Ангелы на первом месте

Глава третья. Серебряное копытце

Загрузив "Живой журнал", Макарова не верила глазам: юзер Tcharне исчез, более того, исправно вывешивал постинги в ленте.

Настроение его было прекрасным, ждал весну, болел за российских олимпийцев и помирать не собирался.

Макарова закусила губу: виртуальная реальность обманула её. Ведь столько раз она давала себе зарок – не верить всем этим теням и отражениям, но, легкомысленная душа, снова и снова покупалась на знаки искренности. Разве искренность может быть бессмысленным знаком?!

По всему оказывалось, что может. Впрочем, девушка совестливая,

Макарова понимала – во всём виновата лишь она сама: ну, подумаешь, ошиблась, обозналась, с кем не случается…

Она переключилась на дневник foma,тот продолжал плести сети политического заговора, но сейчас Макарову это волновало меньше всего. Оставим интриги политикам, у простых людей кровь бурлит от предчувствия любви. "У меня конкретное предложение – нужно что-то делать", – говорила одна её дородная пациентка.

Вот и Макаровой надоело сидеть в "отстойнике". В "накопителе", ожидая самолёта "с серебристым крылом", который унесёт её в заоблачные выси. История с Царем, увы, закончилась, нужно придумывать развлечения дальше. Да и поиск новых клиентов для психоанализа – проблема существенная: финансы поют романсы, нужно лечить мужа (у него, кажется, наметилась положительная динамика), существовать самой. Интернет оплачивать, опять же таки. А новый мужчина – это не только праздник, но и новые возможности, новые круги общения, и вообще, "не взлетим, так поплаваем…".

Короче, она, наконец, решилась влезть в сетевую жизнь и для начала написать письмо пользователю, спрятавшемуся за именем Tchar.

_

Сказано – сделано. Написала. Пустяковую записочку, в ответ на один из проходных постингов. Правда, люди, "живых журналов" не имеющие, автоматически проходят в почте под грифом "анонимов", поэтому подписалась. Настоящую фамилию ставить в последний момент почему-то испугалась, подписалась "Феей хлебных крошек".

Тут же получила ответ, захлопала в ладоши, подбежала к спящему мужу, поправила одеяло, побежала писать ответ. Отстучала положенные для знакомства две-три строчки, обыгрывающие её новое имя, отправила.

Обратная телеграмма-молния пришла немедленно. Уже с личным адресом – чтобы отныне "Фея хлебных крошек" писала не в журнал, где её сообщения может прочитать любой скучающий, но домой или в офис, не важно. Важно, что общение их мгновенно перешло в иную, весьма интимную плоскость.

И тогда Макарову понесло. Едва справляясь с приступом сильного сердцебиения, она накатала длиннющее письмо, полное намёков и предыханий. Макарова сообщала незримому корреспонденту, что хорошо осведомлена о его роли в теневой стороне жизни "ЖЖ", что её восхищает его организаторские способности, словом, всё то, что приятно услышать любому амбициозному мужчине.

Ну, и так, между делом, вскользь, пару слов о себе. Работаю в творческой сфере (поди проверь), озвучиваю сериалы на "канале

Принцессы", ты можешь услышать мой голос прямо сейчас, стоит только включить телевизор. Если очень интересно, поди, угадай, за кем из мексиканских страдалиц я скрываюсь.

Меня очень заинтриговала ваша осведомлённость – писал Tchar _

(признаваясь в конце письма, что его человеческое имя, вообще-то

Игорь), а также ваш неординарный ум и прочие несомненные достоинства.

Игорь признавался, что тут же включил телевизор, нашёл канал сериалов, где один женский голос лучше другого, поэтому он немного в растерянности…

Макарова захлопала в ладоши и тоже побежала включать телевизор. На экране две крашеные блондинки выясняли отношения – кто же из них, на самом деле является матерью незаконнорожденного сына дона Альберто.

Модуляции голосов обеих соискательниц счастья Макаровой не понравились. И, как ни старалась, она не могла соотнести себя ни с одной из ухоженных, загорелых тёток, загримированных под скромных девиц. Первая явно претендовала на роль положительной героини, вторая – играла очевидную злодейку, но ни та, ни другая не нашли в сердце Макаровой отклика.

На шум телевизионных голосов проснулся, заворочался муж: экран поставили как раз напротив его кровати, чтобы хотя бы немного развлечь бедолагу, уже давно не жившего собственной жизнью.

Пристыженная Макарова коршуном кинулась к мужу, принялась массировать его худые ноги, менять ему позу. Пролежней, слава богу, не было. Муж смотрел на неё голодными глазами, лучше бы и не смотрел вовсе: Макаровой стало не по себе.

А что делать, оправдывала Макарова свои намерения, я же молодая, я же не худая и к тому же женщина, которая поёт! Я ему не изменяю, храню верность, виртуальная интрижка – не в счёт, да разве можно серьёзно относиться ко всем этим заочным романам, когда совершенно не ясно, кто с тобой разговаривает на том берегу.

И снова – к компьютеру, туки-туки-тук, туки-туки-тук.

