Аннапурна

Восточный ледник

За исключением Кузи и Шаца все в сборе. Прекрасный случай, чтобы обсудить создавшееся положение.

Удо сообщает, что 27 апреля он поднялся на седловину в гребне, показавшуюся нам столь обнадеживающей, когда мы впервые увидели её из Лете[47].

– Тяжело, конечно, но носильщики все же пройдут. Оттуда видна Аннапурна… но так далеко! Наверху видны гребни, в ущелье Миристи-Кхола спускается ребро. Может быть…

– А перевал?

– Не видно никаких Тиличо! Я там остановился, отпустив других вперёд.

– В конце концов, – говорю я после паузы, – перед нами три задачи. Что касается Дхаулагири, нужно исследовать северную часть и подходы к ней. Разведка, которую мы сделали с Ишаком, лишь приподняла край завесы, но отнюдь не разрешила всего вопроса.

– Это не вопрос, это тайна, – говорит Ишак. – У меня на этот счет есть кое-какие мыслишки, но, очевидно, надо посмотреть на месте.

– Значит, нужно сделать ещё одну разведку. Это и далеко и высоко. Придется здорово поднажать!

– Включай и меня, как только я буду в состоянии двигаться, – говорит Террай. – Мне надоело болеть. В последний раз, когда я был с Морисом и Ишаком, я «дошёл». Требую реванша. Через два дня я буду в полной форме…

– Не хочу навязываться, – вступает в разговор Удо, – но, признаться, мне бы тоже хотелось пойти. Я здесь только и делаю, что раздаю лекарства тукучским «пациентам».

– Престиж, старина! Не забывай. А потом, ты ведь только что вернулся!

– Наш престиж настолько велик, что может обойтись пару дней и без меня.

– Так что же, тебя уже более не забавляют ответы хорошеньких непальских девушек, когда ты допытываешься, нет ли у них лихорадки? – смеясь, спрашивает Нуаель.

– Знаешь ли, экзотика постепенно теряет свою привлекательность.

– Ну, коли так, пойдем вдвоем, – решает Террай.

– Идёт!

– Предупреждаю, – говорит Террай, – я пойду до конца!

– Пойдем вместе.

– Как бы ни было это далеко, сколько бы ни пришлось пройти перевалов, какие бы трудности ни встретились, я не остановлюсь.

– Достаточно будет всем добраться до такого места, откуда можно зарисовать всю северную часть Дхаулагири, – говорю я.

– Хорошо, – отвечает Террай, – но мы должны быть во всеоружии. Мне нужны два шерпа, шесть носильщиков, которых можно нанять здесь, и по крайней мере на восемь дней продуктов…

– Это все мы обсудим подробно.

– Вторая задача? – спрашивает Ляшеналь. Видимо, лихорадочный приступ деятельности Террая заразил и его.

– Вторая задача – Аннапурна. Нужно выяснить вопрос с ней, однако, прежде чем что-либо предпринимать, необходимо дождаться возвращения Кузи и Шаца. Что касается третьей задачи…

– А! Это для нас, Гастон, – говорит Ляшеналь, обращаясь к Ребюффа.

– Этот вопрос, который ещё совершенно неясен…

– Ненадолго! – кричит Ляшеналь.

– Ты же не знаешь, о чем идёт речь!

– Черта с два!

– Восточный ледник Дхаула? – говорит Гастон.

– Совершенно верно! Можно ли по нему подняться и затем свернуть налево, добраться до юго-восточного гребня или направо – до северного гребня? Разведки, проделанной тобой и Бискантом, недостаточно, чтобы составить ясное представление.

– Но, пожалуй, достаточно, чтобы впасть в пессимизм, – отвечает Гастон. – Мне кажется, что подъем в лоб по леднику будет трудным. Судя по тому, что мы видели, – это громадный ледопад, заваленный сераками[48], пересеченный бесчисленными трещинами. Лавины сходят непрерывно. Все это выглядит не слишком привлекательно.

