Антропология Адвентистов Седьмого дня и свидетелей Иеговы

2.1. Грехопадение. Смерть души

Как неложно обещал Господь, в тот самый день, когда первый человек вкусил от древа познания, он умер. Но смерть настигла сначала не его тленную плоть (она подверглась ей спустя 930 лет после сотворения), а неуничтожимую душу.

Иначе нельзя понимать прямые слова Божии (Быт. 2, 17), если мы не желаем признать справедливой ложь змея. Ведь Бог не сказал: «после того дня», но: «в день, который ты вкусишь от него, смертью умрешь». Можно, конечно, попытаться доказывать, что здесь слово «день» имеет значение «неопределенно долгий период времени», но тогда сектанты вынуждены автоматически признать правоту теистических эволюционистов и сторонников теории дня-эпохи, с чем они (относится это возражение, впрочем, только к адвентистам)[52] категорически (и совершенно справедливо) не согласны. Чтобы избавиться от явного противоречия сектанты делают вид, что его просто не существует. «В день, в который наши прародители отведали плодов дерева познания добра и зла, – пишут Свидетели Иеговы, – они были осуждены Богом и умерли в его глазах. Они были выгнаны из Рая и встали на путь, который привел в конце концов к смерти»[53]. Это объяснение, конечно, совершенно беспомощно. Ведь в сознании сектантов смерть тождественна полному небытию. Так что же, для Бога Адам и Ева после осуждения перестали существовать? Кого же Он тогда изгнал из Рая – разлагающиеся трупы? Вторая их фраза входит в противоречие с первой. Если для Бога (Который является единственным Источником объективного знания) люди уже мертвы, то как они при этом только становятся на путь, который, как вдруг выясняется, еще только когда-то («в конце концов») приведет к смерти? Выходом из этого тупика является только признание православного учения о том, что в самый момент грехопадения человек действительно умер духовно. Для души жизнь заключается в боговидении, а смерть в утрате его, что, однако же, не влечет за собой утрату самого бытия, ибо дары Божии непреложны (Рим. 11, 29).

Такое понимание прекрасно подтверждается самим библейским текстом. Тотчас после грехопадения, когда тело еще не успело заболеть или еще иным каким образом проявить затаившуюся в нем смертность, душа немедленно проявляет признаки разложения. – Начинается оно с ощущения наготы, которое, конечно, коренилось не столько в телесных чувствах, сколько в утрате одежды благодати, доселе окутывавшей и пронизывавшей тело.

Другим признаком гибели души стало то, что с высот мудрости она низверглась в океан безумия. Действительно, страшно читать, как Адам, называвший имена всем животным (а как это необыкновенно трудно, может убедиться каждый), прячется от Вездесущего и Всеведущего Творца под кустом! Это ли не свидетельство вечной смерти, воцарившейся в его сердце? А как мгновенно распалась любовь между супругами, прежде представлявшими из себя единое целое, видно из того, что и Адам, и Ева воспринимают друг друга как какое-то средство, которым можно пожертвовать.

«С этого момента человек находится во власти лукавого. Оторвавшись от Бога, его природа становится неестественной, противоестественной. Внезапно опрокинутый ум человека, вместо того, чтобы отражать вечность, отражает в себе бесформенную материю: первозданная иерархия в человеке, ранее открытом для благодати и изливавшем ее в мир, – перевернута. Дух должен был жить Богом, душа – духом, тело – душой. Но дух начинает паразитировать на душе, питаясь ценностями не божественными, подобными той автономной доброте и красоте, которые змий открыл женщине, когда привлек ее внимание к древу. Душа, в свою очередь, становится паразитом тела – поднимаются страсти. И, наконец, тело становится паразитом земной вселенной, убивает, чтобы питаться, и так обретает смерть»[54].

