А нам и горе – не беда.
Глядим героями.
Из ниоткуда в никуда
однажды строили...
...Анастасия увидела их. первой и закричала, не оборачиваясь к спутникам:
– В галоп!
Пришпорила Росинанта, прошлась плеткой по его боку, и он сорвался в карьер, стелясь над полем. Ветер бил в лицо, разметал волосы из-под шлема, длинная черная грива хлестала по щекам. Анастасия вытянула коня плеткой, оглянулась на скаку. Все в порядке. Капитан, вцепившись обеими руками в узду на щеках коня, высоко подпрыгивая в седле, несся, отставая от Анастасии на два корпуса. Заводной конь, привязанный чембуром к его седлу, едва не обгонял его, вьюки подпрыгивали, гремя и брякая. Ольга замыкала скачку, бросив поводья на шею коня, держа наготове лук. Собаки неслись далеко впереди.
Анастасия покосилась влево. Всадники в ярких халатах азартно нахлестывали коней, их кучка уже рассыпалась неровной линией, над головами качались блестящие наконечники тонких копий, укрепленных в ременных петлях у стремян, развевались пышные перья тюрбанов. Анастасия, немилосердно работая плеткой, прикинула воображаемые линии скачки – своей и всадников в ярких халатах. Линии не пересекались. Вернее, должны были пересечься далеко позади кавалькады. Преследователи безнадежно отставали. Изо всех сил они пытались опередить, перерезать дорогу, но Анастасия круто забирала влево, к полосе леса на горизонте.
– Настя, пальнуть? – прокричал Капитан сквозь забивавший ему рот тугой ветер.
– Не лезь, обойдется! – крикнула Анастасия в ответ. Оглянулась на преследователей – да, безнадежно отстают. Похоже, они сами это сообразили и уже не выжимают из коней последние силы – всего лишь не сбавляют аллюра, чтобы выйти с честью из проигранной охоты. Тот, что скачет впереди своих людей, молодой и чернобородый, в общем, даже симпатичный. На тюрбане сверкает множество самоцветов – наверняка хан. Он перехватил взгляд Анастасии и закричал с ноткой горестной надежды, забавно выговаривая слова:
– О синьеглазая, тьи была бы любимой женой!
Их разделяло корпусов десять, и это расстояние быстро увеличивалось.
– Благодарю за честь! – весело прокричала Анастасия. – Когда-нибудь в другой раз, прощай!
Тут же раздался голос Капитана, призывавший бородатого вместо погони за девушками сделать со своим конем что-то, оставшееся Анастасии непонятным. Кажется, и хану тоже. Вот и опушка леса. Анастасия галопом неслась меж толстых, поросших зеленым мхом стволов, пригнув голову к шее Росинанта, чтобы не расшибиться о случайный низкий сук. Коня она уже не понукала, но на всякий случай пока что не натягивала поводьев. Нет,, все в порядке. В лес они не сунулись. Значит, все, что написано об их существовании в хрониках – чистая правда. Однако от этого не легче, вовсе даже наоборот – выходит, чистой правдой могут оказаться и записи летописцев о других, более жутких вещах...
Разгоряченные лошади понемногу остановились сами, и Капитан сразу же, понятно, спросил:
– Это что за явление хлюста народу? Султан на охоте?
– Я их вообще-то впервые своими глазами видела, – сказала Анастасия. – Только в хрониках читала. Это люди Земли Ядовитого Золота. Рассказывают, что в незапамятные времена там жил злой хан Раши. Он хотел много золота и послал несметное количество железных птиц, чтобы они осыпали землю ядом. Земля пропиталась ядом, и в ней выросло много золота. Очень много. Но оно тоже стало ядовитым, и тот, кто им завладевал, скоро умирал, – поколебавшись, она замолчала, но Капитан даже не улыбнулся. Тогда она осторожно спросила: – Наверное, все было не так?
– Да нет, пожалуй, можно сказать, что и так, – задумчиво ответил Капитан. – Любопытная все же штука – память человеческая. А от тебя чего они хотели?
