Разницей в две недели появились на свет в феврале две девочки. Первой родилась дочка Артура, он, конечно, скрывал некое разочарование, как и многие мужчины, он мечтал еще об одном сыне. Но, когда увидел свою новорожденную дочь, то испытал настоящее счастье. Она так была похожа на Урсулу, что это заставило полюбить ее. Имя для своего очередного сына Артур придумал давно, он решил назвать Энди Брайан Йорк, но эта девочка, что же ему делать. Тогда-то Урсула предложила назвать Энди Мария Йорк, а для домашних она просто станет Энн, с годами это девочка полюбит свое, отчасти мужское имя, это будет ей придавать властности.

У второй сестры тоже появилась на свет дочка. Сайман же в отличии от своего друга несколько не был разочарован, он самого начала мечтал об еще одной девочке. У его первой дочери было отчасти экзотическое имя – Теа Леони Портси, второй он дал имя Кассандра Клементина. Роды для Аманды прошли тяжело, несколько дней от не проходящей боли она не могла спать, Виктор приносил какие-то травы, но они мало действовали и ей все равно было плохо. Врачи только и твердили, что следующая беременность для Аманды может закончиться плохо. Но она совсем не думала об этом, вся ее любовь теперь предназначена только для двух дочерей и мужа.

Рамсей ощущал себя самым счастливым человеком. Его дочери, каждая по-своему, были счастливы. Он часто вспоминал об Джорджине, перелистывал их не большой фотоальбом, вглядываясь в пожелтевшие снимки. Он по-прежнему, не смотря на прошедшие тринадцать лет, ощущал ее присутствие в их доме, аромат ее духов когда-то разлитых по ковру, наверное это его одинокое воображение, но без нее все было другим. Она так и сказала, что верит в его невинность, она умерла считая виновником всех ее бед. Дочерям он сказал, что она умерла от лихорадки, осложненной беременостью, но только он знал правду, он пыталась сделать аборт, она не хотела их ребенка. «От лживого мужчины нельзя заводить детей», - писала она за несколько дней до своего поступка. Теперь ее дневники читали его дочери, он вырастил их любящими и преданными, он сделал все, чтобы они никогда так не поступали. Аманда была самой тихой из них троих, и, наверное, самой преданной людям, которых она любила. Урсула была женщиной полной энергии, ее постоянно нужно было укрощать, она просто любила споры. Младшую Диану все называли ангелом, бесспорно муж считал ее святой, окружающие легко подавались ее обаянию, интересно ее дети будут такими же? Он приходил на могилу жены и подолгу мысленно говорил с ней.

Джорджина, Джорджина, что ты надела, глупышка, почему ты не позволила мне все рассказать тебе? Почему ты не разрешила вырвать у тебя из крови пустившие корни сомненья? Я бы излечил твою душу, я бы залечил все твои раны и развеял все твои сомненья. Но ты все решила по-другому, ты решила, что не позволишь мне ползать у тебя в ногах. Все-таки ты отступила от своей идеологии. Ты позволила этим глупым мыслям разлагать тебя, решилась убить нашего ребенка, наше с тобой счастье. Как, как ты могла так поступить со всеми нами? Но ты не думала, что этот бездарный врач занесет в тебя заразу, а за помощью к нашим друзьям ты не могла обратиться. Я ведь знаю, это был не его ребенок, ведь между твоим «я изменила тебе этой ночью» и твоей болезнью прошло полгода. О, я ненавижу его, но люблю его сына, этого светлого мальчика, мальчика которого нет у нас тобой. Мой титул с моей смертью отойдет к моему двоюродному братцу. У наших дочерей итак все свое. Аманда – леди Портси, пускай он не титулованный дворянин, но он очень любит ее. Урсула – баронесса Уэсли, лучше и не придумаешь. Диана – леди Хомс, да жена его сына. Джорджина, любовь моя, ну почему ты так рано ушла от меня? Почему оставила одного в этом мире, почему, любимая.

Грусть всегда бывает не долгой, как и счастье, все приходит, все уходит, все меняется, ничто не остается прежним. Жизнь быстротечна, жизнь прекрасна и жестока. Но в этот февраль счастье переполняло наших героев.


Апрель 1925.

Дождей уже не было несколько дней, воздух был сухим, и дышалось порой тяжело. Все мечтали о дожде, повеет легкой прохладой и сады за цветут еще сильнее. Месяц подходил к концу, время летело уже не так медленно, как в детстве, у взрослых людей время бежит по-особенному. За это недолгое время между Верой и ее мужем многое изменилось, но с той ночи она больше на слышала от него трех заветных слов. Он и любовью-то занимался с ней с осторожностью, словно она была хрустальной вазой. Как же она порой его ненавидела, она порой хотела устроить ему настоящий скандал, чтобы хоть немного встряхнуть его. Лидия болела, и теперь всю свою заботу он выплескивал на мать, а не на жену. Вера боялась его потерять, но любовь, любовь понемногу стала уходить из нее. Она стала все больше отдаляться от него. С меньшей любовью испытываешь меньше боли. Она уже не мечтала так страстно о ребенке, считая, что если муж не хочет, не нужно его обязывать. Она превращалась в женщину, которой все равно, что твориться в жизни ее супруга. Отчасти это было глупо, но отчасти так можно было заглушить часть боли.

Вера стала чаще всего делать вид, что спит, она не хотела больше близости с мужем, как и других мужчин. Но Фредерик будил ее и, словно вынуждал ее к этому. Так он тоже боролся со своими демонами. Вера закрылась от него, как и он от нее, и больше не требовала от него ребенка и привязанности. Любой бы другой мужчина воспринял бы это, как дозволение в другую постель, но и этого он не хотел.

- Прости, я не в настроение, - отказала она в очередной раз.

- Что с тобой? – обеспокоено спросил Фредерик.

- Федор, - начала она на повышенных тонах, - я устала, устала от твоего отношения, от болота в какое превратился наш брак. Я хочу развода, - потребовала она.

- Нет, так нельзя, Вера… - бормотал он.

- Ужасно, ужасно, все ужасно, - кричала она, - я не могу так больше. Я устала ощущать себя твоей вещью. Даже Джейсон понял, что так себя вести нельзя, но только не ты. Домострой из тебя просто не вышибешь!

- Прекрати! – Фредерик схватил ее за плечи, - ты в курсе, что по английским законом, я могу лишить тебя всего, что ты будешь делать?

- В мире много добрых людей, дорогой…

- Я люблю тебя, - он приник к ее губам, ощутив ее слабое сопротивление, она оттолкнула его.

- Я не верю тебе! – по ее щекам бежали слезы от обиды.

- Прошу тебя, я умоляю тебя, верь мне, - он упал ниц перед ней, обнимая ее талию, - я не хочу тебя терять…

«Никогда, никогда не унижайся перед мужчиной, пусть он вымаливает твое прощение». Она осторожно прикоснулась его светлых волос, встречаясь с его взглядом. Вера опустилась тоже на колени, она сама поцеловала его, от чего Фредерик вздрогнул, прижимая ее еще крепче к себе.

- Наконец-то, ты проснулся, - Вера улыбнулась, ее теплая улыбка коснулась его.

- Ты не уйдешь от меня? – почти рыдая, спросил он.

- Куда я теперь? – она закрыла глаза, - теперь-то ты понимаешь, что чувствовала я все это время.

- Не уходи, - она магически посмотрела на него.

- Не уйду…

А потом была только любовь. Сердце иногда любит порой не тех, но редко оно понимает, что настоящее-то рядом. Их детей начала этого века воспитали родители, которые считали, что любовь приходит со временем, что она появляется только после заключения брака. Но их юность прошла в военные и послевоенные годы, когда все старое начало отмирать. Все изменилось, все стало другим. Люди легче стали относиться к парам не состоящих в браке, к детям рожденных вне брака, к разводам и изменам. Времена по истине были другими, жаль только, что многие из них не дожили до того момента, когда их внуки будут жить совсем другими ценностями.

Жизнь, как река, кто знает каким будет завтра. Иногда достаточно одной фразы, чтобы изменить все, слово имеет магическую силу, Фредерик это понял. Он как и большинство мужчин боялся терять. Ведь Вера, это его островок счастья. Она его связь с прошлым, память о его детстве, и сладкое воспоминание о далекой стране, которая уже окрашена другим цветом на карте мира. Она все, что у него осталось родного в этом бескрайнем иногда бездушном мире. Если он потеряет ее, что тогда будет с ним? Как же он будет жить, дышать без нее. Вера, ее имя и звучит по-русски, как вера в любовь. Они должны быть вместе, а он должен сделать все, чтобы удержать ее подле себя, и никогда не отпускать. Иначе они потеряются в этом мире.


Вместе они уже были девять лет, долгих девять лет. С годами поблекла страсть, выцвела ревность, исчезла животная необходимость в друг друге. С годами все проходит, когда-нибудь чувства изнашиваются, как бы хороши сшиты они не были, с годами они начинают либо тлеть, либо трещать по швам. Только срок у всех разный. Для кого-то хватит и года, чтобы былая искра потухла, а кому-то и двадцать лет. Но когда пролетает год за годом, ты узнаешь все больше и больше о человеке, тогда-то и пропадает новизна. Мужчина привыкает видеть жену по утрам растрепанной, и казалось бы он изучил каждую складочку на ее теле, измененное родами, узнал все ее секреты и научился читать по ее глазам все ее мысли. Женщине же, как ей думалось, приучила мужчину окончательно, вытравила из него привычку разбрасывать все вещи по дому, и вечно спорить с ней. Она уже довольна, что ее спутник слушает ее во всем, хотя это отрицает, а он устает от бытовых проблем, которые якобы она позволяет ему решать.

С годами погибает и прежний интерес, и тогда мужчине, по природе охотнику, нужна свежая добыча. Он мечтает о юном теле, о чем-то новом, все тоже самое, что было со старой спутницей, чувствуется чем-то новым. Он рассуждает, что попробует чего-то свежего и вернется к своей жене, а она, узнав, будет повторяет фразу, произносимую женщинами на протяжение тысячелетий: «хорошо, что пока он возвращается домой». Только поняв, что все так будет всегда женщина начинает мериться с этим. С годами появляются дети, с годами появляется то, что не хочется делить при разводе, с годами все станется сложнее. С годами все становиться не тем…

За девять лет и их интерес начал затихать. Старшему сыну было уже шесть лет, а младшему четыре. Забота о доме и семье выматывает женщину, особенно, когда ее муж занят своей карьерой. Она уже не успевает следить за политическими изменениями, а он не слушает ее, когда она говорить, что это было неверное решение, он смеется, и отвечает, что женщина мало смыслит в этом. Муж не видит ее аккуратной прически, и ногтей окрашенных в яркий свет, модного платье и аромат Шанель на коже, и тогда… Тогда она начинает задумываться, а может у него есть любовница, а он испытывает плотской голод, и спешит искать ту, что заставит его воспарить. Тогда-то все может и рухнуть в один миг. Тогда-то происходит излом…

Вивьен Грин была той женщиной, что могла одним взглядом завлечь мужчину в свои сети. Ей светской красавице, новоиспеченной жене уже не молодого политика, удалось завлечь мужчину, который, как виделось, не поддается соблазнам. Она бросала короткие взгляды, пока его восхитительная жена, эта фея для других, но не для своего мужа, порхала среди гостей, обольщая то МакДональда, то Черчилля, то братьев Чемберленов. Он жадно все это время смотрел на другую. Вильям Трейндж не устоял…

Мужчины склоны к порокам, и соблазнам, лишь редкие из них могут хранить верность, как лебедь своей спутнице. Они падки на соблазн, особенно когда их возраст пересекает отмету тридцать пять. Они уже ощущают себя не такими божественными, и все больше начинают искать спутниц моложе себя. Вивьен это знала, знала, что мужчины склоны к дуновеньям своих желаний, они пленники своих грешных мыслей. Да, она видит его голодный взгляд, кожей чувствует его возбужденную плоть и сознанье, его мечты и виденья, в них он ее касается, в них он сходит с ума в ее объятьях. Она подождала, когда он совсем останется один, чтобы подойти к нему. Его взгляд пробежался по ее декольте. Да, от этой голубоглазой брюнетки у него закипала кровь. Она взяла его за локоть увлекая за собой. Все было слишком греховно, но все было так, как хотел он. Девушка оказалась страстной любовницей. Животное желание захватило его с головой. Она жена одного из знакомых, он женатый на самой лучшей женщине на свете, но это не остановило его.

Мужчины склоны к порокам, а умелая женщина пользуется этим, они знают, что мужчины глупы, когда касается телесности. Вивьен готова была поддерживать эти глупые стремления. Ей было скучно в свете, скучно и с мужем, который уставал и лишь в редкие минуты, прижимал к кровати и по прежней привычке выражал своей супружеский долго. Она вышла замуж за него лишь из-за его состояния и его положения в обществе. Но любить? Нет, для любви есть другие мужчины, для любви нет стеснений, любовь это сладкий плод, что нужно испивать медленно, и похоже Вильям Трейндж готов отведать этот плод вместе с ней. Его жена не видит этого, для нее он ее мужчина, для нее он всегда будет с ней. Глупышка…

Мария месяц жила, словно с закрытыми глазами и только позже заметила, как ее муж изменился. Его глаза похолодели, и понемногу начала уходить нежность. Ночами смотря в потолок она ждала его прикосновений, но вместо этого она впервые испытала одиночество. Что же ей было делать? Она твердила себе, что просто после стольких лет такое часто происходит, но после каждой ночи понимала, что так не должно быть. Что-то должно было бы произойти, что сблизило бы их вновь. Мария страдала, она снова и снова меняла себя, чтобы показать, что она все та же юная ирландская девушка. Но мужчины странные существа, они разрываются между старой любовь и новой сильной страстью. Им так сложно сделать иногда выбор, что они не замечают, как делают больно другим. Мария поняла, что ее муж неверен ей, и не смогла терпеть это. Мудрая женщина делает вид, что не знает, но в тоже время борется за свое счастье, так что бы ее муж не понял этого, не решив, что она слишком ревнивая. Она нашла письмо от Вивьен Грин и тогда-то поняла, что у ее мужа роман с этой особой.

