«Смотреть вперед», – сказала себе Чарли, когда они оставили позади центр Гюльспонга. Не смотреть в сторону церкви, не смотреть в сторону того съезда. Просто смотреть перед собой.
Машину трясло на неровном асфальте.
– Что за дурацкая дорога? – возмутился Андерс.
– Самая обычная дорога.
– Здесь надо поменять асфальт. Тут ехать хуже, чем по проселочной.
– Похоже, ты так и не понял, – вздохнула Чарли.
– Чего я не понял?
– Что Гюльспонг – один из самых бедных муниципалитетов Швеции.
Андерс ответил, что, само собой, он это понял, но просто ведь… ну, все повреждения машин на этих ухабах обходятся дороже, чем взять и положить новый асфальт.
– Машины-то принадлежат не муниципалитету, – ответила Чарли.
Вдалеке показалась церковь. Чарли подумала, что надо закрыть глаза, однако не смогла удержаться, чтобы не посмотреть в ту сторону. «Слишком больно, – подумала она. – Не надо было мне сюда ехать».
Фредрик и Нора Роос жили в простом деревянном доме как раз в том месте, где поселок заканчивался, сменяясь полями и лугами. Газон был подстрижен до половины, посреди участка стояла газонокосилка. Похоже, не скоро кто-нибудь снова за нее возьмется.
Звонок не работал, так что Чарли постучала. Прошло немало времени, прежде чем за дверью раздались шаги. Им открыл Фредрик Роос – небритый, с красными глазами – и пригласил их пройти. Он слышал, что полиция получит подкрепление из Стокгольма. И это хорошо, сказал он и провел их в кухню. Дрожащими руками отмерил кофе. Хорошо, что прибыли эксперты со стороны.
– К сожалению, у нас нет молока, – сказал он, ставя перед ними на стол две чашки с оббитыми краями. Они уселись в комнате, которую он назвал гостиной.
– Мы с удовольствием выпьем черный, – ответила Чарли. Она огляделась. На стенах висели картины с изображением плачущих детей, которые стали популярны в Стокгольме как своего рода ирония. Над камином красовалась надпись из толстых белых деревянных букв: «Carpe Diem»[1]. Эти слова Чарли всегда воспринимала как насмешку, а теперь они звучали еще ужаснее, чем когда бы то ни было.
Она как раз собиралась спросить про мать Аннабель, когда в дверях появилась тощая светловолосая женщина в джинсах и футболке.
– Стало быть, у нас гости, – произнесла она.
– Не хотел тебя будить, – проговорил Фредрик. – Мне показалось, что тебе надо поспать… в смысле – раз уж ты заснула.
– Я не спала.
Чарли встретилась с ней глазами и подумала, что это похоже на правду.
– Они из Стокгольма, – пояснил Фредрик. – Они пришли, чтобы задать нам еще кое-какие вопросы.
– Ну так валяйте, – сказала Нора, разведя руки, покачнулась и села на пуфик. – Спрашивайте.
В облике Норы было что-то знакомое. Чарли готова была поклясться, что встречалась с ней, но не похоже, чтобы это было на вечеринке у них дома в Люккебу. Тех немногочисленных женщин, которые приходили к Бетти, она знала по именам.
– Кофе? – спросил Фредрик.
– При чем здесь кофе? – воскликнула Нора. – Как я могу думать о кофе, когда моя дочь пропала?
– Не надо кричать, – сказал Фредрик.
– Аннабель пропала. Буду кричать, сколько захочу.
Она обернулась к Чарли:
– У тебя есть дети?
Чарли отрицательно покачала головой.
– А у тебя? – Нора посмотрела на Андерса. Андерс кивнул.
– Мне кажется, это чувствуется, – проговорила Нора, глядя в окно. – Мать всегда чувствует, когда ее ребенка уже нет в живых.
– Мы сделаем все, чтобы найти ее, – заверил Андерс.
– Поздно. И не смотри на меня так, Фредрик. Это ты считал, что мы должны отпускать ее как попало.
Нора поднялась с пуфика и вышла из комнаты.
– Она сердится на меня, потому что я не так строго требовал соблюдения правил, – сказал Фредрик, когда Нора ушла. – Мы всегда немного по-разному смотрели на вопросы воспитания. Нора стремилась во всем контролировать Аннабель, а я… я считал, что надо предоставлять ей больше свободы.
– И куда завела ее эта твоя свобода! – крикнула Нора. Должно быть, она стояла под дверью и подслушивала. – И теперь тебе придется спросить самого себя – оно того стоило? Стоило оно того?
Фредрик покачал головой. Казалось, он вот-вот заплачет. Чарли подумала: как ужасно видеть мужчин, не позволяющих себе плакать даже в такой ситуации. Но потом она подумала об отчаявшейся женщине, стоящей за дверью. Кто-то должен держать себя в руках.
– Она права, – проговорил Фредрик. – Если бы я был таким же строгим, как и она, ничего этого не случилось бы. Но ведь нельзя… ведь нельзя посадить под замок почти взрослую женщину?
Он обращался к Андерсу.
– Нельзя, – согласился Андерс.
Чарли осознала, что надо направить разговор в другое русло, пока Фредрик не застрял в самобичевании. Ей доводилось ранее встречать родителей пропавших детей, но, пожалуй, никто из них не был настолько раздавлен чувством вины, как Фредрик. Возможно, это показалось бы более нормальным, будь пропавший ребенок маленьким, если бы отец по невнимательности подверг ребенка опасности. Но сейчас речь шла о семнадцатилетней девушке, которая через год должна была достичь совершеннолетия.
– Расскажи о том вечере, – попросила Чарли. – Что случилось в тот вечер, когда она пропала.
Фредрик потер лицо.
