алексей сумел собрать разрозненные отряды. Туркмены ушли обратно на восток. Кажется, в это время они приступили к захвату Каппадокии, где создали независимый эмират Данишмендидов. Это государство сыграет большую роль в истории Малой Азии.

Оторвавшись от погони, Алексей кинулся разыскивать старшего брата. Однако вскоре стало известно, что Исаак в плену, Алексей отступил в Анкиру. Сейчас этот город называется Анкара и является турецкой столицей. Тогда его населяли греки. Следовательно, мы можем довольно точно определить область набегов сельджуков и туркмен. Сельджуки захватили Армению, туркмены разоряли Каппадокию. В этой области еще сохранялись крупные ромейские города. На Евфрате тоже держались византийские крепости. Но линия обороны была уже прорвана. Турецкие банды хозяйничали в глубоком тылу, хотя не думали о том, чтобы захватить всю Малую Азию.

Алексей вступил в переговоры с туркменами, чтобы выкупить своего брата Исаака. Условились о сумме. Туркмены требовали несколько тысяч номизм. У Комнина таких денег при себе не было. Он отправился в столицу, собрал нужную сумму и лишь тогда вернулся в Анкиру. С деньгами, конечно, помогла мать. Может быть, попросила в долг у знакомых. Возможно, кое-что даже удалось получить из государственной казны.

Возвратившись в Анкиру, Алексей, к своему удивлению, нашел городские ворота запертыми. Его даже отказывались впустить. Как выяснилось, туркмены уже рыскали в окрестностях города. Порядок рушился на глазах.

С трудом, заикаясь от волнения, молодой Комнин смог объясниться и был пропущен. Он сразу очутился в объятиях старшего брата — Исаака, который лично отпер ворота.

Брат сообщил, как ему удалось спастись из туркменского плена. Оказывается, он разослал по малоазийским городам гонцов с просьбой о выкупе. На его призыв откликнулись. Здесь было много людей, которые помнили доброго императора Исаака I Комнина, а потому оказали помощь его племяннику. Двери клетки распахнулись. Исаак получил деньги, выкупился и приехал в Анкиру. Здесь он принял командование гарнизоном, приказал никого не впускать, забрал ключи от ворот и уснул. Его разбудили препирательства стражи. Исаак поспешил к воротам, узнал легкое заикание брата и отпер засовы.

Последовавший совместный ужин «был приправлен радостью и слезами», пишет Вриенний.

Отдохнув три дня, братья направились на запад. Никто не знал, что делать дальше. Держали путь в Никомедию — одну из первых столиц Ромейской империи. Туркменские разъезды шныряли уже и здесь. В одном местечке Комнины остановились переночевать. Нагрянули туркмены — человек двести. Они окружили дом, где остановились братья. Местонахождение доместика восточных схол по глупости выдал один землепашец. Исаак и Алексей очутились в западне.

У них была небольшая дружина — человек сорок. Эти воины хотели одного: унести ноги. Кто-то советовал бежать, кто-то — сдаться. Поднялся шум. Один Алексей не утратил присутствия духа. Он предложил прорываться с боем.

— Лучники пусть займут кровлю дома и отстреливаются, — распорядился юный стратег. — Мечники — станут в дверях и приготовят коней, а прислуга — оседлает мулов. Как только стрелки отгонят турок, мы нападем на них плотным строем. Турки не умеют драться строем. Они сражаются врассыпную и будут заманивать нас, чтобы перебить. Значит, мы получим время, чтобы выстроиться. К нам присоединятся стрелки. Они по-прежнему будут отгонять врага. Если дойдет до рукопашной — приказываю держаться строем и не вырываться вперед! Наша цель — достигнуть теснин, а там турецкие стрелки нам не страшны.

План многим пришелся по душе, так и сделали. Пока ромейские лучники отгоняли туркмен, конный отряд Алексея выстроился и пошел в атаку. Этих кавалеристов было человек двадцать. За ними шли стрелки.

Туркмены сперва побежали во все стороны, а потом вернулись. Перевес был один к десяти в их пользу. Но ромеи оказались лучше вооружены, а их враги представляли обычную туркменскую банду, все оружие которой были ножи да луки со стрелами, а доспех состоял из заплатанного халата и войлочной шапки-малахая. Атака туркмен захлебнулась. Тогда они, отбежав, стали обстреливать ромеев на расстоянии. Алексей и его товарищи проявили мужество и выдержку. Загораживались щитами, стреляли в ответ, шли вперед. За день произошло несколько стычек, но Комнин твердо вел своих сотоварищей к теснинам. Достичь их удалось к вечеру, а ночь спасла беглецов. Через четыре дня беглецы были уже на берегах Босфора и переправились в столицу империи. Здесь Комнины доложили обо всем: и о поражении армии, и о том, что туркменские шайки находятся в четырех днях пути от Царя-города (так часто назвали Константинополь в византийских летописях, а русские говорили — «Царьград»). Таков был первый подвиг Алексея, благодаря которому юноша получил известность при дворе. Свое с братом поражение он сумел обратить в победу с помощью умелой пропаганды. Это станет отличительной чертой Комнина. На его счету будет много военных неудач. Но каждую неудачу Алексей обратит себе на пользу, рассказывая о собственной храбрости и личных подвигах. Вероятно, он научился этой манере у франкских рыцарей — известных вралей и хвастунов.

Что касается Исаака, то ему какое-то время не давали важных заданий. Авторитет молодого вельможи пал очень низко. Даже звание доместика схол передали Андронику — сыну кесаря Иоанна Дуки.

5. Кесарь Иоанн против Урселя Бальеля

Если бы в Малой Азии удалось собрать новую армию, она могла бы отогнать туркмен. Но там разбойничал Урсель Бальель со своими франками. Он разорил центральную часть Малоазийского полуострова. Одним словом, помогал туркам, хотя и действовал отдельно от них как враждебная сила. Хаос в малоазийских фемах нарастал. Недостаток финансов решили пополнить за счет европейских провинций Византии. В ответ немедленно восстали болгары. Против них выступила Западная имперская армия под началом Никифора Вриенния Старшего. Силы византийцев оказались скованы сразу на двух фронтах.

А при царском дворе по-прежнему думали только об интригах. Кесарь Иоанн Дука — дядя царя — и министр финансов Никифорица люто ненавидели друг друга. Отстраненный от власти кесарь обвинял министра в неспособности подавить мятеж франкских наемников. Тогда Никифорица предложил Иоанну Дуке лично возглавить армию, чтобы прийти в Малую Азию и уничтожить Урселя Бальеля с его рыцарями. Иоанн принял вызов. Вскоре выяснилось, что это было ошибкой. Удаляясь из столицы, кесарь окончательно утратил влияние, которое оказывал на своего племянника — Михаила VII «Без-четверти-вора». Министр перехитрил соперника. Иоанн был тяжеловесом дворцовых интриг, но никчемным полководцем. Таких бездарностей в византийском правящем классе оказывалось все больше. Это вызывало недовольство полевых генералов. Скоро прогремят новые взрывы мятежей. Причем бунтовать будут уже не наемники, а ромейские полководцы.

Урсель двигался по Малой Азии в сторону Константинополя. Оборона страны трещала по швам. Туркмены захватывали восточные районы империи один за другим, и Урсель не мог оставаться на Востоке. Ему хотелось занять столицу. О ее богатстве мечтали франки-наемники.

Бальель со своими рыцарями остановился на реке Сангарий (нынешняя Сакарья). Это было где-то в районе Дорилея — на полпути между Анкирой и Константинополем. Сюда и двинулся кесарь Иоанн Дука с наспех собранными войсками. Урсель вышел ему навстречу. Предстояло сражение. В истории оно получило название «битвы у Сангарского моста».

Византийцы того времени очень любили описывать боевые построения ромейских войск. При всей пустоте и бессодержательности эти описания полезны тем, что позволяют понять состав тогдашних армий ромеев. Зато они молчат о численности этих армий. Но кое-что понять все-таки можно.

В центре Иоанн Дука поставил, как говорит историк Вриенний Младший, «варваров, вооруженных щитами и топорами, которым всегда вверялось охранение царского дворца». Это русская дружина. Положение империи было настолько критическим, что император решился бросить в бой элитные войска.

Правое крыло составляли наемные «кельты», которыми предводительствовал некто Папас. «Кельтами» Вриенний называет французов или итальянских норманнов. Что в принципе одно и то же, потому что норманны давно офранцузились. В греческой литературе того времени было принято щеголять ученостью и называть народы древними именами. Например, печенегов и половцев именовали скифами, коль скоро они занимали скифские степи; турок-сельджуков — персами; русские удостоились имени «тавроскифов» — «бычьих скифов». Этим подчеркивался земледельческий характер народа. Что касается Папаса, то его имя говорит скорее об итальянском происхождении. То есть его «кельты» пришли из Италии. Возможно, среди них были лангобарды и даже италийские греки.

Левое крыло составляли, кажется, византийцы — остатки фемных войск. Ими командовал доместик схол Андроник Дука.

Арьергардом начальствовал Никифор Вотаниат, человек пожилой и опытный. Он был стратегом обширной фемы Анатолии в центре Малой Азии. Никифор привел под знамена кесаря Иоанна несколько полков из местных жителей — «фригийцев, ликаонян и азийцев», как пишет Вриенний в своей архаичной манере. Хитрый провинциальный чиновник, Вотаниат до поры до времени был лоялен по отношению к имперскому правительству. Но уже вскоре он увидит абсолютную беспомощность центральной власти и поднимет мятеж.

Вернемся к сражению. Мы перечислили участников боя. Но каково было их количество? Вероятно, отряд русов насчитывал 6 тысяч человек. Это значит, что остальных воинов было меньше — может быть, по 5 тысяч на флангах и 3–4 тысячи в тылу. Следовательно, Иоанн Дука собрал 19–20 тысяч солдат. Это была крупная армия.

Урсель располагал гораздо меньшими силами. Выше мы предположили, что его конный полк не превышал 5 тысяч бойцов (хотя все цифры, конечно, условны).

Казалось, дело Бальеля проиграно. Но он сумел тайно договориться с соплеменниками из отряда Папаса. Это и решило исход битвы.

Урсель разделил свой отряд на две части. Авангард бросился к воинам Папаса. Остальное войско Бальель лично повел в том же направлении. Он следовал несколько поодаль от авангарда, прикрывая тылы от внезапного удара византийцев. Иоанн Дука был озадачен подобной тактикой и промедлил. Эта задержка стала для него роковой.

Рыцари Урселя подскакали к воинам Папаса и вступили с ними в переговоры. «Кельты» без лишних раздумий перешли на сторону Бальеля. Если наши соображения о численности противоборствующих войск верны, силы Урселя удвоились. Кроме того, из-за подлой измены наемников правый фланг византийцев рухнул, как стена под ударом тарана. Урсель и «кельты» яростно атаковали центр ромейской позиции. Здесь насмерть стояли кесарь Иоанн с личной охраной и верные русы. Русы встретили атаку врага стеной щитов и ударами тяжелых секир стали валить рыцарей вместе с конями. Трещали латы, ломались копья, сталь билась о сталь. Первый порыв рыцарей поутих. Норманны и франки понесли большие потери. Наши предки умели драться.

Исход боя должен был решить византийский резерв. Напомню, им командовал старый хитрый Никифор Вотаниат. Если бы он обошел рыцарей и ударил во фланг, победа ромеев была бы обеспечена. Однако высшие имперские военачальники уже почувствовали тягу к предательству. Не так давно сын кесаря Иоанна — нынешний доместик Андроник Дука — предал Романа Диогена при Манцикерте. Сейчас Никифор Вотаниат задумал предать Андроника и его отца. Никифор увел свой полк с поля боя. Храбрость русов оказалась напрасной.

Урсель торжествовал. Он перегруппировал конные отряды и окружил центр византийского войска. Все происходило очень быстро. В этом сказалось преимущество кавалерии перед пехотой. Рыцари Урселя отличались мобильностью и могли совершать несколько атак одну за другой. Андроник Комнин даже не успел прийти на помощь отцу.

Русы были окружены и полегли в огромном числе. Кесарь Иоанн сражался как лев, ободряя своих. Но силы были неравны. Кесаря взяли в плен. Урсель атаковал подоспевшего Андроника Дуку и опрокинул его расстроенные полки (сказалась спешка, с которой они подходили). Иными словами, византийцев удалось разбить по частям.

Сам Андроник рвался к отцу с небольшой дружиной. Молодого вождя поражали копьями, рубили мечами. Он отбивался, убивал, получал раны и все звал отца. Наконец увидел, что кесарь пленен. Но и это не остановило Андроника. Израненный, он почти прорвался к Иоанну. Однако франкские рыцари убили под Андроником лошадь. Накал битвы был так силен, что с молодого Дуки сорвали шлем и хотели отрубить голову. В этот миг к сыну бросился кесарь Иоанн, повалил его наземь и закричал франкам, что перед ними — знатный пленник, за которого дадут большой выкуп. Этот вопль произвел магическое действие. Деньги «кельты» любили. Занесенные над головами ромеев мечи остановились. Так Иоанн потерпел разгром и очутился в плену.

Страдавшего от ран Андроника Урсель благородно отпустил в Константинополь. Правда, взял в заложники его детей. Но тем удалось бежать. Причем при весьма странных обстоятельствах, как будто им позволили уйти нарочно. Что касается самого Андроника, то вскоре он умер от ран. Одна из его дочерей — Ирина — через несколько лет станет женой героя этого книги: Алексея Комнина. Так свяжет капризная судьба два этих рода.

Насчет кесаря Иоанна у Бальеля имелись далеко идущие планы. Он готовил столь острое блюдо для Византии, что вкусив его, империя должна была умереть.

Поражение византийских войск при Сангарии было тем более трагичным, что силы империи находились на исходе. Если бы не мятеж Урселя, 20-тысячная армия Иоанна Дуки могла выгнать турок из Малой Азии. Теперь же христианские воины погибли в междоусобной войне, а туркмены превратили малоазийские плоскогорья в поля для грабежа и охоты.

Что касается Урселя, то он подыскивал территорию, на которой мог закрепиться. Перед глазами был прецедент: норманны. Удалось же им захватить у византийцев Южную Италию. Почему бы не проделать ту же операцию в Малой Азии?

Первым делом Бальель покорил греческие города по реке Сангарии. Затем отправился на запад и даже захватил царский летний дворец в Вифинии. Расположившись в «священных» покоях, мятежник стал размышлять, что делать дальше. По словам Вриенния Младшего, он хотел «завоевать себе римское царство» — то есть Византию. Но прежде следовало захватить крупный вифинский город Никомедию — ключевую позицию для дальнейшего наступления.

6. Кесарь Иоанн против империи

В Царе-городе началась паника. Слухи о приближении врага будоражили народ. Никто ничего толком не знал. Правительство скрывало размеры катастрофы.

У Иоанна Дуки оставался в столице еще один взрослый сын — Константин. Император Михаил «Без-четверти-вор» решил поручить ему командование военными действиями против Урселя Бальеля. Правда, войск для этого уже не было. Константину надлежало собрать остатки разбитых в Малой Азии ромейских полков и присоединить к ним фемные отряды, какие удастся.

Но исполнение этого плана задержалось из-за неожиданной смерти полководца. Вриенний пишет, что Константин Дука взялся за дело с яростью, «скрежеща зубами». Формировал войска, готовился к переправе в Малую Азию. Но однажды ночью с ним случился приступ. Константина попытались спасти врачи. Старания служителей Гиппократа прошли впустую. Знатный пациент скончался. Вероятно, Константин Дука получил инсульт из-за нервного перенапряжения.

А в Малой Азии творились большие дела. Урсель Бальель неожиданно для всех провозгласил своего пленника Иоанна Дуку императором Византии. Это резко изменило статус франкских рыцарей. Из мятежников и грабителей они превратились в поборников справедливости, которые хотели свергнуть бездарного Михаила VII и поставить на его место храброго Иоанна.

Неясно, что стояло за этой политической комбинацией. И главное, кому она пришла в голову: Бальелю или самому Иоанну. Выше мы упомянули, что бегство из плена детей Андроника Дуки было каким-то странным. Почему детям позволили так легко уйти? Может, это было частью договоренностей между Урселем и кесарем Иоанном? Возможно, кесарь предложил Бальелю сделку: Иоанн становится претендентом на трон, а Урсель приобретает легитимность.

Однако официально все должно было выглядеть так, будто Иоанна заставили выступить в роли претендента. Хитрый кесарь оставлял пути к отступлению. Это была опасная игра, в которой ставками были зрение, а может, и жизнь. Неудачливых претендентов в Византии ослепляли. А Урсель мог и убить, если бы что-то пошло не так. Иоанн рисковал.

Так дядя-кесарь выступил против племянника-императора.

Вриенний в своих «Исторических записках» характеризует Иоанна как человека, превосходившего «честностью всех прочих людей своего времени». Но не будем обольщаться этой риторикой. Вриенний писал свою книгу в то время, когда Комнины породнились с Дуками. Кесарь Иоанн немедленно превратился под пером придворных историков в «честнейшего» человека.

Однако сам же Вриенний проговаривается. «Честнейший» кесарь действовал бесчестными методами. Он снесся со своими людьми в Константинополе и готовил мятеж в свою пользу. Это веское доказательство того, что наша догадка о тайной сделке — верна. Можно заставить своего пленника сдавать города, но заставить его сплести в столице заговор в свою пользу — это чересчур даже для Византии.

Кесарь стал союзником и пособником Урселя. Это прекрасно поняли в Константинополе. Но что могло противопоставить Урселю беспомощное правительство и его глава — проворовавшийся финансист Никифорица? Столичные бюрократы придумали асимметричный ответ: натравить на Урселя тюрок. Они вошли в сношения с эмиром Ортуком (по-другому — Артук) и попросили его напасть на Урселя. Иначе говоря, сами открыли дверь вражескому нашествию.

Ортук возглавлял туркменское племя догер. С ним он прикочевал на берега Евфрата, а затем прорвался в Каппадокию. Своим верховным вождем эмир считал сельджукского султана Мелик-шаха, однако действовал вполне самостоятельно. Официально между Византией и Мелик-шахом царил мир. Но Ортук игнорировал этот момент. Угонял людей и баранов, грабил христиан на дорогах — словом, геройствовал. Постепенно он объединил туркменские шайки и стал самым могущественным человеком на каппадокийской границе. К нему-то и обратилось византийское правительство за поддержкой. В христианской терминологии это означало выгонять дьявола с помощью Вельзевула.

Заключив соглашение с византийцами, Ортук превратился из туркменского разбойника в полководца империи. Эмир выступил против Урселя «с многочисленным войском», говорит Вриенний. Численность этого «многочисленного» войска историк сообщить, как обычно, не удосужился. Хотя сам был человек военный и знал ценность точных цифр.

Бальель и кесарь Иоанн располагали 9–10 тысячами солдат. А может, и того меньше: в городах нужно было оставлять гарнизоны. Туркмены Ортука превосходили их числом, может быть, вдвое. Урсель хорошо знал турецкую тактику, поэтому принял меры предосторожности. Он разместил армию в узкой долине в Вифинии у горы Софон (неподалеку от Никомедии). Фланги были прикрыты скалами. С горы стекала речка. Она служила рвом, за которым и сосредоточились франки. Но все эти предосторожности оказались напрасны. Убедившись, что ромеи заняли сильную позицию, Ортук ее попросту обошел.

Дальнейшее описание кампании у Вриенния Младшего довольно туманно. Эмир Ортук удачно маневрировал и нашел удобную местность на соседней горе, откуда стал обстреливать франков. Те без толку теряли людей и лошадей. Бальель понял свою ошибку. Он-то ждал лобовой атаки врага. Но кочевые стрелки не собирались класть головы зря. Пришлось перейти в наступление самим франкам. Выстроившись клином, с копьями наперевес, они помчались на туркмен. Эта бешеная атака провалилась. Враги уходили от преследования и расстреливали франков издалека. Изнурив себя и своих людей, Урсель понес большие потери и проиграл битву. Усталые рыцари рассеялись по полю сражения. Иначе говоря, лишились главного преимущества: атаки сомкнутым строем. В индивидуальном бою ценность каждого рыцаря была невелика. Туркмены атаковали рассредоточившихся франков превосходящими силами. Это был полный крах Урселя. Сам он очутился в плену у туркмен вместе с кесарем Иоанном. Кесарю решительно не везло. Он попадал в плен уже второй раз.

Правда, значительная часть войск Бальеля все-таки прорвалась сквозь разъезды врага. Их вывела жена Урселя, француженка. Дама-кавалерист умела сражаться и удачно этим воспользовалась.

После того как была спасена армия, можно было подумать о спасении мужа. Супруга Бальеля собрала выкуп и договорилась с Ортуком. Тот получил деньги и немедленно отпустил Урселя. Следовательно, мятеж продолжался.

Зато кесаря Иоанна Ортук держал при себе как ценного пленника. Вместе с ним этот эмир направился во Фригию, в район Анкиры, опустошая все на своем пути под предлогом борьбы с бунтовщиками.

В Константинополе опять запаниковали. Вместо одной беды стряслось две. Урсель не пойман, Ортук бесчинствует на ромейских землях. А если кесарь Иоанн договорится с Ортуком? Турецкие племена могут осадить Царь-город. Такие осады бывали уже не раз — различные варварские народы пытались взять мировую столицу. Их отбивали, но удастся ли на этот раз? Никифорица решил выкупить кесаря, пока тот не натворил дел. Послали уполномоченных. Ортук уступил Иоанна за большую сумму в звонкой монете.

Теперь уже запаниковал сам кесарь. Ему грозило наказание за союз с Урселем. Иначе говоря, за измену.

Тогда Иоанн сделал ход конем. Он прекрасно знал, что неудачливые заговорщики частенько уходили в монахи, чтобы спасти зрение и жизнь. Кесарь договорился со своей охраной и был препровожден в какой-то сельский монастырь, где принял постриг. Так он дал понять, что выходит из политической игры и не станет претендовать на первые роли. «Такой конец имели дела дивного кесаря», — пишет Вриенний, заканчивая историю сотрудничества Урселя с Иоанном. Кесарь на восемь лет сошел с политической сцены, чтобы вернуться на нее уже вместе с Алексеем Комнином.

У Никифорицы больше не было конкурентов при дворе. Имелся, правда, другой не в меру ретивый монах — ипат философов и председатель сената Михаил Пселл. Но он оказался полным профаном в политических и государственных делах. Вместе с молодым императором Пселл предался сочинительству и изучению гуманитарных наук. В это время Никифорица бесконтрольно властвовал и разворовывал казенные деньги. Императору еще повезло, что его министр был евнухом. В противном случае энергичный Никифорица наверняка захватил бы корону.

7. Палеолог против Урселя

А что же Урсель Бальель? У него больше не было сил и средств, чтобы захватить столицу империи. Не имелось и кандидата, который мог бы взойти на престол и придать намерениям Бальеля законный характер. Но вполне доставало солдат, чтобы облюбовать какую-нибудь область империи и безнаказанно ее ограбить.

Такой областью стала обширная Понтийская страна. Понт — это Приморье. Так называли южное черноморское побережье от Синопа до Трапезунда. Опустошать эти края и отправился Урсель.

Турки еще не успели здесь погулять. Бальель изменил ситуацию к худшему. Он разорил окрестности больших городов Понтийской провинции и заставил жителей платить дань.

У константинопольского правительства возникла новая головная боль. Для решения проблемы уже нельзя было привлечь тюрок. На примере Ортука выяснилось, что они ненадежны и не станут добивать Урселя. Поэтому решили обратиться к единоверцам. В предгорьях Кавказа жил православный арийский народ аланов (это потомки сарматов и предки нынешних осетин). Тамошние мужчины охотно нанимались в войска к соседним государям, чтобы подзаработать. Риск смерти их не пугал.

Никифорица направил на Восток нового военачальника — Никифора Палеолога.^{8}

Никифор отправился в Аланию, навербовал там 6 тысяч воинов и переправился с ними в Понт. Вероятно, в этом отряде имелись тяжелые кавалеристы рыцарского типа и легкие стрелки. Ведь именно предки аланов придумали рыцарскую конницу еще в III веке до н. э.

Сочетание стрелков и латников было убийственным для Урселя. Он не принимал боя. Начались взаимные маневры. Враги пытались истощить друг друга в малой войне. Успех постепенно склонялся на сторону Палеолога с его свежими полками.

Но все испортил Никифорица. Он не присылал денег на содержание наемников. Это знакомая схема. Государственным ворам никогда не хватает средств на поддержание порядка внутри страны. Казна разворовывается, а потом начинается разговор о недостатке средств, укрывательстве от налогов, ленивом населении и т. д. Никифорица усвоил эту тактику и овладел ею в совершенстве. Возможно, имелась и еще одна причина невыплат: страх правительства перед Палеологом. Может быть, Никифор считался неблагонадежным подданным?

Вскоре аланы поставили вопрос ребром: когда будет оплата? Никифор Палеолог пообещал дать денег, но прекрасно знал, что блефует, на константинопольское правительство надеяться нечего. Он задумал «кинуть» своих наемников. А пока те не разбежались, стал искать генерального сражения с Урселем, чтобы поскорее разбить мятежника. Это не удалось. Урсель уходил от столкновения с правительственными войсками.