Она написала письмо для мужа Вивьен изменив свой почерк до неузнаваемости, намекнув, что его молодая жена изменяет ему. Вивьен получив это письмо испугалась, сказав Вильяму, чтобы они больше никогда не встречались. Он не долго прибывал в апатии. Рамсей МакДональд решил отправить Вильяма в посольство Франции. Так Вильяму пришлось уехать вместе со своей семьей в Париж. Там пришлось ему забыть о своем романе и вновь посмотреть на свою жену влюбленными глазами. Иногда стоит сделать глупый поступок, чтобы понять что же за чудо рядом с нами.

Мужчины склоны к ошибкам, но мудрые женщины склоны прощать. Любовь часто слепа, любовь часто глупа, но только она дает неповторимое чувство счастья и эйфории. Без этого чувства вся жизнь пуста, без этой радости жизнь не прожита. Все люди совершают ошибки, и нужно научить прощать ради себя самих.


Август 1925.

Беременность не изменила привычек юной леди Хомс, она все также любила по утру вдыхать свежий воздух, и выходить в сад, принимать гостей и готовить для них лакомства. Виктор перестал уходить утром, оставляя лишь записку, он поцеловал ее в щеку теперь, прежде чем уйти, и подолгу держал руку на ее растущем животе. Он любил эту девочку больше всех, она скрасила его одиночество, научила прощать, и научила достигать новых пределов в жизни. Она подогревала его тщеславие, часто стыдя его нерешительность. Они так с Артуром совсем не заметили, как их жены стали управлять ими. Нет они не были тем типом женщин, что положат все на алтарь своих амбиций, им не к чему приносит себя в жертву ради успеха своего мужа, чтобы тоже быть успешной. Нет, они были совсем другими. Виктор восхищался ими, и конечно, как попытался сделать Артур, запереть своих прелестную жену в четырех стенах, чтобы ничего на роком не случилось, он не стал этого делать. Как он мог посадить любимую под стекленный колпак.

Диана не изменилась с беременностью, она стала только краше, молодая цветущая женщина. Ночью он нежно обнимал ее, уже не было той горячей страсти, это было проявление уважения к матери его ребенка. Он легко касался ее затылка губами, а потом бесконечно долго любил ее, находя ее тело и дух источником бесконечного наслаждения. Иногда она из-за эмоционального стояния плакала, прося его прежнего напора, и он покорно это исполнял. Он любил ее, как же он мог отказывать ей в ее капризах, для него это казалось, так он мучает ее. Разве можно мучить ее? Впервые за многие годы проведенные в Лондоне, а уже прошло одиннадцать лет, он ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Ему не нужны были его заводы, деньги, он просто мечтал всегда быть рядом с ней. Диана же ощущала себя вечно парящей над землей. Ее любил Виктор Хомс, холодный надменный ирландец, в семье которого мало у кого было сердце. Но он был другим, совсем другим, и от этой мысли она постоянно улыбалась.

15 августа на свет появился их первенец. Диана совсем не беспокоилась о том, а вдруг это будет девочка. Они даже шутили с Джейсоном, у которого примерно в тоже время должен был родится ребенок, что их дочь выйдет замуж за его сына, или наоборот. Ей положили на живот красненький комочек, она посмотрела в его лицо, потом лица акушерок, они улыбались, а она немного не понимала, что все это означает.

- Это мальчик, миледи, - произнесла самая старая из них, - очень красивый мальчик, очень похож на вас.

- О, - воскликнула Диана, гладя младенца робка по головке, - а где мой муж? – она знала, что часто мужья в такие минуты напиваются чуть ли не до беспамятства, чтобы только не слышать истошных криков своих жен, а другие заранее начинали отмечать.

- Мы уже послали за ним, миледи.

Его жена рожала в госпитале Артура и Джейсона, и конечно, Виктор сидел в кабинете, ожидая, когда его позовут. Еще многие помнили как он работал здесь простым терапевтом, и к его жене относились, как к королеве. Он нервничал, хотя помнил, как его мать рожала его брата и сестру. Он помнил, как она тогда громко тогда кричала, произнося иногда слова брани, а потом по дому пронесся плач младенца. Виктор смотрел в окно, ему было все равно кто появиться на свет. Мальчик, это, конечно же, очень хорошо, наследник, а может быть он и не захочет продолжать его дела. Он мечтал о дочери, чтобы заботиться о ней, лелеять ее, как свою жену, а потом со слезами в глазах отдать ее в руки будущего мужа. Кто-то тихо вошел, он обернулся у порога жалась молодая медсестра.

- Все закончилось, - произнесла она.

- Как она? – он боялся в редкие минуты ужаса, что его хрупкая девочка умрет при родах.

- Счастлива, искала вас. Она очень вымотана, милорд. Вы хотите узнать кто у вас родился? – спросила девушка.

- Нет, она сама мне все скажет, - Виктор мягко улыбнулся, - пойдемте.

Он вошел в палату, его Диана уже спала, он поцеловал ее в лоб, рядом в колыбельке лежал сверток перевязанный голубой лентой. Мальчик. Он взял его на руки, заглядывая в лицо, изучая черты. Волосы у него были темные, значит он будет первым не рыжеволосым Хомсом, была надежда, что глаза будут его, но на самом деле он не расстраивался. Он неловко качал сына на руках, прижимая к себе. Виктор улыбнулся, ребенок стал ворочаться, начиная плакать.

- Тише, не плачь, я твой отец, как же мы назовем тебя? – ребенок успокоился. Виктор обернулся, увидев, что жена проснулась, и наблюдала за ним из-под опущенных ресниц.

- Да и как? – выдохнула она.

- Я бы хотел Джордж, как нашего короля[14], я бы хотел Джордж Дезмонд Блейк, моего деда звали Дезмонд Джордж Роберт…

- Понимаю, что это значит для тебя, миленький мой, - прошептала Диана, - он умер молодым, и чтобы наш сын не повторил его судьбу, ты так решил изменить имя?

- Да, - он отдал ей сына, - отдыхай, любимая. Ты только что, за двести лет родила первого лорда Хомса на английской земле, - он поцеловал ее в щеку, и тихо вышел, счастье переполняло его, как никогда.

Три дня спустя на свет появилась дочь Джейсона. Его жена легко разрешилась от бремени, что Каталина поспешила посчитать дурным знаком. Она взяв дочь на руки, вспомнила, как все эти месяцы грезила о дочери, представляя, что та обязательно будет похожа на нее. Малышка и в правду была сразу же смуглянкой и темноволосой, совсем ничего общего с отцом-англичанином. Каталина прижимала ее груди, словно, боясь, что ее муж разочаруется о ее появление на свет.

- Как же ты ее назовешь? – спросила спустя день Каталина у Джейсона.

- Не знаю, мою бабушку звали Джулия, - пробурчал он.

- Джулия, - протянула Кат, - это потрясающее имя, мне нравиться, у вас даже имя нажинается с одной буквы. Может Джулия Фермина?

- Может ты хотела, сказать Гермиона? – спросил тихо Джейсон, - или наша дочь должна помнить, что она наполовину испанка?

- Конечно, - Каталина присела на постели, - я хочу, чтобы она знала об этом.

- Я тоже, - Джейсон весь просто просиял, - вот и невеста для Джорджа! – он засмеялся. Ах, если бы он знал, что не все мечты станут реальными…


Каролина посмотрела на поле, два месяца назад у нее родился первый внук, Аделаида родила сына, которого крестили Фрэнк Маршалл Эдвард. Она была счастлива наконец-то ее мечты начали сбываться, она уже не помнила, что у нее есть два внука от Марии, и что возможно у Виктора кто-то давно родился. Пришел муж, он был крайне взволнован, он протянул ей письмо, написанное до боли знакомым почерком. Это было письмо от Виктора. Как он вообще посмел писать сюда! Но она все прочитала:


Здравствуйте лорд и леди Хомс,

Мои дела идут, как нельзя лучше, за пять лет я не только приумножил свое состояние, и могу позволить себе очень многое. Мы купили большой дом в Кенсингтоне и машину, часто ездим на континент. Но самое главное у нас с Дианой родился сын. 15 августа на свет появился Джордж Дезмонд Блейк, новый лорд Хомс на новой земле. Шлю всем приветы.

Лорд Виктор Хомс.


- Как он вообще смеет писать! – разъярилась Каролина, - да, кто он вообще такой!

- Успокойся, дорогая, - Эдвард сел в кресло, в то время, как его жена мерила большими шагами террасу, - их брак законен, как и этот ребенок.

- Законен!? Ты выбрал ему жену, ты давал согласие? Да, она вообще не чета нам! Дочь нищего герцога, дочь той шлюхи, ради которой вы готовы были забыть все!

- Не смей, так говорить о Джорджине! – прогремел Эдвард, - в отличии от тебя, она не дела того, что ты натворила! Я знаю, что ты сделала все, чтобы Виктор ушел отсюда, ты сделала все, чтобы наша семья раскололась навсегда! Ты нарушила все вековые правила!

- Он был не достойным! – крикнула Каролина, словно хватаясь за спасительную соломинку.

- Как, оказалось достойным. Ты сделала все, чтобы я считал его таковым. Да, я его ненавижу за то, что он забыл все, что дали нам предки, но он лорд Хомс, и нам нужно признать это!

- Никогда! – она вышла в сад, вдыхая аромат яблок и роз. Прошло двадцать семь лет, а она все также ненавидела Виктора, она не могла его любить ненависть съела все чувства, окрасив ее сердце в черный цвет.

«Ты еще вспомнишь этот день, когда получишь весточку от сына, когда у него родиться сын. Месть делает нас слабыми, и лишает нас возможности мыслить и думать» «Один разрушит все, другой получит все» - теперь пророчество старухи, похоже, стало реалию.


Увы! Я никогда еще не слышал

И не читал – в истории ли, в сказке ль, –

Чтоб гладким был путь истинной любви.

Уильям Шекспир. Сон в летнюю ночь


Глава шестая.

Процветание.

Сентябрь 1925.

В церкви Святого Августа, где когда-то венчались Диана и Виктор, крестили их первого ребенка. В крестные родители они выбрали Артура и Каталину. На крещение было не так много людей, но за то на следующий день пышно отмечали рождение Джорджа. Виктор был, как в сказке, не смотря на тяжелые будни. Джордж был тихим ребенком, поэтому Диана спокойно спала по ночам. Заботу о нем сразу же взяли на себя Глория и Барбара, они души не чаяли в этом малыше, считая его самым прекрасным младенцем. Диана не изменила своих многих привычек, на что завистники стали поговаривать, что юная супруга не собирается растить ребенка сама. Просто Диана многое успевала, ей легкое все давалось по жизни.

Джордж в тот день мирно посапывал в своей колыбельке, а сама Диана расчесывала волосы. Она встретилась взглядом с Виктором, он пришел в спальню, яростно скидывая с себя пиджак и галстук. Диана увидела, как он бросил какой-то листок на прикроватную тумбочку. Он сдерживал себя, чтобы не разбудить сына, все в нем просто клокотало, заметила Диана. Виктор совсем разделся, надевая свои пижамные штаны, он забрался в постель, пытаясь уснуть.

- Ну, и долго ты будешь молчать, как мышь с ртом полной зерна? – услышал он настойчивый голос жены.

- Я не хочу об этом говорить, - отрезал он, Диана легла рядом с ним, но потом протянула руку через него, чтобы взять то, что он кинул на тумбочку. Он перехватил ее руку, - не делай этого, Диана.

- Тогда, проваливай отсюда, - прошипела Диана. Он изумлено посмотрел на нее, не понимая причину ее гнева.

- Ты не можешь так говорить! – воскликнул Виктор.

- Еще, как могу! От тебя за километр несет дешевым спиртным! Где вы черт возьми были, Виктор Хомс? Я не позволю тебе, изменять мне! – Диана перешла почти на крик.

- Я не изменяю тебе! – прошептал он, приказывая ей успокоиться. Виктор бросил быстрый взгляд на сына.

- Тогда в чем дело? – она все-таки заставила рассказать его все. Диана приняла конверт, проводя по буквам: «Хомсбери», «Леди Каролина Хомс», - так вот оно в чем дело! У твоего брата родился сын, четыре месяца назад, а он младше тебя, это тебя беспокоит? – он кивнул, - Ох, Виктор, и ты из-за этого пил? Глупенький…

- Диана, он лучше меня, - пробормотал он, уткнувшись ей в грудь.

- Чем? Посмотри, чего ты добился ты за одиннадцать лет превратился в успешного человека, а кто он? Всего лишь помощник твоего отца, - Диана легко касалась его волос, - не думай об этом.

- Ты будешь меня любить даже нищим? – спросил он вдруг.

- Конечно, я и влюбилась в тебя нищего, - их глаза встретились, он потянулся к ее губам, - ты это ты, ты не все.

- Диана, - выдохнул он, - я скучал по тебе. Я думал, что сойду с ума за эти четыре месяца эротической пытки. Я был на краю пропасти, но ты… ты спасла меня. Если бы не ты, то не было и меня…

- Тихо, - ответила она.

Он стянул через голову ее ночную рубашку, кидая ее на пол. Он наполнил легкие легким ароматом ее масел, которыми она умащала кожу. Он опрокинул ее на постель, нежно гладя грудь и живот, благоговейно целуя новые складочки ее тела. Диана обняла его за плечи, подталкивая его к более решительным действиям. Ее плоть сильно изголодалась, внутри все уже горело от его неторопливых прикосновений. Он засмеялся ей в ухо, продолжая, проверять ее выдержку. Диана теснее прижалась к нему, обвивая ногой его талию. Она пробормотала что-то бессвязное на французском, он снова рассмеялся ей в ухо, как кот поймавший мышь.

Когда любовь и страсть сплетаются воедино это всегда прекрасно. Когда в душе зацветают цветы и порхают бабочки, то значит счастье осветило тебя. Уже ночью Диана, гладя голову Виктора покоящиеся у нее груди, шептала нежности, она любила его, и сделать его счастливым это цель всей ее жизни. Как Джорджина сделала счастливым ее отца.


Декабрь 1925 – март 1926.

- Как мой крестник? – спросил Артур у Дианы. Он поцеловал ее в щеку, усаживая ее в кресло. Она решила заехать к ним с Урсулой домой на Довер-стрит. Милая но уже не молодая служанка открыла ей дверь, но Артур показал жестом, что сам разберется с гостьей.

- Хорошо, - прошептала она, - а как моя племянница? – она скинула с себя жакет, аккуратно положив на спинку темно-зеленой софы.

- Растет, - Артур налил Диане лимонада, - я переживаю за Веру, - Диана подняла на него глаза, он тяжело вздохнул.

- Ты?! – она не понимала его совсем, - ты, что почти ненавидел ее, а теперь ты переживаешь за нее?

