Альтернативный обмен

3. Рыжий кот (почти детективная история, рассказанная Василием Бойко)

Николай Серафимович Барабаш смотрел на полученный от Бойко увесистый бумажный пакет и размышлял.

«Странный он какой-то, Василий. Сначала статуэтку фарфоровую прислал — красивая, зараза. Теперь вот план хитрый придумал, как мне охмурить какого-то дятла. Неужели и вправду думает, что мне это надо? Искать непонятного Чумайса, бумажки ему отдавать. Да даже если и станет пацан большой шишкой, так что с того? На кой хрен мне к нему прислоняться? Проживу как-нибудь, не пропаду. А вот Ваське точно нужно помочь … Бляха-муха! Сделаю-ка я из него миллионера, или, как там у них? Во, олигарха! А чо? Заслужил. Мужик он что надо, правильный мужик, работящий, честный, не жлоб какой. Найду, блин, этого чумайса-чмумайса, всучу ему хрень в конверте да раскручу на обещание. Пусть Иванычу поможет… лет через тридцать. Бумагу какую подпишет и всё — никуда не денется. Как бы только найти его, гражданина этого, и объяснить всё толково и грамотно?.. Ага. Дядя Женя! Вот с кем надо бы посоветоваться — точняк, не откажет. Тем более фарфор он коллекционирует — тут Васькина безделушка старинная и пригодится».

С этими мыслями сантехник весело подбросил в руке толстый конверт, ухмыльнулся и, достав из сумки подаренную приятелем статуэтку, направился прямиком в кабинет Евгения Захаровича Винарского, инженера по технике безопасности …

— Дядь Жень, к вам можно? — поинтересовался Николай, просунув голову в приоткрытую дверь.

— А, Коленька. Заходи, заходи, дорогой, — Евгений Захарович отложил газету и, сняв с носа очки, приветливо улыбнулся вошедшему. — Как сам? Как батя? Не скучает по родному заводу? Да ты заходи, присаживайся. Не маячь как три тополя на Плющихе.

— А чего батя? Здоров как бык. Пятый год на пенсии, а руку мне вбок выворачивает пять из пяти.

— Да-а, Макарыч — он такой… — мечтательно протянул дядя Женя и, прикрыв глаза, с грустью продолжил. — А меня ведь, Коля, в этом году тоже того… на пенсию отправляют. Летит время, летит…

— Это точно, — подтвердил Николай, вздохнув в унисон Захарычу. В воздухе повисло молчание, наполненное горечью воспоминаний и мыслей о будущем. Сантехнику стало немного неловко, но он продолжал тихо сидеть на стуле.

— Ох, ты же хотел чего-то? — встрепенулся Винарский.

— Ну да. Дело у меня к вам одно. Важное, — проговорил Барабаш и выставил на стол статуэтку.

Евгений Захарович обошёл стол, вновь нацепил на нос очки и внимательно осмотрел, чуть ли не обнюхал фигурку со всех сторон. Затем инженер покачал головой и вернулся на место.

— Занимательная вещица. Ломоносовский завод… или Гарднер. Ну-ка, дай-ка ещё разок глянем, — Винарский перегнулся через стол и, осторожно взяв статуэтку, заново ее изучил. — Да, всё-таки Гарднер. Девятнадцатый век, первая четверть.

— Ценная? — с надеждой спросил Николай.

— Ты хочешь, чтобы я ее оценил? — удивленно поднял бровь дядя Женя. — Боюсь, Николай, моей компетенции тут недостаточно. Но вещь, безусловно, редкая. Не такая уж дорогая конечно, но все-таки ценная. Вот если бы эта водоноска была Ломоносовской, тогда да, цены бы ей не было.

— Да я же ее не продавать собираюсь, — отмахнулся Барабаш. — Это подарок. Вам, Евгений Захарович.

— Мне? — Евгений Захарович изумленно посмотрел на Николая. — Спасибо, конечно. Но ты же знаешь, Коля, не могу я это взять просто так. Надо бы чем-нибудь отдариться. Сам понимаешь — удачи не будет.

— Да нет, ну вы что, дядя Жень, не надо мне ничего. Просьбочка только одна. Малюсенькая.

— Ну хорошо, — вздохнул пожилой инженер, — Просьба, так просьба.

— Ага. Глядите, Евгений Захарович. Мы тут с мужиками поспорили, ну и… Короче, проигрался я в пух и прах, и теперь надо мне разыграть одного гражданина. Нет-нет, — сантехник протестующе замахал руками, — никакого хулиганства, обычная шутка.

— Точно шутка? Тогда рассказывай.

