Ангел мести

Глава 6

Вечер вступил в свои права, огненный шар солнца, наконец, опустился за горизонт. Наступают сумерки, и в вечернем воздухе все более отчетливо начинает ощущаться прохлада. Китами как-то подозрительно долго отсутствует - с тех самых пор, как Посол и сопровождающие его люди убыли в Киото. Прозвучал звонок, зовущий на ужин, и с большой неохотой я покидаю свой пост у окна. Мне так отчаянно хочется увидеть её вновь. Хотя бы мельком, хотя бы краешком глаза.

Раздается слабый стук в мою дверь, а затем под весом открывающейся двери, раздаётся скрип дверных петель. "Кларисса, дорогая, ты спустишься на ужин?" В комнате царит полумрак, который отражает состояние моей души, и отец входит, чтобы зажечь светильники, расставленные по всей комнате. "Тебе необходимо поесть. Всё уже закончилось, теперь ты в безопасности".

Безопасность? Безопасность - такое условно-неопределенное понятие, и у меня имеется неясное предчувствие, что довольно скоро наша безопасность будет протестирована самым серьёзным образом. "Не сейчас, отец. Ты можешь прислать какую-нибудь еду сюда наверх?"

"Хорошо, моя дорогая. Я загляну к тебе попозже".

"Спасибо, отец". Я возвращаюсь к своему ночному бдению у окна, наблюдая, как луна медленно восходит в спящем небе, отбрасывая призрачно-жуткое свечение на пол и стену. Я подхожу к сундуку, стоящему у подножья кровати, и снимаю кимоно - то самое, что она дала мне. Я могу ощутить аромат воды, которой она омывалась, и еще что-то другое, нечто особенное. Я понимаю, что у каждого имеется свой собственный запах. Моя мать по обыкновению пахла лавандой и ещё чем-то другим, раньше я никак не могла понять, чем именно. Но сейчас я знаю. Это был её собственный запах. Я вдыхаю нежный аромат, впитавшийся в ткань кимоно. Это запах Ецуко.

Снимаю кимоно, ткань скользит по моему телу, и всей своей кожей я ощущаю необычную теплоту. И не в состоянии сдержать себя, я выдыхаю захваченный тканью аромат Ецуко. Я закрываю глаза и почти ощущаю её здесь, стоящую так близко - прямо за мной. Я возвращаюсь к окну, наблюдая за бесчисленным множеством огней, которые подобно рою светлячков расстилаются над землей.

Вижу какое-то движение вблизи ворот, и это сразу же привлекает все моё внимание. Неужели это она? Движение перерастает в драку, и я наблюдаю, как охранники один за другим валятся на землю. Небольшая группа мужчин с обнаженным оружием, отчетливо видимым в мерцающих огнях, распахивает ворота и решительно проходит внутрь территории посольства, направляясь в сторону дома. Их лидер оборачивается, и я отчетливо вижу, что это Китами.

Я стремительно мчусь к двери, настежь распахивая её. "Охрана, враг у ворот!" Я воплю так громко, как могу, одновременно с этим начинается безумный переполох, народ вскакивает из-за столов, бросая свой ужин, чтобы приготовиться к противостоянию врагу. Я бегом возвращаюсь в свою комнату, нахожу свою золотистую канарейку и выпускаю её в окно - искать моего ангела.

Дрожь пробегает по моему телу. Если Китами стоит во главе этой атаки, тогда я непременно стану одной из первых жертв. Без сомнения - он будет упорно искать меня, вот только я не желаю быть найденной, трясущейся от страха под своей кроватью. Забрав самую ценную вещь, имеющую большое значение для меня - медальон с портретами моих родителей, и вооружившись кинжалом Есуко, спрятав его под одеждой, я открываю дверь и направляюсь вниз по длинной лестнице на первый этаж.

