Аристократ представляет

Глава 18

У выхода из телестудии меня ждал мужик в идеальном костюмчике. Он представился фамилией Боровинских. И сообщил, что является представителем моих деловых спонсоров. И якобы все мои деловые партеры решили отказаться от меня.

— Вы знаете, я думал узнать ваше местоположение через СТБ, но оказалось, что вы у всех на виду.

— Я не даю интервью, обратитесь к моему секретарю.

— Я по другому поводу. Я представитель ваших спонсоров.

— Интересно и откуда у моих спонсоров представитель?

Настроение у него было деловое. Он прямо лучился своей успешностью.

Но я конечно должен был начать со звонка.

— Слушаю, — отозвалась Нина Петровна

— Привет, у меня тут за столом сидит некий хрен, которого зовут кажется Боровинских, чего он тут делает?

— Он из минкульта подбивает твоих инвесторов перебежать на сторону губера. Учти! Учти, слышишь! Ни один из наших к ним не перебрался.

— Спасибо тебе, моя дорогая. — За эту информацию я был очень ей благодарен.

— Ты уж перетерпи этого хрена. Он привез тебе предложение.

— Еще одно?

— Еще одно.

Судя по тону предложений самой Нине было сделано уже столько, что она со счета сбилась.

Я нажал отбой. Понятно.

— Ваших звонков и бесед становится ОЧЕНЬ много. — Сказал я собеседнику.

Да, общение со мной противников в высшей власти очень интенсивное. Все хотят меня уговорить. Нужно ли говорить, сколько попыток поговорить было отклонено? Вполне возможно у них там негласное соревнование — кто уговорит Ионова. Все понимают, что человек влияющий на Ионова будет иметь большое будущее.

— Что же вы лжете-то? — укорил я.

— Вы всегда так непосредственны? — недовольно ответил Боровинских. Его лоск успешности был сбит. — Я вообще-то здесь для того, чтобы поздравить вас — ваша работа идет… Но она может пойти лучше при условии…

— В вашей мечте, в которой вы лишаете меня всех денег… Слушайте, у меня этих разговоров о уступках, сдаче интересов было в последнее время очень много, вы мне ничего нового не скажете.

— А чем это не реально? Неужели вы, хоть и талантливый молодой человек, сможете переиграть тех, у кого есть власть? У меня для вас хорошее предложение. Что еще более важно, оно мирное.

Потом он сказал, что государство должно быть заинтересовано в хорошем кинематографе. Что тут такого, чтобы снимать как на Западе?

— Про гопников, встречающих инопланетян в Чертаново? Или про оператора на Великой Отечественной, который тащит стул фрицам, чтобы на них усадить господ? Где НКВД-шники больные упыри?

— А что, НКВД не убивало?

— Убивали люди. А НКВД — это наша история. Если у вас все — вон выход. — Вспылил я.

— Многие уже хорошо знают, что есть комитет по цензуре и что требуется пройти лицензирование. Вы же понимаете, что государство может запретить фильм, если он оказывается оскорбительным… Ну или просто не выдать прокатного удостоверения.

Угроза понятная. Вообще удивительно, что губернатор еще не начал запрещать наши фильмы. У меня такое ощущение, что это может скоро случиться.

Я подозреваю, что причиной была боязнь народа. Я успел закрепиться в головах у людей, как известный киношник.

— Но давайте к делу. У вас ограниченный ресурс. Нельзя все время снимать фильмы и не интересоваться мнением зрителей.

— Каких-то определенных зрителей? — Уточнил я.

— Очень определенных. Поверьте мне, ваш кредит доверия уже почти исчерпан. Я специально приехал к вам из Москвы.

— А это хорошая практика. Ездить в Мамонт, где действительно ведутся дела и есть активность.

— Боюсь вам придется распространять свои фильмы через торренты и заработка не будет…

— Ну посмотрим. — я развел руками…

— К тому же вас ждут неприятности другого рода. Мое предложение — альтернатива вашим будущим неприятностям. Нужно, чтобы это вы хорошо понимали.