Наконец большая часть алан ушла на родину, бросив Никифора Палеолога. А на оставшийся отряд набросился Урсель. Теперь соотношение сил сложилось в его пользу. Предприимчивый Бальель разгромил врага лобовой атакой. Многие аланы пали в сражении. Оставшихся Палеолог расквартировал по городам Понта, чтобы хоть как-то спасти эти места от разграбления. Аланские гарнизоны жители городов содержали за свой счет.

Ситуация сложилась такая: Урсель терроризировал сельскую местность, а в городах держались правительственные чиновники и войска. Короче говоря, миссия Палеолога закончилась поражением. Тогда константинопольские небожители вспомнили про молодого Алексея Комнина.

8. Удачная сделка

Алексей показался подходящей фигурой для того, чтобы воевать на Востоке. Он имел боевой опыт и знал театр боевых действий. Сражаясь под началом брата, Алексей проявил лучшие качества: вывел свой отряд из боя, храбро рубился с противником и умел хладнокровно оценивать ситуацию.

Комнину повезло. В правительстве начался кадровый голод. Никифорица и Михаил «Без-четверти-вор» тасовали все ту же колоду. Это один из признаков болезни государственной системы. Некоторое время назад полководцем Востока был Исаак. Теперь не нашли никого лучше его брата. «Ибо Промыслу Божьему было угодно, чтобы открылась наконец и его доблесть», — комментирует Вриенний Младший. Древние греки любили все списывать на волю олимпийских богов и пытались определить ее по различным приметам. Ромеи, когда не хотели или не могли объяснить придворных интриг, списывали все на Промысл христианского Бога.

Алексея Комнина вызвали на прием к царю. Здесь его назначили стратопедархом. Попробуем перевести слово с греческого. Его первая часть означает, что носитель должности — это стратег, военачальник. Вторая часть свидетельствует, что он командует педзетайрами — пехотинцами. Иначе говоря, Алексея назначили «генералом от инфантерии». Или, говоря по-современному, генералом армии. Это была более низкая должность, чему его брата, который одно время являлся, напомним, главнокомандующим Востока. Алексею поручили командовать лишь войсками, расквартированными на территории Понта. Задание дали одно: покончить с Урселем. Для этого молодой полководец получил чрезвычайные полномочия. Вероятно, он совмещал гражданскую и военную власть в полосе боевых действий. От победы или поражения зависела не только личная карьера стратопедарха, но и судьба всей семьи Комнинов: останутся они разбогатевшими стратиотами, каких много, или выдвинутся на первые роли?

Мать Алексея испугалась этого назначения. Она опасалась ловушки. Покончить с Урселем не удалось двум именитым полководцам империи — кесарю Иоанну и Никифору Палеологу. Женщина подозревала, что сына хотят «подставить». Война против Урселя — дело опытных полководцев. Не лучше ли отказаться?

Алексей не получил ни денег, ни достаточного количества войск. Однако молодой стратопедарх верил в свою звезду. Он быстро проехал Пафлагонию и явился в понтийский город Амасию. Здесь нашел отряд в 150 аланов из числа бывших солдат Никифора Палеолога. Этих солдат содержал городской совет для обороны от Урселя.

Собственно, этим отрядом в полторы сотни бойцов и ограничилась вся армия Алексея. Он предъявил аланам свои полномочия и начал против Урселя партизанскую войну. Налетали на мелкие отряды противника, убивали отделившихся мятежников, захватывали обозы. Неожиданно этот способ принес удачу. Рыцари несли невосполнимые потери, а подвижный отряд Алексея всякий раз уходил из-под удара. Урсель искал решительного сражения. Алексей удачно уклонялся от него. Фактически он продолжал тактику Никифора Палеолога, действуя засадами и набегами. Урселя охватила бессильная ярость. Греки сражались не по правилам! Вместо того чтобы дать разгромить себя, они наносили поражения численно превосходящему противнику.

Солдат Урселя Алексей старался не убивать. По словам Вриенния, молодой военачальник «щадил христиан». Причиной гуманности Алексея было то, что он пытался перевербовать франков и расставлял их гарнизонами в городках.

«Эти часто повторяющиеся случаи сильно огорчили варвара», — пишет об Урселе Вриенний Младший. Города, которые он еще недавно контролировал, теперь отлагались один за другим. Положение настолько ухудшилось, что Урсель стал искать союзников. Первым делом этот христианин бросил взгляд на турок. Религиозные различия его не смущали. Главное, что можно было совместно грабить империю. Урсель был настоящий человек Запада — предпочитал верную выгоду абстрактной идее.

Он узнал, что в сторону Малой Азии движется крупная армия сельджуков. Ею предводительствовал знатный бек Тадж эд-Даула Тутуш — брат султана Мелик-шаха. Цель похода турок была неизвестна. Говорили, что Тутуш хочет захватить Малую Азию и Сирию. Едва бек переправился через Евфрат, как к нему пришел эмир Ортук со своими людьми. С тех пор Ортукиды несколько десятков лет верно служили потомкам Тутуша, а потом основали собственное княжество в Месопотамии.

Но все эти тонкости не интересовали Урселя. Он знал одно: крупная турецкая армия движется в его сторону. Почему бы не использовать это вторжение во вред византийцам?

Бальель сперва направил к Тутушу послов, а затем прибыл лично для свидания с турецким полководцем. Франк предложил союз. Хитрый турок не дал никаких гарантий. Он приглядывался к рыцарю-бандиту.

И тут впервые раскрылся во всей красе дипломатический талант Алексея Комнина — третьего игрока в этой партии. Алексей показал, что может быть не только удачливым предводителем партизанского отряда, но также искусным политиком. Ромейские шпионы окружали Урселя и докладывали о каждом его шаге. Поэтому Алексей тотчас узнал о поездке Бальеля к Тутушу и о предмете переговоров. Мгновенно сориентировавшись, молодой Комнин прислал от себя подарки Тутушу и завязал тайные сношения. Со своей стороны, сельджукский военачальник направил своих людей в лагерь Комнина.

При встрече Алексей очаровал турецкого посланника, «ибо в беседе был приятен более чем кто другой», — говорит Вриенний Младший.

— Ромейский базилевс и великий султан Мелик-шах — друзья между собой, — плел Комнин кружева интриги. — Между ними царит прочный мир. А вот Урсель — враг им обоим. Он опустошает ромейские области, но грабит также и земли турок.

(Кстати, какие это земли? Вероятно, армянские фемы, захваченные турками после битвы при Манцикерте. Византийцы уже не считали их своими.)

— Теперь, видя, что пришел эмир Тутуш с большим войском, Урсель хочет помириться с ним, чтобы обмануть, — продолжал Алексей. — Но пускай Тутуш не обольщается. Как только Урсель почувствует силу, он опять будет врагом турок, как прежде.

Свою речь Комнин закончил неожиданно. Он предложил Тутушу арестовать Урселя и выдать византийцам за большие деньги.

Турок-посол нашел это предложение выгодным. Может быть, он получил взятку от Алексея. Так или иначе, сельджукский дипломат вернулся к Тутушу и смог уговорить его схватить Урселя. Операция прошла легко. Тутуш-бек вызвал Урселя для новой беседы. Бальель примчался на свидание. Тутуш угостил его ужином с вином, а ночью арестовал. Первая часть замысла Комнина была выполнена. Узнав об удачном исходе дела, молодой стратопедарх отправил к Тутушу гонцов, чтобы принять закованного в кандалы Урселя. Но Тутуш оказался достаточно хитер. Он отдал Урселя, однако оставил у себя нескольких ромейских заложников вплоть до получения денег, предназначенных за арест Бальеля.

И тут мы узнаем важную деталь. Собственно, денег у Алексея не было. Он блефовал. Но своих людей, оставшихся у Тутуша, бросить не мог. Поэтому собрал старейшин большого понтийского города Амасии, где квартировал со своими солдатами, и обратился с длинной речью, суть которой сводилась к одному: дайте денег.

— Если бы базилевс был недалеко, я попросил бы отсрочки, — объяснял Алексей городским толстосумам, — а между тем достал бы деньги. Но теперь это невозможно. Пока мы ждем, турки опустошают наши земли, несмотря на мирный договор с султаном. Поэтому нужно как можно скорее расплатиться с Тутушем. Необходимо сложиться и собрать деньги. Вы все получите назад от базилевса.

Старейшины возмутились этим предложением. В возможность компенсации со стороны правительства никто не верил. Министра финансов Никифорицу все считали последним негодяем, а императора звали за глаза «Без-четверти-вор». О каком возмещении затраченных сумм могла идти речь? Авторитет правительства пал низко как никогда. Носителей верховной власти ненавидели. Хуже того: над ними смеялись.

Поднялся шум. Напрасно Алексей, заикаясь, говорил, что Урсель разграбил Понт и Армению, что горожане выплачивали ему гораздо больше денег, чем теперь нужно заплатить туркам за голову Урселя. Недалекие граждане призвали народ к восстанию. Собралась толпа. Старейшины кричали, что следует освободить Урселя и сделать его своим князем, а от империи отложиться. Это, мол, выгоднее, чем платить деньги туркам.

Эта безобразная сцена показывает, почему византийцы теряли города и целые области. Связи между частями империи ослабели за годы мира, а понятия патриотизма, чести и верности отсутствовали. Их заменили представления о выгоде. При этом ни чернь, ни мелкие чиновники и купцы не понимали, что патриотизм — самая выгодная вещь на свете. Потому что чем сильнее твоя страна, тем больше выгод получаешь ты сам. Но ромеи привыкли не замечать этих выгод, ругали правительство и обращали внимание только на недостатки, каких много всегда, в любое время и в любой стране. Теперь слабоумные народные мыслители решили отделиться и поставить во главе Амасии матерого бандита Урселя, который недавно их грабил.

Толпа бушевала. Еще немного, и стратопедарха разорвали бы в клочья. Но Алексей не растерялся. Он вышел к народу, поднял руку вверх, призывая к тишине, и заговорил.

— Амасийцы! Я удивляюсь, как легко вы верите демагогам. Вы видите, что несколько богатых людей хотят купить выгоду ценой вашей крови. Они желают учредить тиранию Урселя, чтобы сохранить неприкосновенность. Но завтра сюда придут царские войска, уничтожат Урселя, а весь свой гнев базилевс обратит против вас. Обдумайте все и верьте мне. Тогда поймете, кто желает вам пользы — я или те, кто подстрекает к мятежу!

Железная выдержка и находчивость стратопедарха спасли дело. Наверно, не последнюю роль играло и наличие вооруженных аланов в казармах. Народ поутих, а вскоре все разошлись.

Алексей боялся, однако, что городские богачи предпримут попытку выручить Урселя. Тогда он приказал разжечь огонь во дворе казарм и раскалить железо. Вокруг костра выстроились вооруженные до зубов аланы, а палач привел Урселя. С ними был глашатай, который сообщил зевакам, что мятежник приговорен к лишению зрения. Раскаленным железом Урселю выжгли глаза, и вопли разбойника неслись на весь квартал.

Жители тотчас успокоились. Слепой Бальель никого больше не интересовал. Через некоторое время Алексей собрал деньги для выкупа и увез их туркам. Царское задание по ликвидации Урселя было выполнено. Однако оставались еще товарищи Урселя, которые занимали укрепленные места в Понтийской провинции.

— Негоже, — сказал Алексей, — если оставим в покое приверженцев Урселя и уйдем отсюда. Вместе с тираном надо уничтожить и тиранию.

Он перекрыл дороги и прекратил подвоз припасов в крепости мятежников. Скоро дела франков стали так плохи, что им пришлось согласиться на капитуляцию. Лишь самые отчаянные побросали все и бежали. Их судьба неизвестна. Надо полагать, беглецов перебили греки или турки в других фемах.

9. Обратный путь

Замирив край, Комнин взял Урселя и отправился назад в столицу. С Тутушем Алексей рассчитался сполна, заплатив обещанные деньги. Ввиду этого сельджук повернул на юг и вторгся в Сирию. Тутуш захватил страну и создал сильный эмират. С Византией сохранял мир.

Ближайшим помощником Тутуша стал эмир Ортук, о котором мы говорили выше.

Но это не значит, что вольные туркмены перестали грабить Византию. Среди туркменских вождей выделился еще один. Его личное имя было Ахмад. Но в истории он получил известность под громким прозвищем Данишменд Гази. В переводе это означает «наставник — борец за веру». Он не имел отношения к сельджукам и был сыном одного из туркменских беков, еще в 1050-е годы переселившегося в Азербайджан со своим племенем. Этот бек захватил у византийцев Мелитену, где и родился Данишменд. Впрочем, этот город постоянно переходил из рук в руки. Вскоре его отбил византийский полководец Филарет Врахамий.

Прошли годы. Ахмад повзрослел, унаследовал власть отца и повел своих джигитов к новым завоеваниям. Со временем Данишменд Гази оказался самым сильным беком на восточной византийской границе. Собственно, границы уже не существовало. Воспользовавшись мятежом Урселя, Данишменд захватил у ромеев Себастию и сделал ее столицей независимого эмирата. Она превратилась в турецкий Сивас. Византийцы еще раз отступили. Восточным рубежом стали фемы Анатолик и Каппадокия вдоль реки Галис, да и там шныряли турецкие банды.

А Комнин возвращался в Константинополь. По дороге заехал в дом своего двоюродного брата, состоятельного землевладельца Феодора Докиана. Это произошло в Пафлагонии. За ужином родичи разговорились. Докиан знал про ослепление Урселя и осудил Алексея за жестокую расправу. Нельзя не изумиться, сколь странные нравы царили тогда в Византии. Жалеть бандита и грабителя, называя его великим воином, по нашим представлениям, аморально. Тем не менее молодой Комнин был вынужден оправдываться. После трапезы он отвел кузена в комнату, где содержался Урсель, и приказал пленному снять повязку. Каково же было удивление Докиана, когда Урсель предстал перед ним целый, невредимый и зрячий. Оказалось, что Комнин специально инсценировал казнь, чтобы успокоить жителей Амасии. Двоюродный брат был потрясен и расцеловал Комнина.

Мы привели эту историю, чтобы показать изобретательность Алексея, который не останавливался ни перед чем для достижения цели. Ни перед чем, кроме бессмысленной жестокости. Он не был безжалостным зверем. Впоследствии царская власть не ожесточит его. Возможно, это был как раз тот человек, в котором нуждалась Византия для своего спасения.

Во время этого путешествия Алексей навестил дом своего деда Мануила Эротика в Пафлагонии. Из этого родового гнезда и вышли Комнины. Но теперь оно было в опасности, как и все азиатские земли империи. Туркмены настолько обнаглели, что перекрыли дороги и грабили греков средь бела дня. Алексей не рискнул дальше ехать сушей, чтобы не потерять Урселя. Он воспользовался морским путем и благополучно прибыл в бухту Золотой Рог на Босфоре.

В Константинополе император Михаил VII «Без-четверти-вор» устроил Комнину пышную встречу. Все улыбались и чествовали стратопедарха. «Без-четверти-вор» изрек в пафосной манере, которой обучил его Михаил Пселл:

— Радуйтесь, ибо прибыл тот, кто, после Бога, правая наша рука!

Алексея осыпали дарами и почестями. Тогда же его заприметила прекрасная императрица Мария — жена «Без-четверти-вора». Эта золотоволосая красавица блистала при дворе. В ее жилах смешалась аланская и грузинская кровь. По отцовской линии царица происходила от князей Иверии, по материнской — вела род от грозных сарматов. Иногда в литературе ее называют Мария Аланская. Иногда — Мария Иверская. Пройдет время, и царица станет любовницей Алексея.

Конечно, чувства проснулись не в первый же вечер знакомства. Достаточно того, что молодой воин был замечен царицей. Впоследствии Мария сыграет большую роль в возвышении Комнина. Но именно в тот день, на царском приеме, Алексей Комнин начал восхождение к вершинам власти.

1. Исаак Комнин в Антиохии

Алексей был осыпан дарами и почестями. Но он никогда не забывал родню. Поэтому первым делом попытался пристроить на государеву службу своего брата Исаака. Брату дали опасную, но престижную должность дуки Антиохии. Эта должность была понижением. Ведь еще недавно Исаак являлся доместиком восточных схол — то есть главнокомандующим Востока. Но братья рассудили, что новая должность — это лучше, чем ничего. При случае они рассчитывали создать собственное владение на окраине царства.

Дука — это некто вроде маркграфа, наместника пограничной области с высокой степенью самостоятельности. Такая область называлась дукат. Некоторые византийские дуки становились независимыми правителями. Так случилось, например, в Генуе и Венеции.^{9}

Но вернемся к Исааку Комнину и его назначению. Должность антиохийского дуки была опасной, потому что город постепенно становился островом в море вражеских нашествий. Он располагался на переднем крае византийских владений, в Сирии. Несмотря на частный успех стратопедарха Алексея в борьбе с мятежниками, дела Византии на Востоке шли все хуже. Урсель обнажил восточную границу и отнял у империи множество воинов, которые пригодились бы для отражения туркмен. Теперь восточная граница походила на дырявый кафтан. Сквозь дыры лезли, как вши, жадные до сокровищ и добычи грабители. Да и бунтовщики были раздавлены не до конца. Антиохийцы жили как на вулкане. С севера угрожали армяне мятежного Филарета Врахамия, с юга — арабы, а с востока — туркмены.

Доместик (генерал) Филарет Врахамий был опасным врагом имперского режима. Этот армянин ненавидел семейство Дук и хранил верность памяти Романа Диогена. Врахамий собрал большой отряд армянских солдат и занял с ними замки в излучине Евфрата. Имперская армия ничего не могла поделать с этим мятежником. Его столицей был Мараш. Отсюда Филарет совершал походы по всем направлениям. Он отбил у туркмен Мелите ну, а у ромеев — Таре и все ближе подступал к Антиохии. Под его началом служили армянские офицеры, которые впоследствии станут знаменитыми и создадут несколько княжеств на Ближнем Востоке. Среди них — Торос-куропалат, Гох Басил, Гавриил, Ошин. Имена этих людей нам встретятся еще не раз.

Туркмены подступали к предместьям Антиохии. Взять город пока не могли — тот представлял собой первоклассную крепость с толстыми стенами, по которым свободно могли проехать пять конных повозок. Эти стены защищали триста башен. Но брожение царило внутри. Город раздирали религиозные распри. В нем жили православные христиане и представители двух сект, объявленных еретическими: монофизиты и несториане. Обе секты ненавидели православных и мечтали отделиться от Ромейской империи.^{10} Кажется, им симпатизировал антиохийский патриарх Эмилиан.

Дука Исаак оказался в сложнейшей ситуации. Но он доказал, что хитер, как настоящий Комнин. Вероятно, это ценное качество братья унаследовали по материнской линии.

«Вступив в город, он притворно угождал патриарху, — пишет Вриенний Младший, — и, боясь народной любви к нему, обращался с ним дружески». Однако сумел обмануть церковного иерарха и хитростью заставил его ненадолго уехать из Антиохии. А обратно в город уже не пустил. Патриарх отправился на корабле в Константинополь, потому что по суше дороги не было: окрестности наводнили армяне и туркмены.

Однако сторонники патриарха тотчас подняли мятеж в Антиохии. Влиятельные люди из новых богачей вооружили толпу. Вероятно, все это были сектанты. На улицах начались стычки с правительственными войсками. Несколько солдат Исаака погибли. Были разграблены пригородные виллы и государственные здания.

Исаак вызвал подкрепления из окрестных городов Антиохийского дуката. Затем блокировал мятежные районы и начал аресты, не давая повстанцам соединиться. Его помощником был Константин Диоген, сын императора Романа от первого брака. Затем «началось великое истребление возмутителей», — пишет Вриенний. Восстание потопили в крови. Это еще раз доказывает, что мятеж подняли несториане. Православных почти никогда не казнили так массово и жестоко. Обычно их отправляли в ссылку, а некоторым выкалывали глаза.

Этот мятеж имел бедственные последствия. Византийцы опять истребляли друг друга, когда враг стоял у ворот. Узнав о восстании, в дукат вторглись орды туркмен. Исаак и Константин Диоген выступили навстречу. В скоротечном сражении они потерпели разгром. Константин погиб. Исаак получил множество ран и очутился в плену. Этому горе-полководцу решительно не везло.

Вскоре его выкупили православные антиохийцы. Получив деньги, туркмены ушли. Час Антиохии еще не пробил. Но всем было ясно, что он близок. Что касается карьеры Исаака, то она вновь не задалась. Интриганом он был первоклассным, а вот полководцем — никчемным. Поэтому младший брат Алексей всегда обходил его в карьерном росте. Исаака отозвали в столицу. Сразу после этого в Византию вошли армянские войска Филарета Врахамия. Помимо этого, мятежник контролировал Мараш, Эдессу, Мелите ну и равнинную Киликию. Эти области временно отпали от Византии.

Что касается Исаака, он получил ценный опыт борьбы с еретиками. Во времена царствования Алексея Комнина Исаак станет кем-то вроде «великого инквизитора».

2. Мятеж Вриенния

Итак, ситуация на Востоке складывалась не в пользу империи. Провинции отлагались одна задругой, полководцы бунтовали, а мусульмане прорвали фронт. В распоряжении императора оставались войска Запада — то есть части, расквартированные на Балканском полуострове. Но вдруг грянул гром. В 1077 году Балканская армия взбунтовалась. Ее возглавлял Никифор Вриенний Старший (дед историка Никифора Младшего).

Алексей узнал об этом восстании по прибытии в столицу. Судьбе и правительству будет угодно, чтобы именно он выступил против мятежников. Но покамест расскажем о самом мятеже. Военные хотели остановить развал страны и свергнуть правительство юристов и бюрократов. Балканская армия была самой сильной в империи, а Вриенний Старший — лучшим ее полководцем. Это сочетание поставило Михаила «Без-четверти-вора» и его клику на край гибели.

Незадолго до начала мятежа Никифор Вриенний считался верным генералом и одной из опор трона. Как вышло, что он взбунтовался против царя? Чтобы понять логику событий, нужно вернуться назад и немного рассказать об этом человеке.

Никифор прославился подавлением болгарского восстания, которое в 1076 году бушевало от Видина до Скопья. Кроме того, он отразил печенегов и охранял дунайскую границу. К тому времени на западе отложились хорваты и сербы. Первые были слишком далеко, чтобы враждовать с империей, но вторые принялись нападать на ее границы. Оборона страны не интересовала константинопольское правительство. Император Михаил VII «Без-четверти-вор» сочинял вирши, стараясь подражать классическим образцам. Расходы на армию сокращались, а Никифор Вриенний получал нереальные задания по укреплению обороны: все прикрыть, ничего не отдать и перейти в наступление против врага. Полководец находился на грани отчаяния.

У Никифора в подчинении имелась армия из греков, армян, славян и разноплеменных наемников. Она была недостаточно крупной для того, чтобы отразить врага. Но ее вполне хватило бы для захвата Константинополя. Тогда шпионы донесли правительству, что Вриенний готов восстать.

При царском дворе возник переполох. Всемогущий Никифорица предложил дать Вриеннию какой-нибудь высокий титул. Например, кесаря. Кесарь — это цезарь. Одно время так называли наследников императорского престола. Или соправителей государства. То есть Вриеннию давали надежду на соправительство. Он должен был успокоиться и забыть о мятеже.

Наверно, Никифорица полагал, что нашел остроумный способ нейтрализовать Вриенния. Но при дворе толклись толпы интриганов, которые вели свою игру. Эти умники сумели добраться до царских ушей и убедили «Без-четверти-вора», что новое назначение таит опасность.

— Лучше уж добровольно отрекись от престола и передай Вриеннию власть как мужу храброму, — нашептывали они базилевсу. — Или не передавай вовсе. Но ни за что не делай соучастником правления.

Эти слова не на шутку испугали Михаила VII, про которого и так говорили, что он боится собственной тени.

Однако Вриеннию уже сообщили о высокой чести и вызвали в столицу. Никифор прибыл. Его переполняла гордость. В Балканской армии все уже знали, что их любимый полководец едет за титулом кесаря.

Но в столице император вдруг сообщил, что назначает Вриенния всего лишь дукой (военным губернатором) и поручает ему Болгарию. Эта область включала современную Македонию, а также часть сербских и западно-болгарских земель. К этому дукату присоединили фему Диррахий на берегу Адриатики. Наиболее неудачное кадровое решение трудно было придумать. В распоряжении Никифора оказалась добрая треть Балканского полуострова. Но титул кесаря от него ушел. Полководец затаил обиду.

Перед ним вновь поставили сложные задачи. Надлежало усмирить мятежи ромейских славян, заново покорить хорватов и сербов и отбить возможное вторжение норманнов из Южной Италии. Полководец подчинился.

Первым делом Никифор нанес удар из Диррахия по сербской области Дукля. Ромеи называли ее на старый, латинский, манер Диоклея. Ныне это Черногория. Здесь правил сербский король Михаил. Он был уже стар, а всеми делами распоряжался его сын Константин Бодин — в недавнем прошлом активный участник мятежа болгар. Никифор Вриенний уже имел дело с Бодином на поле боя. И вот — пришлось снова скрестить мечи.

Никифор вступил с войском в горные области сербов. Он мобилизовал мирных жителей на расчистку дорог. Армия шла довольно быстро. Наконец Бодин преградил путь имперскому воинству. В открытом бою ромеи легко разгромили дуклянских сербов. Бодин бежал. Король Михаил согласился выплачивать дань и признал себя вассалом ромейского императора. Правда, северная сербская область Рашка и тем более Хорватия сохранили свободу.

