Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2

КУЛОЙ

На Кулое и его притоках Григорьев встретил так много сказителей, что далеко не всегда успевал записать все известные им эпические песни. Баллады и духовные стихи он фиксировал выборочно, отдавая предпочтение редким сюжетам или текстам лучших певцов, а исторических песен во втором томе его собрания вообще нет. Местный репертуар, бытовавшие здесь версии и редакции былинных сюжетов лишь частично смыкаются с традицией соседней Мезени, нередко обнаруживая наибольшее сходство с записями с Пинеги, Зимнего берега и даже отдаленной Печоры. К числу наиболее популярных старин относятся «Дюк», практически забытый мезенцами, «Данило Ловчанин», «Сорок калик», «Михайло Данилович», занимающие периферийное место в других регионах. Сюжет об исцелении Ильи Муромца, сохранившийся даже в районах с затухающей традицией, от кулоян не записывался.

Все 6 вариантов былины «Василий Игнатьевич и Батыга» («Васька-пьяница») относятся к архангельско-беломорской версии сюжета, образуя особую редакцию, близкую к печорской. В них важную роль играет открытое столкновение богатыря с боярами. Стрельба из лука изображается только в двух текстах, причем Василий убивает предводителя вражеского войска, а не одного из его приближенных (то же в мезенских и пинежской записях). Вражеское нашествие возглавляет «Курган-царь» (иногда «Кудреванко», «Баканище»), в роли его посла или советника выступает «Панище».

Редкая былина «Данило Ловчанин» на Кулое — одна из самых популярных. Местная версия сюжета испытала заметное влияние волшебных сказок, тексты отличаются от записей из других регионов благополучной развязкой. Во всем следуя советам жены, Данило расстраивает коварные планы князя Владимира и его «серого кардинала» Вичи Лазурьевича; в облике героини просматриваются черты волшебницы. Отказываясь дать Виче оружие, Данило следует неписаному богатырскому правилу: «Во цистом поле сбруюшка — не ссудушка». Изображение охоты на «дикого епрёныша», «зверища-кабанища» не связано с охотничьей практикой северян. Вепрь — экзотическое для местных жителей животное, а использование волосяного аркана, собак разных пород («скокун», «рёвун», «сучка-наследниця») напоминает летописные сообщения о княжеско-боярских «ловах» в южных широтах. Богатырские качества Данилы подчеркиваются тем, что Алеша Попович не может удержать пойманного им вепря.

Кулойские записи былины «Добрыня и Алеша» принадлежат к архангельско-беломорской версии сюжета, образуя особую ее редакцию. Тексты содержат развернутые эпизоды, рассказывающие о пребывании Добрыни на заставе или его битве со змеем; резко негативный отзыв героя об Алеше; мотив переодевания Добрыни перед приходом на свадебный пир и ряд других нестандартных элементов. Три варианта (№№ 247, 294, 301) генетически восходят к былине «Прони» (Прокопия) Шуваева из дер. Нижа, № 280 зависим от книги.

Все 6 вариантов старины «Бой Добрыни с Дунаем» относятся к единой для Архангельско-Беломорского края версии сюжета, но в них нет характерной для мезенских записей четкости и определенности в критериях моральной оценки героев. Хотя Илья Муромец принимает сторону Добрыни, его позиция часто не мотивируется; лишь в одном тексте решение «старого казака» подкрепляется авторитетом киевского князя (№ 253), еще один певец добавил: «Говорят, князь побранил обех» (№ 226). Обычно не упоминается о службе Дуная иноземному королю; мотив братания богатырей встречается в путаных текстах, в которых описание их поединка напоминает бой Ильи Муромца с сыном (№№ 226, 286). Сюжет «Добрыня и змей» в большинстве текстов представлен только центральным эпизодом, включенным в состав других старин. Единственный неконтаминированный вариант (№ 269) дефектен.

Все кулойские тексты «Поединка Добрыни с Ильей Муромцем» в той или иной мере зависимы от былины о бое Ильи с сыном. Жонглируя палицей и копьем, Добрыня хвастается, что так же легко он будет «владать старым казаком» (в других регионах этот мотив в данном сюжете не встречается); их поединок похож не на спортивное состязание, как в мезенских записях, а на смертный бой (только изломав все оружие, соперники начинают бороться). В ряде текстов перенесения из «Ильи и Сокольника» еще более очевидны: Добрыня мечтает «сабельку окровавити» (№ 229); Илья узнает его по именному перстню или нательному кресту (№№ 213, 254, 266); молодой богатырь убивает свою мать, утаившую правду о его происхождении (№ 213); в двух старинах Илья прямо называет Добрыню своим сыном (№№ 213, 266).

Местные сказители лучше, нежели мезенские певцы, сохранили наиболее архаичные элементы былины «Добрыня и Маринка». «Еретниця, безбожниця, Маринка люта гроза» в полной мере использует свои колдовские чары; в обоих вариантах упоминаются другие молодцы, превращенные ею в туров. В деталях повествования тексты ближе к той редакции сюжета, которая была зафиксирована на средней Мезени уже после революции.

На Кулое бытовала та же модификация сюжета «Дунай-сват», что и на Мезени. Для всех текстов характерна стабильная композиционная схема и унификация важнейших мотивов и формул. Местные сказители чаще и обстоятельнее говорили о прежней службе богатыря на чужбине, но напрямую не связывали данную старину с сюжетом «Дунай и Настасья». В отношениях Дуная и Добрыни нет и тени былой вражды, хотя былина об их поединке входила в репертуары 3 певцов из 6. Как и на Мезени, в сватовстве обычно участвуют только Дунай и Добрыня, за невестой они отправляются в город «Шахов, Ляхов». Король сопровождает свой отказ оскорбительными отзывами о князе Владимире. Вторая часть былины сохранилась лучше, нежели в соседних регионах, хотя о протекании реки от крови Дуная говорится лишь в одном варианте (№ 245). Только в кулойских записях по дороге в Киев Настасья покушается на богатыря, стреляя в него из лука.

Былина «Дюк» сохранилась на Кулое гораздо лучше, нежели на Мезени; на Пинеге Григорьев ее вообще не зафиксировал. В местной редакции сюжета отсутствует ряд важных мотивов и эпизодов, известных по записям из других регионов (описание чудесных стрел Дюка, преодоление им трех застав, состязание конями с Чурилой). Вместе с тем в ней имеются оригинальные элементы. Во время церковной службы Дюк одергивает бесцеремонного Алешу Поповича: «Здесь не то поют, не то слушают» (ср. печорские записи и текст с Зимнего берега); в трех вариантах отмечается, что «не поют тут попы, сколько на его гледят». Выиграв состязание сменным платьем у Чурилы (или у князя Владимира), герой раздает свою одежду сиротам и каликам перехожим, а его соперник вынужден брать платье «у товарышшов» («обносил всех слуг своих»). Для описания несметных богатств Дюка, красоты и великолепия его родного города используются оригинальные поэтические образы, но лишь в одном варианте город назван Галичем. В Киеве герой демонстративно привязывает коня к кольцу, «которое повыше всех».

Композиционная схема кулойских вариантов былины «Иван Годинович» близка к записям с Мезени и Зимнего берега. Сказители акцентируют немирный характер сватовства, враждебное отношение Оводотьи к богатырю. Даже после гибели Идолища она не покоряется жениху (не хочет стать его женой, пытается срубить ему голову). Во всех трех текстах приводится плач невесты, сетующей, что отец не сумел выдать ее замуж без кровопролития; использовано ироническое поздравление богатыря с несостоявшимся браком. Русские города Чернигов и Муром, в одном из которых живет Овдотья, осознаются как иноземные — в них правит «король леховинский». Традиционные элементы сюжета довольно устойчивы, но его классические контуры искажают индивидуальные новации певцов, заимствования (иногда немотивированные) из других былин и сказок.

