Януш. Я выбрал бы науку. Если бы ты мне сказала: с завтрашнего дня ты должен выбрать что-то одно, то я выбрал бы науку, и не из-за привязанности, такой, какой бывает привязанность к жене, или уважение к ней. Просто если бы я поделил свое рабочее время, то стало бы очевидно, что три четверти его я посвящаю науке и лишь одну четверть — литературе. И делаю я это не потому, что чувствую себя ответственным, а потому,что наука доставляет мне огромную радость при решении проблем, написании новых алгоритмов и новых программ. Я бы сказал, что и реализуюсь в ней на эти самые три четверти.
Дорота. Поэтому перейдем к несколько другой теме, которая, однако, связана с твоим творчеством. Расскажи подробнее о своей чувствительности, о том, как ты воспринимаешь мир. Тебя часто упрекают в том, что в твоем характере много женских черт.
Януш. Я переживаю мир очень по-женски, часто бываю растроганным. Даже когда читаю газеты, я вылавливаю те фрагменты, которые мои коллеги пропускают. В то же время я решительно не мог бы сказать, откуда это берется. Я знаю психику женщины лишь теоретически, поскольку очень много читал об этом — и Юнга, и Фрейда, и всех, кто писал и сосредоточенно размышлял о женской психике, но, возможно, у меня есть свойственная главным образом именно женщинам способность сочувствовать и сопереживать.
Дорота. Ты феминист?
Януш. Да, я мужчина-феминист. И не скрываю этого. Дискутируя с Малгожатой Домагалик, которая тоже признается в своих феминистских взглядах, я сказал, что разница между нами состоит только в том, что я не хожу к гинекологу, а она ходит. Хотя и это неправда,
потому что в связи с работой над книгой «Любовница» я побывал однажды у гинеколога, так что, может, лучше сказать — не хожу, но однажды был у гинеколога, чтобы побеседовать с ним. Как я уже говорил, мне бы хотелось, чтобы миром правили женщины. Считаю, что он был бы лучше, потому что женщины не рассматривают мир лишь в контексте борьбы интересов и могут подходить к своим решениям эмпатически. Я это вижу на бизнес-встречах в моей фирме — появляющаяся на них женщина вносит определенное спокойствие. Все присутствующие на встрече мужчины, если у них нет, конечно, каких-нибудь навязчивых идей на почве власти, хотят эту женщину очаровать. Покрасоваться перед ней, и ведут себя совершенно иначе, не обязательно хотят быть правыми. Если же на собрании присутствуют только мужчины, то оно превращается из Ьгтпз{:огтт§ в то, что я называю Ыате${огтт§, то есть поиски наилучших решений перерождаются в поиски виновных, а значит, в необузданное желание добиться своей правоты. Если что-то не складывается — а такова жизнь, таковы модели в науке, таковы проекты, что порой что-то не получается, — то они непременно хотят найти виновного. Женщины же во время подобных встреч ищут не виновного, а возможность решения проблемы. Я всегда привожу в этом случае пример, касающийся моей фирмы. У меня было много директоров, фирма переходила из рук в руки, и бюро, в котором я работаю во Франкфурте, попало в руки американцев и находилось в очень скверной финансовой ситуации. И тогда корпорация назначила директором женщину. Женщину очень зрелую, в возрасте шестидесяти трех лет, то есть перед самым выходом на пенсию. Эта женщина, не желая оставлять свою семью, решила летать из Сан-Франциско во Франкфурт каждые две недели, чтобы спасать нашу фирму.
Дорота. И спасла?
Януш. Прежде всего она добилась, чтобы мы перестали работать себе в убыток. Она очень сильно изменила наше бюро, но при этом никого не уволила. Единственная из всех директоров, на протяжении двадцати одного года работавших в этой фирме, она могла в пятницу вечером пройти по комнатам и, придя, например, ко мне, спросить: «Януш, а дома тебя никто не ждет?» Хотя мой ранний уход домой не был ни в ее интересах, ни в интересах фирмы. Ни один другой шеф никогда ни на что подобное не решался, хотя среди них были и те, которые тоже задерживались в офисе фирмы до 22.00. Меня это до сих пор трогает. Тогда я впервые задал себе вопрос, действительно ли кто-то меня ждет, и отдал себе отчет в том, что между домом и работой непременно должна существовать граница. Будучи феминистом, я понимаю, что существует явление так называемого стеклянного потолка. Оно заключается в том, что ты сидишь в бюро и видишь сквозь стеклянный потолок всех этих шефов, всю их некомпетентность в управлении компанией и отлично знаешь, что именно ты должна быть там, наверху, и что это не так только потому, что ты женщина.
Дорога. О чем ты подумал, услышав, что в Польше создается Партия женщин?
Януш. Во-первых, я подумал, что у этой партии здесь нет никаких шансов. Тогда мне не приходило в голову ничего из того, в чем, по-моему, несправедливо и чересчур беспощадно обвиняют пани Гретковскую, — что она создала эту партию как раз перед изданием своей новой книги, дабы привлечь к своей персоне внимание.
Дорота. Но что-то в этом есть, ведь партия очень быстро перестала существовать.
Януш. Я ничего об этом не слышал. Впрочем, не так это и важно. Долгое время Гретковская, автор интеллектуальных триллеров, была моим божеством. Обожаю интеллектуальность в ее историях. Она умеет создавать высокоинтеллектуальные истории, которые на самом деле также адресованы и малообразованной публике, поскольку легкопредсказуемы. Но ее тексты насыщены столь невероятными ассоциациями, которые, возможно, отчасти ей подсказывают карты Таро. Помню ее первые книги, превосходные благодаря этой интеллектуальности, например «Мы здесь эмигранты», «Страстный» и т.д. Моей мечтой была встреча с Мануэлей Гретковской за бутылкой вина, чтобы можно было посидеть и поговорить о литературе, о жизни. Обожаю все без исключения ее книги до «Польки», так как с нее начинается литература, которая меня вообще не интересует. Я перестал читать Гретковскую и, может, обязан прочитать ее последнюю книгу о женщинах и мужчинах («Женщина и мужчины») по соображениям чисто профессиональным, но как-то не могу себя заставить. Зато с удовольствием вспоминаю небольшие томики, красиво оформленные и выпущенные издательством «\У. А. В.», в которых были напечатаны самые невероятные истории, например история женщины с двумя клиторами; каждой из этих историй Гретковская сумела придать философскую глубину. В то же время я не верю в успех Партии женщин, потому что в Польше женщины подчинены мужчинам и соглашаются на это подчинение. Поэтому такая партия представляется мне чем-то совершенно нереальным, поскольку польки просто не хотят иметь прав. Я не говорю о варшавянках, а также о группе весьма активных в профессиональном отношении так называемых альфа-женщин, пробивных, с отличными идеями, непрерывно повышающих свое образование. Эта группа альфа-женщин совсем немногочисленна и составляет не больше 10% всего общества. В то же время остальные женщины желают, чтобы ответственность за них брал на себя партнер и он же принимал за нее решение. С этой точки зрения возникновение Партии женщин было позитивным. Даже если учесть ее роспуск и то, что она не будет участвовать ни в каких выборах, все же эти пару дней в средствах массовой информации, может быть, обратили внимание на проблемы женщин в Польше. В Германии никому даже в голову не пришла бы мысль создать подобную партию, так как это было бы довольно искусственное образование. И я не знаю ни одной другой страны, в которой такая партия существует.
