Юджио.
Юджио…
Что случилось?
Тебе приснился кошмар?..
Раздался негромкий звук, и оранжевым светом загорелась лампа.
Стоя в коридоре, наполовину зарывшись лицом в подушку, которую обнимал руками, Юджио украдкой заглянул в чуть приоткрытую дверь.
В комнате, которую язык не поворачивался назвать просторной, стояло две простых деревянных кровати. Правая была пуста, там лежало сложенное свежее покрывало.
На левой кровати полулежала-полусидела стройная фигура и смотрела на Юджио. Лица было почти не видно в свете лампы, которую она держала в правой руке. Из-под блестящей, белоснежной ночной рубашки – открытой, с низким горлом – виднелась кожа, которая казалась еще белее. Длинные волосы, стекающие на кровать, были на вид мягкими, как шелк.
На блестящих губах, еле видимых за оранжевым светом, играла ласковая улыбка.
Там холодно, правда? Подойди, подойди сюда, Юджио.
Чуть приподнятое покрывало, казалось, было наполнено вязкой, теплой чернотой, из-за чего холод коридора казался еще сильнее. Нога Юджио сама собой шагнула за порог, и он неуверенными шагами направился к кровати.
Почему-то чем ближе он подходил, тем тусклее горела лампа, скрывая лицо женщины на кровати пугающей тьмой. Но мысли Юджио были полны желания погрузиться в теплую черноту, эта жажда двигала его ноги. По мере того как взгляд Юджио опускался, его шаги становились шире, но ему это не казалось странным.
Кровать, к которой он наконец подошел, оказалась абсурдно высокой; Юджио кинул себе под ноги подушку, которую обнимал, и встал на нее, чтобы влезть на кровать.
В этот миг мягкая ткань слетела на него сверху, и все погрузилось во тьму. Будто понукаемый своим стремлением, Юджио все глубже забирался в нее.
Его вытянутая рука коснулась теплой, мягкой кожи.
Словно в трансе, Юджио прижался к ней, потом зарылся лицом. Шелковистая кожа мягко изогнулась, будто обволакивая Юджио.
Ведомый всепоглощающим радостным предчувствием и жаждой умиротворения, Юджио отчаянно цеплялся за это тепло. Почувствовав, как мягкая рука обнимает его спину, а вторая гладит по голове, он еле слышно спросил:
– Мама?.. Это ты, мама?
Ответ пришел сразу же.
Да… я твоя мама, Юджио.
– Мама… моя мама… – шептал Юджио, все глубже погружаясь в теплую, влажную мглу.
Из глубины трясины, в которую превратилось его парализованное сознание, всплыл пузырек сомнения и лопнул.
Мама… правда была такой стройной и мягкой? Почему на этих руках, которые день за днем трудились в полях, нет ни мозоли? И… папа, который должен был спать на правой кровати, – он что, ушел куда-то? И где мои братья, которые всегда мешались, когда я лез к маме, чтобы она меня приласкала?..
– Это правда ты… мама?
Да, Юджио. Твоя единственная в мире мама.
– Но… где папа? Где братья?
Хе-хе.
Что за странный ребенок.
Ты же их
убил, не так ли?
Внезапно собственные пальцы показались ему липкими.
Юджио раскрыл ладони, поднес их к глазам.
Несмотря на полумрак, он отчетливо увидел красную кровь, стекающую со всех десяти пальцев.
– …Аааааааа! – завопил Юджио и подскочил на месте.
Он принялся лихорадочно и самозабвенно тереть липкие руки о рубаху, не переставая кричать. Лишь много раз вытерев их, он осознал, что влага на ладонях – не кровь, а просто пот.
Это был сон – но, даже когда Юджио пришел к такому выводу, ему далеко не сразу удалось успокоить бешено колотящееся сердце и справиться с холодной испариной, проступающей по всему телу. Остаток воспоминания об абсурдно ужасном кошмаре прилип к нему и не желал исчезать.
Мать и отец… Я почти и не думал о них с тех пор, как ушел из деревни.
Мысленно пробормотав так, Юджио зажмурил глаза и попытался дышать неглубоко.
Когда он был маленьким и жил в Рулиде, мать работала в поле, ухаживала за овцами, да еще и домашним хозяйством занималась; ей просто некогда было ласкать Юджио. Они спали в разных постелях, даже когда он был совсем ребенком, и Юджио не помнил, чтобы он этим был недоволен.
Так почему же теперь этот сон…
Юджио помотал головой и обрубил эти мысли. Сны насылает богиня луны Лунария по своему капризу. Так что в кошмаре, приснившемся ему, никакого смысла нет.