– Я пойду с вами, – говорю я Ляшеналю и Ребюффа. – Мы доедем верхом возможно дальше и установим маленький базовый лагерь у языка ледника. Будь я трижды проклят, если нам не удастся раскрыть эту тайну.

Следующий день объявлен днем отдыха для всей экспедиции. С утра Ишак, Нуаель, Ребюффа и я используем свободное время, чтобы подняться на небольшой холм к югу от Тукучи, откуда прекрасно виден Дхаулагири. Рассматриваем в бинокль детали страшного Восточного ледника. Если пройти слева, то есть по правому орографически берегу можно обойти большую часть сераков на всем пути, за исключением верхней части ледопада. Основная задача – выход на один из гребней.

Отсюда замечательный вид на Дхаулагири; в ущельях ещё проплывает утренняя дымка. Ослепительный блеск льда и снега заставляет прищуриваться. Небосвод нежно-голубого цвета. В каких-нибудь 200 метрах от нас, примостившись на остром утесе, наблюдает за нами неподвижный коршун.

Вот уже месяц, как мы в Азии!

Просыпаясь, чувствуем ломоту во всем теле.

– Когда же придут наши клячи? – спрашивает Бискант у Ж.Б… – Вставай, Морис, все готово!

Признаюсь, сегодня моё участие в сборах чисто фиктивное.

Проезжаем верхом обширную каменистую равнину Гандаки. Шерпы ведут нас через Ларжунг, вероятно затем, чтобы лишний раз повертеть молитвенные мельницы. Это селение с узкими улочками, перекрытыми крышами (для защиты от обильных зимних снегопадов), выглядит очень живописно. Примерно через километр оставляем лошадей. Караван растягивается по травянистым склонам. Многочисленные яки и коровы усердно поедают густую траву. По склонам горы разбросаны деревья, покрытые душистыми цветами различных оттенков: от красного до розового. Трудно выдерживать график движения в этом земном раю. Шерпы недоумевают, почему сегодня мы так охотно соглашаемся на все остановки, предлагаемые носильщиками. Как-то не укладывается в голове, что через несколько часов вместо этих гигантских цветов, этой приветливой зелени мы увидим вокруг себя ледники, настолько грандиозные, что от нашей смелости не останется и следа. Весь день набираем высоту.

Покидаем зону лесов. Жалкая редкая трава – единственная растительность на этой высоте.

Наш караван поднимается. Все чаще попадаются фирновые участки. Вечером разбиваем лагерь на последнем клочке земли. Устанавливаем рацию, позволяющую поддерживать двухстороннюю связь на расстоянии более 10 километров. Вскоре удается связаться с Тукучей; с ребяческим восторгом слушаю голос Ишака, сообщающего мне последние сведения и городские сплетни.

– Алло, Марсель! Дошли хорошо. Местечко здесь мрачноватое при этой погоде. Все уже улеглись…

– Нуаель выходит завтра за вами. Кузи и Шац вернулись.

– Ага! Ну как с Аннапурной?

– Они шли три дня. Им удалось проникнуть в верховья ущелья Миристи-Кхола.

– Молодцы!

– В конце его они уперлись в ребро, спускающееся с Аннапурны.

– То, которое они с Удо видели 27 апреля?

– То самое. Говорят, ребро грандиозное. Начало как будто приемлемое. Далее ребро, вероятно, соединяется с вершинным гребнем, но где именно, снизу не видно.

– А дальше они не пошли?

– Нет! Решили, что обогнуть ребро, чтобы увидеть северный склон, будет трудно.

– Значит, они так и не видели перевала Тиличо?

– Ни малейшего признака. Если действительно существует перевал Тиличо, ведущий к подножию северного склона Аннапурны, то он где-то в другом месте.

– Значит, тот человек из Тинигаона был прав! Здорово они устали?

– Да, порядочно, сейчас отдыхают.

– Какая у вас там погода?

– Очень холодно. Кругом облака. Привет всем!

– Привет… Желаю успеха!