Дорота. Жаль, что она так быстро перестала существовать. Это в какой-то степени является компрометирующим фактом.
Януш. Подозреваю, что после выхода моей новой книги «Нужны ли мужчины миру?», если бы эта партия еще существовала, я мог бы стать ее почетным членом (смеется).
Дорота. А твоя книга была бы объявлена манифестом этой партии?
Януш. В ней я со всей решительностью становлюсь на сторону женщин и пытаюсь обосновать с научной точки зрения свой подход к вопросу женственности в моих предыдущих книгах. Почему меня привлекают женщины? Почему я возвожу их на пьедестал? Здесь я мотивирую свои взгляды. Это научно-популярная книга, в которой я ссылаюсь на научные источники, во время ее написания я даже консультировался с учеными.
Дорота. Какие женщины тебя привлекают? Ведь, наверное, не все?
Януш. Нет, определенно не все. Прежде всего, меня интересуют женщины, с которыми я могу разговаривать. Это самое важное. Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что молодых мужчин привлекает поверхностное, внешний вид. То есть нечто страшно быстротечное. Стоит ли упоминать банальное разложение клеток, гравитацию, которая также действует на тело женщины. Сегодня я знаю наверняка, что самым притягательным лично для меня в женщине является разговор с ней, из которого можно извлечь море эротизма. Даже когда в прошлое уходит эротизм прикосновения к телу женщины. А это уходит, и ничего с этим не поделаешь. Меньше интересуют меня женщины, которые хотят только слушать, ведь есть и такие, которые прекрасно говорят, но в то же время остаются замечательными слушательницами. Мне нравятся женщины, которые будут со мной ссориться, которые будут подвергать сомнению мои аргументы, находя лучшие, которые будут подсказывать мне новые идеи. Кроме того, я люблю женщин-предводительниц, однако, как это ни парадоксально, важно, чтобы они позволяли заботиться о себе. В этом для меня кроется суть женственности: возвращаясь домой и сбросив свои деловые костюмы, настоящие женщины хотят, чтобы к ним прикасались, заботились о них, принимали за них решение. Я бы хотел, чтобы они могли оставаться женщинами, несмотря на то что занимают видные места в профессиональной жизни. Многим из них это дается тяжело, потому что довольно трудно перейти от одной роли к другой. Кроме того, мне не нравятся женщины, приспособившиеся к мужскому миру в манере говорить, проявлять, а точнее, не проявлять нежность. Не знаю, как это назвать. Не нравятся женщины, считающие нежность проявлением слабости.
Дорота. Но таков мир.
Януш. Мир таков, что они движутся не в том направлении.
Дорота. Просто они пытаются защититься от жестокости мира.
Януш. С мужчинами то же самое. Они стали жесткими и замкнутыми в себе, потому что не могут быть добрыми, или мягкими, переводя на польский. Пожалуй, это слово подходит больше всего, хотя и не в точности соответствует тому, что я имею в виду. Проявляющий чувства, не находит одобрения в мире. В бизнесе нельзя быть злым. В то же время многие мужчины сумели, возвращаясь домой, проявлять это свойство своей натуры. Чего не могу сказать о женщинах. Они остаются жесткими в работе и жесткими в связях. Многие женщины просто диктуют своим партнерам определенные условия, считая, что все помещается в некоторой схеме интересов, инвестиций и прибыли. И если она инвестирует в мужчину, то непременно должна получить прибыль, например вернуться домой и иметь хороший секс, не задумываясь о том, что у ее партнера может не возникнуть сексуального желания.
Дорота. Он может быть уставшим, может быть не в духе.
Януш. Да. Такие женщины меня не привлекают. Пожалуй, мне легче определить, какие женщины мне не нравятся. Я не люблю именно этаких бухгалтеров, которые все время только и подсчитывают прибыль и убыль.
Дорота. Мужчины боятся таких женщин.
Януш. Знаю, ведь от мужчин ожидают выполнения определенных условий. Поэтому я возвращаюсь к вопросу «С какой женщиной ты не хотел бы быть?». Я не хотел бы быть с женщиной, которая посягала бы на место, занимаемое мной в жизни. Я предпочитаю быть в чем-то лучше ее либо иметь свой кусочек мира, в который она не могла бы проникнуть и где не могла навязать мне свое мнение. Но это не значит, что я готов жить в некой иерархии, например, она может зарабатывать больше меня (улыбается).
Дорота. И это бы тебя не смущало?
Януш. Нет, и вовсе не потому, что мне нужны были бы ее деньги. Я знаю мужчин, которые не пользуются деньгами, заработанными женой, но сам факт является для них болезненным. Меня бы это совсем не смущало. Я бы хотел, чтобы дома мы забывали о внешнем мире, чтобы здесь не было места крысиным гонкам. А ведь многие женщины в погоне за выгодой относятся к своим мужчинам как к соперникам. Если я живу с ним, отдаю ему свою молодость, время, годы, когда я привлекательна, то ожидаю от него, что буду иметь все — счастливую сексуальную жизнь, что он будет представлять меня и мои интересы и т.д.
Дорота. Он обязан раньше меня подумать о том, о чем я подумаю позже. Мои подруги говорят, что ожидают кого-то, кто сможет предупредить их мечты. Но это очень непросто, ведь они даже не стараются о них рассказать.
Януш. Все дело в том, что в обществе по-прежнему функционирует модель, согласно которой женщины должны быть завоеваны. Я обожаю завоевывать женщин. Однако ничего не имею и против тех женщин, которые считают, что сами могут предложить секс. Не вижу причины, по которой женщина не имела бы права после ужина предложить мужчине заняться сексом, ведь у нее есть свои сексуальные потребности, которые, и я пишу об этом в своей последней книге, гораздо выше, чем у мужчин. В то же время я бы не хотел, чтобы все сводилось к бухгалтерским подсчетам. Мы уже неделю/день/два не спали вместе, сегодня мы просто обязаны...
Дорота. Какая женщина заставит тебя оглянуться на улице? Представь: ты идешь по улице... и еще не знаешь, какая перед тобой собеседница или какая слушательница?
