Глава 14

После этих слов Александра в комнате наступило молчание. Амалия, хмурясь, обдумывала только что услышанное ею. По правде говоря, ей бы следовало не на шутку испугаться. У любой другой девушки от рассказа следователя уже давно пошел бы мороз по коже, а Амалия, бог весть почему, ощутила странное облегчение. Ее страх получил свое подтверждение и обрел четкие очертания. Более того, отныне он имел имя – безумие, мания, одержимость. И теперь, когда Амалия знала, с чем именно ей предстоит бороться, она почувствовала себя значительно увереннее. Кроме того, она поняла, что у нее есть друг, который на ее стороне, что бы ни произошло.

– Скажите, Саша, – спросила она, – этот человек, о котором мы с вами говорим, он ведь сумасшедший, не так ли?

Зимородков тяжело вздохнул. Вспомнив наконец об одеяле, он изловчился-таки натянуть его до подмышек, и прадед Орлов на стене сразу же перестал хмуриться.

– Нет, все не так просто, – ответил следователь на вопрос девушки. – С виду, я полагаю, он вполне нормален, иначе его безумие уже как-то обратило бы на себя внимание. Очевидно, что он не в себе. Чем-то его жертвы навлекли на себя его гнев, и оттого он… – Александр умолк и густо покраснел. – Простите меня, бога ради. Я говорю так, словно это все вас вовсе не касается.

Амалия поглядела на свою простреленную шляпку и поежилась.

– Что меня больше всего пугает в отслеженных мною случаях, – после паузы вновь заговорил Зимородков, – так это полнейшая безнаказанность убийцы. Представим на минуту – вы уж извините меня! – что стрелок достиг своей цели. Что дальше? Вас находят в лесу с простреленной головой. Была охота, что известно всем. Срочно вызывают… Кого тут могут вызвать? Местного судебного следователя, который разбирает в основном кражи и случаи проживания по чужому виду. Ясно, что он в затруднении. Кого он будет допрашивать по делу? Князя Рокотова? Мусю Орлову? Графа Полонского? Неужели вы думаете, что такой человек, как граф, позволит какому-то там судебному следователю допрашивать себя? Нет. Дело закрыто.

Амалия ничего не ответила. Александр украдкой зевнул и протер глаза. Солнечный зайчик уже успел перепрыгнуть с его щеки на стену.

– Так вы полагаете, убийцей движет одержимость? – неожиданно подала голос девушка.

Зимородков передернул плечами.

– Если бы вы были богатой наследницей, я бы имел основания думать иначе.

– Но мы ведь можем его найти? – настойчиво продолжала Амалия. – Ведь нам о нем очень многое известно.

– Например? – оживился следователь.

– Ну… – Амалия начала загибать пальцы. – Во-первых, время. Он находился в Киеве в октябре 1878-го, был в Петербурге в феврале 1879-го, а в мае уже в Вене, в августе вернулся в Петербург, а новый, 1880 год встречал на балу в Парижской опере. В апреле этого года он был в Москве, а теперь, – голос ее упал до шепота, – а теперь он здесь.

Не сводя с нее пристального взора, Зимородков молча кивнул.

– Во-вторых, – продолжала девушка, – он метко стреляет.

– К счастью, не всегда, – вставил Александр.

Тень улыбки была ему ответом.

– В-третьих, он хорошо знаком с ядами.

– Не обязательно, – поморщился следователь. – Для того, чтобы отравить человека, вовсе не надо быть химиком, уверяю вас. Мышьяк, стрихнин, белладонну и некоторые другие яды легко достать в обычных аптеках. Достаточно лишь знать, как они действуют на человека.

– Хорошо, – согласилась Амалия. – Теперь четвертое: Жюли Ланина наверняка знала нашего убийцу и доверяла ему. И, наконец, пятое – этот человек имел возможность подмешать мне яд в молоко.

– Думаете, он находился тогда на террасе? – Зимородков почесал нос. – А что, любопытная мысль. Кто там был?

Амалия нахмурилась, припоминая.

– За столом сидели я и Муся. И еще художник. Потом появился Орест, а за Орестом прибыли Гриша, Полонский и Митя Озеров. Неожиданно Орест начал кашлять, и я хотела дать ему свое молоко, но случайно опрокинула чашку.

Зимородков немного подумал.

– Знаете, я не думаю, что это была Муся.