…возле моего процессора стоит лимонное дерево с большими листьями, одно из них упало прямо на клавиши, твой адрес я нацарапала на нём серебренным ножичком для разрезания бумаги…

…а я не люблю Нового года и никогда не наряжаю ёлку, стараюсь пораньше лечь спать, потому что всё равно, жизнь – это сон…

…у своей новой подруги в китайском саду, среди камней, я вдруг увидела иероглиф, означающий "ждать", который рифмовался с пролетающим мимо садика журавлиным клином. И я задвинула бамбуковые занавеси, стала пить саке…

…в наследство мне досталось старенькое пианино. Представляешь (очень скоро они перешли на "ты"), я споткнулся о его присутствие году на третьем-четвёртом жизни в этой квартире. Постоянно стирал с него пыль, заваливал книгами, проливал на него кофе, но ни разу не догадался открыть, услышать, как оно звучит…

…ну, разве это важно, что я замужем? Только от человеческой природы зависит, свободны мы или нет. Супружество тут ни при чём. Тем более, я сплю без обручального кольца…Ибо пока не снимаешь кольцо, нельзя уснуть (кольцо не мешает, но оно не приспособлено для сна, оно не впускает в сон)…

…а никакой свободы нет и быть не может, это всё лирика, бессмысленная и беспощадная…

…единственное, что мы можем выбирать – полноту собственных заблуждений…

…собственных заблуждений…

… женщина раздвигает ноги, чтобы показать, что там у неё ничего нет: пусто…

…не старайся казаться более циничной, чем ты есть…

…сегодня в метро я видела собаку, играющую на аккордеоне…

…сейчас, в самолёте, меня обслуживает изысканный, отутюженный стюард. Однако, когда он подавал мне сухое вино, я увидел на его запястьях следы суицидальных попыток…

…главное, чтобы на пользу. Включила канал "Принчипессы" (так мы между собой его называем) и не узнала своего голоса… Бог ты мой, как это странно – когда твой голос настигает тебя внезапно, где-нибудь в магазине, звучащим из подсобки. А ещё я люблю театр, странный мир, в котором всегда вечер…

…здесь, в кафе возле фонтана Стравинского, под зонтиками зажигают газовые горелки, но всё равно холодно. Зато подарили зачем-то красивый спичечный коробок…

…ага, дали на сдачу. Это неважно, что я замужем – мой муж слишком удачливый бизнесмен, для того, чтобы сидеть дома и обращать внимание на женины капризы. С утра до вечера работа и тренажёрный зал, отпуск на Карибах, знаешь, как мне всё это надоело…

…надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы…

…что ты хочешь этим сказать?…

…да я просто напился на радостях, не обращай внимания, завтра протрезвею, будет стыдно, а ведь уже не сотрёшь, письма-то, зачем же я тебе пишу, Принчипесса моя?

Интернетовская реальность отменяет пространства и изменяет свойства времени: очень уж его ускоряя. Мы легко можем ждать бумажного письма неделю, две, но корреспондент, не отвечающий на твоё электронное послание после выходных, кажется провалившимся в бескрайнюю бездну, чем не дополнительный повод для беспокойства? День здесь, в сети, равен трём, месяц году, год – целой эпохе. Нынешний человек совсем отучается ждать, жизнь в режиме реального времени, кажется, так

это теперь называется.

Двое интенсивно переписываются, ну, неделю, ну, положим, десять дней

(вот и Олимпиада закончилась, все живыми вернулись домой), и вот им начинает казаться, что диалог их длится целую вечность, что они всё уже обсудили, обо всём договорились, обнаружили поразительную общность взглядов на всякие глобальные мелочи ("представляешь, а я сплю в пижаме…"). Вот теперь им кажется странным, что когда-то были времена, когда ещё не существовало этого обязательного, подробного, ежедневного обмена посланиями – "…вот я и проснулась…", "…вот я выкурила первую сигарету…"

Отныне они думают, что досконально знают, но кого? Друг друга? Или образы, которые выстраиваются, выращиваются ими почти уже сами по себе, автономно от прообразов?

А в "Живом журнале" – новый скандал: новобрачная ritaM провела расследование, касающееся личности своего фигуристого жениха, пользователя paslen,и выяснила (уж каким путём, нам неведомо), что на самом деле, paslenникогда не занимался фигурным катанием. Спорт оказался полным блефом, и в пресловутом

paslenне меньше центнера живого весу.

Сначала paslen , как у мужчин обычно водится, всё отрицал. Но, припёртый к стенке, раскололся и даже вывесил адрес сайта чердачинского оперного театра, где пел партии меццо-сопрано. Короче,

paslen совершенно неожиданно превратился в оперную приму бальзаковского возраста, имеющую мужа-балетомана, троих детей, спаниэлину Клаву, страсть к парикам, одышку и варикозное расширение вен.

Бывшая распорядительница брачной церемонии – восточная оккультистка

_ratri _ __так разъярилась, что объявила бойкот обоим молодожёнам,

_fabulous _ __выдал соответствующий комментарий – несколько строф из незаконченной главы "Евгения Онегина", а сама горемыка любопытствующая _ritaM_ __ закрыла свой журнал. Или, по сетевому говоря, самоубилась.

Есть в директории настроек "Живого журнала" и такая функция – юзер, разочаровавшийся в компьютерной игрушке, может уничтожить (стереть) свой дневник. Правда, после этого он будет висеть в сети ещё в течение месяца.

Поэтому самоубийства и последующие воскрешения в "ЖЖ" случались весьма регулярно. На то он и есть – "живой", как положено быть жизни…

…я заболел, рисуя миндальное дерево в цвету…

…так ты художник? Надеюсь, ничего серьёзного?…

…это не я, это слова Ван Гога из его письма к брату Тео…

…да, они тоже писали друг другу письма, записочки, по несколько раз в день, потом эта культура оказалась утраченной и понадобился интернет, чтобы вернуть слову его значение…

…а мне всегда казалось, что я – человек устной культуры, я даже многотомные романы всегда старалась прочитывать вслух, от корки до корки…

…попробовала бы ты так совладать с Прустом… все его персонажи постоянно пишут друг другу записки, находятся в постоянных почтовых отношениях… для этого достаточно кликнуть горничную, она отнесёт…

… а любовь – иностранный язык, и в воздухе – запах газа…

…да-да, твоя правота очевидна: нового человека следует учить, как иностранный язык, его грамматику и синтаксис, звучание его согласных, гласных…

…включи телевизор, там показывают твой сериал, я так и не могу понять (а ты не рассказываешь: боишься, что вычислю твою фамилию?

