Алый цвет зари...

Глава двадцать пятая

Леонид Иванович Бобров, а сейчас просто Ленька Впалый, был когда-то вполне благополучным советским гражданином. Даже школу без троек закончил и в энергетическом институте учился. Правда, не сразу его закончил. Любовь тогда закрутил шальную, в институте не появлялся, зачеты не сдал, к экзаменам его не допустили. Ну и потом к следующему семестру, разумеется, отчислили. Загремел Ленька в армию, да еще куда-то на самую границу с Китаем, под Благовещенск, а Надька Ступина, из-за которой все это и произошло, дожидаться его не стала. Красивая была, с огромными карими беспутными глазами, многим парням головы вскружила…

Сильно переживал Ленька невестино вероломство, пытался даже из части бежать. К счастью, поймали его на следующий день, до трибунала дело не дошло, замяли.

Дослужил он кое-как, вернулся в родной двор, устроился на работу, на вечернем отделении в институте восстановился. Чтобы Надьку забыть, очень скоро женился на Верке Тумановой из тридцатого, соседнего, дома, и сын у него через год родился. Институт Леонид с грехом пополам, но закончил, прорабом стал. Квартиру двухкомнатную в Филях в «хрущевке» получил. Казалось бы, жизнь наладилась…

Трудно сказать, какая шлея попала под хвост Надьке, но она вдруг вновь появилась в его жизни, сама бросилась Леониду на шею, а тот не удержался, ушел от Веры, сбежал из дома, бросил семью… Они с Надеждой сняли в Кунцево комнату. Надежда уже сильно пила, Ленька вместе с ней приобщился к этому делу. На работе начались неприятности, он переходил с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Однажды упал с лесов, сильно разбился. Левая нога после этого у него стала сохнуть. В организме, очевидно, тоже что-то надорвалось, ослаб он как-то, сильно похудел…

Ну а Надьке здорового мужика подавай! Короче, выгнала она Леонида. Вера его не приняла, алиментов он не платил. Выписала его бывшая жена из квартиры. Так и покатился Леонид Иванович Бобров по наклонной. В рыночные отношения он не вписался. Мать его давно умерла, Надька, лярва чертова, совсем скурвилась, а потом исчезла — как сквозь землю провалилась, где-то рос сын, но отца он практически не знал, тот для него был чужим человеком…

Так остался Леонид совсем один. Он научился ночевать на вокзалах, а потом и до свалки докатился. Жил в лачуге из картонных ящиков и жести…

Ленька осмотрелся по сторонам. Никого. Мужик-то, кажись, отмучился, отдал богу душу! И что теперь делать?! Разбираться с милицией Впалому вовсе не хотелось. Шмонать трупы — этого он не умел… Не фраер же!

— Что-то этот бедолага о кольце говорил… Где-то здесь оно. Вроде как завещал он его мне… — размышлял Леонид. Тут он обратил внимание, что правая рука покойного сжата в кулак… С трудом ему удалось распрямить пальцы…

— Так, есть, вот оно! Какое здоровое! Красный камень! Кажись, рубин! Ну, парень, спасибо тебе. Если по-умному провернуть, на такой камень можно и документы выправить, и квартиру купить! Ох, спасибушки, мужик! Ну ты дал, мужик. Жалко тебя. Пусть земля тебе будет пухом! Спи спокойно! — шепотом бормотал бродяга то, что ему приходило на ум. Странные чувства бередили Ленькину душу. Жалость, сострадание смешивались с радостью, надеждой и страхом. Да, страхом, потому что жизнь научила его понимать: богатство вызывает зависть, а зависть может привести к чему угодно, вплоть до поножовщины и смертоубийства.

Леонид закрыл покойному глаза, трижды его перекрестил, прочел несколько строчек из «Отче Наш», которые с детства помнил наизусть, бабушка Таня научила, постоял с минуту у трупа в скорбном молчании… И засеменил прочь… Ночевку он наметил недалеко отсюда, на улице Обручева. Там в двадцатом доме, в третьем подъезде был давно сломан кодовый замок, и дверь на чердак очень легко отпиралась…