Бог чрез пророка Иезекииля, предостерегая людей от уподобления Адаму в его преступлении (Ос. 6, 7), говорит: «Вот, все души – Мои: как душа отца, так и душа сына – Мои; душа согрешающая, та умрет» (Иез. 18, 4). Говоря в первую очередь о гибели самой души нечестивца, пророк не упускает и следующей за ней смерти тела, о чем говорится в 13 стихе: «Кто сделал все такие мерзости, тот непременно умрет, кровь его на нем». На этом стихе стоит остановиться подробнее, ибо он почти всегда цитируется сектантами в полемике с Божиим учением о бессмертии души[55]. Исходя из него, утверждают, что душа здесь – сам человек, и потому раз сказано, что она умирает, то значит смерть поглощает его полностью. Некоторые полемисты (например, Уолтер Мартин), утверждают, что лучше перевести этот стих как «душа согрешающая, та отойдет» – так более верно передается смысл текста[56]. Однако и греческий перевод, и контекст скорее говорят не об этом, а о гибели души, заключающейся не в ее уничтожении из бытия, а о той «скорби и тесноте всякого делающего злое» (Рим. 2, 9), о которой говорит ап. Павел. А она является следствием разрыва благодатного единства с Богом. Если бы были правы иеговисты и адвентисты, тогда вся 18 глава прор. Иезекииля является примером вопиющей бессмыслицы. Ведь главная ее идея заключается в доказательстве того, что каждый человек отвечает только за свои грехи, а не за преступления отца. И исходя из этой мысли Бог говорит о том, что раз все души без исключения Его (4 ст.), то каждый ответит за себя: праведный «непременно будет жив» (9 ст.), а беззаконник «непременно умрет, кровь его на нем» (13 ст.). Если здесь говорится о физической смерти, то, конечно, наш повседневный опыт показывает, что пророк ошибается. Ведь в отношении к ней действительно «одна участь праведнику и нечестивому» (Екк. 9, 2)! Но если говорить о состоянии души, то оно принципиально иное. У одних действительно душа живет (например, у Авраама, друга Божия (Иак. 2,23)), а у других она погибает, отпадая от Создателя (как у допотопных исполинов – Быт. 6, 3-5). Могут сказать на это, что все люди согрешили и лишены славы Божией (Рим. 3, 23) и потому все мы – грешники, обреченные умереть. Но пророк в этом тексте вовсе не говорит о первородной скверне, а личной добродетели или беззаконии. Иначе нельзя понимать перечисления грехов (ростовщичество, неправда, притеснения и т. п.) и добрых дел, от которых зависит жизнь человека. Более того, Господь говорит о возможности покаяния для беззаконника, которое приведет его к жизни, но если бы здесь шла речь о первородном грехе, то признание возможности его очищения без Голгофской Жертвы делает бессмысленным все Евангелие, даже в сектантском его прочтении. Итак, в этих, столь часто цитируемых словах вовсе нет указания на смертность души в смысле ее полного уничтожения, а о ее вечном умирании, которое начинается еще на земле, но не прекращается и после телесной смерти. А сама смерть тела является лишь логическим завершением этого процесса у нечестивцев (а праведники умирают, отдавая Адамов долг)[57].

И описывая именно это страшное состояние смерти души, предшествующей смерти тела, апостол Павел говорит: «Вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления, между которыми и мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие» (Еф. 2, 1-3). Как справедливо говорит свят. Феофан Затворник, «грех, коль скоро делается властелином над человеком, умерщвляет его дух. Как телесная смерть – прекращение жизни телесной, так со входом греха в человека подсекается корень внутренней жизни – жизни духа, которая из Бога. В грешнике, преданном греху, чувственные склонности и страсти душевные все более и более берут верх над высшими духовными требованиями и подавляют их до того, что свет жизни духовной совсем наконец погасает. Вместе с тем вянет и телесная жизнь от нарушения целости жизни человеческой и пресечения должных ее отношений к верховному Источнику бытия и жизни. Отсюда болезни, страдания и ранняя смерть. Так не духовно только, но и телесно грех убивает, – и не одно только лицо, но нередко целый род, коль скоро он усердно работает греху»[58]. А за этим страшным процессом распада скрывается воля «имеющего державу смерти» (Евр. 2, 14), который обманывает людей, следующих своим похотям (Гал. 5, 17), и шантажирует их страхом смерти, чрез это держа их в рабстве.

Именно об этой смерти души, предшествующей смерти тела, говорят и многие другие места, на которые ссылаются сектанты для обоснования своей позиции. Но об этом мы скажем ниже, рассматривая ветхозаветные тексты, на которые пытаются опираться сектанты.

