Аморал

Глава 10

Меня переполняет азарт от предвкушения славной битвы. На стороне противника значительное превосходство по численности, а на моей — парный клинок и ощущение безграничной силы. Она пьянит и заставляет чувствовать себя неуязвимым.

Кажется, что для меня сейчас нет ничего невозможного и я способен убить любого, кто встанет на моём пути.

Без раздумий влетаю в ближайшую толпу осквернённых. Я не могу взять их под контроль, скверна перебивает мой призыв, но мне и не нужно. Они пытаются меня задержать, но я быстрее, чем любой из них. Моё оружие — это продолжение меня. Мы слились воедино и стали одним целым. Мне даже не нужно направлять клинок, стоит только подумать и он уже рассекает воздух вместе с чужими конечностями.

Сегодня осквернённым не повезло — после такой мясорубки никто не выживает. Проходит несколько секунд, и для них всё уже кончено, а я даже не вспотел. Переступаю через отрубленные части тела и иду дальше. Даже не останавливаюсь, чтобы добить редких выживших. Они всё равно уже ничего не смогут сделать.

Сухой воздух наполнился запахом свежей крови, но я не собираюсь останавливаться на достигнутом. Слишком долго я чувствовал себя слабым и беспомощным в этом мире. Сначала в Клоаке, а затем среди Соболевых.

Даже принадлежащая мне деревня не давала ощущения твёрдой почвы под ногами. Каждый мой шаг был очередной развилкой в пути, концовку которого невозможно было предугадать. Но здесь и сейчас я был чётко уверен в своих действиях. Это была феерия смерти.

Осквернённые больше не сбивались в толпу, они растянулись по периметру и медленно начали меня обходить, заключая в круг. И я не собирался им мешать.

— В очередь, сукины дети! — рисуюсь и резко веду парный клинок в сторону, брызги крови красиво разлетаются в воздухе.

Противники осторожно начинают сходиться, зажимая меня в тиски. Они не торопятся и действуют согласованно, словно единый организм.

Разворачиваюсь на пятках и вгоняю острый клинок в череп ближайшего противника, а затем проворачиваю его для надёжности. Сталь с мерзким звуком выламывает кости и сильнее вгрызается в мозг. Хотя для меня этот звук сейчас словно песня. Мелодия похоронного марша.

Вырываю парный клинок из осквернённого, резко выкидываю руку с оружием назад и ещё один противник нанизывается на острую сталь. И так же медленно, как меня окружали осквернённые до этого, начинаю вырезать их одного за другим. Вот на землю летят чьи-то кишки из распоротого брюха, туда же отправляется начисто срезанная голова, а обезглавленный труп ещё какое-то время пытается до меня добраться. Небрежно отпихиваю его ногой и продолжаю свой кровавый танец.

Останавливаюсь только тогда, когда меня накрывает оглушительная тишина. Больше не осталось никого, кто хотел бы мне противостоять. Медленно окидываю поле боя взглядом — где-то ещё шевелятся полуживые осквернённые, кровь от изувеченных тел смешивается со скверной и её щупальца как-будто становятся толще.

Адамантовый браслет на моей руке практически не заметен, парный клинок и я сам сравнялись с ним по цвету. Парный клинок заслужил своё имя.

— Ты не Верный, — довольно щурюсь я на солнце, — ты Лютый.

Странные ощущения — скверна всё ещё не может определиться, как ко мне относиться. С одной стороны она довольна, ей пришлась по нраву эта бойня, а с другой стороны я убил её детей, её прекрасных созданий…

Я потряс головой, чтобы прогнать чужие эмоции из своих мыслей. По спине побежали нехорошие мурашки. Чей-то очень внимательный взгляд прожигает мне затылок. Резко разворачиваюсь, готовый к новому бою, но противник слишком далеко от меня и не спешит нападать.

Внимательно вглядываюсь в тёмную фигуру — на открытых участках тела видны чёрные прожилки, как и у остальных осквернённых, но на этом сходство заканчивается. Его глаза не затянуты чёрной пленкой. Взгляд разумный и ясный. Одежда пропыленная, но на рваные обноски не похожа. На бедре висит скрученный кнут с металлическим наконечником. Он поднимает два пальца ко лбу, улыбается и салютует мне, а затем разворачивается и уходит. Любопытно.

Решаю не идти за ним и вернуться в деревню. Я и так нахожусь здесь дольше, чем планировал.

Лютый скребёт высушенную землю одним из клинков — не очень уважительное отношение к своему оружию, но чем больше я приближаюсь к границе, тем сильнее мои мышцы наливаются усталостью. Кажется, мне хана.