— В общем, в Ленинград надо съездить. Там один товарищ работает. В институте… черт, как там его… а, вот. В инженерно-экономическом институте. Звать его Чумайс Анатолий Борисович. Морда у него хитрая, а сам рыжий, как этот, — Барабаш прищелкнул пальцами, вспоминая героя мультфильма, — во, Антошка. Всучить ему надо кое-какие бумажки. По слухам, за них он маму родную продаст, а заодно папу и телевизор цветной. А в благодарность надо его попросить, чтобы бумагу одну подписал, отдам, мол, за это, как только разбогатею, миллион или два.

— Н-да? А если не разбогатеет, тогда что?

— Разбогатеет железно. Зуб даю.

— Ну, тогда лучше не миллион просить, а другое. Мало ли что, реформа там денежная, к примеру, и все — тю-тю миллион. Давай-ка мы с тобой пропишем… хм… ты знаешь, мне даже самому интересно стало. В общем, подумать тут надо денек-другой.

— Конечно, Евгений Захарович, думайте. Только побыстрей, если можно. Мне мужики пять дней всего дали.

— Экий ты шустрый, Коля. Расписка на миллион — это не фунт изюма. Думаю, пошлет меня твой Чумайс чёрт-те куда.

— Не, не пошлет. Вы в расписку условие поставьте, что миллионы свои он отдаст, только когда Советский Союз развалится.

— О как! Да-а, с таким условием я бы и сам любую фигню подписал не задумываясь, — засмеялся дядя Женя. — Вот это точно фантастика. Ну надо же, придумал… Советский Союз… Давай сюда свой пакет и это… Расписку на кого писать будем? На тебя?

— Нет, на предъявителя. Без имени…

Через четыре дня Винарский отловил Барабаша возле курилки и вручил ему желтоватый листок, исписанный с обеих сторон.

— Вот, Коля, держи. Все, как обещал.

Николай вгляделся в строчки и удовлетворенно хмыкнул. «…Обещаю выплатить предъявителю сего документа денежную сумму, эквивалентную стоимости 2 (двух) тонн золота пробы 999 в дензнаках, имеющих хождение на момент исполнения обязательства…».

— Ну ты молоток, дядя Женя. Я бы так никогда не придумал.

— Да ерунда это все, — Евгений Захарович усмехнулся, затем открыл рот, вроде бы собираясь что-то сказать, но внезапно махнул рукой и бодро засеменил прочь по длинному коридору. Николай недоуменно посмотрел ему вслед, однако мысль об удачно исполненной авантюре вновь привела разум сантехника в счастливо-восторженное состояние.

Переправив ценную расписку в будущее, Барабаш весь день ходил окрыленный и даже на вызовы прибегал секунда в секунду. С шутками и прибаутками менял сгоны, наворачивал на проржавевшие резьбы лён, крутил контргайки. Ему жали руку, хлопали по плечу. Конторские дамы многозначительно подмигивали веселому сантехнику и приглашали на посиделки с чаем. Николай бесхитростно улыбался в ответ и отнекивался — работы невпроворот, не до чаю. «Как же, однако, просто быть счастливым», — такая вот радостная и незатейливая мысль сопровождала его весь этот длинный и суматошный день.

На следующее утро Барабаш ураганом ворвался в кабинет Винарского, плюхнулся на стул и высыпал на обтянутую дерматином столешницу конфеты «Коровка». Николай знал, что из всех сладостей Захарыч предпочитал именно этот продукт, и потому захотел еще раз уважить старика и высказать ему запоздалую благодарность.

— Угощайтесь, дядь Жень. Я сегодня почти именинник.

Евгений Захарович посмотрел на сантехника, потом аккуратно развернул одну конфетку и положил ее в рот.

— Да-а, хорошо. Жаль, что зубов так мало осталось, а то б я их всех зараз схрумкал. После войны мы же один сахарок грызли, знаешь такой, вприкуску. Сладко было, ууу…

— Ага, дядя Жень. Расскажете, как там с Чумайсом прошло?

— Хм. Знаешь, Коля… Интересный он мужичок оказался, — старик смущенно прокашлялся. — Мило мы с ним побеседовали. Бумажки твои он глянул. Вижу, интересно ему. Хорошая, говорит, работа, но не ко времени. А я ему: берите, мол, пользуйтесь. Тот, кто это писал, давно уж не с нами… Это ничего, Коль, что я так сказал? Ну вроде как про тебя? — забеспокоился инженер.

— Да не, всё нормально, — отмахнулся Барабаш. — Оно же так где-то на самом деле и есть. Дальше, дальше-то что было?