Когда дыхание немного успокоилось, Юджио задумался, а где же он находится. Все еще съеживаясь, он осторожно открыл глаза.
Первое, что он увидел, – это был алый ковер, невероятно густой и с вытканным хитрым орнаментом. Этот ковер тянулся и тянулся во все стороны, сколько Юджио ни искал взглядом его край; Юджио трудно было даже предположить, сколько мог стоить этот ковер, если бы он продавался в текстильной лавке в пятом квартале Северной Центории.
Лишь взглянув прямо перед собой, он увидел наконец вдалеке стену.
Однако эта стена не была ни деревянной, ни каменной. Через равные интервалы там стояли золотые колонны в виде громадных мечей, а между ними были стекла. Скорее, это можно было бы назвать чередой окон, а не стеной; но комнат, где драгоценное стекло использовалось бы в таком безумном количестве, не найти даже во дворцах четырех императоров, правда ведь?
Множество облаков, синих в лунном сиянии, парило за этой стеклянной стеной. Комната явно находилась выше, чем даже облака.
Подняв голову, Юджио увидел синевато-белую луну, плывущую в уголке ночного неба. Вокруг нее мерцало невероятное количество звезд. Свет, льющийся с неба, столь богатого звездами, был слишком ярок; Юджио не сразу сообразил, что сейчас глубокая ночь. Судя по высоте луны, было немного за полночь. Значит, пока он спал, дата изменилась, и сейчас было уже двадцать пятое число пятого месяца.
Наконец Юджио посмотрел вертикально вверх. Высоко над головой висел идеально круглый потолок, и Юджио не видел ни намека на лестницу, ведущую на следующий этаж. Стало быть, эта комната расположена на самой вершине Центрального собора.
Широкий потолок нес на себе прекрасное, яркое изображение. Сверкающие рыцари, изгоняемые чудовища, горный хребет, разделяющий землю… похоже, это была иллюстрация сотворения мира. Там даже повсюду были вставлены кристаллы, мерцающие, точно звезды.
Только почему-то богиня творения Стейсия, которая должна была играть на картине важнейшую роль, находилась не в центре, где следовало бы. Центральная часть была чистой и белоснежной, и эта пустота словно бы царила на картине.
Юджио смотрел, нахмурившись, потом наконец опустил взгляд. Прежде он был на четвереньках, но сейчас приподнялся – и тут же стукнулся обо что-то спиной. Он поспешно обернулся.
– ?!
Юджио лишился дара речи – так и застыл, изогнувшись всем телом. Прямо позади него возвышалась боковина колоссальной кровати.
Кровать была круглая, как и комната, и в поперечнике составляла мелов десять. Четыре золотых столбика поддерживали балдахин, тоже золотой; с него свисали, касаясь друг дружки, тонкие фиолетовые кисти. Кровать покрывала белоснежная простыня, напоминающая шелк из Восточной империи. В звездном свете, льющемся через окна, она слабо сияла.
И – посреди кровати угадывался силуэт. Юджио видел лишь смутные контуры, остальное закрывала тонкая полупрозрачная ткань, свисающая сверху.
Не дыша, Юджио вскочил. Он не мог поверить, что не заметил чьего-то присутствия, хотя несколько минут находился так близко. Нет, даже не это главное; он, судя по всему, несколько часов проспал, прислонясь к этой кровати. Как такое вообще получилось –
Дойдя до этого места в своих размышлениях, Юджио наконец вспомнил последнюю картину, запечатленную в его спутанной памяти.
Точно… я сражался с героем той старой легенды… с командующим Беркули.
Мы с ним оба застряли во льду из-за «высвобождения памяти» «Меча голубой розы»… потом, прежде чем наши Жизни кончились, появился тот мелкий тип в безвкусном шутовском наряде… вроде его звали распорядитель Чуделкин… и он наговорил всяких странных вещей. Потом он подошел, при этом топтался по ледяным розам… а потом…
На этом воспоминания обрывались. Возможно, шут его сюда и отнес, но Юджио понятия не имел, почему. Рука сама ощупала пояс, однако «Меч голубой розы» куда-то делся.
Охваченный внезапно нахлынувшим чувством беспомощности, Юджио вгляделся в силуэт на кровати. Враг это или друг?.. Да нет же, он ведь явно в Центральном соборе и, скорее всего, на верхнем этаже. Кто бы тут ни был, это уж точно не друг.
Юджио понимал, что правильнее всего сбежать отсюда, приглушая шаги, однако желание узнать, кому принадлежит эта спящая фигура, пересилило. Но как бы он ни тянулся вверх, лица, скрытого за тонкой тканью, свисающей сверху в середине кровати, видно не было.