Границу я уже переползал, и как только оказался за пределами влияния скверны, то почувствовал, как на меня рухнула одна из высоток столицы и буквально вдавила в землю. Ну, или какая-нибудь небольшая по площади соседняя планета. По крайней мере ощущалось это именно так.

Я заработал себе ушиб всего Макара, хотя готов был поклясться, что ни один из осквернённых даже не успел ко мне прикоснуться. Каждая микрочастица моего тела болела так, словно меня долго и уверенно использовали в качестве тренировочного снаряда.

Сложно сказать, сколько я провалялся мордой в землю, но когда очнулся уже стемнело, а кошка своим шершавым языком активно пыталась стесать кожу с моего уха. Проголодалась бедняга.

Дорога до особняка в этот раз заняла втрое больше времени, я брёл кое-как, переставляя непослушные ноги. Редкие прохожие шарахались от меня, как от прокажённого, но мне было наплевать. Единственное, чего я хотел, так это добраться до подвала и поспать в более или менее спокойной обстановке.

Особняк встретил меня умиротворённой тишиной, он всё ещё выглядел неухоженно, но судя по тому, как улучшился запах вокруг, Потап Михалыч свою часть сделки выполнил.

На автопилоте спустился прямиком в подвал и почувствовал едва уловимый звон в ушах, доносившийся со стороны алтаря. Кажется, предки хотели пообщаться.

— Не сегодня, — раздражённо рыкнул, лёг на пол и закрыл глаза. Нет, сюда определённо нужна была кровать…

Всполохи огня ослепляли, кто-то сгрёб меня за шкирку и тащил подальше от взрывающихся снарядов. Не было ни жреца, ни чёрной жижи, что из него сочилась. Скверны, подсказало мне моё подсознание. Я никак не мог вспомнить, почему был уверен, что эти чёрные щупальца назывались именно так. Готов поклясться, что никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался.

— Живой⁈ — обеспокоенный голос Советника прервал мои размышления.

— Вроде живой, контузило только слегонца. И это… от него идёт мощный фон энергии смерти, я такого никогда не встречал.

Судя по всему, за шкирку меня тащил один из некромантов. Морт, кажется. Я плохо знал их братию, да и они не стремились идти на тесный контакт. Но всегда приходили на помощь, когда возникала такая необходимость.

— Ладно, тащи его в палатку, там разберёмся, — я слышу, как Советник морщится и машет рукой в сторону полевого тента. Он не любил разговоры о смерти и всегда настаивал на том, что худой мир лучше любой войны.

Жаль, что это не всегда работало.

Я сделал усилие, чтобы вывернуться из стальной хватки некроманта. Мне нужно было обратно на поле боя. Но меня тут же перехватил Советник.

— Да лежи ты, успеешь ещё навоеваться. Фара дум! — он раздражённо укладывает меня на лежак, и я проваливаюсь в темноту.

Проснулся я в холодном поту и укрытый каким-то тонким покрывалом.

Хех, кому-то всё же хватило смелости сюда спуститься.

За дверью слышна постепенно нарастающая ругань. Ну что там ещё?

Пошатываясь, выползаю из подвала. Состояние слабости во всём организме, как после затяжной болезни.

— Да он три дня уже там торчит! — визгливый голос Мухина вгрызается в мозг.

— И ещё три дня проторчит, ежели господину надобно будет, — спокойно басит баба Маша. — Куда собрался, малохольный⁈

Непродолжительные звуки борьбы и всё затихло.

Так, у меня два вопроса. Во-первых, что тут делает баба Маша, а во-вторых — в каком нахрен смысле три дня⁈

Я был уверен, что проспал не больше восьми часов, а тут… Если меня так выключило из-за моих экспериментов со скверной, а я был уверен, что так и есть, то перспективы вырисовывались не очень радужные.

У меня были большие планы на этот источник силы, а теперь придётся с ними притормозить. Я просто не могу себе позволить опять выпасть из жизни на такое количество времени.

Обидно, мне казалось, что я нашёл ту самую заплатку, которая позволит мне игнорировать адамантовый браслет. Возможно, если я не буду так нагло и много черпать энергию скверны, то и такого жёсткого отката удастся избежать.

В любом случае, скверна решала мою проблему только тогда, когда я находился с ней рядом. И пока я не придумал, как приручить эту чёрную субстанцию, чтобы её частичка постоянно находилась рядом, сильно рассчитывать на скверну не стоило.

Картина, представшая передо мной, когда я вышел из подвала, была просто восхитительна.