Оба варианта «Камского побоища» осложнены вставными эпизодами (ссора Ильи Муромца с князем Владимиром, его столкновение с Идолищем) и во многом сходны с записями с Зимнего берега. Былина «Илья Муромец и разбойники» бытовала в оригинальной местной редакции, содержащей мотив трех дорожек, но вряд ли связанной с сюжетом «Три поездки Ильи». Единственный вариант этой старины по набору мотивов и стилистике заметно отличается от былины о встрече богатыря со станичниками (в них главный герой даже не назван по имени). Сюжет «Илья Муромец и Сокольник» не пользовался на Кулое такой популярностью, как на Мезени и Печоре. Композиционно-стилистическая близость обоих вариантов позволяет предполагать, что они восходят к общему источнику. Архангельско-беломорская версия сюжета представлена в упрощенном виде, в текстах отсутствуют некоторые важные мотивы (см. прим. к № 288).

На Кулое бытовала оригинальная редакция сюжета «Илья Муромец и Соловей-разбойник». Для большинства текстов характерна необычная последовательность ключевых эпизодов. Богатырь побеждает своего главного противника еще до столкновения с вражеской ратью; в трех вариантах Соловей-разбойник вместе с ним избивает татарскую «силу» (ср. с былиной из Архангельского уезда в сборнике Киреевского). Целый ряд традиционных мотивов и формул, лишь изредка фиксировававшихся собирателями в соседних районах, местные сказители использовали гораздо чаще. Во всех 5 вариантах описывается, как Илья преодолевает «грезь дыбучую» — левой рукой коня ведет, а правой дубья рвет и мост мостит. В 3 текстах, выезжая из дома в праздничный день, герой дает обет не пользоваться в пути оружием и приковывает его к стремени. Соловей-разбойник отговаривает своих детей от нападения на Илью, богатырь проезжает мимо его подворья. Как в печорской традиции и отдельных текстах с Зимнего берега и Мезени, расстояние измеряется не верстами, а временем, необходимым для его преодоления: прямо ехать — три часа (три месяца), «околом ехать» — три года. Некоторые детали роднят кулойские записи со старинамим Зимнего берега. Жители освобожденного города считают богатыря небесным посланником и называют ангелом (№№ 285, 297); намереваясь силой отбить отца у Ильи Муромца, дочери Соловья вооружаются «коромысельцём», «помёлышком».

Сравнительно редкая былина «Михайло Данилович» записана Григорьевым в 4 вариантах. Все они близки по композиции и стилю, содержат оригинальные детали и формулы (см. прим. к №№ 231, 289), но не образуют особой редакции сюжета. «Михайло Потык» зафиксирован на Кулое в краткой редакции. Как и на Мезени, в текстах отсутствуют многие эпизоды, обычные в записях из других областей России; жена Потыка лишена черт колдуньи. Важная роль отводится благодарной змее, которая предупреждает богатыря о грозящей опасности и не раз спасает его от неминуемой смерти. Отлучки героя объясняются его поездками на охоту по просьбе беременной жены, которой захотелось «гусетинки, лебедетинки». До предела сокращены финальные эпизоды; сестра соперника Михайла Потыка вообще не упоминается. Во всех вариантах очевидны следы разрушения; завершаются они самоубийством богатыря, что не характерно для этого сюжета. Композиционно-стилистическая близость текстов во многом объясняется тем, что записаны они в одном селении и, вполне возможно, имеют общие корни.

Единственный во всем Мезенско-Кулойском крае вариант новгородской былины «Садко», содержащий только первую часть сюжета, Григорьев записал от Е. Садкова. Сказитель считал своим долгом знать ее «ввиду носимой им самим фамилии». В такой же редакции знал эту старину С. Шуваев из Нижи, но из-за нехватки времени собиратель не смог ее записать.

По количеству записей былины «Сорок калик» Кулой занимает первое место на Русском Севере. Частое ее исполнение, нередко хоровое (ансамблевое), способствовало композиционно-стилистической стабильности текстов. Даже в кратких или фрагментарных вариантах (№№ 259, 287) просматриваются контуры единой модификации сюжета, используется тот же набор имен собственных, основных мотивов и формул (в частности, главного героя сказители называют «Михайлом Михайловичем», «Касьян» как один из его спутников упомянут лишь в № 290). Ключевые эпизоды близки к записям из соседних районов, но в ряде случаев кулояне дополняли их оригинальными подробностями (см. прим. к №№ 239, 255, 290). Почти во всех текстах важную роль играют развернутые повторы (неоднократные попытки Апраксии соблазнить Михайла, мучительная казнь героя, его подробный рассказ о событиях роковой ночи). Особой стабильностью отличается финальная сцена, обычно варьирующаяся в других регионах.

Оба варианта былины «Чурила и Катерина» схематичны и невыразительны. В них нет характерных для этого сюжета метафорических иносказаний, детализированных описаний, драматичных диалогов. Совпадение основных мотивов, имен собственных и некоторых формул свидетельствует о бытовании на Кулое устойчивой редакции сюжета. Единственная баллада «Мать князя Михайла губит его жену» примыкает к среднепинежской редакции сюжета, охарактеризованной в первом томе.

№ 213. Молодость Добрыни, купанье, бой его со змеей и Ильей Муромцем и приезд его в Киев, состязание Дюка с Чурилой сменным платьем. Контаминация сюжетов «Поединок Добрыни с Ильей», «Добрыня и змей» и «Дюк». В развернутом виде представлен лишь первый сюжет. В тексте множество отклонений от традиции. Похвальба Добрыни «легко владать» Ильей Муромцем, описание их поединка и убийства молодым богатырем матери перенесены из старины «Илья и Сокольник». Краткий рассказ о том, как герой «кинжалищем» убивает «змею огненну», тоже далек от местной модификации этого сюжета. В заключительной части внимание переключается на соперничество других персонажей; выиграв спор, Дюк казнит Чурилу, что тоже противоречит устоявшимся эпическим канонам. В тексте немало прозаизмов и неумело скомпонованных строк. Механическое соединение элементов разных эпических песен нередко приводит к алогизмам: Илья, разыскивавший именно Добрыню, расспрашивает его о роде-племени; признав в нем своего сына, становится его крестовым братом.

№ 214. Васька пьяница и Кудреванко царь. Один из трех карьепольских вариантов, в которых Добрыня указывает на Василия-пьяницу как на потенциального спасителя Киева (то же в ряде мезенских записей) или вместе с ним истребляет вражеское войско. Необычная деталь — сам Кудреванко приезжает в Киев требовать «поединщика». Упоминание «литвы кособрюхой» — типичный пример механического употребления постоянных эпитетов («кособрюхими» местные певцы обычно именовали киевских бояр).

№ 215. Сорок калик со каликою. В тексте встречаются несущественные отклонения от типовой редакции сюжета. Целью паломников является посещение Чернигова, а не Иерусалима; традиционный «Леванидов крест» земенен «крестом Долматовым» (то же в № 223). Княжеский быт частично сближается с крестьянским: предоставив каждому гостю «особую комиту (комнату)», княгиня Опраксея ложится спать на печку (ср. №№ 223, 290). Не желая расставаться с приглянувшимся ей Михайлом, княгиня предлагает ему наняться служить Владимиру (то же в № 290).

№ 216. Данило Игнатьевич. Отклонения от местной версии сюжета минимальны: богатырь живет в Чернигове, а не в Киеве; опущена сцена охоты. Имя героини «Овдотья-лебедь белая», вероятно, перенесено из былины о Потыке. «Суцушка-наслежонка» — охотничья собака, которая хорошо «берет след» зверя (то же в №№ 234, 256, 292). Слово «ссуда», видимо, было незнакомо сказителю («на поле сбруюшка — не су́да есь»), хотя его смысл он объяснил верно (ср. №№ 234, 292).

№ 217. Дунай. Местная модификация сюжета дополнена некоторыми факультативными деталями. Описывается, как Дуная на ремне вытаскивают из погреба (ср. № 227); выразительно характеризуется душевное смятение Опраксии, узнавшей, что ее увозят силой (то же, но не так подробно в № 245); король сравнивает князя Владимира с нищим и каликой перехожим (ср. №№ 245, 282, 284). Как и в ряде других архангельско-беломорских текстов, использован сказочный эпизод с девицей, спящей в шатре, хотя позднее Дунай с Настасьей все же сражаются. Пообещав повиноваться Дунаю, «как лист травы», Настасья трижды пускает в него срелу, оправдываясь неудачной стрельбой в лет по птицам (то же в №№ 282, 284, но в них она покушается на богатыря один раз).