Внезапно я вспоминаю о носильщиках, пришедших с нами. Как они проведут ночь? У нас есть лишняя палатка.

Часть из них могла бы там укрыться…

Напившись чаю, иду осматривать лагерь.

– Слушай, Анг-Таркэ, как быть с носильщиками?

– Yes, sir[49].

– Where?[50]

– Here[51], Бара-сагиб!

– Как здесь? В палатке? Их же шестеро! – Заглядываю в палатку. В темноте не различаю ни рук, ни ног, но запах… Как они не задохнутся?

С рассветом мы быстро отправляемся к большому ледопаду. Вблизи в предрассветных сумерках он производит сильное впечатление. В группе кроме моих товарищей Ляшеналя и Ребюффа шерпы: Анг-Таркэ, Путаркэ и Саркэ, которым впервые придется встретиться с большими техническими трудностями.

Целый день в поисках снежных мостов[52] мы бродим среди гигантских ледяных стен или вдоль зияющих трещин. Поневоле приходится двигаться под громадными сераками, готовыми обрушиться каждую минуту. Поднимаясь на кошках или вырубая ступени, мы с тревогой поглядываем на еле держащиеся колоссальные ледяные глыбы.

Крутизна сильно возрастает. Мы вынуждены непрерывно рубить ступени. Шерпам, нагруженным двадцатикилограммовыми рюкзаками, приходится тяжело. Погода, которая уже с одиннадцати часов была неважной, резко ухудшается. Мы вынуждены установить лагерь на площадке, защищенной от ледовых обвалов. Сейчас четырнадцать часов, а мы прошли только половину ледопада!

Идёт снег. Вторая половина дня пропала.

Ночь проходит беспокойно: мы не можем сомкнуть глаз.

Утром встаем очень рано, так как ежедневно с двух часов дня начинается гроза. Как правило, эхо раскатов грома повторяется окружающими склонами непрерывно до самого вечера.

Светает, первая связка преодолевает ледовый склон над лагерем. В рюкзаках позвякивает «слесарня»[53].

Мы готовы ко всему. Лёд в эти ранние часы очень твёрд. Шерпы поднимаются на кошках вполне правильно, хотя и медленно. Как мы уже заметили позавчера с наблюдательного пункта, наилучший, если не единственно возможный, путь проходит по правому краю ледника.

На высоте около 5000 метров начинается одышка. Шерпы на остановках, согнувшись вдвое, опершись на ледоруб, выдыхают воздух с громким свистом. Мы начинаем к этому привыкать – ещё во время подходов некоторые носильщики дышали точно так же.

Хотя определенно сказать трудно, но мне кажется, что я меньше страдаю от недостатка кислорода, чем Ляшеналь и Ребюффа. Сказывается положительное действие последних ночей, проведенных на высоте 5000 метров. Это обстоятельство ещё раз подтверждает, что всей нашей команде необходимо побыть на высоте 5000—6000 метров перед решающим штурмом.

Уже полдень! До плато, где трудности кончаются, остается ещё 300 метров.

Ледник подобен реке: за пологими участками, где течение его спокойно, следуют разорванные ледопады. Преодоление последних 300 метров весьма проблематично.

– Мне не нравится эта картина, – замечает Ляшеналь.

– Ненадежное место. Взгляни на упавшие глыбы льда! – восклицает Ребюффа.

– Всюду голый лёд, – говорю я разочарованно. – А какая крутизна! Пожалуй, следовало бы пересечь весь ледник и попытать счастья у левого края.

– Прежде надо попробовать подняться в лоб и свернуть влево, вплотную к скалам, – советует Ребюффа.

– Сходите вдвоем, посмотрите, как это выглядит? Я подожду здесь с шерпами.

В мгновение ока они преодолевают ближайший склон зеленого гладкого льда дьявольской крутизны.

– Молодцы! Вот это класс! – кричу я им.

