Аня и Долина Радуг

ГЛАВА 8 Вмешивается мисс Корнелия

На следующий день мисс Корнелия нанесла неожиданный визит в дом священника и учинила допрос Мэри. Эта юная особа, обладая незаурядной проницательностью и умением разбираться в людях, рассказала ей свою историю просто и правдиво, без всяких жалоб или бравады. Мисс Корнелия нашла, что девочка производит более благоприятное впечатление, чем можно было ожидать, однако сочла своим долгом выказать внешнюю суровость.

— Все члены этой семьи, — сказала она строго, — отнеслись к тебе с исключительной добротой. Ты считаешь проявлением благодарности то, что вчера оскорбила одну из их маленьких подруг и преследовала ее?

— Ну да, я поступила отвратительно, — с готовностью признала Мэри. — Не знаю, что на меня накатило. Эта дурацкая рыбина оказалась так чертовски удачно под рукой. Но я потом ужасно об этом жалела… я даже плакала из-за этого прошлой ночью, когда легла спать, — честное слово, плаката. Спросите Уну, если не верите. Я не сказала ей, из-за чего плачу, потому что мне было стыдно, и тогда она тоже заплакала — подумала, что меня кто-то обидел. Да уж я-то совсем не обидчивая. Я больше всего тревожусь из-за того, что миссис Уайли меня не разыскивает. Это на нее не похоже.

Мисс Корнелия тоже нашла, что это довольно странно, но ничего не сказала и, решительно потребовав от Мэри, чтобы та впредь не позволяла себе никаких вольностей с сушеной рыбой священника, отправилась в Инглсайд, чтобы сообщить о результатах своего расследования.

— Если девочка говорит правду, необходимо разобраться в этом деле, — сказала она. — Я кое-что знаю об этой Уайли, поверьте мне. Маршалл был довольно близко знаком с ней, когда жил на той стороне гавани. Прошлым летом я слышала от него о каком-то приютском ребенке, который у нее живет. Вероятно, об этой самой Мэри. Он говорил, что, по словам соседей, она замучила девочку работой до смерти, почти не кормит ее и не одевает. Знаете, Аня, душенька, моим правилом всегда было не иметь никаких дел с теми, кто живет на той стороне гавани. Но я завтра же пошлю туда Маршалла, чтобы он выяснил, если сможет, как в действительности обстоит дело. А после этого я поговорю с мистером Мередитом. Только подумайте, Аня, душенька, его дети нашли эту девочку буквально умирающей от голода в старом сарае Джеймса Тейлора. Она провела там целую ночь, замерзшая, голодная и в полном одиночестве. А мы в это время спали в своих теплых постелях после хорошего ужина.

— Бедняжка, — вздохнула Аня, рисуя в воображении одного из своих собственных любимых детей в подобном положении — замерзшего, голодного, одинокого. — Если с ней плохо обращались, нельзя возвращать ее туда, откуда она убежала. Я сама была когда-то сиротой.

— Нам придется обсудить этот вопрос с руководством приюта в Хоуптауне, — сказала мисс Корнелия. — Но так или иначе, а оставлять ее в доме священника нельзя. Неизвестно, чему она может научить этих несчастных детей. Насколько я понимаю, ей случается даже выругаться. Но подумать только! Она живет у них уже целых две недели, а мистер Мередит до сих пор не заметил этого! Какое право имеет такой человек заводить семью? Ему, Аня, душенька, следовало бы стать монахом.

Два дня спустя мисс Корнелия снова пришла под вечер в Инглсайд.

— Это поистине невероятно! воскликнула она с порога. — Миссис Уайли нашли мертвой в постели в то самое утро, когда Мэри сбежала. Она уже много лет страдала от тяжелого заболевания сердца, и доктор предупреждал ее, что конец может наступить в любую минуту. Своего батрака она рассчитала накануне, так что в доме никого не было. На следующий день ее нашел кто-то из соседей. Они, кажется, сразу же хватились девочки, но предположили, что миссис Уайли отправила ее к своей родственнице, которая живет под Шарлоттауном. Она не раз говорила, что собирается это сделать. На похороны эта родственница не приехала, а потому никто так и не узнал, что Мэри у нее нет. Соседи, с которыми побеседовал Маршалл, рассказали ему кое-что о том, как миссис Уайли обращалась с девочкой, и от услышанного у него вся кровь вскипела. Знаете, Маршалл всегда приходит в ярость, когда слышит, что с ребенком жестоко обращаются. Соседи сказали, что она безжалостно порола девочку за любую маленькую провинность или оплошность. Некоторые уже давно поговаривали, что надо бы написать об этом директрисе приюта, но у семи нянек дитя без глазу, и никто так ничего и не сделал.