- А почему бы и нет! – отрезал он, одергивая себя за то, что повышает на нее голос, - что тут такого?!

- Ничего, - невозмутимо произнесла Диана, - просто, я тебя совсем не понимаю, теперь я понимаю Урсулу. Виктор всегда для всех открыт, а ты постоянно прячешься, Урсула объясняла, но я все равно ничего не понимаю.

- Я не Виктор, Диана. Я совсем другой, я не обязан объяснять свои поступки! – он снова повысил голос, ожидая, что она скажет ему что-нибудь, чтобы охладить свой пыл. Что же он творит она же жена его друга, сестра его любимой женщины.

- Не обязан, просто хватит бегать от всех, и от самого себя, - Диана вновь посмотрела на него. Нет, у Урсулы нет такого взгляда зеленых глаз.

- Ты ошибаешься! – процедил он сквозь зубы, видя, как она встала и собралась уходить.

- Я никогда не ошибаюсь в людях, Артур, я слишком хорошо тебя знаю, - Диана замерла у порога, сверля взглядом Артура.

- Ты просто плохо меня знаешь! – он начал ходить по комнате, как тигр в клетке.

- Достаточно, можешь, объяснишь мне причину всего этого, - она сказала это, как его отец, он отвернулся от нее, скрывая как слезы злости выступили в глазах. Какое она имеет право вмешиваться в их с Урсулой жизнь!

- Какого черта, ты лезешь в нашу жизнь! Виктора пилить мало! – она сделала полшага к нему навстречу, - он стал совсем другим, и ты его сделала таким.

- Каким? Добрым и открытым? – она приподняла одну бровь, - В отличии от тебя я знаю о его детстве очень много, и понимаю многое в его поступках.

- Ничего, ты о нем не знаешь! Или ты думала, что за два года ты узнала о нем все! – Диана опустила глаза, смотря на него исподлобья, от этого взгляда он вздрогнул.

- Да! – выпалила она, - я дочь Джорджины Грандж! Я много знаю о природе мужчин!

- Ах, вот оно в чем дело? А ты не думала, что я мог изменить свое мнение о Вере?

- Ага, потому что она стала женой Фредерика? – язвительно спросила Диана.

- Может и так! – он еле сдерживал себя.

- Я, наверное, поеду, - Диана обвила пальцами дверную ручку, жаль что Урсула с детьми была у Аманды. Она вышла из их квартиры, садясь в свою машину, водитель посмотрел на нее, взглядом спрашивая куда ехать. Она решилась навестить Веру.

После ухода Дианы внутри у Артура все клокотало, он испытывал гнев, и ему не хотелось больше думать об этом. Почему все постоянно его упрекают в не последовательности поступков, в скрытности. Он ведь беспокоиться о Вере, как врач беспокоиться о здоровье своего пациента, все ведь просто не нужно копаться у него в душе, не нужно искать причины его поведения, не надо его сравнивать с Виктором. Они с детства были разными, отличались друг от друга во многом, только схожи, наверное, были всегда в одном в стремление стать врачами. Порой он не понимал как они вообще могли дружить, да и как Урсула могла терпеть его скверный характер. Диана была права, но признать себя не правым очень тяжело, как и любому мужчине.

Вера встретила Диану радушно, но она заметила легкую грусть в ее глазах. С Фредериком отношения окончательно наладились, но иногда, в редкие минуты, почему-то сердце болело. Лежа по ночам в постели с Фредериком, она вспоминала о своем детстве, тогда-то ни крепкие объятья мужа, ни что-либо другое не помогало ей. Вера поэтому и предпочитала быть ветряной, так легче жить, по своей природе она была меланхоликом, и Диана это знала. Он был ее единственным родным человеком в этом мире, она любила его, только любовь не лилась больше через край. Ее можно было понять: муж в работе, свекровь, которая заменила ей мать, болела, так что уже почти не могла стать с постели и желание иметь ребенка, когда все ее подруги с детьми. Конечно, она выходила в свет, общалась с людьми, тогда-то она и попала в Британский музей, как искусствовед. Вера с юности любила античность, и поглощала книги в библиотеке Петра, а потом приехав в Англию, она стала узнавать Лондон, в то время, как Федор думал, что она порхает среди мужчин. Вера сама виновата, что о ней так думал. Когда она сказала ему о своей работе, он воспринял это во штыки, но потом все же согласился, ему пришлось это сделать. Вера встречала новый год с радостью в сердце, зная, что работа поможет ей стереть все ее сомненья. Но будущий год начинался счастливо, а потом все произошло не так, как они об этом мечтали.


В конце марта многое изменилось, страна тяжело выходила из кризиса, словно старательно стирая с себя остатки краски от войны. Жизнь уже не могла быть прежней, и от этого порой было больно, остались воспоминания о прошлой жизни, а будущее было таким туманным, от чего вопросов было больше чем ответов. В тот март они хоронили Лидию, не все ее любили, не все ее понимали, но отчего было так болезненно на душе. Только теряя, ты понимаешь, что что-то надломилось в тебе от утраты. Так Фредерик и Вера остались одни в этом мире, ушел последний человек, что связывал их с миром, которого уже давно нет. Как говорят беда не приходит одна, счастье разрушило несчастье. Лидия в последние месяцы много болела, Вера работала, как и Фредерик, и поэтому с Лидией находилась рядом сиделка. Она умерла тихо, но Фредерик поспешил обвинить Веру в том, что она своим безразличием к их дому и семье ускорила смерть его матери. Не успев похоронить мать, они успели поругаться.

На похоронах было много людей, не смотря на желчность Лидии, ее многие любили. Они приходили в православный храм, где отпевали Лидию, выражая слова сочувствия чете Сван. Вера и Фредерик стояли по разным углам, даже не смея бросать друг на друга взгляды.

- Вера, что с тобой? – обеспокоено произнес Сайман, подхватывая ее на руки, чтобы она не упала, - как ты себя чувствуешь?

- Голова кружиться, - пролепетала она.

- Сейчас, - он оглянулся по сторонам, неподалеку с ними был Артур с Урсулой. В тот момент Урсула обратила взор на них, дергая мужа за руку, Артур аккуратно протиснулся сквозь толпу.

- Что случилось? Это, наверное, просто волнение, - первое, что пришло в голову сказал Артур.

- Ты не видишь она бледная, ее нужно вывести на свежий воздух, - предложил Сайман, только там они поняли что происходит с Верой, - да, у нее кровотечение!

- Оставайся здесь, а я пойду за Джейсоном, - приказал Артур.

- Сайман, я ничего не чувствую, я совсем ничего не чувствую, - отчаянно шептала Вера.

- Тихо, успокойся, - Сайман посадил ее на ступеньку церкви, ожидая прихода друзей, - вы сказали Фредерику?

- Не было времени, - огрызнулся Джейсон, - я убью этого ублюдка когда-нибудь.

Они провезли ее в свой госпиталь сразу же, кладя на операционный стол. Вера была беременна, и эту беременность не удалось сохранить. Они чудом сохранили все ее дето-рожденные органы. Она была еще молода, ей было всего лишь двадцать четыре, но почему-то ей не удавалось выносить ребенка, что-то не складывалось у них с Фредериком. Джейсон готов был сорваться на друга за его беспечность, его жене нужен покой, а он вечно ей выматывает душу своими капризами и отказами. Почему он так жесток к ней? Только к обеду Фредерик со всеми остальными прибыл в госпиталь. Он увидел злое выражение лица у Джейсона и все понял, хотя он ничего не понял. Что же он натворил все-таки? Джейсон метнулся к нему, Артур даже не стал его удерживать, зная, что это бесполезно. Джейсон схватил Фредерика за грудки, нервно тряся его.

- Ты опять наплевал на нее!? Ты опять душу отвел на ней!? Ты не можешь быть ее мужем. Моли бога, чтобы все было хорошо, валяйся у нас в ногах, что мы сохранили ее шанс стать матерью! – он резко отпустил друга. Каталина попыталась удержать мужа, она встала перед ним, но он отодвинул ее.

- Джейсон, успокойся! – крикнула она, - так ты ничего не сделаешь! – он словно в одну секунду успокоился. Он развернулся и ушел. Он зашел к Вере, где у нее был Сайман, она уже пришла в себя, прося воды. Артур тоже зашел вместе другом.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил Артур, присаживаясь на ее край постели.

- Все ужасно болит, - прошептала Вера.

- Это нормально, - Джейсон улыбнулся, - ты хоть знала, что ждешь ребенка?

- Нет, - она покачала головой, словно для еще большей убедительности.

- Прости, мы не смогли его сохранить, - проронил Артур.

- Все хорошо, - отвлечено сказала она.

- Ничего, не хорошо, - произнес Сайман, - он хоть нам и друг, но ты уходи от него, поживешь у нас с Амандой.

- Я не могу, - Артур заметил панику на ее лице.

- В данном случаи так будет лучше, - парировал он, - Вера, тебе нужен покой, а не чтобы он выматывал тебе нервы каждый день. Так дело дальше не пойдет, еще один случай и ты…

- Но… - попыталась слабо возразить Вера.

- Выздоравливай, - Сайман попросил всех уйти и вышел вместе со всеми.

Фредерик смог навестить жену только на следующий день. Он принес ей огромный букет роз и вазу апельсинов. Она посмотрела на него, так что внутри у него все перевернулось. Вера старалась почти не глядеть на него, боясь, что скажет что-то не то, и это изменит ее решение. Фредерик стоял в лучах утреннего солнца, от него веяло теплом, и исходила нежность.

- Федор, я ухожу от тебя, - произнесла она по-русски.

- Ты, не можешь… - он осекся, ощущая, как в нем закипает гнев.

- Могу, нам нужно пожить отдельно друг от друга, - она стиснула кулаки, стараясь придать своему голосу храбрости.

Так их маленькая семья распалась, и Фредерик верил, что это конец, он сорвался в бездну. Когда-то она удерживала его от этого, но сейчас все внутри холоднело, когда в их доме его встречало одиночество. Мать умерла, а любимая жена неоткрыто объявляла, что он виноват в ее выкидыше. Она ушла от него, поселившись у Портси. Одной без Федора ей было легче зализывать свои раны. Он сделал столько ошибок, столько грехов, что уж ничего не смоет это позорное пятно с него, и если она простит его, то может быть он окажется на пять минут в раю. Может за месяцы разлуки она разберется в себе и в нем, только тогда они смогут быть вместе. Если… если все не станет еще хуже.


Май – сентябрь 1926.

Жара пришла неожиданно, до этого неделями лили дожди, и от этого было холодно, а туман мягко окутывал город почти каждый день. Лужи были похожи на моря и дети радостно бродили по ним, проверяя глубину луж. Солнце появилось неожиданно, и засветило так, что озерца на тротуарах высохли за считанные дни, и воздух стал нестерпимо горяч. Многие старались побыстрей уехать на выходные в Брайтон или Бристоль, чтобы покупаться в прохладном море, другие же спасались загородом, прячась под сенью деревьев. В то лето Виктор впервые за столько лет вспомнил о Ирландии. Он часто уходил с детьми, побегать по полям да по лесам, вдохнуть лесного запаха, и по старой привычке растирать молодые травинки между пальцами. Он не брал с собой никого из взрослых, а Диана позволяя ему немного побыть со своими мыслями на природе, но только она не давала ему долго прибывать в таком состояние. Иногда с ним ходил Артур, он изменился за эти годы, хотя не годы а последние полгода, он стал открытым, и только Виктор знал кто причина всему этого. Его Диана, его ангел. В то лето в их крови прижалась меланхолия.

Сайман предпочитал работать в тиши своего маленького кабинета, а Джейсон проводить время с женой, она все больше и больше увлекалась живописью, рисуя пейзажи. Только Фредерика не было с ними, он избегал их общества с тех пор, как ушла Вера, не хотел видеть их упреки в свою сторону, не хотел встречаться с Верой, которая была всегда с ними, лучше запереться в тесной лаборатории, и как в рассказе Чехова, умереть от болезни. Всем будет лучше, и ему и его жене, и его друзьям. Фредерик старался не ходит в районе Британского музея, чтобы не встретить свою жену, ему все казалось, что она осуждает его, что она не хочет видеть его совсем. Проще бежать от самого себя, нежели искать ответы на вечные вопросы.

- Где Виктор? – Аманда огляделась вокруг, вопросительно смотря на Саймана.

- Ушел с детьми, наверное, - он отложил свою большую тетрадь, где делал заметки и наблюдения, - оставьте его в покоя, ему нужно иногда одиночество, я говорю это, как психолог.

- Опять ты со своей медициной, - возразила Аманда, - зачем ему это? У него все прекрасно!

- Понимаешь, есть вещи которые лучше переживать в одиночестве. Он грустит по некоторым воспоминанием, - Сайман не договорил, как рядом с ними оказался Виктор. Аманда посмотрела на его ладони окрашенные в зеленый цвет.

- Что это? – она вздернула одну бровь, чем напоминаю ему его мисс Анри, которую выгнула его мать из-за интрижки с отцом.

- Вот о чем я и говорил, - вставил Сайман, он улыбнулся и больше ничего не сказал, на несколько коротких минут воцарилась тишина и лишь трели птиц нарушали эту мертвую тишину.

- Так, - начал Виктор после долго молчания, - старая привычка с детства, растирать между пальцев траву, чтобы ощутить ее аромат.

- Диана знает об этом? – Виктор посмотрел на бездонное небо, изучая внимательно облака.

- О чем? – Виктор не отрывал взгляда от неба.

- А я о чем и говорю, - снова вставил Сайман, - тебе просто везет с женой твоя ангел, а моя строгая домоправительница, - Виктор засмеялся, Аманда собиралась было ударить игриво мужа. Подъехала машина, это были Артур и Урсула. Артур помог выбраться из машины Чарльзу и Энди. Пятилетний Чарльз подбежал к Виктору, протягивая ему букет васильков. Артур подхватил Энди на руки.

- Всем добрый день, - сказала Урсула, она поцеловала сестру в щеку, Сайман поцеловал баронессе руку, - а где Теа?

- Бегает где-то, или с Кесси, - ответила Аманда. Она проводила гостей в дом. За три года они с Сайманом отремонтировали дом и пристроили еще пару комнат, поэтому их домик стал вмещать всех их гостей. Аманда прошла на кухню, смотря в окно, которое выходило в сад, там обычно между цветочных клуб, которые она долго обустраивала, часто бегала Теа со своим псом, и ей приходилось ругаться на дочь за мятые цветы, - Теа, - позвала она, - бери Кесси и пошли обедать Йорки приехали.