– В набег они отправились. За женами, – с досадой объяснила Анастасия. – У них там, как пишут в хрониках, все перевернуто с ног на голову. Их рыцари, ты сам видел, мужчины. А женщины там...
– А женщины там, как ни прискорбно, варят мужьям суп, – догадался Капитан. – И с мечами по лесам не болтаются. – Он широко улыбнулся. – Я вот все пытаюсь представить тебя в платье... Тебе определенно пойдет. С вырезом, в талию, рукава широкие...
– Платье – это одежда из мифов, – сухо сказала Анастасия. – Люди давно забыли, как эта одежда и выглядит.
– Я и говорю, память – штука любопытная, – невозмутимо согласился Капитан. – Я пришел к тебе нах хауз в тертых джинсах Левис Страус...
– Снова какая-то непристойность?
– Ох, да ничуточки, – сказал Капитан. – Просто диву даюсь, как вы фасон джинсов не забыли.
– Говорят, до Мрака джинсы носили исключительно благородные Основатели нынешних дворянских родов. Капитан фыркнул и молча отъехал.
– А интересно было бы примерить платье, правда? – мечтательно спросила Ольга.
Анастасия вздернула подбородок, отвернулась и крикнула:
– Едем дальше! Скоро у нас кончится вода, нужно найти источник!
Лес оказался небольшим. За ним до горизонта простиралось поле, поросшее пучками редкой фиолетовой травы. Трава как-то странно шелестела под ветерком, словно бы даже вскрикивала, постанывала тихонько, жалобно, протяжно.
Но понемногу стало казаться, что это не трава шумит, что происходит нечто странное. Жалобные стоны идут откуда-то снизу, то ли оханье, то ли всхлипы, они усиливаются, крепнут... Если бы одной Анастасии это мерещилось! Беспокойно вертелся в седле Капитан, выплюнув только что зажженную сигарету. Настороженно озиралась Ольга. Собаки и лошади вели себя все беспокойнее. Кавалькада ехала под нескончаемую череду плачущих стонов. Настал момент, когда тревога достигла предела, и Анастасия резко натянула поводья:
– Стойте! Так дальше нельзя. Нужно разобраться... Капитан нервно постукивал пальцами по стволу автомата.
– Слышите, стихло? – спросил он.
В самом деле, все стихло. Нет, опять стон – короткий, тут же оборвавшийся. И вновь. Тишина. Росинант переступил – и снова...
– Господи! – осенило Капитана. – Это ж земля! Это она...
– Что? – не поняла Анастасия.
– Земля стонет... Ну-ка! – Он спрыгнул с седла, охнул, скривился – понятно, у него болело там, где всегда болит у неопытного ездока, тем более после столь отчаянной скачки. Он отошел на несколько шагов, твердо ставя сапоги на землю. Жалобные певучие стоны удалились вместе с ним и приблизились вместе с ним, когда он вернулся.
Да, так оно и было. На легкое касание ногой, лапой или копытом земля отвечала печальным стоном. Они направились налево – стоны не утихали. Поехали направо – вопли преследовали их. И ничего тут не поделать, не поворачивать же назад. Затыкать уши бессмысленно – плохо помогает, да и поводья не выпустить из рук, иначе встревоженные кони начинают метаться.
Успокаивая коней поминутно, стиснув зубы, они ехали по рыдающей равнине, и Анастасии скоро стало казаться, что от стонов земли она сойдет с ума. Духу не хватало это терпеть. Судя по лицам, ее спутники чувствовали то же самое. Капитан даже заорал с остервенелым лицом какую-то странную песню:
А мы таких уроков не учили.
Подумаешь – джентльмена тут убили.
Теперь стоим здесь мы,
решимости полны
закончить это дело до зимы...
А зимы здесь нет.
Но и он скоро замолчал – вовсе уж жутко получалось в сочетании с надрывными рыданьями земли. Анастасия извелась от звучавшей над полем печали. Наверное, Древние невыразимо обидели землю, она терпела и терпела, но не выдержала наконец, жестоко наказала, а теперь не выносила и простого прикосновения человека и его слуг-животных... Но мы же не виноваты – кричала про себя Анастасия, смаргивая слезы, а они заползали в уголки губ, и во рту делалось солоно, как в детстве от безутешного плача. Но сейчас безутешно плакала земля, и ей ничего нельзя было объяснить, попросить прощения, утешить...