№ 218. Иван Гординович. В целом придерживаясь типовой сюжетной схемы, в деталях повествования сказитель нередко отступает от традиции. Князь Владимир правит «во Римском городе» (перенос из духовного стиха об Алексее, человеке божием). В описании поединка соперничающих женихов использованы мотивы из «Ильи и Сокольника» (по молитве обессилевшего богатыря «прыбыло ему силушки цють не вдвоё»); из «Дуная» позаимствовано предложение Овдотьи жить по-старому, по-прежнему. С вестью о похищении дочери король посылает к Идолищу Данилу Белого (персонаж повестей и сказок о Еруслане Лазаревиче). Эта вставка ничем не оправдана — первый жених Овдотьи все равно приезжает в Чернигов и расспрашивает о ее судьбе. К волшебным сказкам восходит еще одна деталь: Идолище проверяет, чей конь окажется сильнее в борьбе за «пшеницю белоярову». Самоубийство опозоренного героя изредка встречается и в других архангельско-беломорских вариантах этой старины. В финале оригинально описано выяснение отношений между богатырем и его невестой («Как Овдотьюшка будёт звать миня?» и т. д.). Иногда певец выходил за рамки былинного лексикона («труп целовецеськой», «письмо», «камыш-трава»).

№ 219. Васька-пьяница и Курган-царь. Краткий вариант местной редакции сюжета, в котором опущен ряд важных эпизодов. Крестовый брат Василия Добрыня вместе с ним отправляется против татар, хотя сражается с ними только главный герой былины. Как и в тексте односельчанки сказителя С. Старопоповой (№ 222), Василий отбирает у боярина соболиную шубу.

№ 220. Дунай. В тексте пропущены или переосмыслены некоторые ключевые эпизоды. Ничего не сказано о заключении героя в погреб, не упоминается отец невесты, не приведены его переговоры с Дунаем-сватом. Вторая поездка богатыря в «Шахов-Ляхов» в сущности дублирует первую. Апраксию-королевичну заменила Настасья, а Настасью — Марья; в описании пира использовано не свойственное былинам слово «чин». Необычная портретная характеристика идеальной невесты (косточки, в которых переливаются «мозгоцьки») близка к соответствующим формулам печорских былин.

№ 221. Сорок калик со каликою. Обычный для местной традиции вариант. Видимо, под влиянием былины «Дунай-сват», входившей в репертуар сказителя (№ 220), княгиню Опраксею в роли соблазнительницы заменила Настасья-королевична (в «Дунае» она является старшей сестрой Опраксеи). Местом сбора калик перехожих оказывается побережье «моря Латыньского» (обычно — «море Хвалынское», как в № 215, или «море Студеное»).

№ 222. Васька-пьяница и Кудреванко-Курган-царь. Текст содержит все основные элементы местной редакции сюжета (краткий запев, открытое недоброжелательство бояр к «богатырю из кабака» и др.). В былине Старопоповой немало оригинальных деталей; некоторые из них, возможно, являются индивидуальными новациями певицы. Добрыня указывает князю Владимиру на заключенного в погребах Дуная, который «в забытье прошо́л», а тот — на Василия; предводитель вражеского войска однажды назван «Курганом» (свидетельство знакомства исполнительницы с разными вариантами этой старины); Василий в поединке одолевает его зятя. Как и в № 270, скованному богатырю помогает «Панишшо плехатое», подкативший ему бочку с вином.

№ 223. Сорок калик со каликою. Один из четырех кулойских вариантов, в которых традиционная «заповедь тежолая» дополнена обязательством калик не искать правосудия у «царей, царевичей, королей, королевичей» (ср. №№ 239, 287, 290; этот мотив зафиксирован и на Печоре). Как и в №№ 215, 290, княгиня Опраксея ночует на печке. «Леванидов крест» заменен «крестом Долматовым» (то же в № 215), а евангельская Иордан-река — общеэпической Дунай-рекой.

№ 224. Первая поездка Ильи Муровича. Текст содержит почти все специфические детали и формулы, отмеченные в преамбуле (нет только сравнения богатыря с ангелом и измерения расстояния временной продолжительностью поездки). В облике Соловья-разбойника акцентируются черты исполинской птицы (Илья дважды ловит его «за право крыло» — ср. № 285; вместо обычного терема или широкого двора упоминается «тёпло витно гнездышко»). Как и в №№ 285, 297, приводится наговор богатыря на стрелу, редко встречающийся в архангельско-беломорских записях (кроме печорских). Оригинальна замена эпитета «бояра кособрюхие» боярами «синебрюхими». Эпитет «калена стрела муравлена» появился в результатае непонимания смысла последнего слова (ср. № 249), а город «Тигов», «Тигофский» — неточно воспринятое на слух название «Чернигов», обычное в кулойских текстах.

№ 225. Мать князя Михайла губит его жену. Все три кулойские записи данной баллады (см. также №№ 251, 261) примыкают к среднепинежской редакции сюжета. Но в них, как и в лучшем мезенском варианте (№ 330), сохраняется естественная последовательность эпизодов, благодаря чему «знаки беды» (споткнувшийся в дороге конь и т. д.) не воспринимаются как предзнаменование будущего.

№ 226. Бой Добрыни с Дунаем. Самый невнятный по содержанию кулойский вариант. В нем не говорится о службе Дуная на чужбине, не упоминается его «черной шатер»; не ясно, кому из богатырей отдается предпочтение. В описании их поединка чувствуется влияние сюжета «Илья и Сокольник» (то же в № 286). Некоторые областные слова певец слегка переиначил («копьём шуршать» вместо «шурмовать», то есть бить, орудовать; «во хмелю не сурадён был» вместо «не суразен», то есть несуразный, вздорный).

№ 227. Дунай сватает невесту князю Владимиру. Необычно начало былины — еще до того, как князь объявил о своем намерении жениться, Добрыня уговаривает его выпустить Дуная из заточения. В остальном текст традиционен, но вторую его часть сказитель или не усвоил, или забыл. Глагол «облелеять» (окружить, объять) изредка встречается в севернорусских записях былин.

№ 228. Купанье и бой Добрыни со змеей и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Местная модификация сюжета осложнена необычными деталями. Добрыня живет в Рязани (ср. № 301), а свадебный пир происходит в Киеве; вести о его мнимой смерти распускает Илья Муромец. Не описывается сватовство Алеши к жене героя, об этом Добрыне рассказывает его мать. Оригинален эпитет «шапочка-курчавочка». В сюжете «Добрыня и змей» почти нет традиционных мотивов, чувствуется влияние волшебных сказок, повествующих о спасении героем птенцов гигантской птицы (их заменили змееныши). Имя «Бобы» (Бовы) королевича также позаимствовано из сказок.

№ 229. Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем. Наряду с редкими мотивами (описание «Великой Резани» и подворья Омельфы Тимофеевны; состязание богатырей в конной скачке; указание на высокое мастерство Добрыни-борца), в тексте немало отклонений от традиции. Отец героя назван «торговым гостем», богатыри братаются, обменявшись «крестами Леванидовыма». О перенесениях из сюжета «Илья и Сокольник» сказано в преамбуле.

№ 230. Дюк Степанович. Вариант содержит почти все указанные в преамбуле оригинальные элементы местной редакции сюжета. Развернутое описание «широкого двора» Дюка наглядно иллюстрирует данную ему в зачине характеристику: перечисляя главные достоинства былинных героев, сказитель подчеркивает, что Дюку нет равных «на именьицё». Город Галич в тексте не назван, но упомянута «Корела Богатая» (эти топонимы обычно составляют одну формулу). Стремясь подчеркнуть свой высокий общественный статус, Дюк привязывает коня к золотому кольцу, в церкви становится позади князя Владимира, но «попе́ред» Ильи Муромца, из храма выходит сразу за князем. По содержанию и стилю вариант Садкова особенно близок к № 302 (перечисление наиболее важных индивидуальных достоинств русских богатырей; описание Дюкова подворья; указание на то, что князь на своем коне не может угнаться за богатырями, и др.).