Я представил себя в качестве послушного продюсера. И как я уже вынужден снимать про гей–пару например. Про их любофь и остальные чмоки-чмоки.

— Передай своему хозяину, что со мной лучше не шутить.

Я не собирался выслушивать его предложение. Он сложил руки лодочкой и подался, уперевшись локтями в стол:

— Я представляю довольно могущественного человека, на сделку с которым пошли все, вы понимаете? Все. Или еще пойдут. Ваш клуб очень ограничен. И если вы вдруг пропадете, что от них останется? Этот человек, не буду бросаться словами, но все же владелец почти всего, что есть на планете Земля. Вы уверены, что резонно идти ему поперек?

— Слушайте, — что–то мне подумалось, что я слишком легко с ним соглашаюсь. — Как вы можете представлять какого–то олигарха, когда вы работаете на государство? У вас же должность в минкульте!

Он покачал головой:

— Вы уже знаете, что в арсенале его методов есть довольно неприятные. Вы же думаете, что хозяин забыл, как вы его чуть не убили?

— О, вы и это знаете?

— Послушайте. Пришло время мира. Хозяин — аристократ; и вы — аристократ. Давайте договоримся. Мне очень хочется, чтобы вы стали сотрудничать.

— Я знаю, как вы обходитесь с аристократами. Помните такого короля Эдуарда? Он приехал на прием 18 марта 979 года, а слуга, которого проинструктировали аристократические особы, вроде Беккера, всадил ему нож в сердце. Он сидел на коне, конь понес, король застрял ногой в стремени. Когда конь остановился король Эдуард был мертв. А что вам не нравится? Вы же должны почитать ваших царственных хозяев. Вот и почитайте убийц. Это все сделали его дальние родственники, можете глянуть на фамильное древо. Тогда они еще не успели набрать вес, они тогда только начинали. Пора останавливать Беккера давно пришла.

— Вы пересказываете ваш фильм?

— Королю Эдуарду было 16 лет. А такой как ты прислужка его убил. Я бы с удовольствием стял бы такой фильм. Почему-то ваш мейнстримовый кинематограф не замечает таких историй.

— Вы горько пожалеете. И не говорите, что я не предупреждал.

Когда он ушел из-за соседнего столика послышался приятный голос:

— Я всегда говорил. Что авторское право и лицензия — это хомут для художника.

Это проговорил молодой мужчина лет 25. Он вальяжно сидел в кресле.

Увидев, что привлек наше внимание он пересел ко мне:

— Илья Беседин, — представился он.

— Так, — как бы продолжая разговор в бюрократическом ключе министерства заговорил я. — А ваше дело в чем заключается, молодой человек?

— Я юрист, могу предложить свои услуги. Могу даже работать с информационными ресурсами. Вас не закрыли, но я чувствую, что они очень этого хотят. — Сказал он намекая на то, что сейчас слышал. — Мы с вами ходим в одно кафе. Я видел вас раньше. Очень хочу посмотреть ваши фильмы. Услышал о вас по радио. Мне очень понравилось то, что вы задумали. Очень свежо, не обременено миллионами клише голливуда и деньгами министерств… Так, что я предлагаю вам сотрудничество.

— Ну что ж юрист нам не помешает…

Юра уже неделю жил у согруппников в общаге. Позвал и меня. Там нашлась целая незанятая комната на двоих. Пришлось все-таки жить с этим балбесом. В свои комнаты мы вернуться боялись. Скорее всего там нашпиговано все системами наблюдения. Можно, конечно, все загасить, но я не уверен, что они не придумают что-то новое. Да, мы легко подменяли видео в уличных камерах. Но учитывая то, что Евгений был раскрыт, возвращаться в свои комнаты было рискованно.

