Глава 5 Условный рефлекс

Уже после встречи с Рэем я понимаю, почему он так скрывается: здесь повсюду камеры, нас пишут даже в туалете, потому мыться хожу, когда в душе выключают свет, и спать ложусь одетым.

С каждым днем все больше убеждаюсь, что мой план обречен на провал: вокруг меня примитивные зверобогие, самым продвинутым был Титус, но до него хрен доберешься. Но все-таки я тут не зря: многое узнал и лучше изучил врага, Рэя встретил.

Вечером вторника, стоя в очереди за похлебкой, я так погружен в себя, что не сразу узнаю повариху, насыпающую еду в тарелку. Если бы она ко мне не обратилась, так и не вспомнил бы Арбеллу, девушку, которой я невольно помог в метро.

— Привет! — восклицает она. — Вот уж не думала, что встречу тебя здесь!

— Да уж. Мир тесен, — бормочу в ответ, в отличие от нее, встреча меня не радует, а напоминает о том, что я себе не принадлежу.

Она склоняется над стойкой, демонстрируя декольте, и бормочет, воровато оглядываясь:

— Приходи ко мне после девяти, комната четыреста двенадцать, сделаю тебе вызов. Просто приложи браслет к сенсору лифта, охранники пропустят. Есть что сказать. Это серьезно.

Увидев кого-то, она возвращает лицу беззаботное выражение, посылает мне воздушный поцелуй и отворачивается. Сейчас не до женщин, но решаю идти — вдруг у нее интересная информация.

В моей комнате мужики все так же смотрят реалити-шоу, но в воздухе будто бы звенит напряжение, так и кажется, что молнией долбанет. Блин и Кривоногий поглядывают краем глаза, но они все время на меня так косят, а сегодня их враждебность ощущается особенно остро. Может, послать все к хренам и свалить? Так и сделаю, завтра перетру с бригадиром, чтоб меня отсюда выпустили, сегодня уже поздно, но прежде поговорю с девчонкой — вдруг что важное скажет.

На этаже, где обитают женщины, все так же, как у нас, только комнат меньше, коридор короче и заканчивается стеной, а не запретной дверью. Выхожу из лифта, охранник проверяет, сделали ли мне вызов, желает хорошо провести ночь и указывает, где находится нужная комната.

Встретившиеся в коридоре женщины, все молодые и привлекательные, смотрят с интересом, я прикладываю браслет к нужной двери и прохожу внутрь.

Арбелла уже ждет, свежая, надушенная и накрашенная. На ней шорты до середины бедра и майка в обтяжку, выгодно подчеркивающая формы, но мне не интересны зверобогие, как бы привлекательно они не выглядели. Любой зверобогий — потенциальный враг.

— Привет! — Она обезоруживающе улыбается.

— Что ты хотела сказать?

— Вот так сразу? Даже не присядешь, — она хлопает по заправленной постели рядом с собой, но остаюсь стоять. — Ты очень выделяешься. Говорят, из какой-то лаборатории сбежала толпа гемодов, их теперь все ищут. Твои соседи по комнате уверены, что ты один из них, и собираются тебя сдать ловцам. Бригадир вмазан.

Хмыкаю.

— Их ждет разочарование. А ты тоже думаешь, что я — гемод?

Она пожимает плечами.

— Мне все равно. Ты перевернул мой мир. Никто ничего не делает просто так, а ты… В тот момент мне не хотелось жить, я ехала и думала о том, что не могу так больше. А тут еще и воры… — Она говорит сбивчиво, покусывая губы, теребит край покрывала. — Но появился ты. Я не думала, что можно рисковать ради незнакомого человека и потом не лезть в постель, не просить вознаграждение. Сделать добро, развернуться и уйти. Это — чудо. И если есть такие, как ты, значит, мир не так уж и плох. И в нем можно жить.

Поначалу мне хотелось оборвать ее и сказать, что мотив у меня был, да еще какой, и да, никто ничего просто так не делает. Но в какой-то момент ее ощущения снова передаются мне, и я смотрю на себя ее глазами: у меня разве что белые крылья за спиной не трепещут и нимб не сияет. Она смотрит на меня как на ожившее божество, изливает благодарность, как может. И я знаю, что если мне будет угрожать опасность, она с готовностью отдаст жизнь. Даже не за меня — за веру в лучшее.