№ 231. Данило Игнатьевич и его сын Михайло. Большинство былин Е. Садкова относится к числу лучших кулойских вариантов того или иного сюжета. Но даже на этом фоне старина о Михайле Даниловиче выделяется безупречным стихотворным строем, точным подбором деталей, эпически размеренным ритмом повествования, которому способствуют развернутые повторы. В устах сказителя едва ли не каждая формула приобретает особую выразительность благодаря введению оригинальных подробностей, которых нет у его земляков. Свое желание постричься в монахи Данило Игнатьевич мотивирует тем, что смолоду «у мня много было бито-граблено»; разрешая сыну взять своего коня, он рассматривает это как своеобразное испытание его богатырских качеств («если мошь ты владеть, поезжай во цисто полё»); советует Михайле бить «полки окольныя, посторонныя» и не заезжать «в толшшу-матицю» вражеского войска; юный герой иронически сожалеет, что у него нет возможности «послужить» саблей вострою по шее татарского царя, и др. Как и в некоторых других севернорусских вариантах былины, в разгар боя конь просит хозяина подъехать к реке, чтобы промыть его глаза, залитые вражеской кровью. Единственная смысловая неточность — Данило Игнатьевич собирается «душу спасать» сразу в трех монастырях (то же в № 289).

№ 232. Илья Муромец и станишники. На фоне других архангельско-беломорских записей, отличающихся предельной краткостью, вариант Садкова выделяется эпической обстоятельностью повествования, стройной композицией, классическим формульным стилем. Оригинальны лирическое по характеру вступление, описание торной дорожки, портрет героя. Выбор самой опасной дороги богатырь мотивирует тем, что «плакуш у старого не остануцьсе». Особый интерес представляет характеристика чудесной стрелы, которая послушна воле своего хозяина. Две последние формулы есть и в № 278.

№ 233. Бой Добрыни с Дунаем. Лучший вариант этой былины, записанный на Кулое. В отличие от своих земляков Садков хотя бы вскользь упоминает о службе Дуная иноземному королю, Илья Муромец именно это ставит ему в вину. Как и в других кулойских записях, кроме № 226, во время поединка богатыри «тянулися тягами зелезныма»; оригинальна формула «Русськая земля потаиласе, неверная земля возремениласе [показалась, появилась]». Сказитель употребил не свойственное фольклорному лексикону слово «литеры» (ср. № 246).

№ 234. Данило Игнатьевич. Лучший вариант кулойской версии сюжета, содержащий все характерные для нее мотивы и формулы. Лишь финал былины необычен: Данила великодушно прощает лукавого советника князя Владимира. Его имя — «Личярда» — видимо, позаимствовано из лубочных изданий. В тексте ощущается влияние волшебных сказок (необыкновенная прозорливость героини мотивируется тем, что она пользуется «картоцьками волшебными»; «Личярда» не может найти вход во двор Данилы, обнесенный железной оградой, — то же в № 256).

№ 235. Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем. Несмотря на высокое исполнительское мастерство, сказителю не удалось избежать логических неувязок, характерных для местной модификации сюжета. У Добрыни, отправившегося охотиться на водоплавающих птиц, оказывается целый арсенал боевого оружия; мечтая «владеть» Ильей Муромцем и победив его в честном поединке, он просит у соперника прощения. Садков — один из немногих кулойских певцов, подчеркивавших борцовское искусство Добрыни (ср. № 229).

№ 236. Садко. Певец смог припомнить лишь первую часть сюжета (чудесное обогащение героя и выигрыш им спора у новгородцев). В тексте немало признаков разрушения традиции. Садко — не гусляр, а богатый купец; не ясно, с кем он бился «о велик залог»; не упоминается морской или водяной царь; в роли волшебного помощника выступает «стар матер целовек» (видимо, Микола-святитель). Не традиционен и сам способ обогащения: с помощью железных щупов слуги Садко находят «клады подземельния». Но даже в этой полузабытой старине проявилось незаурядное мастерство сказителя — стилистически она оформлена безупречно.

№ 237. Васька-пьяница и царь Баканище. Единственный кулойский вариант былины, в котором выдвижение «Васьки-горькой пьяницы» на роль спасителя Киева мотивируется отлучкой других богатырей. Местная редакция сюжета изложена Садковым очень полно, с развернутыми повторами, обстоятельными описаниями и характеристиками. Сказитель использовал целый ряд сравнительно редких деталей (у татар «шатры цернобархатны», их посол в княжеской гридне демонстративно «не кстит лицё цёрное» — ср. № 250; после получения вражеского ультиматума пир идет «не навеселе, тихая беседа не на радостях» — ср. № 270; получив в свое распоряжение целую бочку с вином, богатырь словно молодеет — был «девяноста лет», «сделалса молодцом в семнадцать лет» и др.). Необычно имя татарского царя — «Баканище». «Полё Идольскоё» — видимо, искажение «поля Подольского» (ср. № 250). В его древнем значении использован эпитет «яр тугой лук».

№ 238. Чурило и неверная жена Перемякина. Эта старина не привлекла особого внимания Садкова. Вопреки обыкновению лучший кулойский сказитель ограничился конспективным изложением сюжета (пропущены диалоги Чурилы с его любовницей, служанки с хозяином), с трудом припоминал, какими подарками герой пытался подкупить «девушку-цернавушку». Как и в № 268, жена Василия Перемякина пытается убедить его в том, что незваный гость — ее родной брат.

№ 239. Сорок калик со каликою. В основном придерживаясь традиционной сюжетной схемы, сказитель до предела упростил сцены «дознания» (князь отправляет к каликам безымянного «посла скорого», а не Алешу и Добрыню, что делает излишним контрастное изображение их поведения и унизительное наказание первого богатыря). Как и в ряде других кулойских записей, паломники договариваются судить нарушителя заповеди «своим судом», не обращаясь к светским властям. Садков — единственный из певцов Совпольской волости (средний Кулой), комически изобразивший эффект громогласного пения калик: прославленные богатыри Добрыня и Алеша «увалились» с повозки и «со запяточок» (на нижнем Кулое эти детали обычны — см. №№ 255, 287, 290).

№ 240. Калика и голи кабацкие. Начало сюжета «Илья Муромец и голи кабацкие»; в северо-восточных регионах эти эпизоды иногда служат вступлением к былине «Илья Муромец и Идолище».

№ 241. Небылица. Краткий вариант небылицы, содержащий типовой набор основных мотивов.

№ 242. Усы. Начало скоморошины об ограблении богатого мужика ватагой разбойников. Текст интересен как еще одно свидетельство творческих контактов кулоян со сказителями Пинежского края, где подобные «шутовые песни» были весьма популярны (см. также №№ 241, 244).

№ 243. Проделки Васьки Шишка. Редкий образец стилизации под эпическую песню рассказа о реальных событиях локального масштаба. Встречающиеся в произведении топонимы свидетельствуют о его сложении в низовьях Мезени. Прозвище героя Григорьев связывал со словом «шишок», которое в печорском говоре означает «черт, дьявол». Но, судя по содержанию песни, скорее всего, оно восходит к слову «шиш» (вор, разбойник, плут).

№ 244. Старины о льдине и бое женщин. Скоморошина, пародирующая содержание и стиль былевых песен. По набору деталей и формул текст близок к мезенской записи Григорьева (№ 326).

№ 245. Дунай. В былине Садкова наиболее полно представлены характерные для местной традиции мотивы и формулы, в том числе и сравнительно редкие. С помощью косвенных деталей раскрывается психологическое состояние невесты, которую увозят силой (то же в № 217); Добрыня подсказывает Дунаю, как победить богатыршу (ср. один из мезенских вариантов — № 345). Использован редкий постоянный эпитет «яр тугой лук»; описывается внешность чудесных младенцев (ср. № 217); только в этом кулойском тексте упоминается, что от крови богатыря протекла одноименная река. Отклонения от традиции редки и несущественны (на Дуная как на потенциального свата указывает не Добрыня, а безымянный добрый молодец; в одном из диалогов Дунай обращается к князю на «Вы»).