2.2. Первородный грех

В православном понимании как раз наследуемая нами от Адама смертность души, заключающаяся в том, что мы рождаемся неспособными увидеть Бога и потому духовно мертвыми с извращенной волей, устремленной ко греху, составляет суть первородного греха. А уже из него истекают как следствия все беззакония и преступления человеческого рода. По точному слову преп. Иустина (Поповича), «потомки Адама, в строгом смысле, не участвовали лично, непосредственно, сознательно и своевольно в самом поступке Адама, в самом преступлении (в „паратоме“[59] (Рим. 5, 14), в „паракои“[60] (Рим. 5, 12), в „паравасисе“[61] (Рим. 5, 19)), но рождаясь от падшего Адама, от его зараженного грехом естества, они в рождении принимают как неминуемое наследство греховное состояние естества, в котором обитает грех (греч. „амартиа“[62]), который как некое живое начало действует и влечет к творению личных грехов, подобных греху Адама, поэтому они и подвергаются наказанию, как и Адам… Всякий личный грех черпает свою существенную, греховную силу из греха прародительского, и наследственность первородного греха – это не что иное, как продолжение падшего состояния прародителей в потомках Адамовых»[63].

Признают факт наличия наследуемого греха и рассматриваемые сектанты. Но так как их антропология извращена и существование нематериальной души отвергается, то получается, что грех – это какое-то генетическое отклонение. Вот как учат о первородном грехе иеговисты: «Когда Адам и Ева согрешили, они уже не могли передать совершенство своим потомкам. Словно надпись, высеченная на камне, грех глубоко отпечатался в генах прародителей. Поэтому они могли произвести на свет только несовершенных детей. Так дети Адама и Евы были рождены после согрешения, они унаследовали от своих родителей грех и смерть»[64]. Таким образом, получается, что, в принципе, если бы человек обладал достаточными знаниями в генной инженерии, тогда он смог бы победить все грехи и собственную смерть.

Адвентистское учение подобно ереси иеговистов. По мнению «Основания веры», у первозданных «тело, разум и дух каждого из них представлял неделимое целое, хотя люди были созданы как свободные существа, их жизнь зависела от Бога. Однако, не послушав Бога, наши прародители отвергли свою духовную зависимость от Него и утратили то высокое положение, которое они занимали перед Богом. Образ Божий в них оказался искаженным, и они стали подвержены смерти. Их потомки наследуют греховную природу падшего человека. Они рождаются со слабостями и склонностями ко злу»[65].

Да, на первый взгляд мы видим, что учение адвентистов близко библейскому. Ведь мы помним, что сознание, в представлении этих сектантов – порождение живого тела, а значит, порча, полученная нами от Адама, скорее телесного, чем духовного свойства. Ведь если тело – причина сознания, а «Библия говорит, что грех гнездится в сердце человека, то есть, как известно, в его сознании»[66], то получается – измени тело, и человек спасен! Если человек не имеет богоподобной души, которая не зависит в своем главном выборе от плоти, то любая попытка понимания первородного греха приведет к банальному манихейству. Недаром, по словам адвентистов, «всеобщая греховность человечества свидетельствует о том, что по природе мы склонны делать скорее зло, чем добро»[67]. А если так, то виновата природа и ее Творец, а не мы.

Свят. Фотий считал ересью учение о греховности природы[68] и вполне справедливо. Ведь библейское учение весьма точно говорит, что «Бог сотворил человека правым» (Екк. 7, 29) и «Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле» (Прем. 1, 14). Принять это выражение можно было бы только при условии понимания природы не в смысле того, что нам дал Бог при творении (она осталась той же), но в том смысле, в котором употребляют это слово святые отцы – «вторая природа», то растение, которое не посадил Отец (Мф. 15, 13). Суть этой «второй природы» в недобром употреблении добрых качеств и извращении нашей доброй воли, коренящейся в глубинах нашей души, часто не подвластных рассудочному контролю. Таким образом, греховна не природа, а ее состояние. Но все это не выводимо из сектантской антропологии, которая, усекая человека и делая его чисто плотским, и при этом бездоказательно постулируя возможность возникновения свободы человека из детерминированной материи, запутывается в противоречиях.