Потом они увидели впереди, под Ликом Великого Бре (который Капитан запросто называл Солнцем), словно бы трещину в земле, провал, овраг. Вскоре оказалось, что овраг этот уходит в обе стороны, насколько достигает взгляд; он неимоверно широк и глубок. Наверное, так выглядела бы широкая и глубокая река, высохни она вдруг. Быть может, здесь в незапамятные времена и текла река?
Определенно. Потому что справа виднелся серый мост, соединявший бывшие берега. Очень странный мост – сплошная серая стена, толстенная, мощная, перегородившая сухое русло сверху донизу. Из материала, что пошел на нее, можно было бы возвести целый город, прикинула Анастасия. И город не из маленьких.
На том берегу – серые развалины и серая растрескавшаяся лента уходившей за горизонт дороги.
– Плотина, – сказал Капитан. – Она самая, тварь поганая. Равняется четырем Франциям, как водится...
– Это мост? – спросила Анастасия.
– Это была такая привычка – поганить землю, – зло сказал Капитан. – Удивляюсь, как земля человека вообще под корень не извела, когда у нее терпение лопнуло... Может, шанс исправиться оставила?
– Хроники глухо упоминают про Серые Мосты, но подробного описания не дают, – сказала Анастасия. – Что делать? Нужно как-то переправиться на ту сторону. Кругом не объедешь.
– Это верно. – Капитан поднял бинокль к глазам. – Знать бы, что она под копытами не обрушится. А то слишком долго вниз лететь придется, и, что печально, без парашюта...
– А скоро закат, – сказала Ольга. – Если это и в самом деле Серый Мост – есть одно предание... Говорят, ночью те, кто его строил, из-под него выходят, кровь у прохожих сосут...
– Ну, это вряд ли, – сказал Капитан. – Те, кто ее строил, наверняка подохли на мягкой постельке в окружении гордившихся славным дедушкой потомков... Хотя... В этом вашем перебулгаченном мире все возможно, поди угадай, что там за жуткой сказкой...
– Говорят еще, здесь живут окуни, – сказала Ольга. – Очень опасные звери.
– Ну, окуни – это несерьезно, – чуточку покровительственно отозвался Капитан.
– Говорят...
– Ох, металлисточки вы мои... – сказал Капитан. – Говорят еще насчет глазастых пирогов в славном городе Рязани... Однако нужно как-то переправляться? Что думает так и не ставшая любимой женой хана княжна Анастасия?
Анастасия покосилась на него, но резкая отповедь с языка так и не сорвалась. Странноватые установились у них отношения. Анастасию он признавал предводителем, но сплошь и рядом не упускал случая подпустить колкость. Иногда это получалось прямо-таки по-детски. Анастасии приходилось все время напоминать себе, что все ужасно сложно, что в том, прежнем мире он сам был, перевод на нынешние мерки, сотником, и теперь трудно, тягостно врастает в другой мир, где все, что ей кажется естественным и непреложным, его удивляет, смешит, злит, порой не на шутку. А то, что кажется непреложным ему, удивляет и злит Анастасию, и она тоже не всегда сдерживается. Вдобавок еще ответственность за него чувствуешь, как за младшего – как-никак это она его выхватила из боя, из смерти, из его времени, спасла... Ситуация – голова пухнет! А тут еще усердно притворяешься перед собой что не замечаешь, как нравишься ему. И все остальное... А вообще-то он не знал, что собаки приучены еще и служить разведчиками. В таких вот случаях. Анастасия промолчала. Она только свистнула особенным образом, медленно вытянула руку вперед (не без побуждений сделать это эффектнее, честно говоря) – и собаки, склонив лобастые головы, принюхиваясь, медленно двинулись по широченному гребню гигантской серой стены, перегородившей некогда высохшую ныне реку. Иногда они останавливались – просто ждали дальнейших приказов, и Анастасия громким свистом посылала их вперед. Они шли настороженно, как и следовало ожидать, но спокойно. Один только раз Бой замер на миг и покосился куда-то в сторону, но тут же пошел дальше. Вот они уже на той стороне, где серый гребень моста переходит в серую растрескавшуюся полосу, косо сворачивающую влево к горизонту, серую дорогу посреди сухой земли, покрытой странными буграми. Вот они возвращаются назад – гораздо быстрее и совершенно спокойно. И все же, все же... Чего-то в их поведении Анастасия не поняла, а рассказать они, понятно, не могли.
