Альпийские сказки

этом городке каждый дом был похож на все остальные: такой же серый, из того же тесаного камня, с такими же зелеными ставнями. Каждый житель был похож на своего соседа: те же привычки, такой же аппетит, та же манера говорить и одежда того же фасона. Ни один из них не был ни поэтом, ни художником, ни музыкантом, никто не был ни злым, ни добрым. Они не знали, что означают эти слова. И влюбленных среди них не было. Каждый думал только о себе. Никто никогда не смеялся, не пел, не плакал.

Человеку со стороны все это единообразие показалось бы невыносимо скучным… но туда ни разу не заходил ни один человек со стороны. Да он никогда и не смог бы объяснить местному населению, что означает слово «скука». Ему бы это не удалось по той простой причине, что люди ничего другого не знали.

Так это и продолжалось бы по сей день, если бы однажды ранним утром не вошел в городок чудной какой-то маленький человек. Откуда он шел? Как нашел дорогу в городок? Это осталось неизвестным.

Он шел медленно, потому что это был старик, к тому же очень усталый. Все дивились его длинной густой бороде, потому что здесь каждый был чисто выбрит. Его одежда тоже поражала: она была рваная и грязная, тогда как у местных жителей все всегда выглядело, как будто только что из магазина. Дико им было и то, что у него морщины: они никогда еще не видели лица, выглядящего старым, как вещь, которой слишком долго пользовались. У них лица всегда были розовые и гладкие.

Они не смеялись над ним, потому что не умели смеяться, но уставились на него неподвижными тусклыми глазами. Это, по-видимому, рассердило старичка. Он скорчил им рожу, но их взгляды оставались по-прежнему невыразительными. Он стал выкрикивать оскорбления, но они и глазом не моргнули, и ни малейших признаков обиды или гнева не отразилось на лицах. Старик уселся посреди улицы и задумался. Вдруг он хлопнул себя по лбу: его осенила какая-то — чудесная — мысль; глаза у него загорелись, и уголки губ дрогнули в хитрой улыбке.

Старик скинул кожаный мешок, висевший у него за спиной, развязал его и осторожно вынул оттуда какой-то продолговатый сверток, похожий на запеленатого младенца. Все жители не сводя глаз следили за каждым его движением, а те, что еще оставались в дальних концах улицы, подошли поближе. Старик разматывал тряпку за тряпкой и наконец извлек на свет странный и сложный предмет, который поймал солнечный луч и пустил его в пляс: это была стеклянная скрипка.

Никогда еще здешние жители не видели ничего подобного: старик не без удовольствия заметил в публике некоторую заинтересованность. Он усмехнулся, встал, ухватил инструмент за гриф, упер его в левое плечо, ласково придерживая подбородком. В правой руке у него была какая-то прозрачная палочка, и он тихонько провел ею по струнам.

Полились звуки, такие хрустальные, такие красивые, что горожане почувствовали, как вся их жизнь преображается.

Музыка резвилась, рыдала, потягивалась, описывала то спирали, то углы в синем небе и опадала на городок волшебным дождем. С какой-то бесшабашной нежностью она вкрадывалась каждому в душу. Тела тоже мало-помалу начинали ощущать ее власть. Неодолимая сила всколыхнула их и заставила раскачиваться. Ступни, до сих пор такие бесчувственные, зажили своей жизнью и принялись притопывать, бедра ритмично заколебались. Руки расправились, как крылья, и люди почувствовали себя легкими-легкими…

И вот уже все танцевали посреди улицы вокруг старичка-музыканта. Ребятишки брались за руки и водили хороводы. Почтенные господа и дамы, юноши и девушки смотрели друг на друга и восхищались. «Они прелестны, и глаза у них сияют, как звезды», — думали мужчины. «Они красавцы и могут подхватить нас так легко и бережно, словно мы — цветы», — думали женщины. И все были счастливы. Музыка ускорялась, опьяняла — и дети прыгали и скакали, и взрослые кружились все быстрее…

Вдруг музыка оборвалась совсем другим звуком: стеклянная скрипка упала и разбилась. Старичок лежал рядом с ней: он изнемог, играя так долго и с такой страстью. Горожане остановились, оглушенные, еще не понимая толком, что с ними сделалось. Родители шумно переводили дух, молодежь обменивалась поцелуями, а дети заплакали, потому что веселье кончилось.

Все подошли к музыканту, умоляя его играть еще, но старичок уже не слышал их: он умер.

Для горожан это было большое горе, и они узнали, что такое слезы. Но в то же время их переполняло такое счастье, что они утешились. Жизнь стала для них драгоценна. Каждый день приносил им новые ощущения, у них открылись глаза и уши. Сперва они заметили, что настала весна и что вокруг городка простираются луга; луга весело зеленели, а деревья стояли все в цветах и пчелах. Люди впервые услышали, как поет дрозд, и пришли в восторг. Чтобы дать выход радости, девушки пели, дети щебетали о чем-то своем. Мужчины почувствовали потребность изобретать и творить. Люди полюбили то, что прежде было лишь чередой механических действий, и создавали все, что только можно создать.