№ 246. Бой Добрыни с Дунаем. Обычный для местной традиции вариант со скомканным финалом. Как и в № 233, Дунай пишет свои угрозы «золотыми литерами».

№ 247. Охрана Добрыней Киева и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Один из трех вариантов, восходящих к былине знаменитого в прошлом сказителя П. Шуваева из Нижи (см. также №№ 294, 301). Набор оригинальных элементов в них варьируется, но чувствуется единство первоисточника. Добрыня на 12 лет уезжает на заставу оберегать Киев; запрет Настасье выходить замуж за Алешу он мотивирует тем, что «на смерть не любит» поповского роду; износившуюся в походе одежду заменяет «львиным платьем». Князь Владимир посылает Алешу на заставу проверить, действительно ли Добрыни нет в живых. Мотив узнавания героя либо вообще отсутствует (как в данном варианте), либо драматизм сцены заметно ослабляется тем, что Настаься сразу узнает своего мужа или он кладет обручальный перстень в пустую чару («стокан») — то же в № 228. Поручая Добрыне охрану Киева, князь велит ему не только регулярно присылать письма, но и вести журнал.

№ 248. Первая поездка Ильи Муромца. Краткий вариант местной редакции сюжета. Некоторые характерные для нее детали в нем отсутствуют (завет богатыря не пользоваться в пути оружием, упоминание речки Смородинки) или переосмыслены (в пародийном описании «вооружения» дочерей Соловья-разбойника коромысло и помело заменены «тыниноцьками»). Зачин былины, лексическое оформление ряда эпизодов роднят этот текст с № 264. Пир, на котором Соловей-разбойник демонстрирует свою силу, происходит не в Киеве, а в Чернигове. Предлагая своему пленнику участвовать в сражении с татарами, Илья обещает ему за это свободу, но потом все-таки казнит. Поступок богатыря отчасти оправдывается тем, что на пиру вопреки его приказу Соловей свистит во всю мочь.

№ 249. Добрыня и Маринка. Текст близок к № 271, записанному от двоюродного брата исполнителя, и, вероятнее всего, восходит к тому же источнику. Вариант А. Сычева вдвое больше по объему, поскольку певец последовательнее использовал эпические повторы (и Добрыня, и его мать трижды отвергают брачное предложение Маринки богатырю), подробнее описал некоторые действия героев. В начале былины не все детали повествования согласованы между собой: стрела, пущенная Добрыней во время охоты в чистом поле, прилетела в город, к терему Маринки, и убила «Кошшеюшка». Стрела ошибочно названа «муравцетой» (ср. № 224).

№ 250. Васька-пьяница и Курган-царь. А. Сычев припомнил лишь начальные эпизоды былины. Текст близок к варианту И. Сычева, его родственника (№ 270). В них совпадают даже некоторые отклонения от традиции (действие происходит не в Киеве, а в Новом городе; отчество или прозвище татарского царя — «Курган Самородовиць» и др.). При пении оба сказителя повторяли большинство стихов, что не характерно для былин. В тексте встречаются искажения («сер-рюч камень» вместо «сер-горюч», «упановья, урвановья» вместо традиционного «пановья-улановья»).

№ 251. Мать князя Михайла губит его жену. По набору деталей и формул вариант близок к № 261; единственное существенное расхождение — иной способ самоубийства героя. В начале баллады певица, видимо, случайно пропустила описание преступления свекрови.

№ 252. Данило Игнатьевич. Обычный для местной традиции вариант; некоторые типовые мотивы и формулы в нем не развернуты (характеристика охотничьих собак, диалог Данилы с Вичей по поводу богатырских доспехов).

№ 253. Бой Добрыни с Дунаем. Вариант не выходит за рамки местной модификации сюжета. Лишь в описании буйства Добрыни использована необычная формула: первую чару вина он выпивает «за здравьё богатырьскоё», а вторую — «за смелось богатырьскую». Хвастливую надпись, сделанную Дунаем, Добрыня называет «небылыми словесами». Учитель сказителя П. Шуваев пел былину до конца, Нечаев финальные сцены сбивчиво пересказал прозой.

№ 254. Бой Добрыни с Ильей Муромцем. Кроме традиционного начала с упоминанием Рязани и отца Добрыни, действие развивается в соответствии с сюжетной схемой старины «Илья и Сокольник». Молодой богатырь стреляет из лука в шатер, в котором спит его соперник, попадает стрелой в нательный крест; в поединке верх берет Илья; по именному перстню он узнает Добрыню и мирится с ним.

№ 255. Сорок калик со каликою. Типовая модификация сюжета дополнена оригинальными деталями. Выразительны портретное описание героя, его угроза рассказать о домогательствах княгини («ты полуцишь, кнегинушка, великой стыд»). В отличие от других вариантов калики едут на конях, а не идут пешком, что позволило сказителю использовать яркие художественные образы для характеристики их поездки («да не ясныя соколы в перелет летят, да не белыя крецеты в перепу́ск пустя́т...»).

№ 256. Данило Перемякин (Игнатьевич). Не отступая от типовой для Кулоя сюжетной схемы, певица изложила некоторые эпизоды, не вдаваясь в подробности. Как и в № 234, в ее варианте немало сказочных мотивов (Вичя не может найти вход в дом Данилы), необычно имя героини «Опраксея».

№ 257. Дюк Степанович. Фрагментарный текст, содержащий ряд специфических деталей местной редакции сюжета.

№ 258. Михайло (Данило Игнатьевич) и его сын Михайло. Текст фрагментарен, от местной модификации сюжета в нем сохранились лишь два заключительных эпизода. По содержанию и стилю они традиционны, однако в словоупотреблении есть отдельные неточности (герой и его отец оказываются тезками; «пришпехты богатырския», видимо, заменили «приспехи» или «доспехи»).

№ 259. Сорок калик со каликою. Краткий вариант былины, выдержанный в традиционном духе. Некоторые эпизоды опущены или изложены конспективно (не описано, как князь обнаружил пропажу любимой братыни, как паломники наказали Алешу за бесцеремонность). Как и Я. Попов (№ 290), певица сочла необходимым пояснить суть финального чуда: «Назади идёт, весь он и́сцелён». Иордан заменен Дунай-рекой (ср. № 223).

№ 260. Голубиная книга. Сравнительно полный вариант первой части сюжета, посвященной основам мироздания. Давыд Евсеевич, толкующий содержание Голубиной книги, назван только по отчеству.

№ 261. Мать князя Михайла губит его жену. Вариант близок к №№ 225, 251. Во всех трех текстах опущен наказ отъезжающего героя матери заботиться о его жене. Как и в № 251, в описании преступления свекрови использована необычная бытовая деталь — перед тем как погубить невестку, она завязывает ей глаза.

№ 262. Потык. Единственный кулойский вариант, в котором кратко описано выполнение «заповеди тежолой» — живому супругу идти в могилу вместе с умершим; но оживление героини никак не объясняется. Еще один мотив, забытый другими сказителями, — князь Владимир предупреждает Потыка о «змеином» нраве его избранницы. Необычно имя героини и ее отца — «Марфушка» и «Данило».

№ 263. Дюк Степанович. Типичный образец кулойской редакции сюжета. В описании подворья Дюка использованы нестандартные подробности: «стена была да стали синею» (в № 230 — «синего булату заморского»); во дворе построены три церкви (то же в № 302, но там не сказано, кому они посвящены). Как и в № 230, богатырь вяжет коня к кольцу для самых почетных людей; на пиру его садят повыше Добрыни, пониже Ильи, а князь однажды обращается к нему на «вы». Необычна для эпоса бытовая деталь — княгиня Опраксея собственноручно печет блины. В состязании сменным платьем Чурилу заменил князь Владимир (то же в № 295).