Вижу Яцуки, дрожащую в углу. Я подхожу к ней, только она парализована от страха. "Яцуки!" Темные глаза обращаются ко мне, и я вижу, что она не слышит меня. Мне не остается ничего другого, кроме как дать ей пощечину. ”Яцуки! Посмотри на меня!” Она в жутком смятении, возможно из-за пощёчины, что я дала ей, как впрочем и из-за всего остального, происходящего вокруг неё. ”Тебе нужно выбраться отсюда - как хочешь, любыми путями, какими сможешь. Быстро доставь сообщение послу. Убеди их в необходимости вернуться назад в посольство”.

Она кивает, тряхнув копной волос, темных как у Ецуко, и в то же время пытается собрать воедино своей смятённый разум, а затем начинает двигаться к задней двери. "Не дай себя схватить. Мы все рассчитываем на тебя, - когда она разворачивается, чтобы исчезнуть, я добавляю, - и скажи им, что это Китами организовал нападение на посольство".

Надеюсь, что реакция посла будет в точности соответствовать потрясенно-шокированному взгляду на лице Яцуки. Ещё бы – дипломат, обладающий полным доверием, и вдруг, как оказалось, он был гадюкой среди нас. Что ж, если мне придется умереть от его рук, я хочу возмездия. Он, конечно, будет пытаться изображать свою невиновность и непричастность к этой резне, а я не могу смириться с мыслью - о всех тех загубленных жизнях, что останутся без заслуженной кары.

Схватка перенеслась внутрь дома, и я понимаю, что с наружной охраной покончено. Охранники мужественно пытаются отбросить назад многократно превосходящего врага. Самураи. Китами привлек своих собственных самураев для участия в этой бойне. Уклоняясь, я огибаю место битвы и умудряюсь выскочить наружу через парадную дверь.

Едва мои глаза свыкаются с темнотой, как я сталкиваюсь с ужасающим зрелищем. Мой отец медленно опускается на колени, зажимая руками зияющую рану в своем животе. Китами с широкой ухмылкой на помрачневшем и застывшем, словно гипсовый слепок, лице, поднимает глаза от своей жертвы. Мой бедный отец пошатывается на коленях, удивленно смотря вниз и пытаясь удержать свои внутренности, вываливающиеся наружу - видя ужасающий размер раны и обильный поток крови, понимает, что это почти невозможно.

Я закрываю глаза от увиденного, чувствую, как содержимое желудка рвется из меня. Я смотрю на отца, изо всех сил цепляющегося за жизнь, и мои глаза затуманиваются от слез, а с губ срываются рыдания. Китами своим руками уничтожил часть меня, моей жизни, и теперь моя душа вместе со слезами по капле покидает меня.

"Аа, Кларисса". Я скалюсь на Китами, зовущего меня просто по имени. "Именно так выглядит sepukku, но поскольку вы – англичане - не имеете чести, то ваш отец не заслуживает достойной, благородной смерти". Его горящие глаза вновь обращаются к своей жертве - к моему отцу, который поднимает на него взгляд, полный боли и замешательства.

"Что?" Отец едва способен говорить, кровь, покрывшая его губы, пузыриться, когда он еле слышно шепчет: "Что мы сделали, почему вы убиваете нас?”

"Что? Прибыв сюда - на эту землю, вы подписали себе свой собственный смертельный приговор, сэр Реджинальд. Сэр... " Китами плюет на моего отца. "Вы - бич этой страны, вы и ваша Британская империя, а такая зараза должна быть уничтожена".

Несмотря на то, что я помещаю себя в пределы досягаемости этого безумца, я мчусь к отцу. Слезы заволакивают мои глаза и, возможно, так даже лучше. Он оседает мне на колени, едва дыша, в то время, как его жизненные силы уходят вместе с кровью, которая истекает в постоянно-расширяющуюся лужу, образовавшуюся вокруг его ослабевшего тела. Я не отваживаюсь взглянуть на рану, ибо знаю, что почти наверняка потеряю сознание, как только сделаю это.

