Злата
Поговорив с Беляевым, Павел отдаёт телефон мне.
— Сейчас придёт фотография, посмотри, он это или нет.
С замиранием сердца открываю мессенджер.
Вижу, как следователь отправляет файл.
Смотрю на фото и…
— Да, это он, точно он!
Девочки окружают меня, тоже смотрят в телефон.
— У, какой злючий, — говорит Ариша, — и лицо такое неплиятное, так и просит холодца.
— Точно, — кивает Рита, — ему бы терапию кусем, желательно, недельный курс!
Павел поднимается со стула.
— Устроим негодяю и холодец, и кусь живительный, и песню споём о том, как плохо поджигать магазины.
Девочки сразу оживляются.
— Мы такую песню не знаем, папа. Ты без нес её разучивал? Или… или у тебя есть группа на стороне?
— Нет, — усмехается Павел, — в моём сердце навеки лишь поющие колготы… ну и Джесси, которая воет на соседскую дрель.
— Это называется коллаба, папа, — подмигивает Рита.
Павел гладит её по голове.
— Ну ладно, коллабы в сандалиях, я прокачусь до отделения, попробуем вывести этого мерзавца на чистую воду. Как только появятся новости, сразу сообщу.
Я киваю, предлагаю:
— Пусть девочки пока останутся со мной. Вместе веселее, я от скуки уже сама скоро петь начну.
Ариша тут же оживляется:
— Не пележивай, мам, с нами не соскучишься. Поиглаем с тобой в Мавзолей! Ты будешь спать, а мы будем тебя охланять, как солдаты.
— Да вы же мои защитницы, — смеюсь в ответ, обнимаю обеих.
Павлу дочки наказывают:
— Давай там постложе с этим злодеем, пап. Сначала кнут ему покажи, потом пляник, потом холодец, а потом фото из пасполта дяди Валеры, злодей вмиг ласколется!
— Так и поступлю, — отвечает Павел, уже идёт к выходу.
Но девчонки его снова останавливают.
— А поцеловать? Мущщина, ну что за манеры!
Павел смеётся, целует в лоб девочек.
Последней целует меня…
Но дарит самый нежный и самый тёплый поцелуй.
— Всё, я домой за телефоном, потом в отделение.
Девочки провожают его внимательными взглядами.
И сразу же забираются ко мне на кровать.
— Ну холоший мущщина, хоть куда, — заключает Ариша, — папа из него выйдет – во, — показывает большой палец.
— Но надо воспитывать, конечно, — вздыхает Рита, — сил потлатить немало… сегодня вот проснулся и даже комплиментики нам не сказал… можно сказать, всё, день пложит зря! Опять же к работе своей очень пливязан, всё время о ней говорит! А должен к семье быть привязан, о нам говорить, понимаешь.
Я смеюсь, прижимаю к себе маленьких бандиток.
— Вы бы видели, как ваш папа был раньше, не хулиган, а настоящий гангстер, все в округе его боялись.
— Ого, — тут же потирает руки Ариша, — а расскажи про папу больше, каким он был в молодости?
— Тоже в банде колготок состоял? — с невинным видом спрашивает Рита. — Или они из тех, кто колготы только на голову надевал?
Я только смеюсь, представив Пашу в колготках на голове.
Сразу вспоминается монолог какого-то юмориста из старого новогоднего шоу, где он кого-то посылал и поздравлял с новым годом.
— Насчёт первого не уверена, а по второму… вполне возможно.
В памяти сразу всплывают образы прошлого, картинки сменяются ярким калейдоскопом: наши первые свидания, море огромных красивых букетов, приятные вечера и страстные ночи…
А ещё первые потасовки с уличными бандами, первые погони…
И первое покушение на меня и Пашу.
— Папа ваш был отчаянным на всю голову, — вздыхаю я, — но очень благородным и… никогда не бросал девушек в беде. Правда, иногда он сам эти беды и создавал.
— Ого, — изумляется Рита, — сумасощедщий! А папа за тебя хоть раз длался с длугими бандитами?
— Было дело…
Если честно, очень не хочется вспоминать эту историю.
Кажется, в тот раз всё закончилось больницей, правда, не для Паши.
— Когда мы с вашим папой встречались уже несколько месяцев… ко мне начал приставать один нехороший человек… фамилия у него была Казаченко… противный, наглый и страшный…
Настоящий чёрт, как говорил про него сам Паша.
