Алый цвет зари...

Глава тридцать вторая

Ювелира, купившего камень у несчастного художника Франса, звали Бернар Паллетон. Это был невысокий жилистый мужчина лет пятидесяти, хитрющий, довольно приятной наружности, хотя и рано облысевший. Вероятно, с целью компенсации за голую, как колено, голову он отрастил себе окладистую с проседью бороду и довольно пышные усы, в которых тоже виднелись белые прожилки. Паллетон овдовел пять лет тому назад, жена его умерла от лихорадки, и с тех пор он влачил бренное существование один-одинешенек, поскольку детей с покойной Беатрисой не нажил.

В своей профессиональной среде он слыл неплохим мастером и очень ловким, даже прожженным дельцом. Изделия свои он пристраивал и знатным аристократам — вельможам, и богатым купцам, но не гнушался продавать кольца, браслеты, серьги и кулоны попроще и подешевле простым горожанам, лишь бы деньги у них водились. Была у Паллетона заветная мечта — стать поставщиком королевского двора, но пока, несмотря на все ухищрения и старания, осуществить ее ему, увы, никак не удавалось.

Разумеется, ювелир с первого взгляда определил подлинную цену удивительно крупного рубина и сразу же смекнул, что сможет здорово нажиться на перепродаже. Сообразил он, конечно, и то, что цена камня в золотой оправе еще больше увеличится.

Едва за Франсом закрылась дверь, Паллетон, потирая от нетерпения руки, приступил к подготовительной работе. Тщательно изучив рубин, он пришел к выводу о том, что такой крупный и прекрасный камень выгоднее всего будет смотреться в массивной, но достаточно простой, без изысков золотой «одежде».

Подмастерьям своим, Клоду и Виллему, вкалывающим на него с утра до позднего вечера, он камень не показал. Он просто как-то вскользь и небрежно заметил, что получил заказ на золотую оправу.

Между тем, покупая рубин у художника, он уже знал, кому его предложит. Маркизу Анри де Шиассье, знатному придворному, большому любителю драгоценностей и пышных нарядов. Поговаривали, что даже сам Людовик XIV, Король-Солнце, иной раз не гнушался отпустить комплимент маркизу за его блистательный вкус в подборе украшений для его молодой супруги Женевьевы, изящной молодой дамы необыкновенной красоты.

Паллетону лишь однажды удалось продать маркизу золотые серьги с изумрудами, да и то, в сущности, случайно. Женевьеве срочно требовалась новая драгоценная игрушка, а Бернар оказался тут как тут со своим предложением…

Теперь же совсем другое дело! Рубин все переменит! Паллетон заранее предвкушал, как будет отчаянно торговаться с маркизом, не снижая цены. Разве совсем малость, чуть-чуть, исключительно ради того, чтобы кольцо с таким замечательным камнем увидел сам Людовик. А в том, что это произойдет, Паллетон не сомневался. Всем была известна страсть великого короля к драгоценным камням.

«Он заметит его, обязательно заметит! И тогда, скорее всего, пожелает узнать имя ювелира. Ну, и передо мной откроются такие перспективы, такие перспективы, что даже дух захватывает!» — размышлял Бернар, шлифуя золотую дужку кольца. Жадность была его второй натурой, если не первой. Вроде бы жил он один, детей и близких родственников у него не было, но вот страсть к наживе, стремление преумножить свое богатство у него с возрастом не просто не проходило, наоборот, усиливалось. Все ему было мало и мало.

Оправа была готова к воскресенью. Подмастерьев в этот день не было, никто ему не мешал. Ювелир «состарил» золото и вставил рубин в лапки. Затем спрятал готовое кольцо в потайной стальной ящик, замурованный в стену его собственной спальни, и принялся сочинять послание маркизу. Писать письма знатным особам он был не мастак, поэтому промучился целых полдня…

ВАША СВЕТЛОСТЬ!

Пишет Вашей Светлости Ваш покорный слуга Бернар Паллетон, имеющий честь состоять в гильдии ювелиров, что на улице Вертю. Позволю напомнить Вам, Ваша Светлость, что Вы приобрели у меня в прошлом году 11 августа серьги с изумрудами за 1 720 ливров. Вы еще тогда, Ваша светлость, изволили меня похвалить за мою работу.

Счастливому случаю я обязан, что ко мне попало старинное кольцо с огромным рубином необыкновенной красоты, чистоты и огранки.

Зная Ваше Превосходительство как истинного знатока драгоценных камней и украшений, осмелюсь предложить вниманию Вашего Превосходительства сие кольцо.

Оное замечательное украшение почту за удовольствие лично доставить по указанному Вашим Превосходительством адресу в Париже или ином месте для осмотра и возможной сделки ко взаимному удовольствию.

Остаюсь Вашим верным и покорным слугой

Бернар Паллетон, мастер-ювелир.

Будучи очень довольным собой — ведь так складно и так пространно он еще никогда в жизни не писал, Бернар, тщательно запечатав послание, в понедельник отправил его с подмастерьем в собственный дом маркиза на улице Муффтар. Ответ ему пришлось ждать больше недели по причине того, что маркиз с супругой находился в это время в новой роскошной королевской резиденции в Версале. С оказией письмо через семь дней все же дошло до адресата.

А спустя два дня камердинер маркиза, посетивший Паллетона, передал тому приглашение прибыть в Версаль, чтобы прямо там, на месте, и продемонстрировать новое украшение.

