2

— Аннушка!.. — Мама ласково касалась Анькиного лица, пытаясь ее разбудить. — Пора вставать! Тебе опять что-то снится?

Ходит рядом, говорит, настаивает… Мама… Опять…

Аня с трудом разлепляла веки. Неужели утро?! И вновь просыпаться, подниматься, одеваться… Какой-то ежедневный непрерывный кошмар…

Она родилась жуткой соней. Самой совиной совой из всех сов. И утренний подъем казался ей пыткой, каторгой, нечеловеческим издевательством.

Мама, мамочка… Ее руки, ее голос, ее нежность… Сколько лет они будили Аню по утрам… а когда перестали, потому что появились другие «будильники», Ане так не хватало маминых прикосновений!.. Но лучше бы ее никто не трогал по утрам…

— Мне опять приснился сон, тот же самый. — Аня смотрела на маму сквозь непослушные, ленивые ресницы. — Мы куда-то летим в космическом корабле… Со мной какие-то парни… И почему-то Алик… Вот… А Земля погибла. Ее больше нет.

Мама улыбалась, не слишком вслушиваясь в Анькин полусонный лепет. У нее хватало забот, и дочкин сон, почему-то неизменно повторяющийся, матери немного надоел. И знала она его до мельчайших подробностей.

— В школу, в школу, — повторяла мама. — Аннушка, пора в школу!

И Аня, наконец, вспоминала про школу. И начинала проворно собираться.

В девятом классе она его не видела. И в десятом тоже. Хотя не увидеть его было трудно, даже попросту невозможно. Юрка вымахнул за метр девяносто. Раскосые, светлые глаза и не поддающиеся усилиям расчески русые волосы. Но невнимательная Анька заметила его лишь первого сентября выпускного одиннадцатого класса. Приметила и задумалась. Кто это? Откуда? Ах да, это же такой хорошо знакомый, такой привычный Юрка Воробьев, с которым они учатся в одном классе уже третий год… Подумать только! Третий год!.. Сколько времени пробежало зря, бессмысленно и впустую! Куда же она смотрела?.. А никуда… Вокруг да около. В саму себя. В книги. В дурацкие сны про всяких там Аликов… Теперь надо попытаться срочно наверстать упущенное.

Тем летом они с мамой здорово отдохнули в Крыму. И загорелая счастливая Анька привычно подпрыгивала возле школьного крыльца в ожидании тронной речи директора. Рядом толпились одноклассники, галдели и делились впечатлениями о летнем отдыхе. Старые деревья в школьном саду гнули ветки к земле, словно пробуя на время прилечь отдохнуть.

Аня смотрела на сад, на мокрые, готовые вскоре спокойно умереть листья, на толпу школьников… И пыталась избавиться от внезапного убеждения — в этом году обязательно случится что-то новое, неожиданное, странное… Что— она пока не знает. Но вскоре… завтра… через неделю… через месяц… да, самое позднее — через месяц это произойдет… Что же это будет?..

— Ну, ты как? Рассказывай! — подлетела к ней лучшая подруга Оля Маттис. — Черная, как из шахты! А я не успела тебе даже позвонить! Только вчера вечером приехала из Карелии! Ань, ты что? Что с тобой?

Оля дернула ее за рукав и попыталась заглянуть в глаза. Аня отвернулась.

— Очень вежливо. — тотчас обиделась Оля. — Ты даже знать меня не хочешь?

— Хочу, — равнодушно отозвалась Аня.

— «Хочу»! — передразнила Оля. — Не похоже! Ну и ладно! Подумаешь! Придешь в себя — позвони!

Она гордо повернулась, вздернула маленький курносый нос, махнула роскошной светлой косой ниже попы и поплыла к другим девчонкам.

Аня одиноко стояла в стороне и думала, что напрасно обидела верную Олю, безмерно дорожащую дружбой с Анютой. Оля в глубине души признавала Анькино превосходство во всем и нередко посматривала на Аню снизу вверх, но усиленно это скрывала. Хотя Аня догадалась обо всем давным-давно. Да и что тут особенно отгадывать? К Анюте в классе относились сложно, со смешанным коктейлем зависти и восхищения, ненависти и любви.