— Жаль, что эта Уайли уже умерла, — с горячностью заявила Сюзан. — Я с удовольствием сходила бы на ту сторону гавани и сказала ей все, что о ней думаю. Морить голодом и бить ребенка, миссис докторша, дорогая! Как вы знаете, я за то, чтобы отшлепать, если для этого есть основания, но дальше такого наказания никогда не пойду. А что теперь будет с этой бедной девочкой, миссис Эллиот?

— Я полагаю, ее надо отправить обратно в Хоуптаун, — сказала мисс Корнелия. — Все семьи в округе, которые хотели взять приютского ребенка, уже это сделали. Завтра я схожу к мистеру Мередиту и выскажу ему свое мнение обо всей этой истории.

— И она, без сомнения, это сделает, миссис докторша, дорогая, — покачала головой Сюзан после ухода мисс Корнелии. — Она любое дело доведет до конца — даже крышу на церкви покроет заново, если уж решила. Но для меня непостижимо, как кто-то — пусть это даже Корнелия Брайант — может разговаривать со священником подобным образом. Можно подумать, он самый обыкновенный человек.

Когда мисс Корнелия удалилась, Нэн Блайт тихонько вылезла из гамака, в котором до этого, свернувшись калачиком, прилежно учила урок, и бегом бросилась в Долину Радуг. Остальные уже были там. Джем и Джерри метали кольца в цель: кольцами служили одолженные у деревенского кузнеца старые лошадиные подковы, и надо было суметь с расстояния в несколько метров набросить подкову на воткнутый в землю колышек. Карл выслеживал муравьев на одном из солнечных пригорков. Мэри, Ди, Фейт и Уна слушали Уолтера, который, лежа на животе среди папоротников, читал им вслух удивительную книгу — сборник мифов, содержавший увлекательные рассказы о Пресвитере Иоанне[13], о Вечном Жиде, о волшебной лозе[14], о хвостатых людях, о черве, способном пробиваться через скалы, открывая путь к скрытым в недрах земли сокровищам, и об Островах Блаженства[15], и о девах-лебедях. Выяснилось, что истории о Вильгельме Телле и Гелерте тоже были всего лишь мифами, и это оказалось для Уолтера настоящим потрясением, а рассказу о епископе Хатто[16] предстояло не дать ему уснуть в следующую ночь. Но больше всего ему понравились истории о Крысолове[17] и Святом Граале. Он читал их с трепетом, а над его головой на летнем ветерке позванивали подвешенные на Влюбленных Деревьях бубенчики, и прохлада вечерних теней незаметно подкрадывалась все ближе через долину.

— Вранье, а интересно, правда? — сказала Мэри с восхищением, когда Уолтер закрыл книгу.

— Это не вранье! — рассерженно возразила Ди.

— Ты хочешь сказать, что все это правда? — с недоверием уточнила Мэри.

— Нет… не совсем. Эти истории — как те твои рассказы о привидениях. Они не были настоящей правдой… но ты и не ожидала, что мы в них поверим, так что считать их ложью тоже нельзя.

— Во всяком случае, та история о волшебной лозе не ложь, — убежденно сказала Мэри. — Старый Джейк Крофорд с той стороны гавани умеет проделывать такие штуки. За ним отовсюду посылают, когда хотят выкопать колодец. И я уверена, что знаю Вечного Жида.

— О! Мэри! — воскликнула Уна с благоговейным трепетом.

— Знаю… сущая правда! Прошлой осенью к миссис Уайли заходил один старик. С виду он был невероятно старый. Она спросила его про кедровые подпорки: как он думает, долго ли они простоят. А он сказал: «Долго ли простоят? Да они тыщу лет простоят! Я знаю, у меня такие два раза стояли». Так вот, если ему две тысячи лет, кто же он, как не Вечный Жид?