Бернар, не откладывая дело в долгий ящик, стал готовиться к отъезду. К желанию провернуть выгодное дельце у Паллетона примешивалось и любопытство. Ему очень хотелось осмотреть новый королевский дворец, построенный в 1682 году, о великолепии которого уже ходили легенды. Он слышал, что прекрасный замок строили лучшие прославленные мастера: архитекторы Луи Лево и Франсуа Мансар, а также знаменитый художник Лебрен. Все побывавшие там восторгались замечательным парком, разбитым архитектором Ленотром, с красивыми аллеями, множеством мраморных скульптур, бассейнов и фонтанов.

— Хоть подивлюсь на все это, хоть одним глазком на эти чудеса погляжу! Уже не зря съезжу, даже если выгодное дельце провернуть не удастся, — рассуждал ювелир, запасаясь всем необходимым в дорогу.

Не особенно рассчитывая побывать внутри дворца, он хотел осмотреть хотя бы парк и полюбоваться внешним великолепием загородного королевского замка. Однако действительность превзошла его ожидания. Правда, когда Паллетон добрался до Версаля, маркиза он там не застал. Тот вместе со всей свитой сопровождал Людовика на охоте. Но Бернару сильно повезло: он встретил земляка, Жака Медара, односельчанина, который сделал головокружительную карьеру — стал одним из королевских поваров. Они столкнулись нос к носу у ограды парка. Земляки вдоволь наговорились, а главное, благодаря Жаку Бернар попал и в сам дворец.

Вначале его провели через первый двор, называемый Двором министров, мимо двух длиннющих зданий — Крыльев Министров. Провожатый, молоденький повар, выделенный Жаком, показал ему и второй — Королевский Двор, куда въезжали только королевские кареты, и, наконец, третий — Мраморный, окруженный королевским охотничьим замком. Поваренок указал Бернару на три окна с балконом в центре здания — королевские покои.

Ему даже было позволено, ввиду отсутствия их королевских величеств, заглянуть туда на пару минут, бросить взгляд на залы Венеры, Дианы, Меркурия и Аполлона. Паллетон был буквально ослеплен их роскошью и красотой. Одни плафоны чего стоили! А еще ему посчастливилось осмотреть Зеркальную галерею с семнадцатью большими окнами, напротив каждого из которых располагалось зеркало точно таких же размеров. Уже в одиночестве ювелир долго бродил по саду с его восхитительными бронзовыми статуями и фонтанами. Особенно его потрясла Аллея амуров с двумя десятками фонтанов.

«Господи, какая красотища!» — каждые пять минут восхищенно вздыхал Бернар. Он был на вершине блаженства, ему казалось, что его мечта близка к осуществлению: он вот-вот станет наконец поставщиком двора его Королевского Величества Людовика XIV. Жак обещал замолвить за него словечко главному повару, а тот имел доступ к самому королю…

На следующее утро ювелир предстал перед маркизом, аристократ принял его в одном из покоев королевского дворца.

— Ну что ж, милейший, показывай, что ты там мне привез! — милостиво бросил маркиз, небрежно ответив на приветствия Бернара, склонившегося перед ним в низком поклоне.

— Это большая честь для меня… — Бернар на всякий случай отвесил еще один низкий поклон, — показать вам достойное внимания вашей светлости кольцо.

— Ну хорошо, хорошо, достаточно, я жду, показывай!

Бернар достал футляр, обитый коричневым бархатом, и торжественно извлек оттуда свое сокровище. У маркиза перехватило дыхание от восхищения…

Его супруга была на сносях, и он очень надеялся, что на этот раз ее роды пройдут нормально и она наконец после двух неудачных беременностей принесет ему наследника. Лучшего презента для Женевьевы по случаю рождения первенца, чем этот восхитительный ярко-красный рубин, нельзя было и придумать. Маркиз, разумеется, постарался не показать вида, что его так сильно заинтересовало кольцо, и небрежно бросил:

— Сколько же ты хочешь за это колечко, почтеннейший?!

Но Бернар тоже был не лыком шит.

— Двадцать тысяч ливров! — не моргнув глазом, отчеканил он.

— Это слишком дорого, милейший! Целое состояние! Камень хоть и хорош, но не стоит таких денег!

— Стоит, ваша светлость, стоит и даже больше! Исключительно из глубочайшего уважения и почтения к вашей милости я готов уступить вам пятьсот ливров!

— Это огромные деньги даже для меня!

— Ваша светлость, для меня, скромного ювелира, это тем более огромные деньжищи, но нужда заставляет! Нужда и желание служить вашей милости! Девятнадцать тысяч двести ливров!..

В конце концов они сошлись на семнадцати тысячах. Бархатный футляр перешел в руки маркиза, а задаток — две тысячи ливров — перекочевали к Бернару. Расстались они довольные друг другом. Еще раз полюбовавшись дворцом и садом, Паллетон двинулся в обратный путь.

Он ехал в небольшом, нанятом по этому важному случаю экипаже. Тяжелый мешок с золотыми грел его душу. Из предосторожности он даже взял наемного охранника. Всю обратную дорогу воображение рисовало ему картины его будущей жизни при дворце в Версале. Золотых дел мастер был на пороге осуществления своей заветной мечты. Бернар даже напевал под нос какой-то разухабистый мотивчик. Теперь он уже почти не сомневался в том, что станет королевским ювелиром. О сладкие мечты! О восхитительные грезы! Как они чудесны!..

Неладное он почувствовал только у самых ворот своего бывшего дома. Да, именно бывшего. Взору вернувшегося из Версаля Паллетона предстала груда дымящихся развалин.

— Пожар! Молния! Был пожар! Все сгорело! — с этими бессвязными криками бросился к нему рыдающий от горя подмастерье Виллем.

Бернар вмиг постарел на десять лет.