— Ну, дальше обрадовался он. Спасибо сказал, спросил, не нужно ли мне чего за эту работу. Вот тут я и выложил ему просьбу твою про расписку. Чёрт, даже как-то неудобно мне стало. А он, значит, засмеялся так весело, аж слезы из глаз пошли. Взял листочек и написал все, как ты и хотел. Вот так вот.

— Это хорошо, дядя Жень. Это хорошо. — Николай закрыл глаза и откинулся на стуле с мечтательным видом.

— Да, кстати, — встрепенулся Винарский. — Кот там у него был. Хороший такой кот, здоровый, рыжий. Ты ж знаешь, я, страсть как котов люблю.

— Кот? — удивился сантехник. — Какой кот?

— Какой, какой. Обыкновенный. Злющий, правда. Но с Чумайсом твоим ласковый, об ноги трется, на стол запрыгивает, под руку лезет. Коты, они ведь с плохим человеком водиться не будут. Так что, думаю, может, зря мы с тобой так пошутили? А?

— Н-да? Не знаю, не знаю, — задумался Барабаш.

— Ну да, мне Чумайс про кота этого много чего рассказал. И как утопить его хотели злыдни какие-то, и как на байдарках они вместе плавали… Хороший котяра…

— Значит, кот у него, — пробормотал Николай, затем решительно встал и, пожав инженеру руку, вышел из кабинета.

Винарский недоуменно посмотрел ему вслед и, нацепив на нос очки, взялся за свежую газету. Последнее, что услышал Евгений Захарович от вышедшего в коридор Барабаша, было:

— Ну что ж. Пусть будет кот.

Василий Иванович Бойко был ошарашен. Полученный из прошлого бумажный листок, «украшенный» подписью самого Чумайса, ломал все его представления о жизни и планы на будущее. На одной стороне листа была расписка, а на другой — своеобразный пропуск к всесильному олигарху, им же и подписанный. «Но почему я? Почему сам Барабаш не воспользовался этим шансом?» — бригадир из двухтысячных на самом деле не понимал сантехника из восьмидесятых. Василий Иванович думал об этом целый день, думал во время работы, думал за обедом, думал, когда ложился спать, даже во сне думал, и лишь поутру…

А поутру бригадир получил от друга вторую записку. Очень странную. Про кота.

На следующий день Василий Иванович открыл дверь, ведущую в штабную бытовку. За столом с карандашом в руке сидел Кацнельсон и, насвистывая себе под нос какую-то затейливую мелодию, изучал чертежи.

— Здрасьте, Борис Маркович.

— А, Иваныч. Заходи, не стесняйся, — откликнулся конструктор, откладывая в сторону карандаш. — Чего у вас, кстати, было позавчера? Вторые сутки в конторе все бегают словно наскипидаренные, меня вот сюда прямо с дачи сорвали.

— А-а, — махнул рукой бригадир. — Руслана сегодня на ковер вызвали, чихвостить будут.

— О как. То-то я гляжу, обстановка тут у вас такая… м-м… камеральная. Прораба нет, мастера нет, все в касках, прямо как итальянцы бастуют… Так чего, говоришь, с перекрытием там случилось?

— Да вы уже, наверное, знаете. Стойки упали. Фигня. Ну и бетона чуток пролилось. Всё нормально.

— Рабочий момент? — ухмыльнулся в ответ Кацнельсон. — Ну да и чёрт с ним, с бетоном. В конце концов, это ваши дела. Ты-то сам что хотел?

— Да как вам сказать, — Бойко присел на стул и испытующе посмотрел на собеседника. — Вот, Борис Маркович, гляньте бумажку. Слишком тут все серьезно — на несколько миллиардов, один я не потяну.

— Что, серьезно? — конструктор поерзал на стуле и огляделся по сторонам. — Я, конечно, люблю розыгрыши, но…

— Да вы почитайте-почитайте. Задолжал мне тут кое-кто, — веско произнес Василий Иванович и протянул сложенный листок Кацнельсону.

Конструктор развернул сложенный вчетверо лист, повертел его в руках, посмотрел на просвет, видимо, пытаясь понять, в чем подвох, но, не обнаружив ничего подозрительного, взялся, наконец, за чтение. С каждой прочитанной строчкой вытянутое от природы лицо Бориса Марковича вытягивалось все сильней и сильней, а нижняя челюсть отвисала все ниже и ниже. Лишь через пять минут конструктор вернул челюсть на место, а затем еще минуту он покачивался на стуле, откинувшись на спинку и сцепив на затылке руки. Рассеянный взгляд и подергивающиеся веки указывали на исключительную важность мыслительного процесса, происходящего в голове Кацнельсона. Но все же любой процесс имеет свойство когда-нибудь завершаться, и потому по истечении минуты стул перестал качаться, а вместе с ним перестал раскачиваться и Борис Маркович. Лицо конструктора вновь приобрело осмысленное выражение, а взгляд — правильную фокусировку.