Маленький телевизор бубнил что-то в углу. Окно, которое никто не умел открывать кроме Юрки было открыто. На полу всюду валялись фантики, газеты, обертки, посуда, составленная на табуретке чернела немытостью. Везде, куда ни глянь — бардак. Книги вперемежку с газетами громоздились на подоконниках и стульях, рискуя упасть. В довершение на столе стоял почти съеденный арбуз. Сам он был одет в какой–то домашний балахон.

— Ты что хотел? — трескучим голосом задал он вопрос, закурил и пустил облако дыма.

— Ты чего ушел? Пойдем.

Он ушел из нашей комнаты, пошел к друзьям.

— Не видишь? Здесь праздник. А у нас там грустно. Ничего нельзя веселого сделать. Командир против.

Вопрос повис. Нами была взята невероятно драматическая пауза в тишину которой ворвался политик, довольно характерный — причмокивающий, шевелящий ушами и говорящий глухо.

— Он просится, чтобы его показали… — проговорил я задумчиво.

— А чего тут показывать? — Он отвел в сторону сигарету, сморщил лоб, вдавил голову в плечи и легко повторил за политиком: — Аляска должна войти в состав Российской федерации. Это подтверждают все кому не лень, не будь я на то Борисом Жруцким. Они должны выстраивать мирную экономику, делать успехи не смотря на санкции. — Практически без перехода он вернул себе прежний вид и отрезал: — Не пойду.

— Чем вы здесь занимались?

— Юбилей у кого-то был.

Дело в том, что наше совместное проживание было не таким простым. Двум сверхчеловекам тесно вместе. Дело в том, что при близком проживании у нас началось ментальное взаимопроникновение. Я сразу справился у Эйта, что это за процесс. Похихикав он ответил, что я читаю душу Юрки. Ну раз Эйт считает, что это называется чтением души, пусть так и будет.

— Скажи спасибо, что вам есть, что читать.

— Кому «спасибо»?

— Дэну этому вашему, конечно.

В какой реальности это чтение происходило, я не знаю. Знаю, что я это все очень сильно почувствовал. Очень яркие моменты я видел как набор фотографий, наиболее подробно показывающих явление из его жизни. Я увидел,что его фактически бросает мать и уезжает с новым хахалем в Питер. Он как не нужный ребенок был отправлен в Париж к каким-то родственникам. Эта ненужность в Юрке была незаживающей раной. В Питере он не вылазил с тусовок, курил, пил, шалил. Переделка, которую сделал с ним (как и со мной) Дэн ему понравилась. Но он не хотел, чтобы я знал, что новая форма существования ему нравится. Хотел от меня это скрыть, ворчать, быть недовольным, бить на жалость. Пунктиком у него только было то, что у него плоть была теперь искусственной на 60%. В то время, как у меня — на 40%… Из-за этого он считал себя уродом, недочеловеком.

Вся эта информация проходила на фоне его сексуальных «предпочтений», увлечений девчонками, порнухи. А куда это девать? Все эти подробности не были просто картинками, они были живыми ощущениями. Смущало все это, конечно. Надо тренироваться отгораживаться от этого. В том, что это пока не получалось и была проблема. Ладно, порнуха, я видел нечто более худшее. Пустота, отсутствие понимающих друзей. У него это внутри как пустыня. Еще могу добавить, что внутри у него сидел чистый, честный, наивный подросток. Что собственно было понятно без всяких загялдываний в душу.

Он видно тоже что-то увидел, не знаю, что. Но наши отношения стали напряженными. И при любой возможности он пытался улизнуть. И по-возможности вести низкий образ жизни. Вот как сейчас — распитной, укуренный, в грязи…

Он вдруг сказал:

— Надо при встрече рассказать Вике все, что у тебя было до нее!

— Не смей! — разозлился я. Он заулыбался. И я тоже не смог сдержать улыбки. Я сразу оттаял. Шутит, шельмец. — На тебя же не действует вся эта укурка.

— Если я хочу, то действует.

— Я Вике все постепенно итак рассказываю. Тем более, она как и ты — пожирает меня своими загребущими глазами. И сама о всем догадывается.