Зачем?), кого из них ты озвучиваешь – дону Люсию или жену архитектора Мендисабаля…

…я хочу, чтобы телефонный звонок застал меня ночью, врасплох…

…а я не люблю театра: это развлечение для бедных, с тощим кошельком интеллекта…

…слышала бы тебя моя лучшая подруга: она всю жизнь отдала этому великому служению…

…послушай, Фея хлебных крошек, и что же твоя лучшая подруга получила взамен? Много счастья?…

…ты несправедлив – и по отношению к ней, и по отношению к театру. Я же сказала – она просто служит. Ей этого достаточно…

…ой ли?…

…тебе тоже не следует пытаться казаться хуже, чем ты есть, последний романтик. Разве я не права?…

…в одном театре работать, как всю жизнь прожить на станции под названием Муслимково…

…Не вари козлёнка в йогурте матери его; не перепутай крышку, чтоб не накрыть крышкой от пепси банку с колой…

…как странно грязнятся до непоправимого состояния мыльницы и футляры для зубных щёток – самые чистые вещи в мире…

…три раза в месяц я хожу на заседание историко-археологического общества. Ты знаешь, что к югу от Чердачинска, в степи, раскопали целую систему древних городов, им больше четырёх тысяч лет, и если

Рождество Христово принять за точку центра, то оказывается, что мы, наше время, зеркально совпадает со временем существования Аркаима. В последний раз нам показывали глиняный горшок. Он до сих пор пахнет козьим молоком. Представляешь, запаху этому ровно четыре тысячи лет…

…нет, ты всё-таки неисправимый романтик… Вы все в "ЖЖ" такие?…

…мне кажется, ты начиталась шпионских книжек про всемирные заговоры, уверяю тебя, никакой агентурной сети мы не имеем и никакого переворота не готовим…

…пусть будет так, как ты говоришь, так, как тебе удобно говорить, разумеется, я тебе верю… сегодня в моём китайском садике – осень, я начертила на песке несколько иероглифов – память, покой, бесконечность… но дождь стёр их…

…воспоминания, как вина, – со временем только крепчают…

…я заболела, рисуя миндальное дерево в цвету…

…рана, тот порез на руке, мне заменяет зеркало (дни, когда я не смотрюсь в зеркало, отличаются от тех, когда смотрюсь)…

…надеюсь, ничего серьёзного, Игорь?…

…ты молчишь уже несколько дней, надеюсь, ничего личного, Фея?…

А фея бегала на собеседование: как же, пригласили на канал

"Принчипессы", сериалы озвучивать, нужно попробовать.

Неоднократно тихим, добрым словом помянула покойного пациента – привыкла рассекать по Чердачинску на его роскошном автомобиле – когда внутренний комфорт пассажира меняет вид города до такой степени, что начинает казаться, будто и в Чердачинске, оказывается, жить можно.

Макарова не любила местное метро. Когда его строили, много кладбищ в центре потревожили, дети потом ещё долго всякими костями играли, черепа фосфором мазали. "Вечерний Чердачинск" постоянно печатал дикие истории и репортажи, случавшиеся на строительстве метрополитена. Каждый раз, погружаясь под землю, Макарова думала о том, что находится за этими гладкими, облицованными мрамором станами: слои почвы, следы деятельности, так называемый "культурный слой", навсегда испоганивший облик земли. Ну, и про людей тоже думала, что там, за стеной жили, спали, пока их не распотрошили.

Вот ей и казалось, что все эти безмолвные тени вопиют и стучатся бесплотными кулаками в стены тоннелей. Макарова часто представляла, что будет, если весь асфальт в городе снять, заставив землю дышать, как раньше – "полной грудью". Впрочем, дальше этого её фантазия не простиралась: мешали люди, много людей.

Здесь, под землей, запертые в ограниченном пространстве, пассажиры невольно учитывали друг друга, притягиваясь к чужим, незнакомым телам невидимыми лесками. Очень, между прочим, эротично, хотя и выматывает. Будто ищешь в потемках кого-то и не можешь никак отыскать.

На улицу Пушкина она ехала подземкой, долго искала в узких, полутёмных коридорах нужный кабинет, старалась понравиться секретарше. Её выслушали, спросили номер телефона, сказали: "Ждите".

Обратно ехала выпотрошенная, на метро уже сил не хватило. Села в пустой трамвай, почему-то переживала, если вагон долго стоял на светофорах и остановках. Странное дело, когда ты находишься внутри салона, именно передвижение трамвая в пространстве воспринимается как норма, недвижимость непереносима. Начинаешь нервничать, отбивать пальцами прилипшую мелодию, чувствовать, как затекают ноги.

Пришла домой обескровленная, сразу к мужу – массаж, перевязки, покормить, опять же, надо. Оголодал. Похудел сильно. Муж старался широко открывать рот, смотрел ей прямо в глаза, удивлённо так, словно в первый раз видел. Словно спрашивал – не надоел ли ещё… долго ли со мной мучиться будешь…

Макарова улыбнулась в ответ (по телу пробежали волнистые молнии нежности).

– Всё у нас с тобой хорошо, дурилка картонная…

Утром загрузила компьютер, скачала целую груду электронных писем

(модем пищал как резаный) – Игорь сходил с ума, не зная, как понимать затянувшееся молчание, "муж приехал?".

А что, это хороший ход, сказать, что муж взломал сервер, нашёл их любовное токование. И ещё одна мысль пришла в светлую её голову, ещё когда в метро ехала: прежде чем с Игорем этим знакомиться, предварительно на него посмотреть надо. Незаметно. Чтобы не знал.

Мало ли кто. Не в смысле – знакомого встретить, этого Макарова как раз и не боялась, но вдруг – не в моём духе, и что тогда?