Затаив дыхание, он мягко занес правое колено на кровать.
Колено глубоко погрузилось в белый шелк, точно в снег. Юджио в панике вытянул руки вперед, но и они утонули в мягкой материи.
Недавний кошмар вновь явственно всплыл у Юджио перед глазами, когда постель начала заглатывать его. Невольно его спина задрожала, но все же он осторожно поднял на кровать и левую ногу. Встав на четвереньки, он медленно, очень медленно пополз к середине.
Осторожно передвигаясь по невероятно громадной кровати, Юджио не мог не подумать, сколько же первосортного пуха находится здесь, под простыней. Полгода уходит на то, чтобы сделать один-единственный тонкий матрас, если день за днем собирать перья домашних уток, которые живут на заднем дворе его дома в Рулиде.
Остановившись перед полупрозрачной завесой, Юджио обратился в слух. До него донеслось мерное, хотя и очень тихое дыхание. Судя по всему, человек перед ним по-прежнему спал.
Он робко потянулся вперед правой рукой. Поддел пальцами ткань и мягко приподнял.
Как только синевато-белый свет упал на середину кровати, Юджио выпучил глаза.
Там лежала женщина.
Легкое одеяние бледно-фиолетового цвета – в точности такого же, как «окно Стейсии», – с серебряным шитьем по краям; белые руки сложены на животе. И руки, и пальцы – тонкие, как кукольные; но чуть выше них Юджио увидел два подпирающих ткань внушительных холмика и в панике отвел глаза. Кожа грудей, выглядывающая из глубокого выреза, тоже белоснежно сияла.
Наконец Юджио посмотрел на спящее лицо женщины.
В этот миг ему показалось, что из него высасывают душу, и он перестал видеть все остальное.
Как это лицо могло быть таким совершенным? Оно показалось Юджио прекраснее, чем вообще дозволено иметь человеку. Рыцарь Единства Алиса, с которой он сражался на 80 этаже, тоже обладала безупречной красотой, но та красота все же оставалась человечной. Что вполне естественно: Алиса ведь человек.
Но это существо, спящее всего в меле от него, было –
Способен ли величайший из столичных скульпторов за целую жизнь изваять такой шедевр? Юджио не мог подобрать слова, чтобы описать даже мельчайшую долю этой красоты. Попытайся он сравнить эти губы с цветком – во всем Мире людей не нашлось бы цветка с такими прелестными изгибами.
Брови, обводящие закрытые глаза, и длинные волосы, стекающие на простыню, были точно из чистейшего серебра. Они холодно блестели, отражая синеву сумрака и белизну лунного света.
Юджио опомниться не успел, как его рассудок оказался схвачен, словно муха сладким медом.
Лишь желание притронуться к этим рукам, к этим волосам, к этим щекам заполнило его голову, и больше там не осталось ничего.
Он вяло подобрался на четвереньках еще ближе, и его носа коснулся аромат, какого он никогда в жизни не ощущал.
Еще чуть-чуть – и пальцы его протянутой руки достанут… еще чуть-чуть – и достанут до этой гладкой кожи…
Нет, Юджио.
Беги!
Он услышал возглас где-то вдалеке.
Маленькие фейерверки взорвались в его сознании и чуть разогнали густой туман, царящий в голове. Юджио распахнул глаза и отдернул правую руку.
Этот голос… где же я его уже слышал…
Он пытался вспомнить, несмотря на головокружение, и к нему постепенно возвращалась способность мыслить.
Что… со мной случилось?.. Что я здесь делал?..
Он опустил взгляд на лежащую перед ним женщину, чтобы разобраться в ситуации, и снова в его голову забралась вязкая, тяжелая сонливость. Поспешно отведя глаза, Юджио замотал головой.
Думай. Думай.
Я должен знать эту женщину. Женщину, которая спит одна в роскошной постели на верхнем этаже Центрального собора. То есть – которая обладает высшей властью в церкви Аксиомы – которая правит всем в Мире людей…
Стало быть – это первосвященник. Администратор.
Юджио раз за разом повторял это имя, которое наконец вспомнил.
Человек, по вине которого забрали Алису, украли ее воспоминания, превратили ее в Рыцаря Единства. Величайший мастер Священных искусств, против которого даже Кардинал, девочка-мудрец, обладающая неизмеримой силой, ничего не могла поделать. Заклятый враг Кирито и Юджио.
И эта самая Администратор спит сейчас перед ним.
Я могу победить… прямо сейчас?..
Не задумываясь, он сдвинул дрожащую левую руку к поясу, но «Меча голубой розы» там не было. То ли его украл распорядитель Чуделкин, то ли он по-прежнему под слоем льда, покрывающим гигантскую ванну. Даже если враг спит, без оружия он не сможет…
Нет.
