Граждане не гражданской наружности уселись за столом в шатре. Сухарь стал набирать последние вызовы в телефоне, то ли Славы, то ли Вовы.
— Сейчас мы вас найдем, — задумчиво сказал он.
В одном из домиков зазвонил аппарат.
— Иди, сходи, проверь, — приказал он плюгавенькому.
Тот ринулся на звонок, Вова тихо застонал, решил, что его близкие спрятались в домике. Плюгавый вышел, матерясь, в руках тащил покрывало, на котором лежали почти все мобильники нашей компании.
— Умно, но все равно парочку оставили, значит, по количеству можно посчитать, сколько вас человек, — сделал вывод Сухарь, и стал их считать.
Посчитал, удивленно посмотрел.
— Вас тут целый отряд, мужики, бабы и дети. Малыш, детей много было? — спросил высохший мужик.
— Я не считал, но дети были, — ответил Бугай.
— Всякой твари по паре, — сказал их главарь и начал раскладывать мобильники, — Что в остатке: четыре мужика в кустах, пять баб, и некоторое количество детей. И что они вот так вас бросили? — обратился он к Славе.
— Я вообще не пойму откуда вы взялись, до колонии далеко, да мы бы знали, что вы сбежали, весь бы район знал, а тут тишина в эфире, — не ответил на его вопрос рыжий, а задал свой.
— Ты нас за зэков принял? — рассмеялся Сухарь, а за ним все остальные граждане не гражданской наружности, — Одежда новая, похожа на тюремную, она дешевая, вот нам и выдали, взамен нашего рванья. Рабы мы. Но с другой стороны ты прав, мы практически все бывшие сидельцы, кроме Консервы и Малыша.
— Как рабы? — удивился Вовчик.
— Ну, так. Не знаешь что ли, что у нас рабство процветает? — засмеялся хрипло Сухарь, — Я ходок на зоны еще тот был, как в фильме: «Украл, выпил, сел». Пока туда-сюда ходил, мать померла, ушлые родственнички жилье прибрали. Остался на улице, у меня рожа такая, что на работу брать никто не хотел, да и воры не работают. Какое-то время на общаке жил, а потом меня свои же турнули. Бомжевать начал. Предложили дело, согласился и уехал на три года на бахчи, да стройку коттеджей.
— Слышь, пацан организуй нам горячего пожрать, чего на голодный желудок лясы точить, — он посмотрел на Владика.
Тот его наградил презрительным взглядом.
— Давайте я вам плов принесу, — встала я из-за стола.
— Сиди, украшай наш убогий мир. Пацан пусть шурует, поучится взрослых уважать.
Я посмотрела умоляюще на мальчишку. Он вздохнул, кивнул головой и отправился к казану с пловом.
— Пригляди за ним, — кивнул Сухарь плюгавому, — Только не бей его пока.
— Можно я за бабой пригляжу где-нибудь в домике? — спросил коротышка.
— А мне чего Рыжего оставишь что ли? — нехорошо засмеялся высохший мужик.
— Да ладно тебе, пошли пацан, — плюгавый подцепил Владика за шкирку и поднял со стула.
— Вы девушка кушайте, кушайте, вот салатики, вот колбаска, не стесняйтесь, — он предлагал нашу же еду с щедростью хозяина.
— Спасибо, — усмехнулась я, — Уже накушалась.
— У всех тут примерно одинаковая история, оказался на улице, предложили работу, увезли, родных нет. Малыш в аварию попал, прошлого не помнит, Консерва детдомовский, квартиру отжали и вышвырнули.
— Как здесь оказались? — спросила я.
— Приехали черти с оружием к прежнему хозяину, переговорили с ним, нас построили, выбрали подходящих. Выдали новый шмот и повезли по лесам, по полям. Водила дерева не увидел и нас перевернуло. В живых остались только мы, — он нехорошо оскалился, — Так что мы призраки, нас не существует, у нас нет документов, денег, жилья, родных, нас никто не ищет. С одной стороны страшно для нас, с другой развязывает руки. Предлагаю всем вести себя прилично, и тогда никто не пострадает, за пацана уж извините. Мы поедим, переоденемся, заберем все ценное и двинемся дальше. Моторки ваши приватизируем, — сказал он и приступил к трапезе.
Владик приносил тарелки с едой и ставил перед каждым уголовником. Для меня они всё равно оставались гадами, которые избили пацана, и напали на нас. Могли бы и по-человечески себя вести, попросить, поговорить, мы бы им помогли. А то ведут себя, как хозяева, да и уголовное прошлое накладывает отпечаток.
— А почему вы этого называете консервой? — ткнула я пальцем в пухлого товарища.
— Это кличка у него такая. Нам на бахчи как-то хозяин просроченных консервов привез. Мы думали вечером с них суп сварить, а эта сирота их в одно рыло сожрало, а потом два дня с горшка не слазила.