Януш. Признаюсь в своих слабостях. Я действительно обращаю внимание на внешность женщины, хотя женщины почти никогда не оценивают мужчин по внешнему виду. Этим меня и привлек Интернет. Здесь при знакомстве физическая сторона не играет никакой роли. Это просто прекрасно, что можно рассказать о себе все, будучи невидимым. На какую женщину я бы оглянулся на улице? Если она улыбается. Для меня очень важно выражение лица. Мне кажется, что в глазах женщины можно увидеть, уверена она в себе или напугана. Как мне кажется, я могу по лицу человека определить, умен ли он. Хотя, возможно, я и ошибаюсь в этом. Почти наверняка не оглянусь на женщину только из-за ее привлекательной внешности, хотя, как любой нормальный мужчина, я обращаю внимание на известные пропорции силуэта женщины, которые задерживают взгляд, но это больше похоже на рассматривание картины в музее. Увидел одну картину — и мгновение спустя уже смотришь на другую. В то же время внешний вид не является решающим моментом, хотя на улице, ты права, я вижу только, как она переходит улицу, как держит голову, поправляет волосы, но вообще-то на женщин на улице я не оглядываюсь. Нет, правда, не оглядываюсь.
Дорота. Я в это не верю. Надо будет тебя как-нибудь проверить.
Януш. Если бы шла женщина в белье...
Дорота. Ну хорошо, это экстремальная ситуация...
Януш. Я пытаюсь сейчас припомнить, оглядываюсь ли я в принципе. Может, не на улице, а когда стою в очереди в аэропорту и рядом есть параллельная очередь...
Дорота. В очереди, в ресторане. Женщина может стоять, сидеть, но в ней что-то притягивает.
Януш. Глаза, обращаю внимание на глаза. На улыбку. Меня интересуют женщины с поднятой головой, потому что есть в них какая-то сила, или мне это только кажется. И мне нравятся женщины, которые не обращают внимания на то, оглядывается кто-то на них или нет. Так что меня наверняка не привлекают женщины типа Доды1. Если бы мне надо было что-то посоветовать молодым мужчинам, то я бы им предложил обходить стороной женщин, подобных Доде. Потому что у нее очень краткий период полураспада. Дода — великолепно раскрученный продукт средств массовой информации. Меня восхищает ее интеллигентность, которая проявляется, даже когда она участвует в создании и раскручивании собственного имиджа. «Нарру ЕИлМау», спетое Дональду Туску2 по образцу Мэрилин Монро, и в самом деле отличная идея. Однако, по моему мнению, Дода — лишь пластиковая упаковка Доро-ты Рабчевской. Дорота Рабчевская, скрывающаяся за изображением Доды, вероятнее всего, является впечатлительной, умной женщиной, которая не интересуется футболом и футболистами-метросексуалами, читает поэзию и, быть может, мечтает защитить диссертацию. Дорота Рабчевская, как мне кажется, совсем не похожа на певицу Доду. Признаюсь, мне очень хотелось бы встретить ее и спросить, прав ли я. Я не имею ничего против силиконовой груди и накачанных креатином губ, но для меня важно то неуловимое нечто в улыбке женщины, в манере двигаться.
Дорота. Хорошо, спрошу иначе. С какой женщиной ты бы охотно поговорил? Кто восхищает тебя? Это, может быть, какая-то известная личность или неизвестная.
Януш. Мне очень хотелось бы поговорить с профессором Ядвигой Станишкис1. Читаю различные ее публикации, интервью с ней, смотрю программы с ее участием. Она мне кажется очень независимой.
Дорота. Бунтаркой.
Януш. Да, и при этом спокойной и в то же время преисполненной чувством собственной правоты. У нее обо всем есть свое справедливое и взвешенное мнение. Помню, как она сумела во время президентских дебатов поддеть Квасневского2, не щадит она и нынешних политиков, облеченных властью. Она мне кажется человеком, который действительно анализирует факты и обладает великолепной системой ценностей. Я бы хотел с ней поговорить. Я хотел бы также поговорить, если бы мог, может, это смешно и странно, но я хотел бы поговорить с Мэрилин Монро. Эта женщина издавна привлекала меня, и дело не в ее внешности. Прочитав ее биографию «Норма Джин», я осознал, что она была исключительно впечатлительной и интеллигентной женщиной, которая позволила поработить себя. Я хотел бы спросить ее почему. Может, это были такие времена, может, она не могла стать ученым, но наверняка она не заслуживала того, чтобы быть женой алкоголика-бейсболиста. Как случилось, что после Джо Ди Маджо ее мужем стал столь непохожий на него Артур Миллер3? Это просто невероятно, я бы хотел спросить и Артура Миллера, чем его очаровала Мэрилин, ведь у него могло быть много других женщин, столь же привлекательных. Миллер был единственным мужчиной, действительно
любившим ее и до конца остававшимся с ней. С кем еще из женщин я хотел бы поговорить? Я хотел бы поговорить с первой женой Эйнштейна, с этой сербкой...
Дорота. Выдающимся математиком, которая, вероятно...
Януш. Милевой Марин, которая наверняка работала на славу Эйнштейна. Я бы хотел, чтобы, оставшись с глазу на глаз, она мне сказала, действительно ли это она написала Эйнштейну докторскую диссертацию (о броуновском движении, за что он получил Нобелевскую премию) и нет ли случайно у теории относительности не только отца, но и матери — Милевы Марич.
Дорота. Это потрясло бы мироздание до основания.
Януш. Эйнштейн просто нагло использовал ее, будучи, разумеется, гением. Нередко мужья получают невероятно ценную информацию от своих жен и ничего с ней не делают, тогда как Эйнштейн прекрасно сумел использовать знания своей подруги жизни. С кем бы я хотел поговорить в современной Польше? Не знаю.
Дорота. Тогда другой вопрос. С какой женщиной ты бы хотел иметь близость? Можешь выбрать себе в целой Вселенной кого только пожелаешь.
Януш. Я бы хотел...
Дорота. Переспать, обычно об этом говорят именно так.
Януш. Нет, не переспать, как ты это называешь, нет! Я бы хотел узнать, какова на самом деле Николь Кидман. Для меня она загадочна и привлекательна — она божественна. И дело не только в ее красоте, которая меня очаровала. Вроде бы ее бросил этот...
Дорота. Том Круз.
Януш. Подозреваю, он не отвечал ожиданиям этой женщины. Я бы хотел услышать, что бы она сказала утром после проведенной со мной ночи.
Дорота. Но ведь она холодна как рыба.
Януш. И в этом похожа на Магдалену Целецку1, про которую тоже можно сказать, что она холодна как рыба, но на самом деле она чудесная и чувственная. Есть в них что-то восхитительное. Возможно, меня влечет к ней желание убедиться, что я был бы способен «разогреть» такую женщину, помочь ей сбросить маску, за которой скрывается невероятная фантазия и глубочайшая нежность.