"Отец", - шепчу я. Что я могу сказать о своей жизни с человеком, который воспитал, любил и направлял меня? Последняя пара лет была особенно тяжела после того, как мать покинула нас, скончавшись, но он сделал всё, что мог, что было в его силах, не отдав меня на воспитание няньке или гувернантке. Он исключительный человек, и не в коей мере не заслуживает подобной смерти.

Я поднимаю дрожащую руку к его лицу, проводя пальцами по медленно бледнеющей коже. Он смотрит в мои заплаканные глаза, и последнее, что он видит в своей жизни — верную долгу дочь. Я просто держу его в то время, как он умирает, и вот его поверхностное дыхание замирает на полувздохе. Безжизненные глаза отца уставились в пустоту, больше не способные видеть всего того, что было ему так дорого. Я закрываю их пальцами, не желая более, чтобы они созерцали окружающую смерть и дух истребления.

Подняв голову я смотрю на убийцу и вижу, как он упиваясь, впитывает мои страдания. Умоляюще, я смотрю в сторону ворот, желая, чтобы Ецуко появилась как можно скорее, прежде чем станет слишком поздно. Китами идет по направлению ко мне, и я отчетливо понимаю - вот и пришло мое время.

"Почему? Почему именно меня?" Я не понимаю, что происходит. Что я сделала, чтобы оскорбить или обидеть этого мужчину?

"Кларисса, вы просто пешка и ничего большего". Обыденным тоном продолжает он, называя меня по имени так, как если бы он являлся моим мужем.

"Я не понимаю".

"Нет, не понимаете, я так думаю, что вы не понимаете в чем дело, поскольку вы женщина, и подобные вопросы не интересуют вас. Однако в этот раз я позволю себе удовлетворить ваше любопытство". Он замолчал, окинув меня взглядом, словно я была какой-то убогой собакой, которой он собирался бросить кость. "В то время, пока посол возглавляет посольство, ваш отец курировал грузооборот британских товаров, прибытие, хранение и получение в порту". Я не совсем представляю, о чем он говорит, но с другой стороны - отец никогда не рассказывал мне о своей работе. Китами вздохнул, глядя на меня, как на недоразвитого ребенка. "Оружие. Кларисса, ваш отец был ответственным за поставку винтовок в нашу страну. Вы – англичане - изменили правила ведения войн, и если мы – самураи - хотим выжить, то нам придется к этому приспособиться. Мы похитили вас, чтобы вынудить вашего отца передать нам оружие".

”А почему вы просто не захватили винтовки силой?”

”Потому что нам нужно время, чтобы научиться пользоваться ими. Захватив винтовки силой, мы привлекли бы внимание армии, и, наверняка, стали бы преследуемой дичью. А ваш отец смог бы потерять следы оружия в бесконечной бумажной волоките до тех пор, пока мы не были бы готовы”.

”В таком случае, потом я стала бы бесполезным для торгов материалом”. Его молчание красноречиво сказало мне всё, что я хотела знать. Я была полезной то тех пор, пока он не получит оружие.

”Тогда, зачем это?” Я махнула рукой, указывая на окружающую нас смерть и разрушения.

"Ваше похищение потерпело крах. Без вас, находящейся в моих руках, у меня не было контроля над сэром Реджинальдом. Но мало того, вам снова удалось отличиться".

”Вы начали соединять части происходящего в единое целое. Это было всего лишь вопросом времени, прежде чем вы рассказали бы отцу, то что поняли. Надо сказать, что вы оказались слишком сообразительной на свою собственную голову”. Он по-прежнему упорствует, обращаясь ко мне по имени, используя эти слова, как словестные пощёчины.

”Всё, что вам, Кларисса, следовало бы сделать, это просто успокоиться и не задавать лишних вопросов, по крайней мере, до тех пор, пока все не уляжется, а я на это время затаился бы снова”.