Мухин то и дело пытался прорваться к двери, но тучная баба Маша была неприступна. Она стояла широко расставив мощные ноги и скрестив руки на груди. А на каждую его попытку только раздражённо хмыкала и поносила беднягу на чём свет стоит.

Мне его даже жалко стало, если честно. Взгляд у него был растерянный и обречённый.

— Ну наконец-то! Наша спящая красавица соизволила проснуться!

А нет, не жалко.

— Мне надо срочно с тобой поговорить, — Мухин снова стал надменным и раздражающим.

— Ну давай поговорим, раз надо, — пожимаю плечами, чем быстрее от него отделаюсь, тем лучше.

— Да вот ещё! — зычный голос бабы Маши заставил Мухина пугливо присесть. Я, слава скверне, удержался. — Господину надо поесть. Он хоть и нехристь богомерзкая, но обедать вовремя обязан!

Возражать ей не очень-то хотелось, хотя голодным я себя не чувствовал.

— Позже поговорим, — кивнул я Мухину и направился на кухню. Столовая ещё была не готова, как буркнула мне, удовлетворённая моей покладистостью, женщина.

Мухин тоскливо вздохнул, но возражать тоже не решился.

Перед обедом мне всё-таки удалось ненадолго улизнуть в ванную, чтобы смыть с себя засохшую кровь, пот и грязь. И только после этого, разомлевший и расслабленный от горячей воды, я спустился на кухню, откуда доносились соблазнительные запахи.

В какой-то момент мне начало казаться, что это какой-то коварный план — убить меня посредством критической массы еды в моём желудке.

В меня впихнули две тарелки густого наваристого супа, тушёную капусту с мясом и толчёной картошкой, и несколько кусков пирога. Да, тоже с мясом. От чая со сладкими пирожками я позорно сбежал к Мухину. Но сначала сделал крюк и отыскал Потапа Михалыча. Нужно было срочно решить один вопрос, а я и так потерял уже слишком много времени.

Кстати, пока обедал узнал, что здесь делает баба Маша. Именно она стала тем человеком, который контролировал все рабочие процессы в особняке.

Хотя, баба Маша скорее контролировала меня. Чтобы, как она выразилась, я девок молодых своей тёмной магией не соблазнил и не попортил.

Потапа Михалыча я нашёл на заднем дворе, он следил за ремонтными работами. Заметив меня, старик сдержанно кивнул и дав ещё парочку указаний, подошёл.

— За месяц управимся, я думаю, — сообщил он мне.

Я рассеянно кивнул, это меня сейчас волновало меньше всего.

— Нужно поставить кого-нибудь на границу со скверной.

— Зачем? — старик насторожился и нахмурил брови. — Осквернённые нас не трогают, если мы к ним на территорию не суёмся. А скверна, знай себе, ползёт потихоньку и никакой пост её не остановит.

Раздражённо вздыхаю. Для тех, кто очень долго жил под гнётом злобных некромагов они задают как-то слишком много ненужных вопросов.

— Мне не нужно, чтобы кто-то останавливал скверну или осквернённых, но я должен знать, что происходит на границе. Сегодня они вас не трогают, а завтра решат, что личная деревушка с местными жителями, это отличный обеденный стол. Я слышал, как думает скверна — она непредсказуема в своих действиях и желаниях.

Да и тот разумный осквернённый меня тоже беспокоил, честно говоря. Но об этом я вслух говорить не стал.

Старик недоверчиво щуриться, но молчит, обумывая полученную информацию.

— Отправлю туда Фёдора с сыном, они охотой промышляют, с ружьём обращаться умеют. Думаю справятся.

Меня такое решение вполне устраивает, можно теперь и к Мухину сходить.

— Погодь, господин, — окрикивает меня в спину старик. Он мнётся и отводит глаза, видно хочет о чём-то попросить, но боится моей реакции.

— Ну говори уже.

В пределах разумного я готов идти на контакт, тем более староста имеет огромное уважение среди местных. Не уверен, что без его помощи меня вообще будут слушать. Разве что из страха. Но я никогда не любил методы запугивания, как правило они не давали нужного результата.

— Ты на бабку мою не серчай, ежели чего, — наконец говорит он твёрдо, — она баба у меня не глупая, хоть и дурная.

— А зачем она ко мне работать пошла, раз неглупая? — усмехаюсь я. — Или это особая форма мазохизма — работать на того, кого презираешь?

— Да не презирает она тебя, господин, — он махнул рукой, — просто недолюбливает. Но тут сам понимаешь, вашего брата никто не любит. Знаешь сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы людей уговорить у тебя в особняке работать? Вот то-то же, — дождавшись моего отрицательного маха головой, он удовлетворённо продолжил, — А Машка у меня тридцать пять лет на заводе бухгалтером проработала и при этом ни одного своего начальника не любила. Так что ты не сомневайся, господин, она ответственная у меня очень. Ежели что надо по работе — всё сделает.