Надо бы в "ИГО" сходить, где все они, время от времени тусуются.

Или, скажем, на заседание археологического общества. Как он там писал, Аркаим? Родина Заратустры? Весьма интересная тема, между прочим. В хозяйстве пригодится.

Только выведать незаметно про то, где да что… Или просто: встречу назначить, сказать, что не смогла, задержалась, что муж…

Нет, этот вариант отпадает: он же тоже виртуал со стажем, может вместо себя кого-нибудь другого выписать. Макарова читала в одном журнале, что такие случаи попадались. И не раз.

Интересно только, как про них журналисты узнают, выдумывают, скорее всего.

А она проскользнёт в его жизнь незаметно, на цыпочках, словно балерина. Тем более что и она – не сказать чтобы красавица, вдруг не подойдёт?

Макарова испугалась, побежала к холодильнику за соевым соусом и чесноком.

– Всё у нас с тобой выйдет как в кино, дурилка картонная… – сказала

Макарова вслух и снова размечталась.

Но тут, как нарочно, зашевелился, заегозил муж, Макарова взяла в ванной судно и поспешила исполнить супружеский долг.

…многие наши проблемы возникают из-за того, что мы теперь очень поздно взрослеем. Мы уже созрели для любви, но родители нам разрешают только дружить; мы вырастаем из детских штанишек, но не из своих книжек с картинками и фильмов, на героев которых так хотели походить. Отсюда весь этот запоздалый романизм, мешающий жить, сбивающий нам ориентиры…

…а почему ты взял себе такой гордый ник? Ты правда думаешь, что ты -

Царь? Знала я одного такого, правда, он умер, был, да весь вышел, говорят, повесился, говорил, что эта мистическая дата – второе февраля – пропуск в рай…

…вы были любовниками?…

…Игорь, я не хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь…пока не хочу… пока не готова…

…Извини, Фея, я даже не знаю, как тебя зовут…

…почему ты не спрашиваешь, как я сама себя зову? Почему тебе хочется узнать, только то, как зовут меня чужие люди?…

…ну, и как ты сама себя зовёшь?…

…разве непонятно: Фея хлебных крошек, в этом я честна перед тобой.

Впрочем, как и во всём остальном тоже…

…человек существует непроявленным облаком, пока не приходят другие люди, высвобождая в нём то или это. Подруга. Друг. Политик, которого ты не любишь, или певец, которого презираешь…

…ты – Царь, живи один…

…именно поэтому я так самонадеянно и взял себе в сети такое имя…

…а у меня имени просто нет, я не знаю, как меня зовут, родители дали какое-то… но оно мне не подходит… а какое мне подходит, я не знаю… мне только кажется, что оно должно быть белым как молоко и чтобы в нём была буква "о". Но не "Оля". "Дерево", скорее, или "Облако". Или

"Дождь"…

…а твой Царь, кажется, ошибся: полная симметрия наступила не второго февраля, а двадцатого второго две тысячи второго… Поторопился, значит…

…победа всегда остаётся за теми, кто остаётся жить, за теми, кто идёт дальше… он, ослеплённый логикой и красотой даты, не обратил внимания, что следующая дата – куда круче и принципиальнее…

…да, это только мы, дожившие до неё, это знаем, а он остался там, в той дате… ты сильно переживаешь? Значит, вы всё-таки были любовниками, да?!

Макарова не переживала, некогда. Муж неожиданно начал проявлять признаки выздоровления: стал больше двигаться, пытался говорить.

Макарова азартно занялась его восстановлением, постоянно массировала парализованное тело, втирала мази, делала йодистую сетку, заставляла его выполнять простейшие гимнастические упражнения.

Муж словно бы превратился в её ребёнка, и признаки прогресса, возвращения к нормальной жизни, она воспринимала с восторгом кормилицы, на глазах которой идёт становление новой жизни.

Потом – "Канал Принцессы": через неделю Макаровой позвонили и сказали, что пробы она прошла, можно приступать к работе.

Телекомпания закупила пакет латиноамериканских любовных историй, озвучание которых шло едва ли не круглосуточно.

Приходилось рано вставать и ехать в старом, скрипучем троллейбусе на улицу Пушкина вместе с невыспавшимся рабочим людом – серым, стёртым.

Помятым. Макарова отгораживалась от прочих пассажиров громкой музыкой из мужниного плеера: казалось, что стоит только надеть наушники и троллейбус начинает мчаться стремительно и красиво – совсем как балерина на сцене театра.

А дни теперь летели ещё быстрее, чем балерина, один набегал на другой, не оставляя времени для раздумий. Многие привычные дела, на которые раньше уходили едва ли не сутки, Макарова делала быстро и механически, не отдавая себе отчёта о происходящем. И такое состояние ей, привыкшей к размеренности и лени, нравилось – потому что не походило на то, как она существовала раньше.

Иногда, вечерами, она, правда, впадала в обычную для неё задумчивость, долго смотрела в окно на подозрительно большую луну, превращавшую пространство спального района в балетный задник.

Возможно, просто всё сильнее и сильнее чувствовала приближение весны и неотвратимость перемен?

Ей нравилась новая работа, её новая роль, нравилась прокуренная студия с тусклым светом, стеклянные перегородки, за которыми мерцали самоигральные пульты с множеством кнопок, компьютеры, всё это обилие аппаратуры, вытягивающее из актёров тепло и последние силы.

Да, она же теперь проходила по бухгалтерской ведомости как

"актриса", у неё теперь был свой собственный режиссёр ("у каждого человека обязательно должен быть режиссёр", – вспомнила она слова

Марии Игоревны), свой редактор и настоящие коллеги. Пока она ещё путала их по именам, не со всеми познакомилась, но новые люди, тем более объединённые единой задачей – это всегда так интересно.