Дорота. Да, но это настоящее безумие.
Януш. В каком-то смысле безумие. Меня всегда привлекали недоступные женщины, такие, которые кажутся вмороженными в кусок льда. Я хотел бы довести себя до температуры плавления льда и тогда...
Дорота. Хорошо, Николь Кидман... Этого слишком мало. Кто еще?
Януш. В последнее время меня интересовала, и в чувственном плане тоже, надо сказать...
Дорота. Пожалуйста, это нечто любопытное.
Януш. Сеголен Руайяль, кандидат в президенты Франции, которая кажется мне очень чувственной. Нечто сверхъестественное — съесть ужин в постели с кандидатом в президенты, особенно такого народа, потому что управлять французами страшно трудно. Они очень похожи на нас — каждый первый из них является врачом, политиком, любовником и знатоком вин, и все знают об этом. И то, что она достигла такого успеха, будучи женщиной, которую в этой стране принято рассматривать прежде всего как объект желания... Она очень интересна. Больше мне в голову никто не приходит.
Дорота. Но это хорошие примеры, в корне отличающиеся один от другого.
Януш. В ней тоже чувствуется некоторая отстраненность.
Дорога. Но в то же время в ней достаточно безумия.
Януш. Да.
Дорога. Она демонстрировала, что готова перейти границу.
Януш. Я верил, что она выиграет эти выборы. В то же время я, несомненно, не хотел бы лечь в постель с Ангелой Меркель, канцлером Германии.
Дорога. Я почему-то не удивлена.
Януш. Эта женщина кажется мне совершенно лишенной фантазии, страшно организованной немкой. Но, быть может, я ошибаюсь и Анге (так здесь зовут Меркель) де-монична за дверями спальни. Подозреваю, что у нее было бы отпущено определенное время на прелюдию и она бы четко выполняла положенные движения, а также составила бы перечень мест, которых я обязан коснуться.
Дорога. Ангела Меркель не производит впечатления женщины, занимающейся сексом, в противоположность Руайяль, которая является очень сексапильной и красивой женщиной.
Януш. Руайяль необыкновенно сексуальна.
Дорога. Что, по-твоему, в женщине является сексуальным?
Януш. Уж точно не пропорции тела. Представление о красоте менялось, но неизменной оставалась пропорция.
Если мы посмотрим на картины Рубенса и на современные фотографии моделей, то станет очевидным, хоть это и звучит парадоксально, что практически ничего не изменилось, коэффициент \УНК. (ТУдай 1о Игр КаЫо), то есть коэффициент соотношения объемов талии и бедер, практически не изменился и равен 70%.
Дорога. Как жаль, что я не жила во времена Рубенса!
Януш. Сексуальная привлекательность заключается главным образом в манере смеяться и манере говорить. Внешность женщины не является для меня возбуждающей в сексуальном плане. Более возбуждающими являются улыбка, тон голоса, волосы, глаза, брови, множество разных деталей. Но прежде всего то, что она говорит, как говорит, как реагирует на определенные ситуации, как смеется, — это очень зеху. Подчеркну еще раз — интеллигентность очень сексуальна. Мне кажется, что с умными женщинами можно иметь намного более качественный секс, поскольку умные женщины также знают много и о сексе.
Дорога. А если не знают, то хотя бы хотят научиться.
Януш. Нет, они знают. Я почти абсолютно уверен, что каждая женщина с определенного возраста, исключая подростковый, знает свои ожидания и может их каким-то образом реализовать либо подать сигнал, как можно их реализовать, и эти знаки вовсе не являются кокетством. Просто умные женщины знают, чего хотят, ведь, в сущности, секс является очень простым делом, так что само осознание, что ты занимаешься любовью с умной женщиной, является возбуждающим. Если вдуматься, то по сути секс — это несколько странных, недостойных философа, почти обезьяньих движений. Однако с самого начала все в нем восхитительно, но не менее интересно также и то, что будет происходить после него, о чем мы будем говорить. В это время меня больше интересует реакция женщины, чем моя собственная. Вероятно, я жду от партнерши определенной реакции, которая могла бы удовлетворить и меня, ведь мы говорим о моем сексе.
Дорога. Насколько важен был секс в твоей жизни?
Януш. Я знаю, что не мог бы жить с женщиной, которую не желаю, секс в известном смысле довольно важен. Конечно же, встречаются браки, в которых партнеры существуют в асексуальных отношениях, например когда женщина соглашается, чтобы муж реализовывал свои сексуальные фантазии совершенно в другом месте, но оставался хорошим мужем, отцом. Для себя я такого союза не представляю. Если бы моя страсть к любимой женщине и желание упали до нуля или до уровня, который я не приемлю, то я бы наверняка такой союз разорвал. Элемент сексуальности является очень существенным, что, впрочем, видно по моим книгам. Меня упрекали в том, что я преувеличиваю важность этого аспекта брака. Я же продолжаю считать, что успешный брак покоится на двух вещах: разговоре (90%) и сексе (10%).
Дорога. В таком соотношении?
Януш. В таком соотношении.
Дорога. Под разговором ты имеешь в виду любое общение между людьми, да?
Януш. Да, есть в этом что-то необыкновенное: вначале поговорить с женщиной, возбудиться интеллектуально, ведь интеллектуальное возбуждение является в то же время и возбуждением сексуальным. Когда женщина восхищает меня интеллектуально, то я возбужден и физически. Я даже пишу об этом. Например, такой мотив есть в «Одиночестве в Сети», в сцене, когда Якуб в момент достижения успеха испытывает сексуальное возбуждение и начинает искать «Плейбой» в своем бюро. Или когда его подключают к проекту и Якуб онанирует, потому что для него интеллектуальное свершение неразрывно связано со свершением сексуальным, они исключительно близки. Как бы странно это ни звучало, наверняка в американском психиатрическом сообществе уже придуман термин для подобного поведения. Я бы назвал разговор залогом того, что утро будет интересным и не закончится бегством ни одного из партнеров, спасающегося от нелепых сцен. В беседе какая-то одна фраза, утверждение могут привести меня в состояние возбуждения. Но не менее важно для меня, чтобы нам было о чем поговорить и после того, как мы займемся любовью. Многие мужчины спят со случайными женщинами, которые привлекают их лишь сексуально, и, удовлетворив свое желание, жаждут только одного: чтобы партнерша как можно скорее собрала свою одежду и ушла к себе домой, потому что все, чего ему хочется теперь, — это спать.
Дорота. А каким любовником ты себя считаешь?
Януш. Похоже, эта книга будет очень личной.
Дорота. Вот и хорошо.