"Однако ваш посол договорился о встрече с Императором для подписания соглашения, позволяющего пребывание в моей стране гораздо большего числа иностранцев. Я не могу позволить случиться этому. Я дал клятву - защищать свою страну от вмешательства в её жизнь иностранцев. Это - моя страна, не ваша. Нападение на посольство позволит уничтожить всё договора, по которым ваше правительство желает закрепиться на нашей земле.

”А ружья, зачем они вам?”

”Наша война с вами велась бы на равных. Эти ружья предоставили бы нам шанс избавить нашу страну от всех вас”.

”Значит вы shishi”.

”Как я и говорил - вы слишком умны на свою голову, слишком умны, чтобы остаться в живых”.

”Что я сделала, чем оскорбила вас, сэр?” Его взгляд полный презрения говорит мне о многом.

"Никакая японская женщина не посмела бы говорить со мной так, как делаете это вы, Кларисса. Она хорошо понимает и знает, где её место".

”И, разумеется, это место заключается в раболепном услужении вам?”

”Именно, место женщины — служить мужчине. И никак иначе. Почему вы продолжаете попытки возвысить себя?”

”Потому, что я хочу большего, Китами. Я хочу быть самостоятельной личностью, а не собственностью какого-то мужчины”.

"Ну, пока вы живете в этой стране, Кларисса, вам придется научиться уважать мужчин и осознать своё место в доме. Скажите, разве ваш отец не учил вас этому?"

"Мой отец учил меня, что любая жизнь ценна, и несмотря на то, что в светском обществе Лондона все ещё доминируют мужчины, в нашей семье я всегда была вольна говорить то, что думаю".

”Как же это глупо с его стороны. Дайте женщине свободу мысли и скоро вы потеряете всякий контроль над ней”. Я даю ему крепкую пощечину, когда он приближается ко мне и вижу вспышку огня в его глазах, от которой по моей спине пробегает волна дрожи. Его поведение становится явно враждебным. "А сейчас, маленькая умненькая мисс, вы получите урок хороших манер и должного проявления уважения".

Удар в лицо отправляет меня на землю, где я лежу растянувшись, но я не позволю получить ему удовольствие от своих стонов, несмотря на сильную боль в челюсти. Пока я лежу, он наносит резкий удар в живот, от которого весь воздух из моих лёгких с хриплым стоном вырывается в землю. Подняв глаза, я смотрю на его лицо, искаженное гневом и безумием. Он наклоняется ко мне, грубо хватает за волосы, рывком поднимая на ноги, собираясь вновь ударить меня.

"Прикоснешься к ней ещё раз, и я просто убью тебя". Глубокий мрачный голос, целиком состоящий из смертельной угрозы, эхом прокатывается по внутреннему двору. Китами поворачивается лицом к источнику угрозы, удерживая меня перед собой, как живой щит. Её глаза обшаривают меня, пронзая мощью и напряженностью, горящей в них. Я знаю, что моё выражение лица говорит то же самое, мой взгляд пригвождает её к месту.

Это надо видеть! Ецуко стоит прямо передо мной, готовая к схватке, в широких раздувающихся штанах и обтягивающей рубашке. Она вновь перетянула свою грудь, скрывая принадлежность к женскому полу. Ее черная грива перевязана на затылке, как у самурая, темные тонкие пряди волос развиваются вокруг головы темным ореолом. В руке, распростертой в сторону и обращенной вниз, зажат её меч - её катана. В темноте, в свете мерцающих огней катана сияет, как будто она впитала в себя внутренний огонь Ецуко, её яростную готовность к сражению. На её лице маска кабуки, но несмотря на это глаза Ецуко отчетливо видимы, как синие сверкающие осколки света. Мой карающий ангел предстал передо мной в своем сияющем ореоле великолепия. Ритм моего сердца учащается при виде её, величественной в своем сиянии и готовой умереть, защищая меня.

Китами злобно улыбается, наблюдая за нашим безмолвным общением. "Ах, так это тот самый ronin. Ты не достоин схватки со мной. Надо же - влюблённый воин, как это трогательно".

Влюбленный? Мы ошеломленно смотрим друг на друга. Влюбленные?