Юрка курнул и заявил:

— Знаешь, что я тебе скажу? Ты очень и очень старый.

— Тоже мне новость!

Я сразу понял, что он имеет ввиду. «Надо быть хорошим», «чистить зубы каждое утро», «если взял пользоваться, верни на место», «делай домашнее задание», «что такое хорошо, что такое плохо»…

Я требовательно протянул руку. Это был рискованный шаг. Если бы он не ответил, я бы потерял лицо.

Он взялся за мою ладонь и поднялся качаясь.

— Между прочим, я про тебя все знаю.

— Ну и что? Кто запрещает?

— Такие вещи не рассказывают… Про шизанутость, например.

Это он имел ввиду то, что я наблюдался у психиатра с биполярочкой.

— Дэн меня сильно изменил, я даже думать забыл про это. У тебя ведь тоже много изменилось?

— Ага.

— Что тут такого? Ну переспал с проституткой. Ну. Я же не убил.

— Возможно ты себя полностью не знаешь.

— ОК. Ты мне подскажешь.

Я видел, что его больше всего интересует, что увидел я. Возможно, это больше всего и пугало. Возможно, если человека узнать слишком близко, то есть риск испортить отношения. Ругаются обычно очень близкие люди. Но, блин, Юрка — на сегодняшний день, вся моя родня. Родня в прямом смысле этого слова — искусственный материал его и моей плоти был идентичный! Братья, блин…

На дворе уже стояла ночь с субботы на воскресенье. Юрка (тоже) стоял в комнате, оглядываясь на беспорядок. Морщился. Как будто видел его в первый раз.

— Такое ощущение, что я с тобой переспал. — Сказал я когда меня снова ударила волна Юркиных предпочтений. Надо это как-то контролировать…

— Вот давай только без этого! — скривился он и махнул рукой.

Да уж понятно, — подумал я. А вслух ревниво спросил:

— Ты мне изменял? Отвечай.

И мы заржали аки лошади.

— Ну, ты идешь? — спросил он меня продолжая стоять посреди студенческого беспорядка, как будто мы о чем-то договаривались. Может память меня подводит? Была речь, что мы куда-то идем?

— Куда?

— Туда.

— Ты же не хотел.

— Это раньше, сейчас хочу.

У нас кажется, все наладилось. Трудно терпеть такую категорическую открытость души другого человека, но можно. Человек ко всему привыкает.

В следующую минуту мне пришлось уже его догонять. По пути к нам пристали еще трое. Это те, кто не уехал домой на выходные.

Юра нравился всем, был популярен и при этом имел удивительно спокойный и рассудительный нрав. Было видно, что он привык к постоянному обществу, каждый желал переброситься с ним словом. Как рыба в воде — шутки, доверительное общение, подколы. Все в его рассудительной манере. Все хотели с ним дружить. Все хотели на него смотреть. А девчонки вились вокруг него не переставая. Это называется «статус». Никто не знал что намешано у него внутри. Кроме меня, разумеется.

Машина у меня теперь была семерка — древняя, древняя, я ощущал себя третьим классом. Вот если бы у нас были касты, то я был бы в самой низшей!

Время было позднее. Мы пешком отправились прямо по проезжей части, к центру. Машины практически не ездили.

Далее мы напоролись на девчонок. Нас становилось все больше. Все стали оживленно разговаривать и радоваться встрече. Одна, ее звали Настя, даже уделила мне долгий говорящий взгляд.

«Я еще пользуюсь популярностью» — самовлюбленно подумал я. А вообще-то моя королева Вика. У нее реально самодержавный вид и манеры. И она мне бесконечно нравится. Мой небольшой опыт, но все же опыт, говорил мне, что случайные люди парой не становятся. Мы как выточенные детальки друг для друга, которые идеально подходят друг к другу… Ох, я правда старый. Когда мне подмигивает молодая блондинка, я вспоминаю про жену. Ну вот так, что сделаешь?

Потом мы долго препирались куда идти. На что я резонно заметил, что все уже закрыто, ибо первый час ночи.