Януш. Отношение к себе меняется, то есть теперь, в возрасте пятидесяти трех лет, я не такой любовник, каким был двадцать лет назад. Я намного больше знаю о повторяемости всех действий. О том, что сексуальное удовлетворение характеризуется определенным числом физиологических реакций, которые у большинства женщин с нормальным геномом почти идентичны: покраснение
. груди, увеличение половых органов, выделение определенных органических жидкостей. В то же время я знаю, что если речь идет об удовлетворении в психологическом смысле, то со временем восприятие секса как у женщин, так и у мужчин меняется. Я заметил, что чем я старше, тем более существенной для меня становится фиксация радости от того, что пережила женщина. У мужчин с их оргазмом дело обстоит довольно просто — либо он у них есть, либо его нет, это явление даже не исследуется учеными. Большинство мужчин просто эякулируют, в то время как у женщин оргазм представляет собой целый спектр ощущений. Говорю об этом как физик — это спектр, а не пик. У мужчин же это пик. Хотя мужчины по разным причинам тоже изображают оргазм (мы говорили об этом недавно с профессором Издебским), все же 99,9% из них достигают этого пика, эякулируя. У женщин же все не так, их оргазм можно сравнить с цветовым спектром. Должны ли мы об этом говорить? Для меня это слишком личная тема. Я бы хотел оказаться в правой крайней части, в глубоком ультрафиолете этого спектра. Если бы я оценивал себя как любовника, то сказал бы, что стараюсь стремиться к правому крайнему ультрафиолету в этом спектре. В то же время удается мне это или нет, зависит от многих различных факторов, в частности от отношений с этой женщиной, от установившейся близости. Может, мы остановимся на том, что я не знаю, какой я любовник. Единственное, что я знаю,— что я разнузданный и крайне разговорчивый любовник.
Дорота. Что с мужчинами случается редко.
Януш. Да?
Дорота. Да.
Януш. Я просто не могу полностью отключиться. У многих мужчин во время сексуального акта наступает абсолютный отток крови из мозга.
Дорота. Но также и сосредоточенность на себе.
Януш. Да, целиком на себе. Для меня это, к счастью, уже позади, потому что сосредоточенность на себе благодаря определенным движениям можно реализовать в среднем за четыре минуты. Это не для меня. Кроме того, мужской оргазм прост, как разрядка конденсатора, и не впечатляет.
Дорота. Меня интересует разнузданный любовник, экспериментатор, человек открытый.
Януш. Большинство мужчин страшно ограничивают свои чувства, сводя их главным образом к осязанию, запаху. Даже взгляд исключается в последний момент. Около 93 % мужчин закрывают глаза в тот момент, когда эякулируют и достигают оргазма, это подтвердил Институт Кинси. В то же время очень мало людей умеют слушать. А я, например, страшно люблю слушать, что происходит вокруг. И это для меня вещь огромной важности, потому что, имея за плечами пятьдесят три года...
Дорота. Зачем ты все время подчеркиваешь свой возраст, ведь это не имеет никакого значения.
Януш. Это имеет значение, так как у меня за плечами множество прожитых лет и некоторый накопившийся за это время опыт, и только потому я подчеркиваю свой возраст. Для меня магия близости заключается также в фиксации реакций. Я знаю мужчин моего возраста на высоких должностях, у которых, возможно, нет никакого опыта в этой области, а я страстно желаю фиксировать реакции женщины органами слуха. То, что испытываю я, меня интересует меньше. Так не было вначале, ведь когда-то я был абсолютным эгоистом, типичным молодым мужчиной, с бурлящими гормонами, тестостероном, адреналином...
Дорота. Ты повзрослел.
Януш. Вот именно.
Дорота. Вернемся к звукам. Что для тебя более важно: шепоты, крики? Реакции могут быть самыми разными.
Януш. В принципе крики для меня весьма подозрительны, Я очень люблю ссылаться на исследования Института Кинси, они проводят отличные исследования. Последнее время я постоянно ссылаюсь на них, потому что их выводы объективны, — они не анализируют и не оценивают, а лишь представляют данные в процентах, а статистика не лжет. Во всяком случае, не в Институте Кинси, ведь их исследования не финансируются правительством. Существование института поддерживают определенные дотации, но наверняка это не дотации от «Дю-рекса»': от их финансирования институт отказывается.
Дорога. Так что у них нет финансовой заинтересованности.
Януш. Их финансирует, в частности, Американская академия наук, и им незачем лгать.
Дорота. Так почему крик подозрителен?
Януш. Потому что оргазм так аккумулирует энергию женщины, что вызывает отток крови из гортани в зоны подбрюшья, и эта область должна быть почти неактивной.
Дорота. Так, может, крик — это обман?
Януш. С точки зрения сексологов и физиологов, вероятность этого велика. У женщины, переживающей оргазм, гортань в этот момент практически лишена крови. Происходит сильный приток крови к груди и к области подбрюшья, так что у женщины не должно быть сил, чтобы кричать.
Дорота. Ну, женщины сильны. Скажи мне: почему мы, женщины, лжем в сексе? И гораздо чаще, чем вы, мужчины?
Януш. Потому что мужчины страшно похожи на меня (смеется). Они, как и я, хотят быть именно в правом крайнем ультрафиолете спектра, и мне кажется, что они чувствуют себя мужчинами только тогда, когда доводят свою женщину до сексуального удовлетворения.
Дорота. А мы умеем притворяться.
Януш. Многие женщины опасаются, что если мужчина не получит должного впечатления, то он обязательно попытается в ближайшем доме терпимости на Птичьей улице, семь, или в каком-нибудь другом месте проверить, способен ли он как любовник довести женщину до кри-
ка. Женщины обманывают нас, чтобы показать, что они удовлетворены. Ведь любой мужчина хочет иметь дома женщину, довольную тем, что он предлагает. Поэтому так и происходит. На эту тему мало что известно. Кроме того, многие женщины научились притворяться и по другим причинам, например, потому, что насмотрелись бессмысленных фильмов, в которых некая грудастая блондинка кричит в самый решающий момент. Согласно Кинси, крик зарегистрирован менее чем у 14 % женщин, которые действительно испытывают оргазм. В остальных случаях -это вздох, абсолютное молчание, замедленное дыхание.
Дорота. Ты пережил несколько этапов — двадцать лет, тридцать, сорок, пятьдесят. Каково это?
Януш. Люди со временем меняются, меняются и их желания. В сорок четыре года я вдруг открыл в себе желание писать. Причиной тому стала попытка самоизлечения. Но эта причина тоже не появилась из ниоткуда. Ведь в возрасте тридцати четырех лет я получил серьезную травму, связанную с достижением успеха, не привнесшего в мою жизнь желаемых перемен и смысла. Никогда прежде у меня не возникало необходимости писать, разговаривать с собой. Раньше, чтобы выбраться из печали, я просто бросался в водоворот научной работы.