Мастерство друзей подбадривает меня. Шерпы поражены. Через несколько минут слышу крик Ляшеналя:

– Эй, Морис! Влево не ходи. Можешь подняться, мы сейчас посмотрим, что делается справа.

– О'кей! Будьте осторожны!

Небо свинцового цвета – опять плохая погода!

Товарищи проходят очень опасное место. В любой момент они могут оказаться под падающим сераком.

– Вперёд! – говорю я обеспокоенным шерпам.

Мне приходится рубить для них многочисленные широкие ступени и захваты для рук. Громоздкие рюкзаки тянут вниз. Крутизна столь велика, что стоя упираешься носом в лёд.

– Прохода нет! – раздается голос сверху.

– Громадная трещина перегораживает весь ледник! – доносится крик.

Слышится целая серия звонких ругательств – друзья реагируют на неудачу.

Я обнаруживаю их за сераком.

– Ну что, не выходит? Видно, придется траверсировать. Может быть, есть проход с другой стороны…

Падает снежок. Облака нависли над самой землёй. Гром гремит непрерывно, действуя на наши и без того измученные нервы. Мы вшестером затерялись среди гигантских сераков, которые воздвигла перед нами гора. Со зловещим треском содрогаются под нами ледяные глыбы. Тусклый свет падает на мертвенно-бледные ледовые склоны.

Ляшеналь и Ребюффа находятся под сильным впечатлением зловещего окружения. Однако они мужественно идут на разведку в указанном направлении.

В ожидании их все молчат. По временам ледник угрожающе вздрагивает. Во что бы то ни стало надо оставаться бесстрастным.

Разведка возвращается. Лица мрачные.

– Пройти невозможно!

– Невесело, – говорю я, озадаченный. – Что же, раз нельзя…

– Морис, лучше спускаться, – уверяет Ребюффа, – здесь пахнет аварией.

Внезапно раздается громкий, продолжительный треск. Мы замираем в напряжении… На этот раз пронесло!

– Сейчас нам будет крышка! – кричит Ляшеналь. – Быстрее вниз!

– Бежим! – вопит Ребюффа.

Беспрерывные раскаты грома усиливают общую панику. Это уже не отступление, а самое настоящее бегство перед вершиной, готовящейся нанести удар.

– Если нас не накроет, нам повезло! – успевает вымолвить Ляшеналь, устремляясь вниз по склону в связке с шерпом.

– Давай быстрее!

Я тороплю своего шерпа, который, на мой взгляд, слишком медлит.

Друг за другом мы спускаемся по ледяной стене.

Жестокий град обрушивается на нас. Приходится сдерживать себя, чтобы не спешить, каждое движение должно быть точно рассчитано.

– Смотри за шерпами, как бы они не свалились! – кричу я Ляшеналю, пользуясь минутным затишьем ветра.

– Это был бы шикарный спуск, – бросает он на ходу.

– Так близко от цели!

– В таких случаях нельзя упорствовать.

Я же думаю, что, даже если бы нам удалось выйти на это плато, было бы безумием вести туда всю экспедицию. Риск слишком велик. Никакая победа не могла бы оправдать сознательной игры человеческими жизнями.

Град сменяется снегом. Вокруг туман. Видимость не более пяти метров. По временам появляются серые тени, и какие-то привидения скатываются вниз к лагерю. Лавины свежего снега беспрерывно обрушиваются с ужасающим грохотом.

Постепенно ад удаляется.

Для нас воспоминание о нём всегда останется кошмаром.

Около 17 часов мы наслаждаемся в лагере горячим чаем. Его приготовил Нуаель, увидев, что мы спускаемся.

– Значит, ты поднялся вчера наверх?

– Да, без особого труда. Придя на место, я отправил молодого Ангава обратно в Тукучу. Лишний рот был бы здесь ни к чему… Кроме того, он нужен Терраю.

– Какой сегодня день? Мы потеряли счет времени!

– Э, дорогой, третье.

– Уже 3 мая! Нам остается только месяц до муссона.