Если же снова вернуться к утверждению адвентистов, что причина греха в сердце, «т. е. в сознании»[69], то надо заметить, что слово «сердце» в Библии вовсе не сводится к сознанию, а является куда более глубоким, чем представляют сектанты. Смысл его ближе к значению, вкладываемому Церковью в понятие «душа»: לֵב (сердце) рассматривается:

а) как средоточие жизненных сил (Пс. 21, 27); сердце (жизнь) подкрепляется пищей (Быт. 18, 5; Суд. 19, 5); ему же приписывается бдение (Песнь 5, 2) и сон (Екк. 2, 23); подобно נֶפֶשׁ (душа) оно противополагается плоти (Пс. 72, 26); отсюда «в сердце твое», в смысле «на тебя» (Исх. 9, 14).

б) как орудие ощущений, чувствований и различных душевных отправлений, например, любви (Втор. 6, 5: Суд. 16, 15), ненависти (Лев. 19, 17), страха, ужаса и испуга, от которых сердце млеет (Быт. 45, 26; Иис. Нав. 7, 5), теряется (Иер. 4, 9), колеблется (Ис.7, 2), трепещет и как бы сдвигается с места (Иов. 4, 9; Быт. 42, 28) и замирает (1 Цар.25, 37), в значении мужество (Пс. 39, 13; 2 Цар. 17, 10).

в) как носитель характера и нравственности оно бывает чистое (Пс. 50, 12), безукоризненное (3 Цар. 9, 4), верное (Неем. 9, 8), развращенное (Пс. 100, 4), каменное (Иез. 11, 19), необрезанное (с дикими зарослями) (Лев. 26, 41), утучнелое (Ис. 6, 10). Притворство называется двоесердием (1 Пар. 12, 33). От радости оно расширяется (Ис. 60, 5).

г) как сила воли (1 Цар. 14, 7; Ис. 10, 7), как место намерений (Иез. 38, 10; 3 Цар. 8, 18), как вместилище знания и разума (Суд. 16, 17; Притчи 3, 3; Иов. 9, 4; Иов. 34, 10; Иов. 12, 3), и иногда в значении совести (Иов. 27, 6) говорится, что сердце било (укоряло) его (2 Цар. 24, 10)[70]. Более того, Писание утверждает, что у ищущих Господа, «живут сердца во веки» (Пс. 21, 27), тем самым лишний раз свидетельствуя о том, что душа человека не подвержена уничтожению.

Таким образом, слова Господа, что из сердца исходят злые помыслы и все преступления (Мф. 15, 19), говорят о том, что распаду и извращению подверглась в первую очередь наша нематериальная (а значит, и свободная) душа, а в след за ней и наше тело. А раз гибель настолько сильно захватила нашу природу, то для нашего спасения потребовалось не только изменение отношения Бога к нам и информирование нас о спасении, но и восстановление человека, начавшееся со времени Боговоплощения, смерти и Воскресения Господа. И усваивается спасение нашей природой не просто чрез веру, но главными образом через действие нетварной силы Святого Духа, подаваемой верующим через таинства, которые, в свою очередь, действуют в нас через добрые дела.

2.3. Смерть и сон

Одним из наиболее часто выдвигаемых против православной танатологии аргументов является утверждение, что раз Писание называет смерть сном, то из этого следует, что душа после смерти находится «в бессознательном состоянии, в полном бездействии»[71]. Наиболее подробно этот аргумент приведен в адвентистском катехизисе «В начале было Слово»: «Библия представляет смерть как сон, который вполне соответствует природе смерти, как это видно из следующих сравнений:

1. Спящие находятся в бессознательном состоянии. „Мертвые ничего не знают“ (Екк. 9:5);

2. Во сне сознательное мышление прекращается. „Выходит дух его… в тот день исчезают все помышления его“ (Пс. 145:4);

3 Сон завершает все дневные дела. „В могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости“ (Екк. 9:10);

4. Сон разъединяет нас с бодрствующими и с их делами. „Нет им более части во веки ни в чем, что делается под солнцем“ (ст. 6);

5. При нормальном сне эмоции бездействуют: „И любовь их, и ненависть их и ревность их уже исчезли“ (ст. 6);

6. Во сне люди не прославляют Бога: „Ни мертвые восхвалят Господа“ (Пс. 113:25);

7. Сон предполагает пробуждение: „Наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения“ (Ин. 5:28,29)»[72].