– Она пошла в гости к Ребекке. Они собирались просто посмотреть фильм, но потом она не вернулась.
– И тогда ты поехал ее искать?
Фредрик кивнул. Он отправился прямо в сельмаг, когда Нора занервничала.
– Почему не к Ребекке?
– Потому что ни Аннабель, ни Ребекка не отвечали на телефон, и мы подумали, что они, наверное, где-то в другом месте. Нора сказала мне поехать прямо в магазин Валля.
– В котором часу это было?
– Около часу ночи.
– Что ты увидел, когда приехал туда?
– Я уже рассказывал. Там была вечеринка, которая уже вышла за пределы. Подростки спали вповалку. Орала музыка, все перепились. В кухне сидел Сванте Линдер с двумя приятелями. Ну, вы наверняка уже знаете, кто это. Как бы то ни было, они сидели там как ни в чем не бывало.
– В каком смысле?
– В смысле – если бы они что-то ей сделали, что-то сделали с моей девочкой… наверное, они… не сидели бы с таким равнодушным видом. А наверху я обнаружил Ребекку с этим парнем, Вильямом. Когда она сказала, что Аннабель ушла, я вдруг понял. Понял, что случилось нечто ужасное. Просто печенкой почуял.
– А потом? – спросил Андерс.
– Потом я ездил по всей округе и искал ее. Позвонил Норе, она сразу же позвонила в полицию, но там, похоже, ее не восприняли всерьез. Они сказали, чтобы мы подождали.
– Ты или твоя жена заметили что-нибудь необычное в поведении Аннабель перед ее исчезновением? – спросила Чарли.
– Нет, ничего не приходит в голову.
– Какое у нее было настроение?
– Даже не знаю, она казалась слегка… да нет, ничего особенного.
– Что именно? – настаивала Чарли.
– Была какая-то тихая – может быть, уставшая.
– Ты спросил почему?
– Нет, скорее – эта мысль возникла у меня сейчас, когда я стал вспоминать. Просто ощущение.
– У Аннабель случались депрессии?
– Почему ты спрашиваешь? Уж не думаешь ли ты, что она…
– Я просто хочу знать, случались ли у нее депрессии. Это стандартный вопрос.
Фредрик вздохнул и покачал головой. У Аннабель, насколько ему известно, не случалось депрессий, однако она не из тех девчонок, которые всегда беспричинно счастливы.
– Продолжай, – сказала Чарли, когда он замолчал.
Фредрик переспросил, что она имела в виду, и Чарли ответила, чтобы он продолжал описывать свою дочь.
Некоторое время он сидел молча, потом сглотнул и начал рассказывать. Аннабель была особенная девочка – все родители так говорят о своих детях, но Аннабель… Им всегда это говорили – что она особенная. Он почувствовал это еще при родах. Она начала кричать еще до того, как вышла наружу. Много ли детей начинают так рано? Фредрик переводил взгляд с Чарли на Андерса, словно они располагали такими данными.
– Она любит читать, – продолжал он. – За неделю успевает перепахать несколько книг. А все от любопытства. Аннабель всегда была любопытной… всегда в поисках чего-то. Ее интересовало все от буддизма до… – Он откашлялся, словно пытаясь вспомнить, чем еще она увлекалась. – Во всяком случае, сейчас она заинтересовалась церковью.
– Вы с Норой тоже посещаете церковь? – спросила Чарли.
– Вовсе нет, мы оба атеисты. Нора говорит, что все эти выдумки про Бога для Аннабель всего лишь способ поднять бунт.
– Против чего?
– Против нас. Она даже прошла конфирмацию. Возможно, потому что так поступило большинство ее одноклассников. Как бы то ни было, ей очень понравилось изучение Библии, которое на многих ее сверстников наводит тоску. Она даже сказала, что ее это заинтересовало, стала посещать службы и делать… другие вещи, типа посещения библейского кружка при церкви. Мы решили, что это даже хорошо. Церковь все же лучше, чем вечеринки в магазине Валля. Но туда она тоже продолжала ходить.
Фредрик поднялся и отошел к окну. Спина у него совсем ссутулилась. Чарли подумала, что так движется человек, потерявший надежду.
– Если она вернется домой, я не буду ее ругать, – произнес он. – Я только… обниму ее. Просто буду держать в объятиях…
Его прервал Андерс, протянувший ему бумажный носовой платок. Чарли метнула на коллегу раздраженный взгляд. Ей показалось, что Фредрик как раз собирался сказать нечто важное.
Фредрик смотрел на платок в руке, словно не понимая, что с ним надо делать, словно не замечал слез, капающих на футболку.
– Она была моим единственным ребенком, – прошептал он.
Чарли хотелось сказать: «Она и есть твой единственный ребенок».
Фредрик снова сел. Чарли отметила, что руки у него тряслись, когда он подносил чашку ко рту. То, что он рассказал, не способствовало созданию единого образа Аннабель, скорее наоборот. «Человек крайностей, – подумала она. – Сложная натура».
– В тот день, – сказала Чарли. – Произошло ли нечто необычное в тот день, когда Аннабель пропала?
Фредрик покачал головой.
– Что, например?
– Например, что вы поссорились.
– Я вообще ее в тот день не видел, – ответил Фредрик. – Я работаю на картонном заводе, «Бекхаммар», – добавил он. – Начинаю в семь, так что уезжаю из дома около шести. Но Нора общалась с ней перед тем, как она вышла из дома.
– Между ними не было напряженности?
– По словам Норы, они немного поспорили по поводу времени прихода домой, но ничего серьезного. Они ссорятся по этому поводу каждый раз, когда Аннабель куда-то собирается.
– А в целом? Они часто ссорятся по поводу чего-то другого?