Я видел их

С детских лет я люблю бывать в музеях и могу часами находиться среди немых свидетелей прошлого, глядеть на старые вещи и представлять их в той жизни, в которой они когда-то имели значение. В эти минуты они не кажутся немыми, а время даже длиною в тысячу лет представляется не таким уж невообразимо далеким.

Так, однажды подумал я, какого-то моего прародителя ту самую тысячу лет назад крестили и обратили в православие. Если считать его первым, то по прямой линии от отца к сыну я в наши дни могу быть всего лишь где-то сороковым по счету. Все мы, от того первого тысячелетнего и до меня с моим сыном могли бы уместиться в одной комнате. Вот почему время тысячелетней давности мне не кажется далеким, а старые музейные вещи могут много рассказать о том времени и людях, среди которых находились в их повседневной жизни. Нигде, кроме музея, невозможно так ощутить связь времен настоящих с прошедшими. Все это будоражит воображение и движет мысль…

Как-то, проходя по залам вологодского краеведческого музея, в котором когда-то работал и исходил его, как говорится, вдоль и поперек, я остановился у витрин, где выставлены материалы археологических раскопок на реке Модлоне, что течет в древнее озеро Воже. В экспозиции я увидел черепки глиняных сосудов, обломок острозатесанной сваи, орудия труда и охоты из кремня: скребки, топоры, долота, наконечники стрел. Более всего поразили меня предметы из янтаря, шлифованные осколки древних украшений: привесок, пуговиц и колец. Как и откуда появился янтарь здесь, на месте нынешнего вологодского леса еще четыре тысячи лет назад? Ведь родина его известна одна — побережье Балтики.

Заинтересовавшись, я решил узнать о древнем поселении побольше, и в библиотеке нашел работу археолога А. Я. Брюсова «Свайное поселение на реке Модлоне». И вот что я узнал…

…Оказалось, что в этих северных лесах люди жили и в третьем тысячелетии до нашей эры и их места обитания среди археологов известны как поселения «каргопольской культуры». Но поселок на Модлоне отличается от всех других тем, что дома его были построены на сваях. Это открытое поселение поставило перед археологами много вопросов и неразгаданных тайн. И главная из них — почему люди ставили свои дома на сваях в болотистом месте берега, когда рядом было сколько угодно сухих, на которых в той округе жили люди «каргопольских» племен?

А каким образом проделали тысячеверстный путь с балтийских берегов янтарные привески и кольца? Люди поселения меняли на них свои товары? Возможно. А может, они сами пришли сюда на Модлону с берегов Балтики и принесли с собой янтарные украшения?

Тайн много, но несомненно одно: свайные поселенцы — пришлые люди.

Среди археологических находок было донце прялки и несколько семечек льна. Значит, те древние люди знали прядение и ткачество? Конечно, знали, и не это удивляет. Поражает другое: когда семена посеяли в лаборатории, то они проросли. Это было так неправдоподобно, что ученые вначале не поверили археологам.

Через несколько лет, в сентябре 1945 года, в Череповецкой лаборатории семенной инспекции опыт был повторен и семена льна, пролежавшие в глубине земли четыре тысячи лет, вновь дали ростки. Стебель вырос почти в метровую высоту, с боковыми побегами и зелеными листьями! Как же такому не удивляться? Ведь эти семечки льна — современники фараоновых пирамид в Египте.

Так, может и не надо разгадывать все тайны той далекой жизни? Важно, что те люди были, и мы теперь многое знаем о них. Отголоски их бытия дошли до нас через огромную толщу веков. А проросшее семечко льна, как весточка из того далекого времени, как доказательство вечности жизни, как связь между прошлым и нынешним…

Когда же я вновь пришел в музей и остановился у витрин с находками из модлонского раскопа, то я по-другому стал глядеть на эти черепки глиняных горшков с ямочками, кремневые ножи и наконечники стрел, янтарные привески и рыболовные крючки… Все, что когда-то брали в руки древние люди, занимаясь своими делами в домах и на улицах свайного поселка. И мне казалось даже, что я видел тех людей…


…Хозяин проснулся раньше всех еще до солнца, что было для него привычным с тех пор, как стал он главой своего рода.