Оружие оставалось. Меч – маленький, но в некотором смысле более могучий, чем Божественные инструменты.
Юджио передвинул левую руку с пояса на грудь и мягко прижал к материи рубахи. Пальцы ощутили нечто твердое, крестообразное. Последний козырь, данный ему Кардиналом.
Если этот кинжал вонзить в Администратора, она мгновенно сгорит насмерть – ее сожжет Священное искусство, которое, минуя пространство, нашлет Кардинал.
– …Гх…
Однако Юджио лишь выдохнул в замешательстве, сжимая кинжал через ткань.
Этот кинжал предназначался Рыцарю Единства Алисе. Конечно, не для того, чтобы ее сжечь – а чтобы Кардинал ее усыпила, а потом вернула ей память и превратила в прежнюю Алису. Если этого не сделать, поражение Администратора для Юджио бесполезно. Конечно, если Администратор будет уничтожена, прежнюю Алису, возможно, удастся вернуть и без применения кинжала, но уверенности в этом у Юджио не было.
Охваченный сомнениями, которые он не в силах был разрешить, Юджио, кусая губы, вновь услышал тот же таинственный голос вдали.
Юджио… беги…
Но прежде чем этот голос, кажущийся каким-то слишком уж далеким, добрался до его сознания –
Серебряные брови спящей женщины мягко шевельнулись.
В безмолвном изумлении Юджио смотрел, как белые веки медленно-медленно поднимаются. У него даже взгляд застыл, не только левая рука, по-прежнему держащаяся за кинжал. Способность думать, только что вернувшаяся, вновь испарилась.
Женщина на миг опустила приоткрывшиеся веки, потом несколько раз мягко моргнула, словно побуждая Юджио к действию. И наконец с третьей попытки глаза открылись полностью.
– Ах…
Вздох сорвался с губ Юджио.
Глаза были чистого серебряного цвета – таких он ни у одного человека раньше не видел. На подобных зеркалам радужках, как на поверхности воды, колыхались слабые отсветы всех цветов. Божественное сияние, рядом с которым любой драгоценный камень этого мира показался бы тусклым.
На глазах у Юджио, так и стоящего на четвереньках неподвижно, как статуя, пробудившаяся женщина легким движением села. Она поднялась, будто ее тянула вверх какая-то сила; руки по-прежнему оставались сложены под грудями. Длинные серебряные волосы мягко всколыхнулись, хотя ветра в комнате не было, и сплошной волной потекли вниз по спине.
Женщина (или девушка – с открытыми глазами она выглядела немного моложе) – поднесла ко рту правую руку, словно не обращая на Юджио ни малейшего внимания, и коротко зевнула.
Ее ноги, до того выпрямленные, согнулись вправо. Стройное тело покачнулось, и девушка оперлась на простыню левой рукой.
Оставаясь в этой соблазнительной позе, девушка наконец повернула голову влево и посмотрела на Юджио в упор.
Полностью серебряные глаза, окаймленные радужным сиянием; Юджио даже помыслить не мог, что они принадлежат человеческому существу, – ведь в них не было зрачков. Они были невыносимо прекрасны, но не позволяли заглянуть в сердце девушки, потому что отражали весь свет, как зеркало.
Пока Юджио смотрел на собственное ошеломленное лицо, отражающееся в этих двух маленьких зеркалах, блестящие, жемчужно-серые губы девушки шевельнулись. И голос, сладкий как мед и чистый, как хрусталь, с едва заметным оттенком очарования произнес.
– Бедное дитя.
Юджио не сразу понял, что именно она сказала. Не замечая вялости своих мыслей, находясь как в тумане, он переспросил:
– Э?.. Бедное?..
– Да. Бедное, несчастное дитя.
Голос был полон в равной мере незапятнанной чистоты и очарования роковой женщины; такой голос способен внести смятение в сердце любого, кто его слышит.
Блестящие жемчужные губы улыбнулись, и медовый голос потек вновь.
– Ты подобен засохшему цветку в горшке. Как бы глубоко ты ни тянулся корнями, как бы высоко ты ни тянулся листьями, подставляя их ветру, ты не находишь ни капли влаги.
– …Цветок… в горшке…
Юджио нахмурился и попытался понять смысл этих загадочных слов. Его сознание по-прежнему было в тумане, но под взглядом девушки где-то в сердце родилась колющая боль.
– Ты понимаешь. Как отчаянно ты страждешь, как отчаянно жаждешь.
– …Жажду чего?..
Его губы двигались сами собой, выплевывая сухой, хриплый голос.
