Апсны абукет

Мука

Когда-то, когда вопрос о том, кем считать себя — украинцем или русским (по крови или по культуре), — время от времени просыпался и начинал ерзать в душе, я вспоминал о Гоголе, о его двуедином гении, и этим утолялся. Все-таки две родины лучше, чем ни одной.

…Однажды, когда голод стал уже обыденным состоянием, мы купили на рынке мешок немолотой кукурузы. Я отвез его на тележке на мельницу — на соседней улице работала-кряхтела старенькая электрическая мельница. Хозяева ее, два пожилых мегрела, составляли абсолютно киношный дуэт: один был худой и говорливый, любил помурлыкать в усы что-то, очень похожее на застольные песни; второй — плотный, с красным, как гранат, лицом и светлыми волосами, постоянно присыпанными к тому же мучной пылью, работал молча, здоровался, будто ворчал. Брали они традиционную десятину с помола, от денег отказывались.

Я приволок свою кукурузу рано утром, но с утра они мололи «своим» людям, а в двенадцать отключили электричество, часа через три электричество появилось, мельница закрутилась снова… но мой мешок стоял сиротливо в углу, и так же сиротливо сидел в другом углу я. Костлявый старик ходил неторопливо мимо меня, напевая, и, казалось мне, тихонько ухмылялся. И вдруг он остановился передо мной и завел такую речь:

— Вот ведь, Россия нас бомбит, а кушать мы все хотим, и мегрелы и русские…

Застигнутый врасплох, не зная, что ответить, я обронил — и это была чистейшая правда (одна из ее половин):

— Я украинец.

Это оказалось моей козырной картой.

— А, вот как, — отозвался старик.

Он рассказал мне, как в войну, в Великую Отечественную, воевал на Украине, был ранен, и его прятала украинская женщина, выходила, выцарапала у смерти.

— Она со своими детьми очень голодала, но делила со мной последний кусок хлеба. Что давала детям, тем кормила и меня. Я всегда ее помню, я обязан ей жизнью. До сих пор помню даже ее лицо.

Словом, вскоре кукуруза была перемолота…

Я тащил по вечерним переулкам тележку с мукой, стараясь побыстрее, чтобы успеть до комендантского часа, думая о войне — той, Отечественной, и этой, гражданской, а еще — о Николае Васильевиче Гоголе.