Впервые в жизни вижу перед собой не зверобогую, а человека — уставшего, забитого, покореженного. С такими же чувствами и надеждами. Если признаюсь, что я трикстер, и позову с собой, она пойдет, и плевать ей на Ваала.

— Спасибо, что предупредила, Арбелла.

— Я успела сказать свое имя? — удивляется она. — Не помню когда. А ты…

Вот я и проговорился, теперь надо выкручиваться и быть осторожнее впредь.

— Ты еще в метро представилась. Я — Леон.

— Они подождут, когда ты выйдешь, попытаются парализовать и сдать ловцам. Здесь не нападают, потому что охранники отожмут вознаграждение, которое полагается за голову беглеца. Только не спрашивай, как я узнала. И да, у них есть парализаторы.

С одной стороны, опасаться мне нечего, я ведь не гемод. Но с другой — это прямая угроза жизни: если у них все получится, и они начнут меня осматривать, увидят, что у меня нет татуировки… Надо увольняться, и побыстрее.

Протяжно воет гудок, сигнализирующий отбой.

— Может, останешься? — Она кокетливо склоняет голову набок. — Я не испугаюсь, даже если у тебя перепонки и чешуя.

Усмехаюсь. Девушка до сих пор считает меня гемодом. Неужели и правда так выделяюсь? Надеюсь, Рэй поможет вернуть мою жизнь, и я пойду к своим.

— Ты ошибаешься, я обычный человек, — улыбаюсь я и зачем-то глажу ее по волосам. — Будь счастлива.

— Вот уж не обычный… — бросает она в спину.

* * *

Прошлой ночью мне снилась Гитель, ее пушистые волосы, наша берлога, дети… Я проснулся с ощущением щемящей тоски.

Сегодня я видел красочный незнакомый мир: дома-свечки размером с наш зиккурат, парки прямо на земле, сотни… тысячи счастливых людей. Гигантские голограммы, диковинные флаеры и множество антенн в форме полумесяцев. Сперва, лишенный тела, я смотрел на город сверху, а потом меня потянуло вниз. Мгновение — и я ток, бегущий по проводам, поток частиц, текущий из одного мира в другой.

Перед глазами вспыхивает текст на незнакомом языке: «Carthaginem esse delendam», но я понимаю смысл: Карфаген должен быть разрушен.

И вот я в привычном мире. Вроде станция метро, а вроде и нет. Навстречу течет поток людей в серых робах, и я вижу удаляющуюся хрупкую девушку с черными волосами. Мне нужно… просто жизненно необходимо к ней! Она нужна мне как вода, как воздух, она — смысл всего.

Девушка теряется за спинами, исчезает, и из груди будто бы вырывают сердце, я бегу к ней, расшвыривая людей, кричу, зову ее…

И просыпаюсь по гудку с тоской еще более острой, чем вчера. Ощущение, что я — раненая птица, взглядом провожающая стаю. Вместе со сном уходит что-то важное, из памяти стирается имя, лицо… Кто она? Меня до сих пор к ней так тянет, что если бы знал, где ее искать, бросился бы сломя голову. Чтобы удержать волшебный образ, безумно хочется нарисовать ее лицо, но я не помню его!

Вместо столовой топаю к лифтам, ведущим вниз, туда, где приемная, отстегиваю браслет и сдаю охраннику.

— Че, уже сваливаешь? — интересуется он, сканируя меня, убеждается, что я ничего не украл, отходит в сторону.

— Тоска тут у вас, — жалуюсь я и нажимаю на кнопку.

Створки лифта смыкаются, а я испытываю облегчение, которое трудно описать словами. А ведь некоторые черноротые так всю жизнь батрачат.

Оказываюсь не в знакомом коридоре, где приемная, а еще ниже. Меня снова сканируют и выпускают. Приходится делать крюк и возвращаться к своим схронам с оружием, слава богу, все на месте, даже три тысячи шекелей, украденные у Варана. Кладу пистолеты в карманы, нож — за голенище берца. Как с ними спокойно! А то будто голый в людном месте. Оглядываюсь в поисках слежки, но ожидаемо никого нет, а тревога есть.