— Я не верю, что Вечный Жид стал бы общаться с такой особой, как миссис Уайли, — решительно возразила Фейт. — Он ведь раскаялся.

— А мне нравится история про Крысолова, — сказала Ди, — и маме тоже. Мне ужасно жаль бедного хромого мальчика, который не мог догнать остальных и не попал с ними в пещеру. Ему, наверное, было очень грустно. И всю оставшуюся жизнь он думал о тех чудесах, которые мог бы увидеть в пещере, и жалел, что не попал туда вместе с остальными.

— Но как, должно быть, радовалась его мама, — отозвалась негромко Уна. — Я думаю, прежде она очень огорчалась из-за того, что он хромой. Может быть, даже плакала. Но потом она уже больше никогда не горевала — никогда. Она радовалась, что он хромой, потому что именно по этой причине не потеряла его.

— Когда-нибудь, — мечтательно сказал Уолтер, глядя в вышину неба, — из-за того холма появится Крысолов и спустится в Долину Радуг, весело и мелодично играя на своей дудочке. И я последую за ним… последую за ним на берег… к самому морю… и уплыву далеко от всех вас. Думаю, у меня не будет желания идти… а вот Джему очень захочется… ведь это будет настоящее приключение… но у меня такого желания не будет. Но мне придется пойти… музыка будет звать, и звать, и звать, пока я не почувствую, что должен следовать за ней.

— Мы все пойдем! — воскликнула Ди, воодушевляясь.

Пламя фантазии Уолтера зажгло огонь и в ее сердце, и она была почти уверена, что видит удаляющуюся фигуру таинственного насмешливого Крысолова в дальнем сумрачном конце долины.

— Нет. Вы будете сидеть здесь и ждать, — сказал Уолтер; взгляд его больших, прекрасных глаз был странным, завораживающим. — Вы будете ждать нашего возвращения. А мы, возможно, не вернемся… так как мы не сможем вернуться, пока Крысолов играет. Может быть, он заставит нас пройти следом за ним и его дудочкой вокруг света. А вы по-прежнему будете сидеть здесь и ждать… и ждать.

— Хватит тебе молоть, Уолтер! — сказала Мэри, содрогнувшись. — И не смотри ты так! У меня от твоих слов мурашки по коже. Хочешь, чтобы я завопила от страха? Я прямо так и вижу, как этот противный старый Крысолов уходит, и все вы, мальчики, за ним, а мы, девочки, сидим здесь совсем одни и ждем. Не знаю, почему это… я никогда не была плаксой… но как только ты начинаешь рассказывать свои басни, мне всегда хочется зареветь.

Уолтер торжествующе улыбнулся. Ему нравилось проверять силу своего воображения на собеседниках… играть на их чувствах, пробуждать их страхи, вызывать трепет в их душах. Этим он удовлетворял свое врожденное влечение ко всему драматическому. Но вместе с ощущением торжества присутствовал странный холодок какого-то таинственного ужаса. Крысолов показался ему вдруг необыкновенно реальным — словно трепещущая тонкая завеса, что скрывает от наших глаз будущее, на миг была отнесена в сторону ветром времен и в вечернем сумраке Долины Радуг, освещаемой лишь светом звезд, ему было даровано смутное, мимолетное видение событий грядущих лет.

Карл, подбежавший к ним с отчетом о событиях в стране муравьев, вернул их всех к реальности.

— Муравьи вправду жутко интересные, — воскликнула Мэри — она была рада ускользнуть из плена, в который их всех взял таинственный Крысолов. — Мы с Карлом всю субботу наблюдали за муравейником на кладбище. Я никогда не думала, что у букашек такая сложная жизнь. До чего они склочные ребята — некоторые, насколько мы поняли, готовы затеять драку без всякого повода. А есть среди них просто трусы. До того пугаются, что просто сворачиваются в клубочек и позволяют себя дубасить. Ни за что не хотят ввязываться в драку. А есть лентяи — не хотят трудиться. Мы видели, как они отлынивали от работы. А еще там был один муравей, который умер от горя, потому что другого муравья убили, — не хотел работать, не хотел есть, просто умер… ей-бо… честное слово.