Эта победа пошла на пользу Византии, но во вред — лично Вриеннию. Столичные придворные нашептывали царю, что удачливый полководец обрел с ее помощью популярность и готовит переворот.

Император направил в лагерь Никифора своего соглядатая, чтобы разведать о настроениях полководца. Но шпион проболтался о своей миссии. Вриенний обо всем узнал.

Был ли заговор в действительности? Очевидно, что в военной среде ругали царя и рассуждали о его никчемности. Не вызывала симпатий и воровская клика, собравшаяся вокруг Михаила VII. Видимо, все это обсуждалось довольно свободно. От таких разговоров до реального заговора — один шаг. Сделал ли этот шаг Вриенний? Скорее да, чем нет. Во всяком случае, рассматривал такую возможность. Если бы в его войсках провели служебное расследование, Никифор мог угодить под арест.

Что оставалось? Восстать. Но Вриенний не отличался решительностью в таких делах. Эту нерешительность унаследует и его внук, от которого тоже уйдет престол.

Никифор искал совета младшего брата — Иоанна Вриенния, который считался более искушенным по части интриг. Однако в это время Иоанн отсутствовал: воевал с печенегами за Дунаем, на территории нынешней Румынии. Никифор дождался возвращения брата и имел с ним откровенную беседу, в которой ругал императора и правительство. Историк Никифор Вриенний Младший пишет, что лишь теперь его отец и дядя составили заговор против царя, вследствие обиды и недоверия. Все, что было прежде, — это лишь разговоры на кухне. Возможно, внук смещает факты, чтобы не бросить тень на деда. А может, и нет. Правду мы уже не узнаем.

К заговору примкнул стратег фемы Диррахий — прославленный храбрец Никифор Василаки, участник битвы при Манцикерте. Анна Комнина именует его человеком «удивительным по своему мужеству, храбрости, смелости и силе». Не будем обольщаться этими эпитетами. Византийские императоры часто превозносили своих врагов, чтобы придать веса собственным победам над ними.

Нерешительность Никифора Вриенния Старшего тем временем усиливалась день ото дня. Его брат Иоанн и соратник Василаки уговаривали поскорее начать открытый бунт. Никифор колебался.

Иоанн начал широкую агитацию в народе, чтобы подтолкнуть Никифора. Ставка братьев располагалась в Адрианополе (сейчас это турецкий город Эдирне неподалеку от Стамбула, во Фракии). Иоанн поднял на митинги все население Адрианополя. Греки и ромейские славяне в открытую говорили, что пора свергать «Без-четверти-вора» и его ненавистного министра Никифорицу.

В столицу полетели очередные доносы о готовящемся мятеже. Но главный мятежник не решался нанести первый удар. По-видимому, Вриенний Старший был совестлив и осторожен. Зато его брат обладал авантюрным характером. Иоанн «соображал, как бы заставить его хотя бы против воли приняться за дело», — сообщает Вриенний Младший.

Заговорщикам помог сам император Михаил VII. Царь принял очередное бестолковое решение, которое подтолкнуло Никифора к выступлению. Он назначил Василаки дукой Иллирии и предложил ему арестовать Вриенниев. Об участии Василаки в заговоре базилевс, скорее всего, вообще ничего не знал.

Императорский приказ переполнил чашу сомнений Никифора. Тот наконец решился на восстание и двинулся к Фессалоникам. Однако обнаружил город уже занятым отрядами Василаки. Тут произошло нечто непредвиденное. Василаки предал Вриенния и напал на него. Причина проста. Почести, оказанные византийским царем, вскружили голову Василаки, и он решил сохранить верность престолу.

Вриенний принял бой, разгромил Василаки и загнал его в Фессалоники. Началась осада. Василаки скоро одумался и прислал гонцов с мольбой о прощении. Он предложил возобновить союз и выразил готовность примкнуть к восстанию против «Без-четверти-вора».

Никифор Вриенний счел, что лучше иметь Василаки другом, чем недругом. Он простил неверного сотоварища и вернулся в Адрианополь — свою ставку. Там его встретил брат Иоанн, собравший огромное войско. Брат сплотил всех. К нему пришло большое число ромейских славян из Македонии и Болгарии. Они воспользовались случаем, чтобы сменить статус разбойников на выгодное положение воинов империи. Явились греки из Фракии. На его сторону перешли городские власти почти всех балканских округов. Города выставили ополчения, которые тоже пришли к братьям Вриенниям. Наверняка под их знамена сбежалось множество разорившихся стратиотов. Все они ненавидели «Без-четверти-вора» и готовы были драться за старые порядки. Это был бунт сторонников той системы, которая сложилась при Македонской династии. Системы, по которой многие тосковали, — потому что она была самой привлекательной для народа за всю историю Византии.

Став лагерем, «они начали приготовляться к подвигам», — пишет в своей манере Вриенний Младший. Никифор опять медлил и ждал чего-то. Его энергичный брат Иоанн форсировал события. Он раздобыл знаки царской власти — красные сапоги, плащ, диадему. И убеждал Никифора возложить их на себя. «Когда же тот отказывался и требовал времени на размышления», Иоанн пригрозил применить силу. За ним стояли стратеги балканских фем и главы городов. Но Вриенний настоял на том, что надобно подождать.

Мятежники осадили Траянополь — город на пути к столице империи. Его гарнизон сохранил верность «Без-четверти-вору» и его правительству. Солдаты Вриенния хотели самочинно захватить город. Никифор пытался удержать воинов от нападения. Кажется, этот человек действительно болел за страну и пытался удержать византийцев от междоусобной войны, а на мятеж решился лишь в самых крайних обстоятельствах.

Но обстоятельства оказались сильнее. Группа византийских солдат во главе с мальчиком-подростком Патрикием, сыном Никифора, взобралась на стены Траянополя и застала его защитников врасплох. Вероятно, за этим нападением стоял все тот же Иоанн Вриенний — человек хитрый и решительный.

Патрикий приказал осажденным выкрикнуть Никифора императором, если они хотят спастись. Траянопольцы так и сделали.

— Да здравствует базилевс Никифор! — неслось отовсюду. Этим они спасли свою жизнь и имущество.

Поутру войско выстроилось перед шатром Вриенния и потребовало, чтобы Никифор надел красные сапоги и багряный плащ императора. «Не скоро и с трудом уступил он их требованию и, облекшись в эти одежды, объявил себя римским царем», — вспоминает об отце Никифор Вриенний Младший. Игра началась по-крупному. Путь на Константинополь был свободен.

3. Осада столицы

Перспектива гражданской войны отталкивала Никифора. Он хотел сохранить руки чистыми в таком грязном деле, как мятеж против собственного царя. Поэтому сам новоиспеченный император остался в Адрианополе, а осаждать столицу отправил Иоанна Вриенния, пожаловав ему высокие чины и титулы. Армия Иоанна расположилась под стенами Константинополя, напротив Влахернского дворца.

«Без-четверти-вора» никто не любил. Многие влиятельные византийцы подумывали о переходе на сторону братьев Вриенниев. От них ждали справедливости и возвращения к старым порядкам. Дело испортила мелочь. Солдатня кинулась грабить предместья и подожгла дома богачей, рассказывает Никифор Вриенний Младший.

Страсть к революционным переменам сразу поутихла. Перемен очень хотелось, но никто не желал становиться жертвой.

Иоанн Вриенний остановил грабежи, но было поздно. Сгорело много прекрасных зданий. Столица приготовилась к обороне.

«Без-четверти-вор» стал искать лидеров, которые могли бы возглавить войско и отбить врага. Первым защитником оказался родной брат царя, Константин Порфирородный. Он был одним из тех немногих, кому доверяли при дворе. Но это был, так сказать, декоративный командир. Требовался реальный полководец, который смог бы остановить врага. Выбор пал на Алексея Комнина.

Дела Алексея шли в гору. Ему еще не хватало опыта. Но этот недостаток восполнила мать Комнина — Анна. Эта умнейшая женщина установила связи при дворе. Именно она продумывала политические комбинации и учила сына правилам поведения: хитрости, осторожности, изворотливости, умению наладить контакты с нужными людьми. Алексей хватал знания на лету. Придворная школа сделала из юного воина ловкого политика. Заметим, что в это время старший брат Алексея — Исаак — жил вдали от двора, в Антиохии, да еще и переживал неприятности — то попадал в плен, то в другие переделки. В гонке за лидерство он уже тогда проигрывал своему младшему брату Алексею. Хотя амбиций имел в избытке.

Кстати, интересно, не входил ли Алексей в число влиятельных людей, которые сперва хотели сдать столицу? Может быть, у него в числе прочих сожгли усадьбу, и лишь тогда Комнин перешел на сторону царя? Из смутных намеков Вриенния Младшего это неясно. Более точно говорить он не мог. Однако что-то же хотел донести своей недоговоренной фразой о сожженном предместье. Мы имеем право делать предположения.

Получив приказ сохранить Царь-город, Алексей Комнин и Константин Порфирородный начали действовать. Войск не было. Воровское правительство об этом не позаботилось. Алексей и Константин вооружили собственных слуг, раздавали оружие ополченцам. И вообще, пишет Вриенний Младший, «вооружали кого попало». Чтобы этот сброд не разбежался, оба молодых полководца сами бегали по стенам и пытались контролировать ситуацию. Если бы враг взялся за дело всерьез, Константинополь был бы захвачен, несмотря на мощные укрепления. Однако осаду вели крайне вяло. Алексей воспользовался ситуацией, сделал вылазку и захватил в плен пару десятков солдат Вриенния. Это незначительное событие сторонники Комнина раздули до невероятных размеров. Молодой Алексей скромно ходил по улицам города и принимал поздравления. Он учился делать пиар… Опять же, большую роль в этом играла мать — умнейшая Анна Далассина. Женщина подговаривала нужных людей и настраивала народ в нужном ключе.

Соратник по обороне — царевич Константин Порфирородный — сильно обиделся на Алексея. Он всячески поносил Комнина. Однако царь, напротив, — осыпал похвалами. «Без-четверти-вор» и его советники понимали, что энергичный Алексей — это единственный шанс на спасение. Тем более что молодой полководец всячески демонстрировал лояльность. Скажем, забегая вперед, что Комнин будет отстаивать интересы царя Михаила VII и не решится на мятеж против него. Он восстанет только против следующего императора.

Михаил VII «Без-четверти-вор» решил привязать к себе перспективного молодого политика. Но как? — Породнившись с ним. Алексею предложили в жены девушку царского рода. Была ли у Комнина супруга до этого, неясно. Если да, то ни имени ее, ни судьбы не сохранила история. Так или иначе, Алексея решили женить. Выбор пал на одиннадцатилетнюю девочку Ирину — дочь того самого Андроника Дуки, который в 1071 году предал императора Романа Диогена в битве при Манцикерте. Поступок Андроника отличался редкостной подлостью, а Роман Диоген был благодетелем Комнинов. Но что с того? Кости Романа давно сгнили в земле. Жизнь продолжалась. Надо было как-то делать карьеру.

Андроник приходился сыном кесарю Иоанну Дуке — старому интригану, отстраненному от власти. Это послужило на пользу Алексею. Он породнился с одним из самых искушенных политиков империи. А Михаилу VII Ирина приходилась двоюродной племянницей. То есть Алексей убил двух зайцев: породнился с императорским домом и обрел потенциальных союзников, если бы решил выступить против императора. Это был тонкий политический ход.

Свадьбу обещали сыграть после победы над мятежниками, а пока ограничились помолвкой. Алексей вошел в круг ближних людей при царском дворе.

А что же сама Ирина — будущая жена Алексея? Что это была за женщина, и какую роль сыграла в истории?

Прежде всего, она была гречанкой из рода, который дал нескольких крупных политиков. Следовательно, страсть к подлости и интригам имелась у нее с рождения. С другой стороны, Ирина по-своему любила своего мужа Алексея, хранила ему верность, ухаживала в беде и берегла семейный очаг. Словом, это была достаточно скромная и в меру хитрая матрона, главным качеством которой оставалась умеренность. Ирина умела держаться в тени.

Первое время Алексей не очень любил ее и даже пренебрегал ею. Ирина была для него средством войти в высший круг. Позднее — стала даже препятствием для политических комбинаций. Но выдержка и известная скромность спасли Ирину. Брак вынес испытание на прочность. Ирина сохранила высокое положение до самой смерти Алексея Комнина.

Жениху и невесте недолго пришлось наслаждаться обществом друг друга. Мятежники стояли у ворот столицы. Впрочем, их дело не продвигалось. Повстанческая армия разложилась. О штурме никто не помышлял. Бунтовщики искали повод, чтобы снять осаду. Боялись только потерять лицо.

На помощь пришел случай. Из-за Дуная вторглись печенеги — мусульманские родичи турок. Византийские авторы той поры называют печенегов скифами, — все древнее было модным. Враги перешли Балканский хребет и рассыпались по Фракии. Мятежники лишились продовольственной базы — позади лежали разграбленные и сожженные печенегами деревни. С другой стороны, появился долгожданный повод прекратить осаду и проявить себя патриотами. Иоанн Вриенний считался специалистом по степной войне. Он приказал своей армии снять осаду и выступил против степняков. Действовал довольно успешно. Разгромил несколько печенежских ватаг, набрал пленных и предложил «скифам» мир. Печенеги дали знатных заложников и обязались быть «друзьями» империи.

Тем временем в Константинополе сколотили еще одну дружину для борьбы с мятежом. Ее возглавил Урсель Бальель, которого по этому случаю амнистировали и выпустили из тюрьмы. Урселю предложили искупить вину кровью. Он занял крепости, защищавшие подходы к Царю-городу, и стал тревожить Вриенниев короткими набегами. Его главной базой сделалась Силимврия.

Но все же расстановка сил сложилась не в пользу правительства. Братья Вриеннии удерживали славянские области Балкан и важнейшие греческие города — такие как Диррахий и Фессалоники. Под властью императора остались столица, прилегающая область Фракии, греческие острова и, может быть, Пелопоннес. Но и на островах вскорости начались бунты. Империя разваливалась.

4. Никифор Вотаниат

«Без-четверти-вор» мог продолжать борьбу лишь в одном случае: пока в тылу оставалась Малая Азия. Пускай там хозяйничали туркменские банды — империя сохранила владения от Кесарии и Трапезунда до Эгейского моря. Однако в этот миг с востока пришла весть, оказавшаяся роковой для «Без-четверти-вора». Поднял мятеж стратег малоазийской фемы Анатолика — престарелый Никифор Вотаниат.

Мы оставили Вотаниата в тот миг, когда он отказался сражаться против врагов империи под началом Комнинов и покинул поле боя. Старый лис вернулся в свою нору.

Это предательство осталось безнаказанным. Правительство не имело сил даже для того, чтобы подавить открытые мятежи, не говоря о мятежах тайных. На словах Вотаниат сохранял лояльность монарху. На деле — сидел в своих владениях как независимый князь и наблюдал быстрый развал державы. Он был связан с малоазийскими помещиками и военными. Те относились к центральной власти с большим скепсисом. Царь Михаил VII не мог обеспечить минимальный набор требований по стабильности и безопасности государства. Иначе говоря, он плохо работал. А значит, стал не нужен.

Слухи о заговоре Вотаниата дошли до столицы. Там приняли как всегда самое неверное решение из возможных. Чтобы обезопасить неудобного человека, его возвысили. Он получил должность доместика восточных схол, то есть главнокомандующего Востока. Из столицы это казалось ловким ходом. Но в Малой Азии его поняли, как выражение слабости правительства.

Никифор Вотаниат испугался, что власть перехватит Вриениий, а потому поднял восстание. Он вышел на сцену в качестве «политического тяжеловеса» — умудренного губернатора, который решил навести порядок в стране. Вотаниат был потомком знатной фамилии Фок. Она дала нескольких мятежников и святого императора Никифора II Фоку (963–969), который, придя к власти в немолодом возрасте, расширил границы страны. Это родство умело использовали «пиар-специалисты», занимавшиеся идеологической поддержкой мятежа. Идейным вдохновителем и певцом новой власти стал литератор Михаил Атталиат. В его «Истории» Никифор Вотаниат предстает дальновидным политиком, стремившимся упорядочить управление и спасти державу.

Ни сам Вотаниат, ни его провинциальные соратники не подумали, как опасен для судеб родины их мятеж. В момент, когда туркмены загнали греков в города и хозяйничали на Малоазийском полуострове, когда за ними маячила грозная тень сельджукских султанов, они обнажили восточную границу и выступили походом на Царь-город.

Но нельзя требовать от посредственностей, чтобы те вели себя, как герои. А окружение Никифора Вотаниата составляли именно посредственности. Возможно, они были чуть лучше государственных воров из столицы, но также вредны для империи.

Вотаниат попытался обеспечить тылы союзом с туркменами. Он взял в друзья одного из турецких вождей. Настоящее имя этого турка до нас не дошло. В византийских сочинениях его зовут Хризоскул. Он привел на службу Вотаниату несколько тысяч туркмен. Старый Никифор решил, что тем самым обеспечил восточную границу империи от турецких набегов. На самом деле он только привлек новых захватчиков с востока. С тех пор стало модно вербовать турок в византийскую армию. Их брали как союзников, наемников или друзей. В этом не видели ничего плохого. Византийская империя перемешала в своем котле десятки народов. Что с того, если появился еще один?

Турки быстро усваивали греческий язык и культуру. Но не религию. Они были мусульманами, а значит, оставались турками. Византийцы за свою беспечность заплатили дорого: сперва потеряли Армению, затем — Малую Азию, а после — и сам Константинополь. Правда, эта трагедия растянулась на четыреста лет.

В войске Вриенния служил среди прочих молодой турок по имени Чакан. Это тюркское имя хорошо известно в другой транскрипции: его носил казахский ученый и русский офицер Чокан Валиханов. (Как известно, Россия тоже не заботилась о чистоте расы и охотно принимала в свою среду соседей.) Иногда сельджукского персонажа, о котором мы ведем речь, зовут Чака или Чаха, но это неправильно.

Чакан был умен и храбр. Вотаниат обратил на него внимание, позволил получить византийское образование, осыпал почестями. Чакан стал наполовину греком. А через несколько лет в благодарность едва не разрушил Ромейскую империю. Но не будем забегать вперед. Время Чакана наступит позже, когда он станет правителем Смирны. А пока запомним это имя, констатируем начало необычной карьеры и перейдем к иным событиям, иным людям.

Вотаниат собрал «рассеянные по востоку войска», пишет Вриенний Младший, и стал захватывать города. Некоторые сдавались без боя, а кто-то сопротивлялся. Верность империи сохранил лишь один малоазийский военачальник. Он носил все то же популярное имя Никифор и фамилию Мелиссин. Эта семья издавна роднилась с Комнинами. Никифор Мелиссин был женат на сестре Алексея — Евдокии. Это означает, что на Мелиссина пал отблеск славы Комнинов, популярных в Малой Азии. Одним из первых на его сторону перешел молодой влиятельный офицер Георгий Палеолог со своими слугами и дружиной. Вместе они договорились выступить против мятежников.

Это позволило собрать в Малой Азии правительственные войска и какое-то время сопротивляться бунтовщикам. «Без-четверти-вор» и его правительство получили отсрочку.

5. Роковое решение

Увы, эта отсрочка оказалась краткой. Старый Вотаниат покорил Малую Азию и двинулся на Константинополь с востока. Никифор Мелиссин и Георгий Палеолог маневрировали у него в тылу и ничего не могли сделать.

В Константинополь одна за другой приходили тревожные вести. Вот мятежники Вотаниата заняли Великую Фригию. Вот они вступили в Вифинию. Вот готовятся к переправе на европейский берег.

Столица кишела лазутчиками Вотаниата. Тот пытался перетянуть на свою сторону влиятельных людей и получить Константинополь без боя.

Еще недавно это не удалось сделать братьям Вриенниям, чьи войска откатились к Адрианополю. Но Вотаниат считал себя умнее неудачливых братьев. Они были всего лишь вояки, а старый Никифор — тонкий политик. Так он, во всяком случае, думал о себе.

А в Константинополе царь и его окружение все еще искали способы выиграть безнадежную партию. Положение становилось хуже день ото дня. Истощенное «смелыми реформами» Никифорицы, государство осталось без войск и денег. Но отвечать за свои действия столичным бюрократам не хотелось. Тогда Никифорица выдумал смелый план. Он предложил пойти на союз с иранскими сельджуками против Вотаниата.

Морем послали гонцов в Сирию. Оттуда посланники по суше отправились в Ирак и Иран.

Сельджукский султан Мелик-шах принял византийских дипломатов любезно и сразу понял, что удача сама идет в руки. Он согласился помочь и выделил несколько тысяч воинов для похода на Запад — против Вотаниата. Все понимали, что это не просто дружеская помощь. Сельджуки идут на разведку, за которой последует захват Малой Азии. По дороге они должны были присоединить бродячие туркменские орды. Собралась серьезная сила: два-три десятка тысяч бойцов.

Командовать западным походом Мелик-шах поручил своему двоюродному брату, Сулейману ибн Куталмышу.^{11} Это имя опять же следует запомнить. Потому что именно с него началось господство турок в Малой Азии. Мусульмане пытались захватить эту страну уже давно, с VII века, когда арабские войска впервые перевалили горы Тавра, и всякий раз терпели неудачу. И вот теперь их пригласило византийское правительство. Этим шансом следовало воспользоваться.

Вероятно, Мелик-шах хотел создать в Малой Азии противовес своему брату Тутушу, который правил Дамаском и заметно усилился. Естественно, Сулейман обещал хранить верность Мелик-шаху. Сельджукская армия выступила на Запад. Это произошло все в том же роковом для Византии 1077 году.

Сулейман сразу показал себя как прекрасный организатор и полководец. Он не тронул владения туркмен Данишменда Гази — удачливого бека, который правил восточными районами Малой Азии. Не размениваясь по мелочам, Сулейман атаковал главную византийскую фему в Малой Азии — Анатолии. Именно здесь находилась база Никифора Вотаниата, отсюда он начинал мятеж.

Сулейман-бек напал на равнинные области Анатолика и захватил богатый город Иконий. Он располагался в южной части фемы. Бек сделал Иконий своей столицей. Греческое население обложили данью, а сельджукские витязи стали пасти коней и овец в окрестных долинах. Несколько церквей обратили в мечети. С этого небольшого владения начался знаменитый Иконийский султанат; из него со временем вылупится другое государственное образование — Османская империя, которая станет могильщиком Византии.

Военные действия турок против византийцев описаны современниками из ряда вон плохо. Обрывки сведений приходится собирать по крупицам. Похоже, что Никифор Вотаниат отослал главные войска на запад, а сам еще оставался в Анатолике, когда в эту область нагрянули конники Сулеймана. Столкнувшись с турками, Вотаниат собрал небольшую дружину — человек триста, оставил Анатолии на произвол судьбы и поспешил на запад. Никифор бросил все на карту и решил захватить Константинополь, а уж потом разобраться с наседавшими турками.

Вотаниат двигался по направлению к греческому городу Никее. Верная армия ждала его там. Однако Сулейман обогнал врага по дороге в Вифинию. Сельджук планировал перехватить старика и разделаться с ним. А потом напасть и на его армию.

У Вотаниата прекрасно работала разведка. Она доложила о движении турок. Принимать бой с небольшой дружиной означало верное самоубийство. Вотаниат ночью свернул с дороги и тайными тропами повел свой отряд к Никее, где стояли мятежные малоазийские войска.

Но и у Сулейман-бека разведка работала исправно. Загонщики брали «языка», конные разъезды хватали мирных жителей, следопыты выслеживали противника. Беку доложили о маневре византийцев. Сулейман погнался за отрядом Вотаниата, а вперед выслал легкие части, которые мешали продвижению неприятеля. У стен Никеи ромейская армия выдержала столкновение с авангардом сельджуков и отбила атаку. В это время Никифор обошел врага и соединился со своими полками. Опасность миновала. В Никее ромейские полки устроили Вотаниату пышную встречу. Его торжественно провозгласили базилевсом — то есть царем. Но сражаться со всей ордой Сулеймана осторожный Вотаниат не хотел и не мог. Он отправил на переговоры к сельджукам своего соратника-турка Хризоскула. Тот откупился от Сулеймана деньгами. Сельджуки ушли в сторону Икония.

Это не значит, что Сулейман заключил прочный мир с неверными. Пройдет несколько месяцев, и мы вновь увидим его у стен Никеи. Сельджукского бека манил этот богатый и хорошо укрепленный греческий город. А пока Сулейман ненадолго отошел, чтобы отдохнуть, пополнить войска и откормить лошадей. Он хотел дождаться, пока Никифор уведет свои войска на завоевание Константинополя. После этого Малая Азия останется без защиты.

Вести о коварстве Сулейман-бека, который взял деньги и договорился с Вотаниатом, быстро долетели до столицы. Жителей Царя-города охватил страх. Никто не думал о сопротивлении. Все размышляли, кому выгоднее сдаться: братьям Вриенниям или Вотаниату. Причину панических настроений понять легко. У Михаила «Без-четверти-вора» больше не оставалось войск. Западная армия взбунтовалась и выступила против правительства под началом Вриенния. Восточная готовилась к захвату столицы под командой Вотаниата. У Михаила VII и его клики оставался всего один город, Константинополь, а в нем — разграбленная казна и деморализованное население. Да и сама клика оказалась сборищем воров и неудачников.