Иду по полутемному коридору, выруливаю в обитаемый сектор, топаю к метро, чтоб доехать до места, где жила родная стая, и просто отоспаться в безопасности, и вижу привычную сцену: трое оборванцев избивают четвертого… И не успеваю отвернуться.

Зафиксировано противоправное деяние!

Разозленный, достаю пистолет, готовый положить троих налетчиков, чтоб не тратить время, целюсь в ближайшего:

Чори, 17 лет.

Уровень 1, ступень 4, авторемонтник.

Двум другим тоже по семнадцать. Понятно, что будущего у черноротых молокососов нет, не я, так кто-нибудь другой их пристрелит не раньше, так позже, но что что-то внутри протестует, просит не убивать их.

— А ну отошли! Перестреляю нах! — ору я.

Чори видит пушку и командует:

— Пацаны, ну его. Сваливаем.

Подождав, пока они разбегутся, а пострадавший поднимется, шагаю прочь.

Ты предотвратил преступление!

Осталось предотвратить 497 правонарушений.

Дурное настроение улетучивается, я испытываю удовлетворение и получаю странное уведомление:

Активирован дополнительный ресурс: сострадание +1.

Только успеваю подумать, что бы это значило, как программа подсовывает объяснение:

10 Единиц сострадания конвертируются в 1 свободное очко характеристик. Управление ресурсом будет доступно при получении первой Сферы познания.

Ага. Когда совершу пятьдесят добрых дел, получу какую-то плюшку. Сжимаю кулаки. Долбанная программа воспитывает меня! Как у собаки, вырабатывает условный рефлекс на добрые дела. Сделал хорошее дело — получи леденец, накосячил — шокером тебе в зад.

С одной стороны, бесит, что я начинаю меняться и с какого-то хера — сопереживать черноротым, а с другой пробуждается любопытство, что за «сфера познания» и чем меня наградит программа. С ней даже сейчас безо всяких достижений у меня преимущество перед остальными людьми. А что, если совершить эти пятьдесят добрых дел? Вдруг научусь видеть цифры кодов на замках. Или мысли смогу читать. И ведь если сфера — первая, есть еще вторая, третья и так далее, я буду все круче и круче.

В принципе, до завтра я все равно свободен, почему бы не сделать то, чего от меня хочет программа? Тем более, даже ходить далеко не надо, достижения сами на голову сыплются. Только нужно постараться не встрянуть в серьезную вооруженную разборку, ведь мне желательно дожить до встречи с Рэем.

Легко не получается. Преступники словно чуют, что я их ищу, и прячутся. Ни карманников в метро, ни налетчиков и насильников, ни мелкого хулиганья. Единственный раз вырубил быкующего алкоголика, отбил пожилую женщину. Я бы не посчитал такую хрень предотвращением преступления, но программа со мной не согласилась.

Кружу по району, как бешеный волк, наталкиваюсь на бородачей в коже, распивающих пиво вокруг двух трициклов, и вспоминаю, что этот район «держит» группировка Черные Призраки, тут порядок, и ловить нечего. Никто не грабит, домушников нет, как только появляются залетные беспредельщики, их отстреливают, зато нужно отстегивать братве тридцать шекелей ежемесячно, а это четверть средней зарплаты черноротого. Но делать нечего, платят, кто в состоянии, а если нет — отрабатывают.

При входе в метро выстрелом в воздух разгоняю драку «три на четыре» и по подземным ходам спускаюсь на первую ступень, где собрались самые сливки отмороженного общества. Все против всех, зато ничего никому платить не надо. Выбирай любую конуру и живи, если можешь ее защитить. У каждого ствол, можно получить пулю в голову просто за подозрительную рожу.

Потому ловлю преступников на живца: шатаюсь, иду зигзагом, притворяясь пьяным. А поскольку одет я прилично и относительно дорого, меня пять раз сочли легкой добычей и в итоге поплатились. Итого к двенадцати ночи мне осталось предотвратить четыреста девяносто преступлений. Если так пойдет и дальше, то до пятисот добью за два месяца — вполне посильная задача.