До этого у Макаровой отсутствовал опыт "коллективных игр", раньше она всегда существовала в режиме "одиночного плаванья", а это несколько расхолаживает. Приходилось снова, как в школе, как в университете, подлаживаться под других людей, признавать местные авторитеты и учиться, учиться, учиться. Например, правильно дышать, выговаривая длинные монологи, от которых перехватывает дыхание.

Или – правильно делать ударения, или – пытаться попасть в настроение своего персонажа.

Надо сказать, что дебютом её на "Канале Принцессы" стала возрастная роль – старухи-гадалки, небольшая, эпизодическая в достаточно скромном сериале "Кровавая любовь". Эта самая сеньора Петренка была ответственна за поиски потерянного в младенчестве ребёнка – сына состоятельных родителей, который теперь возник из небытия и влюбился в свою собственную сестру, которую похитил, чтобы потребовать выкуп у классовых врагов, да так втрескался в неё, что убил её мужа.

Благочестивая сеньора Петренка возникала каждый раз, когда сюжет заходил в тупик и требовал появления "deus ex machina", "бога из машины", разрешавшего все хитросплетения и выводившего историю на иной уровень запутанности.

Гадалка закатывала глаза и говорила, что беспокоиться не стоит: девочка ваша жива, ей ничего не грозит, она в полной безопасности.

Потом сеньора Петренка смачно целовала распятье и гордо удалялась.

Чем сериал закончится, чем сердце успокоится, никто не знал.

Озвучание гнали как на перекладных, серию за серией. Режиссер

Темиров (нечёсаная бетховенская шевелюра, массивный, как старинное пресс-папье, лоб, мясистый нос, чувственные губы) приносил сценарные распечатки (кипы листов) за пару дней до записи, раздавал актёрам для ознакомления. Макарова штудировала их вечерами, вместо того, чтобы сидеть в интернете и следить за развитием событий в "Живом журнале", другие, более опытные её коллеги порой читали с листа, демонстрируя мнимую виртуозность. А Макаровой нравилось погружаться в сырой материал этой неправдоподобной истории, готовиться к сеансам записи, проживать "предложенные обстоятельства" едва ли не всерьёз.

Она стала замечать, что реальность снова стала многослойной: в ней словно бы появился ещё один, дополнительный коридор, в котором постоянно развивался сюжет "Кровавой любви". И она наблюдала его одним глазом, время от времени подлавливая себя на том, что думает о персонажах сериала, как о живых людях.

Иногда озвучание затягивалось далеко за полночь. И тогда Темиров или

Дима Шахов отвозил её домой на автомобиле. Работали много, там же ели и пили, в свободное время заводили романы или интриговали. В студии, короче, царила нормальная творческая обстановка и Макарова с удовольствием варилась во всём этом.

Даже завели кухарку – злобную горбунью Анну Львовну, которая, видимо, специально готовила отчаянно пахучие блюда. Запах их пропитывал все помещения телеканала, смешивался с запахами табака и пота и висел грозовой тучей в коридорах. Личной жизни у практически лысой Анны Львовны никогда не было, поэтому всю свою энергию и рвение она посвящала работе. Неаккуратная Анна Львовна в засаленном переднике была постоянным объектом насмешек всего коллектива из-за своей любви к сериалам; злые языки говорили, что раньше она работала кондуктором в пригородной электричке, а кухарить пошла для того, чтобы вперёд соседок по подъезду узнавать подробности из чужой, заграничной, жизни.

Для начала Макаровой, как "молодому специалисту", поручили небольшую роль. Однако со временем её сеньора Петренка вышла на первый план и оказалась подлинной матерью несчастного мальчика, влюбившегося в свою родную сестру. Таким образом, миф об их родстве и греховности связи был рассеян, дети уже начинали готовиться к свадьбе, когда из многосерийного забвенья возник законный супруг некогда похищенной девушки – злодей и развратник с мелкими чертами лица, дядюшка Ингвар.

Нечистый на мысли и на руку дядюшка Ингвар (его и озвучивал Дима

Шахов) имел несколько рабочих кабинетов, за каждым из которых были закреплены свои наложницы. Он заводил своих любовниц везде, где только можно было, не гнушаясь ни шантажом, ни подкупом, ни приторной лестью. Каждой девушке он обещал жениться, но потом, когда несчастные создания пытались заявлять о своих правах, подстраивал неприятные истории (дядюшка Ингвар ехидно называл их "авантюрами") – автомобильные катастрофы, например. Или просто подсовывал им своих заместителей, чтобы войти в "нужное время" и застать изменников "с поличным". Даже странно, как тонкая и ранимая девушка, главная героиня сериала, смогла когда-то попасть в его липкие лапы. Видимо, по молодости, да по недомыслию… "Любовь не бросишь в грязный снег апрельский", – вздыхала по этому поводу Макарова.

Потому что роль сеньоры Петренки возрастала от эпизода к эпизоду – именно она и становилась главной силой сопротивления похотливым и бессовестным замашкам дядюшки Ингвара, только она одна и могла вывести зарвавшегося подлеца на чистую воду.

Каждый день кипы листочков, которые Темиров выдавал Макаровой, росли, утолщались. Макаровой нравилось играть роль "первой скрипки", хотя увеличение объёма говорения давалось ей с трудом. Часами она простаивала у микрофона, нервно затягиваясь в перерывах между репликами. Негласно устроенное соревнование требовало от актёров максимальной синхронности, "попадания в рот" персонажей. Темиров страшно ругался, кричал и рвал на себе волосы, если синхронность заметно нарушалась.

Впрочем, полного слияния перевода и игры мексиканских актёров достичь было невозможно, и он хорошо понимал это. Но, с другой стороны, Темиров знал, что если с самого начала не задать точные и чёткие критерии работы, текучка способна разрушить любое, даже маломальское качество озвучания.

