Анекдот

Селективное внимание

Травы было много. Она колосилась по пояс, зеленая, густая, сочная, с охвостьем на конце, отдаленно напоминавшим оранжевую метелку. Когда налетал ветер, по полю словно волна прокатывалась, оставляя в воздухе пыль и цветень.

Гейл плюхнулся в траву и тут же вытянул стебель ближайшей метелки попробовать белесый кончик на вкус — горько. Вайз бросил рядом свой мешок с утяжелителями, пристроился на нем лопатками и уставился в небо, где бледные луны Цереуса начали свое движение. Остальные последовали их примеру, это уже было на автомате — отдыхать при каждом удобном случае, потому что в следующую минуту всех могли поднять в новый марш-бросок.

Старый ангар, служивший ориентиром, снаружи по самую крышу зарос рыжими колосьями, дверь давно отвалилась, и нутро железной бочки выглядело угрожающе-темным и неизвестно кем обитаемым. Внутрь никто не пошел. Лаудер, который по странной прихоти совершал этот переход вместе с ними, не озвучив никакой команды просто привалился спиной к огромному камню, торчавшему из травы древним символом перепутья. Мокрый Вайз посмотрел на него подозрительно — почему только они сопят как носороги, вес-то у всех одинаковый был в нагрузке. Или нет? Спросить, разумеется, было нельзя.

Теневая сторона валуна сливалась с черной одеждой Лаудера, и если бы не лицо, то он пропал бы из виду совсем. Держа дистанцию, курсанты расположились на приличном расстоянии от камня так, чтобы не пропустить знак, если Лаудер их позовет, но чтобы он не слышал их разговоров. Местные цикады орали как сумасшедшие, однако стоило издать какой-то звук, как стрекот мгновенно умолкал, и тишина держалась еще несколько секунд.

— Слышь, Котяра, скажи странно как-то, — заметил Мартинес, перекатываясь на живот и вглядываясь в траву. — Они так на любой звук реагируют или только на слова?

— Проверь, — лениво посоветовал Вайз.

Мартинес подумал и вдруг громко зааплодировал невидимым певцам. Треск даже не подумал прекращаться, напротив, стал гуще и как-то басовитее, словно в хор вступили особи, до того спавшие и разбуженные хлопками.

— Не реагируют, — разочарованно сказал он.

После этих его слов опять наступила звенящая тишина. Мартинес подтянул свой мешок под грудь, навалился на него и руками раздвинул стебли в поисках насекомых.

— Может, они нас понимают? — предположил он. — Или пытаются понять, потому и прислушиваются именно к словам? Словарь составляют?

— У них мозга нет, — усмехнулся Креббер. — Чем им понимать нас?

— Чем-нибудь другим, внутренними органами какими-нибудь, — не сдался Мартинес. — Я вот слышал историю про человека, который всю жизнь прожил, женился и даже детей завел, а потом умер, и оказалось, что у него вместо мозга вода была, от рождения такая фигня, забыл слово.

— Гидроцефалия, — машинально подсказал Грегори. — Она не весь мозг, наверное, поразила. Какой-то участок оставался целым и скомпенсировал недостачу.

Мартинес про это ничего не знал, но спорить не стал, потому что углядел добычу. Он замер, сделал рукой быстрый выпад, схватил одну из цикад в ладонь и быстро произнес над кулаком: «Раз-раз-раз». Вместо того чтобы затихнуть, насекомое низко и истерично заурчало, делая попытки выбраться и щекоча кожу своими крыльями.

— Тупая, — констатировал Мартинес, отбрасывая цикаду в траву. — И безмозглая.

— Вот так и не проходят великий фильтр, — философски заметил Креббер.

— Какой фильтр?

— Препятствующий переходу цивилизации на новый уровень. Непреодолимая преграда в развитии. Поэтому люди до сих пор и одиноки во вселенной.

— Совсем не факт, что одиноки, — возразил Джонсон. – Просто мы в одном куске галактики, а другие люди могут быть в другом. Туда ведь даже на варпе не доберешься.