Спать ложусь в опустевшем логове, и мне снова снится незнакомка. Уже проснувшись, ощущаю… Зов, что ли. Она будто бы зовет меня, но я опять не помню ее лица. Чтобы дать эмоциям выход, нахожу коробку пастели и рисую на серой стене диковинный пейзаж, а на горизонте — ее глаза, огромные, миндалевидные… Даже цвета не помню! Пусть будут синими.

* * *

План на первую половину дня я не выполнил, не добил до десяточки количество подвигов. А улов у меня сегодня такой: три гопника, позарившиеся на «пьяного» меня, драка и проститутка, отбитая у любителей халявы. Но ничего, ночь длинна. Поговорю с Рэем и продолжу.

В четыре на станции метро относительно пустынно. Я пришел на встречу с Рэем раньше и, пока жду его, «знакомлюсь» с окружающими меня людьми. В основном это разнорабочие, но встречаются кухонные работники, владельцы кафе, криминальные и деклассированные элементы. Прислоняюсь к колонне, перевожу взгляд на зачуханного мужика в выцветшем плаще, дремлющем на лавке:

Раман, 36 лет

Уровень 2, ступень 4, охотник за головами.

А вон подальше еще один, то есть одна — страшенная носатая баба с котомками.

Шушан, 28 лет

Уровень 2, ступень 8, охотник за головами

Баба живет на верхней ступени, значит, она — командир группы. Чувствую их внимание, и плечи сводит от напряжения, хотя понимаю, что не представляю для них ценности: ловцы ищут беглых преступников с верхних уровней и гемодов, которые прячутся внизу, у них разветвленная шпионская сеть. Только к трикстерам им путь заказан. Женщина достает огромное пухлое зеркало и делает вид, что смотрится в него, а на самом деле сканирует подозрительного меня.

Наручные часы показывают пятнадцать пятьдесят пять. Скоро должен прийти Рэй. Я не знаю, кто он на самом деле и опасны ли для него ловцы. Перехватить его на входе не получится: тут их три. Остается пасти ловцов и перестрелять их, если вдруг начнется шухер.

Пока думаю, женщина незаметно говорит в переговорное устройство, закрепленное на воротнике рубахи, ее дремлющий напарник вздрагивает, таращится на меня, и лицо перекашивается от злости. Как они узнали, что я буду здесь в условленное время?

Ловец поднимается. У него в руках — на вид самая обычная сумка, но он начинает поворачиваться вместе с ней — сканировать пассажиров. Значит, просто облава, и я случайно сюда попал в такой момент. Сделав круг, Раман поворачивается ко мне, застывает, открывает сумку…

— Привет, — доносится из-за спины, и я вздрагиваю, оборачиваюсь и вижу за спиной улыбающегося Рэя все в том же худи с волком.

— В зале ловцы, — говорю я. — Мужик с сумкой у колонны сразу за лестницей, баба…

Лицо Рэя бледнеет, вытягивается, и меня с головы до ног окатывает его тревогой.

— Валим отсюда, — он направляется к выходу.

Боковым зрением слежу за ловцами: мужик засекает его сканером и возбужденно бормочет в переговорное устройство. Значит, дело не во мне, а в Рэе.

— Ты за мной, — говорю я, выходя вперед. — На улице наверняка засада, а я их вижу. Делай вид, что ничего не случилось, главное — добраться до люка, ведущего под землю, там они нас не достанут. Идем медленно, чтоб я успел найти люки.

Было бы проще, если бы на станции кишела толпа, сейчас же тут относительно мало народу, чтобы затеряться, и очень людно для того, чтобы сосредоточиваться на каждом, считывая информацию.

— Пушка с собой? — спрашиваю, не оборачиваясь.

— Да. Я на стреме.

В тоннеле, ведущем от метро на поверхность, нас никто не атакует. Значит, засада на улице.

— Не выходи. Стой тут.

Выскальзываю за разбитую дверь, окидываю взглядом народ, и программа подсвечивает красным силуэт справа в десяти метрах от меня, и слева. Оба не спеша направляются к нам. Кто там дальше, нет времени смотреть.