Первые свои реплики Макарова переписывала по несколько раз, благо их было немного. Она даже брала домой видеокассеты с сырым материалом и тренировалась перед видеомагнитофоном. Но чуть позже количество откликнулось качеством, попадание пришло "на автомате", и неврастеник Темиров хвалил её на летучках перед началом записи всё чаще и чаще.

Раз в неделю приходила гендиректорша канала – эффектная блондинка

Надежда Рудольфовна Кротова, высокая и вальяжная, сама "принимала работу", и тогда серии шли в эфир. Или не шли, если ей что-то не нравилось. Тогда забракованные эпизоды переписывались заново,

Темиров скрежетал зубами, а актёрам приходилось оставаться на ещё одну смену.

К приезду начальницы все готовились, приводили себя в порядок, а

Анна Львовна стряпала особый "ланч", без привычного густого запаха и специй.

Макарова так и не сошлась ни с кем из коллег накоротке, сначала робела, затем погрузилась в огромное количество текста, не успевала отдохнуть, разрывалась между заботой о муже и новой работой. Стала не высыпаться, а в таком состоянии – ну какое может быть общение?

Возле неё всё время крутился, оказывал знаки внимания Дима Шахов – на правах старого знакомого, который и привёл её на студию, он делал какие-то замечания или же попросту развлекался бессодержательным трёпом.

Однажды Макарова спросила его, почему он не позвал на озвучание

Марию Игоревну, ведь соседка загибается без работы в одиночестве, но

Дима махнул рукой.

– Да звал я её, звал. Самой первой. Гордая она, отказалась. Сказала, что не с руки ей растрачивать ремесло в коммерческой подделке.

– А разве в театре у неё много работы? – удивилась Макарова. – Для чего ей тогда себя беречь?

– Да непонятно, для чего. Она же там не работает, но служит.

Прекрасному. – Шахов многозначительно поднял палец. – У каждого из нас свои заморочки, свои тараканы в голове.

– Это точно. – Макарова вспомнила, что недавно снова видела на кухне таракана. Наводить порядок дома ей теперь было некогда, а вокруг больного всегда грязно – крошки, мусор…

– Такая вот гамсахурдия получается…

"Надо бы предложить Темирову, – подумала она, – какой-нибудь иной режим работы. Или попросить отгулы, чтобы привести в порядок квартиру и свою жизнь".

И тут поняла, что даже не знает, как зовут режиссёра, с которым она работает вот уже полтора месяца. Все говорят: Темиров, Темиров, даже не задумываясь о том, что у него есть имя.

– Слушай, а как нашего режиссёра зовут? – спросила она Шахова. – Я же так до сих пор и не знаю.

Но Дима уже надел массивные наушники и вопроса не расслышал. Решил, что Макарова продолжает расспросы про Марию Игоревну.

– Если всё выгорит, получит она работу. Я как раз затеял одно дело – экспериментальную пьесу нашего завлита поставить. Главреж Лёвушка сказал, что, если ему понравится, спектакль возьмут в репертуар.

Правда, пока на малую сцену, но это тоже ничего. Правда ведь?

Макарова молча кивнула и пошла перекурить в зимний сад – место отдыха сотрудников телестудии. Здесь всегда было тихо, росли лимонные деревья и экзотические цветы; дорожки, посыпанные гравием, скрадывали звуки шагов.

Макарова любила сидеть в углу, смотреть на камни, расставленные посредине сада, и мысленно составлять из них иероглифы, проводя невидимые нити от одного камня к другому.

Игорь, естественно, почувствовал перемену участи – угасание интереса

Макаровой к переписке, к собственной персоне, к трудам и дням

"Живого журнала".

Первый признак здесь – письма стали реже и короче. Макарова и не скрывала, что пишет их на бегу, не очень-то и вдумываясь в содержание, уже не стараясь поразить заочного собеседника неожиданной мыслью или афоризмом, затаённой цитатой. Она уже не пыталась ему понравиться, вот что казалось ему особенно существенным.

Во-вторых, она перестала задавать вопросы, пассивно развивая темы предыдущих посланий. В-третьих, она почему-то старалась не называть

Игоря по имени. То ли по рассеянности, то ли в этом для неё не было теперь никакой нужды.

А ведь это – главные признаки увядания увлечённости, – писал он ей, ставил по три восклицательных знака в строке, снова предлагал встретиться, но Макарова очередной раз отказывалась или из-под палки соглашалась, но в последний момент переносила свидание под предлогом серьёзной загруженности.

– Ты понимаешь, – писал ей Игорь, – что человек делает только то, что хочет делать. Если ты не хочешь со мной встречаться, у тебя всегда найдётся тысяча отговорок. Потому что мы взрослые люди, нам много лет, и всё это время мы легко (или не легко), но обходились друг без друга. Это значит, что все ниши в нашем повседневном расписании уже заняты, понимаешь, Фея?! Это значит, что мы нигде и никак не пересекаемся – у нас нет общего прошлого, общих дел, общих воспоминаний, общих знакомых (за исключением горсточки виртуальных персонажей в "Живом журнале"), и мы никогда не встретимся, потому что у нас всё время будут какие-нибудь причины и дела. Потому что для того, чтобы встретиться, нам нужно создавать какие-то новые ниши – мне специально для тебя, тебе – эксклюзивно для меня.

Но Макарова рассеянно не замечала его отчаянных попыток перевести знакомство в реальную плоскость (она же решила предварительно разглядеть его и уже потом решить – встречаться или нет, и от мысли этой не отказалась, да только осуществить её теперь не было никакой возможности).

Или же рассеянно предлагала включить телевизор и посмотреть очередную серию "Кровавой любви", где она поставила личный рекорд синхронности. Ей уже не нужно было врать Игорю или скрываться, она призналась, что озвучивает сеньору Петренку, всё равно никаких титров не показывают. Да если бы и показывали – мало ли у неё в

Чердачинске однофамильцев, поди найди.

