Грегори Бейтсон, Мэри Кэтрин Бейтсон Ангелы страшатся

Эта книга посвящается

Лоис Бейтсон

и

Баркеву Касарьяну,

без которых мы с отцом не стали бы тем, кто мы есть

Предисловие переводчика

ГРЕГОРИ БЕЙТСОН, сын выдающегося британского биолога и пионера генетики Уильяма Бейтсона, родился в 1904 году. Отказавшись, вопреки давлению со стороны семьи, пойти по стопам своего отца, он получил ученую степень не по естественным наукам, а по антропологии и покинул Англию ради полевой работы в Новой Гвинее. Во время своей второй поездки туда в 1936 году он встретил американского антрополога Маргарет Мид, на которой впоследствии женился. Их единственная дочь Мэри Кэтрин Бейтсон также стала антропологом.

После Второй мировой войны Бейтсон переехал в США. Там он прочитал цикл лекций по антропологии в Гарвардском университете (1947); затем получил место научного сотрудника в Институте нейропсихиатрии Лэнгли Портера в Сан-Франциско; работал в качестве этнолога в госпитале Управления по делам ветеранов в Пало-Альто (1953–1963), где вместе с другими участниками «проекта Пало-Альто» (Дон Д. Джексон, Джей Хейли, Джон Уикленд, Милтон Эриксон) изучал возможность применения «теории даблбайнда[1]» (double bind theory) к проблеме шизофрении. В целом в этот период Бейтсон привнес в психиатрию общий системно-кибернетический подход, что в дальнейшем нашло выражение в «теории семейного гомеостаза» Дона Д. Джексона и «терапии контрпарадоксом» Мары Сельвини Палаццоли.

Далее Бейтсон работал с дельфинами в Океанографическом институте на Гавайях и преподавал в Университете штата Гавайи. В 1972 году он начал преподавать в Университете Санта-Круз, Калифорния. Автор книг «Шаги в направлении экологии разума» (Bateson, 1972), «Разум и природа» (Bateson, 1979), «Священное единство» (Bateson, 1991), а также соавтор книги «Коммуникация: Социальная матрица психиатрии» (Bateson, Ruesh, 1951), Грегори Бейтсон оказал заметное влияние на целое поколение специалистов в области общественных наук, включая британского психиатра Рональда Лэйнга (Laing).

* * *

Непростые и даже трагические обстоятельства появления книги «Ангелы страшатся» достаточно подробно описаны Мэри Кэтрин Бейтсон в ее введении к книге, и здесь нет смысла повторяться. Здесь мы лишь еще раз обратим внимание на то, что «Ангелы» – это фактически продолжение предыдущей книги Бейтсона «Разум и природа: Неизбежное единство». Находясь в последний период своей жизни под дамокловым мечом неотвратимой смерти, Бейтсон счел разумным и правильным оформить и передать в печать первую часть своей работы. Так появилась книга «Разум и природа» (1979). Однако в ней было сказано далеко не все, над чем Бейтсон напряженно размышлял в этот последний период. Воспользовавшись ремиссией болезни, он без промедления начал писать следующую книгу, которую уже закончить не успел. Через шесть лет после смерти Бейтсона книгу завершила его дочь.


В тексте «Ангелов» читатель встретит многочисленные отсылки к книге «Разум и природа», а некоторые главы, например Глава 4, непосредственно продолжают обсуждение вопросов, поставленных в ней. Из этого, конечно, не следует, что «Ангелов» нельзя читать как самостоятельное произведение, однако читателю, желающему глубже понять поставленные вопросы, можно рекомендовать ознакомиться также и с книгой «Разум и природа».

* * *

Необходимо коснуться еще одного вопроса. Дело в том, что мировая известность Бейтсона соседствует с представлением о нем как о фигуре из мира контркультуры и нью-эйджа. Именно так его образ подают такие известные в нашей стране авторы, как Станислав Гроф, Фритьоф Капра, Роджер Энтони Уилсон, и некоторые другие. Хотя это представление является ошибочным по сути дела, надо признать, что некоторые поверхностные основания для такой трактовки есть. Бейтсон действительно провел остаток жизни в Эсалене, этом мировом центре нью-эйджа, где он и встречался с Грофом, Капрой, многими другими эзотериками и кудесниками той поры большего или меньшего калибра.

Тем не менее что бы нам ни рассказывали Гроф и Капра, не лучше ли послушать самого Бейтсона, тем более что его отношение к сфере эзотерики и паранормального обсуждается в Главе 5. Его оценки верований, распространенных в мире контркультуры, находятся в диапазоне «суеверие – полное слабоумие», в чем читатель может убедиться лично.

Правда и то, что в этот период Бейтсон неоднократно выступал с лекциями в различных калифорнийских «ашрамах». Но, во-первых, как откровенно рассказывает М. К. Бейтсон, в конце жизни он был стеснен в средствах, а за эти выступления ему что-то платили, а во-вторых, он там все же не «Харе Кришна» распевал, а рассказывал про кибернетику и теорию эволюции. Некоторые из этих лекций были опубликованы и впоследствии вошли в сборник «Священное единство». Помимо этого надо понимать, что Бейтсон с его большим антропологическим опытом и близким знакомством как с традиционными азиатскими религиями, так и с экзотическими культами (например, с балийскими трансовыми ритуалами) вряд ли мог всерьез воспринимать самодельные калифорнийские версии индуизма, буддизма или дзена.