– Ну что, собачки? – спросила Анастасия, наклонилась с седла и протянула руку. Собаки подпрыгивали, тыкались холодными мокрьми носами в ее ладонь. – А впрочем, ничего нам не остается, друзья мои.. Поедем быстро, держаться строго гуськом, строя не нарушать, то есть не обгонять. Собак на ремни. Расстояние меж конями – два корпуса. Вперед!
Она подхлестнула Росинанта концом повода, и конь размашистой рысью понес ее по серому гребню. Гребень выглядел крепким, его серая поверхность не крошилась под копытами, подковы гулко стучали по ней, как по хорошо обожженому кирпичу. «Строить Древние умели хорошо, – подумала Анастасия. – Река высохла, а Серый Мост остался. Но если они так хорошо умели строить, зачем возводили поперек рек эти глупые стены, о которых Капитан отозвался так зло? Стоп!»
Строй смешался, всадники остановились бок о бок. Из серых развалин на том берегу, из-под странных бугров выныривали темно-зеленые, юркие, гибкие, прижавшиеся к земле силуэты, сливаясь в поток, бесшумно и грозно скользили к Серому Мосту, живой пробкой, стеной закупорили тот его конец, куда стремились всадники. Зеленые звери величиной с крупную кошку – чешуйчатое, сильно сплющенное с боков тело, четыре лапы, узкие головы, огромные пасти. Больше всего похожи на щуку, которая обзавелась лягушачьими лапами, вылезла на берег и стала там жить, приобретя еще скверную привычку приставать к проезжающим. Так подумала Анастасия, хотя ей было не до смеха – зеленых тварей наберется не менее сотни, они стоят стеной – слишком уверенно стоят, слишком спокойно. Бьггь может, это оттого, что они никогда не видели человека. А может, все наоборот, гораздо хуже – видели не раз, и встречи эти оканчивались так, что зеленые исполнились уверенности в себе... Вот первые ряды колыхнулись, двинулись вперед...
– Ни хрена себе окуньки, – сказал Капитан. Спокойно поднял автомат, застучала очередь и ближайшие щуки-ящерицы покатились по гребню, одни так и остались лежать, Другие беззвучно корчились, и по ним, прямо по ним с тупым упорством надвигались задние ряды. Они же не боятся, поняла Анастасия. Не испугались автомата. Никак не связывают этот железный перестук с гибелью своих сородичей, с ними нужно совсем иначе...
Кони попятились, храпя. О бок Анастасии промелькнула желто-палевая спина – один из псов вырвал ремень из рук Ольги и, яростно лая в боевом восторге от такого изобилия врагов, врубился в зеленые шеренги, как топор в кашу. Капитан опустил автомат. Пес исчез – по гребню катался шипящий клубок, сплетение зеленых тел, в нем на миг промелькивало желто-палевое, отлетала в сторону мертвая ящерица, но со всех сторон бросались новые. Клубок закатайся далеко в боевые порядки ящериц – но основные их силы упорно надвигались на всадников, и Анастасия поняла обостренным чутьем рыцаря – еще миг, и переломный миг схватки будет безвозвратно упущен, начнется свалка, дикая неразбериха, враг окажется со всех сторон...
– Держите второго пса! – крикнула она. – Держите коней!