На улице прислуга накрыла стол, где они смогли собраться все вместе. Подавали овощную похлебку, хлебный пудинг и розы в кляре, что привезла Диана. Аманда посмотрела на сестер на Каталину и Джейсона и невольно заулыбалась, и стали с Сайманом маленьким центром их небольшой компании. Летом и весной их дом был всегда полон гостей, а осенью и зимой - Гарден-Дейлиас. Жаль, что отец не смог сегодня приехать, думала Аманда. Они смеялись весь оставшийся день, при этом обсуждая политику и изменения в обществе.

Дети наспех пообедав, побежали играть. Теа была самой старшей из всех, ей было уже девять, она взрослела, но в ней еще было то детское обаяние и очарование, похожая на Саймана: темно-русые волосы, стальные глаза, обрамленные длинными ресницами, изящный носик, вздернутый слегка вверх. Кесси же пока была копией матери. Чарльзу исполнилось пять, и Артур говорил, что он копия его отца, в отличии от Энди, получивший зеленые глаза и каштановые волосы, у них с Урсулой вообще был похожий цвет волос. Джулия в будущем будет страстной испанкой, а Джордж был все еще похож на мать, но временами он многим напоминал Виктора. Дети цветы жизни, дети их продолжение.

Ночью Аманда прижалась щекой к Сайману, белые шторы летали и раздувались, как паруса. Она поцеловала его в грудь, томно вздыхая, он обнял ее за талию, приникая к губам. Вместе они уже были десять лет, но за эти десять лет они не разучились узнавать друг друга. Их тела нежно сплелись, а потом Сайман заснул. Аманда села, обхватив колени, ей немного было грустно, грустно, что она становилась старше с каждым годом, что она менялась. Ей исполнилось тридцать, многие считали это восхитительным возрастом, когда женщина рассветает. Клиентки ее шляпного магазина завидовали ей, она знала об этом, но порой она не понимала почему ей так завидуют. Часто она слышала как некоторые сплетничали о ее муже, перечисляя его любовные похождения, Сайман был безупречен, его было не в чем упрекнуть. Их брак был идеальным, ее муж не испытывал чувство неполноценности, из-за того что она не смогла ему родить сына, он радовался дочерям. «Счастье не в деньгах, и не в постели, счастье не в детях, счастье это когда ты и тебя любят не смотря на… а, не за что-то», - еще одна мудрая мысль ее матери, которую следуют взять на вооружение.


Стащив с верхней полки обувную коробку, это была последняя из просмотренных, Урсула чуть не упала, она решила навести порядок в вещах отца, с годами он становился все более небрежным к вещам. Она открыла пожелтевшую коробку, вытаскивая от туда старые тетради, сверху лежали записи отца, но на дне она нашла то, что повергло ее в смятение. Она открыла блокнот, прочитав: «Джорджина Грандж. 1912», это была та тетрадь которую они так и не смогли найти, что она делает здесь. Урсула знала, что мать писала до самой своей смерти, но отец сказал, что она потерялась. Урсула положила блокнот в сумочку, потом убрала коробку на место, и поехала домой.

Поцеловав детей, она прошла в спальню, забираясь в кресло. Урсула погрузилась в чтение, совсем забывая о времени. Она оторвалась тогда, когда няня пришла с детьми, чтобы они пожелали спокойной ночи матери. Урсула приласкала детей, а потом снова уткнулась в дневник. Чем больше она читала, тем больше ей хотелось плакать. Как, как могло так получиться? Она плакала, так горько, что миссис Эверси постучала в ее дверь, спрашивая все ли у нее в порядке.

- Милорд, - Артур приехал, как всегда поздно, он вошел в дом, увидев беспокойную экономку, - милорд…

- Что случилось? – спросил он.

- Вы не слышите? – миссис Эверси, приложила палец к губам, - она плачет уже который час, и дверь не открывает, вставила ключ в скважину, я не могу открыть дверь.

- Урсула, открой мне дверь, - он сказал это мягко, совсем не понимая, что случилось с ней такого, что она так горько плакала. Дверь отворилась, Артур смял жену в своих объятьях, осушая ее слезы, - что с тобой случилось? Кто обидел тебя?

- Почему, она так поступила с нами, почему? – она сильнее прижималась к нему, ощущая его поддержку.

- Кто? – Артур гладил ее волосы.

- Моя мать… - она еще сильнее заплакала, - почему, она это сделала?

- Что? – непонимающе спросил Артур.

- Она сделала аборт, она умерла от него, а не от лихорадки… О… - Урсула села на кровать, старательно стирая слезы.

- Как, от кого ты это узнала? – Артур сам был потрясен не меньше ее, для него теща, хоть и покойная, всегда был идеалом, ей восхищались все, а ее муж просто любил ее.

- Я нашла сегодня ее дневник, ее последний дневник. Она была беременна, и не знала от кого, считала отца лживым, и сделала аборт, видно врач был и… и, она умерла, - Артур стиснул зубы, зная не понаслышке, что такое не качественный аборт.

- У нее был перитонит, - заключил он, - врач был бездарный.

- Как она могла, оставить нас троих одних мне было всего двенадцать, а Диане семь. Ох, если бы не папа, если бы не сильная Аманда, я не знаю, что было бы с нами, - ей показалось, что она пережила это снова, слыша свои всхлипы, судорожные интонации в голосе отца, крики Аманды и лепетание Дианы. Она смерилась, что мать умерла молодой, но теперь после того, как она узнала правду, Урсула хотела ненавидеть мать.

- У нее были на то свои причины, - Артур поцеловал жену в плечо, - успокойся, уже ничего не исправить.

- Я никогда так не поступлю со своими детьми, - прошептала она.

- Я знаю, - она успокоилась в его нежных и теплых объятьях, понемногу забываясь, - все приходит, все уходит, милая моя.

Дождь шел не переставая в это утро, больше не было сил ждать, когда он закончиться, Урсула вышла из-под маленького навеса, быстро перебежав Олд-Бромптон-роуд, она зашла в маленькое французское кафе, где ее ждали Аманда и Диана. Они уже пили кофе, при этом бурно что-то обсуждая, Урсула села за столик, заказывая себе кофе со сливками и миндальное пирожное. Сестры долго молчали, Урсуле было тяжело сказать о том, что она узнала. Она знала, что тот день значил для них. Аманде пришлось вырасти, она стала взрослой ради них, она стала им матерью, не смотря на то, что сама оставалась наивным ребенком. Диана была совсем еще крошкой, ей нужна была мать, возможно поэтому она так тщетно старается быть опорой для мужа. Все это было скверно, но они должны знать правду, ибо от этого знания она сгорит, если только она одна будет ее хранить.

- Мне нужно кое-что сказать вам, - она торопливо все рассказала, стараясь не смотреть на сестер.

- Скажи, что это не так, - потребовала Аманда.

- Это так, - Урсула печально вздохнула, - Диана почему ты молчишь?

- Отец ведь тоже нас обманул, - Диана опустила глаза, глядя на руки лежавшие на коленях.

- Да, - протянула Аманда, - паршиво.

- Это точно, - подтвердила Диана.

Чтобы не случилось, но они всегда будут вместе, так им тогда казалось, но, как мы знаем, что показало время. Тогда им многое виделось простым, большое видится на расстоянье. Они, поговорив по душам, решили, что не за что обижаться на мать, она сама сделала такой выбор, а чужой выбор, как учил их отец, нужно уважать, даже, если он так плох. Они уже давно не были теми девочками и жизнь оставила на них свой отпечаток, кого-то она отметила в большей степени, кого-то в меньшей, но прошли годы. Отец воспитал их сильными, а любовь превратила их в настоящих леди. Чтобы не случилось, они поклялись быть вместе. Но кто знает, как все сложиться дальше.


У него появилось опять новое увлеченье. Она думала, что Париж все изменит, но в Париже все закрутилось вокруг нее. Каждый вечер она была рядом с ним, блистательная, ослепительная рыжеволосая фея, но совсем не нужная своему мужу. Мария тосковала по Лондону, она хотела увидеть Кэтлин, которая чувствовала себя плохо, хорошо что за ней присматривал Рамсей и друзья, мечтала увидеть своего племянника, и поболтать со своими подругами. Но Вильям не пускал ее в Лондон. Дни занимали дети, они росли, хотя они нуждались в ней все меньше. Старшему Кевину скоро должно было исполниться восемь, а Джастину этим летом – четыре. Кевин терял свое детскую невинность, Мария вспоминала себя в этом же возрасте, как она бегала беззаботно по малахитовым полям, подставляя ветру лицо, вдыхая запах свежескошенной травы. Сын менялся все больше начиная походить характером на своего отца, младший же Джастин был полностью ее сыном. Любимец отца такой же черноволосый с такими же фиалковыми искрящимися глазами, в которых она читала упрямство Вильяма. Джастин же был таким же как она: сильным, стойким и рассудительным. Она подолгу гладила его мягкие ярко-рыжие волосы, проводя по векам, заглядывая в его синее глаза, пытаясь в них найти свое утешение.

Только на душе у нее скреблись кошки. Что-то надломилось в ней, когда она увидела мужа в одном из парижских кафе с великолепной молодой блондинкой. Мария старалась унять дрожь в теле, внушая себе, что это просто обед, и ничего более, ничего же такого страшного она не увидела. Через пару дней Мария нашла любовное письмо от этой дамы к ее мужу. Ее звали Одри Веймер, она была дочерью французского политика из ФСП[15], многие мужчины мечтали о ней, поклоняясь, словно древнегреческой богине. Но она выбрала ее мужа. Мария не сомневалась, что они встречаются в отелях, где она была для него минутным или часовым наслаждением.

Зачем ему нужна была Мария? Ей было больно, когда ночь за ночью она получала отказ, он больше не хотел ее. Ей еще не было тридцати, она была молода и красива, мужчины замирали при ее появление, только не ее муж. Вильям перестал целовать ее по утрам, больше не подходил к ней, когда она стояла перед зеркалом внимательно изучая свое лицо. Он забывал о ней. Мария теряла его. Она понимала, что нужно что-то делать. Но что? Разве женщина обязана унижаться перед своим мужем? Как же она ненавидела себя в эти минуты, поэтому она бежала от него загород Парижа, где жили их знакомые. Только чтобы не видеть его, только чтобы не думать о том, что он в эту самую минуту с другой. Ей уже казался лучшим выходом ее измена, но кем после этого будет она? Неужели, она так же слаба и падка на соблазн? Разве, она опуститься до этого. Мария не Каролина, она не хотела быть похожей на мать.

Она помнила, как в тот день возвращалась в их парижский особняк, как дети ушли к себе в комнаты, а она пошла принять ванну. Мария робко толкнула дверь, и… Ужас застыл у нее на лице. Она хотела бежать, но ноги ее не слушались, она зажала рот ладонью. Как он посмел привести к ним домой, в их постель эту женщину!? У нее просто не укладывалось в голове. Она попятилась назад, стукнув локоть, Вильям заметил ее. Он оттолкнул любовницу, но Мария уже убежала вниз.

- Мария, - крикнул он задыхаясь.

Позже он нашел ее в саду, она украдкой стирала слезы, думая лишь о мести. Он сел рядом с ней, но она встала, оборачиваясь к нему и с ненавистью смотря на него. Вильям не видел той ненависти, он видел хорошо ему знакомую холодную ирландскую сдержанность.

- Уйди, - прошептала она, - прошу тебя, уйди. Я уезжаю завтра в Лондон.

- Дорогая моя…

- Не называй меня так, - оборвала его она, - не подходи ко мне!

- Мария, послушай меня…

- Ничего я не буду слушать! Ты так со мной расплатился за все годы нашего брака?! – казалось воздух раскалился, от Марии исходили волны гнева.

- Это ты должна благодарна мне! – ответил он, - за то, что я вытащил тебя из того клоповника, за то, что принял тебя после Манелла!

- Что!? – она вздернула бровь, - да, как ты можешь такое мне говорить. Ты был мне никем до той встречи! Я ничем тебе не обязана! Я дочь лорда Хомса, черт возьми! У меня есть гордость!

- Шлюха, - Вильям впервые бросил ей такое обвинение. Она открыла рот, но тут же закрыла его, - я знаю, что когда мы были первые раз в Париже ты спала с тем итальяшкой. А до нашего отъезда сюда у тебя был роман с моим другом Стивеном Хэрстом.

- О, боже мы с ним просто друзья! – Мария судорожно хватала воздух, слезы предательски подступали к глазам, - что с нами случилось?! Я же простила тебе ту шлюху из Лондона, но если я сделаю это еще раз, я не смогу простить себя. Прости, но я уезжаю с детьми в Лондон.

- Мария, я… - она снова обернулась к нему, - Мария…

- Ничего не буду слушать! – ответила она, - не марай себя разговором с шлюхой. Я не такая, как все.

Она прошла мимо него, он даже не попытался задержать ее. Разве можно остановить разъяренную женщину? Обиженная женщина страшнее оружия. Ибо только высший разум знает, что она сделает дальше. Мария уехала из Парижа, она не стала никому ничего говорить в Лондоне, она ждала, когда он приедет первым.


Ноябрь 1926.

В Лондоне никто не знал, что она ушла от мужа. Виктор только спросил почему она приехала в Англию одна, а она просто ответила, что соскучилась по семье. Одной Вере она смогла довериться. Узнав о том, что они с Фредериком расстались, Мария поделилась с ней своей печалью. Вера понимала ее, так как она сама страдала. Муж не делал никаких попыток вернуть ее, она не хотела унижаться, считая его во всем виноватым. Марию же Вильям заваливал письмами, но она не читала их, она рвала их и сжигала, боясь прочитать хоть строчку, ибо ее сердце оттает и попросит вернуться. Разве можно заглушить его голос? Вера же наоборот мечтала о том, чтобы Фредерик писал ей письма, чтобы он молил ее просить его и вернуться домой, но вместо этого она страдала от несчастной любви. Горе ей было влюбиться в друга своего детства. Ночами она тосковала по нему, слушая, словно музыку сдавленные стоны Аманды и Саймана. Плоть жаждала страсти, душа молила о заботе, а разум приказывал не делать глупых поступков, чтобы не было больно потом. Как же эти две женщины понимали друг друга.