В этой шайке столичных бездарностей неожиданно оказался Алексей Комнин. Молодой сановник не любил Дук, которые похитили когда-то престол у его дяди. Но теперь оказался с теми же Дуками в одной упряжке. А упряжку несло прямо к пропасти. Алексей рисковал свалиться туда вместе со всей камарильей, погубившей страну.

6. Государственный переворот

В этот острый момент Михаил «Без-четверти-вор» получил еще один удар. Против него выступили церковники во главе с константинопольским патриархом. Патриарший престол занимал в то время Косьма I (1075–1081). Это был далекий от политики человек. Впоследствии Церковь причислила его к лику святых. Его втянули в политические игры, от которых он хотел быть в стороне. За ним стоял более опытный интриган — антиохийский патриарх Эмилиан. Мы уже говорили, что Исаак Комнин выгнал Эмилиана из Антиохии. Церковник переселился в Царь-город и начал интриговать в пользу Вотаниата при столичном дворе. Обстановка благоприятствовала этому. Положение на фронтах ухудшалось, престиж власти падал.

В холодные январские дни 1078 года патриаршая делегация в парадном облачении проследовала к царю. Клирики попытались уговорить Михаила отречься. Это не удалось. «Добрейший» Михаил отчаянно цеплялся за власть. Еще сильней за нее держались соратники государя: Пселл и Никифорица.

Нескольких церковников арестовали, но патриарха не тронули. Он был нужен как посредник в политической игре. Сохранил свободу и патриарх Эмилиан. Возможно, эта нерешительность погубила царя. Оставшиеся на воле клирики продолжали тайные переговоры с правительством о капитуляции императора и его отречении.

Наконец часть команды решила сдать Михаила VII и обеспечить себе спасение. Весной 1078 года заинтересованные люди попытались наладить контакты с Вотаниатом, который стоял на азиатском берегу Босфора. Со стен Константинополя были видны многочисленные войска, собранные Никифором. Стало ясно, что дни византийской столицы в любом случае сочтены. Хотелось спасти то, что еще можно.

Вотаниат объявил, что готов начать переговоры с теми, кто предаст Михаила, Посредником стал все тот же Эмилиан. Роль Алексея Комнина в этом грязном деле замалчивается. Считалось, что он был верен правительству Михаила VII до последнего дня. Этот тезис нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

В столице возник антиправительственный заговор. Готовящийся путч означал бы конец карьеры для двух негодяев — министра финансов Никифорицы и председателя сената Михаила Пселла. Второстепенные люди могли рассчитывать на милосердие победителей. Ведь дворцовый переворот — это не революция. А новой власти всегда нужны опытные проходимцы для того, чтобы наладить управление страной в интересах своей группировки.

Никифор Вотаниат был старый чиновник с хорошими связями. И в то же время — военный. Он неоднократно сражался с турками. Вриенний Младший называет Вотаниата «одним из мужественнейших людей Востока». Стратиоты связывали с ним надежды на возвращение привилегий. Он был ставленником военных и провинциалов. Оставалось только взять власть. Вот как это случилось.

В центре заговора находился по-прежнему антиохийский патриарх Эмилиан. К нему примкнули многие сенаторы. Самым влиятельным из них был некто Михаил Варис. Вероятно, этот человек рассчитывал свергнуть Пселла и самому занять должность председателя сената. Сановники пытались урвать для себя гарантии от новой власти. Вотаниат переправил в Константинополь охранные грамоты с золотыми печатями, которые давали их обладателям гарантии неприкосновенности. Михаила VII уже никто не боялся.

Заговорщики хотели привлечь на свою сторону бывшего кесаря Иоанна Дуку, который влачил дни в одном из столичных монастырей. Варис поехал к нему для беседы. Сенатор сулил милости и возвращение к политической жизни. Но Иоанн Дука неожиданно донес обо всем царю Михаилу VII. Возможно, Иоанн посчитал разговор проверкой.

Михаила Вариса схватили. Но лучше бы этого не делали. Арест лишь ускорил развязку. Варис успел отправить записку своим, в которой сообщал, что все раскрыто, а сам он находится в каземате. Причем сдаст всех, потому что не в силах будет перенести бичи и пытки палачей. Записка дошла до адресата, и ее содержание узнали главные заговорщики.

Тем временем сенатора Михаила Вариса отвели к Никифорице, которому арестованный выложил все, что знал о заговоре. Всесильный министр помчался к царю. Там уже находился Алексей Комнин. Когда Алексея спросили, как нужно действовать, он только плечами пожал:

— Нужно схватить начальников заговора.

Этот совет пришелся по душе Никифорице, но самому царю не понравился: августейшее ничтожество боялось, что в городе начнется смута. «Так Промысл Божий омрачил ум Державного», — комментирует Вриенний Младший. Царь приказал отложить аресты до завтра. Эта ошибка стоила ему трона.

Патриарх Эмилиан и прочие крамольники развернули лихорадочную деятельность. Во что бы то ни стало им требовалось опередить палачей и устроить переворот.

Рано утром 25 марта 1078 года заговорщики собрались в храме Св. Софии. Посовещавшись, начали действовать. Первым делом отворили тюрьмы, выпустили осужденных и вооружили их. Из этого следует, что стража были или подкуплена, или добровольно перешла на сторону мятежников. Скорее второе.

Вооружили мятежники и собственных слуг. Городским чиновникам поставили ультиматум: или те присоединяются к заговору, или усадьбы их будут сожжены. Влиятельным людям Константинополя прислали приглашения, в которых всем предлагалось собраться в Софийском соборе, где уже заседают синод, сенат и «святейшие патриархи». И все сбежались — «одни охотно, другие нехотя», — пишет Вриенний.

Когда взошло солнце, ситуация в городе радикально изменилась. В Константинополе существовало уже два правительства: одно в Софийском соборе, а другое — в царском дворце.

«Без-четверти-вору» доложили, что дело плохо. Царь позвал к себе Алексея Комнина как самого решительного из своих приближенных. Вопрос был один: что делать?

Комнин быстро заговорил (эту речь приводит все тот же Вриенний Младший).

— Толпа в Софийском соборе — это сброд. Она не привыкла к военным действиям. Против них надо бросить варяжскую гвардию. Мятежники не устоят.

Но гвардия была последней защитой Михаила VII. Трусливый царь так и не отдал приказ. Алексей был сильно разочарован. Волевым людям обычно не нравятся трусливые и нерешительные начальники. Комнин все еще убеждал царя, но в ответ услышал только упреки в жестокости.

Между тем восстание разгоралось. Со всех сторон приходили известия о взятии городских кварталов под контроль оппозиции. Царь снова вызвал Алексея. Тот стоял на своем: надо драться и потопить бунт в крови или умереть как мужчины. Комнину было всего двадцать восемь или двадцать девять лет, а храбрость в этом возрасте — естественное состояние воина. Но «Без-четверти-вор» был труслив. В свои двадцать семь он отличался медлительностью, предпочитал уединение и книги активному отдыху. Император казался стариком. Жизненная сила ушла от него. Он решил отречься от власти.

— У меня давно была мысль отказаться от престола, — сообщил Михаил VII Алексею. — Ты же, если хочешь, поставь царем вместо меня моего брата Константина.

Эти слова заставляют задуматься. Откуда они дошли до позднейших историков? Только со слов Алексея Комнина. Не состоял ли он сам в заговоре, чтобы в нужный момент надавить на царя? Или, может быть, перешел на сторону заговорщиков в тот миг, когда стало ясно, на чьей стороне сила? Нельзя отделаться от мысли, что в какой-то момент поведение Алексея становится подозрительным. Заметим, что мятежники оставили за ним высокую должность, когда пришли к власти. Почему? Не было ли это платой за измену? Об этом заставляет задуматься и следующая сцена. Алексей попросил письменного отречения у Михаила VII. Тот подписал документ, услужливо поданный Комнином. Алексей понесся с ним к Константину Порфирородному, брату царя, чтобы уговорить его занять трон. Этот молодой царевич долгое время находился под арестом. Его боялись, как возможного претендента. Теперь его час настал, но оказался краток. Константин Порфирородный сказал, что не хочет брать власть. Ситуация напоминает коллизию во время Февральской революции в России, когда царя Николая II пытались заменить царем Михаилом.

В чем смысл этой буффонады с предложением престола и отречением?

Правящая группировка Византии хотела сменить декорации, заместив одного представителя династии Дук другим. «Без-четверти-вор» казался слишком одиозной фигурой. Что ж, необходимо пожертвовать им и поставить вместо него брата. Алексей играл в заговоре ключевую роль. Он заставил насмерть перепуганного Михаила VII отречься. Вопрос лишь в том, кого Комнин поддерживал на самом деле: Константина Дуку? Или уже давно передался Вотаниату? Скорее второе. Если так, Алексей должен был уговорить царевича Константина отречься и вместе с ним бежать к Вотаниату. Так и произошло. Иными словами, Комнин тонко разыграл свою партию и действовал на руку заговорщикам, в то же время делая вид, что храбро отстаивает интересы династии и ищет варианты ее спасения.

Отрекшись, Константин Порфирородный бежал. Алексей ударился в бега вместе с ним. Они сели в лодку и отправились в Малую Азию, чтобы снискать милость нового повелителя Ромейской империи Никифора Вотаниата. Немногочисленные сторонники правительства остались в Константинополе без всякой опоры.

Вотаниат по-прежнему стоял с войсками на азиатском берегу Босфора. От столицы его отделял один бросок. Власть упала в руки старика, как спелое яблоко. Узнав, что в Царе-городе свершился переворот, Никифор отправил туда отряд воинов во главе со своим советником, ромейским славянином по имени Борил. Кажется, имя указывает на болгарское происхождение его обладателя.

В этот момент к азиатскому берегу причалила лодка, в которой находились Константин Порфирородный и Алексей Комнин. Оба преклонили колена перед Вотаниатом. Алексей повел переговоры так, будто обо всем знал заранее — и о заговоре, и об отречении Михаила VII. Он небрежно поругал «Без-четверти-вора» за нерешительность и попросил милости для Константина Порфирородного.

— Этот юноша все время томился в темнице и был под подозрением при прежнем царе. Теперь он надеется, что увидит свет в твое царствование. Возьми его под свое покровительство, как отец.

Вотаниат кивнул. Тогда Алексей стал просить за себя.

— Ты знаешь, что я сохранял до конца верность базилевсу Михаилу. Но он отрекся от трона. Теперь я буду служить так же верно тебе, как служил ему.

Вотаниат пристально смотрел на худощавого молодого человека с осунувшимся от тревог и забот лицом, который от волнения чуть картавил. Поверить ему или нет? Кажется, этот Комнин и вправду верно служил Михаилу VII. Верные слуги нужны. Поколебавшись немного, Вотаниат принял Алексея Комнина в свою свиту. Через несколько лет он раскается в своем решении. А пока…

На роскошном корабле Вотаниат переправился в ликующий город и был встречен как победитель. Патриарх Косьма венчал его на царство 3 апреля. Взамен император даровал большие уступки Церкви. С этого началось новое царствование. Новый базилевс получил известность как Никифор III Вотаниат (1078–1081). Одним из первых, кто его встречал в столице, оказался кесарь-монах Иоанн Дука. Никого не смутило, что совсем недавно он донес на заговорщиков Михаилу VII. Кесарь попал в число фаворитов нового императора и стал одним из главных советников. Монашеская ряса, в которую был облачен Иоанн, не мешала политической карьере.

Что касается Михаила VII, то его — 27-летнего императора — постригли в монахи. Впоследствии он дослужился до чина архиепископа Эфесского. Впрочем, вряд ли он когда-нибудь посещал свою епархию. Сан архиепископа позволил ему безбедно коротать свои дни вдали от политической борьбы.

А нам самое время задаться вопросом: почему против «Без-четверти-вора» вспыхнуло так много восстаний и в чем крылись причины его непопулярности? Или, говоря проще, кто и почему сверг Михаила VII?

7. Причины переворота

Мы уже говорили о коррупции, царившей при дворе «Без-четверти-вора». Но это — лишь одна из причин. Многие воровские режимы существуют десятилетиями и благополучно выкачивают национальные ресурсы для собственного обогащения. Отчего же Михаил VII и его клика вдруг утратили легитимность и возбудили такую ненависть, что многие были готовы пожертвовать собственной жизнью лишь для того, чтобы свергнуть ненавистного царя вместе с его продажным сенатом, демагогами-философами и жуликом — первым министром?

Одной из главных причин была жесткая политика евнуха Никифорицы, который взял власть при «Без-четверти-воре» и отстранил от нее тех, кто ему не нравился.

В чем суть политики евнуха? Он пытался централизовать управление и раздобыть денег для казны. При этом считал, что все средства хороши. Поэтому поссорился с провинциальными наместниками, Церковью, военными и чернью. Другими словами, проявил себя как способный тактик, но бездарный стратег.

Причина централизации была в том, что денег катастрофически не хватало. Турки парализовали налогообложение в Малой Азии, а эта область была дойной коровой империи. Главные налоговые поступления шли оттуда. Сократить свои расходы правительство не могло. При последних императорах воровали все: столичные чиновники, клерки и губернаторы. Это привело к истощению казны. Никифорица решил сосредоточить финансы в столице и направить туда денежные потоки, а финансовые возможности провинциальных чиновников ограничить. Это настроило против него бюрократию на местах.

Затем атаке подверглись церковные богатства. У церквей была конфискована священная утварь и драгоценные оклады евангелий. Были объявлены государственной собственностью принадлежавшие монастырям и частным лицам причалы в Константинополе. Это позволило пополнить казну, но вызвало бешеную ненависть высших церковников и деловых людей, у которых отбирали сокровища и привилегии.

Ограничивалось влияние знати. Было запрещено завещать и передавать фамильные поместья более чем на срок жизни. Подобный жест опять-таки не прибавил правительству популярности.

Сокращались расходы на армию. А значит, увольнялись со службы стратиоты. Разумеется, избавлялись от самых лучших — от служак и героев. Потому что карьеристы и интриганы умели постоять за себя. Те военные, кого еще не коснулись сокращения, тихо ненавидели этот режим.

У образованных людей не вызывала восторга и внешняя политика Никифорицы. Евнух распрощался с амбициями Византии в Южной Италии и хотел договориться о союзе с норманнами (об этом мы расскажем во второй части книги). Патриоты расценивали такие договоренности как предательство.

Наконец, евнух Никифорица установил государственную монополию на товары первой необходимости и тем самым вызвал недовольство купечества. По приказу министра был установлен жесткий государственный контроль над хлебной торговлей. Теперь каждый землевладелец, привезший хлеб на возах, и каждый корабельщик, доставивший хлеб в трюме, должен был сдавать его по фиксированной цене на государственный склад — фундак. горожане не имели права покупать хлеб нигде, кроме фундака. Казалось бы, государственное регулирование позволяет обеспечить защиту бедноты, но не тут-то было. Никифорица и его приближенные попросту спекулировали хлебом. Из-за этого, напомню, императора прозвали «Без-четверти-вор». Народ обнищал. В столице процветали взяточники и казнокрады. Воровство на местах пытались ограничить, постоянно объявляя кампании по борьбе с коррупцией, но никто не верил в успех.

Получается, что этот гнилой режим устраивал только столичную бюрократию, которая обогащалась и процветала на фоне всеобщей бедности и развала.

Первыми против такого режима поднялись военные во главе с Никифором Вриеннием. Движущие силы восстания Никифора Вотаниата несколько иные. В данном случае малоазийские военные объединились с провинциальной бюрократией, чтобы уничтожить правительство Никифорицы с его централизаторскими замашками и тотальным разгильдяйством. Сбылись ли надежды масс на лучшую жизнь? Вскоре стало ясно, что нет. Хотя на первых порах все находились в состоянии эйфории.

8. Плоды побед

Для восторгов, в общем-то, не было причин. Страна оставалась расколотой. В Малой Азии бесчинствовали туркмены Данишменда, сельджуки Сулеймана и отряды Мелиссина — сторонника свергнутого императора. Единственным утешением было то, что на сторону Никифора III немедленно перешел Филарет Врахамий вместе со всеми владениями. Он был верен Роману IV, ненавидел Дук, но не имел причин для того, чтобы враждовать с Вотаниатом. Считалось, что Вотаниат — продолжатель дела Романа IV. Антиохия, Эдесса, Мелитена, равнинная Киликия вернулись в состав империи по первому слову Филарета. Врахамий получил византийский чин и стал губернатором этих владений. На деле он оставался почти независимым правителем. Но у него были серьезные противники — армяне-монофизиты. Их вождем сделался Рубен — двоюродный брат и телохранитель последнего армянского царя Гагика. Когда Филарет отложился от Византии, монофизиты поддержали его. Когда прекратил бунт — отказали в подчинении. Очень скоро это приведет Филарета к поражению. Подконтрольные ему области захватят турки.

Но продолжим рассказ о делах в византийской столице.

Царь Никифор и его приближенные полностью оторвались от реальности, едва только попали во Влахернский дворец.

Захватить власть Вотаниат смог. Однако воспользоваться ею на благо страны — это было выше сил пожилого политика. В год прихода к власти ему исполнилось 77 лет. Слишком поздно для того, чтобы занять должность главы государства.

Первый же поступок нового императора удивил всех. Никифор III решил жениться. Его избранницей стала императрица Мария — супруга экс-императора Михаила «Без-четверти-вора». Красавица-блондинка влекла старика сама по себе, но для пристойности все это облекли в политическую форму: император должен был породниться с предыдущей династией. Эту комбинацию предложил новый советник Вотаниата — кесарь Иоанн Дука. Кесарь фонтанировал идеями. Он истосковался по власти.

Марию принудили к браку, и женщина покорно пошла под венец. Аргументы кесаря были такие. Никифор III стар, а Мария имеет ребенка от «Без-четверти-вора». Мальчика звали Константином — это распространенное имя в семье Дук. Планировалось, что после смерти Никифора царевич Константин унаследует трон и Дуки вернутся к власти.

Правда, вышел церковный конфуз. Никто не хотел венчать «молодых». Никифор был дважды женат, причем вторую жену спешно постригли в монахини сразу после того, как Вотаниат утвердился в Константинополе. Муж императрицы Марии — «Без-четверти-вор» — также жил и здравствовал, хотя и в монастыре. Все иерархи православной Церкви наотрез отказались венчать нового царя с прежней царицей. Наконец нашли какого-то священника, заплатили денег, и тот согласился исполнить обряд венчания. Но в решающий момент священник «одумался и стал опасаться низложения», — пишет Вриенний Младший. Тогда Иоанн Дука отстранил его и нашел другого. Тот совершил обряд как полагается. С тех пор расторопный кесарь стал пользоваться еще большим влиянием при дворе. Оказывая мелкие услуги начальству, византийцы в то время могли сделать карьеру. О государственной пользе никто не думал. Шел отрицательный отбор политиков, чиновников, полководцев. Все вокруг становилось хуже и обесценивалось, как бумажные деньги.

В эти же дни из Константинополя попытался бежать некогда всесильный Никифорица. Он думал перейти на сторону братьев Вриенниев, но был пойман Урселем Бальелем. Урсель схватил его и в оковах отвел к Вотаниату (кстати, это практически последнее упоминание о Бальеле в источниках; вскоре он сошел со сцены и умер). Никифорицу сослали на один из Принцевых островов. Опального министра ждала незавидная судьба: его допрашивали на предмет финансовых махинаций. Следователи не стеснялись в методах. Никифорица «был подвергнут бесчеловечным и безжалостным пыткам», в результате чего вскоре умер, сообщает Вриенний Младший. Но пытки и смерть временщика не вызывают жалости. Он понес заслуженное наказание, потому что ограбил страну и привел в негодность государственный механизм. Печально лишь то, что управление страной без Никифорицы отнюдь не улучшилось.

Одновременно завершилась карьера опытного интригана Михаила Пселла. Он потерял должность председателя сената, подал в отставку и вскоре отдал Богу душу. Такие люди не могут жить без суеты интриг. Может быть, на государственной должности он протянул бы гораздо дольше.

Таковы были кадровые перестановки. А что же государственные дела?

В Ромейской империи оказалось два императора: один в Адрианополе (Никифор Вриенний) и другой в Царе-городе (Вотаниат). Между ними вспыхнула гражданская война. Чтобы выиграть ее, Вотаниат щедро расплачивался со своими сторонниками. Заискивал перед вельможами, чернью, военными. Кроме того, выполнял обязательства, которые давал своим друзьям до прихода к власти.

Никифор III был щедр. Церквам по его приказу возвратили утварь, собственникам причалов — права, которых они лишились при Никифорице. Монастыри и помещики получали царские грамоты с пожалованиями деревень, земель, привилегий. В результате возник дефицит бюджета. Государственные расходы превышали поступления в казну, а лизоблюды радовались царским щедротам. Малоазийский юрист Михаил Атталиат написал историческую книгу, в которой расхваливал Вотаниата и выставлял его продолжателем курса Романа IV. Но подобные сочинения никого не могли обмануть. В Византии имелось слишком много грамотных людей, чтобы они могли поверить пропагандистским поделкам.

Реальность была иной. Отличия и деньги выдавались не лучшим, а «всякому, кто просил», говорит Вриенний Младший. То есть удачливым холуям по блату. Все это наблюдал Алексей Комнин. Трудно было не развратиться в этой атмосфере. К чести нашего героя, он устоял. Из него не получилось чудовище. Но и мягкотелым интеллигентом он тоже не был. В интригах и опасностях византийского двора рождался государственный человек, в котором крепло убеждение, что именно он способен остановить развал империи. Алексей был не один. Его поддержали несколько военных и бюрократов.

Политика Вотаниата почти мгновенно привела к финансовому кризису. Казна опустела. Налоговые потоки иссякли. На Балканах распоряжались братья Вриеннии — они-то и собирали все деньги. В Малой Азии — турки. Сулейман ибн Куталмыш возобновил войну с империей. Он выступил против узурпатора Никифора III в защиту свергнутого Михаила «Без-четверти-вора». Это был отличный повод. Война опять запылала в малоазийских провинциях. Первым делом Сулейман со своими бандами напал на византийскую фему Каппадокия и захватил ее. Владения бека сомкнулись на востоке с землями Данишменда Гази — правителя Сиваса. Воевать с туркменами осторожный Сулейман не захотел. Он договорился с Данишмендом о разграничении территорий, повернул на запад и разграбил византийские земли вплоть до Никеи.

Никифору III требовалась армия для борьбы с турками и мятежниками. Воины стоили дорого. Чтобы рассчитаться с ними, царь обесценил монету. Таков был результат прихода к власти человека, которого называли ставленником военных. Простые стратиоты и офицеры ничего не дождались от него. Зрело недовольство.

Суеверные люди могли сказать, что императорам, носившим имя Никифор, в Византии вообще не везло. В IX веке Никифор I пал в битве с болгарами. Из его черепа сделали чашу. В следующем столетии Никифор II Фока погиб от рук армянского любовника своей жены, который сам занял престол и получил известность под именем Иоанна Цимисхия. Вотаниат был бездарен, как Никифор I, стар, как Никифор II, и невезуч, как оба они вместе взятые. Для политиков, как и для представителей других профессий, есть возрастной предел. Никифор III Вотаниат давно перешагнул его и должен был уйти на покой. Вместо этого он занял престол. Искушение властью слишком велико. Не каждый может его побороть. Никифор не смог.

9. Попытка примирения

А что же братья Вриеннии? Мы оставили их после отступления от Константинополя. Все это время братья бездействовали. Они ждали какого-нибудь случая, который отдал бы в их руки империю. Но неожиданно узнали о перевороте в столице, низложении «Без-четверти-вора» и о восшествии на престол старого Вотаниата.

Никифор Вриенний Старший словно пробудился от спячки. Он колебался, когда нужно было воевать с Михаилом VII. Все-таки тот был законным царем. Но старый выскочка Вотаниат — о, это совсем другое дело! Он похитил трон буквально из-под носа у Вриенния. Подлого старца следовало проучить. Солдаты Балканской армии поддержали своего полководца. Они считали, что малоазийцы вырвали у них близкую победу и сказочно обогатились. По всей стране ходили рассказы о щедрости старого императора. У балканских воинов разгорались глаза от жадности. Они хотели разграбить Царь-город и восстановить справедливость.

Братья Вриеннии собрали войско из всех, кто был под рукой. Пришли македонские славяне, фракийские греки и какие-то «союзники». Тогдашние летописцы именовали «союзниками» обычных наемников. Вероятно, братья купили отряд норманнов; может, добавили к ним несколько сотен франков и печенегов. Наконец, их войско пополнил отряд «маньякитов» — сыновей солдат знаменитого Георгия Маниака, о судьбе которого мы рассказали в первой главе книги. С этими силами братья Вриеннии опять выступили на Константинополь. Но время было безвозвратно упущено. Они могли добиться победы в прошлый раз, но уже не в этот.

Однако Никифор III, узнав о приближении к столице мятежной Балканской армии, впал в дикую панику. Так бояться могут только немолодые люди, вознесенные на вершину власти. У царя не было денег ни на содержание войск, ни на вербовку наемников. Под рукой находилась только дворцовая гвардия варягов — храбрые православные русичи. Имелся отряд крещеных турок, которым командовал Хризоскул и где служил будущий гроза Византии Чакан. Да еще был рядом энергичный Алексей Комнин.