В хижине было темно. Лишь через узкую щель занавешенного входа пробивалась полоска серого предутреннего света, разрушая полумрак хижины. Хозяин поглядел на спящую рядом жену, на детей, лежащих у другой стены на звериных шкурах, которыми был устлан глиняный пол дома, потянулся, встал и, откинув полог, вышел наружу.

Лохматый пес у входа, узнав Хозяина, стал к нему ласкаться. На воле было намного светлее, и Хозяин привычным взглядом окинул знакомую картину: дома поселения, стоящие в два ряда по краям небольшого, вдающегося в реку болотистого мыса. Все хижины стояли на сваях, с трех сторон омываемые речной водой. Посредине улицы, меж рядами домов, пролегал неширокий бревенчатый настил, к которому от каждой хижины вели узкие мостки. Такие же мостки были проложены и между домами.

Никто из людей поселения не помнил, как пришли на этот мыс их предки и почему они построили дома на сваях. Но так было заведено в роду, и если была нужда строить дом новой семье, место для него выбирали на мелководье, у самого берега мыса. Вон и сейчас торчат из воды у песчаной косы первые сваи новой хижины, которую начали вчера строить мужчины, свободные от охоты.

Дом Хозяина находился в середине поселка. Постояв немного на свежем ветерке, он спустился на бревенчатый настил и пошел вверх по мысу, туда, где за крайними домами начиналась сухая земля и стояли первые деревья большого соснового бора. Здесь, между поселком и лесом, на невысоком холме, огражденный валом камней, стоял врытый в землю шест. На вершине его беле череп женщины — прародительницы и хранительницы поселян.

Каждое утро Хозяин приходил сюда до восхода солнца и совершал поклонение предкам, испрашивая удачи в наступающем дне для всех людей своего рода. Удачи в охоте и рыбной ловле. Больше он не хотел ничего, ибо это было в жизни самым главным.

Когда Хозяин, сопровождаемый псом, возвратился к своей хижине, небо с той стороны, куда текла река, сделалось красным — всходило солнце. Поселок просыпался от недолгого летнего сна. Начинался новый день с его старыми, до мелочей знакомыми заботами.

Поселяне выходили из хижин, пристально глядели на небо и реку: от хорошей погоды многое зависело в наступающем дне. Женщины разводили огонь своих очагов и легкий синий дымок струился из дверей и вился уже над многими домами.

В доме Хозяина тоже все проснулись, и каждый занимался своим делом. Жена сидела у очага и, вращая ладонями тонкую палку, вставленную в ямку небольшой сухой плашки, добывала огонь. Ей помогала старшая дочь, придерживая одной рукой плашку, а в другой держа наготове пучок сухих стружек. Младшая дочь ломала хворост на растопку. Два сына, сидя у порога, готовили охотничьи снасти: один крепил новый кремневый наконечник к дротику, а второй увязывал плетенку для ловли рыбы. Затем он, положив в корзину с ловушкой небольшой камень, зашел со своей снастью в воду у самой хижины, где у сваи, омываемой течением, стояла с вечера поставленная им ловушка. Он опустил в воду и привязал к свае новую ловушку, а старую вытащил и, увидев бьющуюся в ней рыбу, весело закричал, подняв плетенку над головой. Меж домов по всей деревне вынимали из воды верши…

…После утренней еды: свежей рыбы, испеченной на камнях очага, вчерашнего мяса, оставшегося от ужина, люди поселка занялись своими обычными делами.

Часть мужчин, вооруженных охотничьими луками, дротиками, топорами, а то и просто палкой с привязанным к ее концу увесистым камнем собрались у святилища, куда недавно перед восходом солнца приходил Хозяин. Все они, встав на колени перед черепом, молились, прося удачи в охоте. На груди у них поверх рубах висели на нитках каменные фигурки то птицы, то лося. Без них охота не могла быть удачливой.

Сегодня охотники уходили за добычей далеко от поселка. Поблизости вот уже несколько дней не добывали они ничего, кроме бобров да мелких птиц. Поэтому мужчины брали с собой вяленой рыбы и сушеного мяса. У многих были привязаны к поясу дощечки и труты для огня.