Мне ни в коем случае нельзя стрелять первым. Сую руку за пазуху, чтобы их спровоцировать. Тот, что справа, выхватывает пистолет, и программа фиксирует противоправное действие. Есть! Прижимаюсь к стене, стреляю. Одному попадаю в грудь, он складывается, но не падает, второму — в плечо, и рука с пистолетом виснет.

В коридоре поднимается ор, потому что Рэй открывает стрельбу по ловцам, бегущим из метро.

— Валим! — командую я. — За мной.

Петляя и пригибаясь, бегу к домам напротив метро. Люди с ужасом шарахаются от нас. Рэй прикрывает отход, палит по столпившимся у входа ловцам. Замечаю еще двоих на улице, они стреляют наугад, одна из пуль попадает в пробегающую девчонку. Огнем обжигает плечо.

Мы ныряем в подворотню, пересекаем проезжую часть.

— Они вызовут флаеры.

— Плевать! — Я склоняюсь над канализационным люком, пытаюсь его сковырнуть. — Прикрывай.

Ни хрена не получается. Приходится тесак использовать как рычаг. Только б он выдержал!

Раздаются выстрелы, Рэй отвечает. Наконец мне удается сдвинуть люк, и мы лезем под землю по крутой лестнице, а потом бежим по гулкому коридору со стенами, расписанными яркими граффити, вдоль канала с нечистотами. Достаю тусклый наладонник, чтоб и Рэй мог хоть немного ориентироваться в кромешной темноте.

— Ты знаешь куда? — на ходу спрашивает Рэй. — Че-то горелым воняет.

— Тут не пропадем, — отвечаю пространно, хотя на самом деле этот участок подземелий мне незнаком.

— Здесь же долбанный лабиринт!

— Не ссы.

Левое плечо печет огнем. Рукав пропитывается кровью. Петляем, как зайцы, затем на четвереньках ползем по продолбленным трикстерами тоннелям в бетоне. Запах горелого усиливается, и я замечаю, что ближе к выходу стены черные от гари.

Вылезаем в душном зале, где так воняет жженой резиной и шерстью, что тянет блевать. Под ногами — металлические штыри, какие-то обломки, расплавленное стекло. Это что нужно сделать, чтоб так горело? Кто-то, видимо, уничтожал улики.

Неудачно наступаю на что-то хрусткое, смотрю под ноги и холодею: обугленные ребра. И дальше — кости, и еще дальше. Этих людей сожгли заживо.

— Зачистка? — осторожно интересуется Рэй, а я молчу в память о погибших, думаю, что раньше зверобогие так не делали, старались захватить детей, чтоб принести их в жертву.

Уважая мои чувства, Рэй молчит, сверкает сияющими глазами.

— Значит, ты не из наших, — шепчет он спустя пару минут.

— Да, я не гемод.

— Трикстер, — констатирует он. — Долбанутый, надо сказать…

— Тссс.

Еще с полчаса молчим и петляем, мне и самому кажется, что мы заблудились, но наконец выходим к огромной водопроводной трубе и движемся вдоль нее. Теперь точно не пропадем: схема подземных коммуникаций повторяется на разных участках цоколя. Дальше должен быть желоб с нечистотами, узкий коридор и выход наверх.

Кровь пропитала рукав и капает, помечая дорогу. Решив, что мы оторвались от погони, я останавливаюсь, отрезаю рукав, осматриваю рану. Пуля прошла навылет, кость не зацепила, зато мышцы — в хлам, и рука не сгибается в локте. Перетягиваю плечо, чтоб остановить кровотечение. Сажусь, приваливаясь к стене.

— Поговорим?

— Типа, спасибо, что помог. Типа, я тебе должен, — Рэй смолкает и смотрит глазами, светящимися в темноте так ярко, что невольно щурюсь. — Но раз ты не из наших, какого хрена тебе от меня нужно?

— Ты — инженер-программист. Я видел, что тебе как-то удается обесточивать систему зверобо… Корпорации. Мне нужно проникнуть наверх к одному человеку.

— Как высоко наверх? — Рэй прищуривается.

— К бэтам, на четвертый уровень. Поговорить с одним человеком.

Рэй усмехается и присвистывает, качает головой.

— Э, нет. Я пока таких успехов не добился и боюсь, никто тебе не поможет.

