Алмазы шаха

43

Утром, после завтрака, Миша сел на нары. Вдруг с ужасом понял: прием пищи не только не прибавил ему сил, но,наоборот, ослабил. Наверное, у него что-то случилось с ребрами: легкие сдавлены, каждый вдох дается с трудом.

Подумал: да, пожалуй, Шайбак сейчас может делать с ним, что хочет.

Сидящий на нарах Шайбак усмехнулся:

— Кранты пришли? Сдыхаешь?

— Не сдыхаю, не бойся. — Миша постарался не отводить взгляда от круглых глаз Шайбака. Подумал: а ведь выход есть. Точно. Шайбак сейчас уверен: с ним, Мишей, покончено. Значит, надо вывести его из этой уверенности. И вообще, надо вывести Шайбака из себя. Вывести любой ценой.

— Что смотришь? — спросил Шайбак.

— Ничего. Знаешь что, Шайбак?

— Что? — Уловив что-то в его тоне, Шайбак насторожился.

— О каких камнях и алмазах ты болтаешь, не знаю. Но знаю: тебя ко мне подсадили.

— Ну и что? — Шайбак захохотал. — Ну ты меня насмешил. Да, подсадили. А кого это волнует, суслик? Пойми, ты же приговорен. Ты замочил легавого. Я буду делать здесь с тобой, что хочу. Никто даже не чух-нется.

Миша вдруг понял: похоже, Шайбак не очень любит, когда ему смотрят в глаза. Если так — это открытие. Значит, он будет делать сейчас это постоянно. Нарочно не будет отводить взгляда от глаз Шайбака.

За дверью камеры послышались голоса. Мише показалось: один из этих голосов ему знаком. Но понять, чей это голос, он не успел: говорящие прошли мимо.

— Знаешь, как это называется — когда подсаживают? — спросил Миша.

— Чугрей… — Шайбак улыбнулся. — Я знаю, как это называется. Готовься, сейчас кишки вырву.

— Это называется дулыцик, дятел, сучевило. Клянусь, все воры узнают от меня, кто ты.

— Сначала останься живой, суслик. Потом, тебе никто не поверит.

— Поверят. Я ведь знаю: ты в сламе с лейтенантом Батмазом.

— Что? — Шайбак на мгновение застыл. Именно по этой заминке Миша понял: он прислушивается к голосам, вновь зазвучавшим за дверью камеры. Достал из-за спины нож. — Готовься, паскуда.

— Я-то готов. Только ты сначала возьми меня.

— Брать? — В глазах Шайбака появилось что-то, выражавшее не менее чем смертельную угрозу. — А я тебя и брать не буду.

Шайбак сделал неуловимое движение. Нож, вылетев из его ладони, просвистел в воздухе. Что произошло в дальнейшем, Миша сначала не понял, он лишь ощутил страшный удар в левую сторону груди. Покосившись, увидел: нож вошел в грудь больше чем наполовину. Слабость, наступившая после этого, сделала его безразличным ко всему. Он успел лишь почувствовать, что сползает на пол. Подумал: нож вошел в сердце. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Ему все равно, абсолютно все равно. Все равно, потому что он умирает.

Уже лежа на полу, увидел: дверь камеры открылась. В проеме слабо очерчены силуэты двух надзирателей, за ними — еще один силуэт. Кажется, это капитан Онсель. Да, точно. Причем лишь сейчас, увидев Онселя, он понимает, чей голос он слышал в коридоре. Это был голос капитана Онселя. Кажется, капитан Онсель пришел в тюрьму специально, чтобы найти его, Мишу Каменского. Только поздно. Все уже кончилось. И хорошо, что кончилось.

Глаза заволокла тьма. Серая, как графит.