— Хрен с тобой, не трону я твою Машку, — ворчу, глядя как Потап Михалыч расплывается в облегчённой улыбке. В любом случае, я её так и так трогать не собирался, так что эта просьба для меня ничего не стоила.

Мухина я нашёл в гостинной, перед этим столкнувшись с бабой Машей в проходе. Она гордо вздёрнула подбородок и спрятала какой-то пузырёк в карман халата.

Я подозрительно нахмурился, от пузырька исходил слабый шлейф кошачьей мяты. Не придумав, чем мне может угрожать кошачья мята, я зашёл в гостинную.

Мухин сидел вжавшись в диван, пока кошка ласково и нежно когтила ему грудь. Она довольно тарахтела и терлась мордой о его подбородок. Крысёныш был бледен, а на лице у него было написано вселенское отчаяние. Запах кошачьей мяты в комнате был более отчётливый.

— Так о чём ты хотел поговорить? — облокотился на косяк двери и ухмыльнулся. Слишком занятное выражение лица сейчас было у Мухина.

— Кошка, — тихо прошептал он, нервно косясь на животное.

— Что? — я сделал вид, что не расслышал.

— Кошка, — Мухин слегка повысил голос и скосил глаза вниз.

— Ну, я вижу, что кошка.

— Убери её.

— То есть ты меня за этим звал? — вот тут я знатно охренел. У меня, конечно, были подозрения, что Мухин альтернативно одарённый, но я не думал, что настолько.

— Ну, ты её привёл, ты и убирай! — с вызовом бросил крысёныш. — Она два дня уже от меня не отходит. Спит со мной, ест со мной, даже в туалет и тот — со мной!

— Не вижу проблемы, — раздражённо пожимаю плечами.

— От неё падалью воняет и кишки по полу волочатся! А спать она предпочитает на подушке, рядом с моей головой, — бедняга чуть не плакал.

— Во-первых — у всех свои недостатки. Кошка же принимает тебя таким мудилой и ничего. А во-вторых — для некромага ты слишком нежный какой-то. Тебе напомнить во что ты дом превратил, пока меня не было?

— Ты не понимаешь, это другое! — и, видя, что это на меня не произвело никакого впечатления, добавляет: — я всё расскажу Соболевым! Как ты надо мной издеваешься при помощи этого адского создания!

На этих словах кошка сильнее вогнала остатки когтей в его плоть, Мухин дёрнулся и взвыл.

— Расскажешь что, прости? Что ты настолько жалкий, что даже с кошкой справиться не можешь? Самому то не смешно? Уверен, вы с ней ещё подружитесь. И будь другом, — я добавил в свой голос морозные нотки, — больше никогда не беспокой меня по такой херне.

— Кошачья мята? Серьёзно? — мы сидим с бабой Машей в кабинете. Она пытается привести отчёты по моим финансам в порядок, а я пытаюсь не умереть от такого количества цифр. Я воин, а не экономист. От всех её непонятных «сальдо» и иже с ним взрывается голова.

— Кошка она и есть кошка. Хоть живая, хоть мёртвая, — пожимает плечами женщина, — нужно же было его чем-то занять, пока ты, ирод проклятый, в подвале прохлаждался. В бумаги смотри, не отвлекайся!

Я покорно уткнулся носом в эту арабскую вязь.

— Толку то в них смотреть, денег от этого явно больше не станет. Насколько всё плохо?

— Если так посмотреть, — она задумчиво чешет крупный нос, — и вот здесь вот пару расходов урезать, то полгода протянули бы.

— Но? — обычно всегда есть какое-нибудь особо мерзкое но.

— Но у тебя обязательства перед имперским банком и если ты не закроешь их в течении полугода, то лишишься деревни. Глядишь, к нормальному клану перейдём, — мечтательно тянет она.

— Баб Маш, завязывай, а.

— Ладно, ладно. Так уж и помечтать нельзя, совсем господин простой люд затиранил.

— А если закрою?

— А если закроешь, то всё равно деревню потеряешь. Слишком там сумма неподъёмная.

— Понял, — я вздохнул и откинулся на спинку кресла. Лучше бы я ещё с десятком осквернённых подрался, чем это. — Через пару дней еду в столицу — может удасться договориться об отсрочке. Или, не знаю — о снижении платежа.

— Это с банком что ль? — баба Маша усмехнулась и покачала головой, — ну удачи тебе с этим, господин.