В каждом классе всегда обязательно есть самая красивая девочка и завидная невеста, что не всегда совпадает, и самый привлекательный парень и завидный жених. Аня прекрасно знала: одноклассницы ее недолюбливают за аристократическую внешность, за папу, известного физика, и маму-архитектора, за безупречный вкус, за изящество и ловкость, за удачливость… Ей и впрямь всегда везло. Да разве она в том виновата?

В общем, причин для нелюбви оказалось более чем достаточно. И Анюта, хорошенько вникнув в ситуацию и оценив свое необычное положение, старалась держаться особняком. В тесные дружеские отношения ни с кем не вступала, но гордость и гонор не показывала. «Ты у меня умница», — часто повторяла мать. За это Аню тоже не любили. Чем меньше у девушки ума и красоты — тем для нее лучше. Меньше завистников. Или вообще нет. А это как раз то, что требуется для нормальной спокойной жизни. Но тут уж кому как повезет…

* * *

Анькины родители вообще-то официально так и не поженились. Почему-то поленились или не захотели прогуляться до милого заведения под названием ЗАГС. Только никого из них сложившееся положение не угнетало и не шокировало. Хотя в те времена, когда Аня еще не появилась на свет (чудовищно дикая, нелепая, дурацкая мысль — как это ее могло не быть?!), гражданские браки модными не считались. Их не понимали и осуждали. Но мама — тогда еще и не мама вовсе, просто девочка Женя — плевала на все законы и обычаи. Абсолютно равнодушная к условностям, она всегда жила по-своему, чересчур самостоятельно и вызывающе для обывателей. И Анька уродилась в нее. Правда, мама упорно это отрицала и старалась не замечать. Обычно никто не думает о том, чем награждает детей при рождении. Просто все хотят родить и рожают — вот и все! О чем тут долго размышлять? А дети, как правило, подбирают почти все плохие качества и черты родителей, будто в упор не замечая хороших. Им так нравится, детям.

Во времена Жениной молодости буквально все помешались на физиках. И выйти замуж именно за физика, желательно атомщика, сделалось заветной мечтой каждой мало-мальски смышленой девчонки. И не только девчонки. Даже родители и те начали по-юношески грезить женихами-физиками для своих заневестившихся дочек. Всеобщее сумасшествие продолжалось довольно долго. И Женя Литинская, полька, у которой предки давно обрусели и забыли родной язык, угодила в самые горячие страсти по физикам, как в эпидемию гриппа.

* * *

Борис оказался легким по характеру, беспредельно обаятельным и охмурял девок с ходу. С подошью на редкость наивной, искренней, обольстительной улыбки, широкой и простой. Она в два счета покупала женщин и обещала им куда больше, чем он собирался и мог им дать. Но слабому полу нравилось обманываться. Обманщик чересчур хорош…

В юности он взял за правила ни в коем случае не вступать с женщинами в серьезные отношения. А прощаясь, вычеркивать их из памяти навсегда. Он старался никогда не сближаться ни с кем до такой степени, чтобы потом, неизбежно расставаясь — все равно иначе у него не получится! — жалеть и страдать. Чувствами Борис пробовал управлять, как водой в трубах — то выпустить немного, то подсобрать, то открыть кран, то закрыть… Под руководством главного мудреца, данного Борису природой, — собственного разума.

Но физик ошибся в одном — он внезапно привязался к маленькой Анюте, своей первой дочке, стремительно и чересчур крепко. Жизнь состоит из неожиданностей.

Борис никогда не задумывался над своими ловкостью и хитростью и не использовал их намеренно. Они побеждали, словно независимо от него, выручали в сложных ситуациях и помогали сохранить хорошие отношения со всеми соперниками, у которых он неизбежно выигрывал, и с женщинами, которых неизменно бросал. Милый, очень образованный, такой простодушный и добрый… Так думали о нем все. А он и есть такой. Ценит покой и тишину, а потому прикладывает максимум усилий, чтобы наловчиться превращать всех своих любимых по очереди в некое подобие манекенов и жить по своему вкусу, в укромной заводи. Борис много читал, охотно вступал в разговоры, его мгновенно трогали и волновали любые пустяки, он легко приходил в смятение, и казалось, причинить ему боль сумеет каждый, кто хоть немного постарается. Но ненадолго. Борис моментально отбрасывал ненужные ему ощущения и очень ценил отдых, потому что редко отдыхал. Борис принадлежал к породе людей, которые просто не умеют это делать. Он не мог жить без любимой физики. А увлекаясь работой, уже ни о чем другом не думал и ничего вокруг не замечал.