Кэтлин поняла все сразу же, она обняла невестку, позволив ей выплакаться, благословив на развод. Но Мария боялась за детей, ее сыновья слишком малы, они не поймут многое. Лучший выход – жить раздельно, как это делали отец с матерью. Пусть он живет где хочет, спит с кем хочет, а она будет жить такой же жизнью, посвящать себя всю сыновьям. Но все изменилось для нее, когда Мария встретила его.

Его звали Грегори Ольсен, он был ветряным романтиком, светским соблазнителем. Но Мария была очарована им, она знала, что всем своим любовницам он посвящал страстные стихи, которые те нежно берегли в сердце. Она встретила его в литературном клубе леди Месиль[16], они тогда обсуждали романы Теодора Драйзера, где автор обнажал человеческие души, показывая их пороки. Благородные дамы пили чай, когда он подошел к ним, отвесив им галантный поклон. Мария обернулась, слабо улыбнувшись ему. Она вглядывалась в его тонкие черты лица, пытаясь найти наигранность в его чувственных черных глазах.

- Грегори Ольсен, - представила его Марии леди Месиль, - а это, познакомьтесь, леди Мария Трейндж, жена сторонника консерваторов.

- Очень приятно, леди Трейндж, - он легко коснулся губами ее руки.

- Она не давно вернулась из Парижа, - добавила леди Роммель, мечтательно вздохнув. Мария в этой интонации услышала какой-то подвох.

- Как вам Париж? – Мария ощутила на себе взгляд Грегори.

- Неплохо, - пробурчала она, Мария встала, чтобы уйти, она не могла больше терпеть его испытывающего взгляда, - простите, но мне пора. Меня ждут на ужине у брата.

В следующий раз они встретились с ним в Британском музее, где Мария навещала Веру. Грегори появился совершено неожиданно для нее. С каждой их новой встречей, она чувствовала, что стоит на краю пропасти. Она слабела от его взгляда, сгорала от желания запустить пальцы в его волосы, цвета вороного крыла, ощутить вкус его губ на своих. Он был младше ее на три года, но разве это разница для любви? В ее душе вспыхнуло пламя страсти. Он охотился за ней, он искал ее, как волк ищет свою добычу, а она, как пугливый кролик убегала от него. Она стояла на краю пропасти, боясь упасть в омут своих чувств, пропасть навсегда, заснуть и не проснуться. Он поцеловал ее внезапно, и Мария поняла, если она не убежит от него, то изменит прежде всего самой себе.

- Мария, - тихо позвала Ее Погибель.

Она сама кинулась в его объятья. Ох, и как же давно она не была такой. В их отношениях с Вильямом появилось больше механики, исчезла куда-то былая страсть, ослаб прежний напор. Но Грегори, Грегори был согласен ей дарить все это. Они находились в темном переулке, туман мягко окутывал ей. Так вот значит, как шлюшки ищут способ растаять, как снег, в горячих объятьях мужчины, раствориться в чувственном мире телесных наслаждений. Грегори прикусывал ее губы, она вся вжалась в стенку, окутанная его телом. Он поднимал вверх ее юбку, лаская ноги в кружевных чулочках. Мария задохнулась от восторга. Она мотала головой, а он легко находил ее губы, это неиссякаемый источник удовольствий. Тело легко подалось его рукам, но не душа, ее разум просил ее уйти, но уже не было сил сделать это.

- О, - выдохнула она, когда ее пронзила молния. Мария часто дышала, жадно глотая воздух. Неужели, может быть так хорошо с мужчиной, которого она почти не знала.

Она не понимала себя. Как она, как она леди Хомс по рождению могла так поступать? Только падшие женщины изменяют своим мужьям, но она не такая, или стала такой? Падшая! Порочная! Ничтожная! Но страсть захватила ее с такой силой, что отказаться от нее не хватало духу. Это Вильям во всем виноват, это он толкнул ее в чужие объятья. Лишь он должен винить во всем себя. Мария не знала, что начальство было недовольно им. Лондону не нравились его выходки, что он перестал посещать многие рауты, один раз пришел слегка выпившим, чуть не испортив всем вечер. Консерваторы просили ее вернуться в Париж, так как лорд Трейндж совсем пропадет без нее. Сердце Марии болело, гордость кричала, что она отомщена, а сердце боялось испытать новую боль.


- Я все думаю об Ирландии, – Виктор взял папиросу, он иногда курил кубинские сигары, когда на душе было скверно. Диана, как котенок потерлась щекой об его плечо, поудобней устраиваясь на диване.

- Зачем? – спросила она, вдыхая едкий дым табака, - Не мучай себя, не нужными мыслями.

- Иногда они преследуют меня. Я все не могу вспомнить, что клала в свой котел старая Розалин, когда варила настойку от припадков, - Виктор провел рукой по волосам Дианы. Ах, капризная мода, и женщины слепые следователи ее. Сейчас мода на совсем короткие волосы отходила, и женщины начала отращивать локоны, чтобы завивать их в гладкие волны.

- Посмотри в своих тетрадях, - она снова заворочалась рядом с ним.

- Стерлись, - прошептал он.

- Я могу тебе их перепечатать, - предложила она ему.

- Не утруждай себя, - отмахнулся ее муж, - у меня есть стенографистка, вот она мне и напечатает, - Виктор ожидал, что Диана сейчас начнет свой опрос, но она молчала, - Неужели, не ревнуешь?

- Нет, а зачем?! – она улыбнулась в кулачок, удивляясь его проницательности. Она ревновала его, но как и любая девушка из семьи Хомс, она была склона скрывать свои эмоции.

- Ну, наверное, надо, - он решил подшутить над ней, - Сьюзен очень красива.

- Этим ты думаешь меня вывести из равновесия? – она поднялась с его плеча, заглядывая в его искрящиеся смехом глаза, - Вот это да, Виктор Хомс, да вы хотите, чтобы вас ревновали!

- А вот и нет! – он рассмеялся, Диана подхватила его хохот.

- Дурак! – она толкнула его в бок. Он завел ее руки на вверх, страстно целуя в губы, - Хомс, нас могут увидеть.

- Я у себя дома, со своей женой! – его веселость сменилась серьезностью, - я хочу тебя, сейчас!

Виктор опрокинул ее на диван, расстегивая маленькие пуговки на белоснежной блузке, прикусывая мочку уха. Диана сладко вздохнула, обхватывая ладонями мужа за шею. Ее пальцы оказались в его рыжих волосах, гладя его скулы заросшие щетиной. Его горячие дыхание обжигала нежную кожу шеи, Диана вгибалась под ним, тянусь к заботливым рукам и жаждущим губам. С ним все было, как во сне, он умел за несколько секунд возбудить ее естество, он умел дарить райские минуты, не прося ничего взамен. Все что ему было нужно, это ее любовь, ее преданность. Она выдохнула его имя, ногами обвивая его талию. Он потерялся в ее чувственности, Виктор был окутан ее негой, оказавшись словно в плену ее нежности. Когда-то одна ночь в их жизни изменила все. Виктор теперь не мог представить жизнь без Дианы, он не мыслил без нее свою жизнь. Что было бы с ним, если бы он все-таки женился на Мелани? Наверное, сейчас он бы предавался любви со своей любовницей. Может это была Регина, а может это была другая. Без Дианы он пропал бы, потерялся был в этом бескрайнем мире, никогда бы не познав любви.

- Не знаешь через двадцать лет ты так же не сможешь терпеть до ночи? – неожиданно спросила Диана.

- Ты же знаешь, что да, - он прижал к губам ее кончики пальцев.

- О, Виктор, я люблю тебя, - она встала с дивана оправляя одежду.

- Я тоже люблю тебя, - он довольно посмотрел на супругу, проводя пальцем по ее губам.

Оглядываясь по сторонам, Виктор вспоминал сегодняшнее утро. Он был на строящемся новом заводе, следя за ходом стройки. Уже оборудовали все внутри, в это новое здание должна была переехать вся лаборатория. На Тюдор-стрит всем было уже тесно, под началом Фредерика уже работало семь фармацевтов, а Виктору нужен был большой конференц-зал для совещаний. Акционеров стало еще больше, благодаря усердию Дианы и Урсулы, капитал «Хомс и Ко» увеличивался. Артур все реже стал бывать в компании, тем самым показывая, что доверяет другу. Он все также помогал принимать решения, участвовал в собраниях, но все сильнее его увлекала хирургия. Виктор же теперь не мог обходиться только одним бухгалтером, у него появились начальники отделов, отвечающие за разные этапы производства. Его рабочие уважали его, платил он достойно, заботился о своих работниках, как это позволяли законы государства. Правительство тогда совсем не заботилось о нуждах населениях, в те времена оно еще не знало об пенсиях, выплатах разного рода. К этому ему еще предстояло прийти. Виктора заметили рабочие, они поприветствовали его.

Что случилось затем, Виктор вспомнил дома, когда заботливые руки Дианы гладили его лицо. Он очнулся от ноющей боли в ноге, лицо Дианы расплывалось перед ним, и голос ее звучал громче, чем обычно. Он попытался до нее дотянуться, но жена, словно виденье ускользнула от него.

- Что со мной? – вдруг спросил он.

- На тебя упали строительные леса, - ответил мужской голос.

- Ах, Джейсон, а я не хотела, чтобы он сегодня ехал, - вторила ему Диана.

- Тебе просто повезло, - услышал он Артура, - если бы еще что-нибудь упало на тебя, то я бы остался один, а твоя жена вдовой. Ты с ума сошел, какого черта ты сегодня туда поехал!

- Артур, не кричи, - осадила его Урсула, которая приехала поддержать сестру.

- Что со мной, конкретно? – еле ворочая языком, спросил Виктор.

- У тебя закрытый перелом лодыжки, и сотрясение мозга, - констатировал Джейсон.

- Ладно вам, все же хорошо, - успокаивала всех Каталина.

- Нужно, ехать, дорогая, - Джейсон взял Кат за руку, - Джулия скучает.

- Мы тоже поедем, - Урсула поцеловала сестру в щеку.

- Я или Джейсон завтра заедем, - Артур обнял Диану. Все ушли и они остались одни с мужем.

- Диана, - тихо позвал ее Виктор, - дай воды.

- Джейсон тебе запретил много пить, - возразила она.

- Да, знаю я без него и без тебя! Черт тебя возьми, врач я или нет! – Диана изумлено подняла брови.

- Ага, еще больным себя называет, - она подала стакан со слабой настойкой из успокаивающих трав.

- Дрянь, - он поморщился.

- Из твоей же аптеке. Ты хоть понимаешь, что я тебя чуть не потеряла. Ты хоть, подумал, что будет со мной без тебя? – на ее глазах заблестели слезы, - я же погибну без тебя, я без твоей любви ничто!

- Диана, я же жив. Хомс живут долго, если с ними не случаются несчастные случаи, - Виктор попытался ее рассмешить, но вместо этого, его юная супруга еще пуще расплакалась, - нас ничто не разлучит, пока мы с тобой молоды.

Первую неделю Диана не позволяла вставать с постели своему супругу. Она заботливо ухаживала за ним, исцеляя его своими ласковыми руками и губами. Она любила ему читать на ночь, что напоминало ему его босоногое детство, когда Мария читала ему вслух. После она гасила свет, и прижималась к нему, аккуратно и старательно избегая его больную ногу. Конечно, любой скажет, что долг любой жены заботиться о своем больном муже. Но эти люди видят только слово «долг», а другие еще и замечают любовь. Диана была рядом со своим мужем лишь только по одной причине, она любила его и ей было больно видеть, как он страдает, ей хотелось уменьшить его боль, и сгладить переживанья. Только любовь двигала ею.

Еще через неделю Виктор попытался вставать, но Диана не позволила ему. За две недели его делала, наверное, пришли в упадок, Артур мало, что понимает в них, а его бухгалтер сходит с ума, потому что только он подписывает отчеты. Мария, почему-то подумала, что он плохо себя чувствует и рассказала об измене мужа, да и своей тоже. Виктор никогда не считал людей святыми, тем более мужчин. Все мужчины склоны к этому, и все мужчины далеко не ангелы. Он тоже может быть когда-нибудь так оступиться, и не известно простит ли его жена или нет. Жизнь вообще абсурдна сама по себе.

Через три недели Виктор начал сходить с ума. В этом была своя польза, он стал много читать, и делать пометки в своих медицинских книгах. Он знал, что почти здоров и может вставать с постели, но соглашайся с Дианой, он успокаивал прежде всего ее. Она боялась за него, это естественно. Он вспомнил, как после встречи с сестрами она пришла к нему вся в слезах, поведав ему страшную тайну ее семьи. Она опасалась потерять его, как потеряла мать много лет назад. Виктор стал принимать гостей в спальне, что тоже вызвало недовольство Дианы, но теперь ей пришлось с этим смириться, как и ему с ее заботой.

- Пожелай спокойной ночи, папе, Джордж, - Диане поднесла к мужу сына. Виктор взъерошил темную голову сына, первый лорд Хомс и не рыжий. Конечно его цвет волос отличался от материных, когда на них падал свет, то они отливали краснотой.

- Спокойной ночи, папа, - радостно произнес Джордж.

- А поцеловать? – Виктор подставил щеку сыну, тот нежно поцеловал его, - и тебе хорошей ночи, ангел мой.

Диана пришла через полчаса, по всей видимости она читала сказку сыну. Она любила рассказывать разные истории их сыну, или сходу придумала их сама. Она была хорошей матерью для их сына. Диана не принадлежала тому сорту женщин, что слишком заботились о своих чадах. Она не хотела, чтобы их сын вырос маменькином сынком, он должен вырасти мужественным и решительным, как его отец, главное чтобы сердце было горячим. Она учила его самостоятельности, Виктор всегда знал, что она будет отличной матерью для их детей. Мелани бы никогда не стала такой, она была слишком избалована, чтобы отразить на детей все мировоззрение их отца.

Супруга скинула халат на стул, выключая свет, она тихо опустилась в постель, думая, что Виктор спит. Она легла на край постели, прислушиваясь к равномерному дыханию мужа. Она ощутила, как матрас зашевелился, плечо опалило его горячие дыхание. Две сильные руки обхватили ее за талию, опуская на себя. Она не успела понять, что только что произошло, но уже чувствовала закипавшее дыхание внутри себя. Виктор засмеялся, неуклюже из-за гипса, пошевелился, проводя ладонями по мягким изгибам бедер Дианы.

- Дорогая, ты знаешь, что делать, - он направлял ее, вздрагивая от удовольствия, с закрытыми глазами выгибаясь под ней. Она усталая, опустилась на него.