Это сравнение стоит рассмотреть подробнее. Возможно, конечно, что сектанты спят как-то по особому, но все обычные люди (к которым, собственно, и обращалось Писание) воспринимают под сном все же не коматозное состояние. Чтобы не быть голословным, приведу определение сна из «Популярной медицинской энциклопедии»: «Сон – периодически наступающее состояние, при котором замедляются физиологические процессы и создаются наилучшие условия для восстановления организма, в частности центральной нервной системы… Согласно современным представлениям, сон не только отдых, но и работа, направленная на переработку самой различной информации, накопленной за день, с тем, чтобы мозг человека мог быть способным воспринимать ее и на следующий день»[73]. Действительно, во время сна мы видим сновидения, которые можем запоминать. Иногда Бог использует сны для откровения Своей воли (Дан. 2; 4, 1-25; Быт. 41 и т. д.). Таким образом, наше сознание действует, хотя и в другой форме. Во время сна наши эмоции также не бездействуют (Дан. 4, 2), примером чего могут служить кошмары или радостные видения, что знакомо каждому. Во сне мы обдумываем происшествия, случившиеся с нами во время бодрствования. Многие православные знают, что дар непрестанной молитвы не прекращается во время сна, о чем говорил еще царь Соломон: «Я сплю, а сердце мое бодрствует» (Песнь 5, 2). Таким образом, мы видим, что из всех пунктов, приводимых сектантами, верен только последний. Сон действительно предполагает пробуждение. Но с ним согласна и православная танатология. По дару Воскресшего Господа всех умерших ожидает воскресение от смертного сна. Таким образом, если мы согласимся со словами сектантов, что слово «сон» точно передает сущность смерти, то мы все равно придем к учению о неуничтожимости души. Подведем итоги. Если смерть – сон, то это предполагает существование нашего сознания, хотя и в другом виде; память, хотя и измененную, о прошлом; действие эмоций, не зависящих от воли души; возможность богообщения; и, наконец, надежду на воскресение. А это именно то, во что верят христиане!

2.4. Представление о смерти в Ветхом Завете

«Когда Адам и Ева умерли, они стали мертвыми душами»[74], – так вполне по-гоголевски заявляют Свидетели! «Человек возвращается в прах, – говорят адвентисты –… Тело и душа образуют неделимое единство и существуют только в единстве. При сотворении человека соединение „праха земного“ (элементов земли) и дыхания жизни произвело живое существо или душу. Адам не получил душу как самостоятельную сущность; он стал душою живою (Быт. 2:7; см. 7 гл. этой книги). В момент смерти происходит обратное: мертвый человек, лишенный дыхания жизни, превращается в прах земной или становится мертвой душой без всякого сознания (Пс. 145:4). Элементы, составляющие тело, возвращаются в землю, из которой они вышли (Быт. 3:19). Душа не существует сознательно отдельно от тела, и ни один текст из Писаний не говорит, что душа продолжает жить как сознательная сущность после смерти. На самом деле: „Душа согрешающая, она умрет!“ (Иез. 18:20)»[75]

Но что происходило с ними на самом деле? За ответом на этот вопрос обратимся к Священному Писанию, которое, по убеждению сектантов, не содержит ни одного текста, подтверждающего факт сознательного существования души за смертным порогом.