"А сейчас уйди прочь или я буду вынужден убить вас обоих. Прочь, она моя".

Открытие вдохнуло в неё жизнь, наполняя силой, и она встает в стойку. "Китами, ты позоришь свой кодекс чести самурая". Он смотрит на нее в удивлении. "Да, я знаю, кто ты такой, ты трус".

В ярости он вопит ей что-то по-японски, с каждым последующим словом его голос становится всё более и более безумным. Вакидзаси в мгновение ока появляется у него в руке и парит у моего горла. Ецуко делает движение, намереваясь опустить свое оружие, его хватка моей шеи слабевает. Я выхватываю спрятанный кинжал, вонзаю его в бедро Китами и вырываюсь из его хватки.

"Aая! " Китами определенно не ожидал такого поступка от меня и, пошатнувшись, отступает назад, рукой обхватывает кинжал и выдергивая его из ноги. Я быстро прячусь за спину Ецуко, стремясь удержаться в стороне от последующей схватки между ними. Китами рычит, когда кинжал выходит из раны, струйка крови медленно сочится вниз по его кимоно. ”Ты обязательно заплатишь за это! Но сперва ты сможешь увидеть, как я разрублю на кусочки твою возлюбленную. Ты думаешь - ты самурай? Ты никто, всего лишь жалкий ронин. Ты не имеешь права называться самураем”.

Ецуко бормочет ему что-то по-японски, и я вижу, как от этого Китами приходит в ярость. Должно быть, она оскорбила его предков. Он извлекает свою катану, столь же совершенный клинок, как у Ецуко, и они неторопливо начинают ритуал битвы. Единственное, на что я так надеюсь, что моя Ецуко выйдет из неё невредимой. Ведь нам ещё нужно поговорить о столь многом.

***********************

Эта битва является состязанием терпения: вначале изучение своего противника, в ожидании его движения, а затем после хода противника, вы совершаете свое собственное действие. Сейчас, когда на кону стоит её жизнь, для достижения победы ей потребуются все её мастерство. Медленно они скользят вокруг друг друга, и никто из них не совершает никаких резких движений, они кружатся в насчитывающем много веков танце, состоящем из плавных поворотов и гибких уклонов. Ецуко перемешается по брусчатке двора до тех пор, пока не находит наилучшее равновесие. Её Катана, являющаяся оружием возмездия и справедливости, парит у плеча, две руки уверенно сжимают эфес в ожидании атаки.

Я не могу остаться там, где стою. Когда начнется схватка, то наверняка любая попытка перемещения вслед за Ецуко создаст нам немалые сложности. В то время, как Ецуко искренне верит в кодекс чести самураев и будет вести бой согласно кодексу чести, про Китами такого сказать нельзя. Однажды он уже использовал меня в противостояние с ней, прикрывшись мной, как щитом, и я не сомневаюсь, что он обязательно поступит точно так же, как только ему представиться подобный случай. Я ухожу, перемещаясь в тень посольства, откуда с безопасного расстояния и буду наблюдать за боем.

"Так что, самурай... " Кривясь, Китами глумливо произносит эти слова, как будто они жгут его рот. "Ну, и как тебе она? Только не смей утверждать, что у вас ничто не было за то время, что она провела с тобой".

От нанесенного оскорбления из её груди вырывается утробное рычание. "Не обращай внимания. Он пытается вывести тебя из себя." Как только эти слова слетели с моих губ, она начинает своё движение, размахивая мечом по широкой дуге. Он подныривает под её меч и атакует в быстром взмахе своей собственной катаны, нанося режущий удар поперек грудной клетки Ецуко. Пошатнувшись под этим ударом, она быстро отступает, прежде чем он успевает нанести следующий удар. Ецуко подносит свою ладонь к ране, а затем отстраняет её, покрытую кровью. ”Боже!” Я не могу удержаться от вскрика при виде её крови.