№ 264. Первая поездка Ильи Муромца. По композиции, стилистическому оформлению большинства эпизодов текст близок к № 248; местная редакция сюжета изложена в них со значительными пропусками. Как и в былине А. Сычева, Илья обещал «спустить на волюшку» плененного разбойника, если он поможет ему разбить вражеское войско, и по той же причине не сдержал слова (на пиру Соловей засвистел «во весь свиск»). Оригинально описано, как богатырь ловит убегающего Соловья с помощью волосяного аркана.

№ 265. Адрик. Духовный стих об одном из чудес святого Николая, который перенес похищенного сарацинами Василия прямо с пира в дом его отца Агрика. В тексте опущены некоторые детали, что затемняет смысл повествования (не ясно, кто похитил Василия, почему он возвратился с золотой чашей в руках).

№ 266. Бой Добрыни с Ильей Муромцем. Как и в № 235, описание столкновения богатырей близко к сюжету «Илья и Сокольник», старший богатырь даже называет своего соперника сыном (ср. № 213). Оригинальна формулы угрозы Ильи Муромца: отправляясь на поиски Добрыни, он советует его матери печь «коровашецьки поми́нальни» (в 1975 г. эта деталь была зафиксирована на Мезени).

№ 267. Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Чернигова-царя. Единственный кулойский вариант былины «Илья и Калин» относится к краткой редакции архангельско-беломорской версии сюжета. В нем не описывается приезд татарского посла с ультиматумом киевлянам, нет переговоров об отсрочке капитуляции, поединка богатыря с вражеским предводителем. В тексте подчеркивается противостояние героя и клеветников-бояр; в финале Илья не удовлетворяется моральной победой над ними, а с помощью Добрыни и Алеши изгоняет «бояр кособрюхих» из княжеского терема. Остальные эпизоды выдержаны в традиционном духе.

№ 268. Чурило и неверная жена Перемякина. Текст близок к варианту Е. Садкова (№ 238), но чуть полнее его в деталях (диалог Чурилы со служанкой, развернутая финальная сцена). Необычно для этого сюжета, что главная героиня осталась безымянной (то же у Садкова), а служанка названа по имени-отчеству.

№ 269. Купанье Добрыни. Сказитель с трудом припоминал содержание былины и во второй части произведения сбился на откровенное сочинительство (увидев человеческие кости, Добрыня испугался, что змей его съест, и бежал на попутном корабле).

№ 270. Васька-пьяница и Курган-царь. Более полный вариант той же модификации сюжета, которая записана от А. Сычева, родственника сказителя (№ 250). Оригинален диалог плененного и закованного татарами богатыря с «Панишшом маломочным». Прикатив Василию бочку с вином, Панище невольно помогает ему набраться сил и вырваться на свободу. В тексте встречаются редкие мотивы и формулы (демонстративное пренебрежение татарского посла к символам христианской религии; в осажденном Киеве «пир идёт не навесели, смирёная беседа не на радостях» — ср. № 237; формула «стал Василей напросте»). «Полё Подоньскоё», видимо, заменило «полё Подольскоё» (ср. № 250); «башни двоугольнии» — от «башен наугольних». В тексте не ясно, для чего Василию понадобился перстень с руки убитого им татарина (эта деталь имеется и в № 222).

№ 271. Добрыня и Маринка. Текст по композиции и стилю близок к № 249, записанному от двоюродного брата сказителя, уступая ему в детализации повествования.

№ 272. Потык. Сказитель опустил описание смерти героини и ее оживления, вследствие чего нереализованным остается договор супругов живому идти в могилу вместе с мертвым (то же в № 277). Жена Потыка родом из «земли Леденецькой» (чаще — «Веденецкой»; так в былинах называли Венецию). Видимо, в прототексте она изображалась как колдунья. Явные следы этого сохранились в том эпизоде, где Марья с помощью Кощея «запечатала» богатыря в «сер-горюць камень». Правда, оживление героя змеей, превратившейся в щуку, больше напоминает сказку, нежели былину. Певец без всякого повода повторил описание пира и диалог князя с Потыком (ст. 57— 78 почти дословно совпадают с началом былины).

№ 273. Святогор (Встреча с Ильей Муромцем и смерть Святогора). Краткий пересказ былины о смерти Святогора в гробу; исполнитель слышал его «рассказом». В тексте сохранились элементы архангельско-беломорской редакции сюжета (Святогор не пытается извести Илью Муромца, часть своей силы он передает ему через «пар», а не через дыхание, как в онего-каргопольских записях). Следы ритмического строя, характерные для устной поэзии постоянные эпитеты соседствуют с просторечно-бытовой лексикой («запёхнул в корман», «порядосьно стал ей змымать» и др.).

№ 274. Сухматин Етихматович. Единственная кулойская запись этой редкой в Архангельско-Беломорском крае былины. Принадлежит к той же редакции сюжета, что и вариант с соседней Мезени (№ 332). В данном тексте еще больше схождений с классическим вариантом шальского лодочника (Пудога), что свидетельствует о композиционно-стилистической стабильности былины.

№ 275. Данило Перемякин (Игнатьевич). С местной традицией в тексте связаны имя главного героя, портретная характеристика его жены, княжеское задание съездить за «зверищем кабанищем» и некоторые другие формулы. Ключевые сюжетообразующие мотивы, целый ряд уникальных деталей роднят его с классическим нижегородским вариантом из сборника Киреевского (III, с. 32), который неоднократно публиковался в популярных изданиях. Илья Муромец пытается удержать князя от пагубной затеи, за что его заключают в погреб; Настасья обзывает княжеского посланника «невежишшом»; вместо трех стрел она приносит мужу девять и в ответ на его недоумение предсказывает: «Emu тибе стрелоцьки приго́дяцьсе»; опущена сцена охоты; самоубийство героя мотивируется его нежеланием сражаться с родным братом и «Никитушкой Добрынюшкой». По словам Мелихова, он усвоил старину от мезенского сказителя.

№ 276. Камское побоище (Конец богатырей). В архангельско-беломорскую версию сюжета включен центральный эпизод из былины «Илья Муромец и Идолище» (он предшествует битве русских богатырей с иноземным войском). Поскольку действие в нем перенесено из княжеского дворца в шатер, возникли логические неувязки (в походном шатре Идолища есть «ободверина муравлёна», «простеноцек»). Эти же эпические песни соединены в лучших вариантах с Зимнего берега (подробнее см. прим. к № 303). Традиционный сюжет «Камского побоища» осложнен также эпизодом с княжеской шубой, которую Илья волочит по полу, но в роли клеветника бояр заменил татарский посол «Панишшо плешатоё». Трагическая развязка не характерна для северо-восточных регионов; в деталях повествования эта сцена повторяет сибирскую старину «С каких пор перевелись витязи на святой Руси» в записи Л. Мея. (Устрашившись восставшей из мертвых вражеской силы, богатыри уезжают в гору и окаменевают.) Традиционный эпитет «ерлыки скорописьцеты» удачно дополнен еще одним определением — «да скороходцеты».

№ 277. Потык. В данном варианте, как и в № 272, отсутствуют эпизоды, связанные со смертью и оживлением героини. В ее портретном описании использованы оригинальные подробности, характерные для печорской традиции и лишь изредка встречающиеся в соседних регионах (ср. №№ 220 — «Дунай»). Желание Марьи полакомиться дичью мотивируется ее беременностью (ср. № 272). Некоторые необычные мотивы, скорее всего, являются индивидуальными новациями сказителя (Потык с самого начала живет со своей будущей женой «во землях во немецьких»; он оставляет ее в шатре, а сам отправляется на княжеский пир).

№ 278. Илья Муромец и станичники. Вариант принадлежит к той же модификации сюжета, что и другая кулойская запись Григорьева, содержит те же оригинальные формулы (см. прим. к № 232). Однако по уровню исполнительского мастерства Попов заметно уступал Садкову: его текст проще по структуре, беднее живописными деталями.