Девушка, неотрывно глядя на Юджио своими зеркальными глазами и не убирая улыбки с губ, ответила:
– Любви.
Любви… она сказала?
Это как будто… она имела в виду, что я… не знаю, что такое любовь…
– О да. Ты несчастное дитя, которое никогда никто не любил.
Это же неправда.
Моя мать… она любила меня. Когда мне снился плохой сон и я не мог заснуть обратно… она всегда обнимала меня и пела мне колыбельную.
– Разве эта любовь принадлежала одному тебе? Ведь не принадлежала, не так ли? На самом деле ты получал то, что оставалось, когда твои братья забирали свою долю, не правда ли?..
Она лжет. Мама… любила меня, только меня…
– Ты хотел, чтобы она любила только тебя. Но этого не было. Вот почему ты их ненавидел. Тех, кто забрал любовь твоей матери. Твоего отца. И братьев.
Неправда. Я… я вовсе не ненавидел ни отца, ни братьев.
– Неужели?.. В конце концов, ты же его зарубил?
…
Кого?..
– Помнишь ту, кто впервые любила тебя и только тебя; ту девочку с красными волосами… Ты зарубил человека, который пытался отобрать ее у тебя и осквернить. Потому что ты его ненавидел. Потому что он украл то, что принадлежало только тебе.
Нет… я вовсе не поэтому поднял меч на Умбера.
– Но это не исцелило тебя от жажды. Никто тебя не любит. Все про тебя забыли. Тебя отбросили, ты больше никому не нужен.
Нет… нет. Меня… меня вовсе не отбросили…
Да… она ошибается. У меня есть Алиса.
Как только он вспомнил это имя, вязкий туман, окутывавший его сознание, вроде расчистился чуть-чуть, и Юджио зажмурился. Если он и дальше будет плыть по течению, ничем хорошим это не кончится, надо выбираться немедленно – так нашептывало чувство опасности, поселившееся в голове.
Однако прежде чем Юджио успел двинуться с места, чарующий голос снова потек ему в мозг через уши.
– Интересно, правда ли это?.. Действительно ли та девочка любит тебя и только тебя?..
Под слоем сочувствия в этом голосе прятался легкий смех.
– Ты просто забыл. Но я позволю тебе вспомнить. Я верну тебе истинные воспоминания, погребенные в самых потайных глубинах твоего сердца.
В это мгновение мир вокруг Юджио пошатнулся.
Роскошная пуховая кровать растворилась в пространстве, и Юджио свалился в глубокую, черную, бездонную яму.
Внезапно его нос защекотал запах свежей травы.
Зеленый свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев, мерцал в уголке глаза; птичье чириканье перекрывало звук шагов по траве.
Юджио обнаружил, что идет где-то в глубине леса.
Глаза, которыми он смотрел на мир, располагались ужасно низко, шаги были совсем короткими. Посмотрев вниз, он увидел, что из полотняных штанишек торчат ноги ребенка, худые и слабые. Но ощущение неуверенности мгновенно исчезло, сменившись невероятным раздражением и чувством одиночества.
Почему-то он с самого утра не видел Алису.
Покончив с утренней работой – уходом за коровами и прополкой огорода, – Юджио со всех ног помчался к обычному месту встречи – старому дереву за околицей. Однако сколько он ни ждал, Алиса не появлялась. Как и второй его друг, тот, черноволосый.
Прождав этих двоих, пока солнце не поднялось в самую верхнюю точку, Юджио побежал к дому Алисы; им владели неописуемые чувства. Видимо, ее поймали за какой-нибудь проказой и запретили выходить из дому, чтобы поиграть. Так он думал; однако мать Алисы, поздоровавшись с ним, озадаченно склонила голову набок и сказала так.
Это странно, она сегодня ушла рано. За ней зашел Кири-бо, и я была уверена, что и ты с ними, Ю-бо.
Пробормотав «спасибо» и выйдя из дома старейшины, Юджио с беспокойством, переходящим в раздражение, принялся обшаривать деревню. Ну, то, что он не найдет Кирито и Алису на главной площади, которую облюбовала ватага Джинка, сына капитана стражи, было очевидно, однако Юджио не нашел их и в других местах, где они обычно играли или прятались.
Лишь одно еще место пришло ему в голову. Идеально круглая полянка, которую они совсем недавно нашли в глубине восточного леса; другие дети туда не ходили. Это было потайное место их троих, там росло множестве цветов и сладких ягод. Взрослые такие места называют «кругами фей».
Чуть не плача, Юджио отчаянно понесся туда. Его вели чувства одиночества, сомнения и еще одно какое-то, которому он не мог подобрать названия.