— Значит, так, Василий Иваныч. Скажу тебе прямо, — Борис Маркович ехидно посмотрел на бригадира. — Дурак ты, Вася!

Бойко напряженно молчал. Кацнельсон горестно вздохнул, покачал головой, и продолжил:

— Если это не шутка, то пошлют тебя, Иваныч, далеко-далеко… в лучшем случае.

— Значит, не поможете?

— Вася, я пас. Извини.

— Ну и ладно, — облегченно выдохнул бригадир. — Я, в общем, и сам так думал. Поэтому просьбочка у меня к вам имеется. Нет-нет, — поднял руки Бойко, глядя на открывшего рот Кацнельсона. — Никакого криминала. Так, шутка одна.

— Ну, если шутка, тогда давай, — успокоился Борис Маркович.

— С интернетом мне помогите. Чтобы, значит, попроще и понадежнее, а то ведь я в нем ни бум-бум.

— Это можно, — пробурчал конструктор. — Только времени у меня, сам понимаешь…

— Экий вы, Борис Маркович… А знаете, у меня тут еще есть монетки. Разные.

— Да-а? — подался вперед Кацнельсон. — Хотя… ну их к черту, деньжищи. Мне и той предыдущей хватило. Стоит такая полтинник, 1801-й год, одна из александровских первых. Короче, двигай сюда, денег я с тебя не возьму.

Конструктор повернулся к лежащему в уголке ноутбуку.

Василий Иванович присел рядом, успев подумать: «Ну что ж, пусть будет кот».

Через два часа, спустившись в подвал, он положил в волшебный шкаф расписку господина Чумайса, присовокупив к ней вторую бумагу, на которой как мог изложил все свои коварные замыслы.

Николай Серафимович вынул из шкафа два бумажных листка. В одном он узнал чумайсову расписку, на другом были длинные путаные пояснения Василия. Расписку Барабаш засунул в карман спецовки — «Не пригодилась Ваське, а жаль. Ну да и фиг с ней. Может быть, мне сгодится» (забегая вперед, скажем, что она действительно пригодилась). Над вторым же листком сантехник размышлял минут двадцать. «Да, есть в этом что-то такое. Как в кино, то ли про Фантомаса, то ли про Вождя краснокожих. И размер у шкафчика вполне подходящий. Ну что ж, будем работать», — решил Николай по окончании размышлений.

В тот же день Барабаш взял отгул, и на следующее утро был уже в Ленинграде. Дом, где проживал Чумайс, Николай нашел достаточно быстро. Однако по причине раннего времени объект пришлось ждать около часа. Сантехник сидел на посылочном ящике и делал вид, что читает газету «Правда». В руках у него и вправду была самая настоящая газета «Правда», но, правда, недельной давности «Правда». Но Колю это ничуть не смущало — во всех шпионских фильмах тайные агенты поступали именно так. У фанерного ящика для посылок сбоку были проделаны отверстия, а крышка откидывалась и закрывалась на металлическую защелку.

Наконец, объект появился. Это был тощий рыжий гражданин в плаще и с портфелем. Под плащом у гражданина сидел объект номер два. Точнее, объект номер два был на самом деле объектом номер один, а вот объект номер один, то есть, сам гражданин, не был никаким объектом номер один, и вообще он не был объектом, а был, так сказать, носителем объекта номер два, который в действительности объект номер один… тьфу. «Не стоит умножать сущности», — вспомнил Николай Серафимович красивую фразу из передачи «Очевидное-невероятное». Короче говоря, под плащом у гражданина сидел кот. Большой рыжий кот. Сантехник со скучающим видом встал со своего ящика, сунул его вместе с газетой под мышку, и направился вслед за рыжим гражданином с портфелем, в плаще и с рыжим котом под плащом.

Ехать в автобусе, а потом и в метро, с ящиком было не очень удобно, но Николай стоически переносил тяготы жизни секретного агента, поскольку гражданину с объектом номер один под плащом тоже приходилось несладко — утренняя толчея не способствовала перевозке «негабаритных» предметов. Но все плохое рано или поздно кончается, и объект номер один под плащом вместе со своим носителем в плаще и тайным сопровождающим с ящиком и газетой «Правда» под мышкой добрались, наконец, до места работы рыжего гражданина, того, который в плаще и с портфелем. Гражданин вошел внутрь здания, а Николай Серафимович откровеннейшим образом заскучал. Сантехник понял, что в здание института его не пустят, точнее, пустят, но без ящика. А без ящика он никак не может. Хотя нет, может конечно, просто не очень хорошо может. И что теперь делать? Что делать, что делать — ждать, пока не похуде… тьфу, пока гражданин с котом и портфелем не решит пообедать. Но выйдет ли гражданин пообедать? Это был вопрос. Нет, не так. Это был самый главный вопрос. И на этот вопрос надо было получить самый точный ответ. Как? Очень просто. Этот вопрос требовалось задать тому, кто совершенно точно знает ответ.