”Жалкий любитель!” Китами усмехается от вида пролитой первой крови. ”Кларисса, через мгновенье я покончу с ним и мы непременно завершим наш урок, а затем я отправлю вас на встречу с отцом”.

Ецуко поводит плечами, позволяя себе расслабиться, одновременно сосредотачиваясь на враге, стоящим перед ней. Уверенность Китами в своих силах высока, и он проводит серию из быстрых ударов. Под таким напором моему темноволосому мстителю приходится тяжело, однако она успешно отражает все удары. Несомненно, он очень умелый боец, и Ецуко потребуется всё её мастерство и концентрация, чтобы победить его.

Я так отчаянно хочу помочь ей, но всё, чего я смогу достигнуть своим необдуманным поступком, это поместить нас обеих под удар Китами. Лучшее, что я могу сделать, ни делать вообще ничего. Мой воин рискует всем, потому что любит меня. Любовь? Это то, что я чувствую? Так вот почему на моём сердце было так пусто с тех самых пор, как она покинула меня? Я наблюдаю за ней и чувствую легкое трепыхание внутри живота, когда она проводит свою собственную атаку; лезвие её катаны поет в ночном воздухе, вспышки отраженного от него света сверкают в ночи. Моя любовь?

Они расходятся, а затем, словно хищники на охоте, вновь подкрадываются друг к другу. Я должна помочь ей. Я должна сказать ей, ей необходимо знать это. Если нам и суждено умереть здесь, то ей следует знать, что она не одинока в свои чувствах. ”Я… Я тоже люблю тебя”. Возможно мой голос и едва слышен, когда я произношу эти слова, но я знаю, что она услышит их. Нежная улыбка проскальзывает по её губам, прежде чем исчезнуть под мрачными, решительными очертаниями на её лице. Что ж, теперь у неё есть ещё одна причина, чтобы одержать победу - моя любовь.

Триумфальная ухмылка Китами сходит с его лица, когда он замечает изменение, произошедшие с его противником. Он может заметить это по ее осанке, лицу, по точным движениям. В тусклом свете её голубые глаза сияют, словно блистающие грани алмаза, в то время, как она наблюдает за своим смертельным врагом. Врагом, который хочет разлучить нас. Уничтожить то, в чем она так отчаянно нуждалась - надежду, что она имеет возможность на счастливую жизнь. Я дала ей это - шанс на счастливую жизнь.

Теперь она перешла от защиты к нападению, и устремилась к нему, кружась вокруг, словно голодный лев, примеряющийся к своей добыче. Её меч порхает, рассекая воздух, вынуждая Китами сделать несколько шагов назад. Тихий, шелковистый голос раздается в воздухе. "И я люблю тебя, моя Кларисса". Повторяя его же слова, произнесенные ранее, она добавляет: "Определенно, это не займет много времени, а затем я отведу тебя домой".

Дом. Сейчас здесь нет ничего, что осталось у меня. Я смотрю на павшего отца, утешаясь тем, что сейчас он наверняка воссоединился со своей любимой Маргарет. Машинально, я подношу руку к своему медальону на шее, и прикосновение к нему приносит некоторое чувство облегчение от потери моих родителей. Эта женщина, сейчас сражающаяся за мою жизнь, и есть моя новая семья.

”Я хочу этого, мой воин”. И снова улыбка проскальзывает по этим безупречно очерченным губам в ответ на мои слова, произнесенные с оттенком собственнического тона. Китами приходит в бешенство от наших слов, и он набрасывается на неё, его клинок рассекает воздух, стремясь вырезать сердце из её груди. В последний миг она прыгает через него, прочерчивая клинком краткую дугу, когда пролетает над ним, нанося глубокую рану в верхней части его плеча.

Оказавшись на земле, она взмахивает катаной, прислоняя лезвие к его спине. Он шатается, машинально зажимая рукой кровоточащую рану. Его светлое кимоно медленно окрашивается в красный цвет, пропитываясь его кровью.