Оно совершенно точно описывает сам процесс умирания человека. Книга Бытия, описывая смерть праматери Рахили, говорит: «Когда выходила из нее душа, ибо она умирала; то нарекла ему имя: Бенони» (Быт. 35, 18). Для непредвзятого человека очевидно, что с точки зрения Моисея смерть – это выход бестелесной души из тела, но адвентисты пытаются обойти и это свидетельство. Они пишут: «Считается, что следующие места из Библии ставят под вопрос такую точку зрения на учение Писаний о природе смерти. Но при более детальном рассмотрении оказывается, что они полностью гармонируют с остальной частью Писания: Смерть Рахили. Упоминая о смерти Рахили, Писание говорит, что „выходила из нее душа“ (Быт. 35, 18). Это выражение попросту означает, что в последнее мгновение своей жизни, на последнем издыхании, она дала имя своему сыну. Другой перевод гласит: „и на последнем своем дыхании“ (NIV)[76]. (Сбываются над этими сектантами пророчество ап. Петра, что они превращают[77] Писание к собственной своей погибели (2 Петр. 3, 16) – свящ. Д. С.)». Аналогично поступают в данном случае и иеговисты, которые говорят: «Доказывают ли эти слова, что от Рахили при смерти отделилась какая-то внутренняя субстанция? Вовсе нет. Вспомните, что слово „душа“ может также относиться к жизни, которой наделены люди. Следовательно, здесь под „душой“ Рахили просто подразумевается ее „жизнь“. Поэтому в „Современном переводе“ слова „выходила из нее душа“ переведены „умерла, рождая“. Здесь нет и намека на то, что какая-то таинственная часть Рахили осталась жить после ее смерти»[78].

На минуту представим себе, что они правы и подставим их слова в подлинный текст: «Когда в последнее мгновение своей жизни, на последнем издыхании, она дала имя своему сыну, ибо она умирала; то нарекла ему имя: Бенони». Очевидно, что данное толкование лишает священный текст всякого смысла. Как не имеет смысла и версия иеговистов: «когда выходила из нее жизнь, ибо она умирала» – перед нами чистейшая тавтология. Ссылка на другие переводы вовсе не поможет, ибо буквально масоретский текст переводится так: «и было, с выходом души ее, ибо она умирала, нарекла ему имя Бен-Они»[79]. Аналогично понимали это место евреи за III века до Рождества Христова. Септуагинта говорит: «ἐγένετο δὲ ἐν τω̣ ἀφιέναι αὐτὴν τὴν ψυχήν ἀπέθνη̣σκεν γάρ». (Как дословно передает этот текст славянский перевод: «бысть же егда оставляше ю душа, умираше бо»). Так что ссылки на новый перевод полностью незаконны, ибо и сами носители языка – евреи, и древние носители неповрежденной традиции понимания текста – 70 толковников понимали его так же, как и современные христиане. Стоит напомнить, что, согласно адвентистскому определению, душа – это сам человек, но для того места, которое не вписывается в их концепцию (ибо если принять это толкование, тогда эта фраза Писания будет звучать: «когда выходил из нее человек, ибо она умирала»), они выдумывают новое значение.

Вообще о том, что душа покидает тело, Библия сообщает неоднократно. Первым таким указанием является предсказание Бога о смерти Авраама: «Ты отойдешь к отцам твоим в мире, и будешь погребен в старости доброй» (Быт. 15, 15). Таким образом Господь утверждает, что смерть для Авраама будет заключаться в отхождении его к отцам, и в погребении его тела. Совершенно очевидно, что это – два различных действия, совершаемых различными субъектами. Душа Авраама отошла в шеол, где уже находились его предки, а тело было погребено в двойной пещере. Нельзя отождествлять могилу Авраама с тем местом, где находились его отцы, ибо его предки были похоронены или в Уре (вплоть до Фарры), или в Харране (Фарра – Быт. 11, 32). Поэтому слова книги Бытия прямо свидетельствуют о различной участи души и тела после смерти: «И скончался Авраам, и умер в старости доброй, престарелый и насыщенный жизнью, и приложился к народу своему. И погребли его Исаак и Измаил, сыновья его, в пещере Махпеле, на поле Ефрона, сына Цохара, Хеттеянина, которое напротив Мамре… Там похоронены Авраам и Сарра, жена его» (Быт. 25, 8-10). Если мы обратимся к еврейскому тексту, то мы увидим еще более яркое свидетельство ухода души в иной мир. Буквально книга Бытия говорит: «И приобщен был к народу своему»[80], подчеркивая тот известный Православию факт, что после смерти душа не ходит где ей вздумается, а ведется в приготовленное для нее место. То же самое Библия говорит и про Измаила (Быт. 25, 17), Исаака (Быт. 35, 29), Иакова (Быт. 49, 33), Аарона (Числ. 20, 24), Моисея (Втор. 32, 50), Давида (Деян. 13, 36), Иосию (4 Цар. 22, 20) – все они, хотя умерли в самых разных местах (Едом, Египет, Иерусалим, Синайский полуостров, Палестина) и похоронены в разных могилах (а у Моисея и вовсе не известно место его погребения (Втор. 34, 6)), но все они приложились к народу своему. При сектантской антропологии это необъяснимо, но вполне укладывается в учение Церкви о бессмертии человеческой души. По справедливому мнению свят. Филарета Московского, «как Авраам не пошел к предкам своим, и не присоединился к народу своему, по телу, ибо умер в земле чуждой: то выражения сии были бы неуместны, если бы не относились к состоянию духовного человека по смерти. Из этого и других мест Св. Писания видно древнее общепринятое мнение, что человеки, близкие между собой в настоящей, сближаются и в будущей жизни, по некоторому единству духа и качеств, естественно основывающему единство судьбы (Ис. 14, 9-10, Иез. 32, 18)»[81].