— А я думала, потому что вы его съесть хотели, — ответила я.
— Хорошая у вас баба, умеет зубы заговаривать, — посмеялся Сухарь, посмотрев на Вовчика и на Славу.
Они поели, нашли небольшой запас алкоголя. Наши почему-то не торопились выходить и вызволять нас. Может быть, на самом деле ушли подальше от лагеря, а может быть считали, что все у нас под контролем, и ждали дальнейшего развития событий.
Граждане бандиты принялись употреблять алкоголь, и тут началось то самое, чего все боялись. Плюгавый гражданин схватил меня за руку, и потащил в домик. Сухарь начал орать, что мы обещали их не трогать. Остальные начали возмущаться, почему это он командует. В итоге они его вырубили и уложили рядом с Вовой и Славой. Владика сбили с ног, связали и отправили к той же компании.
Плюгавый тыкал мне в бок автоматом, и подгонял к ближайшему домику.
— Я девять лет отсидел, бабу не видел живую, откинулся, а меня прямо на вокзале повязали. Отправили на чертову стройку, там одни синявки попадались. А тут чистая, красивая, и я должен отказываться, — зло говорил он.
— Гоблин, давай быстрей, всем остальным тоже надо, — крикнул ему Консерва.
Как хорошо, что я не обычная тетка, а со странностями.
— Давай, давай, быстрей, раздевайся, — его всего трясло от нетерпения, — Не ломайся, не девочка уже давно. Я как тебя увидел, так два раза уже в штаны кончил. Хочешь потрогать?
— А поцеловаться? — спросила кокетливо я.
— Со мной? Ты чего серьезно? — удивился он.
— Тебе, что жалко мне приятное сделать, — подмигнула я ему.
Он вытер губы рукавом и кинулся ко мне целоваться.
— Аааа, — забулькало у него внутри.
— Молодец, порадовал девушку, — оторвалась я.
Товарищ с ужасом смотрел на меня и потихоньку оседал на пол. От него завоняло тухлятиной, к тому же Гоблин обмочил штаны.
— Козлина вонючая, — я со всей силы пнула его в живот.
Автомат забрала с собой и вышла, сплевывая гадкий привкус чужой крови.
— Ну, что мальчики, кто следующий? — поинтересовалась я.
Половина мальчиков уже лежало мордой в землю, а вторая половина в скрюченном положении. Второй автомат был разобран и лежал на столе. Ко мне кинулся Слава.
— Ты цела? Он тебя не тронул? Все у тебя в порядке? Где он, я его сейчас порву? — он крутил меня и разглядывал со всех сторон.
Парни на меня смотрели с тревогой и жалостью.
— Все нормально. Нет, он меня не тронул. От радости у него начался приступ, и он захлебнулся в своих рвотных массах или непонятно в чем, я не разглядывала, — ответила я и отдала Вове автомат.
Слава заскочил в домик, посмотреть на плюгавого, вышел озадаченный.
— Он еще живой, у него изо рта кровь хлещет, — поморщился он.
— Такое при панкреонекрозе бывает, — ответил Вова, — Нажрался всякого разного у нас нахаляву, вот и дало. У меня так приятель помер на моих руках. Сейчас мы его подальше от лагеря унесем, тогда можно и своих звать.
— Вы его не будете спасать, — взвизгнул Консерва.
— Собаке собачья смерть, — сплюнул на землю Сухарь, — Жить надо по понятием, а не как сучий потрох.
Он внимательно на меня посмотрел, и усмехнулся. Старый уголовник явно о чем-то догадывался.
— Ребята, а вы сами то кто будете? — спросил он.
— Эскорт мы, — хохотнул кто-то из наших парней.
— Говорил я этим балбесам, что нельзя к лагерю близко подходить. Нет, у нас автоматы, пусть нас боятся, — передразнил уголовник, — Похороните теперь нас здесь?
— Мы еще не решили, — ответил Рыжий и пожал плечами.
Гоблина вытащили из домика, он уже не дышал, его рот уже облепили мухи. Его унесли за пределы лагеря.
— Тетя Марина, как вы его, ух, — подошел ко мне Владик, практически все его лицо опухло.
— Это не я, он сам, так сложились обстоятельства, — махнула я рукой, — Иди, умойся холодной водой, полегче станет.
Беглецов связали и оставили сидеть под деревом.
— Давайте девчонок с детьми домой отправим с кем-нибудь, а потом решим, что с этими делать, — сказал Вова.
— До ночи могут не успеть добраться до стоянки. По ночам, сам знаешь, как-то бродить по темному лесу не очень, — ответил Слава.
— Значит, одного из них отправим отмывать домик. Там их запрем, а сами постараемся до утра вести себя со своими, словно ничего не случилось, — сказал белобрысый парень, имя которого я так и не запомнила.
Все согласились с этим решением.