"Она моя", - едва слышно шепчет Ецуко, пронзая этими словами Китами прямо в сердце. "Ты никогда не сможешь заполучить её".

”И ты тоже”. Китами движется быстро, желая окончательно завершить поединок здесь и сейчас. Он отпихивает Ецуко, вынуждая её отвести катану в сторону, помещая её прямо под удар его вакидзаси, будто материализовавшегося в его руке. Как он говорил, клинок чести? Да каждое движение, которое этот мужчина совершает, просто как насмешка над его честью самурая. Подобное благородство духа живет в Ецуко, и при этом совершенно отсутствует у Китами. Как так могло произойти, что такой благородный орден, как самураи, превратился в сборище убийц?

Она отклоняется, но не успевает, и он достает клинком ее бедро, вызывая ещё одну струйку красного цвета, сбегающую по её штанам. Ецуко отпрыгивает назад, разрывая дистанцию, потеря крови сказывается на ней. Ей необходимо, как можно скорее положить конец этому, прежде чем силы покинут её. Китами стоит перед ней, так же ослабевший от ран, щедро орошающих кровью его кимоно.

"Пора завершить это". Ецуко полагает, что с неё хватит, так же считаю и я. Я сижу в тени, ощущая каждую каплю крови, сочащуюся из неё, как свою собственную. Слишком много всего произошло за столь короткое время, и я просто хочу очутиться дома.

Она поднимает катану, стоя лицом к нему и концентрируясь для финального удара. В подчеркнутом движении Ецуко снимает маску, открывая свое лицо Китами, тот издает злобный рык на подобный обман, его лицо кривится в маске ненависти. Издав низкое рычание он мчится на неё, стремительно сокращая расстояние, его катана перемещается в позицию для финального удара. Она стоит неподвижно, и я не желаю смотреть на это. Он уже близко, сейчас его рык похож на вопль дикого зверя, смертоносная сталь вплотную приблизилась к её горлу.

Я наблюдаю за финалом схватки, словно в замедленном движении, мой мозг безумным образом, помимо моей воли, впитывает каждое действие этого кошмарного зрелища. В тот миг, когда я думаю, что всё кончено, и он нанес свой смертельный удар, она отступает, избегая его клинка, и тот пролетает мимо. Двигаясь вместе с ним, она наносит рубящий удар снизу. Ее гнев, ее благородство, ее честь и сила ведут меч сквозь его шею, разрезая кожу, кости, мышцы, снося его голову с плеч - никчемная и ненужная часть его тела отскакивает и прыгает по булыжникам двора.

На мгновение его безголовое тело застыло, подвешенное, словно какая-то сумасшедшая кукла. Наконец, ноги подломились, и с глухим стуком труп рухнул на землю. Я вглядываюсь в Ецуко и вижу бесконечную усталость, перечеркивающую напряженное лицо. Покинув своё безопасное прибежище, я бегу к ней и обнимаю её за талию в тот самый миг, когда ее ноги начинают подкашиваться. "Давай-ка, пойдем домой".

Я хватаю её оружие, вытирая окровавленный клинок одеждой Китами, как последнее оскорбление, и аккуратно помещаю катану в ножны - та издает едва слышный шелест. Снова подхватываю Ецуко и вывожу её из внутреннего двора посольства на улицу, закрыв за нами ворота, чтобы воры не проникли внутрь. В этот момент мне кажется, что закрыв ворота, я оставила позади себя всю свою прежнюю жизнь.

”Тебе придется собраться и указать мне дорогу к дому”. Время от времени она указывает, направляя меня вниз по лабиринту из улиц, её хромота становится все более явной по мере того, как мы приближаемся к дому. Я слышу вздох облегчения Ецуко, когда мы достигаем бумажного дома, и это радует меня. Поскольку Ецуко потеряла довольно много крови, вся её одежда пропитана ею.

Она пытается отцепиться от меня, как только мы проходим через дверь. "Нет, Ецуко, сейчас моя очередь позаботиться о тебе".