– Ну, конечно! – вскинулась Амалия.

– Митрофанова мы сразу исключаем, потому что он не был вхож к Ланиным. Гордеев сегодня был на охоте? Мне помнится, он говорил, что это развлечение не для него.

– Нет, он не поехал.

– Тогда его тоже можно исключить. Значит, остается всего три человека. Князь Рокотов, граф Полонский и Дмитрий Андреевич. – Зимородков прищурился. – Скажите, Амалия Константиновна, а вы сами разлили чашку, или, может быть, Орест толкнул вас, когда вы любезно хотели дать ему молока?

Предположение, заключавшееся в этой фразе следователя, заставило Амалию похолодеть.

– Позвольте, – начала она, – но почему… – Однако она увидела выражение лица Саши и осеклась.

– Амалия Константиновна, – устало промолвил он, – давайте мыслить логически. Кто лучший стрелок в округе? Князь Рокотов. Кто постоянно выезжает за границу? Он же. Я, правда, не осведомлен, насколько хорошо он был знаком с Жюли Ланиной… Во всяком случае, на панихиде его точно не было.

– Насчет Жюли я ничего не знаю, – довольно сухо отозвалась Амалия, – но в одном я совершенно убеждена: он не толкал меня, чтобы я разлила молоко. Он сидел у другого конца стола, я совершенно точно помню это, и между нами было три шага, не меньше. Если бы я не разлила ту чашку, он бы… он бы выпил яд и умер. Вот и все.

– Значит, его тоже можно исключить из числа подозреваемых, – легко согласился Саша. – Таким образом, у нас остались всего два кандидата: граф Полонский и господин Озеров. Откровенно говоря, я с трудом могу представить себе нашего литератора в роли отравителя, а вот граф Евгений… Он много путешествует, он был женихом Жюли, и он неплохо стреляет. Не так хорошо, как кавалергард, но все-таки. И у него была возможность подмешать вам яд в молоко.

Амалия задумалась. Она не испытывала особой симпатии к Полонскому, и, в общем, ее не слишком удивило бы, если бы этот чванливый аристократ и в самом деле оказался тем самым безумцем, который замыслил ее убить. Она вспомнила. Перед ее внутренним взором возникло его перекошенное от ярости лицо, когда он набросился на несчастного мужика, у которого понесли лошади. Тогда она, помниться, ужаснулась, не узнавая «застегнутого на все пуговицы» графа в одержимом со сверкающими глазами и раздувающимися ноздрями. А если тот одержимый и есть его истинное лицо?

– Я полагаю, – медленно заговорила Амалия, – что вы правы. То есть если сумасшедший убийца и впрямь существует, то не исключено, что это граф Полонский. Беда только, что мы с вами никак не сумеем ничего доказать.

– А знаете, что мы с вами можем сделать? – сказал Саша, оживившись. – Мы поедем в лес и осмотрим место происшествия. Я возьму с собой ружье. Как знать, может, удастся обнаружить что-нибудь… полезное.

– Например? – быстро спросила Амалия.

– Да вот хотя бы… ту пулю, которую он выпустил в вас. По ней легко можно будет вычислить, из какого она оружия.

Девушка нерешительно поглядела на него. Ну, Сашка Зимородков, и загнул же ты, подумал следователь. Амалия Константиновна, конечно, храбрая, умная девушка и всякое такое, но какая же барышня после таких переживаний согласится вновь отправиться туда, где незадолго до того ее едва не убили?

– Вы правы, это существенно может нам помочь, – внезапно сказала Амалия. – Хорошо, я поеду с вами. Только обещайте мне одну вещь.

– Все, что захотите.

Амалия замялась. Щеки ее порозовели.

– Обещайте мне, что не станете стрелять в волка, если мы его встретим. Видите ли, он в некотором роде спас мне жизнь, и мне бы не хотелось… платить ему неблагодарностью, что ли.

– Хорошо, – ответил Зимородков. – Я обещаю.

* * *

Пробуждающийся лес был пронизан солнечными лучами, полон птичьего гомона и звериного шума. Цокали белки, стучал клювом дятел, шуршал в листьях какой-то зверек вроде бурундука, который поторопился удрать при появлении людей. Амалия на своей Дженни ехала впереди, указывая дорогу.

– Вот здесь охотники поскакали вперед, а я что-то замешкалась и пропустила их. – Она отвела с глаза мешавшую ей светлую прядь. – Еще немного, и мы окажемся на том месте.