Однажды насмешливые приятели-коллеги решили проверить этого заумного типа на рассеянность. Проверка прошла на ура. Ему зашили в пиджак металлическую часть молотка. Он ходил две недели и часто растерянно повторял: «Чего-то кособочится сбоку, а почему — не понимаю. И что-то немного тяжеловато…» Все ржали, но Борис был абсолютно искренен и беспредельно наивен. Пока, наконец, Женя не обозлилась, не распорола подкладку и не вытащила то, что «кособочилось».

Борис потрясенно открыл рот.

— Откуда это взялось?..

— От твоей запредельной «не-от-мирности», дурачок! — объяснила Женька.

Ей самой нередко приходилось брать себя в руки и по возможности невозмутимо ждать, когда о ней вспомнят. Терпению она училась у сотрудников Метеоцентра, всегда спокойно выжидающих, когда погода, наконец, придет в себя и внезапно совпадет с их взятым с потолка, а не с неба прогнозом.

После своих личных постов заработавшийся и забывший обо всем на свете Борис возвращался к Женьке сильно оголодавшим. Тогда она торжествовала и сразу объявляла о необходимости отдыха. Разгадав Бориса, хитрая Женька сумела стать для него той самой редкой передышкой, которую он так высоко ценил. Женька хорошо умела ладить с мужчинами — она никогда на них не давила. Секрет простой.

А потому всю жизнь, несколько раз женившись и легко столько же раз разойдясь, наплодив после Ани еще четверых детей, Борис неизменно возвращался к Жене. И вообще часто у нее бывал. Поэтому Аня не чувствовала, что у нее нет отца. Он у нее всегда был. Только ночевал в их квартире не всегда, вот и все.

Однажды Борис заявил Женьке:

— Если бы ты родилась Евой, то не стала бы колебаться и сама бы сорвала яблоко, вместо того чтобы исподтишка подбивать на нехороший поступок Адама.

Женька засмеялась. Она как раз в тот день собиралась его удивить.

— У нас будет ребенок! — сообщила она ему.

— Да? — по-детски изумился Борис. — Как же так?!

— Представляешь, от этого, оказывается, бывают дети! А ты и не подозревал, бедный? Запомни на всякий случай, вдруг пригодится!

Он фыркнул.

— Ладно, рожай! Но ты ведь раньше не хотела… Сама говорила.

Борис знал, что о свадьбе Женя никогда не заикнется. Такой характер.

— Тогда жди! — торжественно пообещала Женька. — Девочку Анюту!

— Почему именно девочку? — вновь удивился он.

— Потому что я так хочу! — заявила Женька. И родила девочку Анюту.

* * *

Сначала Женя рожать не собиралась. Сделала несколько абортов. Тайком от своего любимого физика. У них с Борисом всегда отвратительно решался вопрос предохранения.

— Я привык во всем полагаться на женщину, — весело признался он ей в самом начале их отношений. — Например, при предохранении… Ты это учти, пожалуйста!

— Учту! — усмехнулась Женька.

А когда она забеременела в очередной раз, неожиданно и необъяснимо почувствовала, что должна родить этого ребенка. Должна — и все! Иначе будет беда… Какая?.. Женя не знала. Но Аня словно продиктовала ей свои жесткие условия и потребовала жизни.

— Я не могу убить эту малышку. Не могу! — повторяла Женя, как заведенная, родителям.

Они наорались вволю и безнадежно махнули руками. Рожай, полоумная!.. А где жить будешь?.. Полунищий быт, крохотная сыроватая квартира на первом этаже… Но Борис поступил как настоящий мужчина: купил Жене хорошую кооперативную двухкомнатную квартиру, залез в долги… Но расплатился быстро. Он уже стал хорошо известен и завоевал славу.

С тех пор душа Бориса стала и вовсе свободной и умиротворенной, совесть блаженно посапывала в нежных объятиях Женьки, а мысли текли в одном правильном направлении — она, наконец, прочно стоит на ногах и можно за ее судьбу и за завтрашний день дочери особо не беспокоиться. Хотя Борис помогал Жене неизменно. И ее душа тоже была относительно спокойна.

Однако сломать это равновесие стремились и упоенно мечтали многие. Их имена остались истории неизвестны. На Женьку начали увлеченно писать анонимки.