В качестве доказательства он отбросил из пада в воздух спираль галактики с указанием текущего местонахождения обладателя устройства красной точкой — модное приложение, широко рекламируемое производителем только этой модели. Утверждалось, что позиционирование абсолютно точное. Несколько секунд все смотрели на трехмерное вращение картинки, и даже Гейл оторвался от поиска ягод среди листьев, напоминавших земляничные.

Галактика внушала уважение своими размерами по сравнению с маленькой точкой, обозначавшей Цереус, хотя обозначай она персонально Джонсона, ничего бы не изменилось.

— Да все может быть, — неохотно признал Креббер. — Тут вообще кому как нравится думать. Одни считают, что мы для других разумных что-то вроде этих цикад, недоразвитые, другие – что те разумные еще не догнали нас от уровня австралопитеков, третьи – что они вообще ни с кем не хотят общаться, потому что боятся инфекций или войны, а может, просто смысла не видят. Парадокс Ферми.

— Лично мне нравится думать, что они умнее нас, — заявил Гейл, рассмотрев и отправив в рот белую ягоду. — И когда-нибудь поделятся с нами опережающими техническими возможностями.

— Скорее, у тебя опыт переймут, — гоготнул Стюарт. — Жрать что попало без поноса.

Гейл бросил в него репейник, но тот не долетел и попал в голову ни в чем не повинному Такэде. Общей возни не случилось только потому, что все устали и тащиться обратно в лагерь пешком в наказание за свалку никому не хотелось. Такэда просто вытащил колючку из волос и забросил ее далеко в траву.

Цикады заполнили наступившую тишину озверевшим воем. Мартинес подергал Вайза за рукав и глазами указал на Лаудера, который вдруг встал и направился в ангар. Курсанты проводили его настороженными взглядами.

— А сарай-то рухлядь, — вдруг заметил Креббер, ни к кому конкретно не обращаясь.

Вайз мгоновенно подскочил, остальные последовали его примеру. К ангару подошли уже все вместе, толкая друг друга локтями, остановились на пороге, вглядываясь в темноту. Ветер скрипел листом железа где-то наверху, чернота просвечивалась световыми нитями из дыр сверху, и в ней стоял плотный зуд насекомых. Когда глаза привыкли к темноте, выяснилось, что половина ангара перекрыта чем-то вроде лесов, с которых вниз вдруг ударил ослепительным столбом свет — прожектор.

— Надо же, — пробормотал Мартинес, щуря глаза. — Фонарь еще на ходу? Я думал, давно сгнил при местных дождях.

Словно в ответ на его слова снаружи резко потемнело, по крыше ударил и забарабанил дождь, моментально превратившийся в монотонный гул. Входной проем затянуло сплошной стеной воды — дожди Цереуса были мощными, хотя и непродолжительными. За шиворот Вайзу натекло, он ругнулся и попятился к стене, где виднелись остатки ящиков с опилками для засыпки пола. Ящиков было много. Крыша протекала только в середине, и между курсантами и лесами образовалось что-то вроде прозрачной стенки, сквозь которую Лаудер, уперевшись локтями в ограждение, смотрел на них. У Вайза сложилось ничем не обоснованное впечатление, что тот разглядывает их оценивающе. И еще фоном мелькнула мысль, что это их последний год вместе. Шестой курс — только практика, а Лаудер ее не ведет. Прелая солома на полу пахла сыростью и чем-то древним и непонятным, вроде навоза и пастбищ, знакомыми только по историческому холовидению.

— Сэр, можно вопрос? — вдруг нарушил тишину Мартинес, задрав голову. — А почему мы до сих пор не получили ни одного сигнала из космоса от других разумных цивилизаций?

Вайз поперхнулся жвачкой, а Креббер обеспокоенно вытянул шею — не закончилась бы шутка Мартинеса многостраничным рефератом каждому.

— Некорректная постановка вопроса, — лениво ответил сверху Лаудер, и рефераты в голове Креббера тут же счастливо отменились. — Каждый день регистрируется огромное количество сигналов из космоса, и нет ни одного доказательства, что часть из них не принадлежит разумным существам.