- Виктор, - Диана окончательно стряхнула с себя чувство блаженства, когда позвала его, - ты слишком слаб для этого.

- Я скоро умру, если буду просто спать рядом с тобой. Я же не железный, и мое мужское эго требует удовлетворения, - Виктор смотрел в ее глаза, в темноте они странно сияли.

- Ты эгоист! – прошипела она.

- Признайся, ты тоже этого хотела. Я не могу больше лежать, мне нужно ходить, чтобы разработать ногу, и ты мне не помешаешь! Я устал от твоей заботы! Ты даже о Джордже меньше беспокоишься нежели обо мне.

- Ты не благодарный! – вспылила она.

- Я просто мужчина, который хочет себя чувствовать им, - он встал с постели, шаткой походкой выходя из спальни, Виктор решил наказать жену.

Неделю они общались только через прислугу, Диана все же пришлось признать, что она не права, но гордость не позволяла сказать. Тогда первый шаг решил сделать Виктор, так закончилась их первая маленькая ссора, ничего не значившая для их брака.


С годами пришло понимание, теперь-то это она поняла. Они как новенькие детальки наконец-то притерлись друг у другу. Джулия стала их миром, Джейсон души не чаял в дочери. В свои выходные он часами играл с ней, постоянно что-то рассказывал, при этом разочарованно вздыхая, жалея, что женщина не может стать врачом. Но Джулия похоже не разделяла его пристрастий, ее больше манил мир матери – мир красок и абстракций. Каталина рисовала, словно выражая в картинах свой взгляд на окружающий мир. Она не претендовала на лавры Пикассо или Ван Гога, но она была в недоумение, когда ей предложил устроить выставку Сайман, у которого был знакомый собственник галереи. Ее заметили, и один из ценителей искусства, американец, купил за баснословную сумму ее картину. Часть денег Каталина отложила на следующую выставку, а другую отдала мужу.

Он был горд за жену. Он давно уже не думал, что женщина собственность мужчины, он уже не думал, что она должна у него все спрашивать, и что она не имеет право на самостоятельное принятий решений. Она изменила его всего. Каталина уже не вспоминала об Испании, она вспоминала свои глупые мечты об доме с Рамоном, и смеялась над своей глупостью. Ох, если бы она тогда из-за кого-то мужлана не подвернула бы ногу на одной из лондонских улиц, то никогда бы не встретила Джейсона. Он сначала изменил ее внутренний мир, а потом она поменяла его мир. Неужели такой бывает любовь?

- Только не это! – воскликнула Каталина, она читала письма из Мадрида, и письма отца привело ее в смятение.

- Что случилось? – Джейсон захлопнул свою тетрадь, где он писал отчеты, - Кат?

- Рамон женился на Теодоре, - Джейсон вспомнил младшую сестричку Каталину, милую темноволосую девочку, три года назад ей было всего лишь пятнадцать, - Чертов, ловелас! Раз я упорхнула от него, значит можно жениться на ней!

- Кат, неужели, это так страшно? – Джейсон подошел к жене, нежно обнимая ее за плечи.

- Нет. Все кроме одного. Моя семья собирается приехать к нам, - она смяла письмо.

- Мы их примем, не переживай, - он поцеловал ее в душистые волосы.

Ее семья сняла шикарный номер в «Савойе», приехали Урбино с Ленорой, Рамон с Теодорой и тятя Ана. Каталина с помощью Дианы приготовила ужин. Она знала, что родители не будут рады тому, как она живет. Ее квартира, хоть и большая, была обставлена в современном стиле. Сама Каталина одевалась по последней моде, и мыслила уже не как испанка. Они пришли к ним домой. Джулия крутилась в коридоре, конечно, все заметили, что девчушка пошла в испанскую сторону, но никто не выразил своего восхищения, даже тогда, когда Джулия заговорила.

- Не дурно, но безвкусно, - пробормотала Ленора, когда посмотрела всю квартиру. Она скинула покрывало с мольберта, где была не законченная картина, - Что это, дочка?

- Я рисую мама. И я выставляюсь, и их покупают, - Каролина победно улыбнулась, замечая, как Рамон смотрит на нее.

- Тебе не кажется это через чур? – спросила Ленора.

- Нет, - ответил за жену Джейсон, - я горжусь ей. Пойдемте за стол.

На закуску подавали зеленый салат с креветками, на горячие тушеные овощи в сладком соусе и печеночный хлебец, на столе стояли различные пряные соусы, а в бокалы разлили знаменитое вино из роз. На десерт принесли розы в кляре и молочный пудинг с виноградовом желе. Весь обед все молчали, лишь только звучали вежливые слова.

- Как Испания? – задала вопрос Каталина, чтобы разрушить эту гнетущую тишину.

- Пока военные у власти все будет замечательно, - Джейсон кротко посмотрел на Урбино.

- Но, это не правильно! – возразила Кат, - что хорошего в военщине.

- Каталина, милая, любой стране нужен Муссолини, что ваш МакДональд? – эта фраза Теодоры потрясла чету Фокс до глубины души.

- Это глупое заблуждение, когда-нибудь такие мысли погубят весь мир, - ах, если бы Кат знала, что это звучало почти, как пророчество.

После трапезы Каталина ушла в гостиную, где ее нашел Рамон. Она изменилась, это было видно сразу же. Больше не было в ней скованности, она словно скинула с себя вековые цепи, и теперь свободно парила. Каталина превратилась в настоящую английскую леди.

- Зря ты стала его женой, - тихо проговорил он, Кат обернулась, видя, что никого кроме них больше нет.

- Я люблю его. Он показал мне, что такое свобода, он открыл мне глаза на все. Первое время мы ссорились, не понимали друг друга. Но он изменил свое отношение к браку и женщине, а я приняла идеи английских женщин, - она услышала какое-то шевеление, это был Джейсон, он стоял за колонной, подслушивая их разговор. Он учил испанский, чтобы понимать ее еще лучше, и конечно же, он понял все, что она сказала Рамону.

- Неужели, он так хорош? – продолжал настойчиво Рамон.

- Да, - проронила еле слышно Каталина, - он лучший любовник, он лучший муж и отец, он мужчина моей мечты.

- А я? – она замерла, на пороге появилась Теодора.

- Если я так много значу для тебя, то зачем ты женился на моей сестре? – она не боялась, что сестра обидеться на нее или Рамон придет в гнев, ей было все равно.

- Потому что так надо, - Теодора с ненавистью посмотрела на Кат.

- Это глупо, так глупо портить свою жизнь таким браком.

- Не все живут, как ты! – гневно бросила Теодора.

- Дорогие мои, - Урбино позвал младшую дочь с зятем, - поедем. Мы увидимся завтра? – обратился он к Каталине.

- Нет, папа. Завтра мы едем на выходные к Портси, у них дом загородом, в Гилфорде.

Через три недели ее родня уехала обратно в Испанию. В этот раз у нее не было ни капли сожаления, что все так сложилось. Ах, если бы она знала, что свое сердце, душу и тело отдаст через много лет Родине, ради призрачных идеалов.


Апрель – июнь 1927.

У Портси, как всегда было много гостей. Веру первое время смущало, что она, как приживалка живет у них, пользуясь добротой Аманды и Саймана, но потом, она поняла – Аманде было трудно одной справляться со всем. Вера села на скамью, вдыхая свежий воздух. С мужем она не виделась много месяцев. С того дня, как она сказала, что уходит от него, Вера больше не видела его.

Он старательно избегал с ней встреч, если на празднике друзей была она, то не было его. Она и не знала, что делать, развод их церковь не примет, а по английским законом она бесправное существо. Но жить так, больше не хотелось. Что же с Фредериком? Он стал затворником, закрывшись от всех, забываясь в своей работе. Все эти месяцы, коротая вечера в одиночестве в доме на Каведеш-стрит, Фредерик думал о своем браке. Все рухнуло в один миг, и в этом виноват лишь он один. Почему он обвинил ее во всех грехах? Почему он не дал ей ребенка? Он только и делал, что позволял ей терять их детей. А она, а Вера все прощала, прощала, потому что любила его безгранично. Его жена была сказочным существом, только ангел мог забыть все обиды, только небесное создание могло отпустить все его грехи.

Впервые за столько месяцев Фредерик решился заехать к Портси, ему было необходимо поговорить с Верой. Он нашел ее одну в саду, она сидела на скамье любуясь птахами весело скакавшим по веткам старой ивы. Вера стала еще краше, она немного, поправилась, отрастила волосы, отчего в ней появилось еще больше очарования.

- Вера, - позвал он ее по-русски. Она медленно повернула к нему голову, слова застряли в горле, она лишь губами обозначила его имя, - Вера… он бросился к ней, ниц падая к ее ногам, - Вера прости меня!

- Федор, о глупый, Федор, - она запустила пальцы в его медовые волосы, застенчиво позволяя целовать свои ладони.

- Вернись ко мне, давай начнем все с чистого листа. Я умираю без тебя, - страстно шептал он.

- Бог все простит, - ответила Вера.

- Я люблю тебя, я не смог, не смог прикоснуться к другой женщине, потому что ты все для меня, - он поднял на ее глаза, их взгляды встретились.

- Федор, ты мог сделать это давно, - она вся светилась. Вера утерла его скупые мужские слезы.

- Когда ты прейдешь?

- Совсем скоро, дорогой.

Она переступила порог их дома с легким беспокойством в сердце. Вера прошлась по комнатам, удивляясь чистоте и порядку. В вазах стояли ее любимые гортензии, а на столе ее любимые трюльные конфеты. В спальне царил полумрак, отчего ее желание стало еще больше, Фредерик подал ей бокал вина, усаживая на кушетку. Она расстегнула свой узкий жакет, стянула через голову платье, и как, тигрица бросилась к нему.

- Люби меня, - жгуче, как зной в летний день, прошептала она.

- Всегда, - их пальцы переплелись, ее тело выгнулось навстречу ее рукам, умоляя о ласке.

Это мгновенье принадлежало только им, их сердца бились в одном такте, словно отмеряя минуты до маленькой смерти, ведь любовь порой подобна смерти. Мы рождаемся ради любви, мы уходим в неизвестный край ради любви. В такие минуты узы крепчают, нити связывающее людей становиться все крепче, но и они не вечны. Все же стоит жить ради одной минуты наивысшего триумфа. Вера что-то пробормотала по-русски, позволяя себе смело двигать руками по его тему. Она замечала, как Фредерик тает под ее пальчиками, как стонет от блаженства. Сегодня она имела власть над ним, сегодня он принадлежал ей, а не она ему. Федор склонил ее на себя, ее волосы закрыли их шелковой пеленой, щекоча ему лицо. Вера, как нимфа, все больше опутывала его негой и очарованием, все больше доводила его до безумия. На ее лице играла шаловливая улыбка, все о чем она просила у звезд, чтобы они подарили ей ребенка. Если они благословят, то они не расстанутся уже никогда. О, как же восхитительно это чувство, чувство победы над мужчиной, ибо они слабы перед женскими чарами.

С той ночи между ними все изменилось. Фредерик превратился в заботливого мужа и великолепного любовника, он исполнял все ее капризы, он был готов ради нее свернуть горы. Сейчас его не беспокоила мысль, что ребенок принесет им только несчастье, он уже не думал, что жена должна слушаться его во всем, он научился уважать ее. Вера работала, и этим можно было гордиться. Но в тот день, когда она произнесла ему заветные слова, все изменилось. Она ждала ребенка, похоже та ночь принесла свои плоды, и наконец-то они будут счастливы в полной мере. Больше нет сомнений, больше нет холодности и пренебрежения, есть только настоящая искренняя любовь. Счастье это награда, которую еще стоит заслужить. Разве небо может благословлять всех? Небо дарит солнце и дождь, снег и вьюгу, но только оно знает, что ждет нас впереди. Люди сами творят свою жизнь, только небо разное для всех. Только небо знает, что ждет всех впереди. Осталось, только приять все с достоинством, ибо наступали времена больших перемен. Ветер задул все сильнее с каждым днем, предвещая новые беды.


Осень 1927.

Поздним ноябрьском вечером своим криком оповестила Елена Федоровна Лебедева, или Елена Вероника Сван. Вера всю беременность парила от счастья, она не испытывала тошноты или болей. Вера горда носила свой живот, показывая всем, как они рады этому. Она до сих пор помнила, как изменились их друзья, когда узнали, о их примирении. Любовь застилала ей глаза, любовь затуманила ее взор, она не могла дышать без нее, не могла думать, что есть жизнь без Федора. Он заботился о ней, как о самой дорогой вещи в его жизни. Приносил завтрак в постель, балуя почти каждый день блинчиками с ее любимым вишневым вареньем. Фредерик договорился с Виктором, чтобы он позже приезжал в лабораторию, рассвет, новый день, он обязан встречать с любимой. В обеденный перерыв он водил ее по кафе, ненавидя, когда стрелка показывала – ему пора идти на работу. А вечером Вера баловала его ужином, потом они шумно собирались в театр либо в оперу, либо же шли смотреть кино. Выходные они безраздельно принадлежали друг другу, это был их маленький мир, ради одного сладкого объятья, одного страстного поцелуя следовала придумывать этот мирок. Каждую ночь наслажденье разливалось по телу, сладостно наполняя каждую клеточку тела жизнью и любовью. Он наблюдал за тем, как растет ребенок в ее чреве, открывая для себя целый мир.

Но все же радость была омрачена для Веры. Когда, она качала на руках маленькую Елену, к ней пришла старая акушерка, сообщив, что у нее были сложные роды и у нее больше не будет детей. Все ее мечты одна за одной развеялись, как соль нал морем. Она так отчаянно мечтала подарить мужу сына, так хотела еще родить ему детей, и теперь она не могла сделать это. Маленькая девочка должна заменить ей все. Их Елена должна стать им целым мире, ведь стоит жить, чтобы утонуть в детских глазах.


- Как вам эта шляпка? – спросила Аманда, протягивая двум дамам прекрасную фетровую шляпку с брошью из стекляруса.

- Совсем не то, милочка, - произнесла леди Олбам, главная сплетница высшего света, подмигивая своей подруге леди Холливуд.

- Лучше бы вы нашли себе новую шляпку, а то ваш муж не смотрит на вас, в ищет взглядами других, - леди Холливуд поправила темные локоны, смотря в зеркало, наблюдая за реакцией хозяйки магазинчика.