Дорота. Женщины очень остро переживают переходные периоды, когда что-то одно заканчивается, а ему на смену приходит что-то новое, в такие периоды они перестают чувствовать себя привлекательными. А как эти периоды переживаете вы, мужчины.
Януш. В принципе первый кризис, связанный с возрастом, я пережил, когда мне было восемнадцать лет. Тогда мне казалось, что теперь я уже должен быть ответственным мужчиной, так как это всячески подчеркивалось в нашем доме. Мне еще не за кого было тогда быть ответственным, но мой папа считал, что я непременно обязан стать мужчиной, который обо всем заботится. У меня было короткое детство, ведь я очень рано поступил в училище. И несмотря на постоянное присутствие моей матери, которая мысленно была со мной благодаря письмам, я каждый день ощущал ответственность за собственную жизнь — чему во многом способствовало училище. В восемнадцать лет я уже почувствовал себя взрослым, хотя .сейчас это может показаться смешным. Именно тогда я начал задумываться о своем будущем. Я по-прежнему учился в училище морского рыболовства, однако уже понимал, что очень скоро меня ждет принятие решения о дальнейшем обучении, что училище является замечательным приключением, но что оно не даст мне профессии, которой я посвящу свою жизнь. Мои интересы выкристаллизовывались. Таким был мой первый кризис. Хуже всего я себя чувствовал, когда мне исполнилось тридцать. Я был научным работником, без докторской, которая все еще писалась, жил в Соединенных Штатах и был вынужден принять решение о возвращении в Польшу, решение, связанное с возвращением к миру талонов на обувь и заявлений с просьбой сделать копию статьи на ксерографе, к миру страшной нищеты, к миру, означавшему прощание с невероятным шансом, какой я получил бы, оставшись в Америке. Но я принял решение и вернулся на родину, к жене, ребенку, а также к Польше. В то время я не мог себе представить, что когда-нибудь буду жить в другой стране, Польша была моим домом. Суть в людях, в ментальное. Мне казалось, что я не могу быть счастлив, живя вне Польши. Я хорошо отдавал себе отчет, что у меня нет ничего: ни написанной докторской, ни обустроенной квартиры. Все было неоконченным. Складывалось впечатление, что я так и буду бегать по кругу маленькими шажками, я не понимал, что мне делать дальше. Я хотел защитить в Польше диссертацию, но не знал, для чего мне это нужно. В те времена докторская в Польше ничего не давала, ни денег, ни восхищения окружающих. Две недели я пребывал в страшной яме, хотя и не назвал бы это депрессией. Это была меланхолическая яма. Мое душевное состояние можно было сравнить разве что с состоянием какой-нибудь женщины, переживающей из-за своего возраста, хотя всем понятно, что это всего лишь вопрос некой условности. А тогда у меня была дочь, была жена, а значит, была семья, и все же мне казалось, что я ничего не могу предложить своей семье. Знакомые мне завидовали, я же был уверен, что в моей жизни не происходит ничего значительного, что в ней есть только страшная пустота. Это был очередной кризис. Свои сорок лет я пережил совершенно незаметно, я не ощущал старости, что за спиной осталось уже полжизни. У меня было очень много планов, ведь шел 1994 год. Моя программа была тогда первой подобного типа на рынке, и, следовательно, я достиг профессионального успеха, я делал то, что люблю, — в то время это были самые современные программы, связанные с химией, так что возрастного кризиса я попросту не заметил. Зато появились раздумья на тему, что сделать со своей жизнью, чтобы не причинять боль близким. Я стал замечать, что у меня находится все меньше времени для них, что в своем необузданном, маниакальном стремлении к перфекционизму во всем, что касалось работы, я отнимаю себя у семьи. 1994-й я назвал бы годом, когда наш брак стал трещать по швам. Явно это еще никак не выражалось, но я чувствовал огромный стресс оттого, что постоянно подвожу близких. Дочери были еще слишком малы, чтобы выражать свое неудовольствие из-за моего вечного отсутствия. Но я и сам чувствовал, что посвящаю им слишком мало времени, что вместо того, чтобы почитать им сказку, я работаю над оптимизацией алгоритмов, а время уходит. Я понимал, что пренебрегаю ими, и в то же время я был убежден, что делаю это по важной причине, так как обеспечиваю
детям и жене стабильность в этой по-прежнему чужой для меня стране. Мне казалось, что я все время должен доказывать, что я лучше других, а ведь на самом деле я вовсе не обязан был это делать. Я вдруг осознал себя эгоистом, ведь все, что я делал, я делал для себя, мою жену интересовала вовсе не моя карьера, а я сам. Это состояние длилось два дня и две ночи, во время которых было выпито четыре бутылки, а потом все стало только хуже: я не сдержался и решил написать очередную докторскую диссертацию. Я подумал, что это может сделать меня чуть счастливее, — совершенно идиотская мысль! Но я так зациклился на науке, был так ошеломлен своими научными успехами, что мне казалось, я не имею права упустить момент и должен выполнить обещание, данное мною когда-то маме, — стать профессором. Но для этого я должен был бы вернуться к преподаванию. Пока же меня можно было сравнить с кельнером, который заявляет, что хочет стать одним из лучших водителей, просто потому что обещал это маме.
Кроме того, я чувствовал себя обиженным, поскольку написал хорошую программу, которой пользовалась моя фирма, но за которую я формально ничего не получал. Я добросовестно выполнял свою работу и лояльно относился к фирме, она же в течение четырех лет внедряла мою программу, не получая от этого еще никакой прибыли, поэтому, на мой взгляд, было даже справедливо, что именно фирма стала получать с распространения программы прибыль. Но в то же время мне казалось, что меня обошли при раздаче слонов. Дело в том, что моя фамилия не могла даже упоминаться в связи с программой. Меня страшно огорчало, что имя ее разработчика, пусть даже программа действительно целиком принадлежала фирме, в которой она была создана, нигде не называлось. Я чувствовал себя обойденным и потому решил хотя бы защитить диссертацию на основе этой программы. Эта мысль овладела мною в возрасте сорока лет и через четыре года довела до защиты моей второй докторской диссертации.
Дорога. А пятидесятилетие?
Януш. Пятидесятилетие прошло в совершенно других декорациях и по другому сценарию. Порой мне казалось, что я принимаю участие в чужой пьесе. Это было время, когда я уже жил отдельно: после защиты докторской и того, что в это десятилетие происходило, мне был предъявлен счет, и в конце концов мы расстались с женой. Правда, окончательный разрыв произошел двумя годами позже. Тогда же я чувствовал себя потерянным и не знал, как собираюсь жить, что будет дальше, буду ли жить один, отдельно от семьи. Мое пятидесятилетие как раз совпало со всеми этими грустными раздумьями, но у меня не было ощущения, что я постарел и что действительно начинается какой-то новый период в моей жизни. Видимо, это было связано с моим литературным успехом. «Одиночество в Сети» становилось культовым романом, и уже тогда шла работа над фильмом. Меня оценили, и я испытывал удовлетворение оттого, что моя книга не осталась незамеченной. Но и это, однако, не приносило мне счастья, которое я себе представлял. Снова давала о себе знать погоня за новыми целями: я никогда не умел наслаждаться тем, что имею.