Алексей жил в столице, часто появлялся при дворе и всячески демонстрировал лояльность по отношению к Никифору III. Царь, однако, не знал, что молодой придворный обманывает его. На Алексея обратила внимание красавица Мария — жена Никифора. Под разными предлогами она вызывала к себе Алексея. Знакомство переросло в тайный роман.

Нужно сказать, что Комнин производил впечатление на женщин. Импозантный, стройный и умный, овеянный ореолом военных подвигов, которые на фоне всеобщих неудач казались гораздо больше, чем были на самом деле, — он стал мечтой придворных дам. Но связь с императрицей была рискованным делом. Хотя отношения зашли так далеко, что любовники планировали женитьбу.

Нравственные барьеры не останавливали Комнина. Его помолвка с малолетней Ириной Дукиной могла быть расторгнута. Замужество императрицы с глубоким стариком Вотаниатом тоже вряд ли бы затянулось.

Некоторое время Мария и Алексей скрывали свои отношения. Затем поползли слухи. Дочь Алексея, знаменитая Анна Комнина, в своей книге об отце будет всячески избегать этой темы. Но другие средневековые историки (вроде византийца Зонары, который не любит основателя династии Комнинов) пишут более откровенно. В современной науке факт супружеской измены императрицы Марии с Алексеем Комнином часто замалчивается. Вероятно, это дань православной традиции с ее ханжеством. Православные писатели говорят о сексе, изменах и вообще о постельных делах менее откровенно, чем католики. Но секса в православных странах не становится от этого меньше.

Никифор III Вотаниат, как часто бывает с обманутыми мужьями, ничего не знал о любовных похождениях своей жены. Алексей этим воспользовался в карьерных целях. Для людей такого склада любовь, семья, религия — лишь средства обеспечения карьеры. Комнин добился того, чтобы царица похлопотала за него перед Никифором. Результат превзошел ожидания.

Мария рекомендовала назначить своего любовника доместиком западных схол. Иначе говоря, главнокомандующим Запада. Правда, это был пустой титул. Правительственные войска рассеялись и исчезли. Словно их погубила одержанная победа, а взятый мятежниками Константинополь поглотил, как бездна. Что же произошло?

Логично предположить, что Никифор III распустил часть войск, потому что на их содержание не хватило денег. Армию пришлось собирать заново. Алексей искал добровольцев даже среди еретиков. Он договорился с манихеями. О том, кто это такие и какой вред приносили империи — разговор впереди. Пока достаточно сказать, что православные ненавидели этих еретиков. Но когда служить в армии стало некому, сгодились и они. Манихеи привели под знамена Комнина большой отряд воинов. Им командовал Травл. По происхождению это был ромейский славянин. Его союз с Комнином оказался краток. Травл обзавелся связями, деньгами и вооружением, а через несколько лет предал Алексея и дезертировал. Найти верных людей в Византии того времени было трудно. Комнин сколачивал войско, но времени не хватало.

Тогда Никифор III пошел на хитрость. Он захотел обмануть Вриенния, посулить ему власть и внести раскол в ряды мятежников. Царь направил посольство с предложением договориться полюбовно.

Послы встретили войско врага на марше. Впереди на белом коне скакал Никифор Вриенний собственной персоной. Одежда на нем была царская и, «казалось, придавала еще больше красоты этому мужу», вспоминает Вриенний Младший о деде. В тогдашней Византии вообще было принято восхвалять родственников. Аза особую плату писали хвалебные книги о любом человеке. Продажные писатели могли зарабатывать на этих биографиях хорошие деньги.

Послы подошли к Вриеннию Старшему и приветствовали его. Тот отвечал сухо. Начались переговоры. Ему предложили усыновление и титул кесаря. Иными словами, статус наследника трона. Было бы глупо отказываться. Никифор Вриенний сразу согласился на предложение царственного тезки. И все же что-то насторожило мятежного полководца.

— Я не хочу один воспользоваться благами мира, — сказал вдруг Вриенний. — Пусть кое-что получат мои сподвижники. Было бы бесчеловечно искать пользы для себя и отнимать ее у других. Итак, я соглашусь принять усыновление и достоинство кесаря лишь в том случае, если будет обеспечено вознаграждение всех, кто меня поддерживал.

Это было мудрым решением. Вриенний не мог отказаться от своих солдат. Иначе они сразу бы взбунтовались, а он остался бы ни с чем и мог уповать только на милость старого царя, верить которому нужно с оглядкой.

Послы отвечали, что не имеют таких полномочий. Тогда Вриенний предложил встретиться с Никифором III на нейтральной территории, в присутствии константинопольского патриарха. Там надлежало договориться и совершить обряд усыновления.

— А почему не сделать это в столице? — удивились послы.

— На небе я не боюсь никого, кроме Бога, — быстро ответил Вриенний, — но из царских приближенных не доверяю многим.

На том и расстались.

Послы прибыли и доложили Никифору III об условиях Вриенния. Царь немедленно аннулировал все прежние предложения и приказал выступить в поход против мятежника. Переговоры были хитрым ходом. Вотаниат нарочно тянул время, а сам успел договориться с союзниками, нашел деньги и снарядил какое-никакое войско.

Союзниками, помимо манихеев, сделались турки-сельджуки. Мы оставили их предводителя Сулеймана ибн Куталмыша в тот миг, когда он снова напал на империю. Вместе со своим братом Мансуром Сулейман дошел до Никеи, разоряя все на своем пути. Здесь к нему примчались гонцы от Никифора III, предложив мир и союз. История умалчивает о том, какую плату предложил Никифор III воинственному сельджуку. Есть подозрение, что за отсутствием денег он начал торговать имперскими территориями. Вероятно, за помощь Сулейман получил большую часть фемы Анатолик.

Турок оказался честен. Едва совершили сделку, как он переправил на европейский берег Босфора 2 тысячи всадников. Обещал, что пришлет еще. Константинополь обрел защиту, но мусульмане с каждым годом подходили все ближе к нему, отбирая у Ромейской империи провинцию за провинцией.

Мир с турками позволил высвободить несколько малоазиатских полков. Самым сильным отрядом среди них были хоматинцы. Они происходили из города Хомы в горной области Писидии. Ныне это южная Турция — область к северу от малобюджетных курортов Алании. В древности и в средние века там жил разбойный народ писидийцев. Эти горцы отличались свирепостью и любовью к войне. Из них формировались «дикие» подразделения ромейской армии.

Из Южной Италии на помощь царю пришел отряд вольных норманнов или франков. Но особую надежду император питал на отряд бессмертных.^{12}

В Византии подразделения с этим названием появились во времена Македонской династии, но регулярный вид им придал Никифорица через некоторое время после поражения при Манцикерте. Министр собрал уцелевших греков, «надел на них латы, дал им щиты, заставил носить шлемы и копья», перечисляет Вриенний Младший. Русский историк Н. А. Скабаланович полагает, что в состав бессмертных вербовали турок, но это не так. Во всяком случае, турки не составляли в этом подразделении большинства. Хотя бы потому, что Вриенний пишет, как бессмертных учили навыкам конного боя. Учить этим приемам туркменских джигитов несколько странно. Кстати, попутно отметим важное отличие византийского подразделения бессмертных от их иранского аналога. Древние иранцы были пешими бойцами. А византийский отряд — это сплошь конница. Правда, ромейские историки то и дело употребляют применительно к нему слово «фаланга», но пусть оно не вводит читателя в заблуждение. Это понятие не имеет ничего общего с древнегреческой фалангой — плотным строем пеших бойцов. В XI веке греческие авторы называют фалангой любое правильное построение — безразлично, пешее или конное.

Таковы были силы, которыми располагал Никифор III для борьбы. Он решил рискнуть и напасть на войско братьев Вриенниев врасплох. Ни о каких переговорах больше не было речи.

По стилю действий можно угадать, что совет перейти в наступление подал императору молодой доместик западных схол Алексей Комнин.

В молодости Алексей был безумно храбр и любил рисковать. С возрастом он утратит пыл, но обретет опыт и станет действовать наверняка.

Можно предположить, что поначалу Никифор III колебался. Но у Алексея была мощная союзница — императрица Мария. Она примкнула к военной партии и призвала расправиться с мятежными Вриенниями. За этой решимостью крылся простой расчет. Мария имела четырехлетнего сына Константина от «Без-четверти-вора». Базилисса рассчитывала возвести ребенка на трон после смерти Вотаниата. Если бы Вриенний стал наследником, Константина бы отодвинули.

Вотаниат поддался на уговоры и приказал Комнину двигаться на врага.

10. Алексей Комнин против Никифора Вриенния

Алексей понимал, что в борьбе с таким опытным полководцем, как Вриенний, могут спасти только быстрый маневр и мобильность. Он выступил к фракийским горам, чтобы перерезать коммуникационные линии врага. От лазутчиков он узнал, что Вриенний расположился со своим войском неподалеку. Предстояло сражение. Комнин даже не велел строить лагерь, чтобы не тратить силы на пустую работу.

Однако маневр Алексея не укрылся от Никифора Вриенния. Никифор захотел разбить противника в открытом сражении. Противники сошлись в битве у фракийской крепости Коловрия.

Известный американский историк Дж. Хэлдон полагает, что у Алексея Комнина было под началом не более 6,5 тысяч солдат. Армия Вриенниев превосходила войска Алексея раза в полтора-два. Перед самым сражением Комнин получил письмо от Никифора III, в котором царь строго-настрого запрещал вступать в бой до тех пор, пока не придет помощь от турок. Поразмыслив, Комнин проигнорировал это распоряжение. Он слишком низко оценивал моральные качества своих войск. Солдаты могли разбежаться еще до прихода подкреплений.

Мятежный Никифор выстроил войска против Алексея в таком порядке. Правым крылом командовал его брат Иоанн Вриенний. Здесь стояли франки и норманны из числа «Маниакитов» — сыновья солдат Георгия Маниака. Здесь же находились греческие конники из Фессалии. Всего на правом крыле собралось 5 тысяч солдат.

Левым флангом командовал Катакалон Тарханиот. Этот офицер сперва поддерживал императора «Без-четверти-вора», затем перешел на сторону мятежников и остался им верен. Здесь стояли македонские славяне и фракийские греки — всего 3 тысячи человек.

Центр взял под свое начало лично Никифор Вриенний. Здесь находились отборные части тех же фракийцев, македонян и фессалийцев. Вероятно, их было от 5 до 7 тысяч.

Позади расположился вспомогательный отряд печенегов; возможно, 2–3 тысячи человек. Никифор приказал им по сигналу трубы обойти войска Алексея, поднять шум и ударить в тыл, чтобы посеять панику.

План Вриенния был хорош. Но полководец не учел, с кем имеет дело. Боевые действия на Востоке превратили Алексея в опытного воина. Он полностью освоил искусство засад и неожиданных маневров. Это соответствовало его хитрой натуре. А самое главное — при нем оставался наставник: верный стратиот Феодот, о котором мы уже писали. Полагаю, именно Феодот был автором первых побед Алексея Комнина. Изящному замыслу Вриенния Феодот и Алексей противопоставили свой план.

Узнав, что неприятель близко, Комнин спрятал войско в оврагах. Сам он с небольшой охраной выбрал удобный холм и следил оттуда за передвижением неприятеля. Видя, что армия Вриенния превосходит его числом, Алексей опасался одного: как бы не разбежались собственные солдаты. Из записок Вриенния Младшего мы узнаем, что «Комнин придумал превосходный и весьма умный план» — не допускать, чтобы его войско увидело «всех неприятелей разом».

Осмотрев местность, Комнин обнаружил с одной стороны открытую равнину, а с другой — множество холмов и оврагов, за которыми скрылась часть войска братьев Вриенниев. Это было на руку. Алексей разделил войско. Тяжеловооруженные части, включая бессмертных и франков, он взял себе, а из турок и хоматинцев создал импровизированный подвижный корпус, который должен был связать боем печенегов и помешать им окружить главные силы. В то же время часть воинов по-прежнему находилась в оврагах и ждала нападения.

Вриенний медленно наступал. Когда его войско приблизилось и спустилось в овраги, Комнин с тяжелой кавалерией бессмертных напал на правое крыло врага. В этом внезапном ударе была единственная надежда на победу. Хотя, конечно, все напоминало чистейшую авантюру.

Правое крыло мятежников заколебалось. Еще немного — и оно обратилось бы в бегство. Алексей увлекся преследованием и далеко проник в боевые порядки врага с отрядом франков и собственных телохранителей.

Мятежникам пришлось несладко. Однако ситуацию выправил Иоанн Вриенний. Обнажив меч, он со своими соматофилаками (телохранителями) напал на бессмертных, зарубил передового и задержал отступление своих частей. Правое крыло дружно атаковало ромеев. Бессмертные не выдержали контратаки и обратились в бегство.

Алексей Комнин рубился с неприятелями как лев. Он был уверен, что войско следует за ним и в горячке боя утратил контроль над ситуацией. Правда оказалась гораздо печальнее: Комнин с немногими воинами попал в окружение. Подозвав воинов, Алексей предложил смелый план: прорываться не назад, а вперед. Он хотел найти Никифора Вриенния, убить его и обезглавить вражескую армию.

Возле Алексея осталось только шесть опытных воинов, остальные погибли. Среди этих шестерых был и стратиот Феодот. Он раскритиковал план своего подопечного.

— Надо идти назад, найти своих, а там решить, как действовать дальше. Можно будет взять небольшой отряд и прорваться в тыл врага, чтобы поймать Вриенния, если тебе угодно, — сказал умудренный воин.

Так обстояли дела на правом крыле. А на левом стремительно атаковали печенеги. Их задачей было выйти в тыл уцелевшим войскам Комнина и окружить их. Однако перед ними выросли отряды сельджуков и хоматинцев. Хоматинцы были разгромлены и рассеяны «быстрее, чем можно выговорить слово», — пишет Вриенний Младший. А турок, вероятно, связали боем и отбросили отряды левого крыла мятежников, которым командовал полководец Никифора Тарханиот. Другими словами, поражение потерпели обе части правительственной армии. Дело казалось решенным. Но все только начиналось.

В этот кульминационный момент боя произошло нечто непонятное. Печенеги бросили сражение и напали на тылы Никифора Вриенния, атаковав его обоз. Может быть, они договорились с турками, которые воевали за Алексея? Ведь и сельджуки, и печенеги были туркменами. А значит — родней.

Левый фланг Никифора пришел в замешательство, обоз рассыпался, печенежские всадники рассеялись по всему полю, преследуя врага. Это дало время ромейской тяжелой коннице прийти в себя и перестроиться.

Алексей Комнин все еще продолжал свое опасное приключение среди неприятелей. Он вырвался из гущи боя, как вдруг увидел небольшой отряд печенегов, которые вели в поводу роскошно убранного коня с золотой уздой и под пурпурным чепраком. Убранство и стать благородного животного не оставляли сомнений: этот конь принадлежит Никифору Вриеннию и похищен печенегами из обоза. Без долгих раздумий Алексей напал на врага, отбил коня и кружным путем отправился разыскивать свои рассеявшиеся полки.

Поиски продолжались недолго. Он наткнулся на отдельные отряды правительственных войск и сплотил их, сообщив, что Никифор Вриенний пал в битве, а вот его конь. Разумеется, сообщение было чистейшей выдумкой, но она помогла собрать воинов. Алексей перегруппировал их для новой атаки. Ее исход не был предрешен, но в этот миг на поле боя пришли свежие части, которые сражались за Комнина. Это был дополнительный отряд турок-сельджуков, присланный Сулейманом.

Скорее всего, их предводителем являлся брат Сулейман-бека — Мансур. Он разыскал на поле сражения Алексея Комнина и вверил ему свой отряд.

Турки появились очень вовремя. Новоприбывшие отправились вместе с Алексеем на разведку и поднялись на удобный холм, с которого наблюдали за ходом битвы.

Войска братьев Вриенниев находились в полном беспорядке. Их обоз грабили печенеги, а сами они, в свою очередь, обирали трупы погибших солдат правительственной армии. К тому же печенеги, сделав свое дело, удалились с поля боя.

Турки сошли с холма и разделились на три отряда. Два из них они скрыли в засаде на флангах, а третьему приказали врассыпную напасть на войска Вриенния, но не на главные силы, а на отдельные группы. Застрельщикам надлежало действовать осторожно, не ввязываться в схватку, а заманивать неприятеля.

Вслед за турками отправился Алексей Комнин с тяжелой кавалерией. К нему как раз возвратились франкские рыцари из тех, что уцелели в первой стадии боя и пробились из окружения. Франки обменялись с Алексеем дружескими рукопожатиями, выстроились клином и пошли в атаку. Собрались с силами и бессмертные. Нападение получилось быстрым и неожиданным. Атакующие налетели на главный полк Вриенния, где сражался и сам Никифор. Один бессмертный нанес Вриеннию мощный удар копьем в грудь. Но Никифор усидел в седле, а стальной нагрудник спас полководца от смерти. Вриенний выхватил из ножен меч, рассек копье противника и страшным ударом разрубил бессмертному ключицу вместе с доспехами, отправив его на тот свет. Атака правительственных войск захлебнулась. Тяжелые конники Алексея опять откатились назад. Но в ту же минуту прискакали турки и осыпали мятежников стрелами. Те пришли в замешательство.

— Держать строй! — надрывались Вриенний и его помощники. — Будьте доблестными! Не погубите славы, приобретенной победой!

Воины Вриенния восстановили боевые порядки. Последовал приказ «в атаку». Турки бросились наутек. Это была старая как мир тактика воинов степей — они заманивали неприятеля в засады, заблаговременно подготовленные чуть раньше. Солдаты Вриенния поравнялись с первой из них. Турки напали сбоку, осыпали стрелами и дротиками. Полк Никифора Вриенния опять пришел в замешательство. Но тут на помощь явился брат Никифора — Иоанн со своими вояками. Турки вновь ударились в бегство и бежали до тех пор, пока не навели преследователей на вторую засаду. Изнуренные воины братьев Вриенниев падали как снопы под градом смертоносных турецких стрел. Никифор громким голосом созывал своих, кидался на турок, но все было тщетно. Его разрозненные полки побежали. Никифор и его брат некоторое время сопротивлялись судьбе, но скоро и сами обратились в бегство. Турки упорно преследовали. Под Никифором пал конь. Иоанн тоже потерял своего жеребца. Братья сражались пешими, но были окружены. Иоанн вырвался из кольца, а Никифор сдался.

Алексей Комнин следовал с тяжелой кавалерией во второй линии и добивал врагов. Победа была полная. Когда к нему, юнцу, привели прославленного Вриенния, Алексей поверить не мог своей удаче. Впрочем, заслуга победы наполовину принадлежала туркам. Алексей мог гордиться лишь тем, что продержался до их прихода. Это было Маренго Комнина.

Правительственная армия возвращалась в Константинополь. Комнин держал пленного Вриенния при себе и не отпускал ни на шаг. Это едва не стоило жизни молодому стратегу.^{13}

Первым делом Алексей отослал в столицу пурпурные башмаки Никифора в знак своей победы. А затем явился в Константинополь во главе своей маленькой армии — вернее, того, что от нее осталось.

Император Никифор III послал навстречу своего любимца — славянина Борила, чтобы тот принял Вриенния и доставил в столицу. Но праздновать победу было преждевременно. Оставался на свободе брат мятежника — Иоанн. Он укрылся в Адрианополе с остатками войск. Вскоре туда пришел с войском другой военачальник — Василаки. Мы уже рассказывали о нем. Василаки примкнул к мятежу братьев Вриенниев, но долгое время находился на вторых ролях. Теперь для него настало время выйти на первый план. Ему подчинялась фема Диррахий. Он присоединил Македонию, Фессалоники, вошел в Адрианополь и включил в свою армию остатки разбитых полков Никифора Вриенния. Потухший было мятеж разгорелся с новой силой. А турки, которые так помогли Алексею, неожиданно вернулись домой. У их предводителей имелись особые планы насчет византийских владений.

11. Алексей Комнин против Василаки

Алексей рассчитывал отдохнуть в Константинополе, получить триумф и награды, забыться ненадолго в объятиях своей прекрасной любовницы — базилиссы Марии. Но Борил привез совершенно другие указания от царя: повернуть на Адрианополь и Фессалоники, чтобы разбить Василаки.

Этот Борил, ромейский славянин из свиты Никифора III, недолюбливал Комнина. Алексей подозревал, что приказ царя — следствие интриг и личной ненависти Борила. Так и было. Молодому полководцу не доверяли до конца. Алексей повернул на Адрианополь. Вриенния Старшего он передал в руки Борила.

Судьба Вриенния была незавидна. Борил отвез его в одно из селений и без дальнейших церемоний ослепил. Мятежный Никифор выбыл из игры. Гораздо позже Алексей возвысит его, уже слепого, и сделает одним из советников. Аза внука Вриенния — того самого Никифора Младшего, которого мы цитируем на этих страницах, — выдаст свою дочь Анну.

…Ход кампании против Василаки описан византийскими авторами крайне мутно. Только что мы читали, будто Василаки захватил Адрианополь и стоит в нескольких переходах от столицы. И вдруг он уже в Фессалониках, как будто его выбили из Адрианополя и вынудили уйти.

Наиболее вероятна следующая версия. Алексей переиграл Василаки: ударил по его тыловым базам и заставил покинуть Адрианополь. Маневр был крайне рискованным, но в случае успеха сулил победу. Алексей показал, что обладает оперативным даром и воображением.

Обойдя врага, Комнин развил успех. Пока Василаки отсиживался в Фессалониках, Алексей со своей маленькой армией совершил быстрый марш к реке Стримон, форсировал ее и вторгся в Вардарскую Македонию. То есть продолжил рейд по тылам мятежников, чтобы разрушить их оборону. Алексей знал, что делал. У мятежников было не многим больше сил, чем у правительства. Этого хватало для битвы, но было недостаточно для того, чтобы держать гарнизоны в тыловых городах. Тылы мятежников оказались совершенно неприкрыты. Этим и воспользовался Комнин. Достигнув Вардара, он устроил лагерь и заночевал. Однако приказал воинам спать вооруженными, а сам повсюду направил лазутчиков.

В хитрости и осторожности Алексею не откажешь. Он предполагал, что Василаки должен совершить нападение, дабы помешать дальнейшему продвижению отрядов Комнина. Так и произошло. Ночью солдаты Василаки выступили против врага.

Разведка была организована у Алексея безупречно. Этими удальцами руководил молодой воин Татикий, турок по происхождению, который принял крещение.^{14}

Татикий вернулся из разведки ночью и тревожно сказал Алексею, что Василаки с армией находится неподалеку.

— Ты не ошибся? — спросил Комнин.

— Я сам его видел и даже пустил в него стрелу, — заверил турок. — Василаки скакал впереди своих воинов и как раз приказывал им следовать за собой.

Алексей тотчас начал отдавать распоряжения.

Армия Василаки численно превосходила его отряды. Поэтому Комнин действовал хитростью. Он приказал войску покинуть лагерь, но оставить огни в шатрах, будто там находятся люди. Все свое войско Комнин спрятал в соседнем лесу.

Василаки попался на дешевую уловку. Он лично ворвался в лагерь Комнина и устремился к его богатому шатру. Осмотрев шатер, мятежник нашел в нем только монаха-скопца — слугу Алексея, которому молодой полководец приказал поддерживать огонь в лампаде.

— Где картавый? — бесцеремонно осведомился Василаки у монаха.

— Не знаю, Богом клянусь! — причитал монах.

— Приведи мне его!

— Я не знаю…

Василаки перевернул все в шатре вверх дном. Он был убежден, что Алексей прячется где-то рядом. Но его не было. Тогда мятежник приказал своим воинам изрубить палатку и удалился в гневе. Монаха не тронули.

Тут Василаки стали докладывать, что остальные палатки пусты. Страшная правда стала доходить до него.

— Картавый меня обманул! — громко сокрушался Василаки.

Он попытался собрать воинов и вывести их из лагеря, но тщетно. Солдаты увлеклись грабежом. Управление ими было потеряно. Василаки понял, что сейчас будет атакован Комнином и потерпит поражение. Он вышел из лагеря с небольшим отрядом, чтобы предотвратить опасность. И столкнулся лицом к лицу с солдатами Комнина, которые плотной стеной выходили из леса. Впереди шагал сам Алексей с обнаженным мечом. Комнин увидел рослого воина и принял его в темноте за Василаки. Рубанул, отсек три пальца и вышиб копье, которое тот сжимал в руке. Воин взвыл. Увы, это был не Василаки. Вокруг уже бушевала резня. Мятежников охватила паника.

Воины Алексея совершали чудеса храбрости. Да и сам он «рубил и валил попадавшихся ему под руку», — пишет Вриенний Младший. В пылу боя Комнина чуть не убил какой-то франк из числа его же подчиненных. Алексей отбился. Франк узнал начальника и стал униженно просить прощения. Выяснять отношения было некогда. Алексей простил и продолжал битву.

Солдаты Василаки уже поняли, что к чему. Трусы бежали. Храбрецы — пытались сражаться. Таких оказалось много. Алексей пытался атаковать их всеми силами, однако ночью это было невозможно. Наступил рассвет, а два войска стояли друг против друга. Однако соотношение сил изменилось. Многие солдаты врага погибли в ночной резне. Теперь Алексей мог сражаться на равных.