Представляется важным и то (и об этом говорит сам Бейтсон в книге «Разум и природа»), что, даже проживая в США, он оставался англичанином до мозга костей, чем, кстати, объясняются отдельные (взаимно) саркастические интонации в их разговорах с дочерью, уже стопроцентной американкой, причем левой ориентации. В частности, Бейтсон был иммунен к уже начинавшейся в США эпидемии идеализации всевозможной архаики, в чем-то напоминающей наше русское народничество второй половины XIX века. Бейтсон, например, был противником поставок дарового продовольствия в хронически голодающие страны Африки и не был склонен впадать в слабоумный восторг перед очередным сомнительным «гуру» просто потому, что тот прибыл из страны третьего мира («из народной глубинки»).

Однако, как говорит нам сам Бейтсон, полностью изолироваться от влияния окружающей среды невозможно; вероятно, именно этим можно объяснить некоторые его странные идеи, например (Гл. 4), о «памяти металлической пластины» и «резонансных голографических паттернах в мозге». К счастью, таких мест немного.

Кстати, не надо думать, что тогдашнее массовое помешательство на эзотерике и паранормальных явлениях затрагивало лишь калифорнийских хиппи, НЛО-фриков и последователей различных «гуру» и Карлоса Кастанеды. В тот период частыми гостями Эсалена бывали многие стэнфордские физики, включая нобелевского лауреата Ричарда Фейнмана, который к тому же был близким другом известного американского неогуру Вернера Эрхарда. И уж совсем не хиппи запустили тогда проект «Старгейт», исследовавший возможность военного применения экстрасенсорного «дальновидения» и «психокинеза». Проект финансировали Пентагон и ЦРУ, а руководил им стэнфордский физик-ядерщик Эдвин Мэй. Впоследствии слухи об этом проекте были пародийно переосмыслены в голливудском фильме «The Men who Stare at Goats» (в России выходил под названием «Безумный спецназ»).

* * *

Чтобы подвести черту под темой «Бейтсон и Эсален», скажем следующее: честь и хвала главе Эсалена Майклу Мэрфи, предоставившему смертельно больному Бейтсону последнее пристанище. Вполне можно допустить, что именно райские природные условия этого уникального уголка тихоокеанского побережья Калифорнии продлили ремиссию его рака и подарили еще почти два года жизни. Люди, окружавшие там Бейтсона, относились к нему с теплотой и симпатией, и он, конечно же, отвечал им тем же. Однако – и об этом ясно говорит М. К. Бейтсон – Бейтсон совершенно не был их единомышленником, что бы по этому поводу ни говорили Гроф и Капра.

Желанию Бейтсона интеллектуально дистанцироваться от эсаленского окружения также могло очень способствовать то обстоятельство, что Эсален, и без того являвшийся мировым центром нью-эйджа, именно в конце 1970-х достиг апофеоза безумия, о чем сейчас в самом Эсалене стараются не вспоминать. Протеже Вернера Эрхарда, мошенница Дженни О’Коннер, заявлявшая, что имеет «канал телепатической связи с группой девяти бестелесных инопланетян», словно Распутин, полностью подчинила себе руководство Эсалена и более года от имени «Девяти» фактически заправляла всеми делами (именно по «приказу Девяти» Майкл Мэрфи в 1980 г. приезжал в Москву).

Очень характерный представитель той среды, стэнфордский физик Джек Сарфатти, забросивший нормальную науку ради «квантовой каббалистики», написал эссе «В гуще событий», живописующее обстановку той поры как в самом Эсалене, так и вокруг него (Sarfatti J. In the thick of it). Право, на фоне того безумного винегрета из обрывков первобытно-магических представлений, средневекового оккультизма, заплесневелого витализма в духе XIX века, превратно истолкованных положений как современной физики, так и традиционных восточных религий и т. д. и т. п., который и называется нью-эйдж, Бейтсон смотрится прямо-таки столпом рациональности и здравомыслия!

* * *

Все главы помечены как (ГБ) или (МКБ), что, согласно указаниям М. К. Бейтсон, следует понимать как «написаны преимущественно Грегори Бейтсоном» и «написаны преимущественно М. К. Бейтсон». Редакторские вставки и небольшие комментарии М. К. Бейтсон в главах, принадлежащих преимущественно Грегори Бейтсону, в английском оригинале взяты в квадратные скобки. Для большей ясности в русском издании они не только взяты в квадратные скобки, но и оформлены иным шрифтом. Сноски, помеченные «Примеч. пер.», принадлежат переводчику, помеченные «Примеч. МКБ» – М. К. Бейтсон, без пометок – Грегори Бейтсону.

Перевод стихотворных фрагментов (кроме тех случаев, где переводчик указан особо) выполнен Д. Я. Федотовым. Цитаты из Библии даны по русскому Синодальному изданию.

Различные числовые данные, приводимые автором в фунтах, футах, милях, градусах Фаренгейта и т. д., преобразованы в соответствующие метрические величины.

Д. Я. Федотов,

Москва 2017–2019

Отец твой спит на дне морском.

Кораллом стали кости в нем.

Два перла там, где взор сиял.

Он не исчез и не пропал,

Но пышно, чудно превращен

В сокровища морские он.

Вот похоронный слышен звон.

Динь-дон! Динь-дон!

Звонят наяды: Динь-динь-дон!

Шекспир, Буря[2]

Загрузка...