Окрыленный этой гениальнейшей мыслью, Николай вошел внутрь институтского здания.

Сидевший на вахте дедок дремал, сложив руки на животе.

Барабаш подошел к вахтеру и облокотился на стойку. Дед открыл глаза и внимательно посмотрел на вошедшего. Николай заговорщицки наклонился к вахтеру и приступил к допросу свидетеля:

— Отец, а… — на этом месте сантехник запнулся. В голове крутились дурацкие фразы навроде «невесты в вашем городе есть?» или «как пройти в библиотеку?».

Возникшую заминку Николай решил радикально. Он поставил ящик на стол, вытащил из подмышки газету «Правда» и положил ее перед вахтером. При этом Барабаш таинственно зыркнул глазами по сторонам, сдвинул брови и погрозил деду пальцем. Тот испуганно огляделся, а потом встал, вытянувшись по стойке смирно. Николай начальственным кивком вернул стража дверей на место и задал наконец вертящийся на языке вопрос:

— Доценты у вас где обедают?

— Так это… в столовой. Где ж еще? — проскрипел в ответ съежившийся вахтер.

— На улицу не выходят? — в голосе сантехника зазвучали металлические нотки.

— Выходят, выходят, — жарко зашептал допрашиваемый. — Кажный раз опосля столовки, ив сквере шушукаются о чем-то.

— О чем шушукаются? Не слушал? — от этого вопроса явно повеяло холодком тридцатых.

Вахтёр проникся.

— Виноват, не слушал, — отрапортовал он через секунду. — Но если надо, так я, товарищ уполномоченный, завсегда…

— Не стоит, — перебил его Николай. — Сегодня я сам. А ты пока наблюдай, — и, развернувшись к деду спиной, уверенной походкой направился к выходу. Вахтёр преданно проводил глазами «товарища уполномоченного», а затем рявкнул на пробегающих мимо студентов: «Куда?! А ну пропуск кажите!»…

Четыре часа сидения на жесткой скамейке настроения сантехнику не прибавили. Но, в конце концов, его страдания были вознаграждены. В скверике появились первые пообедавшие. Разбившись на группки, они курили, размахивали руками и оживленно болтали о каких-то высоких материях. В одной из таких групп нарисовался искомый гражданин с рыжими волосами. Как и предполагал Барабаш, гражданин взял с собой и кота — погулять на природе. Выпущенный на свободу кошак, потянувшись всем телом, запрыгнул на лавку и разлегся на ней с независимым видом.

«Пора!» — решил Николай. Операция «Мурзик» вступала в завершающую фазу. Откинув крышку посылочного ящика, сантехник капнул на лежащую внутри рыбину пару капелек валерьянки и принялся ждать. Ветер был подходящим, и через несколько секунд кот забеспокоился, а потом, встопорщив усы, спрыгнул на землю. Расстояние в десять метров рыжая бестия преодолела за доли секунды. Запрыгнув в ящик, кот с остервенением набросился на пропахшую валерьянкой рыбешку. Николай захлопнул крышку и, прихватив добычу, бросился наутек. Резкий крик «Стой! Рыжика, гад, верни!» дал старт отчаянной гонке. Перепрыгнув через невысокий заборчик, похититель рванулся через дорогу к автобусной остановке. Едва не зацепившись ногой за поребрик, сантехник подбежал к остановившемуся автобусу. Но в тот момент, когда автобус тронулся, Николай бросился в ближайшую подворотню.

Остановившись через пару кварталов, сантехник понял, что хитрость удалась. Звуков погони не было слышно — по всей видимости, преследователи убежали догонять так кстати подвернувшийся Николаю автобус. Поправив берет и сняв надетые для маскировки очки, удачливый похититель двинулся в сторону Московского вокзала.

Обратный путь в столицу оказался неутомительным. Объевшийся рыбы и налакавшийся молока кот блаженно дрых в спрятанном на верхнюю полку фанерном ящике, а Барабаш всю ночь размышлял о сущности бытия, вздремывая под убаюкивающий перестук вагонных колес.