– И ничего определенного в отношении Дхаулагири пока что нет! Чтобы исчерпать все возможности, надо было бы исследовать ребра юго-восточного гребня здесь, прямо перед нами.

– Мы могли бы туда сходить! – восклицает Ляшеналь.

– Хорошо! Как только у вас будут лыжи, сбегайте на снежную вершину в конце ущелья.

– Лыжная вылазка! Вот это здорово!

– Я смогу заснять южный склон!

Нуаель предлагает мне связаться по радио с Тукучей.

– Два часа тому назад я разговаривал с Ишаком, но стоял такой треск, что я предпочел прекратить связь.

– Ты, разумеется, боялся за рацию? – иронизирует Бискант.

Спустя несколько минут связь с Тукучей установлена.

– Говорит Эрцог. Что нового в Тукуче?

– Говорит Ишак. В лагере все в порядке. Ничего нового. Лионель и Удо вышли сегодня утром. А как у вас?

– Мы не дошли до конца ледника, но теперь и так все ясно.

– Что именно? Есть путь?

– Как бы не так! Это горы… Будь они прокляты! Нам никогда здесь не пройти.

– Что же вы собираетесь делать?

– Я завтра спускаюсь. Ребюффа, Нуаель и Ляшеналь на лыжах сходят на Белую вершину – 5500 метров в юго-восточном гребне Дхаулагири. Оттуда они просмотрят весь южный склон.

– Нужно ли им что-нибудь?

– Подбрось им продуктов и три пары лыж.

– О'кей! Если спустишься завтра, получишь к обеду жаркое из тхара.

– Из чего?

– Из тхара, гималайской серны. Ж.Б… и «Большой человек» ходили на охоту с нашими ружьями и убили трех тхаров. Один для нас…

– Ну, коли так, будем завтра обязательно! А Лионель?.. Он все же вышел?

– Не беспокойся, он захватил с собой порядочный кусочек!

– До завтра!

– Привет всем. Связь кончаю.

На следующее утро я спозаранку ухожу вниз, в то время как мои товарищи на лужайке у лагеря преподают шерпам основы ледовой техники.

В одиночку возвращаюсь в Тукучу. Дорога сказочно хороша. Я стараюсь не терять напрасно времени, но не могу не останавливаться через каждую сотню метров. С умилением смотрю на деревья с красными цветами. Напевая про себя, спускаюсь по травянистым склонам, покрытым разноцветным весенним ковром. Среди лесистых холмов, стыдливо укрывшись между двумя елями, бирюзовое озеро с прозрачной водой отражает изящные вершины Нилгири.

Окружающие его лиственницы кажутся менее суровыми, чем ели. Берега одеты нежным мхом…

К каменистой равнине Гандаки ведут плохие тропы. Вода поднялась. Придется переходить вброд. Я стою в раздумье, не решаясь намочить натертые на ногах волдыри. На моё счастье, подходит тибетец. Он все понял. Местные обычаи приходятся как нельзя кстати. Он осторожно взваливает меня себе на спину. Ступая босыми ногами по камням, невзирая на стремительное течение и на мой вес, он переходит разбухшие рукава Гандаки и опускает меня на твердую землю. Как мне выразить свою благодарность? Протягиваю ему рупию. Он крайне почтительно отвешивает несколько поклонов.

– Держи, вот ещё одна!

Он не верит своим глазам. После небольшой паузы он отвешивает мне низкий поклон. Я смущён и не знаю, что делать. Пытаюсь принять достойный и благородный вид. Затем, немного сконфуженный, удаляюсь.

В 13 часов прихожу в Тукучу, где меня радостно встречают Кузи и Ишак.

– Наконец в кои-то веки свежее мясо! – говорю я с полным ртом. – Поздравляю Ж.Б… с удачной охотой!

Я в великолепной форме. По части аппетита могу поспорить с Терраем.

– Так, значит, с Восточным ледником дело плохо?