Пробежав узенькой петлявой тропинкой, он добрался наконец до потайного клочка безлесной земли, окруженного особенно толстыми, старыми деревьями; ослепительное золотое сияние покачивалось между стволами прямо впереди. Юджио резко остановился.
Это знакомое сияние точно шло от золотых волос Алисы. Сам не зная почему, Юджио стал дышать тише и весь обратился в слух. Ветер донес до него обрывки шепота.
Почему… почему?
Одно лишь это слово крутилось у Юджио в голове, пока он бесшумно подходил ближе к полянке. Чуть не раздавленный собственной тоской, он укрылся за замшелым стволом и заглянул в секретное местечко, освещенное богиней Солус.
Алиса сидела спиной к нему посреди цветочного великолепия. Ее лица Юджио не видел, но спутать с чем-либо ее льющиеся прямые золотые волосы, ее темно-синее платье и белый передник было невозможно.
А рядом виднелась голова, покрытая колючими черными волосами. Его лучший и единственный друг, Кирито.
Сжатые кулаки Юджио были все в мокром, холодном поту.
Порыв ветра послал в уши неподвижно стоящего Юджио голос Кирито.
– Эй… пошли уже обратно. Кто-нибудь заметит.
И ответный голос Алисы:
– Пока еще ничего. Еще чуть-чуть… чуть-чуть, ладно?
Нет.
Не хочу больше слушать.
Однако ноги Юджио отказывались подчиняться ему, будто их оплели древесные корни.
Не в силах отвести взгляд, он стоял и смотрел, как лицо Алисы медленно придвигается к лицу Кирито.
Он уловил обрывок ее тихого шепота.
Пара, обнимающаяся посреди цветущей поляны под ярким солнечным светом; это выглядело как картина.
Нет.
Ложь. Это все ложь.
Так кричал Юджио во мраке. Но как бы он ни отбивался от увиденного, убежденность, что эта сцена извлечена из самой глубины его памяти, хлынула ему в грудь струей ледяной воды.
– Ну… так как?
Хи-хи.
Шепот со спрятанным внутри смехом стер лесную картину.
Юджио вернулся на гигантскую кровать в комнате первосвященника на верхнем этаже Центрального собора, но даже несмотря на плотно зажмуренные глаза, он продолжал видеть то золотое сияние. И шепчущие голоса Алисы и Кирито продолжали звучать в его ушах.
Голос разума, который объяснял, что Юджио повстречал Кирито в лесу всего два года назад, намного позже, чем Алису забрали в собор, не мог затушить черные чувства, переполняющие его грудь. Открыв глаза и тяжело дыша, Юджио увидел, как сидящая рядом с ним девушка с серебряными волосами смотрит на него, и глаза ее полны сочувствия.
– Теперь ты понимаешь, не так ли?.. Даже любовь того дитяти не принадлежала тебе одному. Да нет… было ли там для тебя вообще хоть что-то?
Сладкий голос вливался в Юджио, путая его мысли. Безграничный голод и одиночество вспухали у него в груди. Он чувствовал, как его сердце трескается, как от него откалываются кусочки.
– Но я не такая, Юджио.
Самый соблазнительный за все это время голос вплыл ему в голову, как аромат плода, полного нектара.
– Я буду любить тебя. Я отдам всю свою любовь тебе и только тебе.
Полуоткрытые глаза Юджио, как в тумане, видели девушку – Администратора, первосвященника Церкви Аксиомы с блестящими серебряными волосами и глазами, с чарующей улыбкой на губах.
Сдвинув ноги, тонущие в мягком матрасе, она села прямо.
Медленно приподняла руки, принялась играться с лентой на светло-фиолетовой шелковой ночной рубашке, удерживающей груди.
Гибкие пальцы взялись за концы ленты из серебряных нитей и медленно, мягко потянули.
Все больше красивой белой кожи становилось видно в вырезе; груди дрожали, словно затягивая Юджио.
– Иди ко мне, Юджио.
Этот шепот походил одновременно на голос матери, который он слышал в том сне, и на голос Алисы, который достиг его ушей в том наваждении.
В спутанном сознании Юджио смотрел на тонкую фиолетовую материю, порхающую подобно цветочным лепесткам вокруг ужасно тонкой талии.
Эта девушка поистине была цветком – большим демоническим цветком, заманивающим и пленяющим жуков и маленьких птиц своим горячим ароматом и обильным нектаром.
Какая-то часть Юджио все понимала, но притягательность этого цветка, которая буквально сочилась из его белоснежного нутра, таящегося среди фиолетовых лепестков, была слишком сильна, и мысли Юджио, разорванные в клочья только что увиденным наваждением, затянуло в эту вязкую жидкость.