А звонить на телеканал она ему категорически запретила: пустое это.

Она действительно время от времени собиралась зайти в "ИГО" или на заседание археологического общества, но Темиров вызывал её на переозвучание, и все планы рушились. Макарова хватала машину, неслась в студию, замирала перед микрофоном, пялилась на монитор, где грубо состаренная актриса, игравшая сеньору Петренку (тоже ведь далеко не дряхлая женщина) давала очередной бой любвеобильному дядюшке Ингвару.

Но Игорю-то это не объяснишь. Вот она и ссылалась очередной раз на занятость, переносила встречи, отделывалась какими-то невнятными фразочками и обещаниями, доводила его до виртуального бешенства.

– Ты понимаешь, – писал ей Игорь, – что есть запретные вопросы

(например, "зачем") и некорректные аргументы. Если человек ссылается на занятость или на свой темперамент, я сразу же вижу в этом какое-то воровство. Потому что мы все заняты, у нас всех дела. И мы загружены в одинаковой степени – неотложными социальными обязательствами. Они у всех одинаковой степени важности – у тебя, у меня. Даже если зарплаты у нас разные. Другим таким нечестным аргументом я считаю ссылки на темперамент, потому что все мы обладаем тем или иным темпераментом, понимаешь, Фея хрустальных стаканчиков для крюшона?! Мы все – деловые люди, обладающие темпераментом, именно поэтому давай будем пытаться вести себя честно и выводить эти спекулятивные моменты за скобки, а?!

Они уже ссорились, как старые, закоренелые любовники. У них уже появилась общая история и сигнальные знаки-фразы, хотя они так и не удосужились встретиться хотя бы один раз и поговорить глаза в глаза.

Хотя Игорь и пытался форсировать знакомство, он не мог не думать, что, скорее всего, первая их встреча окажется и последней. Подобная мысль приходила и к Макаровой. Именно поэтому она относилась к заявлениям Царя столь легкомысленно – как к пустым, риторическим фигурам.

Его письма становились всё длиннее и раздражительнее, а у Макаровой не находилось ни времени, ни сил, чтобы адекватно реагировать на все его колкости и подначки.

Загруженная заботами о муже и озвучанием, Макарова совершенно выпустила из виду реальность "ЖЖ". Однажды, в выходные, заглянула в него и удивилась, увидев много новых имён и лиц. Конспирологическая лихорадка, которая и послужила первопричиной её интереса к "ЖЖ", снова набирала обороты. "ЖЖ" жужжал, как разбуженный улей, намёки на тотальный заговор (правда, не понятно с какой целью) торчали едва ли не из каждого дневника. _foma _ __активно вербовал новых сторонников – даже в среде аполитичных эстетов, кучковавшихся вокруг профессорши семиотики _egmg _ __, литературоведческой профессорши

_maryl _ __и мистически настроенных _zobuh _ __и _ratri._ __

Не отставали даже самые милые живожурнальные барышни, превратившие

"ЖЖ" в ярмарку невест. И кокетливая poganka , и симпатичная

jul , и даже прожжённая деловарка _bozi _ __(раньше Макарова воспринимала их всех соперницами в борьбе за женское счастье) как с ума посходили – все говорили об одном и том же: грядущем грандиозном сборище юзеров "ЖЖ" на Аркаиме.

Разумеется, тут не обошлось без сильного влияния юзера tchar , который прожужжал все уши про эту археологическую сенсацию не только

Макаровой, но и прочим подписчикам своего дневника. Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что Игорь был не единственным пользователем, увлечённым гипотетической родиной Заратустры.

Энергичный эмигрант из Швеции rjohanson _

(www.livejournal.com users rjohanson), гомофоб _zurfreude _ __и даже любитель "Евгения Онегина" _fabulous _ __участвовали в работе археологической экспедиции или писали об Аркаиме до долгу службы – кто-то в газетах, кто-то в журналах.

Аркаимомания достигла такого накала, что самый богатый юзер ЖЖ -

_sheb, _ __заправлявший в местной звукозаписывающей фирме, решил устроить в древнем городе нечто вроде музыкального фестиваля. И под этим предлогом собрать на туристической базе, недалеко от раскопок, всех желающих юзеров из "ЖЖ". Обещал оплатить дорогу, обеспечить проживание, питание и зело культурную программу.

Sheb'a поддержали влиятельные люди _corsika, anthonius, media

и даже всегда и всем противоречащий интеллектуал с дурным характером _kirill. _ __Но они развернули филантропический проект

sheb'a в свою, политизированную сторону. У нас ведь всё рано или поздно заканчивается политикой. Особенно, в непосредственной близости от губернаторских выборов.

Значение фестиваля будет заранее раздуто в СМИ (благо, журналистов пасётся в "ЖЖ" превеликое множество, и дело своё здесь знают хорошо), превратится в важное общественно-политическое мероприятие.

Власти, а также претенденты на власть не смогут игнорировать такой существенный информационный повод. И как миленькие полетят в степь, отметиться, засветиться перед телекамерами. Наверняка приедет и действующий губернатор Кошёлкин и все его многоопытные замы, отвечающие за предвыборную кампанию.

Тут-то мы их и возьмём – сквозило торжество в каждой строчке дневников, чьи авторы принимали в заговоре самое непосредственное участие.

Вот и Игорь решил через фестиваль "отмыть" свои собственные интересы – увезти туда Макарову, чтобы в таком историческом и романтическом месте завязать знакомство.