– Технически это, вероятно, что-то вроде северной стены Плана[54]. Но, конечно, намного опасней. Кстати, такого же мнения и Бискант. Перепугались мы до полусмерти. Вниз скатились кубарем! Каждый из шерпов срывался много раз.

– Паршиво! – замечает Кузи.

– Пока ещё ничто не потеряно.

– Как так, а время? Дни, которые так и бегут? Да, Дхаулагири защищается неплохо!

– Возможно, завтра мы обнаружим подходящий путь. Ишак бросает взгляд в сторону Кузи, затем отвечает:

– Завтра? Это было бы удивительно!

В конце концов, разумеется, путь должен быть найден. Но меня тревожит, что до сих пор никто из нас не нашёл и намека на обнадеживающее решение. Видно, разведка ещё не скоро будет закончена.

– Существуют же ещё подходы к юго-восточному гребню. Кроме того, верхнюю часть Восточного ледника, где мы не прошли вчера, может быть, удастся обойти по стене слева.

– Ну, знаешь, Морис, ты меня извини, но…

– Да, пожалуй, я сам довольно скептически отношусь к этому варианту, – вынужден я признать.

– Мы с Шацем в твоем распоряжении, – говорит Кузи.

– Да, правда! Вы отдохнули?

– Ещё как!

– Прекрасно. Тогда мы одним камнем убьем двух зайцев. Вы пройдетесь для акклиматизации, как мы все, и одновременно окончательно обследуете верхнюю часть Восточного ледника.

– Ты не думаешь, – замечает Ишак, – что эта вылазка будет дублировать восхождение Ляшеналя, Нуаеля и Ребюффа на Белую вершину?

– Нет, они вряд ли смогут увидеть что-нибудь, кроме южного склона и выхода на гребень.

– От склона к склону, от гребня к гребню мы наконец обойдем Дхаулагири кругом, – заключает Кузи.

Итак, завтра мы выходим.

– Congratulations for the thar![55] – говорю я Ж.Б… входящему в палатку. (Он очень горд своей репутацией меткого стрелка.)

Я чувствую, что сегодня он страдает от безделья и не прочь поболтать. С некоторым трудом завязывается разговор о Непале, о гурках, о всемогущем в этих краях семействе Рана.

Он вытаскивает из бумажника свой мандат – с месячным опозданием. Мог бы показать его и пораньше! Передо мной свиток бамбуковой бумаги, покрытый санскритскими письменами и скрепленный несколькими сложными печатями: похоже на старинные грамоты наших первых королей!

От нас он ежедневно черпает множество новых понятий. Мы доверяем ему полностью и относимся к нему как к товарищу.

– Ж.Б… rice?[56]

– Thank you, sir.

Он мотивирует свой отказ религиозными причинами: непальские индийцы не могут вкушать какую бы то ни было пищу с «неверными». Действительная причина кроется в том, что он никогда не пользовался вилкой. Как и все здесь, он ест только пальцами, и ему стыдно перед нами.

На следующий день, 5 мая, около 8 часов утра Кузи и Шац покидают лагерь. Пришла их очередь обломать зубы на Восточном леднике! Наступает внезапная тишина. Мы с Ишаком остаемся в лагере одни.

– Soldier for Tansing! Letters?[57]

Конечно есть, целая груда! Но куда запропастилась почта из Франции? Вот уже скоро пять недель, как мы сидим без писем! С помощью Ж.Б… мы пишем на гуркальском языке записку почтмейстеру, чтобы выяснить, в чем дело.

На штатив от кинокамеры устанавливаем подзорную трубу с двадцатипятикратным увеличением. Вскоре в верхней части Белой вершины на высоте около 5000 метров обнаруживаем своих товарищей.

Они готовятся к спуску. Мы с Ишаком вырываем трубу друг у друга.

Блестящая демонстрация французской горнолыжной техники, хотя, по-видимому, снег неважный. По «почерку» узнаю Ляшеналя, выполняющего головокружительные повороты на глазах у ошеломленных шерпов; последние предпочитают спускаться на «пятых точках».