И спрыгнула с седла, бросилась вперед. Длинное узкое лезвие меча зеркально сверкнуло и тут же утратило блеск, замутилось бледно-розовой кровью, воздух, весь мир вокруг стал плотным, зеленым, состоящим из одних глубоких пастей, щерившихся со всех сторон, – они подпрыгивали, целя в лицо, вгрызались в сапоги. Скрежетали по кольчуге зубы. Длинный узкий клинок бешено метался в этом зеленом, оскаленном, холодноглазом воздухе, с усилием рассека его. Бой был не на жизнь, а на смерть. Анастасии пришлось нелегко, но она приказала себе стать молнией – быстрой, как молния, нерассуждающей, как молния, не дающей промаха смертью. Шпорой! Концом клинка с разворота! Сапогом! Кинжалом! Боль ниже колена – кинжалом! Твари понимают только ярость и наглядную смерть!
Время от времени коротко хлопал автомат, свистела стрела – Капитан с Ольгой били на выбор, осторожно, боясь зацепить Анастасию. А она стала Смертью. Для любых других чувств и ощущений не было ни места, ни времени.
Клубок укатился влево, к краю пропасти, полетел с гребня, далеко внизу угас испуганный собачий визг, и, подхлестнутая яростной болью этой утраты, Анастасия колола и рубила, пока не сообразила, что впустую рубит воздух. Уцелевшие ящерицы разбегались, вот последние мелькнули меж бугорков, у развалин, и больше живых не видно. Серый гребень усыпан зелеными трупами, сапоги скользят в белесо-розовых лужах.
Анастасия, как слепая, медленно побрела вперед, к тому берегу. Сердце бешено колотилось о кольчугу, болела спина, мурашки бегали по всему телу – ныли, отходили от напряжения мускулы. Окровавленный меч, ставший ужасно тяжелым, оттягивал руку, бороздил концом сухую землю. Анастасия до рукояти вогнала его в бугорок, очищая от крови, выдернула, со стуком бросила в ножны. Безвольно стояла, чуть покачиваясь. Ужасно жалко Боя – теперь она видела, что рядом с Ольгой, рыча и щеря зубы на мертвых ящериц, бежит как раз Горн, оглядывается, ищет брата, а брата-то и нет... Подошел Капитан, взял за плечи, заглянул в глаза:
– Дела... Мне ты, грешным делом, все чуточку казалась актриской с Довженко, для фильма наряженной. А тут такая мясорубка... Уважать тебя начинаешь, Настя, всерьез принимать...
Анастасия вяло стряхнула его руки, потом поборола вспыхнувшее на миг нелепое желание прижаться к его груди. Отошла и присела на бугорок, устало вытянув ноги. Под коленом пекло и саднило все ощутимей – клок джинсов вырван, царапины сочатся кровью.
– Перевязать надо, – сказал Капитан, – Он сидел рядом, перекатывал во рту незажженную сигарету.
– Успеется. – Анастасия не смотрела на него. – Чепуха.
– Княжна, а ты ведь и убить можешь... Анастасия бледно усмехнулась:
– А ты думаешь, мне не приходилось?
– Ну да, как же, – сказал Капитан. – Кардинал Ришелье особым эдиктом запретил дуэли, но в каждом переулке звенели шпаги... – он скомкал сигарету и швырнул под ноги. – Господи, что за мир идиотский...
– А тебе не приходило в голову, что этот мир – наследник того, что осталось после твоего? Это ведь не мы, а вы, Древние, доигрались до Мрака...
– Тоже верно, – не сразу согласился он. – И все же есть у меня надежда... Вдруг это – не тот мир, не мой? Вдруг это – параллельный?
– Как это?
– Потом как-нибудь объясню. Другой, в общем. Не мой мир до всего этого доигрался, а другой.
– Но ты же все узнаёшь? – спросила Анастасия. – И Серый Мост, и сказка о Ядовитом Золоте, оказывается, чистая правда... Твой мир не мог кончить вот так? – она обвела рукой вокруг.
– Самое скверное, княжна, что мог. И похуже кончить мог...
– Вот видишь, – сказала Анастасия. – И еще... Лично Для тебя меняется что-нибудь, окажись вдруг, что ты не в твоем мире, а в другом, похожем?
– Да ничего, пожалуй.
– То-то. Слушай, как же тебя все-таки зовут?
– Капитан, – сказал он. – И точка. Понимаешь, такое впечатление, будто имя там, вместе с вертолетом сгорело...