Тем более что не все юзеры знают друг друга в лицо, более того, личные встречи им противопоказаны по закону жанра. Макарову легко можно будет выдать хоть за _raravis

( www.livejournal.com users raravis), хоть за sap'a (пол которого, раз он робот, определить невозможно). Или за немого

emdim'a. Да хотя бы и за легкомысленного _akova – _ __кто сказал, что дневник этого Дон Жуана не может вести женщина?! Тем более что все эти персонажи (как и большинство из пишущих в "Живой журнал") – затворники и никогда не появляются "на людях", не ходят в

Нужно только заранее добыть список приглашённых, а это особого труда не составит – потому что в сети всё известно всем (она для того и создана), и воспользоваться чьим-нибудь не шибко заметным ником. Или подгадать, чтобы носитель того или иного имени был в это время в отпуске, в отъезде, в дальних странах и не смог бы обнаружить подлог, читая в "ЖЖ" отчёты о дружеской встрече.

А можно поступить ещё проще и подарить Макаровой имя (и биографию) кого-нибудь из убившихся пользователей, кто уже давно потерял интерес к заочному общению и не следит за жизнью своих бывших френдо в.

Скажем, воспользоваться всё той же _ritaM, _ __которая после неудачной свадьбы с _paslen _ __не кажет в "ЖЖ" носа (даже в

комментах !) вот уже несколько месяцев подряд.

Идея простая, как и всё гениальное, и Макарова тут же оценила красоту и изящество замысла. Тем не менее у неё всё ещё были сомнения. Она не писала Игорю всей правды, но на самом деле она сильно комплексовала перед участниками этого сетевого проекта. Ей казалось, что она не умеет так красиво, так связано, как они (люди другого сорта), излагать свои мысли, что они умнее и проницательнее её, что вечность, проведённая в сети, автоматически наделяет их неким особым, специфическим опытом.

Выглядеть среди "своих" белой вороной ну кому интересно?

Игорь уговаривал её как мог.

– Ну, хорошо, если ты не хочешь быть участником живожурнальной тусовки, – писал он ей из самолёта, – ты же можешь приехать туда в качестве участника культурной программы, как актриса, чей голос все уже давно выучили наизусть. Представляешь, как будет интересно, если ты вывезешь на Аркаим всю вашу шоблу-воблу?! Люди всегда интересуются телевидением и всем тем, что происходит за кулисами, так что вы пойдёте в культурной программе фестиваля едва ли не первым номером!

Давил на тщеславие, значит. Но провести Макарову было трудно: она собаку съела на человеческих хитростях и психологических нюансах.

Поэтому делала вид, что не поднимает подвоха, и, будто бы вполне резонно, объясняла ему, что вряд ли кого-нибудь из пользователей сети можно заинтересовать старорежимными подделками под искусство: телесериалы смотрят не молодые и продвинутые журналисты, но пенсионеры и домохозяйки.

– Или ты хочешь, чтобы нас подняли там на смех? Тоже мне, подводная лодка в степях Украины, кому мы будем там нужны?!

– Ты мне нужна, а я смогу всё устроить так, как надо.

Но Макарова уже убежала на очередную запись, письмо Игоря повисало где-то в недрах умозрительного пространства до вечера следующего дня, когда голодная и измотанная озвучанием Макарова придёт домой и залезет в свой почтовый ящик.

Главная трудность борьбы сеньоры Петренки с дядюшкой Игнваром заключалась в том, что тот вёл себя лицемерно и добропорядочно.

Только узкий круг приближённых лиц знал о его любовных похождениях и финансовых махинациях.

В начале сериала появлялся некий матёрый журналист с разоблачениями, но через несколько серий он исчезал. Потом появлялся тайный сын сеньоры Петренки и убивал дядюшку Ингвара для того, чтобы похитить его прекрасную жену. После того, когда убитый дядюшка Ингвар якобы отправлялся к праотцам, из него начинали лепить едва ли не святого – буквально все говорили о его выдающихся качествах. И только одна сеньора Петренка знала зловещую правду, но как истинная католичка

("о мёртвых – либо хорошо, либо ничего") держала свои знания при себе.

Когда развитие сюжета, побуксовав пару месяцев вокруг похорон дядюшки Ингвара и освобождения его бывшей жены, начинало двигаться к счастливой развязке и мнимые брат и сестра уже третью серию подряд собирались первый раз соединиться в страстном поцелуе, дядюшка

Ингвар воскресал самым невероятным образом – как то зло, которое не может быть окончательно уничтожено, потому что имеет тысячу лиц.

Дядюшка Ингвар заявлялся в самый торжественный миг для того, чтобы сорвать помолвку и заставить жену вернуться в ненавистный дом к нелюбимому, презираемому человеку. Он сулил ей золотые горы, поездки к океану и золотое колечко с бриллиантом размером с перепелиное яйцо. Бывшая жена и нынешняя невеста бывшего брата была непреклонна, как скала.

И тут в дело вмешивались пожилые родители, которые требовали, чтобы злодеи перестали попирать закон и традиции. То есть, по сути, становились на сторону негодяя с мелкими чертами лица и ещё более мелкими (да просто низменными!) духовными запросами.

И тут должна была вмешаться сеньора Петренка и объявить всему миру об истинной сущности коррумпированного сластолюбца. Но она почему-то медлила раскрыться, девушку уводили под белы рученьки. Её бывший брат и нынешний жених, бывший сын пожилых родителей и нынешний наследник скромной гадалки Петренки, бился в истерике, мечтая отомстить обидчику.

Но почему же так медлила сеньора Петренка? Почему не принимала окончательного решения? Почему не выходила, отбросив все условности, на тропу войны? Об этом не знал даже многомудрый Темиров, озвучивавший вот уже второй десяток подобных историй. Не знала этого и Макарова.

Анна Львовна, смотревшая эти трагические сцены вместе с актёрами, разрыдалась, сорвала с себя фартук и выкрикнула, что уходит от них навсегда. Потому что за время действия "Кровавой любви" она уже достаточно поседела и не хочет мучить себя в дальнейшем.