№ 279. Женитьба Добрыни (Иван Годинович). Текст обычен для местной традиции, отклонений от нее немного и они непринципиальны. Место Ивана Годиновича занял Добрыня; невеста живет не в Чернигове, а в Муроме; ее отец назван «королем леховинским» (ср. № 300). Формула «сделалса Добрынюшка на своей воли, на плотной земли» перенесена из сюжета «Добрыня и змей». Как и в № 300, князь Владимир заранее предупреждает героя о бесперспективности его сватовства к Овдотье: «Не жона будёт, да всё люта змея». Оригинальный эпитет «гнилы груди» найден для характеристики «Идолишша проклятого».

№ 280. Бой с богатыршей, женитьба на ней и отъезд Добрыни за данью и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Обе части контаминированной былины Буторина восходят к книжным источникам. Сюжет «Добрыня и Настасья» зависим от классических вариантов А. Чукова и П. Калинина из Прионежья. В «Добрыне и Алеше» лишь отдельные общеэпические формулы связаны с местной традицией; ключевые эпизоды и мотивы не характерны для записей из Архангельско-Беломорского края, наиболее близкие параллели к ним обнаруживаются в былинах из Прионежья.

№ 281. Бой Добрыни с Дунаем. Типовой вариант местной редакции сюжета.

№ 282. Дунай. Оригинальные детали роднят этот текст с № 298 и особенно с № 284, записанными в той же деревне. На Опраксею князю Владимиру первым указывает Добрыня, говоря, что он слышал о ней от Дуная. Выпущенного из погреба богатыря садят на пиру чуть повыше Добрыни, чуть пониже Ильи Муромца (в № 245 — «в место большоё, богатырскоё»). Леховинский король спрашивается свата, не хочет ли он опять служить у него замочником, ключником или погребным целовальником. Сказитель подчеркивает глубокую обиду Дуная на князя Владимира: только с третьего раза он принимает приглашение на пир, а до этого «челом не бьёт, головы не гнёт». Явно не былинное слово «солдатики» заменило «сторожов», а «панове-буланове» — искажение «пановей-улановей» (ср. № 284).

№ 283. Голубиная книга. По содержанию, стилю и лексике текст близок к № 260; традиционный сюжет и в нем представлен только первой частью. Давыда Евсеевича в роли толкователя голубиной книги заменил «Исак-пророк».

№ 284. Дунай. Текст очень близок к № 282 и, вероятнее всего, восходит к тому же источнику. Т. Широкой чуть подробнее и точнее оформил отдельные эпизоды.

№ 285. Первая поездка Ильи Муромца. Самый полный кулойский вариант былины о первой богатырской поездке Ильи Муромца. На его объеме сказалось пристрастие певца к детализации повествования, развернутым описаниям и диалогам. (Так, в ст. 166—191 богатырь подробно рассказывает о своих приключениях). Текст особенно близок к № 297 (оба певца считали своими учителями Прокопия и Николая Шуваевых из Нижи). В них один и тот же зачин; как и в № 224, приводится наговор на стрелу; черниговцы сравнивают своего избавителя с ангелом. А главное — оба певца из Долгощелья придерживаются традиционной последовательности важнейших эпизодов: сначала герой освобождает осажденный врагами Чернигов, а потом побеждает Соловья-разбойника. Как и в № 224, Илья ловит Соловья за крылья («за махалышка»).

№ 286. Бой Добрыни с Дунаем. Сказитель припомнил лишь часть былины, даже поединок богатырей описал нетрадиционно. Здесь, как и в № 226, использованы мотивы из сюжета «Илья и Сокольник» и говорится о братании героев.

№ 287. Сорок калик со каликою. Типичное для местной традиции начало этой былины. Сказитель использовал ряд сравнительно редких деталей, отсутствующих у многих кулойских певцов (уговор калик «не ходить к царям, царевичам, ко князу Владимеру», а судить виноватого своим судом; комическое описание богатырей, «уволившихся» со своих мест во время пения «еленьского стиха»).

№ 288. Молодость Сокольника, добывание им коня и доспехов и бой его с Ильей Муромцем. Вариант примыкает к архангельско-беломорской версии сюжета, но многие ее элементы в нем опущены. Отсутствует описание богатырской заставы; Сокольника не сопровождают охотничьи собаки и ловчие птицы; нет и его перебранки с Ильей перед боем. Сокольник не угрожает Киеву разорением, благодаря чему его конфликт с отцом приобретает семейно-бытовой характер. Как и в печорских записях, юный герой болезненно реагирует на обидные прозвища «сколотыш», «зауголыш»; похваляется, что будет так же легко «владать» Ильей Муромцем, как «владает» палицей. Традиционный сюжет дополнен описаниями «не робецеских шутоцек» Сокольника со сверстниками и рассказом о добывании коня и вооружения (здесь ощутимо влияние сказок). Необычная роль отведена Добрыне и Алеше — из «укромного местицка» они наблюдают за богатырскими «потехами» Сокольника, но даже в переговоры с ним не вступают. Способ расправы Ильи с вероломным сыном тоже не имеет аналогов в других записях: подбросив его под облака, «старый казак» подставляет под падающего противника копье. В той же редакции (за исключением финала) былина записана от другого кулойского певца (№ 299).

№ 289. Данило Игнатьевич и его сын Михайло. Текст обычен для местной традиции, некоторые редкие детали близки к № 231. Данило собирается «пострыкчисе-посхимицьсе» сразу в три монастыря; князь Владимир сокрушается, что он лишится надежного советника и защитника; оба сказителя подчеркивают, что отцовские доспехи Михайле «маленько да узковатыя». Есть в этом тексте и оригинальные детали: от взгляда богатыря-малолетки кони валятся с ног; победив вражеского предводителя, он на копье привозит его голову в Киев. Ультиматум татарского царя киевлянам доставляет «Иванушко Годенович» (обычно — Идолище или «Панишшо», как у Садкова). В описании словесной перепалки с Курбаном и его убийства богатырем использованы мотивы из былины «Илья Муромец и Идолище».

№ 290. Сорок калик со каликою. Самый полный вариант этой старины, содержащий не только типовые элементы местной модификации сюжета, но и ряд деталей, отсутствующих у большинства других сказителей. Калики договариваются не искать суда у представителей светских властей; княгиня Опраксея ночует «на печке на муравленой» (ср. №№ 215, 223); как и в № 215, она уговаривает Михайла навсегда остаться в Киеве; чудесное исцеление героя прокомментировано певцом: «Некако́ его место не врежоноё» — ср. № 259. Это — единственный кулойский текст, в котором в числе паломников упомянут Касьян (в онего-каргопольской и северно-уральской редакциях сюжета он является главным героем). Возможным отражением реального средневекового этикета правомерно считать подчеркнуто уважительное отношение князя к паломникам (не доехав до них, он сходит с коня и низко кланяется). В тексте много развернутых повторов.

№ 291. Женитьба молодца. Фрагмент неясной сюжетной принадлежности. По содержанию он напоминает начало «Ивана Годиновича» (на княжеском пиру не ест, не пьет безымянный молодец; он сам едет добывать себе невесту) или «Дуная-свата» (герой ведет себя на пиру как хозяин, готовый дать одному из гостей поручение). Невыразительный и скомканный рассказ о самой свадьбе — скорее всего — результат неумелой импровизации Поповой.

№ 292. Мекитушка (Данило) Егнатьевич. Типовой вариант кулойской версии сюжета. Как и в № 296, герой назван «Мекитушкой», отчество его жены «Лиходеёвна», видимо, перенесено из былин о неверных женах; в финале князь Владимир кается в содеянном, ссылаясь на то, что «не сам видь сдумал, да всё цюжим умом».

№ 293. Данило Егнатьевичь и его сын Михайло. Традиционный текст; по композиции и оформлению большинства эпизодов близкий к №№ 231 и 289. В нем фигурирует не только отец богатыря, но и упомянута его мать. Вражеское нашествие возглавляет «царишшо Великанишшо»: это необычное для былин имя созвучно с «царишшем Баканишшем» из старины Садкова о Ваське-пьянице (№ 237).

№ 294. Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Текст близок к №№ 247 и 301, восходящим к тому же первоисточнику (см. прим. к № 247). Поездка Алеши на заставу и некоторые другие подробности сказителем опущены. Отчество Настасьи «Лиходеёвна» такое же, как и в другой былине сказителя «Данила Ловчанин» (№ 296).