Какие только ярлыки ей не приклеивали, в чем только не обвиняли! Она даже в самых страшных снах не могла увидеть ничего подобного. И с помощью пожелавших остаться неизвестными «доброжелателей» узнала о себе столько нового, о чем никогда не подозревала и не догадывалась.

Оказывается, она — корыстная особа, попытавшаяся захомутать великого физика и польстившаяся на его деньги. Во-вторых, развратная и даже якобы промышлявшая когда-то самой древнейшей профессией. Ее отлично знают в Москве, поскольку она не один год выслеживала клиентов на углу Нового Арбата и Садового кольца и дежурила в районе Тверской. Евгения нажила с помощью сутенеров немалые деньги, но этим не ограничилась, а кинулась в погоню за деньгами известного ученого.

Кроме того, она в рабочее время бегает в бассейн и сидит с ребенком, который не ходит в детский сад — якобы много болеет. И ездит со своим любовником-прихехешником, то бишь известным физиком, дважды в год в Сочи.

Дальше самое интересное. И самого ребенка, оказывается, корыстолюбивая и жадная Женька родила не просто так, а чтобы использовать всю щедрость родной страны и сесть ей на шею — ведь государство помогает матерям-одиночкам и проявляет о них невиданную, потрясающую, поистине материнскую заботу! Евгения собирается вырастить ребенка за счет государства— ни больше, ни меньше…

Неожиданный поворот сюжета, подумала Женька, надо же так сформулировать… И совсем запечалилась. Она теряла былую веру в людей.

Секретарь парткома архитектурного управления, где работала Женька, мужик деловой, веселый и откровенный, вызвал ее к себе и великодушно дал прочитать все анонимки, написанные разными почерками.

— Ознакомилась? — спросил он, забирая у нее, совершенно обалдевшей и недоумевающей, письма борцов за нравственность.

Женька еле-еле кивнула. Тогда он фыркнул.

— Конечно, нам придется все это осудить. Я не имею права оставить сигналы без внимания. Сама понимаешь! Ты, Евгения, к сожалению, у нас член партии, а нравственный облик советского человека не блюдешь и правил жизни не соблюдаешь. Как свидетельствуют и утверждают эти стойкие в моральном отношении товарищи, не соответствуешь. Ладно, не бери в голову! Она и так у тебя другим забита. Иди проектируй новый домик!

Обсуждение повергло Женьку в шок. Она никогда не представляла себе, что у нее столько врагов. В основном среди женщин. Они, ее коллеги и якобы подруги, выступали и говорили, мол, Жене пора одуматься и взглянуть на себя другими глазами.

«Какими? — думала Женька. — Ихними, что ли? Так это они уже сделали без меня…»

— Мы тебе желаем только добра! — уверяли дамы.

«Мы желаем счастья вам…» — вспомнила Женька популярный хиток и не вовремя засмеялась. Собрание возмущенно загалдело.

— Заканчиваем! — решительно подвел итог секретарь парткома. — Остальное беру на себя!

— А что это вы хотите взять на себя, Виктор Кузьмич? — ядовито пропищала секретарша начальника.

— У вас есть право меня допрашивать? — нахмурился секретарь. — Да еще в таком тоне? Вы ведь член партии! Что вы себе позволяете?

Секретарша присмирела.

Но анонимки продолжали идти и позже. В общем, появление Горбачева пришлось для Женьки очень кстати. Как раз в том году, весной, очередную анонимку направили в Комитет народного контроля. А до этого целых пять штук разослали в разные инстанции — люди никак не могли успокоиться. Письма разбирали и разбирали… То есть Женькино аморальное поведение. Она уже отупела от разборок, привыкла к ним, притерпелась…

Один раз ей даже пришлось сказать при всех, что Анюта — дочка вовсе не Бориса, а совсем другого человека. Хорошо еще, что от нее не потребовали свидетельства о рождении Ани, где голая правда записана черным по белому… Именно то вранье казалось Жене самым ужасным, каким-то по-настоящему предательским. Но Борис тогда готовился защищать докторскую, и Женя боялась ему чем-нибудь навредить.