Вриенний Младший оставил нам описание битвы. Византийский историк наслаждается воспеванием подвигов отдельных воинов с той и другой стороны в стиле «Шах-наме». Конечно, он писал этот рассказ со слов очевидцев и участников событий. А поскольку вращался в аристократическом окружении, его информаторами были придворные и сыновья главных участников сражения, которым о его перипетиях поведали отцы. Многое он услышал от Алексея Комнина. На закате дней Комнин в кругу семьи обожал рассказывать о своих невероятных подвигах. Что-то имело место в действительности, а кое-что Алексей приукрасил. Но эти рассказы вошли в корпус наших источников, и теперь мы их воспринимаем как правду. Впрочем, сомнения нет: Алексей был храбрый, искусный и хорошо тренированный воин.

Оставим подвиги, передадим общий смысл происшедшего. В отчаянном сражении, когда утренние лучи поблескивали на мечах и доспехах, смешиваясь с потоками крови, войско Комнина одержало победу. Василаки обратил тыл и бежал в Фессалоники. Алексей немедленно осадил город. Долгая блокада потребовала бы усилий и денег. Ни того, ни другого у воинов Комнина не было. Алексей начал переговоры с соратниками Василаки, сулил им блага и награды, а взамен требовал одного: выдать вождя.

Об Алексее шла хорошая слава. Он умел прощать. Достаточно вспомнить Урселя, которого юный полководец спас от ослепления. Поэтому люди Василаки охотно шли на переговоры. К тому же все видели, как мягко и по-рыцарски Комнин обошелся с воинами Вриенния. Он даже у царя потребовал, чтобы пленных не наказывали. Правда, самого Вриенния ослепили. Но сделал это отнюдь не Алексей.

Безусловно, таким поведением Комнин зарабатывал себе авторитет в войсках. Алексей не был злобен и мстителен (правда — чрезвычайно хитер). Да и эпоха в то время отличалась мягкостью — во всяком случае, в Византии.

Короче говоря, Комнин благодаря своей репутации добился желаемого: соратники Василаки связали и выдали своего вожака. Очередной мятеж был подавлен. Поколение полководцев, сражавшихся при Манцикерте, постепенно сходило со сцены. Оставался только престарелый Никифор III Вотаниат, но и его дни были уже сочтены.

Комнин сообщил в столицу, что Василаки в его руках. Царь Никифор III опять направил своих советников, которые приняли пленного смутьяна из рук Комнина, отвезли в малолюдное место и выкололи глаза.

Алексея же Комнина ждал триумф. Молодого стратега осыпали наградами. Сверх того, Никифор III присвоил Алексею очень высокий чин севаста. Если переводить титул на русский язык, это будет что-то вроде великого князя. Выше при русском императорском дворе стоял цесаревич — наследник престола, а в Византии — кесарь, принц крови. Вероятно, в это же время сыграли свадьбу с Ириной — внучкой кесаря Иоанна. Так Алексей Комнин к тридцати годам породнился с императорским семейством и превратился в одно из первых лиц империи. Прекрасная карьера для молодого помещика!

1. Братья-соперники

Казалось, империя получила в лице Алексея удачливого генерала — грозу мятежников и опору трона. Однако Алексей Комнин быстро изменился. Он все чаще задумывался о власти. Да и карьера его была не только личной заслугой. Складывается ощущение, что какие-то силы вели Комнина во власть. Это были военные — разбогатевшие стратиоты, крупные офицеры, словом — военная аристократия. Они видели все опасности для страны, которая стала жертвой бюрократов. Видели опасность и для себя. Территория государства сокращается, а значит, сокращаются их владения. В силу этих причин вояки были патриотически настроены и готовы отстаивать свои вотчины от внешних врагов. Им нужен был лидер. Никифор III не оправдал надежд. Военным срочно требовался новый вождь.

Алексей подходил на эту роль. Все закулисные дела решала за него мать — Анна Далассина. В ее маленьких руках сплетались нити интриг. Некоторое время она колебалась, на кого делать ставку: на Алексея или на другого сына, Исаака. Об этом проговаривается ее внучка Анна Комнина. Только приписывает эту линию поведения самим братьям — Алексею и Исааку. Они, мол, долгое время не знали, кто из них будет играть первую роль, а потому поклялись помогать друг другу, кто бы ни победил. Скорее всего, именно Анна Далассина заставила сыновей дать такую клятву, потому что не могла определиться с выбором.

Но Алексей оказался более везучим и расторопным. Судьба благоволила ему. Он всегда оказывался в нужном месте, тогда как Исаака преследовали неудачи. Правда, он долго не мог смириться со вторыми ролями и пытался переиграть судьбу.

Предприимчивый Исаак захотел подлизаться к императору Никифору III. Он узнал, что старик базилевс питает слабость к дорогим сирийским тканям из шерсти и шелка. И стал дарить их своему государю. Этого добра Исаак вдоволь набрался в бытность антиохийским дукой. Царь приблизил Исаака ко двору, наградил поместьями и почтил титулом севаста, то есть одним из высших в империи. Напомним, что Алексей тоже получил аналогичный титул, но заслужил его на полях сражений гражданской войны, в то время как Исаак сделался севастом из-за взяток. Хотя возможно, что за этим продвижением опять же стояли тайные интересы придворных группировок. Брату мог посодействовать и сам Алексей, коль скоро Комнины обещали помогать друг другу.

Исаак втерся в доверие к царю и стал его помощником в государственных делах. Своего рода распорядителем. Отсеивал просителей, разруливал повседневные дела и работал с документами. Ему выделили квартиру в государевых покоях. Постепенно Исаак стал главным ценителем и экспертом при особе Никифора III. «Царь пользовался и его суждениями, и его приговорами, — пишет Вриенний Младший, — ибо он [Исаак] живо подмечал истину и способен был вразумительно выразить то, что следовало». Видно, в империи наступил кадровый голод, если такие, в общем, заурядные способности получили от императора столь высокую оценку. «Живя в царском дворце, — продолжает Вриенний, — он совершенно овладел простодушием царя и поставил его в полную зависимость от своего слова».

Итак, братья Комнины соревновались в своем стремлении к власти. Алексей добывал ее на полях сражений, а Исаак — в тиши и интригах чиновничьих кабинетов. Кто же достигнет большего?

Скоро Алексея ждали новые битвы. Он отправился в Адрианополь инспектировать войска, как вдруг узнал о вторжении печенегов с севера. Они напали на Болгарию. Так называлась одна из имперских фем, которая охватывала часть Сербии, славянскую Македонию и запад современной Болгарии.

Печенеги разграбили окрестности Ниша, но при первых известиях о приближении Комнина без боя ушли за Дунай. Алексей не стал их преследовать. Он боялся упустить из виду Константинополь, где назревали важные события. Политик в нашем герое всегда преобладал над полководцем.

Алексей вернулся в Царь-город и получил благосклонный прием. Но тут узнал о новой беде. В Малой Азии поднял мятеж полководец Никифор Мелиссин. Тот самый, которого «Без-четверти-вор» когда-то послал перехватить Никифора Вотаниата.

2. Загадки мятежа Мелиссина

Собственно, Мелиссин никогда не признавал Никифора III своим государем. После падения «Без-четверти-вора» военачальник обосновался в крепости напротив острова Кос. Выбить его оттуда оказалось невозможно. С ним попытались договориться. На время Мелиссин сложил оружие. Однако не разоружился и людей своих не распустил. А теперь захотел попытать счастья в борьбе за престол. Он был представителем провинциальных военных и считал, что Вотаниат — плохой правитель. Впрочем, так думал не он один. Однако среди провинциалов случился раскол. Часть из них выступила за немедленное восстание и поддержала Мелиссина. Другие считали, что любой мятеж приведет к развалу страны. Эти люди сохранили верность правительству.

Боевым товарищем Мелиссина еще недавно был Георгий Палеолог. Но он перешел к Вотаниату и увел часть войск. Мелиссин оказался в окружении врагов. Тогда он задумал прибегнуть к помощи турок.

Ромейскую империю оставалось лишь пожалеть. Ее территория неуклонно сокращалась, а мятежи следовали один за другим. Никто не думал о том, чтобы сплотиться и дать отпор внешним врагам. Скорее наоборот.

Пример подал сам Мелиссин. Он отправил послов к Сулейману ибн Куталмышу и сумел договориться о союзе. Сулейман-бек заверил, что готов помочь Мелиссину войсками. Взамен потребовал несколько греческих городов в Малой Азии. Мелиссин не раздумывая согласился.

В чем же загадки мятежа Никифора Мелиссина?

Пикантность ситуации заключалась в том, что мятежник Мелиссин являлся близким родичем Комнинов. Он был женат на Евдокии — родной сестре Алексея и Исаака. Не имела ли отношения к мятежу их мать Анна Далассина? Может быть, мятеж не был случайностью? Военные искали вождя. Кто-то ставил на Алексея Комнина. Возможно, его мать уже готовила государственный переворот. Но рассматривала его как многоходовую комбинацию. Мелиссин должен был выступить первым и послужить детонатором для взрыва, который сметет Никифора III вместе с его правительством. А Комнины планировали выступить позже, в качестве спасителей государства. На эту мысль наводит дальнейшая судьба Мелиссина. Если это так, Анна начала большую игру, разработав план захвата власти для своей семьи. Для Византии это было убийственно. Результатом мятежа Мелиссина стала потеря Малой Азии, которая пала жертвой сельджуков.

Подробности захвата турками Малой Азии неизвестны, но этот захват произошел именно теперь. Мелиссин обходил «азийские города в красных туфлях; и граждане предавали ему, как царю, и себя, и свои города», — пишет Вриенний Младший. И добавляет: «Отсюда произошло, что турки в короткое время сделались обладателями всех азийских, фригийских и галатийских городов». Вриенний перечисляет не византийские фемы, а старые исторические области. Галатия — это район вокруг Анкиры. К западу от нее находится Фригия. Еще западнее — древний Пергам (римская провинция Азия) вдоль берега Эгейского моря. Следовательно, эти земли захватил Мелиссин и расставил там турецкие гарнизоны. Налицо было прямое предательство интересов страны.

Правда, турецкое завоевание все еще не было окончательным. На юге и севере Малоазийского полуострова сохранялись византийские владения, а в Сирии и Киликии продолжал править верный царю Филарет Врахамий. Но эти владения были отрезаны от метрополии. Многие из них оказались обречены на гибель.

Узнав, что мятежники достигли Пергама, Никифор III встревожился. Он немедленно вызвал к себе Алексея Комнина — с некоторых пор главного военного авторитета по части подавления мятежей. Царь приказал ему переправиться через Геллеспонт и атаковать Мелиссина. Алексей отказался. Почему? Вриенний пишет, что Комнин сослался на свое родство с мятежником. И тут же добавляет вторую версию: Алексей «боялся легкомыслия царя, равно как злости и зависти окружавших его лиц». Но если бунт вспыхнул с ведома самих Комнинов, Алексей просто не хотел убивать своих.

Так или иначе, сельджуки вместе с Мелиссином захватили центральную часть Малой Азии и вышли к Эгейскому морю. Никифор III в свою очередь послал отряды наемных турок на Восток, чтобы те воевали с джигитами Сулейман-бека. Но посылать турок на турок оказалось невероятно глупо. Наемные ромейские сельджуки взбунтовались, выбрали своим предводителем молодого Чакана и захватили Смирну. Об этом Чакане мы упоминали вскользь. Он воспитывался при дворе Никифора III, получил хорошее греческое образование, а теперь решительно вышел на первый план. Собрав шайку единомышленников, Чакан стал разорять округу Смирны. Он признал верховную власть Сулеймана и получил титул эмира — «уполномоченного» в переводе с арабского. Иначе говоря, правителя области. Смирна ему сдалась.

У византийцев остались на Востоке осколки владений: остров Кипр напротив Сирии, Трапезунд на южном берегу Черного моря, какие-то поселения на юге Крымского полуострова, несколько городов на азиатской стороне Босфора, в исторической области Вифиния, да еще Антиохия с Киликией и Эдессой.

Словом, ситуация складывалась запутанная. Никифор III попытался распутать ее с помощью кадровых перестановок. Сам он не мог пойти в поход на Мелиссина в силу дряхлости и лени. Алексей отказался. Тогда император отобрал войска у Комнина и назначил полководцем придворного евнуха Иоанна. Этому человеку царь доверял. Евнух служил ему еще в те годы, когда Никифор Вотаниат был простым губернатором.

Придворный кастрат обожал славу и почести. Он охотно согласился на новое назначение.

Маленькая армия Комнина была недовольна. Солдаты привыкли служить под началом Алексея. Комнин заботился о них и стал настоящим военным вождем. Солдатским императором, как его назвали бы в Древнем Риме. Стратиоты сокрушались по поводу того, что теперь придется служить под началом скопца. Комнин успокоил их, как мог. В душе он, конечно, ликовал. Его авторитет как военачальника составлял хороший капитал, и уже скоро Алексей пустит его в оборот, чтобы добиться успеха.

3. Битва при Басилее

Сдав армию с рук на руки, Алексей вернулся в царский дворец. Казалось, его карьера пошла под откос. Но все было еще впереди. Во дворце его ждали опасности и интриги. А в это время бывшие солдаты Комнина высадились в Малой Азии.

Евнух Иоанн переправился с армией через Босфор и вышел в окрестности Никеи. Сюда еще не пришли турки. Их орда находилась дальше на востоке, у Дорилея. Однако никейцы признали власть Мелиссина. В городе стоял гарнизон мятежников.

Евнух разбил лагерь в нескольких километрах от Никеи. Поблизости находился замок под названием Басилея — Царский. Название казалось символичным. Кто овладеет замком, тот станет господином всего царства. К тому же он господствовал над местностью.

На помощь евнуху Иоанну примчался Георгий Палеолог с отрядом воинов. Палеолог советовал скопцу Иоанну выжечь местность вокруг Никеи, а между тем захватить замок, гарнизоном которого командовал какой-то малоизвестный греческий стратег. Иоанн так и сделал. Басилей пал. После этого царские полководцы устроили военный совет. Что делать дальше? Попытаться взять Никею или сразу выступить на Дорилей против турок? Евнух склонялся к первому решению — осаждать Никею. Георгий Палеолог возражал. Авторитет скопца равнялся нулю. Солдаты и офицеры охотнее готовы были подчиниться Георгию. Евнух срывался на визг, требовал повиновения, а Георгий сказал:

— Мы признаем твою власть, данную императором. Но решение идти на Никею ошибочно. Пока мы будем сражаться между собой, придут турки и уничтожат нас. Нужно идти на турок, оставив Никею в тылу.

Евнух проигнорировал мудрый совет. Он опасался воевать без базы и решил вести военные действия по всем правилам. Началась осада Никеи.

Как и предвидел Георгий Палеолог, на выручку никейцам поспешили турки. Единственное правильное решение евнуха заключалось в том, что он сразу снял осаду и отступил, сохранив армию.

Опять разбили лагерь у замка Басилеи. Но турки появились в большом числе и начали обстреливать византийцев. Ромейские солдаты сбились в кучу и после недолгого сопротивления бросились наутек. Евнух остался один, его охрана дала стрекача. Вдруг он увидел скакавшего неподалеку Георгия Палеолога с телохранителями.

— Сжалься надо мной, не дай попасть в руки агарян! — взмолился скопец.

— А ведь я предупреждал, что этим кончится, — укорил Георгий. — Ладно, идем за мной.

В этот миг напали турки. Георгий встретил их контратакой и отогнал. Евнух стоял ни жив ни мертв. Палеолог ударил его по щеке:

— Не бойся!

Опять последовало нападение турок. И вновь Палеолог отбился. Турки отошли и стали обстреливать ромеев издалека. Георгий перегруппировал свой полк, вернул часть бежавших солдат. Единственная надежда состояла в том, чтобы вывести их из-под обстрела и унести ноги. Это удалось, хотя и не без труда. Евнух потерпел поражение, но Георгий спас армию. Солдаты снова переправились через Проливы и оказались в Европе. По-видимому, ромеям следовало окончательно смириться с потерей Малой Азии. Хотя формально она еще оставалась византийской — ведь там господствовал самозваный «император» Мелиссин.

Когда вернулись в столицу, евнух забыл все услуги Георгия и первым делом обвинил его перед царем в поражении при Басилее. Палеолог прибыл во дворец, но заслуженного полководца даже не допустили внутрь. Так устроил евнух. Благодарности при дворе не было никакой. Одни интриги. И эти люди хотели выигрывать войны!

Георгий Палеолог затаил обиду. Он полностью разочаровался в бездарном правительстве. Военные приводили Вотаниата к власти, чтобы изменить жизнь к лучшему для себя. А на деле остатками страны правят все те же дворцовые евнухи.

Каков итог? Империя потеряла восточные провинции, армия была разбита, а единственной реальной силой в стране оказался Алексей Комнин со своими отрядами. Не лучше было положение на Западе. Над балканскими провинциями империи сгущались тучи, и скоро должен был ударить гром войны.

4. Гроза с запада

Правительство Никифора III пыталось навести порядок на Балканах после двух мощных мятежей — Василакии Вриенния. Положение складывалось ужасное. Сербские княжества освободились от византийской зависимости. О хорватах не было и речи. Они давно попали в орбиту влияния Венгрии. Печенеги в очередной раз перешли Дунай и обосновались к северу от Балкан. А из Южной Италии на Византию алчно поглядывали норманнские бароны. В Царе-городе все чаще звучало имя Роберта Гвискара — самого могущественного из норманнских князей. Слово «Гвискар» можно перевести как «Лис», то есть «Хитрец». Роберт назначил себя графом Апулии. От нее до Византии было рукой подать. Гвискар зарился на балканские владения ромеев.

Сила норманнов была в тяжелой рыцарской кавалерии. Одетые в кольчуги ниже колен, в островерхих шлемах, с каплевидными щитами, тяжелыми копьями и мечами, норманны являлись страшной силой в ближнем бою. А кроме боев они не знали другой жизни. Политическая, экономическая и нравственная система рыцарства была крайне проста. Рыцари выбирали жертву послабее и уничтожали ее, а земли и уцелевших людей делили между собой. Люди прикреплялись к земле и фактически становились рабами. Ну а рыцарь все свободное время посвящал военным тренировкам для новых завоеваний и грабежей. Его не интересовали ни книги, ни философия. Только добрые лошади, крепкое оружие и отработка ударов. Даже развлекались рыцари в основном по-военному, на турнирах. Это был род военных маневров, где воин должен был продемонстрировать свое искусство. Иногда на турнире даже рисковали жизнью — дрались насмерть в свое удовольствие.

Для духовных потребностей рыцари держали при себе церковников и менестрелей. Первые молились за головорезов и писали о них исторические хроники. Вторые выполняли роль подхалимов и прославляли рыцарские подвиги в песнях. За это менестрелям прощали серьезный порок: гомосексуализм трубадуров. На французский манер этих поэтов-песенников называли «весельчаками». На тогдашнем провансальском наречии это звучало как «gay». Отсюда — современное слово «гей».

После воцарения Вотаниата Гвискар отправил к нему послов с изъявлением дружбы. Норманн полагал, что византийцы признают его завоевания в Южной Италии. Вообще-то Византия считала своими все земли, по которым когда-то ступала нога римских легионеров. Если эти земли кто-то захватывал, в Константинополе называли их «временно утраченными». Но всегда имелось множество юридических уловок, чтобы формально относить их к имперским. Например, дать варвару-захватчику римскую должность или почетное звание. И варвар оказывался вроде бы своим, включенным в систему римского права. Давным-давно королевство франков началось с того, что Хлодвигу I (Людовику) византийцы пожаловали титул «патриций империи». В Константинополе считали Хлодвига всего лишь управляющим на римских землях. Пользуясь этим, варвар захватил Галлию и основал собственное королевство. Такова была расплата за имперские иллюзии Византии.

Примерно того же добивался Гвискар в Италии. Ему требовались деньги и титул. Видимо, Роберт не нашел понимания у Вотаниата. Никифор III не собирался воевать с норманнами, но и не спешил признать их права на Южную Италию. Ни денег, ни титула Роберту он не дал. Византийские дипломаты говорили с норманнами высокомерным тоном, как будто империя была по-прежнему сильна. Но Гвискара это не могло обмануть. Он знал истинное положение вещей. У Роберта сложился в голове план: вторгнуться на Балканы и отрезать от Ромейской империи жирный кусок.

Никифор III нисколько не обольщался относительно намерений Роберта. Император направил в Адрианополь Алексея Комнина, чтобы тот собрал отряды для противодействия норманнам, и дал полководцу денег. Но и это решение оказалось ошибкой. К тому времени Алексей уже сам готовил восстание. Если в случае с Мелиссином мы можем строить догадки об участии Алексея в этой авантюре, то к моменту «адрианопольской командировки» становится ясно, что у Алексея налажены контакты со столичной оппозицией и подготовлен мятеж. Почему наши догадки переходят в уверенность, станет ясно из дальнейшего изложения событий. В Адрианополе Комнин начнет играть в открытую.

Приехавши в город, Алексей начал сорить деньгами и дорогими вещами. Он богато одарил друзей и знакомых, а простой пехоте сказал, собрав ее на плацу:

— Я расплатился бы с вами, если бы император прислал денег. Но денег нет! Я часто обращаюсь к нему с этой просьбой, но денег он не присылает.

Солдаты поверили. Между тем Алексей раздавал некоторым из них свое личное имущество и приговаривал:

— Если бы только было возможно, я озолотил бы таких умных людей, как вы!

Эту инсценировку он, скорее всего, придумал не сам. Помогла мать — Анна Далассина. Успех был полный. Солдаты постепенно пришли в негодование на Никифора III. Тогда Алексей сказал:

— Пойду-ка я поговорю о вас с императором и принесу вам ваше жалованье!

С этими словами страдалец за народное счастье отбыл в столицу. В Константинополе он пытался уверить Никифора III в своих верноподданнических чувствах и представил доклад о бедственном положении войск. Но старик император что-то заподозрил. О походе против норманнов больше не было речи. Алексея задержали в столице под благовидным предлогом.

Тем временем Роберт решил использовать Алексея Комнина в своих целях и завязал с ним тайные переговоры. Роберт направил молодому Комнину дары и предложение дружбы, как если бы Алексей являлся суверенным императором Византии. Пусть Алексей перейдет на сторону норманнов. Он получит царский титул и будет открывать для Гвискара ворота ромейских городов для норманнов, как Мелиссин открывал их для турок!

Алексей вежливо отказал. За каждым шагом молодого политика следили десятки глаз царских шпионов и доброжелателей. Поэтому принимать подарки от норманнов было нельзя. Кроме того, Комнин не собирался торговать родиной. Случай с Мелиссином, который сдавал города сельджукам, — дело другое. Алексей поддерживал Мелиссина, но не его предательскую политику. Понятия чести и совести в тогдашней Византии были чрезвычайно размыты.

А может, со стороны Роберта имела место тонкая провокация? Ведь Алексей был единственным толковым военачальником в Ромейской империи. Гвискар хотел его скомпрометировать и предложил взятку в надежде, что об этом узнает император и задержит Комнина в столице. Может, по этой причине Комнин и был задержан Вотаниатом? Правду мы не узнаем. Ясно лишь, что после поездки в Адрианополь Алексей оказался под надзором в столице без права выезда из нее. Со своей стороны, Роберт продолжал дипломатическую игру.

Иногда складывается впечатление, что не было большего миротворца на свете, чем апулийский герцог. Послушать его — он только и делал, что искал дружбы и взаимопонимания с ромеями. Не будем, однако, обольщаться дипломатической риторикой. Разговаривая о дружбе, Гвискар стал собирать войска и флот. Он заручился поддержкой римского папы Григория VII, который претендовал на мировое господство и в Каноссе заставил покаяться в грехах даже западноримского императора Генриха IV. Папа задумал поставить на колени Восточную Римскую империю с помощью норманнов. Эта Каносса была бы страшнее.

Судьба Византии повисла на волоске. Между тем стране угрожал новый переворот, и теперь главными заговорщиками были трое Комнинов — Алексей, Исаак и их мать Анна Далассина.

5. Заговор Комнинов

В то время как Гвискар слал дары, собирал войска и плел интриги, а Мелиссин сдавал туркам Малую Азию, Алексей тоже не терял времени даром. Вместе с матерью и братом он готовил военный переворот в свою пользу. Мы уже заподозрили, что первым шагом на этом пути стал мятеж Мелиссина. Если наши догадки верны, то этот путч лишил Вотаниата поддержки малоазийских провинций.

После начала восстания Мелиссина Малая Азия была потеряна для империи, тамошние войска — разбиты, блокированы или перешли на сторону мятежников. На Балканах у Вотаниата сторонников не было. Следовательно, правительство как бы повисло в воздухе. Заговорщикам оставалось только договориться с бюрократией и с виднейшими военными, которые разочаровались в Никифоре III. Согласие крупных чиновников и землевладельцев было крайне важно. Иначе переворот мог закончиться столь же неудачно, как попытки Исаака I и Романа Диогена взять власть. Анна учла ошибки предшественников и не повторила их. На стороне заговорщиков была даже императрица Мария. Крамольников поддержали некоторые представители семейства Дук. Словом, переворот был подготовлен блестяще.

