Архив Троцкого. Том 2

Статья «О самокритике»[255]. 2 июня

Как грибы после дождя растут «дела», одно скандальнее другого. Каждый день все новые и новые «нарывы», говорящие о массовом глубоком разложении партийного, советского и профессионального аппаратов, о далеко зашедшем перерождении партии. Смоленское, Шахтинское, Артемовское, Сочинское и бесчисленный ряд других дел оказались полной неожиданностью для партийного руководства.

Гром среди ясного неба! Все было спокойно и благополучно. Шли вперед к социализму «плавно, как на рельсах» (Сталин. Правда, 17 мая). Отсутствие всяких опасностей. Стопроцентное единство XV съезда, на котором голосами героев Смоленского и иных дел была отсечена ленинская оппозиция.

И вдруг — десятки раскрытых и сотни нераскрытых гнойников.

Смоленское «дело» — одно из наиболее поучительных. Что оно показало? «Под внешним казенным благополучием,— пишет Зайцев в «Правде» (16 мая),— фактически скрывались подлинные элементы гниения и перерождения — перерождения разных степеней и разной глубины». Это гниение охватило не только всю верхушку губкома, но и значительную часть всего партийного и советского аппаратов и в городе, и в деревне.

Смоленских «героев», больших и маленьких, в губернском, уездном, волостном масштабах «засосала тина вонючей обывательщины», они «утеряли всякое классовое чутье». В течение нескольких лет они спокойно перерождались, оторвавшись от рабочего класса, сращиваясь с кулацкими элементами деревни, находясь «в сфере недосягаемости для пролетарской критики, в атмосфере зажима, отсутствия внутрипартийной и рабочей демократии».

Отсутствие внутрипартийной и рабочей демократии — вот основная причина всех этих болезненных явлений. Только в обстановке жесточайшего зажима, только при величайшей пассивности и запуганности масс руководство целыми губерниями и округами может переходить в руки заведомых прохвостов, бандитов и казнокрадов.

Пьянство, растраты, изнасилования — все это наиболее омерзительные, но не самые опасные признаки перерождения; порой с ними можно бороться, опираясь и на судебный аппарат. Гораздо опаснее искривление классовой линии, проводимое без растрат и пьянства, проводимое «честными» руками. С искривлением можно бороться, только опираясь на активность масс снизу и на правильную политическую линию сверху.

Расследовавший положение в Смоленской организации член ЦКК и замнарком РКИ Яковлев выдвигает следующие моменты (см. «Правду» от 16 мая): отрыв советского аппарата от партийного, полное извращение классовой линии как в городе, так и в деревне, неудовлетворительность партийного руководства в губернии, в уездах, в волостях, слабость центрального руководства Наркомзема. Здесь Яковлев явно недоговаривает. Почему один Наркомзем виноват? Если у Наркомзема была своя особая линия, за которую не отвечает весь Совнарком и ЦК партии, то об этом надо сказать открыто. А так как этого на деле не было, нужно прямо указать, что в извращении классовой линии повинен не Наркомзем, а все руководство в целом.

Это извращение классовой линии не ограничилось одним Смоленском.

За последние недели ЦК заслушал отчет двух организаций — Казахской и Северо-Кавказской (по национальным областям) («Правда» от 22 и 23 мая) и приступил к обследованию Днепропетровской.

И что же? В Казахстане «ошибки в разрешении вопроса о землеустройстве», на Северном Кавказе «неудовлетворительность руководства в работе с беднотой» и недостаточное использование «средств и возможностей для быстрого подъема маломощных слоев». В Днепропетровщине («Правда» от 31 мая) — отсутствие подъема бедняцких хозяйств, уменьшение бедноты в сельскохозяйственной кооперации, кредитование зажиточно-кулацкой части села сельскохозяйственными машинами и т. п. Можно не сомневаться в том, что эти указания на искривление классовой линии придется сделать всем без исключения организациям, которые будут отчитываться перед ЦК.

Результаты извращения ленинской линии в крестьянском вопросе сказались в Смоленске, сказались в Казахстане, на Северном Кавказе, на Украине, должны будут сказаться по всему СССР. И отвечает за это не Наркомзем, а Политбюро и ЦК партии.

На пленумах губкома и Г[убернской] к[онтрольной] к[омиссии] смоленские помпадуры[256], растратчики и дезорганизаторы заявляли, что они, собственно, ни в чем не виноваты, что они проводили партийную линию и являются «жертвами нового курса ЦК» (см. «Правду» от 20 мая).

То, что данное руководство партии не в состоянии бороться с растущим разложением, наглядно показало то же Смоленское дело.

Президиум ЦКК, разобравший Смоленское дело, установил: «разложение сельского и волостного партийного и советского аппаратов, его смычку с кулаком», «извращение классовой линии в деревне», «систематическое пьянство, растраты, насилия, окулачивание и связь с бандитами» и пр., и пр., и пр.

Постановлено: руководителей организации снять с занимаемых должностей, объявить строгий выговор, послать на работу по специальности.

Как! Даже не исключить из партии?! Да, оставить их в партии, пусть они поработают на пользу советской власти.

Только под напором и давлением партийной и рабочей массы, требовавшей вопреки решениям, мягким к казнокрадам и насильникам, исключения руководителей Смоленской организации,— ЦКК исключила их наконец из партии.