К тому времени она переехала в другой кооперативный дом, где жили многие ее коллеги-архитекторы. А свою старую квартиру передала Борису. Он женился в очередной раз и в очередной раз собирался разводиться, но хотел оставить что-то бывшей жене и сыну. Поэтому квартира Женьки ему пригодилась. И маленькая Анюта, невесть каким чудом угадавшая ситуацию, хотя ничего не осознавала и не разбиралась еще ни в чем, старательно обходила всех соседей, гуляла во дворе только одна и возвращалась домой так, чтобы ее никто по возможности не видел и не замечал.

Но давать себя в обиду Анька не собиралась даже в пятилетнем возрасте. Мать прозвала ее жучкой после одного случая.

Соседка по площадке, встретив как-то Аню во дворе, где она гуляла абсолютно самостоятельно, вдруг запела:

— Такой чудесный ребенок, все умеет, все понимает, потому что родителями брошенный! Отец неизвестно где, мать якобы работает целыми днями или занимается своими делами! Няню почему-то уволили. Денег у матери на нее, видите ли, не хватает! А девочка растет сама по себе, никому не нужная!

Аня поняла, что эти не понравившиеся ей разговоры надо немедленно остановить. Если сейчас не поставить соседку на место, наезды на родителей и сплетни будут продолжаться.

— Да замолчи ты, бабуля мелкая! — выдала Аня. — Играть мешаешь! У тебя свои дела, у меня — свои. Так что лучше топай отсюда подобру-поздорову!

Соседка, считавшая себя еще молодой, изумленно затихла, а потом, на все лады ругая современное грубое и наглое поколение, возмущенно протопала к дому. Зато расхваливать Аню и приставать с критикой ее родителей перестала. И вообще старалась обходить девчонку стороной. Как обо всем узнала мать, Аня не догадалась — не сама ведь соседка пожаловалась! — но прозвище «жучка» в семье прижилось. Аня на него не обижалась, считала справедливым и даже гордилась им.

Больше того, она взяла на вооружение крики разгневанной соседки и стала часто, с большим удовольствием и восторгом повторять, копируя чужую интонацию:

— А я совсем обняглела-а!

Девочке нравилось чувствовать и видеть себя сильнее, хитрее и практичнее других, взрослых и старших, проживших на земле куда больше, чем она, Анька, но ума и опыта так и не наживших. Это радовало, вдохновляло на новые подвиги и свершения, подзаряжало силами и энергией, как батарейку. И Аня усердно развивала свои способности, понимая, что именно они ее в конце концов вывезут. Куда и как вывезут — не догадывалась и не задумывалась. Просто знала — и все! И верила в свое светлое завтра.

В одиннадцать лет она заявила матери:

— Ты мне только о сексе ничего не рассказывай! Вы, взрослые, всегда делаете это с таким смущенным видом! Зачем ставить себя в неловкое положение? А я и так уже все выведала, что нужно.

Мать изумилась. Она пыталась заинтересовать Аню своей профессией, которую очень любила. Но Аня оставалась к ней равнодушной и намылилась поступать в медицинский.

— Архитектура — самое непонятное и сейчас почти забытое, к сожалению, искусство, — часто повторяла Евгения Александровна. — Не могу понять, почему так получилось! Ведь именно архитектура символизирует свою эпоху и в течение многих веков напоминает беспамятным людям о прошлом. Словно рассказывает с помощью немногих уцелевших строений и сохранившихся памятников о том, что думали и чувствовали люди, их построившие, о чем они мечтали. Любые храмы и церкви, дворцы и замки, жилые дома и коттеджи — это история. Они лучше всяких книг раскрывают суть, проблемы и величие своего времени.

От мамы Аня научилась внимательно вглядываться в дома, отличать их стиль и особенности, видеть их плюсы и минусы. Но становиться архитектором не собиралась. Только в мед… Она будет лечить людей.

В детстве, увлеченно занимаясь лечением заболевших кукол, зайцев и медведей, Аня вдруг решила, что врач — самый главный человек на земле. Он один может разобраться, что у человека болит, какие ему глотать таблетки, чтобы выздороветь, как себя вести, чтобы не заболеть снова… Он один распоряжается человеческим здоровьем и даже жизнью. Про Бога она тогда не думала. Мать была равнодушна к религии.

Ане часто казалось, что мать немного давит на нее, пробует подчинить себе во всем, сделать себе подобной. Она хотела вырваться из-под этой власти. И с помощью профессии тоже.

Загрузка...