— Почему же они не дифференцируются? — встрял Девилер.

Лаудер сделал несколько шагов вниз по лестнице и остановился, положив руку на перила.

— Существует такое понятие, как селективное внимание, — сказал он. — Мозг замечает и распознает только то, что ему уже знакомо, остальное игнорирует. Насколько вы уверены в своей способности дифференцировать послания других людей?

— Это вы про взаимопонимание в браке? — зачем-то ляпнул Грегори.

Курсанты засмеялись.

— Нет, я об обычной человеческой речи, — Лаудер посмотрел на него с жалостью. — Вы способны понять другого человека?

— Если знаю язык… — Грегори вдруг замолчал, почувствовав подвох, посмотрел на Такэду, лицо которого было непроницаемой маской. — Или хотя бы группу языков…

— Человека, который говорит с вами на одном языке, — охотно дополнил условие Лаудер.

Ответ выглядел до прозрачности очевидным.

— Чего тут трудного-то? — ляпнул от стены Гейл. — Конечно, поймем.

Тед чувствительно ткнул его в бок локтем, и Гейл замолчал, возмущенно сопя — что он опять сказал не так?

— Постараемся, — дипломатично ответил за него Тед. — Если он, конечно, не выражается устаревшими формами или не отличается от нас диалектом.

— И не пользуется шифром, — торопливо добавил Джонсон.

— Не шепелявит и не заикается, — выпалил Стюарт.

— Не тарахтит со скоростью пулемета или наоборот, растягивает буквы одну на час…

— И нарочно не несет абракадбру!

— Еще ограничения? — Лаудер обвел взглядом присутствующих.

Совокупность курсантских индивидов других условий не породила, и список постановили считать исчерпывающим. Все заерзали на ящиках, предчувствуя развлечение, которое поможет весело провести время до прихода катера. Лаудер поднялся, прошелся по перекрытию возле прожектора, пробуя его ногой и глядя почему-то в потолок, после чего повернулся и неожиданно выключил свет.

— Космос — это темнота и неопределенность, — голосом, не допускающим возражений, сказал он сверху. — Сосредоточьтесь на том, что услышите.

Курсанты немного повозились и затихли, когда стало ясно, что никто не собирается бросать им за шиворот цикад. Несколько секунд стояла полная тишина, а потом голос Лаудера, искаженный каким-то нечеловеческим напряжением, проорал сверху:

— Бегите!

Свет ударил в глаза, ослепший Вайз подскочил, споткнулся о Мартинеса и раздраженно рванул его за плечо:

— Уходим!

— Куда? — испугался тот.

— Ты что, глухой? — возмутился Вайз.

— А ты? — Мартинес вцепился в его майку. — Он сказал «Сидеть»!

Они несколько секунд посмотрели друг на друга, потом обернулись на странный звук — Креббер сполз у стены на четвереньки. Вайз с тревогой нагнулся к нему и тут же отскочил, потому что Креббера вырвало. Такэда, закрыв глаза ладонями, раскачивался из стороны в сторону. Тейлор, бледный как полотно, стоял спиной к стене, часто дыша, словно пробежал стометровку.

— Что происходит? — испуганно крикнул сбоку Стюарт. — Вы куда?

— Что сказал Лаудер? — вместо ответа рявкнул Вайз.

— Ничего, — растерялся тот. — Птицей вроде бы прокричал. Типа чайки…

Вайз осекся.

— Птицей? Эндрюс?

— Ничего я не слышал, — огрызнулся Гейл. — Чего все с ума посходили?

— Так, погодите, — сквозь дробь в висках до Вайза начало доходить. — Девилер?

— Была команда лежать, — сквозь зубы ответил тот, навалившись на свой ящик животом, словно на спасательный плот.

— Как лежать?

— Откуда я знаю? Просто — лежать. Как собакам командуют.

— Грег?

— Я не слышал, я только свет видел. Как вспышка, — торопливо сказал Грегори. — Думал, прожектор коротнуло.

— Минога, а ты?

Джонсон плотно сжал губы и замотал головой.

— Не скажу.

— Давай мне на ухо.