После обеда появляются любопытные процессии. Женщины селения, одетые в праздничные наряды, носят кувшины с водой и поливают всех встречных. Церемония, как видно, рассчитана на то, чтобы с помощью молитв и заклинаний вызвать дождь, который заставляет себя ждать. В горах не проходит дня без грозы, а в долине, нанося огромный вред урожаю, царит засуха.

Ишак носится со своей камерой по главной улице, стремясь заснять как можно больше. Престиж сагибов не помогает, и нас обильно поливают под громкий хохот. Наше достоинство «подмочено», и мы благоразумно отступаем к лагерю. Попросту говоря, удираем во все лопатки!

Вернувшийся Ребюффа с ужасом рассказывает о том, что он видел с Белой вершины. Мы забрасываем его вопросами.

– Что представляет собой южный склон? – спрашивает Ишак.

Не дожидаясь ответа, я добавляю:

– Когда мы смотрели на него из Буглунга, он выглядел потрясающе.

– Если бы ты видел его вблизи, тебе было бы все ясно. Колоссальная стена высотой несколько километров, без единого пологого участка! Что-то вроде утроенной северной стены Маттегорна, а она, как ты знаешь, не слишком привлекательна! Мы с Бискантом и Нуаелем смотрели друг на друга квадратными глазами… На южный склон лучше не рассчитывать.

– Так, понятно! А как насчет юго-восточного гребня? Когда мы смотрели на него с Восточного ледника, ты был среди нас настроен наиболее оптимистично. Ты говорил тогда…

– Я ошибался. Во-первых, он невероятно длинен, поднимается на очень большую высоту, а главное – технически чрезвычайно сложен: стены, ледяные башни, скалы, расчлененный рельеф, масса «жандармов» – словом, все двадцать четыре удовольствия.

– А площадки для лагерей там есть?

– Ни единой.

– Да, все это выглядит не слишком радостно.

– О! – восклицает Ребюффа. – Об этом маршруте не может быть и речи.

– Я думаю, – говорит Ишак, – никто из нас не строил особых иллюзий как насчет юго-восточного гребня, так и насчет южного склона.

– Каковы же выводы?

– Ставим жирный крест на обоих вариантах. Удрученные плохими известиями, мы идём обедать в общую палатку.

На следующий день к нам приходит с визитом буддийский лама, встреченный нами ещё в Баглунге. Одет он в красное платье сомнительной чистоты. Лицо сияет жизнерадостным добродушием. Ишак, явно питающий слабость к простоте и непосредственности буддийских лам, щедро его угощает. Наш лама с энтузиазмом рассказывает о Муктинате. Разговор ведется с помощью Анг-Таркэ и не лишен оригинальности. Выглядит это примерно так.

– Вы сейчас туда направляетесь? – спрашиваем мы его.

– Я буду там завтра, – отвечает он с широкой улыбкой.

– Однако это же далеко отсюда!

Хоть он и лама и привык к чудесам, я все же не думаю, чтобы у него были семимильные сапоги!

– Надо там быть, – продолжает он. – Там каждый день происходят чудеса: пламя вырывается из-под земли, священники предсказывают будущее!

– Мы придем обязательно! Через несколько дней… Ишаку приходит в голову гениальная идея:

– Взойдем ли мы на Дхаулагири?

Вот случай показать свою таинственную силу!

Лама сосредоточенно перебирает огромные четки. Его взор поднимается к небесам, затем падает на руки… Сцена продолжается более пяти минут. Мы сидим неподвижно.

Может быть, мы станем свидетелями необыкновенного колдовства? Нам ведь говорили, что ламы – существа сверхъестественные.

Постепенно лама возвращается на грешную землю, наконец он решается заговорить:

– Дхаулагири для вас неблагоприятен. – И добавляет: – Лучше о нём не думать и направить ваши усилия в другую сторону.

– В какую именно? – интересуется Ишак.

Этот вопрос имеет для нас существенное значение.

– В сторону Муктината, – отвечает он, как будто это само собой понятно.