Весь последующий день котяра провел в каптерке своего похитителя. К вечеру рыжий злодей разодрал в клочья дерматин на двери, перевернул банки с засохшей краской, пометил каждый предмет обстановки и под конец нагадил в резиновые боты сантехника. Затих разбушевавшийся котофей только после очередной дозы рыбы, валерьянки и молока.

Снова запихнув спящего кота в ящик, Николай Серафимович спустился в подвал. Часы показывали 20:00. «Пора», — решил Барабаш. Посылка с котом перекочевал в темноту пожарного шкафа. Ящик исчез. Сантехник потёр руки и, довольно посвистывая, направился к выходу.

Ящик с котом Василий Иванович Бойко спрятал в контейнере со списанным инструментом и оборудованием. Согласно полученным от Барабаша рекомендациям котяра регулярно потреблял разнообразные молочные продукты, а также воблу и валерьянку, вследствие чего был на редкость тих и спокоен. В минуты просветления рыжий поганец начинал громко орать и царапать когтями узилище, но просунутая под крышку рыбина вновь приводила его в расслабленное состояние. Василию Ивановичу было жаль несчастную животину, но дело есть дело, сантименты тут неуместны.

Вечером следующего дня Бойко отправился в ближайшее интернет-кафе, открыл созданную с помощью Кацнельсона электронный почту и отправил послание на адрес «Росмикро». Василию Ивановичу повезло — антиспам-фильтры его письмо пропустили. Видимо, господин Чумайс таки любил котов и, возможно даже, собирал коллекцию кошачьих фото. Так что послание, в конце концов, до абонента дошло …

…Анатолий Борисович Чумайс сидел перед ноутбуком и размышлял. Фотография, полученная по мэйлу, сомнений не оставляла — это был именно Рыжик, пропавший в далеком 82-м. Каждый нормальный хозяин всегда сможет опознать своего любимца по особым, только ему известным приметам. Анатолия Борисовича смущало одно — кот сидел на газете, датированной вчерашним числом. Этого просто не могло быть, коты столько не живут. Хотя в том же 82-м году произошло еще одно довольно странное событие. Неведомый гражданин передал Чумайсу работу по экономике, надолго определившую судьбу нынешнего олигарха. Да еще расписка припомнилась идиотская. Все это, видимо, было как-то связано с несчастным котом, но что это была за связь, Анатолий Борисович не понимал. Пропажа Рыжика заставила тогдашнего доцента на некоторое время замкнуться в себе, а потом наступило озлобление на весь мир и людей, которые так подло отняли у Чумайса пушистого друга. Анатолий Борисович очень надеялся, что тот мерзавец в беретке огреб в «лихих девяностых» по полной, и эта мысль грела его душу все последующие годы.

Руководитель «Росмикро» не стал обращаться за помощью в специальные службы. Это дело следовало решить самому. Особая привязанность к кому-либо была не в почете у нынешнего бомонда, ведь подобное проявление душевных качеств казалось слабостью, и всегда оставался шанс, что какой-нибудь конкурент или недруг мог воспользоваться излишней сентиментальностью всесильного олигарха. Видимо, по этой причине Анатолий Борисович так и не завел себе другого кота взамен украденного Рыжика.

Отстучав по клавишам ответ неизвестному отправителю («Откуда фото? Что вы хотите?»), Чумайс откинулся в кресле и принялся ждать. Долгожданный ответ пришел утром. Олигарх, проспавший перед монитором всю ночь, внимательно прочитал полученное письмо: «Ваш кот жив. Это именно он. Рыжик — 1982. Кота готовы вернуть. Что мы хотим, узнаете позже. Не пытайтесь нас отыскать. Если вы и вправду Чумайс, ответьте, какое условие присутствовало в золотой расписке». Анатолий Борисович задумался. Дело приобретало опасный оборот. Наверное, стоило-таки подключить соответствующие службы. Но Чумайс бы не был Чумайсом, если бы просто сдался — в трусости и нерешительности его никто не мог обвинить. «Что ж, будем пока выкручиваться самостоятельно, а нужных людей напряжем попозже, если, конечно, понадобится», — решил олигарх и набрал на клавиатуре следующий набор символов: «Условие — развал Союза. Я должен убедиться, что кот тот. Где и когда?». Абонент ответил почти моментально, передав исчерпывающие инструкции о предстоящей встрече. Событие это должно было состояться в ближайшую субботу на территории Курчатовского центра, подведомственного предприятия «Росмикро»…