– Вы не помните, в каком порядке ехали охотники? – спросил следователь.

– Помню, – решительно ответила Амалия. – Муся скакала во главе. Она всегда старается вырваться вперед… За ней ехали Орест и… граф, – с легкой запинкой сказала она – почему-то ей не хотелось произносить имя Полонского вслух.

Александр и Амалия подъехали к чаще, в которой девушка повстречала волка. Амалия умолкла и прикусила губу. Она заметно нервничала и время от времени касалась рукой ружья, которое захватила с собой.

– Ну вот мы и на месте, – делано бодрым тоном промолвила наконец девушка, натягивая поводья.

Зимородков неловко спешился, огляделся по сторонам и стал внимательно изучать следы.

– Ничего себе! Однако и матерый волк вам попался…

– Откуда вы знаете? – удивилась Амалия.

– Вижу по его следам. Я ведь все детство провел в деревне, Амалия Константиновна. Дядя у меня был егерь, ну и… многому меня научил. Слава богу, что волк вас не тронул. – Он осторожно отошел назад. – Значит, когда стреляли, вы находились…

– Здесь. – Сердце ее вновь заколотилось непривычно громко, но Амалия все же заставила лошадь сделать три шага вперед. Дженни фыркнула и мотнула головой.

– Откуда стреляли, вы не заметили? – деловито спросил Зимородков.

– Сзади. Скорее всего, вон из-за тех деревьев…

Саша внимательно поглядел на Амалию, что-то прикинул мысленно, повернулся и двинулся в сторону, противоположную той, куда она указывала. Сердце девушки превратилось в огромную раненую птицу, яростно полощущую крыльями. «Я сильная. Я очень, очень сильная. И я права. Справедливость на моей стороне. Я никому не делала зла, но если это правда… если правда то, что этот человек безумен… пусть он лучше не попадается на моем пути. Иначе один из нас умрет».

– Пойдите-ка сюда, – подозвал ее Саша, стоявший у большого ясеня.

– Что там? – крикнула она, нагибаясь и уворачиваясь от ветви, которая норовила зацепить ее по лицу. Дженни приблизилась к Зимородкову и остановилась, недоверчиво косясь на него большими темными глазами.

– Взгляните сюда. – Пальцем следователь показывал на выщербину в стволе. – Видите? Здесь застряла ваша пуля.

«Моя пуля». Раненая птица тревожно заворочалась в груди, но Амалия гигантским усилием воли заставила ее уняться.

– Но я ее не вижу. Где же она? – спросила девушка, стараясь говорить спокойно.

– Ее нет, – коротко ответил Зимородков. – Похоже на то, что наш предусмотрительный одержимый унес ее с собой. На всякий случай я сейчас посмотрю возле дерева…

Он опустился на колени и стал осматривать мох и траву, осторожно раздвигая маленькие листочки. Амалия сошла с лошади и присоединилась к нему. Вдвоем они обыскали чуть ли не всю чащу, но ничего не нашли.

– Пули нет, – констатировал следователь. – Жаль. Это была бы очень серьезная улика.

– А шляпка? – быстро спросила Амалия. – Ведь на ней остались отверстия от пули. Быть может, она сумеет нам кое-что сказать?

Зимородков задумчиво потер подбородок.

– Пожалуй, калибр, хотя бы приблизительно, можно будет установить. Вы совершенно правы, Амалия Константиновна, мне следовало прежде об этом подумать… Пойдемте посмотрим еще следы.

Амалия взяла под уздцы Дженни и вторую лошадь и вместе со следователем двинулась к группе елей, за которыми, по расчетам девушки, должен был находиться безумный стрелок. Большой полосатый шмель, которому, очевидно, приглянулась Амалия, произвел дерзкую попытку приземлиться на ее платье, но она, махнув рукой, отогнала его.

– Смотрите, – сказал Саша, указывая на траву. – Здесь она сильно примята.

– Он стоял здесь? – с замиранием сердца спросила девушка.

– Похоже, что да.

Следователь опустился на колени и стал изучать следы. Амалия ждала. Шмель повторил свою попытку, но девушка вновь отогнала его. Разочарованно жужжа, шмель улетел прочь.