Вспомнили про круглосуточный магазин напротив Дворца Железнодорожников. Кажется «Зеленый».

— Затаримся и идем прямо на Площадь! Орать в окна мэру.

Мне нравилась эта идея.

И вот всей своей массой мы отправились по ночной улице.

Мы были шумными и не единственными в магазине. Кроме того продавцы почему-то сразу отнеслись к нам с подозрением. Выбирали в основном пиво, выбирали все. А расплачиваться, предполагалось, будем мы с Юрой. Как самые богатые.

Однако ни он ни я не успели сказать на кассе ни слова — двое остальных парней — Гриша и Алексей повздорили с продавцом. Далее произошло совсем быстро.

Гриша, наш студент, вынул из кармана пневматический пистолет и стал им размахивать, упиваясь собственным превосходством. Продавец — горячий кавказец достал ружье. Но размахивать не стал. Просто выстрелил. К счастью ни в кого не попал.

Люди ринулись к выходу. Но он неожиданно оказался закрыт. Когда мы взглянули на прилавок — не было и продавца. Кажется, это было самое время для паники. Девчонки завизжали.

Прошло буквально четыре минуты, пока мы пытались сдержать панику и прийти в себя. По витрине которая перегораживал окна наружу забегали красно–синие огни. Хозяин забегаловки показывал и рассказывал что-то полицейским. Подозреваю, не самое лучшее про нас.

— Идем, — сказал я своим. И мы побежали по внутренним комнатам магазина. Пришлось одну дверь выставить, свалить корзины с помидорами и тюки с крупой. С Юрой мы действовали на удивление слажено, как будто всегда работали в группе захвата. Мы оказались на улице. И сразу дали деру. В ту сторону, чтобы подальше от скопления полицейских машин. Однако нам не повезло — навстречу ехала еще одна. Они-то нас и повязали.

В обезьяннике мы от силы просидели час. Полный полицейский дожевывая рулет или пончик открыл решетку и провозгласил:

— Ионов и Литвинов. На выход.

— А мы? — завопили остальные студенты.

— Придержи штаны, — в рифму ответил капитан.

Он привел нас в кабинет с видавшими видами столом и шкафом и заявил:

— Вы свободны. Ни у кого никаких претензий к вам нету…. Вы можете идти.

Мы стояли в недоумении и это читалось по нашим лицам:

— Мы разобрались кто вы такие. И в знак симпатии к вашей работе отпускаем вас.

— А студенты?

— Студентам полезнее немного посидеть у нас. До утра. Так безопаснее для них же самих.

Мы продолжили гулять. Теперь за нас никто не цеплялся. Долгожданный покой. Однако, тревожные мысли не покидали.

Картина такая. Некий проныра стянул на себя кинобизнес, умыкнул целый Автокомп для этого. Ну то есть я. Все так или иначе значимые проекты должны были проходить через губернатора, но мой не проходил. Проект выходил на заданные мощности. Министерство Обороны молчало, большие дяди молчали, не молчали только за океаном. Оттуда требовали немедленно покончить с этим пронырой. Да и сам губернатор этого хотел.

Не молчали только переговорщики, которые хотели склонить нас с поражению.

— Инвестиций все меньше. Контроля Автокомпов все меньше. Нас вытесняют с рынков. Я помню, какими железными усилиями они завоевывались. А теперь их сдают за какие-то плюшки.

— Это реамба.

Я понял, что он хотел сказать — он объединил два слова «реальность» и «амба».

— Они не остановятся.

— Согласен, они столетиями правили, а теперь они вдруг раз и отойдут в сторону. Нет, конечно. Отправь Вику с ребенком подальше.

— Она не хочет. Прячу пока, где только можно.

— Вот так мы сейчас все. Скрываемся. Прям как революционеры.

У меня возникло ощущение, что кто-то следит за нами. Понятное дело, такие ощущения не возникают сами собой. Я стал озираться, но засечь никого не удавалось.