— Этот Казаченко, как он сам сказал, влюбился в меня по уши, и ему было неважно, что я в отношениях, он хотел похитить меня из города и увезти куда-то в горы, к себе в аул, где у него был целый гарем из жён. Однажды он меня чуть во дворе не забрал, я с большим трудом сбежала!
Девчонки слушают, затаив дыхание, но в этот момент Ариша не выдерживает, говорит возмущённо:
— Вот же негодяй… такого не холодцом… его надо сильнее наказывать… заставлять одеяло в пододеяльник заплавлять целый год.
— Согласна, — киваю я, — в общем, я рассказала вашему папе о том, что случилось, он был в ярости… вызвал Казаченко на бой, тот, конечно, перетрусил, привёл толпу людей, но ваш папа и его друзья побили эту толпу. А Паша так навалял Казаченко, что он потом неделю лечился в больнице, а сразу после уехал из города к себе в аул и больше не возвращался.
Девочки, внимательно выслушав, вдруг спрашивают:
— Мам, а ты не думаешь, что этот Казаченко мог так лазозлиться на тебя и на папу, что захотел поджечь магазин?
Я даже теряюсь на секунду.
Совсем не думала про это…
— Он мог разозлиться, но не стал бы ждать так долго…
Меня прерывает стук в дверь.
— Можно? — слышу знакомый голос.
Девочки оборачивается, как по команде.
— Заходите, если с подалками!
Дверь открывается, и в палату заглядывает…
Сабуров
Быстро заглядываю домой, забираю телефон.
Почти разряжен…
В машине ставлю на зарядку, как только включается, пишу Злате, что я на связи и еду в полицию.
По пути замечаю какой-то листок под сидением, поднимаю его.
Читаю неровно выведенные слова:
«Па от бондиток…»
И рисунок двух девочек в колготах.
Одна с мороженым, другая с микрофоном.
У меня внутри всё тепло наполняется от этого рисунка.
Казалось бы, такой простой, но такой добрый…
Чёрт, как узнал о детях, стал совсем сентиментальным!
В отделении меня встречает сам Беляев, хмурый и сонный.
— Чем порадуешь меня, старик?
— Тем, что этот чёрт беглый нам все нервы истрепал. Уже два часа его допрашивает, никак не колется.
— А что говорит вообще?
— Одно и то же по кругу. Мол, ничего не знаю. Перевели деньги, посредник дал машину, сказал, куда кинуть, и больше на связь не выходил…
Поднимаемся на второй этаж, проходим в допросную комнату.
Смотрю через стекло на задержанного.
Ничем непримечательный дядя, чуть подкачанный, не более.
Выглядит спокойным, совсем не нервничает.
Пытаюсь вспомнить, видел ли его раньше?
Нет, кажется, не пересекались.
— Имя называть отказывается. Говорит, что нет имени. Только номер свой назвал. Сорок второй.
Мне это тоже ни о чём не говорит.
Где-то слышал, что у наёмников, которые работают на местную диаспору, есть свои номера, но, к счастью, никогда не сталкивался с этими наёмниками и самой диаспорой.
С криминальным прошлым завязал, как переехал сюда.
— А что насчёт посредника? Может описывал его? Или имя и фамилию говорил… может, позывной?
— Описал, да, — вздыхает Беляев, поднимает из кипы бумаг карточку, — но это такое лицо, что ни на кого не похоже.
Присматриваюсь.
И в самом деле, обычный стандартный фоторобот, никаких примет.
Даже не уверен, что этот человек существует на самом деле.
Похоже, мерзавец и в самом деле тянет время, водит полицию за нос.
— Ещё фото нашли у ублюдка в телефоне, — Беляев достаёт другую распечатку, — хрен его знает, кто это такой, человека на фото не особо видно, чуть размыто… в полоборота. Наш дружок даже удалил фото с телефона, но забыл почистить его с облачного хранилища. Посмотри…
Беру фото в руки.
И в самом деле, качество так себе.
Лица совсем не видно.
А вот фигура, одежда… где-то это я уже видел её.
Совсем недавно…
Присматриваюсь.
И выдыхаю изумлённо.
— Вашу мать, это же дядя Валера!
***
Как думаете, причастен «весёлый сосед» к поджогу магазина?
Узнаем совсем скоро, всем приятных выходных!
Продолжение следует…