– Мужчина, судя по размеру обуви, – бормотал себе под нос Зимородков. – Скорее среднего роста или высокого, если верить ширине его шага… Похоже, был обут в сапоги…

«Я попала в роман Фенимора Купера», – мелькнуло в голове у Амалии.

– На графе сегодня и впрямь были сапоги, – сказала она вслух. Зимородков искоса поглядел на нее и ничего не ответил.

– Так, а теперь посмотрим, откуда он пришел…

Следователь поднялся на ноги и, склонившись к земле, пошел, всматриваясь в едва различимые вмятины на траве. Амалия, почти не дыша, следовала за ним, ведя в поводу лошадей. Совсем недалеко от них раздалось чье-то угрожающее пыхтенье. Девушка вскрикнула и остановилась. Зимородков вскинул ружье, но тотчас же опустил его. Большой черный крот с фырканьем перебежал через полянку и нырнул в нору.

– Ага, листья на ветке поникли, – удовлетворенно промолвил следователь. – Здесь он привязал свою лошадь. Так… Вы пока постойте там, а я осмотрю следы подков.

– Ну, что? – спросила Амалия, когда молчать ей стало совсем невмоготу.

– Да ничего особенного, – ответил Саша, поднимаясь на ноги и отряхивая с колен комья земли. – Обыкновенная лошадь, но в левой задней подкове не хватает одного гвоздя. – В его голосе звенело скрытое торжество.

– Александр Богданович, – сказала Амалия искренне, – вы… вы молодец.

Следователь улыбнулся. По всему было видно, что похвала ему приятна.

– Итак, – вернувшись к тону дознавателя, начал он, – стрелок увидел, что вы отстали от остальных охотников, и решил, что это удобный момент, чтобы с вами разделаться…

«Раз-де-лать-ся… Мясник разделывает тушу, – запел кто-то тоненьким противным голоском в голове Амалии, – и я трушу, трушу, трушу… О, до чего же мне нехорошо! Какой противный, липкий страх! За что этот человек так ненавидит меня? Что я могла ему сделать? Или он всерьез считает, что таким, как я, не место в его высокородном обществе?»

– Он спешивается, – меж тем продолжал Зимородков, – привязывает лошадь, чтобы она ненароком не выдала его своим ржанием, подкрадывается к вам сзади и стреляет. Вы, увидев волка, немного нагибаете голову, и пуля не достигает цели. После чего вы поступаете совершенно правильно, спрыгнув с седла и спрятавшись за лошадью. Если бы вы остались сидеть, то лучшую мишень трудно было бы и придумать.

Амалия слегка поежилась. Нет, ее друг не издевался, говорил совершенно серьезно, но странным образом ей от этого было ничуть не легче. Следователь обернулся, рассматривая кусты.

– А это что такое? – неожиданно спросил он.

Амалия подалась вперед. Зимородков наклонился к кусту, возле которого стрелок привязывал свою лошадь, и двумя пальцами осторожно снял с ветки какой-то невесомый пух.

– Что это? – вырвалось у Амалии.

Зимородков наклонил голову к плечу, разглядывая свою добычу.

– Волоски, Амалия Константиновна. Волоски с лошадиной шкуры. – Он довольно хмыкнул. Глаза Саши сияли, его обычно угрюмое и замкнутое лицо казалось почти красивым в этот момент. – Похоже, Амалия Константиновна, у нашего стрелка вороная лошадь.

– Вороная? – прошептала Амалия. – Но… но этого не может быть!

– Почему? – удивился Зимородков.

– Да потому, что у графа… у Полонского игреневая[43] лошадь, вот почему!

– Вы уверены в этом? – чуть удивленно спросил следователь.

– Абсолютно! Да я же видела его сегодня своими глазами!

– Вот как… – промолвил Александр внезапно изменившимся голосом. – А кто из охотников был на вороной лошади?

Амалия замялась.

– Только Никита Карелин. И Муся.

Косые столбы солнечного света проникали сквозь листву, расширяясь к земле. В них плясали золотые пылинки, а в один из столбов влетела белая бабочка и, зачарованная, опьяненная, закружилась в нем, трепеща бархатистыми крылышками.

– Ладно. – Следователь спрятал лошадиные волоски в карман и, морщась, шагнул обратно. – Здесь мы уже все осмотрели. Посмотрим, куда уехал стрелок.