— Я люблю гулять ночью. — Сказал Юрка.

Ну тут я спорить не стал. Я сам любил ночную тишину и прохладу над асфальтированными трассами, и площадями. Среди гор-высоток.

Мы прошли через парк, подышав озоном, которые производили сосны и услышав призывные звуки дискача, и вышли на большую центральную площадь сверху, со стороны Драмтеатра.

Решение пришло мгновенно. Я легко перемахнул через бетонный забор. За ним строительство выглядело аккуратно. Все же центр города и правительственное здание.

Юрка запрыгнул за мной.

— Мы что, идем в администрацию?

— Навестим губернатора.

Пользуясь тем, что шел ремонт мы залезли в здание и первым делом поинтересовались что делает охранник. Мы выглядывали из коридора, вели себя как мышки. А с охранником нам повезло. Он смотрел футбол. Футбол в Мамонте довели до какого-то абсолюта. Каждый день происходили матчи, которые транслировались по ТВ. Юрка кивнул в смысле: «ну что? Рискнем?» Я пожал плечами до конца не будучи уверенным, что охранник все же не оторвется от футбола и не засечет нас. Так что да, рискуем. Наше дело выгорит, если мы будем действовать быстро.

Нам повезло, нас не обнаружили.

Некоторое время ходили по коридорам. Пока наконец не нашли табличку «Синица. Заместитель губернатора». Табличка была приколочена к солидной двери.

Вдвоем взломали дверь. Я принялся рыться в бумагах на столе. А Юрка оказался умнее.

— Сомневаюсь, что на его рабочем столе можно найти что-то интересное. Самое ценное, что есть на столе чиновника — это пароль от облачного хранилища в его компе.

Юра включил компьютер и вскоре уже потрошил сетевое хранилище. Вы хотели порнуху с Синицей? А она была.

На центральной площади города еще имелся один памятник Ленину. Он был наследством города Ярцевска, когда Мамонт еще был Ярцевском. Местный Ленин был задумчив.

На его руку мы повесили пиджак Синицы, а под ноги Ленина — его вещи.

На экранах города же началась циклическая трансляция обнаруженных в облаке компрометирующих видео.

Такой привет.

Наконец-то я обратил внимание на красоту центральной площади. Все особенно высокие небоскребы росли ввысь отсюда. Мощные портики, изобретательная подсветка — все в темном камне, сияло и переливалось. Подсветкой никого не удивишь, тут я мог удивляться только совокупному виду благолепия, возвышенного, модернового, технологичного и традиционного, вперемежку с участками парка с красивыми деревьями — и все это на огромной площади. «На холмах». Да В целом все выглядело причесанным, ухоженным и столичным. А еще я увидел это.

— Что? — он понял, хотя я даже не сказал в слух.

И я показал ему рукой. Он всматривался с минуту. А потом наконец увидел:

— Это камбот.

— Чего?

— Дрон с камерой.

— Что он делает?

— Кажется за нами следит.

Никакой информации Тень мне не предоставил. Мы видели его только визуально.

Юрка скривил гримасу по направлению к камботу. Мы контролировали отчет о видео с камер наблюдения, в изобилии расставленных на улице. Мы их мягко гасили, чтобы нас не видели. Это прилетело именно по этой причине. Служба безопасности все же хотела глянуть на охраняемую территорию. Появились и несколько патрульных групп. Они выходили, осматривались и не видели никаких проблем. Отдых вокруг тек чинно, мирно, ярко и красиво…

А я непринужденно вырвал прут из строительной плиты и как метатель копья на олимпийских играх метнул его в устройство висящее над землей. И попал. Кабот сверкнул искрами, завертелся и пошел камнем вниз, при этом он стал старательно заворачивать к строительной площадке, огороженной у Администрации.

Бах! Мы услышали, как оно шмякнулось. И побежали к забору. За которым оно теперь находилось.

Мы забрались на забор и заглянули внутрь.

На поверженный камбот уже напали роботы-мусорщики и принялись курочить его.