- Вчера видели, как он ужинал с какой-то молодой особой. Ты не помнишь, как ее зовут? – громко спросила вторая дама.

- Помню, она вовсе и не молода. Это же леди Мария Трейндж, - Аманда засмеялась, неужели эти глупышки подумали, что она будет ревновать его к своей давней подруге, - кажется, она давно живет одна, а ее муж в Париже, вот поэтому-то и положила глаз на вашего мужа. Это не смешно леди Портси.

- Мария моя давняя подруга, и то, что они ужинали, я знала, - когда они покинули магазин, ее помощница Мэнди удивлено приподняла бровь, задавая немой вопрос Аманде, - Стервятницы.

- Это точно, - Мэнди положила на полочку новые шлюпки, - недавно они пустили слух о вашей сестре, будто бы у барона Уэсли есть любовница.

- Глупость какая, - пробурчала Аманда, - на каждый роток не накинешь платок.

- Вы правы, - Мэнди вздохнула. Полгода назад она заняла место прежней помощницы Аманды Хилари, та очень много грубила леди Портси, и распускала все возможные сплетни, и конечно же, Аманда уволила ее. Девятнадцатилетняя Мэнди сразу же очаровала ее. Утонченная, но в тоже время смешная, как тростинка с большой белокурой головой и огромными серыми глазами, завораживала клиенток, и тогда Мэнди стала не заменимой помощницей Аманде.

- Не все женщины умны, - Аманда подкрасила губы, хмурясь своему отражению в зеркале, - моя мама всегда говорила, что сплетни это зависть других.

- О, они так говорят, чтобы вам досадить, - Мэнди услышав звон колокольчика, быстро бросилась к выходы, чтобы встреть посетителя, - Миссис Портси, к вам пришли…

- Прими ее, - Аманда зашла в свой маленький кабинет, предпочитая проверить счета, нежели слушать сплетни своих клиенток.

Сайман был совершенен, за одиннадцать лет их брака он ни разу не дал ей повода усомниться в нем, как в муже и отце ее дочерей. Она никогда не замечала оценивающих взглядов, которые обычно мужья бросают на других женщин. Она видела, как его глаза сияют любовью, как они ласкают ее, не касаясь при этом рукой. Как она могла не доверять ему? Многим их счастье не давало покоя, оно словно, как деньги лишавшие на видном месте, и которые ты не можешь взять. За годы она научилась не слушать болтовню, и не обращать внимание на злые языки. Она погладила кольцо, которое ей подарил на десятилетие брака муж, оно дорого ее сердцу, как и их дети. Колечко совсем простой формы, но с изумрудом с множеством огранок, приковывало внимание. Аманда услышала чьи-то шаги, тяжело вздохнула, удивляясь наглости некоторых посетительниц.

- Вы можете выйти, обратитесь за помощью к Мэнди, - она говорила это совсем не видя того, кто вошел.

- Дорогая это я, - радостно, почти с воплем, Аманда кинулась к гостю.

- О, Сайман! – он крепко прижал ее к себе, целуя в щеку.

- Поехали домой, - прошептал он, она заподозрила что-то неладное.

- Что случилось? – она наклонила голову, замечая сладкую улыбку.

- Ничего, - Аманда мягко ударила его в грудь, - я же имею право похитить свою женушку?

- Нет, - она спрятала лицо на его груди.

- Поедем, - протянул Сайман, - Мэнди со всем справиться.

- Уговорил, - она снова засмеялась, склоняя его к поцелую.

Они приехали в их дом поздно вечером, когда ночной покров опустился на город, и осенний туман бережно окутал их лес и сад. Иногда ветер раздувал эти сгустки темноты, и звезды проглядывали, словно подмигивали земле. Холод пробирал до костей, Аманда плотнее запахнуло свое твидовое пальто, натягивая меховой воротник на лицо. Ночь всегда манила ее, закат, как вестник темноты, приглашал в мир полный радости и чувственности. Она любила день, любила встречать рассветы, наблюдая, как солнце медленно начинает свой путь, и обижалась, когда тучи скрывали его. Но в сияние серебристой полной, как живот у женщины на сносях, луны высматривалось нечто особенное, то что звало на интимные открытие, то что дарило сказку на минуту. Ночь дышала своим холодным дыханием осени, чем-то напоминающим смерть. Оставшиеся листья тихо зашелестели, опадая на землю. Сайман остановил машину, погашая фары. Его взгляд пронзил ее, и ей захотелось впервые узнать, а можно ли любить друга в этой тесном автомобиле. Ее пальцы крепко стиснули его запястье, положив к себе на нечаянно обнаженное колено. Аманда ласково, как кошка, потянулась к нему. И его губы нашли ее уста. Он неловко перетянул ее на себя, женщина обо что-то ударилась, но не показала и вида, что ей не нравиться, ведь ей самой хотелось все испробовать. Его руки проникли под ее тяжелое пальто, приподнимая узкую юбку. Жар его ладоней согрел ее. Аманда дерзко расстегнула его брюки, мечтая поскорее слиться с ним. Тело ужасно горело, внутри все сжималось и разжималось от приходящих волн.

- Не думал, что моя женушка, так изобретательна, - проговорил он ей в ухо, до сих пор продолжая тяжело дышать.

- Сама не ожидала, - не веря самой себе ответила Аманда.

- Пошли в дом, я хочу попробовать эту искусительницу целиком, - муж помог ей выбраться из машину, обнимая за талию, завел в их спальню.

Утром встречая солнце, ее сердце пело от радости, нет, до этого в ее душе не жила горечь. Сайман всегда умел ее радовать, но этой ночью, словно они родились заново. В отличии от Марии Трейндж, их отношения за столько лет не износились, они стали еще лучше. Все меняется, меняется время, меняемся мы, но все же любовь может быть вечна и неизменна. Она снова легла в постель, Сайман поежился от прикосновенья прохладного тела.

- Ты холодная, - сонно пробурчал он.

- Согрей меня, - ее изумрудные глаза странно вспыхнули, - знаешь, сегодня я снова влюбилась в тебя, как девчонка.

- А до этого? – заинтригованным тоном поинтересовался он.

- Я любила тебя так, когда с годами уходит былая страсть, - Аманда поцеловала его в грудь.

- А я всегда любил тебя, как юнец, - она уже не слушала его, лишь ощущала, как желание захватывает его с новой силой.

- Тогда пусть это длиться вечность…


Весна 1928.

Одиночество давно поселилось, как темный гость, в ее душе. Каждую ночь с ней была лишь тишина. После той измены Мария ощутила себя вымаранной в грязи, упавшей в пропасть, откуда ей никогда уже не подняться. Чтобы воскреснуть из пепла ей нужна любовь, любовь человека, которого она так легко предала. Как говорят, око за око. Но разве современная женщина может так мыслить? Разве она не свободна, разве она не освободилась от глупых предупреждений, что изменять мужчине можно, а женщине нет? Но все не измениться в один миг, и такие образованные леди, которых воспитали в духе целомудренности, не приминают многие нравы нового века.

О, времена, о, нравы! Неужели, она так сильно любит его, что решила отомстить ему? Или женщина тает в объятье другого мужчины, мечтая причинить ему, совсем не понимая, что так она губит себя. Кто поймет этих странных существ, женщин? Мужчинам кажется, что они-то давно раскусили женскую сущность, но это глубокое заблуждение. Может быть они знают, как воспламенить ее, или, как утешить, но понять… Нет, это им не дано. Любая нежная особа непреступная крепость, только сроки осады у каждой разные. Да, мужчины не понимают женщин, но и женщины не знают сами себя.

Господи, что же ей делать? Мария устало закрыла глаза. Может ей поехать в Париж и все рассказать ему? Или ждать? Только чего ждать? Прошло два года, а он присылал скупые письма, адресуя матери и сыновьям. Разве, он ее считал виноватой? Словно, это она первая изменила ему, а не он, у которого было два романа. Не его ли она застала в своей постели с другой? Мария не знала, что делать. Спустя семь месяцев все поняли, что произошло между ними, никто и виду не показал, что все знают. Никто не пытался ее жалеть, ибо она ее презирала. Жестокая жизнь, она смеялась над своим отцом и матерью, и сама почти не стала такой. Она не заслужила всего этого.

Мария сняла тяжелые бусы, положив их на туалетный столик. Она была не так уж и стара, всего лишь тридцать один, женщина в рассвете, примерная жена, а ее не путевый муж нашел себе другую. Как же ужасны мужчины. Она легла в постель, дрожа от холода. Завтра будет новый день одиночества…

Утром она проснулась совершенно разбитая, жизнь волка-одиночки совсем ее не красила. Эти месяцы убивали ее. День она провела в литературном салоне, выслушав все рекомендации по поводу новых книг, и порцию свежих сплетен. Домой Мария пришла, как ни чем не бывало. Ее встретила встревоженная Кэтлин:

- Что случилось, Кэтлин? – совсем не понимая, спросила Мария.

- Вильям приехал, - дрожащими губами произнесла свекровь.

- Что ему нужно? – ехидно и громко сказала Мария, так чтобы ее слушал Вильям.

- Сказал, что правительство вернуло, - Кэтлин пожала плечами.

- Что ж, мне надо поговорить с ним, - Мария легкой поступью прошла в холл, где Вильям обнимался с сыновьями.

- А вот и мама, - он широко ей улыбнулся. Нахал! И он рассчитывает на какое-то примирение, после того, как он растоптал все ее чувства!

- Мне нужно с тобой поговорить, - в ее глазах кроме холодной сдержанности больше ничего нельзя было увидеть. Он прекрасно знал, что его жена в гневе. Эта хладнокровие хуже, чем ее гнев, - пойдем в кабинет.

Он покорно прошел за ней, Мария заперла дверь, чтобы никто не мог им помешать. Внутри нее все кипело, и волна возмущения была готова вырваться наружу, она была, как вулкан долго спавший и неожиданно проснувшийся. Вильям же наоборот был спокоен, будто бы ничего не было совсем.

- Мария, я хочу попросить у тебя прощение, - он откашлялся.

- С чего бы это? Или тебе уже надоела та французская подстилка? – как же она была зла, готовая расцарапать лицо Вильяму.

- Я был не прав, - проронил он.

- Ах, вот оно как! – крикнула она, - только ты опоздал!

- О чем ты? – с трудом выдавил из себя Вильям, мрачнея от дурных предположений.

- Я изменила тебе! – выпалила Мария, с триумфом ловя выражения лица мужа, мужчины, которого она когда-то сильно любила.

- Ты просто хочешь сделать мне больно, - беспомощно ответил лорд Трейндж, - ты же шутишь?

- Нет, я изменила тебе с Грегори Ольсеном. Ты доволен? – как же ей хотелось причинить ему сильную боль, заставить ее страдать, она ожидала его гнев, но вместо услышала другое.

- Я прощу тебе все! Я себя не смогу простить! – с пылом начал он, - Это я во всем виноват!

- Вильям… - выдавила из себя Мария.

- Мария, я не возвращался так долго, потому что боялся сделать тебе больно, - он говорил так искренне, что она понемногу начинала верить его словам.

- Ты понимаешь, что во мне больше нет прежнего доверия к тебе? – она утомленно опустилась на диван.

- Да, понимаю, но я могу завоевать тебя?

- Я ничего не знаю, ничего, - он заметил, выступившие слезы у нее в глазах, - ничего.

- Мария…

- Мне нужно подумать, - она тихо вышла из кабинета. Вильям знал, что до утра она проплакала, он мог бы прийти утешить ее, но это бы только усугубило положение вещей между ними.

Месяц они словно заново открывали друг друга. Пришлось заново узнавать привычки и привязанности, вновь пришлось доверять, и снова, как и прежде любить друг друга. Любовь странное чувство само по себе. Оно приходит неожиданно, и уходит не спросив никого. Ее нет, когда ждешь, и она приходит, когда совсем не нужна. Мы рождаемся, чтобы любить, мы умираем ради любви, мы дышим ради нее, совсем этого не понимая. И настоящая любовь не требует ничего взамен, вы сами отдадите все. Алтарь нашего самолюбия - место гибели нашей любви. Эгоизм - гробница любой любви, нужно много выстрадать, чтобы понять это. Можно ли изменить превратить ненависть в любовь? Мы легко теряем, то что приобретали долгие годы. Забываем все прекрасное, и тогда все рушиться. Просто ли все вернуть на прежние места? Легко ли открыть сердце еще раз? А может люди просто не хотят страдать еще раз? Формулы счастья не знает никто, но формула несчастья известна - это неумение беречь и ценить то, что имеем.


Интересно смогла бы она так же простить своего мужа, часто задавала себе вопрос баронесса Уэсли. Ей не хотелось испытывать свою судьбу, с Артуром они прожили вместе девять лет, это был слишком большой срок, как ей казалось. Она, как и Аманда о своем муже, знала о ее характере почти все, но все же временами она его не понимала. Ему тридцать два, и он уже известный хирург, он разборчив в операциях, ища самые сложные случаи для себя. С возрастом он становился только лучше. Конечно, ему хотелось, чтобы его дело продолжил сын. Но уже сейчас, Артур замечал, как Чарльз совсем не похож на него в детстве. У него в эти был пытливый ум, его интересовало, что внутри у лягушки, как течет кровь или что будет, если приложить у ране ту или иную траву. Но Чарльзу все это было чуждо, к этому была близка только Энди. И Урсула подогревала у дочери этот рано проснувшийся интерес.

Урсула окинула ищущим взглядом туалетный столик, где россыпью лежали драгоценности. Они шли сегодня на вечер устраиваемый профсоюзом врачей, где Артур был главной звездой. Ее отец все также имел свойство очаровывать студентов, не смотря на свой возраст, а ему было уже исполнилось пятьдесят восемь, он продолжал преподавать с таким же пылом, как и двадцать лет назад. Вечер решили проводить в главном зале колледже, что радовало Урсулу.

- Ты готова? – Артур зашел в комнату, смотря на себя в зеркало. Она улыбнулась, он, как всегда восхитителен в этом черном смокинге.

- Почти, - ответила она, сравнивая стрелки на глазах. Мода на слишком короткие волосы стала постепенно уходить, и все больше англичанок стало вновь отращивать локоны, но это не означала, что капризная мода возвращала длинные евены волосы, - помоги выбрать платье. Зеленое или персиковое?