Он поднялся в седло, Амалия последовала его примеру. Они двинулись по следам. Зимородков, хмурясь, о чем-то думал, и Амалии не хотелось прерывать его мысли. На опушке леса стрелок свернул на окольную дорогу, и молодые люди тоже двинулись по ней. Увы, через несколько десятков шагов они обнаружили, что тут только что прошло стадо, затоптавшее все следы. Как ни старался Саша, ему не удалось ничего обнаружить.

– Это ведь дорога между Жаровом и Ясеневом? – внезапно спросил он.

– Да, – ответила Амалия. – После Жарова она заворачивает в Паутинки.

Саша поглядел на небо, на нее и вздохнул.

– Чертово стадо! Извините, Амалия Константиновна, – спохватился он.

– Вы думаете, это мог быть Никита? – спросила она в упор. – Но ведь его не было на террасе, когда я разлила молоко!

– Не было, – угрюмо подтвердил Зимородков. – Вернее, вы его не видели, но он ведь мог где-то затаиться и подмешать отраву до того, как молоко попало к вам на стол.

– Тогда он должен был быть уверен, что именно эта чашка окажется у меня, – возразила Амалия. – Ведь другие тоже пили молоко, и ничего с ними не случилось.

– Вот то-то и оно, – вздохнул следователь. – Нет, яд проще всего было подмешать тому, кто сидел за столом или находился возле него. Стало быть, о господине Карелине пока можно забыть.

– А Муся? – задала Амалия вопрос, который жег ей губы. – Ведь у нее вороная лошадь, и сама Муся в тот день как раз сидела за столом!

Александр покачал головой.

– Нет. Совершенно точно, стрелок – мужчина. Я же видел его следы.

Амалия умолкла.

– Значит, мы с вами в тупике? – беспомощно спросила она.

– Похоже на то, – проворчал следователь. – Ладно, ничего больше мы из этой дороги не выжмем. Давайте возвращаться в Ясенево, Амалия Константиновна.

И они бок о бок двинулись по дороге в направлении усадьбы Орловых.

– Скажите, Александр Богданович, – внезапно выпалила Амалия, – что мне делать?

– Вы просите у меня совета? – Он хмуро улыбнулся.

– Да.

– И вы не обидитесь на меня, если я вам его дам от чистого сердца?

– Я никогда не обижусь на вас, Саша.

– Хорошо. Тогда собирайте вещи, отправляйте Дашу и, ни с кем не прощаясь, уезжайте в Москву, а оттуда – еще куда-нибудь. Чем дальше от Ясенева, тем лучше.

Амалия нахмурилась. Бежать? Но куда? К славной, но невыносимой тетке Ларисе Сергеевне? В полтавское имение, которое, наверное, в этот самый миг Аделаида Станиславовна распродает по частям? Боже мой! Ах, как скверно, что у нее нет денег! Без денег далеко ли убежишь? Положим, на билет до Москвы хватит; а что потом? Смотрины у каких-нибудь Храповых? Слюнявые ухаживания старика вроде Дубовицкого? И вечное ощущение того, что ты обуза для своих родных, товар, который они не знают, куда пристроить?

– И еще одно, – добавил Зимородков, – самое главное. Где бы вы ни были, не подпускайте к себе никого из тех, с кем вы общались этим летом здесь, в Ясеневе.

– Никого? – эхом откликнулась Амалия.

– Никого, – твердо ответил Саша. – Даже меня. Для вашей же безопасности.

– И Мари? – спросила Амалия, через силу улыбаясь. – Но ведь вы же только что сказали…

– Да, я помню. Но я помню также, что Новый год она с родными встречала в Париже, вот в чем дело.

Париж. Столица мира. Адриенн… как там ее… Опера. Новое здание, выстроенное господином Шарлем Гарнье в правление Наполеона Третьего. Роскошное, что и говорить. Когда императрица Евгения пожелала узнать, в каком стиле оно построено – барочном или классическом, – архитектор, говорят, брякнул: «В императорском, мадам!» Лукавил, конечно, как любой царедворец. Ибо каждый настоящий мастер творит только в одном стиле: в своем собственном. Но вышестоящие так любят угодничество… И то, чего ты вовсе не думал, навек остается в истории, которая ценит хлесткое словцо превыше самой важной битвы. Почему Наполеон стал великим? Да потому, что сказал: «От великого до смешного один шаг», и за одну такую фразу ему простится десяток Ватерлоо, если не больше. В начале было слово, и слово повелевает миром.