Почему часть элиты пошла на компромисс? Отчасти — из-за личных расчетов обогатиться и обрести влияние. Но не только. Гибнущей стране срочно требовался вождь, который сумел бы отстоять границы и эффективно выполнял бы императорские обязанности. Такого вождя хотели военные — эти решительные люди планировали установить свою диктатуру и мобилизовать все силы страны на борьбу с врагом. На компромисс готовы были пойти бюрократы. Они видели, что врагу ворот, и опасались потерять все. Решительный вождь требовался и простому народу, который устал от нестабильности, чехарды переворотов и бездарных безответственных руководителей во главе государства. Таким человеком оказался Алексей Комнин. Почему именно он?

Этим вопросом задавалась уже дочь монарха Анна Комнина. В своей «Алексиаде» ученая женщина много рассуждает на эту тему. Ясно, что сей вопрос живо обсуждали в Византии на протяжении многих лет. Не странно ли, что Алексей Комнин выполняет роль палача мятежей, умело громит путчистов, начиная от Урселя и заканчивая Василаки, — и все это для того, чтобы самому возглавить мятеж? Складывается ощущение, что Комнин расчистил для себя поле и вступил на него победителем. Других претендентов просто не было. Даже Мелиссин — и тот являлся агентом Комнинов.

А что послужило непосредственной причиной заговора? Как мы видели, Алексей уже давно шел во власть и мечтал занять трон. Но официальная версия говорит иное: заговор произошел лишь тогда, когда Алексея начали преследовать в результате интриг. Он просто попытался спастись. Эта версия не выдерживает критики, но рассмотреть ее надо.

Принцесса Анна обстоятельно пишет, что отец стал жертвой зависти. К императору Никифору III он относился вполне лояльно. А вот советники Никифора — ромейские славяне Герман и Борил — отчаянно завидовали быстрому возвышению Алексея Комнина и его брата Исаака.

Зависть и стала причиной катастрофы. Царские советники попытались уничтожить Алексея. Комнин был вынужден защищаться.

Какую же версию предпочесть?

С одной стороны, зависть — дело обычное. Особенно к выскочкам, таким как Алексей. С другой — кто же признается в том, что плел заговор против царя-благодетеля? Наоборот, этот неприятный факт постараются как можно тщательнее затушевать. Что и делает Анна Комнина. Поэтому руководствоваться нужно фактами, а не рассуждениями официальных мемуаристов. Факты же выглядели так.

Зимой 1080/81 года всем стало ясно, что империя доживает последние дни. Нужно было действовать. Алексей и его родня устроили семейный совет. Главенствовала на нем Анна Далассина. Решали, как технически осуществить переворот. «Перебрав совместно с матерью, — пишет ученая принцесса Комнина, — много различных способов, часто и подолгу размышляя об этом, они нашли единственный путь, который… может привести к спасению». Таким путем оказался тесный союз с императрицей Марией против Вотаниата. Только Мария могла придать перевороту легитимность. Но как уговорить базилиссу восстать против престарелого мужа?

По версии Анны Комнины, невольным помощником стал сам Никифор III. Как раз в это время он решил передать престол после своей смерти одному из родственников — некоему Синадину, «уроженцу Востока». То есть малоазиату. Этим назначением Никифор III обошел Дук и передал власть новой династии. Решение оказалось роковым. Синадин был красив, статен и силен. Но он совершенно не обладал вкусом к интриге. Такие не выживали в условиях ромейского двора.

Намерение назначить Синадина наследником трона шокировало Марию и ее сторонников. Царица рассчитывала, что после смерти Никифора III престол перейдет к ее сыну, маленькому Константину. Дуки пополнили число недовольных. На их стороне оказалась значительная часть константинопольской бюрократии, для которой Вотаниат оставался чужаком.

Тут на авансцену вышел молодой любовник царицы — умный и обходительный Алексей Комнин. К тому времени базилисса Мария усыновила его. В результате Алексей получил право доступа в царские покои. Интимная связь между приемной матерью и сыном приняла скандальный оттенок. Но любовь и политика превыше традиционной морали.

Вскоре состоялся решающий разговор между Алексеем и Марией. Для этой беседы молодой полководец взял с собой брата Исаака, более искушенного в придворных интригах. Сценарий встречи подробно разработала Анна Далассина.

Начать разговор Далассина велела Исааку. Алексею надлежало томно посматривать на царицу и тяжко вздыхать, А потом — перейти к главному. Содержание бесед (их было две) впоследствии записала принцесса Анна Комнина со слов отца. По ее записи эти разговоры приводим и мы.

Войдя к царице и поздоровавшись, Исаак заметил:

— Ты сильно изменилась в лице, государыня. Как будто тебя гнетет некая тайна, которой ты хочешь поделиться с друзьями.

— Беды преследуют меня одна за другой, — вздохнула Мария. — Здесь я нахожусь вдали от родины, одна, на чужбине…

Разговор явно не клеился. Братья помялись-помялись и ушли. На другой день они вновь явились к царице. Тут и состоялся решающий диалог. Базилисса Мария пожаловалась, что наследником сделали Синадина в обход ее сына. Комнины поклялись, что не хотят видеть на престоле никого, кроме маленького Константина Дуки. Но для этого необходимо свергнуть Никифора III и его шайку, которую старик привел из фемы Анатолик. Мария примкнула к заговору. Так был заключен великий союз между двумя константинопольскими кланами против императора. Ребенок Константин Дука должен был стать императором, Исаак — реальным правителем, а Алексей — командующим войсками империи и возлюбленным базилиссы. Реальность, как мы знаем, окажется совсем иной. Но тогда об этом никто не знал.

Очень быстро Комнины вовлекли в свою группировку многих придворных и чиновников. Генератором идей была Анна Далассина — «крестная мать» этого предприимчивого семейства.

Обстановку при дворе отлично обрисовал русский византинист Николай Скабаланович: «Заручившись при дворе содействием императрицы Марии, Комнины не оставили без внимания влиятельных царедворцев и даже низшей прислуги: любезностью, обходительностью, щедрыми подарками и обещаниями они снискали расположение многих». Один из земляков царицы Марии, приближенный к Никифору III высокопоставленный грузин, сообщал Комнинам важные сведения и предупреждал опасности. «Даже царский повар, задобренный Комнинами, был для них весьма полезен: ставя кушанье на стол, умел шепнуть что-нибудь весьма интересное». Все эти детали можно найти и в «Алексиаде» у Анны Комнины.

Верность Никифору сохраняли только русские гвардейцы, группа ромейских славян во главе с Германом и Борилом да обосновавшиеся в столице малоазиаты из фемы Анатолии (сама фема была уже прочно занята турками). Но от русских гвардейцев-варягов вскоре избавились. Случай с ними произошел очень странный. Официальная версия гласит, что однажды варяги напились вина и устроили дебош. Крушили мебель, пытались даже проникнуть в царские покои. Протрезвев поутру, гвардейцы раскаялись. Император приказал выслать их из столицы и расквартировать по провинциальным гарнизонам. Так он остался без русской стражи.

Эта история страдает массой недоговоренностей. Складывается ощущение, что престарелого царя кто-то захотел оставить без охраны накануне государственного переворота. Кто принес варягам вино? Кто спровоцировал попойку и буйство? На эти вопросы невозможно ответить сегодня. Версии две. Первая; от варягов избавились земляки Никифора, пришедшие с ним из Малой Азии. Эти ребята сами хотели занять хлебные и выгодные места гвардейцев. Вторая: провокационную попойку устроили сторонники Комнинов. Непосредственных исполнителей — виночерпиев, поваров — подговорила Анна Далассина. Мы видели, что у нее имелись для этого нужные связи. Эта версия более предпочтительна.

Жизнь при дворе все больше напоминала опасную захватывающую игру. Комнины втянулись в нее и азартно делали ход за ходом.

А впрочем, так ли велика опасность? Мы видим, что к покушению на власть византийцы того времени относились с пониманием. Искренне жалели полководцев, которым не удалось совершить военные перевороты. Сочувствовали, когда этих полководцев лишали зрения. Жалость вызвал даже разбойник Урсель Бальель. Ромеи считали, что попробовать себя во власти может всякий желающий. Досадно, если затея не удалась. Плата за это — монашеский клобук или в худшем случае ослепление. Однако наказание никого не пугало. Новые и новые чиновники и полководцы тянулись к царской диадеме, пытаясь отобрать ее у слабых и неспособных. Иногда после успеха таких заговоров власть попадала в руки еще более слабых людей.

Учтем, что на стороне Комнинов имелось моральное преимущество. Они выступали под лозунгом помощи Дукам против незаконно захватившего престол Вотаниата. Правда, основание было шатким, но оно помогло сплотиться заинтересованным людям. То есть нескольким кланам чиновников и военных. Но были в Царе-городе и такие, кто поддерживал Никифора III. Например, известный в то время историк Михаил Атталиат. Поэтому рассчитывать на выступление верных Комнинам и Дукам сил внутри города было слишком рискованно. Даже после того, как отослали варягов.

План заговорщиков был такой: выйти из столицы и опереться на войска, расквартированные в районе Адрианополя. За Комнином закрепилась репутация храброго и удачливого полководца, а солдаты любят удачу и храбрость. За ним охотно пошли бы все бывшие воины Вриенния Старшего и Василаки. Но царь вдруг задержал Алексея при себе. Карьеру Комнина мог разрушить один умелый донос. Однако тут произошло неожиданное событие — одно из тех, которыми так богата судьба Алексея Комнина.

6. Как нужно готовить переворот

В Царь-город пришла важная весть: турки и Мелиссин взяли Кизик. Этот город находился недалеко от Босфора. Отсюда враги легко могли переправиться в Европу. Тайный гонец сообщил о падении Кизика императору. Никифор III немедленно вызвал во дворец Алексея Комнина. Кроме Алексея, и вызвать-то оказалось некого. Все прочие крупные полководцы оказались к тому времени ослеплены. Остальные бунтовали против Никифора. К тому же в голову царя закралась мысль проверить, как будет себя вести Алексей при известии о взятии города. Не связан ли молодой полководец с мятежным Мелиссином?

Вызов во дворец вызвал переполоху Комнинов. Зачем позвал царь? Неужто все пропало? Исаак Комнин, как более изворотливый, узнал, что причина в другом. Получено письмо о падении Кизика. Царь хочет посовещаться с Алексеем. Об этом Исааку шепнул упомянутый выше дворцовый повар на официальном приеме, где присутствовали оба Комнина. «Исаак же в свою очередь, почти не двигая губами, сообщил это известие брату», — пишет принцесса Анна. Алексей, «человек наблюдательный и горячий», сразу все понял. После чего проследовал к царю.

На приеме у Никифора III молодой полководец присутствовал уже, так сказать, во всеоружии. Базилевс сообщил о падении Кизика. Алексей подал несколько дельных советов, как отбить город обратно, и сдобрил свою речь хорошей порцией лести.

— Пусть благоденствует твое величество, а завоевателей города постигнут в семь раз большие беды, чем те, которые они сами причинили.

Совет Комнина состоял в том, чтобы вызвать в столицу часть войск и флота из балканской Греции. Затем следовало совершить короткую морскую экспедицию, дабы внезапным ударом отбить Кизик. Алексей указал города Южной Греции, откуда можно было безболезненно вывести отряды. Туда не доходили набеги славян и печенегов.

Подозрения Никифора III о связи Комнина и Мелиссина пропали. Слишком убедительно говорил молодой полководец о том, что Кизик можно отбить. Царь сделал вывод, что недавний отказ Алексея выступить против Мелиссина не означает, что оба деятеля находятся в сговоре. Словом, Комнин вышел сухим из воды.

Это раздосадовало ромейских славян-временщиков — Германа и Борила. Они не верили Комнинам ни одной минуты. И были правы. А может быть, узнали о приготовлениях к перевороту. Борил и Герман стали искать способ уничтожить Алексея и его родню.

Прошло немного времени. Первые отряды с Балкан стали стягиваться к Константинополю для похода на Кизик. Алексей воспользовался случаем и встретился с несколькими военачальниками из Балканской армии, вызвав их в столицу. В число собеседников входили неблагонадежные офицеры из бывших войск Вриенния Старшего и Василаки. Об этом немедленно донесли базилевсу. Тот призвал Алексея для объяснений.

Комнин не стал отпираться. Да, он встречался с военными специалистами. Но это крайне необходимо для того, чтобы операция по взятию Кизика прошла успешно. Ее план и обговаривали во время встреч. У Никифора III два выхода: рискнуть и поверить объяснениям Комнина либо ослепить его… и остаться вообще без полководцев. Император выбрал первое решение. Трудно сказать, был ли он прав. Складывается впечатление, что, какой бы он ни сделал ход на шахматной доске византийской политики, партия все равно была проиграна. Во всяком случае, лично для Никифора III. Следующего императора могли звать Комнин или Мелиссин — но это был бы в любом случае не Вотаниат. Его время прошло.

Однако двое «рабов» базилевса — Борил и Герман — не унимались. Для них возвышение Комнина было смерти подобно. Оно означало конец карьеры двух этих людей.

Необходимая ремарка: рабами их зовет Анна Комнина, чтобы подчеркнуть свое презрительное отношение к этим людям. Мы бы сказали — «лакеи». Смысл тот же.

Для того чтобы обезвредить врагов, славяне-ромеи придумали план: вызвать Исаака и Алексея ночью во дворец и там ослепить, поставив Никифора III перед фактом. Можно было оправдаться, что братья Комнины замышляли переворот и их удалось вовремя обезвредить. Анна Комнина говорит, что Борил сам мечтал об императорской власти.

Опасность для Комнинов возникла нешуточная. Но за Германом и Борилом шпионили люди императрицы Марии. Один из них, знатный алан, подслушал разговор ромейских славян, в котором они обсуждали, как заманить в засаду и ослепить Комнинов. По приказу императрицы алан помчался среди ночи к Алексею, чтобы сообщить ему об опасности.

Энергичное семейство Комнинов собралось на совет. Колебаний не было. Решили форсировать события. Алексей Комнин должен был бежать из столицы и отбыть к войску. Но это еще не означало открытого мятежа. Комнины отличались крайней осторожностью. Алексей как бы спасался от клеветников. Анна Далассина оставалась в Царе-городе с целью усыпить бдительность базилевса.

В ту же ночь Алексей провел несколько встреч с влиятельными офицерами и предложил поддержать заговор. Речь шла о том, чтобы свергнуть временщиков Германа и Борила, восстановить власть императрицы Марии и передать престол ее сыну — маленькому Константину Дуке. То есть внешне все выглядело вполне законно. О воцарении самого Алексея речи пока не шло.

Первым делом Комнин заручился поддержкой военачальника Григория Бакуриани. Этот человек, как пишет Анна, «ростом был мал, но по духу воитель великий». Он происходил из грузино-армянского рода. В раннее средневековье многие армянские роды бежали в Грузию от арабов. Такими грузино-армянами были, например, царьки из рода Багратионов. Бакуриани — из таких же беглецов.

Григорий поддержал Алексея. Затем Комнин переговорил с предводителем наемников Константэном д’Отвиллем. При византийском дворе его называли «сыном Умберта» — Умбертовичем. По-гречески — Умбертопулом. Это был норманн. Возможно, он приходился племянником самому Роберту Гвискару, также носившему фамилию д’Отвилль. В пору, когда национальная византийская армия полностью разложилась, роль наемников переоценить было трудно. Тем более норманнов, которые считались лучшими воинами Средиземноморского мира.

Выслушав Алексея, д’Отвилль сразу выразил ему поддержку. Норманны вообще любили заговоры и опасности. А также умели извлечь из них выгоду.

— В моем лице, — торжественно сообщил Константэн, — ты будешь иметь человека, готового идти за тебя в огонь и в воду.

Наконец, появился еще один сторонник: бесстрашный Георгий Палеолог. Он разочаровался в действиях правительственных войск против Мелиссина и согласился поддержать Комнинов как более сильных и решительных людей. Ведь Алексей уже прославился своими победами. Георгий явно не знал, что этот же Алексей, возможно, был причастен к мятежу Мелиссина. В семье Комнинов видели патриотов и объединителей страны, борцов с мятежами. Эта репутация дорогого стоила. Она конвертировалась в солидный политический капитал. Таков был результат осторожной политики Анны Далассины.

Георгий Палеолог даже согласился бежать из столицы вместе с братьями Комнинами. Любопытно, что отец этого Георгия, Никифор Палеолог, служил базилевсу Вотаниату в качестве генерала. Вместе с Вотаниатом он начинал карьеру в Азии на армейских должностях. Гражданская война, как обычно, разделила многие семьи. Впрочем, скоро Никифор Палеолог выберет нового хозяина. Он уйдет к Мелиссину. Но роль его при мятежнике будет двусмысленна. Палеолог-старший станет двойным агентом — связным между мятежниками и царским двором.

Принцесса Анна Комнина, сообщившая об этих тайных переговорах Алексея с воеводами, проговорилась, что одним из главных аргументов Алексея были деньги и подарки — он, не стесняясь, покупал сторонников. Служить ему оказалось выгодно. Комнин не был жаден. Он использовал богатство как средство приобрести побольше слуг и друзей.

Назначили час побега из столицы. Тут возникла еще одна опасность, о которой сперва не подумали. Она крылась в самой семье Комнинов. Некоторое время назад Анна Далассина обручила дочь своего старшего сына Мануила Комнина с внуком царя Никифора III. Юноша вошел в семью Комнинов, жил в их доме вместе со своими наставниками. То есть приглядывал за опасным семейством. Теперь он или его воспитатели могли проболтаться о плане побега. Однако энергичная Анна придумала, как избежать опасности. В субботу вечером, 13 февраля 1081 года, Далассина приказала седлать коней будто бы для того, чтобы посетить церковь. Так как Анна отличалась набожностью, этот поступок никого не удивил. Внук Никифора III мирно заснул в опочивальне. Исаак и Алексей заперли двери и стали готовить оружие и коней. На рассвете 14 февраля они вышли на площадь Константина и там разделились: Далассина и женщины из семьи Комнинов отправились в церковь Святителя Николая, чтобы найти там убежище. Алексей же и Исаак бросились к городским воротам, чтобы покинуть город.

По пути братья проникли в царские конюшни и начали творить безобразия. Часть коней они изуродовали, подрубив сухожилия, а лучших взяли себе. Вскочив на них, Комнины выехали из города и вскоре достигли монастыря Космидий в окрестностях столицы. Георгий Палеолог прибыл к ним чуть позже. Все вместе они отправились в близлежащий город Цурул, где уже стояли отряды Западной армии. Все они подчинялись Алексею Комнину как своему доместику — генералу.

В тот же день императору Никифору III стало все известно. Нашлись доносчики, которые в красках расписали коварный поступок братьев.

Запахло новой междоусобной войной. В критические мгновения базилевсы обычно обращались за помощью к сенату (в Византии он назывался синклитом) и патриарху. Вот и теперь Никифор III созвал сенат. Император выступил с обвинительной речью против молодого доместика Запада (так называли верховного главнокомандующего западными войсками). Напомним, что в этой должности состоял Алексей. В то же время Никифор III послал гонца к Далассине, чтобы убедить ее вернуться во дворец. Анна отвечала с поистине византийской хитростью:

— Передайте базилевсу, что мои дети — верные его рабы. Они ревностно служат и всегда готовы на любой риск ради Его Величества. Но злоумышленники решили выколоть им глаза. Не желая подвергнуться несправедливому наказанию, мои дети ушли из Константинополя. Но сделали это не как мятежники, а как верные слуги Его Величества и взывают к базилевсу о помощи.

Гонец выслушал речь, но настаивал на том, чтобы женщина проследовала за ним.

— Позвольте мне помолиться, — с плохо сдерживаемым негодованием потребовала Анна и скрылась в церкви.

Ее пропустили. Тогда Далассина ухватилась за Царские врата и воскликнула:

— Пусть мне отрубят руки, но я не выйду из храма, пока не получу в залог безопасности крест от базилевса! Я взываю к суду и состраданию Его Величества, идите и скажите ему об этом!

Далассина действовала блестяще. Мы видели, что заговор она плела уже довольно давно. Но теперь сумела представить себя и своих детей жертвами придворных интриг. Свою роль эта женщина-политик отыграла безупречно. Ей было ради чего стараться. Вознаграждением за все лицедейство могла стать корона Византийской империи. Не для самой Анны — для одного из ее сыновей. Но эта честолюбивая матрона получала главное — власть.

Послы, «боясь, чтобы не вспыхнул скандал», как пишет Анна Комнина, ушли и сообщили обо всем царю.

Никифор III был по природе человек довольно незлобный. Вместо того чтобы расправиться с диссидентами, царь начал искать компромисс. Он передал Далассине свой крест вместе с ручательством неприкосновенности. Анна вышла из убежища. Ее препроводили в монастырь и там оставили вплоть до исхода борьбы между Никифором III и Алексеем. Все амбары, погреба и казнохранилища Комнинов император приказал оставить в неприкосновенности. Тем самым он демонстрировал неуместную мягкость по отношению к изменникам. С другой стороны, повторюсь, Комнины действовали очень грамотно. Они не поднимали открытого бунта, но вели дело так, что власть сама должна была упасть к ним в руки. Конечно, этой филигранной работой они обязаны были Анне Далассине. Она заслужила бы прозвище «железной леди», если бы действовала такими же методами в другой стране.

7. Кушанье с приправой

Явившись к войскам, Алексей не сразу объявил о том, что начал «апостасию». Это греческое слово переводят как «мятеж», что не совсем верно. Апостасия — это отступничество. В данном случае — от своего императора. Или от веры. Например, древнеримского императора Юлиана назвали Апостат — Отступник — за то, что он перешел из христианства в язычество.

Но дел о не в терминах. Явившись в военный лагерь 8 февраля 1081 года, Комнины рассказали солдатам старую историю про обманутых воинов. Братья, мол, пытались заступиться перед императором за тех солдат, которые недополучили плату за службу. Но Никифор III разгневался за это и велел предать обоих братьев суду. Правда была неприглядной. Как помнит читатель, все деньги украл сам Комнин, чтобы спровоцировать бунт.

Это удалось. Мятеж казался выгодным делом. Он давал возможность солдатам свести счеты с врагами и завистниками, избавиться от долгов, перебить кредиторов, а если повезет — разграбить поместья богатых удачливых сограждан. Это побудительные мотивы любого мятежа и любой революции. Уже потом ученые будут рассуждать о глубинных исторических процессах и расписывать, в чьих интересах действовали те или иные социальные группы. И будут правы. Но правда и то, что в период бунта толпа не ведает, что творит. Так или иначе, бунт начался. Солдаты выразили неповиновение властям. Они признавали только одного вождя — Алексея Комнина. Исаак был сразу отодвинут на второй план.

Молодым Комнинам требовалось некоторое руководство. Они обладали хитростью, но им недоставало опыта. Братьям был настоятельно необходим искушенный политик, который направлял бы их действия. Таким политиком являлась их мать — Анна Далассина, но эта женщина осталась в столице. Оказавшись вдали от Анны, молодые люди почувствовали неуверенность. Тогда они обратились за помощью к старому прожженному интригану — кесарю Иоанну Дуке. Тому самому, что погубил храброго императора Романа IV Диогена, а затем поднял вместе с Урселем мятеж против «Без-четверти-вора». Постриженный в монахи, кесарь Иоанн жил, однако, в своем имении в Моровунде на Балканах и не спешил удалиться в монастырскую келью. Напомним, что Алексей Комнин был женат на его внучке Ирине.

Гонец Комнинов передал кесарю-монаху письмо, в котором содержался прозрачный намек на восстание. «Мы приготовили, — говорилось в послании, — очень хорошее кушанье с приправой. Если хочешь разделить угощение, приходи как можно скорее».

Кесарь заколебался. В интригах и восстаниях он чувствовал себя как рыба в воде, но никогда ничего не выигрывал. Если бы новый мятеж потерпел неудачу, Иоанн наверняка бы лишился глаз. Но тяга к интригам и приключениям оказалась сильнее. «Некоторое время, — пишет Анна Комнина, — он теребил бороду, как человек, напряженно обдумывающий что-либо, и наконец принял решение участвовать в восстании Комнинов».

По дороге он совершил несколько сомнительных подвигов. Во-первых, встретил сборщика налогов из столицы, ограбил его и присвоил деньги. Затем наткнулся у реки Гебр (Марица) на отряд турок-наемников, верных правительству, и немедленно их перекупил.^{15}

Кесарь Иоанн прибыл к Комнинам — уже не как беглец, но как предводитель турецкого или венгерского отряда, обеспеченный к тому же деньгами. Этими подвигами кесарь доказал, что с возрастом не утратил хитрости и умения вести дела.

При встрече Алексей Комнин обнял и расцеловал подлеца Иоанна, после чего согласился следовать всем его советам. У молодых людей, которые приготовили кушанье с приправой, появился опытный шеф-повар.

По совету кесаря они выступили прямо на столицу. Маски были сброшены. Пока Анна Далассина усыпляла внимание императора, ее сыновья начали открытый мятеж.

Жители окрестных селений переходили на сторону путчистов и выкрикивали Алексея императором. (Хотя восстание вроде бы начиналось под другими лозунгами: Комнин ведь говорил о поддержке законной власти Дук против узурпатора — Никифора III) Наверняка все эти выкрики были умело подготовлены кесарем Иоанном, который постепенно приучал народ к новому повелителю. Если это так, кесарь предал интересы правящей ветви Дук в пользу своей внучки Ирины и ее мужа Алексея Комнина. Но он сделал правильный выбор, разглядев в Алексее перспективного политика, который один только и мог одержать победу в борьбе за осколки гибнущей империи.