№ 295. Дюк Степанович. Обычный для местной традиции вариант. Развернутое описание Дюкова двора близко к № 230; родной город богатыря назван «Галичем» (единственное его упоминание в кулойских былинах). С этим же текстом совпадает еще одна редкая деталь: Добрыня, посланный описывать имение Дюка, накланялся его портомойницам вместо матери. Как и в № 263, в состязании сменным платьем соперником героя оказывается сам князь Владимир.

№ 296. Мекитушка (Данило) Егнатьевич. В деталях повествования вариант близок к № 292, записанному от А. Вешнякова, односельчанина П. Широкого. В тексте использована сказочная формула («Утро бывает мудренее вечера»), изменена социальная принадлежность главного героя («старой купець»).

№ 297. Первая поездка Ильи Муромца. Вариант во многом идентичен № 285, уступая ему в эпической обстоятельности повествования. Некоторые детали прототекста П. Широкой, видимо, просто не усвоил или забыл (не упоминаются речка Смородинка, «махалышка» Соловья-разбойника; схематично описано столкновение богатыря с детьми Соловья). Певец назвал три заставы на пути Ильи Муромца в Киев (в других кулойских записях этот мотив отсутствует). Совпадают в этих вариантах и многие формулы («хотя у нас царём цари, хотя королём служи»; прямоезжая дорожка «не совсем чиста» и др.).

№ 298. Дунай. Некоторые оригинальные детали роднят этот вариант с №№ 282 и 284. Однако сказитель явно уступал односельчанам, особенно Т. Широкому, в исполнительском мастерстве. Его текст проще по композиции, беднее нестандартными деталями. В частности, опущены предложение князя Владимира взять с собой золотую казну, «силу-армию» и «полк девушок», издевательская реплика леховинского короля по поводу жениха; схематично описано состязание супругов в стрельбе из лука и др.

№ 299. Молодость Сокольника, добывание им коня и бой его с Ильей Муромцем. Текст вплоть до мельчайших подробностей близок к варианту Я. Попова и, вероятнее всего, восходит к тому же источнику (см. прим. к № 288). В нем опущены некоторые факультативные мотивы (не рассказывается о добывании богатырского снаряжения; не описывается, как Сокольник осматривает с горы окрестности; на разведку выезжает только Алеша Попович, он же начинает переговоры с неизвестным всадником). Более значимы расхождения в финале: отсутствует драматическая сцена нападения сына на спящего отца — убив мать, юный богатырь бросается «на булатной нож».

№ 300. Иван Годинович. Текст интересен возможностью составить представление о варианте знаменитого Прокопия Шуваева, женой и ученицей которого была исполнительница. Несмотря на невысокий уровень сказительского мастерства, она сохранила ряд редких деталей и формул, отсутствующих у других кулойских певцов. Это — описание работающей за ткацким станом Овдотьи; упоминание сабли, которую жених и невеста кладут «промежу собе» во время ночлега в шатре; метафорическая реплика Ивана Годиновича по поводу убийства неверной невесты: «Жанил я свою саблю вострую»; вложенная в его уста формула: «Я здорово жанился: мне-ка не с кем спать» (обычно ее произносят другие персонажи, насмехающиеся над богатырем). Как и в № 279, князь Владимир предсказывает герою неудачу в затеянном им сватовстве. В былине заметно влияние сюжета «Дунай-сват». Иван Годинович просит князя дать ему в спутники Дуная, в королевском дворе оставляет его «у добрых коней»; но в последующих событиях его крестовый брат участия не принимает и вообще больше не упоминается. Из «Дуная» позаимствовано также предложение короля служить ему ключником или стольником.

№ 301. Купанье, бой со змеей, женитьба на избавленной девице и стояние Добрыни на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Исполнительница — жена и ученица знаменитого «Прони» Шуваева; ее вариант содержит все основные элементы прототекста (см. прим. к № 247). Текст полностью подтверждает характеристику, данную ей собирателем: «Она слыхала много, а поет мало, да и то не совсем хорошо». Шуваева охотно включала в былину элементы других фольклорных произведений. Упоминание Рязани и контаминация с сюжетом «Добрыня и змей», видимо, ее индивидуальная новация: у двух других учеников «Прони» ее нет, хотя в северо-восточных вариантах такая комбинация обычна. Обещание змеей сказочных подарков герою зафиксировано на соседней Мезени; женитьба на освобожденной девушке тоже восходит к сказкам, а ее плач перенесен из былины «Козарин». Певица использовала редкий эпитет «упецэнки петровские» (жара на Петров день), встречающийся в ряде текстов из разных областей России.

№ 302. Дюк Степанович. По набору оригинальных деталей текст близок к варианту Садкова (№ 230). Совпадают в них и некоторые редкие словосочетания: медь-козарка, «которой дороже нет» (у Садкова — «котора дороже красна золота»; упоминание «сибирской украины»; формула «на закуску голову да бела сахара» и др. Поэтому не исключено, что лучший кулойский сказитель, найденный Григорьевым, общался со знаменитым Прокопием Шуваевым, мужем исполнительницы. В ее былине, как и в № 263, упоминаются три соборные церкви, украшающие двор Дюка. В конце старины певица сбилась на рубленую прозу.

№ 303. Камское побоище. Текст восходит к старинам Прокопия и Николая Шуваевых, двоюродным племянником которых был исполнитель. Как и в другом кулойском варианте (№ 276), сюжет осложнен подробным рассказом о татарском нашествии, о наветах «бояр кособрюхих» на Илью Муромца и его ссоре с князем Владимиром. Вражеское нашествие возглавляет «Кудрёванко-царь» со своим сыном и зятем (их имена тоже традиционны для кулойско-мезенских записей). Все другие эпизоды и мотивы близки к текстам сказителей с Зимнего берега Г. Крюкова и особенно Ф. Пономарева. Грозный ультиматум татарского царя в Киев привозит «Вася-королевиць млад»; в перечне богатырей фигурируют имена «Самсон Колыбанов», «Гаврыла Долгополый», «Рошша Рошшиби колпак»; важное место занимает словесная перепалка Ильи с Идолищем и убийство вражеского исполина русским богатырем (очевидный перенос из сюжета «Илья и Идолище»); лукавые бояре пытаются убедить князя Владимира, что богатыри «об ратнём деле не печаляцьсе»; битва с татарами названа «Камским побоищем». Многие эпизоды по своему содержанию и стилистическому оформлению близки к № 276, но у Шуваева иная развязка, обычная для местной традиции. Убедившись, что живым с мертвыми «не ратицсе», Илья Муромец прекращает бессмысленную сечу. Вопреки обыкновению братья Суздальцы, легкомысленно бросившие вызов небесной силе, не наказаны. В тексте встречаются довольно редкие детали. Вражеский предводитель назначает своим послом человека, который «умеет по-руськи рець гово́рити», в княжеском тереме Васька-королевич становится «во место во посыльнёё». Сказитель однажды назвал иноземного царя «Баканищем» (ср. № 237 — «Василий Игнатьевич и Батыга»); возможно, он или его предшественнник был знаком с разными редакциями былин о татарском нашествии.

№ 304. Три поездки Ильи Муромца. Единственная кулойская запись этого редкого в северо-восточных регионах сюжета. Рассказ о поездке в ту дорожку, где богату быть, нетрадиционен по содержанию: певец с незначительными лексическими вариациями продублировал эпизод о встрече богатыря с девицей-обманщицей. Опущен популярный мотив исправления героем подписей на придорожном столбе. Упоминание о сорока тысячах, взятых «на цяроцьку на винную», обычно в пинежских вариантах «Ильи и разбойников». Оригинальны эпитет «каменье серодикоё», а также формула «во подарках эта шуба во петьсот рублей, во продажу эта шуба во петь тысицей». Видимо, индивидуальными новациями сказителя или его учителя Прокопия Шуваева являются включение в былину Добрыни и Алеши, пострадавших от коварной девицы, и развернутая постпозиция (Илья угрожает рассказать на пиру об их позорном поражении, но потом отказывается от своего намерения).