Дорота. И не умел это удержать.
Януш. Да. Нежиться в комфорте, подводя итоги жизни, уподобившись деду на картинке, окруженному внуками и получающему от этого удовольствие, — явно не моя история.
Дорота. А тебе этого мало?
Януш. Мне всегда этого было слишком мало. Кроме того, благодаря происшедшим в моей жизни переменам
я понемногу оказался втянут в ситуацию, над которой не был властен. Мне стали внушать, что я должен писать все новые и новые книги, что обязан больше писать, что от меня этого ожидают. Я все чаще задавался вопросом: кто я теперь, ученый или писатель? И не придется ли мне рано или поздно высказаться в пользу одной из сторон? Я знаю биографии людей, которые все бросили, полностью изменив свою жизнь, начали все с начала в возрасте, например, шестидесяти лет. Такие вопросы тогда возникали, но я отмахивался от них. И чувство вины примешивалось к чувству свершения. Правда, из этой смеси редко когда выкристаллизовывается что-то особенное, чаще мы бежим от всего, откладываем проблему, отодвигая тем самым принятие окончательного решения. В возрасте пятидесяти лет, в 2004 году, я тоже отложил это решение. Я встретился со всеми самыми важными в моей жизни людьми. Организовал празднование в прекрасном ресторане «Розы и Дзен» в Старом городе в Торуни. Ресторан расположен за старинными стенами, где раньше была мусорная свалка. Его хозяйки изменили свою жизнь, будучи известными адвокатами, эти две женщины бросили все, купили старый каменный дом, открыли ресторанчик и благодаря собственным стараниям сделали это заведение одним из лучших в городе. Именно там я и устроил свой день рождения. Пригласил свою семью — и франкфуртскую, и торуньскую. И там я подытожил жизнь в форме мультимедийного шоу, демонстрируя на экране фотографии из детства, из самых важных периодов, путешествий. Мне стало страшно грустно, и я вынужден был покинуть всех, чтобы поплакать в одиночестве. Это было своего рода очищение, эгоистическая жалость к себе. Я не ощутил быстротечности жизни, я по-прежнему чувствовал в себе силу и знал, что у меня появился шанс на реализацию новых идей. Наука стала повседневностью в моей жизни, зато появилась литература, увлекавшая меня неизвестностью. Конечно, я желал повторить успех «Одиночества в Сети». Я бы погрешил против истины, уверяя, что это не так. В 2002 году вышла моя вторая книга, но принята она была не с таким энтузиазмом, как мне хотелось бы. А вторая книга всегда более важна, чем первая. Отдавая себе в этом отчет, я работал над романом «Повторение судьбы». Неслучайным было его название, и также неслучайны в этой книге некоторые герои, не знающие, что делать со своей жизнью. Брат главного героя, являющийся ученым, — фигура, очень похожая на меня. Пятидесятилетие, которое я отмечал в Торуни в «Розах и Дзен», было очень рефлексивным, но не дало мне конкретного ответа, и я все еще не мог решить, что будет дальше, в какую сторону двигаться. В этом состоянии я пребываю и сегодня, три года спустя, меня продолжают мучить сомнения по поводу того, что я хочу делать. Не пренебрегаю ли я порой наукой ради литературы, не станет ли это когда-нибудь слишком очевидным? Пока же, чтобы так не было, я вынужден посвящать как одной, так и другой очень много времени, из чего следует, что у меня его нет вообще, ни для себя, ни для других.
Дорота. Ты чувствуешь, что стареешь?
Януш. Я прекрасно знаю, что происходит с человеком в физическом отношении в это время: в организме начинает преобладать процесс диссимиляции, распада клеток, что в конце концов и приводит к смерти. Это нормальный процесс, и наблюдение за своим телом, которое изменяется по этой причине, не вызывает у меня какого-то особого беспокойства. Генетически у меня с этим нет проблем — я не болен и старость не сулит мне тяжелых
недомоганий. Больше беспокоит меня тот факт, что у меня страшно много планов и страшно мало времени. Любой человек годам к сорока уже отдает себе отчет в том, что жизнь конечна, что когда-нибудь с этим светом придется проститься. У меня же постоянно огромное количество планов, и я, словно чувствуя дыхание в затылок в пелотоне, все время убегаю вперед, и все время меня настигает мысль, что когда-нибудь это может закончиться, и в этом смысле настигает ощущение старения. Я понимаю, что некоторых вещей уже не сделаю, и не потому, что их не следует делать, как не следует молодиться пятидесятилетней женщине, одеваясь как подросток. Некоторых вещей я теперь просто не хочу делать.
Дорота. Чего, например?
Януш. Например, не могу себе представить, что мог бы сейчас спонтанно, без предварительного планирования, поехать в какой-нибудь отпуск. Отправиться в аэропорт и купить билеты на первый же рейс, куда бы самолет ни летел. Когда-то, еще лет десять назад, я бы это сделал, но тогда я был так занят работой, что не хотел бы потерять и недели из своей жизни. А теперь я знаю, что ничего за эти семь дней не произойдет, но они должны быть запланированы. Не представляю себе, что мог бы протанцевать целую ночь на дискотеке. Может, некоторые вещи просто перестали мне доставлять удовольствие. Ты задала хороший вопрос.
Дорота. А влюбиться, держать любимую за руку, позволить себе увлечься, совершать безумные поступки?
Януш. У меня есть представление о том абсолютном опьянении, в состояние которого впадают пятидесятилетние мужчины, неожиданно влюбившиеся в двадцатитрехлетних девушек. Такая любовь подобна броску на амбразуру. Некоторые без устали бросаются на эту амбразуру и каждые два месяца держат за руку новую двадцатитрехлетнюю красавицу. У меня нет с этим проблем в плане того, что мне хотелось бы еще раз пережить этот дурман. Я переживаю нечто подобное, когда пишу книги, когда разрешаю проблемы информатики. Я вовсе не уверен, что хотел бы снова пережить состояние наркотической влюбленности. Невероятное состояние, но постепенно я начинаю понимать, что, пожалуй, со мной этого уже не случится.
Дорота. Думаешь об этом с беспокойством?
Януш. С беспокойством? Нет, потому что знаю об этом нейробиологическом состоянии и потому что влюбленности часто случаются с героями моих книг и кончается для них это чаще всего плохо.