И за пределами Израиля, люди служащие Господу, придерживались той же танатологии, что и патриархи. Св. Иов знал, что люди – это существа, «обитающие в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли» (Иов. 4, 19). Если бы были правы сектанты, то было бы сказано, что люди – это «храмины из брения», но Елифаз, друг Иова, сказал, что они живут в телах, а не есть тела. Очевидно, что обитатель квартиры не есть сама квартира, так и душа, обитающая в храмине из брения, имеет иную природу, чем тело. Точно так же рассуждал и апостол Павел, говоря: «Знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный» (2 Кор. 5, 1). Т. е. мы – обитатели наших тел, и когда «внешний наш человек и тлеет, то внутренний день ото дня обновляется» (2 Кор. 4, 16). Тело умирает, а душа – бессмертна. Поэтому Иов и говорит, что «плоть его на нем болит, и душа его в нем страдает» (Иов. 14, 22).

Но вернемся к ветхозаветной танатологии, описанной в книге Иова. Итак, тело – храмина, которая распадается от болезней и смерти, сам человек – его душа «нисходит в преисподнюю, откуда не выйдет и не возвратится в дом свой» (Иов. 7, 9-10; ср. Иов. 10, 21-22; 16, 22; 17, 13-16; 21,13; 24,19), «потому что, – как говорит свят. Кирилл Иерусалимский, – целый мир прешел и всякий дом разрушен. Как ему возвратиться в свой дом, когда земля уже новая, иная?»[82] Но совершенно очевидно, что, по убеждению Иова, его ждет после смерти вполне сознательное и безрадостное существование. Да, его тело будет спать до конца неба (Иов. 14, 12), но следующий же стих говорит о надежде Иова на возвращение его из преисподней (Иов. 14, 13). В этом месте с ним будет покоиться надежда праведника на справедливость (Иов. 17, 16). Подробнее о представлениях Иова об аде мы коснемся в соответствующей главе.

Еще одно описание природы смерти приведено в книге пророка Исаии. Царь Езекия, угодивший Творцу, смертельно заболел. И в этой болезни царь обратился со смиренной мольбой к Господу, Который и даровал ему еще 15 лет жизни. Эта молитва Езекии приводится в книге пророка Исаии. И вот, согласно убеждению этого благочестивого царя конец земной жизни представлялся исходом его нематериального «Я» из тела: «…Жилище мое снимается с места и уносится от меня, как шалаш пастушеский…» (Ис. 38:12) А о самой его душе он пишет: «Я сказал в себе: в преполовении дней моих должен я идти во врата преисподней; я лишен остатка лет моих» (Ис. 38:10). «То есть смерть в Ветхом Завете подразумевалась не совершенным уничтожением, но совлечением тела с души и снисхождением души в преисподнюю»[83]. Кажется, учение царя Езекии (и пророка Исаии) кристально ясно, но и его, как мы увидим ниже, сектанты пытаются перетолковать по-своему и выдать за доказательство выдуманной ими доктрины смертности души.