— А за деньги? За большие деньги?

— Честно — нет. Даже если как-то просочишься, что сомнительно, тебя сразу же возьмут.

Воцаряется молчание. Я буквально слышу, как в душе клокочет поднимающаяся злость. Тишину нарушает Рэй:

— Слушай, а как ты вычислил ловцов? Да и меня? На мне ж не написано, что я программист. Или по ориентировке, потому что сам беглый ловец?

Говорить ему или нет? Не люблю откровенничать с посторонними, но зачем-то открываюсь:

— Ты слышал что-нибудь о программе «Крысоед»?

Он молчит — видимо, тоже прикидывает, говорить или нет.

— Слышал, что это уникальнейший эксперимент — внедрение нейросети в сознание человека. Сперва проводили опыты на добровольцах, но что-то пошло не так, и теперь программу вживляют маргиналам, чтобы те, перед тем как подохнуть, замочили как можно больше себе подобных.

Известие о скорой смерти не вызывает особых эмоций, ведь мои надежды поговорить с профессором и так потерпели крах.

— То есть я подохну? И от чего?

— От кровоизлияния в мозг. Может, кто-то и выживал, я не в курсе, — пожимает плечами Рэй и меняет тему: — Так как ты меня вычислил?

— Не поверишь, но на тебе действительно написано, как и на ловцах, что поджидали в метро. Я и есть жертва эксперимента, тот самый крысоед, программа дает мне информацию о каждом. А наверху мне нужен был Мелиар Делла, создатель программы, потому что я не хочу таким быть.

— Во тебя угораздило, — говорит Рэй и смолкает, но тишина получается напряженной, гемод сопит и постоянно сглатывает слюну — словно решает что-то очень важное для себя. Наконец он продолжает: — Чтоб ты не думал, будто я не ценю свою жизнь, попытаюсь устроить тебе встречу с одним человеком, который тоже, мягко говоря, вмазан. Сколько ты с программой?

— Неделю. И пока подыхать не собираюсь.

— Нам нужно выбраться из-под земли, и я уйду. Часов через пять, если этот человек согласится с тобой встретиться, вернусь.

— Если нет, все равно возвращайся.

— Договорились.

* * *

Мы должны встретиться в парке, на мосту, где я сидел, кажется, жизнь назад, и слушал известия о смерти Белого Судьи.

Это самые долгие пять часов в моей жизни, я ощутил себя осужденным, ожидающим приговор.

Едва силуэт Рэя исчезает из виду, на меня обрушиваются скверные мысли, и чем ближе условленный час, тем гаже на душе. Наивный придурок, доверился первому встречному, уши развесил. Каждый сам за себя. Гемод использовал меня и свалил. Ничего, кроме обещания, не заставит его вернуться, а слово — пустой звук, оно ни к чему не обязывает. Только трикстеры сдерживают обещания, и тем отличаются…

Как же приятно иногда ошибаться! Среди прогуливающихся черноротых вижу его, рассекающего неторопливый людской поток. Он переоделся в серый спортивный костюм, нацепил бандану. Если бы не помахал мне, так сразу и не узнал бы его.

— Он согласен с тобой поговорить, — кричит Рэй издали. — Заодно и рану твою обработаем, а то антисанитария полная.

То ли показалось, то ли и правда он рад, что у него получается мне помочь. Эмоции вспыхивают фейерверком, ослепляют, оглушают. Приученный сдерживать все чувства, кроме злости, стою молча, жду, когда страсти улягутся.

— Он — это кто?

— Профессор Мелиар Делла, тот, кто создал программу «Крысоед». — Рэй смотрит с торжеством. — Удивлен? Вот и он удивился тому, что ты уже неделю под программой и еще не чокнулся и не подох.

Открываю и закрываю рот.

— Он спустился сюда, к черноротым? Но как…

— Идем, сам все увидишь.

Топая за ним, размышляю над цепочкой случайностей и тем, как полезно иногда слушать интуицию, ведь, возможно, так Шахар наставляет меня на правильный путь. Если бы промолчал о программе, не видать мне профессора как своих ушей.

Скоро решится моя судьба, я избавлюсь от программы и вернусь в свою стаю.

Загрузка...