В пятницу вечером Василий Иванович отправил ящик с котом обратно в родное для животного время, сопроводив посылку последними перед решающим днем пояснениями для Николая. Все действия требовалось выполнить максимально точно и в четко оговоренные сроки, иначе бы предстоящая авантюра оказалась просто бездарной шуткой. А день на самом деле предстоял решающий. Таким, по крайней мере, он представлялся Василию. Бойко был совершенно уверен в том, что поступает правильно, и потому не испытывал никаких душевных терзаний по поводу будущей весьма незавидной судьбы олигарха. Вообще говоря, изначально друзья планировали совершить небольшое членовредительство, но здравый смысл и нежелание уподобляться обычным бандитам заставили их отказаться от слишком злодейских замыслов. Все должны остаться в живых и без видимых повреждений. А вот насчет прекрасного расположения духа отдельных граждан бригадир никому никаких обещаний не давал. Кота, правда, было немного жаль, но даже и он в конечном итоге мог обрести тихое кошачье счастье, поэтому в ночь с пятницы на субботу муки совести не смогли потревожить здоровый и крепкий сон Василия Ивановича.

Субботним утром стройку неожиданно остановили. Набежавшие охранники разогнали всех работяг по бытовкам и даже прораба предупредили, чтоб не высовывался, пока не позовут. Ждали какое-то начальство. Начальство появилось в одиннадцать, и ошеломленного прораба представили пред его очи. Бедный Руслан был не готов к встрече с «живым» Чумайсом, и потому, бледнея и запинаясь, только и мог, что сбивчиво лопотать про нехватку арматуры и недостаток механизации. Крутящийся рядом с олигархом представитель заказчика грозил прорабу кулаком и делал страшные глаза. Чумайс, как ни странно, объяснениями Руслана вполне удовлетворился, потом очень демократично похлопал его по плечу и попросил организовать небольшую экскурсию по объекту. Быстро сориентировавшийся заказчик тут же оттер от начальства прораба и, разливаясь соловьем, повел делегацию внутрь здания.

Анатолий Борисович благослонно кивал в ответ на пространственные разлагольствования дежурного краснобая и даже задавал вопросы, но думал при этом совсем об ином. Начальник охраны уже дал понять своему патрону, что в здании все чисто — ни хитрой электроники, ни посторонних людей, ни опасных закладок, ни прочих подозрительных вещей и предметов.

Чумайс про полученные инструкции помнил. В 12:00, плюс-минус минута, он должен спуститься в подвал и подойти к некоему пожарному шкафу. Про остальное время неведомые шантажисты не упомянули. Так что, дав указание заранее осмотреть место встречи, олигарх никаких пунктов негласного соглашения не нарушил и, соответственно, мог гулять по подвалу со свитой — до полудня оставалось около двадцати минут. Руководителя «Росмикро» подвал не впечатлил, пожарный шкаф тоже, если не считать его достаточно больших габаритов. Однако на приоткрытой дверце был нарисован крест и три буквы РЫЖ. Это было уже кое-что. Хотя Анатолий Борисович так и не смог представить, как шантажисты продемонстрируют ему кота. Ну а если все это окажется просто шуткой, то шутники сильно пожалеют о глупой проказе. Их найдут. Их обязательно найдут. И накажут.

Без пяти двенадцать вся толпа вывалилась на улицу. Еще через минуту господин Чумайс шепнул что-то охраннику, потом извинился перед остальными и снова вошел в только что покинутое здание. Главный бодигард громко пояснил всем: Анатолий Борисович просил его не сопровождать и скоро вернется.

Ровно в двенадцать ноль ноль Василий Иванович Бойко сжал кулаки на удачу.

Ровно в двенадцать ноль ноль Николай Серафимович Барабаш подвесил ящик с котом на трубу под верхним откосом.

Ровно в двенадцать ноль ноль Анатолий Борисович Чумайс подошел к шкафу.

Ровно в двенадцать ноль ноль в шкафу послышалось жалобное мяуканье.

Опешивший олигарх застыл в недоумении. Не может быть. Здесь же никого не было. Откуда мяу? И почему оно такое… знакомое? В страшном волнении Анатолий Борисович резко распахнул дверцу. Под самой притолокой висела коробка с дырками. Мяукание раздавалось оттуда. Дрожащими руками Чумайс схватил стоящую неподалеку стремянку и приставил ее к краю проема. Взобравшись на кирпичную полку, Анатолий Борисович протянул руки к мяукающей коробке. Позади что-то сверкнуло. Стало темно. Олигарх больно ударился спиной о внезапно закрывшуюся дверь, а висевший на трубе ящик куда-то пропал.

— Что за шутки? — Анатолий Борисович несколько раз стукнул локтем о железную дверцу.

Дверь распахнулась. Перед шкафом стоял мужик в замызганной краской спецовке. Похожий на типичного забулдыгу-сантехника, он держал в руке разводной ключ и насмешливо смотрел на неловко скрючившегося олигарха.