Тебя никогда раньше не любили; лишь поэтому ты мог быть доволен тем, что имел.
Так сказала Администратор. И Юджио постепенно начал принимать это как факт.
Сам Юджио мог честно сказать, что любит своих родителей, братьев, друзей детства. Когда он смотрел на мать, довольную красивым цветком, который он сорвал; когда он наблюдал за отцом и братьями, весело уплетавшими пойманную им рыбу, – он был счастлив. Он даже собирал травы в лесу и относил Джинку и его прихвостням, если узнавал, что те простыли, – хоть они и были поганцами.
Но что они сделали для тебя? Чем именно они отплатили тебе за твою любовь?
Вот именно… он ничего не мог припомнить.
Прямо перед его глазами губы Администратора вновь изогнулись в улыбке, и Юджио увидел еще одну картину из прошлого.
Это было весной того года, когда ему исполнилось десять… в тот день, когда ему и другим детям старейшина деревни на главной площади назначил Священный долг. Глядя с помоста на нервничающего Юджио, старейшина Гасуфт произнес: «Рубщик Кедра Гигаса», – совсем не то, что Юджио ожидал услышать.
Но все же то тут, то там в кучке детей раздались завистливые возгласы. «Рубщик» – это был почетный Священный долг, передающийся из поколения в поколение с самого основания деревни Рулид; вдобавок Юджио получит хоть и не меч, но все-таки самый настоящий топор. Даже сам Юджио тогда вовсе не был недоволен.
Крепко сжимая лист пергамента, обмотанный красной лентой, доказательство своего назначения, Юджио прибежал в свой дом на окраине деревни и даже с какой-то гордостью объявил родным о полученном Священном долге.
Повисло короткое молчание, нарушил которое младший из его братьев. Он цокнул языком и выругался, а потом сказал: я думал, сегодня в последний раз чистил коровник. Старший брат затем сказал отцу: плакали наши планы, что сажать в этом году; а отец со стоном спросил Юджио, во сколько эта его работа будет заканчиваться и сможет ли он после нее помогать в поле. Словно боясь угрюмых мужчин, мать исчезла в кухне, не произнеся ни слова.
Следующие восемь лет Юджио всякий раз, появляясь дома, испытывал чувство стыда. И это несмотря на то, что жалованьем Юджио как рубщика распоряжался отец и как-то незаметно у них стало больше коз, а инструменты поменялись на новые; несмотря на то, что Джинк, назначенный учеником стража, тратил все жалованье на себя, ел на обед пшеничные пироги с мясом и хвастался сапогами, подбитыми гвоздями, и мечом в классных ножнах. А Юджио вынужден был довольствоваться изношенными башмаками да джутовой сумкой со вчерашним черствым хлебом и ходить в таком виде перед Джинком.
– Видишь? Ну что, сделал ли хоть кто-то из тех, кого ты любил, хоть что-то для тебя, хоть раз? Все ведь было наоборот – они радовались твоей убогости, даже смеялись над тобой, не так ли?
Да… именно так.
Года через два после тех событий одиннадцатого лета Юджио, когда Рыцарь Единства забрал Алису, Джинк сказал ему: теперь, когда дочки старейшины нет, в деревне не осталось больше женщин, которым на тебя не наплевать.
Во взгляде Джинка тогда явственно читалось: «И поделом тебе». Джинк откровенно радовался, что Юджио лишился чести быть лучшим другом Алисы, самой красивой девочки в деревне, да еще гения по части Священных искусств.
В общем, ни один человек в Рулиде не откликнулся на чувства Юджио. Хотя он честно заработал право получить что-нибудь взамен того, что он отдавал, это право у него бесцеремонно и беспричинно отняли.
– В таком случае разве ты не вправе вернуть им то же отчаяние и разочарование? Ты ведь желаешь этого, не так ли? Это было бы так приятно… представь себе: ты, Рыцарь Единства, триумфально возвращаешься в родную деревню на серебряном драконе. Вообрази: все те, кто обращались с тобой как с ничтожеством, пресмыкаются пред тобой, а ты попираешь их головы своими сверкающими сапогами. Тогда ты сможешь наконец-то вернуть себе все, что они украли у тебя. И не только…
Прекрасная серебряноволосая девушка медленно опустила руки, поддерживавшие груди, будто притягивая Юджио. Два подобных спелым плодам холмика, лишившись своей опоры, затрепетали.