Не имеет ли он в виду Аннапурну? Будущее покажет.

Появляется загорелый Ляшеналь. Наконец-то мы что-нибудь узнаем! Вот уже несколько дней, как у него на груди вскочил прыщ. Щедрая натура Ляшеналя так вскормила его, что он превратился в фурункул фантастических размеров. Ишак не может удержаться от искушения заснять на цветную пленку это феноменальное явление.

Ляшеналь оставил Кузи и Шаца в лагере на леднике. Рации вышли из строя, несколько дней мы будем без новостей. Около половины шестого со стены, нависающей над лагерем, приземляются (выражение отнюдь не преувеличенное) двое друзей: Удо и Террай. Лионель сильно возбужден. Борода придает ему устрашающий вид.

– Ну, братцы, можете ставить на Дхаулагири крест! Губы выпячены вперёд больше обычного. Голос звонкий, почти сердитый.

– Понимаешь, Морис, твой Дхаулагири невозможная штука. Легче в рай попасть!

– Сначала сядьте и попейте. Вы оба покрыты пылью и потом с ног до головы!

Я надеюсь, что это их немного успокоит.

– Нет ли чего поесть? – требует Террай.

– Сейчас приготовят. Так что же вы все-таки видели?

– Вот как было дело с самого начала, – спокойно рассказывает Удо. – Третьего числа мы разбили палатки на высоте около 4500 метров между двумя вашими лагерями. Следующую ночь мы провели в Неизвестном ущелье. На седловине носильщики заартачились. Они боялись: никогда ещё им не приходилось переходить этой границы. Вчера рано утром мы с Лионелем достигли седловины, которую вы видели издалека и которая замыкает северный бассейн Дхаулагири. Ну, брат, тут…

– Что тут?

– Я и сейчас ещё в поту! – не удержавшись, орет Тер-рай. – Кошмарные теснины!

– Но где именно?

– Прямо против нас был Дхаулагири, – продолжает Удо, – настоящий Дхаулагири. При подъеме я спутал его с ложной вершиной. На дне перед нами – грандиозный ледник, весь в трещинах…

– Более поганого места не придумаешь, – прерывает Лионель.

– Весь в трещинах, стекающий через каньон, со стенами высотой несколько километров.

– Видишь, я был прав, – с притворной скромностью вставляет Ишак, – все стекает по ущелью Маянгди-Кхола!

– И все это грандиозно, – добавляет Террай, – это целый мир! Что касается северного гребня, отделяющего этот ледник от Восточного, на котором вы были, так это полускальное, полуледовое, очень крутое ребро. А северо-западный гребень, который до этого никто ещё не видел, обрывается отвесами в теснины.

Все это звучит удручающе! «Неужели действительно неприступен?» – шепчу я мысленно. Ишак бросает с игривым видом:

– Лама ведь сказал: «Дхаулагири для вас неблагоприятен! Идите к Муктинату»… Так вот…

– Так вот, туда и направимся, и не позже, чем завтра утром! – решаю я твердо.

– Куда, к Тиличо? – спрашивает Гастон.

– Пойдем к тому Тиличо, к северу от Нилгири, о котором нам говорил житель Тинигаона, и атакуем Аннапурну с тыла.

– Почему бы не использовать разведку, проведенную в Миристи-Кхола группой Кузи – Удо – Шац? Они же видели Аннапурну!

– Да, но только издали. И они не видели северного склона. Дойти туда непросто. К тому же ребро мне определенно не нравится. Кстати, и им также…

– Посмотри на карту, – прерывает Ишак, – пройдя через Тиличо, мы сбережем несколько дней подходов.

– Увидишь, – говорю я, – мы попадем прямо к северному склону, а пути с севера в Гималаях часто легче других! Мы пройдем столько, сколько потребуется, чтобы найти Аннапурну! Если понадобится, даже до Манангбота.

– Докатились! На поиски Аннапурны! – разочарованно констатирует Ишак.