— Ты кто, мил человек? — поинтересовался сантехник.

Анатолий Борисович спрыгнул вниз, стряхнул пыль с одежды и холодно глянул на невзрачного мужика. Поигрывая ключом, тот продолжал нахально смотреть на Чумайса. Главный российский приватизатор скривился, брезгливо отстранил в сторону обладателя грязной спецовки и направился к выходу из подвала. Анатолий Борисович не понимал, что произошло, но его сознание уже заполнялось бешеной яростью. «Дорого, очень дорого заплатят эти шутники за пережитое унижение. И бомжа этого надо… прости, господи, душу грешную…».

Николай Серафимович Барабаш проводил взглядом удаляющегося гражданина в темном полупальто и стильных ботинках, подумав «А, может, все-таки дать ему ключом по башке» и… сразу же устыдившись собственных мыслей. «Да нет, не стоит. Может, он и вправду не такой уж плохой человек… раз котов любит». Николай развернулся и бросил в раскрытый пожарный шкаф так и не понадобившийся инструмент. Разводной ключ остался лежать на пыльной поверхности, не собираясь никуда исчезать. «Эх, черт. Перемкнуло, — мелькнула досадная мысль. — Слишком, видать, большой экземпляр попался… А кот где? Неужто остался в том времени?.. А-а, понятно. Боливар не выдержал двоих. Жаль. Конец приключениям».

Через пару часов, когда суматоха, вызванная внезапным исчезновением Председателя Правления «Росмикро», переместилась к административному корпусу, Василий Иванович спустился в подвал. Из шкафа доносились вопли очнувшегося от последней валерьяновой дозы кота. Удивленный таким неожиданным поворотом, Бойко открыл дверцу и увидел под верхним откосом висящий на трубе ящик. Странно, почему кот не вернулся в 82-й вместе с хозяином? Или это Николай зачем-то вернул его обратно? Ответа не было. Тогда бригадир снял с трубы тюрьму с рыжим пленником и, достав из кармана рулетку, положил ее в шкаф. Прошла минута. Рулетка продолжала лежать на цементной стяжке, не собираясь никуда исчезать. «По массе, видать, перегруз. Не выдержал шкаф двоих, — подумал Василий Иванович, и ему стало немного грустно. — Все. Конец приключениям». Забрав рулетку, бригадир вытащил на улицу ящик с котом, окрыл крышку и выпустил бедолагу. Кот молнией метнулся к ближайшему дереву и быстро вскарабкался вверх по стволу. «Добро пожаловать в мир рыночной экономики, котейко», — напутствовал Василий Иванович хвостатого попаданца и, добродушно усмехнувшись, добавил: «Думаю, тебе здесь понравится».

— Ну, вот где-то так, — произнес Василий, закончив повествование.

— Да уж, — пробормотал я, почесав за ухом. — Действительно не так все было, как Шурик рассказывал. А ты, Вась, откуда про Барабаша знаешь? Ну, после того, как шкаф ваш волшебный закрылся. И что с Чумайсом случилось? В новостях же об этом ни звука, вроде как жив он и вполне себе здравствует.

— Про Барабаша-то? — откликнулся бригадир. — А вот.

Он вынул из сумки тетрадь в замызганном переплете.

— Тут вот какая история. У Кольки сестра была, Лида. Николай… он дневник завел…ну после всего… Тетрадку эту он Лидке отдал, просил сохранить. И сказал, если что с ним случится, пусть она ее мне передаст… но не раньше декабря 2012-го. Вот она меня и разыскала.

Бойко развел руками.

— Жалко Колю. Хороший мужик был, умер два года назад. А Чумайс… Может, сейчас двойник его всем заправляет. Или еще кто. Откуда ж нам знать, они же там все на одно лицо…

— Наверно, ты прав, Вася. Все они одним миром мазаны. Нам без разницы… — согласился я с бригадиром. — Да! У тебя же обед. Успеешь? А то ведь Руслан в момент тебя в черный список зачислит.

— Ну, вы же меня прикроете, если что, — ухмыльнулся Василий.

— Прикрою, куда деваться, — подмигнул я ему. — С Новым Годом, Василий.

— С Новым Годом, Андрей Николаевич.

Бойко ушел. Я проводил его взглядом и ненадолго задумался. История его приключений закончилась. Пусть и не так, как хотелось, но и не так печально, как полагал Шура Синицын. Однако чего-то в ней все-таки не хватало. Чего именно, мне стало понятно через минуту. Взяв чистый бумажный лист, я написал на нем: «Эпилог»…