Воцарилось испуганное молчание. Каждый понял, что Мэри не договорила слово, которое хотела сказать. Фейт и Ди обменялись взглядами, достойными самой мисс Корнелии. Уолтер и Карл явно чувствовали себя неловко, а губы Уны дрожали.

Мэри смущенно поежилась.

— Так уж это слово у меня вырвалось… я просто подумать не успела… само вырвалось, честное слово… я не хотела… и проглотила его вторую половину. Вы тут все, похоже, очень уж чувствительные на этот счет. Слышали бы вы, какие слова кричали Уайли, когда между собой ругались.

— Настоящие леди не произносят таких слов, — сказала Фейт с несвойственной ей чопорностью.

— Это нехорошие слова, — прошептала Уна.

— Я не леди, — возразила Мэри. — У меня хоть когда-нибудь была возможность стать леди? Но я постараюсь больше никогда не говорить это слово. Я вам обещаю.

— Кроме того, Мэри, — сказала Уна, — ты не сможешь надеяться, что Бог ответит на твои молитвы, если будешь упоминать Его имя всуе.

— Да я и так не жду, что Он на них ответит, — заявила скептичная Мэри. — Я целую неделю просила Его разобраться в этом деле с Уайли, а Он ничегошеньки не сделал. Я, пожалуй, брошу молиться.

В этот момент перед ней появилась запыхавшаяся Нэн.

— О, Мэри, у меня для тебя новость! Мистер Эллиот ходил сегодня на ту сторону гавани — как ты думаешь, что выяснилось? Миссис Уайли умерла! Ее нашли мертвой в постели в то утро, когда ты убежала. Так что тебе не придется возвращаться к ней!

— Умерла! — ошеломленно пробормотала Мэри и вздрогнула.

— Ты думаешь, это случилось из-за моих молитв? — воскликнула она, умоляюще глядя на Уну. — Если это так, никогда в жизни не буду молиться! Да ее призрак теперь наверняка будет преследовать меня.

— Нет, нет, Мэри, — воскликнула Уна, пытаясь успокоить ее, — это произошло не из-за твоих молитв. Ведь миссис Уайли умерла задолго до того, как ты вообще начала просить Божьей помощи в этом деле.

— Это правда, — сказала Мэри, постепенно оправляясь от панического страха. — Но говорю тебе, я прямо вся задрожала. Не хотела бы я довести кого-нибудь до смерти своими молитвами. И я никогда не просила в молитвах, чтобы она умерла. Да и непохоже было, будто она из таких, что умирают. А миссис Эллиот сказала что-нибудь обо мне?

— Она сказала, что тебе, наверное, придется вернуться в приют.

— Я так и думала, — кивнула Мэри с мрачным видом. — А они меня опять отдадут… кому-нибудь вроде миссис Уайли. Ну что ж, думаю, я это вынесу. Я жилистая.

— Я буду молиться, чтобы тебе не пришлось возвращаться в приют, — прошептала Уна, шагая рядом с Мэри, когда они возвращались домой.

— Как хочешь, — сказала Мэри сурово, — но я зарекаюсь молиться. Меня эта история с молитвами жуть до чего перепугала. Сама видишь, что из этого выходит. Если бы миссис Уайли умерла уже после того, как я начала молиться, это было бы моих рук дело.

— О нет, не было бы, — сказала Уна. — Жаль, что я не могу тебе это получше объяснить… вот папа, я знаю, смог бы, если бы ты, Мэри, с ним поговорила.

— Ну уж уволь! Не понимаю я твоего отца — вот и все. Ходит мимо и в упор меня не видит. Я не гордая… но вытирать о себя ноги не позволю!

— Что ты, Мэри, просто у папы такая манера. Он и нас почти никогда не замечает. Он глубоко погружен в свои мысли, вот и все. А я собираюсь молиться, чтобы Бог оставил тебя в Четырех Ветрах… потому что ты нравишься мне, Мэри.

— Ладно. Только чтобы я больше не слышала, что кто-то от этого умер, — сказала Мэри. — Я сама ужасно хотела бы остаться в Четырех Ветрах. Мне тут нравится… и гавань нравится, и маяк… и вы, и Блайты. Вы единственные мои друзья — прежде у меня никогда друзей не было, — и ужасно не хочется вас покидать.