Первосвященник протянула обе руки к Юджио и прошептала, не убирая с губ пленяющей улыбки:
– Впервые ты познаешь счастье человека, которого любят, сколько хочешь счастья. Настоящее, ошеломляющее чувство удовлетворения от головы до кончиков пальцев. Я не такая, как те, кто только брал у тебя, не давая ничего взамен. Если ты дашь мне свою любовь, в ответ ты получишь столько же. Я дам тебе несравненное удовольствие, большее, чем ты способен вообразить, если только ты дашь мне свою глубочайшую любовь.
Последние капли разума Юджио готовы были утечь в этот демонический цветок. И все же кусочек рассудка, сохранившийся в самой глубине души, продолжал тихо сопротивляться.
Что такое… любовь?
Что-то, чему можно назначить цену… как деньги… не более?..
Нет, Юджио-семпай!
Повернувшись на голос, он увидел красноволосую девушку в серой форме, отчаянно тянущуюся к нему из мрака.
Но прежде чем Юджио успел протянуть ей руку, плотный черный занавес опустился на девушку, и она исчезла, оставив лишь тень горя, которая была в ее глазах.
Тут же чей-то еще голос пришел с противоположной стороны.
Нет, Юджио. Любовь – это не то, за что надо платить.
Обернувшись, он увидел посреди мрака маленькую травянистую полянку, на которой стояла золотоволосая девочка в синем платье. Ее синие глаза ослепительно сверкали, будто в них и только в них был выход из этой бездонной трясины. Юджио напряг усталые ноги в попытке поползти к ней.
Однако черный занавес вновь упал с глухим стуком, и зеленой поляны не стало. В полной черноте Юджио растерялся, он так и стоял на коленях, не двигаясь с места. Он не мог больше терпеть испепеляющую жажду. При воспоминаниях о постоянных несправедливых упреках, неблагодарной работе, краже того, что принадлежало ему с детства, его боль и досада сгустились, сконцентрировались в соль, обжигающую горло.
Наконец Юджио пополз вперед, не поднимая головы. Туда, где тек нектар, источающий густой сладкий аромат.
Проталкиваясь сквозь гладкий шелк, его пальцы потянулись вперед и притронулись к освежающе прохладной коже. Подняв голову, он увидел богоподобное лицо серебряноволосой девушки. Она взяла Юджио за руку, улыбаясь немыслимой улыбкой.
Девушка потянула его, и он подался вперед без сопротивления. Обнаженное тело приняло Юджио и окутало его убаюкивающей мягкостью.
Сладко дышащий голос прошептал ему в ухо:
– Ты ведь хочешь, да, Юджио? Забыть все свое горе, насладиться всем, что я могу тебе предложить? Но нет, пока еще нет. Я уже сказала – сперва ты должен дать мне свою любовь. Теперь повторяй за мной. Верь только мне, дай мне все, что у тебя есть. Так… сначала Священное искусство.
Все, что сознавал Юджио, – лишь слои сладко пахнущей нежности, обволакивающие его.
Он с трудом расслышал собственный голос, хрипло произнесший:
– Систем… колл.
– Да… продолжай… «Ремув кор протекшн»[8].
Голос первосвященника дрогнул, впервые за все время отразив какое-то чувство.
Юджио пробормотал первое слово неизвестного заклинания.
– Ремув…
Как только Юджио вверил себя команде, которую ему дали, все его тело охватили легкость и слабость; голод и жажда, терзавшие его столь долгое время, растворились в сладком нектаре. И одновременно драгоценное чувство, которое Юджио всегда хранил в самой глубине сердца, съежилось, утратило форму и наконец исчезло.
Это правда к лучшему?..
Вопрос, который он задал себе, зажег крошечный огонек в его холодеющей душе, но следующее слово выпрыгнуло изо рта прежде, чем он нашел ответ.
– Кор…
Ну, я же действительно не хочу больше печалиться и грустить.
Любовь в этом мире никогда не бывает надежной. Даже если… даже если к Алисе вернется память – что если она и не взглянет на Юджио? Что если ее переполнят страх и презрение к Юджио, который нарушил Индекс Запретов, зарубив Умбера, и поднял меч на многих рыцарей в своем противостоянии Церкви Аксиомы?..
Если все может так получиться, то лучше уж остановиться здесь.
Юджио смутно сознавал, что его двухлетнее странствие оборвется, как только он произнесет третье слово. Однако, сделав это, он сможет забыть свое унылое, полное страданий прошлое – сможет полностью погрузиться в любовь серебряноволосой девушки; этот аргумент, несомненно, повлиял на его выбор.
– Да… теперь иди ко мне, Юджио, влейся в меня.
Шепот, полный непередаваемой сладости, вплыл ему в уши.
– Добро пожаловать в мою вечность…
Одинокая слезинка сбежала по щеке Юджио, когда он прошептал последнее слово.