- Зеленое тебе идет больше, - Артур пропустил сквозь пальцы струящуюся изумрудную с черными крапинками ткань. Да, в этом одеянье его жена будет, как богиня. Глаза будут притягивать к себе сотни взглядов, а точеная фигурка, подчеркнутая платьем, вызовет зависть у всех женщин. Урсула леди до мозга костей, совсем при этом не похожая на других.

Когда они вошли в залу, гостей было много. Урсула с трудом узнавала людей, которых редко видела, но замечала, как присутствующие внимательно изучают ее. Баронесса имела главное качество это обаяние, люди хотели узнать ее, люди хотели хоть немного побыть в ее обществе. Этой чертой обладали и ее сестры. Сестер Грандж зачастую называли новыми сестрами Леннокс, некогда блиставших в позапрошлом столетие. Их принимали и ценили, не смотря на те сплетни, что их часто окружали, все же они были безупречны.

- Добрый вечер леди Урсула, - слышала она повсюду. Конечно же, с ней все мечтали хоть пять минут поговорить. Она разбиралась в медицине, она всегда была в курсе всех дел мужа, и знала все о политической жизни. Как она может все это знать? Многие пытались увидеть поверхностные знания, думая, что дочь герцога Леннокса, воспитанная Джорджиной Грандж, не может быть серьезной. Другие же предполагали, что перед каждым вечером Урсула читала несколько статей и делилась знаниями, а в процессе споров домысливала. Но все это не волновало Урсулу.

- Леди Урсула, - ее окликнула Эмили Робсар, муж который работал с Артуром, и с которыми они находились в конфликте. Год тому назад к ним в госпиталь привезли больного с тяжелой черепно-мозговой травмой, и он попал на стол к мистеру Тофэму Робсару. Больной умер, а Артур обвинил коллегу в непрофессионализме, сказав, что человека был шанс спасти. Начальство же прислушалось к Артуру, тем более, что его поддержал не менее известный хирург Джейсон Фокс. С тех пор Урсула опасалась и так не ласковую миссис Робсар.

- Да, - Урсула сделала маленький глоточек шампанского, ощущая как ей не хватает воздуха, - вы всегда милы, - о, как же ее выводило из себя это лавандовое платье, совсем не украшавшее женщину, а напротив уродуя. Покрой не показывал ничего, что желала бы подчеркнуть любая женщина.

- Вы тоже. Знаете, в госпитале никому не нравится, что ваш муж занимается еще и компанией, - Эмили говорило вкрадчиво, как тигр крадущаяся в зарослях камыша.

- Его это не волнует, - фыркнула Урсула, - милорда совсем не заботит мнение других людей.

- Да, но лекарства совсем не помогают, а убивают. Есть уже случаи, - Урсула стиснула кулаки, подавляя в себе порыв расцарапать собеседнице лицо.

- О, это вы выскажете леди Хомс или саму лорду! – она развернулась на каблучках и ушла.

Урсула предпочла постоять в уголке, подальше всех, чтобы перевести дух и успокоить нервы. Зависть самое гнусное чувство на свете. Само слово залито грязью, само слово не приносит ничего хорошего. Зависть может все испортить, отравить жизнь, и заставит посмотреть на другие вещи. Пока есть несчастливые люди, они постоянно будут завидовать остальным.

- Почему ты одна? – Урсула услышала знакомый мягкий голос.

- Папа, почему они нам завидуют? – ей показалось, как она снова стала той девчонкой, что баловал отец, той что могла сказать; «Папа, только у меня это пони», не вкладывая в это ничего. Отец любил ее, наверное, больше всех. Аманда для всех была самостоятельная, а Диана нежным ангелом, его нельзя испортить, Урсула же сорвиголовой, потому-то Рамсей и опекал ее.

- Это очевидно, дочка, - его сухие пальцы коснулись ее оголенного плеча, - твой муж богат. А еще вчера его никто не знал, и вот он ирландский барон с большим состоянием.

- Это глупо.

- Жизнь вообще глупа, но если ты не будешь расстраиваться, то она будет пресна, - Рамсей потрепал дочь по щеке, - веселись, жизнь слишком коротка.

Артур и Урсула приехали домой далеко за полночь, дети давно спали, а город собирался проснуться. Она накинулась на мужа, проглотив его внезапный протест. Ее руки с ловкостью куртизанки раздевали его, она дразнила, она распаляла, она поджигала. Он тихо засмеялся, целуя ее за ухом, этот шепот, как тихий трепет старых страниц, напомнил ей о первый ее интимных открытиях. Мужчина представлялся ей странным существом, но потом, потом она поняла, что его желания, его удовлетворения находились в ее хрупких руках. Только она была способна облегчить его сладкие страданья:

- Я весь вечер мечтал снять с тебя это дурацкое платье, - она изумлено подняла на него глаза, словно спрашивая, так чего же ты ждешь.

Погружаясь в объятья друг друга, тоня, как в океане, наконец-то их страсть получила выход. За столько лет они не устали от себя, брак не стал рутиной, а любовь обыденностью. Урсула по-прежнему оставалась неприступной крепостью, которую нужно осаждать, а Артур не приручившимся зверем, что еще предстоит дрессировать.

- Они хотят запятнать твой успех, - позже проговорила его жена.

- Не думай, они не сильны, - ее муж запечатлел поцелуй на губах.

- Но их мнение…

- Ничего не значит…

- Но Артур…

- У нас есть все, а что у них? Ничего…

- Но…

- Не победят…

- А вдруг…

- Только глупцы полезут в драку с драконом…

- Не хвастай…

- Еще чего…

- Начался день…

- Но не для нас…

Они снова качались на волнах любви, их лодка медленно качалась, повторяя такт их сердец. Они думала, что все так будет вечно, но времена и вправду менялись…


Июнь - Июль 1928.

- Чертовы газетчики, - Виктор швырнул газеты в дальний угол, так продолжалось уже несколько недель. Каждое утро за завтраком он приходил в бешенство от статей в разного рода газет.

- Что опять случилось? – спокойно спросила Диана, сохраняя самообладание.

- Очередные сплетни, - проворчал он, - чертовы конкуренты, это все их рук дело. В этом я уже уверен.

- Неужели у тебя могут быть конкуренты? – Диана откусила сэндвич с лососем, запивая любимым чаем.

- Представь себе да! – он ходил по их гостиной, как тигр в клетке, мечась из одного угла в другой. Диана вздохнула, зная, что его шквал возмущения и гнева она не сможет сдержать. Иногда ей удавалось его успокоить, но чаще всего чары и волшебные руки Дианы не действовали на Виктора. Все-таки он не холодный ирландец, и от куда в нем эта пылкость, если его отец холоднокровный ублюдок, а мать мелочная мстительная тварь.

- Но ты восемь лет безраздельно владел этой сферой, - она продолжала завтракать, показывая мужу свою безмятежность, - ты за эти годы стал одним из преуспевающих людей Лондона.

- Владел, - проронил он, переходя на повышенные тона, - но теперь я не один. Эти химики Базели занялись тем же, что и я. Только они предпочитают химические лекарства. И я не так богат, как тебе кажется, в этом городе я имею мало влияния. Ты не знаешь какое влияние имела моя семья в Ирландии, не смотря на то, что хватало финансово-успешных семей, нас боялись, нас уважали. При моем деде ни одна такое мыши и пикнуть не могла.

- Все равно эти Базели тебе не чета, - утешила Виктора жена, - не сравнивай себя с Ирландией.

- Это ты так думаешь, но люди в основном глупы, они привыкли верить всем, - Виктор присел в кресло на короткое мгновенье успокаиваясь.

- И что они говорят?

- Ничего приятного, дорогая. Пока это не вредит нам, что будет дальше покажет время.

Первое время слухи разного рода не доставляли никаких хлопот, но позже они стали неприятными. Джейсон был уверен, что это все происки их конкурентов, которым нужно было отвоевать себе местно под солнцем. Рынок безраздельно принадлежал лорду Хомсу, и он с годами только распространял свое влияние. Первые такие статейки рассказывали, как некий рабочий, купив в красивой баночке настойку, умер через неделю. У другой больной не вылечился кашель, а у другому скрутило живот от боли. И такого рода сплетен становилось все больше. Поначалу в их фирменную аптеку приходило много человек, но с каждой новой пущенной сплетней, как самые страшные гадюки, люди меньше доверяли «Хомс и Ко». Это портило безупречную репутации компании, что очень расстраивало его. Диана лишь безмолвно наблюдала за этим всем, зная, как важно ее мужу, чтобы его любили и уважали.

- Все наладиться, Виктор.

- Мне нужно ехать. Хорошего дня, дорогая, - он убежал стремглав, даже не поцеловав свою жену в губы.

Диана впервые почувствовала, как неудачи мужа отражаются на их личной жизни. В нем появилась частичка холодности, это съедало его, отравляло ему душу. Она пыталась каждый раз, когда он срывался на ней, осадить его, показать ему, как он груб с ней, но он, словно этого не замечал. Диана стала его боятся. Раздражительность по утрам, при чтение газет, превратилась раздражительностью в течение всего дня. Виктор похоже и не замечал, как причиняет боль любящим его людям. Да, его дела шли не лучшим образом, но это еще не означал полный крах.

Диана все еще верила, что темные времена пройдут, спустя годы она поймет, что это была лишь маленькая буря, темные года будут позже. Все в их семье не ладилось все. В те минуты, когда Виктор находился в офисе, его юная жена испытывала облегченье, она не слышала бурчание, как у старого деда, никто не бил предметы, дорогие ее сердцу. Порой ее одолевала грешная мысль, пусть совсем не возвращается. Но еще ей было больнее при мысли, что у него есть любовница. Он почти не прикасался к ней, лишь иногда скупо и сухо исполняя свой супружеский долг. Лучше умереть, чем знать, что у него есть любовница. Она уже не думала о втором ребенке, и снова стала после близости пить настойку, ребенок ничего не решит, ребенок только все испортит. Пока ее муж не разберется сам в своей жизни ничего не будет прежним.

- Я не знаю, что делать, - отчаянно произнесла Диана, Сайман смотрел на нее поверх своих круглых очков, сложив при этом руки на груди.

- Диана, он мужчина, - повторил снова Сайман, они спорили уже около часа, лишь изредка заходила Аманда, чтобы принести лимонада, да вставить пару едких фраз.

- Я должна смотреть, как рушится наш брак, это я должна делать, - Сайман дал ей выпить мятного чаю, чтобы его невестка успокоилась.

- Нет, но ему нужно справиться со всем самому. Он должен сам побороть всех своих демонов, иначе он загубит все, - Сайман облегчено вздохнул, - подумай выходы их ситуации, у тебя есть Урсула, знающая о всех делах мужа.

Сначала Диана решила бороться в одиночку. Она узнала, где находится офис компании Базели, и направилась туда. Ей хотелось воззвать их совести, к миру, она мечтала, чтобы две компании мирно сосуществовали и не топили друг друга. Но все произошло не по ее заранее написанному сценарию. Она вошла в приемный холл, где ее встретила милая девушка, ненамеренная пропускать Диану. Все ее обаяние подействовала и Диана прошла в кабинет главы компании. Она вошла, как королева, с гордо поднятой головой, облаченная в коралловое платье, открывающим коленки.

- Проходите, - услышала она голос во мраке. Из темноты кто-то вышел на свет, и Диана чуть не лишилась чувств.

- Ты?! – она говорила еле скрывая дрожь в теле, боясь, показать, как и прежде, свою слабость.

- Да, дорогая, неужели не ожидала? – он плеснул им в бокалы бренди, протягивая ей бокал, - я узнал тебя по твоей походке.

- Я вам не дорогая, мистер Рене. Я леди Хомс, - она постаралась придать своему голосу грозность, но по всей видимости у нее плохо получалось. Как любой зверь, Оливье ощущал ее страх перед ним.

- Все-таки стала его женой, - он криво усмехнулся, - не думал, что он на тебе жениться.

- Виктор любит меня, - Диана теребила рубиновую брошь на платье.

- Непременно, но большего всего он любит свои заводы, - в этом была скрытая угроза, - которых я его лишу.

- Я буду любить и нищего Виктора! – горячо прошептала она.

- Конечно, - в мягком кошачьем тоне улавливалось что-то пугающее, - Диана, он потерпит крах.

- Ты ошибаешься! – он ухмыльнулся, поражаясь тому, как рьяно его жертва защищает мужа.

- Он слишком влиятелен, милая моя. Скоро его будет не остановить, - Оливье отпил бренди, отворачиваясь от своей собиседнице.

- Зато он честен! – выпалили Диана намекая на откровенные измены Оливье.

- Я его уничтожу! – вены на шее Рене вздулись, Диана знала, что он близок, чтобы поступить с ней жестоко.

- Ты это не сделаешь. У нас много друзей! – громко сказала Диана, ловя возбужденный ищущий взгляд Рене.

- Сделаю, - он замолчал, а потом прибавил, - но у меня есть к тебе заманчивое предложение.

- И что же? – Диана задыхалась, в глубине души она догадывалась.

- Ты станешь моей любовницей и будешь раскрывать мне все его секреты, - а, чего она ожидала от него. «Ты всегда знала, что он хочет тебя. С тех пор ничего не изменилось».

- Нет! – Диана прикрыла ладонью рот.

- Тогда я уничтожу его. Прошу покиньте кабинет, - она вышла с покачнувшейся верой в успех мужа и свою помощь.

Домой Диана приехала вся в слезах. По дороге домой она украдкой плакала, чтобы ее слезы не видел водитель и другие, ей не хотелось казаться слабой, не хотела, чтобы хоть одна живая душа догадалась о том, что произошло в кабинете Рене. Она и предполагала. Рене глава крупной компании, которая начала свое начало в Париже, и теперь пускала свои корни в Лондоне, раскидывая крону, собираясь зацвести, чтобы отравить своим ядом им жизнь. Неужели это была месть оскорбленного мужчины, ведь Оливье даже не знает Виктора, не знает какой он добрый и любящий, нежный и заботливый. Джимми открыл ей дверь машины, помогая выйти, она обычно говорила слова благодарности, но сегодня молча пошла в дом. Глория заметила, как хозяйка сняла свои туфли, переодевая на домашние, с опущенными плечами поднялась к себе. И почему она не попросила заварить себе чай, как это дела всегда после поездок в город? Мисс Диана не ездила за покупками, а может они поссорились с мистером Хомсом? Ведь уже давно она не меняла простыни, и хозяин стал очень холодно вести с леди Ди. А может, заболел ее отец, и поэтому она пришла вся в растроганных чувствах. Глория постучалась в дверь:

Загрузка...