Тот поколебался, но прошептал несколько слов, прикрыв рот ладонями и побагровев ушами. Вайз с досадой плюнул себе под ноги и вернулся на свой ящик, подперев голову руками. Масштаб поражения был ясен и без этого. Такэда помог Кребберу перебраться на чистое место и протянул бутылку воды, оставшуюся после марш-броска. Руки у Креббера ходили ходуном, так что пластиковое горлышко не сразу попало в рот.

— С тобой-то что? — хмуро спросил Вайз.

— Не знаю, — простонал Креббер в бутылку. — Мне словно в живот кто-то рукой залез.

— Это уже ни в какие ворота, — возмутился Стюарт. — Галлюциноген?

— С хрена ли?

— А как еще мы могли слышать разное? И видеть? Или не видеть и не слышать?

— Групповой психоз? — неуверенно предположил Грегори.

— Я не успел испугаться, — возразил Девилер. — И при массовом психозе группа копирует поведение кого-то одного, а у нас кто куда попер.

— Янни и Лорел, — негромко сказал Тед.

— О, вот и бред подъехал, — насмешливо констатировал Мартинес, быстро пришедший в себя, когда выяснилось, что не он один в дураках.

— Это не бред, — заступился за Теда Такэда. — Это старая акустическая шутка. Звуковая дорожка, в которой люди, которые чувствительны к высоким частотам, слышат одно имя, а те, кто к низким, другое. А трек один, он нарочно так записан.

— Причем тут трек? — возмутился Стюарт. — Здесь из техники только долбаный фонарь, он звук не проигрывает. И то два имени, а нас тут десять. Это Лаудеру нужно было каждому отдельно кричать, и так, чтобы услышанное соседями не распознавалось или не могло интерпретироваться однозначно.

— Погоди,— остановил его Вайз. — Какой у Лаудера частотный диапазон в голосе? Кто-нибудь знает его октавность?

Никогда раньше они таким вопросом не задавались, и теперь все глаза обратились к Теду и Такэде.

— Восемь, — одними губами ответил Такэда.

— Десять, — одновременно с ним ответил Тейлор.

В ангаре наступила тишина. Стюарт протяжно присвистнул.

— Он потому и свет выключил, чтобы мы по губам не прочитали, — торопливо добавил Такэда. — Убрал эффект Макгурка.

— Ясно, — мрачно констатировал Вайз. — Такого диапазона на всех хватит, чтобы ни разу не повториться и не создать что-то знакомое уху. В следующий раз дополним условия стандартным звуковым диапазоном, воспринимаемым человеческим ухом, а не глазами или, мать их, кишками.

— Так не будет уже следующего раза, — вдруг рассеянно сказал Мартинес. — В этом году заканчиваем.

Такэда незаметно наклонился к Тейлору и что-то прошептал ему на ухо, на что тот кивнул. Снаружи раздался шум двигателя, с которым опускался на поляне учебный катер, опоздавший из-за непогоды, и когда Лаудер крикнул в дверь: «На посадку!», курсанты подпрыгнули, глядя друг на друга, но на этот раз разногласий по поводу услышанного не возникло. Они гуськом вышли к катеру, но вместо того, чтобы грузиться, Мартинес остановился возле трапа в кабину и застопорил всю колонну, дожидаясь Лаудера.

— Ну ладно, мы идиоты, — решительно сказал он, когда тот подошел к катеру. — Но пришельцы-то наши сигналы понять способны?

Пилот с удивлением взглянул на него.

— Возможно, — вежливо согласился Лаудер.

— Где же тогда они? — не унимался Мартинес. — Почему мы их не видим?

— А вы считаете, что любой, кто выглядит человеком в видимом спектре, на самом деле им является?

Лицо Мартинеса вытянулось. Пилот засмеялся, рывком развернул трап, по которому сам первым поднялся в кабину. Лаудер последовал за ним, курсанты полезли занимать свои места в салоне, и делали это в полном молчании до тех пор, пока Мартинес, гримасничая, громко не сказал:

— Надеюсь, это он не о себе.

Но на этот раз никто не засмеялся.