Поднявшись с земли, мужчины пошли друг за другом вокруг шеста, что-то крича и размахивая оружием, а затем так друг за другом скрылись за деревьями леса, куда вела широкая и утоптанная тропа.

Для оставшихся жителей поселка дел тоже было много и работы всегда хватало всем.

Вот несколько мужчин, что еще вчера начали строить у самой воды новую хижину, готовятся забивать очередную сваю. Дерево, остро заточенное каменным теслом и с развилкой на другом конце мужчины втыкали в мягкую болотистую землю, всякий раз раскачивая его в стороны и приподнимая над образовавшейся ямой в которую уже набралась вода. А когда руками забивать сваю стало невозможно, они стали ударять по ней большой и широкой плахой, которую поднимали сразу несколько человек. Потом на забитые сваи они положат толстые поперечины, выкладут пол и примутся за стены, бревна для которых уже лежали тут же.

А на другом конце поселка, где у леса берег реки крут и переходит у крайнего дома в песчаную отмель, собрались женщины. Тут издавна люди поселка брали из берега глину для обмазки стен своих домов, пола, плетеных крыш, для устройства очага, и здесь же делали глиняную посуду.

Весь этот берег был изрыт ямами, из которых доставали глину. Ребятишки помогали женщинам и носили глину на небольшую, огороженную камнями площадку, где ее поливали водой и месили ногами. Затем женщина-мастерица брала большой ком хорошо размятой глины и делала в нем рукой глубокую яму, раздвигая стенки все шире и шире, пока, наконец, он не стал похож на горшок. Мокрой рукой женщина гладила бока горшка, пока они не стали чистыми и ровными. Затем она, взяв висевший на поясе небольшой и острый кремешок, стала делать на мягких боках горшка неглубокие, но ровные ямки, располагая их в ряд по кругу. Так она ряд за рядом прошлась по всем бокам горшка и, убедившись, что он стал красивее от этих ямок, покрывающих весь горшок, женщина положила его на плетеный из ветвей щит для просушки…

Недалеко отсюда, на песчаной отмели, толпилась куча ребятишек. Там двое мужчин ловили сетью рыбу. Один заходил в воду, держа в руках конец сети и, сделав захват во всю ее длину, возвращался к берегу. Здесь конец сети принимали ребята повзрослее и помогали мужчинам вытаскивать ее на отмель. И каждый раз, когда в ячейках сети трепыхалась, блестя на солнце, рыбешка, над рекой раздавались радостные крики ребятни…

Дела хватало всем и даже старики не были без работы. У входов многих домов сидели с прялками старухи или плели с помощью деревянного крючка и дощечки ткань для одежды. Старики-мужчины ушли в лес за хворостом и сухими деревьями для очага…

Солнце еще жарко горело высоко в небе, когда в поселке вдруг услышали крики со стороны леса, а потом увидели выбежавших из-за деревьев стариков, размахивающих руками.

Тревога передалась и всем обитателям поселка. Взял топор и спустился на мостки Хозяин. Мужчины, строящие дом, тоже похватали топоры и вышли на мостки посредине поселка. Женщины и дети столпились позади них. Но тревога оказалась напрасной: оглашая лес громкими возгласами, в поселок возвращались охотники. Сегодняшний день оказался для них неожиданно удачным. Молодого оленя загнали в ловчую яму не слишком далеко от поселения.

Тревога в поселке сменилась всеобщей радостью и ликованием, когда из леса вышли охотники, несущие на длинных шестах большую тушу оленя. Удачная охота для обитателей поселка всегда была праздником, и он начинался именно с этого момента.

Охотники положили оленя у большого общего очага. Затем они отделили рога, передали их хозяину и все обитатели деревни пошли с ним к святилищу с черепом на шесте. Хозяин положил рога оленя у подножья шеста, шепча слова благодарности Матери-прародительнице и хранительнице рода.

Потом все вернулись к очагу и мужчины начали свежевать тушу оленя кремневыми острыми ножами.

Жарко пылал костер. Мужчины, возбужденно размахивая руками, рассказывали всем об охоте. Все обитатели деревни, от мала до велика, собрались у общего очага. До самого захода солнца будет сегодня праздник…

Загрузка...