Нужно ли после этого удивляться безрезультатности проводимых мероприятий, нужно ли удивляться, что почти через четыре месяца после раскрытия другого (Шахтинского) дела — комсомольские делегации Аремовского, Шахтинского и Луганского округов вынуждены обратиться в ЦКК с заявлением (см. «Комсомольскую правду» от 11 мая), что все осталось по-прежнему, «спячка хозяйственных и профсоюзных органов не взорвана», причем это заявление замалчивается «Правдой», а на «Комсомольскую правду» начинаются нападки за ее обличительный уклон (речь Калинина на съезде ВЛКСМ)[257].

Наказать, и притом мягко, несколько помпадуров, еще не значит вести борьбу с искривлением классовой линии.

«Чем объясняются,— говорит Сталин («Правда» 17 мая),— эти позорные дела разложения и развала нравов в некоторых звеньях наших партийных организаций? Тем, что монополию партии довели до абсурда, заглушили голос низов, уничтожили внутрипартийную демократию, насадили бюрократизм»[258].

Итак, оказывается, зажим в партии есть, бюрократизм насаждается. А ведь не так давно, еще на XV съезде, тот же Сталин заявлял и делал ударение на то, что «только слепые не видят, что действительная внутрипартийная демократия у нас растет и развивается», а вся партийная печать, все проработчики всех рангов, в том числе смоленские, артемовские, прямо декламировали и изощрялись в арифметических расчетах об «огромном росте демократии».

Перед лицом жесточайших провалов Сталин и его сподвижники выступают в роли демократов, критикуя тот самый режим, который они насаждали годами. Обращаясь к пленуму Смоленского губкома, упоминавшийся уже Яковлев («Правда» 22 мая) восклицает: «Если вы зажимаете организацию, если вы нарушаете элементарные основы внутрипартийной демократии, если, более того, рабочие-коммунисты не могут выступить открыто, то как вы это назовете». Яковлев не дает ответа, но мы за него ответим: все это называется сталинско-бухаринско-рыковским режимом в партии.

Разговоры сталинцев о демократии не новы для нашей партии. Еще в борьбе с оппозицией 1923 года Политбюро приняло знаменитую резолюцию от 5 декабря, в которой четко и ясно формулировало значение и необходимость партийной демократии. Эта резолюция, принятая под напором усиливающейся оппозиции, так и осталась «манифестом», положенным под сукно, а теперь считается чуть ли не запретным фракционным документом.

Перед XV съездом, начиная борьбу с Ленинградской оппозицией, ЦК выпустил специальное обращение с призывом «решительно развертывать внутрипартийную демократию». Однако единственным проявлением этой демократии был разгром Ленинградской организации.

Разговоры о внутрипартийной демократии продолжаются пятый год. А за это время, по выражению Сталина, «уничтожили внутрипартийную демократию, насадили бюрократизм».

Однако в последнее время лозунг внутрипартийной демократии подменен лицемерными разглагольстованиями о «самокритике».

Партийная демократия означает право массы решать все основные вопросы, стоящие перед партией. Самокритика же сохраняет за массами только право на критику. Решать, исправлять, оценивать эту крикику будет, очевидно, всесильный аппарат.

Самокритика — это шаг назад от партийной демократии. Это ублюдочно-бюрократический лозунг, внешняя «уступка массам» взамен подлинного привлечения масс к руководству партией.

Однако и эта «самокритика» кажется чрезмерной роскошью бюрократам от партбилета. Передовая «Правды» (16 мая) спешит разъяснить, что самокритика требуется конкретная, без всяких обобщений.

Что значит «конкретная критика без обобщений»? Если, например, сказать, что из 16 волостей Смоленского уезда в одиннадцати аппарат совершенно переродился — это будет критика конкретная. А вот сделать отсюда вывод, что плох уком или даже (!!) губком — это уже пахнет обобщением. Не против таких ли обобщений выступает «Правда»?

Или, может быть, разрешается обобщать, но только в масштабе одного уезда или одной губернии — неизвестно. Точнее известно, что вопрос о допустимости того или иного обобщения будет передаваться на усмотрение критикуемых и обобщаемых бюрократов.

Кроме того, известно, что бюрократы и оппортунисты из ЦК партии будут ссылать и сажать в тюрьмы всех, кто попытается «обобщать» бесчисленные «дела» последних лет и месяцев и поискать виновных повыше секретаря губкома.

Но такой «самокритикой» без обобщения нельзя поднимать активность масс, нельзя воспитывать партию.

В платформе большевиков-ленинцев задолго до раскрытия нынешних «дел» указывалось:

«...Официальная борьба с бюрократизмом, не опирающаяся на классовую активность трудящихся и пытающаяся заменить ее усилиями самого аппарата, не дает и не может дать существенных результатов, а во многих случаях даже содействует усилению бюрократизма.

Машина идет не туда, куда требуют интересы рабочих и крестьян».

Орджоникизде[259] счел своим долгом заступиться за бюрократическую машину.

«Соваппарат в наших руках,— заявил он на XV съезде,— он служит нашему социалистическому отечеству, он наш аппарат».

Орджоникидзе прав. Это тот аппарат, который насаждал из года в год ЦК, это тот аппарат, который вырос под крылом ЦКК, исключающий за оппозицию тысячи рабочих-большевиков и объявляющий выговора героям смоленских дел, это тот аппарат, который вырос под прикрытием молотовской теории насчет того, что нельзя [...] [260] приближения рабочих к государству и государства к рабочим, т. к. наше государство уже само по себе рабочее.

Партия призовет к ответу не только стрелочников.

Партия научится обобщающей критике, вопреки Сталину, Молотову и Орджоникидзе, и тогда им придется самим отвечать за тот аппарат, который они насаждали, который они «держали в своих руках», за тот неслыханный режим в партии, при котором возможно длительное существование такого аппарата.

2 июня 1928 г.