В этот неподходящий момент возникло соперничество между братьями Исааком и Алексеем. Исаак как старший брат сам претендовал на императорскую корону. Его поддерживали чиновники. Алексея — воины. Предприимчивый Исаак пытался заигрывать с жителями покоренных селений. Но Алексей не собирался уступать власть. В армии неудачливый Исаак был крайне непопулярен. А от императоров-бюрократов солдаты устали. С каждым таким императором дела Ромейской державы становились все хуже. Спасти ее мог только воин. Точнее, воин и политик, умевший искать компромиссы и обладающий хитростью. Именно таким был Алексей Комнин.

Принцесса Анна Комнина пишет, что сторону Алексея приняли кесарь Иоанн и воевода Георгий Палеолог. Объединив усилия, они сумели победить Исаака с помощью агитации. Число сторонников старшего брата стремительно уменьшалось. Как человек умный, Исаак оставил амбиции и признал верховенство Алексея. На одной из сходок в присутствии офицеров Исаак появился с пурпурными сапогами в руках и стал обувать в них младшего брата. Тот отказывался для вида. Исаак сказал:

Позволь мне сделать это! С твоей помощью Бог хочет восстановить могущество нашего рода!

Безусловно, сцена была срежиссирована заранее. Правда, самомнение чиновников и аристократов иногда изумляет. Ведь они искренне убеждены, что Богу есть дело до каких-то Дук, Комнинов или до других придворных интриганов… Но оставим эти слова на совести Исаака.

Славословия в адрес Алексея подхватил кесарь Иоанн. За ним — ближайшие соратники. Вскоре все войско разразилось победными криками «и вознесло свои голоса чуть не до самого неба», — пишет Анна Комнина. Итак, в решающий момент все объединились.

Какие гарантии Алексей дал Дукам в обмен на то, что те поддержали его? Каких благ потребовали аристократы и военачальники, провозгласившие молодого императора базилевсом? Об этом не говорится ни в одной хронике. Но эти гарантии были. Алексей позволил своей родне и друзьям-аристократам сохранить земельные наделы, приобретенные в смутное время. Ромейская держава понемногу становилась другой. Православное царство стало превращаться в заурядную феодальную страну, у которой не было будущего по одной простой причине: византийский этнос был слишком стар для того, чтобы выдержать над собой новые социальные эксперименты, принесенные с чужого и непонятного Запада. Вот такое кушанье с приправой приготовили для Византии новые хозяева. Правда, при Алексее этот процесс будет приостановлен. Император понимал всю его опасность. Довести державу до гибели предстоит лишь его наследникам.

8. У стен Царя-города

Комнин двигался на Константинополь с запада, а его родич Мелиссин — с востока. Возник вопрос, кто из мятежников первым возьмет столицу. В распоряжении Мелиссина имелись греческие и турецкие отряды. Они заняли почти всю Малую Азию. Если Мелиссин первое время играл вместе с Комнинами, то теперь он претендовал уже на самостоятельную роль. Ведь он был первым, кто поднялся против престарелого императора. Он рисковал и в качестве платы за риск вдруг захотел получить корону. Марионетка Комнинов вышла из-под контроля.

Войска Мелиссина заняли Дамалис — полуостров в Малой Азии напротив Константинополя. Здесь располагались азиатские предместья столицы. Но все-таки Мелиссин опаздывал. Под рукой не было флота. А без него осуществить переправу представлялось немыслимым делом. Не в рыбачьих же лодках переправлять воинов и снаряжение. Мелиссин направил письмо братьям Комнинам, в котором предлагал разделить империю, чтобы урвать для себя кусок пожирнее:

Итак, раздел. Это была слишком высокая цена за ту поддержку, которую он оказал Комнинам, подняв мятеж и лишив Никифора III помощи азиатских фем.

Комнины уклонились от прямого ответа. Согласиться на циничное предложение Мелиссина было бы слишком рискованно. Братья могли утратить авторитет. К тому же Алексей уже тогда думал о другом. Нижняя точка развала пройдена, полагал он. Пора собирать земли. Под этим флагом и пройдет вся его политика. Именно в этом — заслуга Алексея перед Византией. Именно поэтому его биография интересна нам сегодня. Алексей Комнин не был ангелом. Но он не был и предателем Родины.

Немного подумав, Алексей внес встречное предложение: Мелиссин получит право носить корону, титул кесаря и город Фессалоники — второй в империи после Константинополя. Все это напоминало плату за услугу. Но Мелиссин считал неприличным соглашаться сразу. Переговоры затянулись. Наконец представители Мелиссина выразили согласие на условия Комнинов. Тогда сами Комнины стали тянуть время. Они хотели сперва взять Константинополь, а уже затем утвердить Мелиссина в должности кесаря. По мнению Алексея и его сторонников, это помогло бы избежать новой гражданской войны, ибо ставило Мелиссина в зависимое положение. Он бы не смог ударить в спину императору, который взял под контроль столицу.

Присягнувшая Алексею Западная армия обложила Константинополь. Огромный город замер в страхе. Чего было ждать от солдатни Комнина? Практика междоусобных войн показывает, что ничего хорошего.

Более всех страдал престарелый император Никифор III. Его перехитрили. Он оказался в ловушке. Отступать было некуда. В родной Малой Азии обосновался Мелиссин с большим войском. Под стенами Царя-города очутился Комнин. На психику базилевса Никифора III давила жена — молодая императрица Мария. Она раздувала размеры опасности и уговаривала старика отречься от престола. В Константинополе царили уныние и паника. Тем не менее император приказал вывести на стены все боеспособные части. Всетаки Никифор был человек старой закалки — воин и администратор, а не бездарный и безвольный Михаил «Без-четверти-вор».

Обороной столицы руководили ромейские славяне Борил и Герман, кровно заинтересованные в том, чтобы не пустить в город Комнинов.

Войско Алексея лишь на первый взгляд казалось огромным и грозным. Армию составляли отдельные отряды военных командиров с челядью, вооруженные крестьяне, наемники, остатки фемного ополчения стратиотов. Согласия между ними не было, дисциплина хромала. Это неизбежно для любой революционной или бунтарской армии. Толпа борется за свободу и не ограничивает себя дисциплиной. Идеал этих борцов — анархия. Нужно время, чтобы набросить на них узду и научить подчиняться. Некоторых даже проще казнить. Есть у революционеров и другая скверная привычка. Однажды предав, они входят во вкус.

Алексей, будучи умнейшим человеком, прекрасно понимал, что на соратников положиться нельзя. Поэтому он даже не пытался взять столицу штурмом или долгой осадой. Во время таких осад терпели поражение куда более талантливые полководцы, обладавшие подготовленными войсками. Например, Лев Торник, поднявший в 1047 году восстание против императора Константина Мономаха.

Надежда была не на военные подвиги, а на подкуп нужных людей. Обдумав это, Алексей отправился за советом к предателю со стажем — кесарю Иоанну. Молодой полководец предложил обследовать стены и башни, снестись с кем-нибудь из их защитников, дать денег и войти в город. Кесарь одобрил план. Но тотчас услышал, что именно ему, Иоанну, надлежит обойти стены в сопровождении Алексея и попытаться вступить в переговоры с их защитниками. Авторитет кесаря после его интриг и поражений был близок к нулю. А столичные жители отличались злыми языками. Но говорить этого Иоанн не стал. С Алексеем на пару он поплелся вдоль стен. Кесаря заметили, узнали и издевательски закричали:

— Авва-отче!

Иными словами, его воспринимали как монаха, а не политика. Со стен одно за другим сыпались обидные прозвища, «Кесарь нахмурил брови, — пишет Анна Комнина, — и, хотя был в душе уязвлен, — не обращал на них никакого внимания».

В ходе рекогносцировки удалось узнать, какие отряды охраняют разные участки стен. Там были бессмертные, а также немцы.

К бессмертным обращаться бесполезно, — сказал Иоанн Алексею. — Это земляки императора.

А вот о моральных качествах немцев кесарь был невысокого мнения. Их-то заговорщики и решили подкупить. «Алексей согласился с кесарем и воспринял его слова как глас Божий», — с очаровательной непосредственностью пишет Анна Комнина. Вообще, тогдашнее мировоззрение византийцев представляет страшную мешанину из древней мифологии, воспоминаний об олимпийских богах, наложенной поверх всего этого православной традиции и бытовых суеверий. Даже монахи спокойно приписывают причины и следствия разных событий воле античной богини судьбы — Тихе. Почти все ромеи внимательно присматриваются к приметам. А также видят божественный промысл в судьбе каждого человека. Согласимся, довольно странно, что Бог устами кесаря Иоанна предлагает подкупить константинопольскую стражу, чтобы передать власть Комнинам. Но Алексею, набожному православному христианину, эта нелепица странной не кажется. Вернемся, однако, к драматическим событиям осады Константинополя.

9. Триумф на руинах империи

Алексей отправил какого-то ловкого проходимца на переговоры со стражниками. Тот, не привлекая внимания, ночью подобрался к стене и вызвал для разговора немецкого предводителя. «Последний выглянул сверху и после длительных переговоров согласился немедленно передать город», — пишет Анна Комнина. Примерно так описывает сцену десяток греческих и западноевропейских хронистов.

Тем временем послы Мелиссина заметно нервничали и требовали от Алексея письменный указ о пожаловании их шефа титулом кесаря. Секретарь Алексея, ловкий человек по фамилии Манган, продолжал тянуть время. Однажды он заявил даже, что указ подписан, но утеряны специальные «царские» чернила и перо для подписи. Послы торопили. Тогда Комнины решили отпустить горе-дипломатов вообще без документа.

Царь-город, можно сказать, уже в наших руках, — заявили Исаак и Алексей.

Мы идем, чтобы с Божьей помощью овладеть им. Сообщите об этом своему господину. И еще скажите: если он придет к нам добровольно, все устроится к обоюдному согласию.

Близился час штурма. К предателю-немцу Комнины отправили Георгия Палеолога и еще нескольких отважных добровольцев. Если все пойдет как задумано, Георгий должен подать сигнал, занять башню и открыть Харисийские ворота столицы.

Алексей приказал войску медленно двигаться к укреплениям Царягорода отдельными отрядами. Они приблизились, вбили частокол перед самыми стенами, выставили караул и заночевали. Напряжение нарастало. Никто в Царегороде не мог понять этих странных маневров. Чувствовали, что надвигается нечто ужасное. Может быть, штурм.

Но никто не догадался, что произошло на самом деле. А именно: что Георгий Палеолог со своими людьми вечером прокрался к стене, переговорил с немцами и проник в башню.

На рассвете Алексей Комнин поднял войско. Оно выстроилось перед стенами в полном вооружении. Сам Алексей стоял в центре с отборными воинами. Ждали условного знака от Георгия Палеолога. Это был высший момент напряжения. И вдруг — в условленном месте на башне мелькнул огонек. Можно представить, с каким облегчением вздохнул Алексей, когда Палеолог подал ему этот сигнал: все в порядке. Затем распахнулись Харисийские ворота Константинополя.

Войско издало дикий крик. Смешав ряды, солдатня ворвалась в Царьгород. Точная дата взятия имперской столицы осталась в истории. Это 1 апреля 1081 года.

Константинополь славился своими богатствами. И вот теперь Алексей отдал его на разграбление. Этот молодой человек шел на все ради захвата власти. Договаривался с Мелиссином, собирал войска. И сейчас совершил новое преступление: грабил главный город собственной страны.

Вот как описывает разгул солдатни византийский хронист Зонара: «Это была смешанная толпа фракийцев, македонцев[1], ромеев и варваров. По отношению к своим соплеменникам они вели себя хуже врагов, и дело дошло до кровопролития. Они оскверняли дев, посвятивших себя Богу, и насильничали над замужними женщинами, они вытаскивали украшения из Божьих храмов и не щадили даже священных сосудов. Встретив сенаторов, они стаскивали их с мулов, а некоторых раздевали и пускали полуголыми по улицам».

Из сочинения Анны Комнины мы узнаем, что впоследствии Алексей, вспоминая эти сцены, очень страдал и говорил о штурме Константинополя с большой неохотой. Вероятно, это должно послужить оправданием в глазах читателей «Алексиады». Если царь разграбил собственный город, а потом покаялся и постоял со свечой в церкви — придет прощение. Такова двойная мораль многих политиков.

Анна Комнина пытается перевалить ответственность за грабежи на самих ромеев: «они без краски стыда делали то же, что и варвары». То есть вели себя, как вражеская армия в завоеванном городе. Но такая позиция — лицемерна. Не будем забывать, что армию привел в Ромейскую столицу ромейский же полководец Алексей Комнин. Иными словами, вина за грабеж лежит на его главном организаторе.^{16}

Царь Никифор III еще не знал, что в городе враг. Хотя иллюзий относительно исхода карьеры уже не было. Старика занимал важный вопрос — кому сдаться: Комнину или Мелиссину? Царь выбрал Мелиссина и направил к нему гонца с просьбой привести войска и занять Константинополь. Лишь бы город не достался Комнинам.

Но и это решение оказалось принято слишком поздно, как почти все решения Никифора III. Прохладным апрельским утром он увидел столицу в руках мятежников. По улицам бегали вражеские воины, отовсюду неслись вопли и стоны. Тем не менее Никифор III еще сохранял слабую надежду. Ведь он послал к Мелиссину своего человека. Если азиатские войска придут вовремя, все еще можно спасти.

Но посланец императора не успел переправиться на азиатский берег Босфора. В порту его настиг Георгий Палеолог. Причем по чистой случайности. Он заметил корабль, отплывающий в Малую Азию, и заподозрил, что тот везет гонца к Мелиссину. Запрыгнув на борт, Георгий обратился к команде:

— Что выделаете? Куда плывете? Зачем навлекаете на свою голову величайшие беды? Город захвачен. Тот, кого вы знали как великого доместика Алексея Комнина, уже провозглашен императором. Алексей приближается к царскому дворцу и принимает знаки самодержавной власти. Поверните корабль и перейдите на его сторону пока не поздно!

Посланец Никифора III, находившийся на корабле, обнаружил себя и пытался возражать. Георгий пригрозил ему мечом и пообещал, что скинет в море. Посольство не состоялось.

Но даже теперь ситуация могла измениться в пользу правительства. Утром в Константинополь прорвался с азиатского берега на одном из кораблей Никифор Палеолог — отец Георгия. Напомним, что Никифор обретался у Мелиссина. Теперь он пришел в столицу, чтобы спасти старого императора. Палеолог-старший проник во дворец, предстал перед тезкой-царем и предложил смелый план:

— Дай мне немцев-наемников, и я утоплю восстание в крови. Победители заняты грабежом. Перебить их будет довольно легко.

Но Никифор III уже ничего не соображал. В последний момент он решил сдаться Комнинам.

— Не хочу кровопролития, — промямлил царь.

Никифор Палеолог опустил руки. Нельзя спасти того, кто не хочет спасения. Вскоре Палеолог-старший поехал на встречу с Комнинами, чтобы объявить о капитуляции базилевса и правительственных войск.

Никифор застал братьев Комнинов на городском пустыре, неподалеку от Харисийских ворот. Братья спорили, что нужно сделать раньше: за хватить царский дворец или освободить собственную мать из убежища в церкви. В этот миг кесарь Иоанн Дука, который вошел в городские проулки с передовыми отрядами, прислал гонца с запиской. В ней кесарь ругал братьев за промедление. Дорога каждая минута, убеждал Иоанн. В общем, среди победителей наблюдались суета и несогласие действий.

Никифор Палеолог наблюдал все эти сцены, стоя в стороне и ожидая своего часа. Он умел хранить самообладание. Невозмутимо приблизившись к новым хозяевам Ромейской империи, сообщил:

— Император передает вам предложение мира. У него нет сына или брата, которому можно передать власть по наследству. Поэтому пускай Алексей Комнин будет приемным сыном. Император не будет препятствовать, чтобы ты, — с этими словами Никифор Палеолог повернулся к Алексею, — как угодно одарил своих соратников. Он не станет принимать участие в управлении государством. Оставьте императору только его титул, славословия и красные башмаки.

Молодые Комнины обрадовались и тотчас изъявили согласие. Они уведомили об этом кесаря Иоанна. Кесарь быстрее молнии примчался на пустырь к Харисийским воротам и стал сурово бранить Комнинов уже лично. Братья пока оставались пешками в игре более могущественных сил. Иоанн был категорически против соглашения с Никифором. Царь должен был отречься и уйти в монастырь. Иначе есть риск нового переворота. Византия знала много подобных примеров.

Посреди скандала кесарь заметил Никифора Палеолога и тотчас осекся.

— Здравствуй, свояк, — приветствовал Никифора. — А тебе что нужно?

— Видно, мне уже ничего не удастся сделать, но я привез предложения императора о мире, — сказал Никифор.

Он вкратце изложил то, о чем Иоанн уже знал. Император передает в руки Комнинов реальную власть, а себе сохраняет титул и привилегии. Наступает гражданский мир.

Кесарь нахмурился:

— Такие предложения надо делать перед взятием города, а теперь переговоры не имеют смысла. Пускай старик покинет трон и заботится о личном спасении.

Никифор Палеолог отбыл ни с чем.

Пока он вел переговоры, ромейский славянин Борил действовал. Без ведома императора временщик собрал отряд воинов, чтобы уничтожить рассеявшихся по городу захватчиков. В него входили хоматинцы — конные ополченцы из малоазийского города Хомы в феме Анатолии. Император им доверял как своим землякам. В нескольких местах Анна Комнина пишет о них благожелательно, а в одном — называет никудышными вояками. Вероятно, дисциплина у этих малоазийских конников сильно хромала. Но для того чтобы учинить резню в городе, они вполне годились. К ним присоединили немцев и франков, вооруженных тяжелыми мечами.

Борил выстроил воинов на площади Константина Великого, неподалеку от собора Св. Софии. Воины стояли, сомкнув щиты, и ожидали приказа. Судьба Комнина и других заговорщиков висела на волоске.

В соборе Св. Софии находился в это время константинопольский патриарх Косьма. Он был хорошим знакомцем кесаря Иоанна. Это обстоятельство оказалось решающим. Увидев строящихся воинов Борила, патриарх помчался к императору и доложил ему об этом самоуправстве. Он уговаривал Никифора III отречься от престола, гарантируя царю жизнь и сохранение зрения.

Не вступай в междоусобную войну, не противься Божьему повелению, — внушал патриарх. — Не оскверняй город пролитием христианской крови, уйди с дороги!

Косьма пользовался большим авторитетом среди церковников и обладал влиянием при дворе. Он прославился как аскет и почти святой. Его мнение имело вес. Никифор III сломался. Поспешив к собору Св. Софии и найдя Борила, император приказал не проливать крови и распустить войска. После чего отправился в собор, подпоясав одежду, как простой гражданин Ромейской империи. Но снять императорские регалии он позабыл. Тогда Борил сорвал с него пурпурную накидку и заметил иронически:

— Теперь эта вещь больше подходит не тебе, а мне.

Вотаниат покорно снес оскорбление от «раба» и вошел в храм Святой Софии. После этого Царьгород был сдан Комнинам. А с ним — вся империя.

Вскоре Никифор имел с Комнинами короткую беседу. Она состоялась там же, в соборе. Братья предложили экс-императору принять ангельский чин. То есть постричься в монахи. «Таковы пути судьбы! — сетует Анна Комнина. — Она высоко возносит человека, когда ей заблагорассудится улыбнуться ему, надевает на него императорскую диадему и окрашивает в багряный цвет его башмаки; если же судьба хмурится, то вместо порфиры и венца облачает человека в черные лохмотья». От этой фразы так и отдает язычеством, но мы уже говорили, что в сознании византийцев античная культура переплелась с православием самым причудливым образом.

Никифор ушел в монастырь. Когда друзья спросили его, тяжело ли далась такая перемена, утративший волю политик ответствовал:

— Одно меня тяготит: воздержание от мяса, а остальное ничуть не заботит.

Мы видим, что ответственность представителей власти за свои поступки резко падает в Ромейской империи. Никифор III совершил военный переворот, добился императорского венца, развалил страну, ушел в отставку и мирно сообщил интересующимся, что, кроме запрета монахам есть мясо, его ничто не заботит. Налицо полное отсутствие хоть какой-то ответственности за судьбу страны.

Алексей Комнин занял императорский дворец, а 4 апреля 1081 года был венчан патриархом Косьмой на царство. Первое, что сделал молодой царь, — попытался утихомирить солдат. Под разными предлогами он удалил воинов из столицы, оставив подле себя только дворцовую стражу. Армия победителей распалась. После этого Алексей разогнал сенат и установил военную диктатуру. Точнее, триумвират. Он состоял из самого Алексея, его брата Исаака и их матери — Анны Далассины. Путчисты разделили власть так: Алексей взял себе военные дела и представительские функции. Внутреннюю политику осуществляли Анна и Исаак. При них были подручники вроде кесаря Иоанна, который вернулся в правительство триумфатором. При этом Алексей оставался лишь «временным» царем до совершеннолетия маленького Константина Дуки — сына императрицы Марии. Предстояла долгая и невидимая работа по устранению конкурентов. В истории Ромейской империи начиналась эпоха Комнинов.

10. Итог

Попробуем дать объективную оценку поведению Алексея Комнина.

В древности церковники придумали отличный тезис: нет власти, кроме как от Бога. Это помогало стабилизировать политическую ситуацию внутри государства и подавлять выступления недовольных. Царей этот тезис оставлял вне критики.

Сегодня утверждение о «божественности» властей предержащих вызывает улыбку. Людей принято обманывать другими способами. Венценосцев, живших в далекое от нас время, можно свободно критиковать.

Как оценить поступки Алексея Комнина, если отрешиться от мысли о «божественном» происхождении его власти? Каким видится он сегодня, из XXI века?

Скажем прямо, перед нами довольно неприятный субъект. Карьерист, заговорщик, предатель интересов царя Никифора III (власть которого вроде бы тоже «от Бога», хоть он и узурпатор), человек, отдавший на разграбление столицу родной страны. Именно благодаря Алексею и его окружению империя достигла низшей точки упадка. Комнин полностью разрушил оборону страны. Если верно, что он имел отношение к мятежу Мелиссина, то на нем, Алексее, лежит ответственность за разложение восточной армии и захват Малой Азии турками. Западную армию он развалил уже сам.

В первую очередь Алексей должен был исполнить свои обязательства перед теми, кто возвел его на престол. Это были военные. Но в перевороте участвовали группировки помещиков, церковников, бюрократов. С ними опять-таки нужно было расплатиться. И действительно, император сделал уступки землевладельцам и церковникам. Раздавал земли также родне, видным генералам и людям из ближайшего окружения. В этом крылась опасность феодализации Византии.

Однако все не так просто. Лишь только Алексей рассчитался с соратниками, как его политика стала меняться. В Византии сохранились силы, заинтересованные в возрождении государства. Алексей сделался лидером этих сил. Первым делом он принялся восстанавливать сословие стратиотов. Во время нашествий и гражданских войн освободилось много земель. Аристократы и бюрократы гибли, разорялись, словом — платили за собственную беспечность в прошлые годы. Комнин раздавал свободные и выморочные участки земли служилому люду. А обрабатывать эти участки заставлял пленных, раскаявшихся манихеев, наконец — батраков. Процесс восстановления растянулся на многие годы. Он не затрагивал интересы ни Церкви, ни богатых владельцев. Речь ведь шла о пустых землях. Кадров настолько не хватало, что управление целыми областями Алексей доверял «родственникам и свойственникам». Мы уже видели, например, что Мелиссин получил в управление Фессалоники. Речь не шла о княжеском уделе. Когда Мелиссин стал не нужен, его перевели на другую должность. То же и с другими чиновниками. Система «родственников и свойственников» на время заменила фемный строй. Тем более что от прежних фем после гражданской войны мало что осталось. Император последовательно и постепенно восстанавливал их. Это не понравилось бюрократам. Дошло до того, что они взбунтовали окраины и попытались отделить острова Крит и Кипр. Молодому императору пришлось собирать страну, чтобы вылепить из разбитых черепков новый сосуд под старым названием Ромейской империи.

Кто же такой Алексей Комнин? Перед нами словно два разных человека: претендент на власть и самодержавный царь. Как «революционер» и бунтовщик Комнин стремился развалить существующую систему. Так было легче взять власть. Но очутившись во главе государства, он превратился в созидателя. Причем очень талантливого. Алексей собирал земли, улучшал управление, создал новую армию и действовал в интересах военных против бюрократов и крупных землевладельцев. Иными словами, продолжил политику своего дяди Исаака I и своего покровителя Романа Диогена. Но действовал гораздо хитрее и осторожнее.

Алексей неслучайно оказался во главе империи. Он был умен, обаятелен, умел ладить с людьми и вести за собой массы. Это учитывали персоны, продвигавшие Алексея во власть. Иными словами, он выглядел более способным правителем, чем ученая бездарность «Без четверти — вор», маразматичный старик Никифор III или беспринципный авантюрист Мелиссин. На первый взгляд, Алексей имел почти весь набор недостатков прежних правителей — твердыми принципами не отличался, грабил народ посредством финансовых реформ (об этом расскажем ниже). Разве что старым не был. Но имелись в характере Алексея какие-то черты, которые позволили ему остановить упадок и воскресить Византию. Благодаря этому он остался в истории не как бездарность, а как герой. Но это позднее. А пока — его ждало множество испытаний.