– Так вы уедете? – настойчиво спросил Зимородков.

Амалия мотнула головой:

– Не знаю. Не спрашивайте меня.

Можно написать матери, объяснить ситуацию. Только ведь прекрасно известно, что за этим последует. Перво-наперво она упадет в обморок, а очнувшись, заявит, что Амалия все выдумала нарочно, чтобы ее огорчить. Нет, не будет мне от нее никакого толку. Как никогда и не было, с беспощадной ясностью заключила Амалия. Надо рассчитывать только на свои собственные силы. В чем-то они с Зимородковым ошиблись, но только в чем?

– Э-ге-гей! Амели! Амалия Константиновна!

Охотники возвращались с охоты. Они разрумянились, были приятно возбуждены и весело галдели.

– Где ты пропадала? – крикнула Муся. – Нам тебя не хватало!

– Мы уж думали, не застряли ли вы в каком-нибудь болоте! – добавил Орест.

Граф Евгений неприязненно поглядел на следователя.

– Надо же, и вы здесь? Я думал, вы десятый сон видите, милейший.

– А мы поймали лису! – сообщила Муся. – И еще Эмиль подстрелил ворону.

– Я думал, это утка! – оправдывался журналист под дружный хохот собравшихся.

Амалия быстро обернулась к Зимородкову.

– Не говорите им ничего, – прошептала она. – Сначала надо осмотреть подковы и найти ту, в которой не хватает одного гвоздя.

Следователь кивнул.

– Как только мы приедем в Ясенево, я этим займусь.

Орест Рокотов подъехал к Амалии и, глядя на нее своими ясными зеленоватыми глазами, спросил, как она себя чувствует.

– Мне кажется, вы немного бледны, – сказал он.

Амалия живо ухватилась за этот предлог.

– Кажется, я немного простыла, – с улыбкой объяснила она.

Орест снял с себя плащ и набросил ей на плечи. Внезапно она заметила обращенный на нее пристальный взгляд Евгения: ничего особенного в нем не было, но ей отчего-то сделалось тревожно и неуютно.

Охотники гурьбой подъехали к усадьбе и спешились. Амалия передала повод слуге и поспешила в комнату к Зимородкову, где на кровати осталась лежать та самая простреленная шляпка. У Амалии не выходила из головы мысль, что по отверстиям на ней они смогут хотя бы приблизительно определить размеры пули и, стало быть, тип оружия, которым пользовался стрелок. На сегодняшний день это была самая надежная улика, которая у них имелась, и Амалия рывком распахнула дверь.

На кровати ничего не было.

* * *

Письмо Амалии матери

«8 июля 1880 г. Ясенево.

Дорогая мама, надеюсь, у вас все хорошо и вы ни в чем не испытываете стеснения. Надеюсь также, что cher oncle и chère tante[44] пребывают в добром здравии. С тех пор, как я последний раз писала вам, погода здесь сильно испортилась, и я подумываю о том, чтобы уехать в Полтаву. Я немного кашляю, и это обстоятельство, наравне с некоторыми другими, серьезно беспокоит меня. Полагаю, что целебный малороссийский климат пойдет мне на пользу. Муся Орлова беспрерывно дуется на меня: ей все кажется, что я сманиваю ее женихов, и ввиду этого я также не считаю возможным дольше здесь оставаться. Ваша любящая дочь Амалия».

– Что она выдумала! – возмутилась Аделаида Станиславовна, получив это письмо. – Ехать в Полтаву… сейчас… когда мы совсем без денег! Она разоряет меня, положительно! Негодная девчонка!

Казимир, сидя на оттоманке, тихо стонал. У него начался долгий период похмелья.

– Казимир, не скули! – прикрикнула на него Аделаида Станиславовна. – Мне надо написать дочери.

И она написала очень сердечное, изысканное и твердое письмо, в котором извещала свою любящую дочь, что дела идут так плохо, что имение, возможно, и вовсе придется продать, а что касается поездки, то Полтавская губерния ничуть не лучше Тверской, и вместо того, чтобы лечиться, лучше всего не болеть вовсе. Послание заканчивалось заверениями в искренней любви и наилучшими пожеланиями «побочному сыну», князю Рокотову и графу Полонскому. Впрочем, письмо это все равно угодило в цепкие лапы почтового цензора и затерялось среди тысяч других вскрытых писем, так что Амалия никогда его не получила.

Загрузка...