Дорота. Зато как начинается!..
Януш. Это одна из причин, по которой я написал «Нужны ли миру мужчины?». На смену эйфории любви довольно часто приходит горечь разочарования. Об этом поется в песнях и беспрестанно пишется в стихах. Просто так должно быть, и я не верю в сохранение этого блаженного состояния в течение долгого времени. Когда-то я не отдавал себе в этом отчета, а теперь даже пишу, сколько именно месяцев может длиться состояние влюбленности. Возвращаясь к твоему вопросу, для этих чувств я бы не сделал много чего. У меня истощился запас того, что я назвал бы собранием непредвиденных безумств. Это собрание больше не интересует меня, я не мечтаю о подобных вещах, что не означает, что я утратил интерес к жизни, к тому, что будет завтра, я по-прежнему охотно встаю по утрам. Однако не хочу, чтобы жизнь приносила мне непредвиденные неожиданности, хотя когда-то я специально выискивал их. Наверное, они по-прежнему существуют, только после пятидесяти лет я перестал их искать.
Дорота. Когда ты почувствовал, что стал мужчиной?
Януш. Я точно знаю, когда это произошло, и это несправедливо по отношению к женщинам, которые были в моей жизни. Я почувствовал себя мужчиной, когда родилась моя дочь Иоася. Если жена будет читать эту книгу, то, конечно, не согласится со мной, но было именно так. До этого момента мне казалось, что я и так уже несу ответственность. Но все это показалось мне просто смешным после рождения дочери, потому что на свет появился человечек, за которого я действительно почувствовал себя ответственным, и я осознал, что с этой минуты моя жизнь принадлежит не только мне.
Дорота. Всегда вместе...
Януш. И вот я все меняю — разрываю наш союз. Вообще жизнь с кем-то — это известного рода договор, который можно расторгнуть или нарушить.
Дорота. Ты прав.
Януш. Рождение же ребенка правильнее было бы назвать договором с Богом или с природой, он обязателен к исполнению до конца жизни и нерасторжим. Мужчины, которые бросают своих детей и не общаются с ними, для меня являются нулем. Мужчина может ненавидеть женщину, от которой у него ребенок, но эта ненависть не может переноситься на ребенка и не может даже по отношению к этой женщине принимать экстремальную форму, поскольку она — мать их ребенка. 28 июня 1983 года я действительно почувствовал, что стал мужчиной. Может, именно по этой причине многие мужчины напиваются, так своеобразно празднуя рождение ребенка, важнейший день в их собственной жизни. Для меня таким днем стало 28 июня. Позже, при рождении второй дочери, Адуси, я находился в родильной палате, когда она впервые подала голос. Это переживание было не из тех, что перевернули мою жизнь, но, несомненно, оно было необычайным. Тогда я был уже состоявшимся мужчиной. Хотя, возможно, мужчина обязан становиться мужчиной уже в тот момент, когда дает женщине обещание быть рядом всю жизнь. Я же после рождения
первой дочери заключил договор на совершенно ином I уровне, договор с самим собой, с собственным характером, ибо наличие детей связано с огромной ответственностыо.
Дорота. С чем ассоциируется для тебя мужественность?
Януш. Мужественность для меня ассоциируется прежде всего с силой, речь идет не о физической силе, но о некой внутренней силе и умении принимать решения. Вероятно, во мне есть женские черты и я не совсем мужествен потому, что постоянно откладываю какие-то решения, не могу отсечь некоторые вещи и на что-то решиться. Мужественность — это также покровительство, умение обеспечить кому-то другому безопасность. По моему мнению, мужчина является мужественным, если женщина чувствует себя рядом с ним в безопасности. Мужественность — это также сексуальный аспект пола, хотя, по мне, аспект несущественный. Я уже рассказывал тебе, что стыдился мыться под душем, так как по внешним признакам был менее развит, чем мои товарищи. Я не связываю напрямую мужественность с ролью главы дома, добытчика, который должен обеспечивать семью, и не согласен с тезисом, что мужчины созданы для охоты и метания копья, считаю это выдумкой патриархальных сообществ. Доказано, что 79 % калорий, употребляемых первобытными людьми, содержались в плодах, которые собирали женщины, в то время как мужчины же бегали по лесам, играя в охотников. Так что нет никаких исторических обоснований приписывать мужчинам эти функции. Считаю, однако, что мужчина должен давать своим близким повод для гордости, и это не обязательно должны быть какие-то великие достижения, благодаря которым весь мир узнает о его существовании. Это могут быть самые простые вещи, вызывающие в детях гордость, например, то, что папа собрал больше всех грибов в лесу или лучше всех в семье готовит.
Дорота. Чем, по-твоему, вызван кризис мужественности?
Януш. Многие поколения, в течение тысяч лет, были приспособлены к жизни в патриархальном обществе, поддерживаемом и создаваемом всеми важными религиями этого мира. Патриархальная модель сформировалась во времена Ветхого Завета, через унижение женщин, сведение их роли к ничего не значащей функции домашней хозяйки, что уж говорить о женщинах в политике или философии. И Дарвин, и Фрейд, и Эйнштейн пренебрежительно высказывались о женщинах, рассматривая их как худшую часть человечества. Не принято говорить о том, что Дарвин, хотя и не имел для этого причин и не обосновывал этого в письмах к друзьям, утверждал, что женщина находится на более низком уровне эволюции. Наука и философия еще прочнее закрепили за мужчинами эту руководящую роль в обществе, которая была поставлена под сомнение лишь с воплощением в жизнь демократической системы ценностей. Мужчины сами утверждали, что все люди равны, но долго не замечали того, что эти права следует уважать и по отношению к женщинам. Вначале они пытались не давать женщинам избирательных прав, ведь, говоря «люди», имели в виду только мужчин. Но женщины отвоевали свои права. А кризис мужественности заключается в том, что мужчины просто не могут справиться с равноценной ролью женщин в современном мире. С одной стороны, мужчины должны быть жесткими и сильными, а с другой стороны, женщины хотят от них того, что определяется эмоциональной мягкостью, и, следовательно, желают, чтобы они выражали чувства, рассказывали о своих эмоциях, выказывали свои слабости. Так мужчины и существуют, разрываясь между этими полюсами. Как им быть чувствительными и эмоциональными, чего так ждут от них женщины, если с детства им внушалось, что они должны быть сильными и твердыми. И это противоречие между ожиданиями внешнего мира и эмоциями мужчин является одной из главных причин кризиса. Кроме того, многие мужчины, убежденные в правильности патриархальной модели, не в силах справиться с успехами женщин, которые вселяют в них своего рода страх. Мужчины подвержены глобальному неврозу — они боятся утратить свою позицию, а это также приводит к кризису. Испуганные люди ведут себя достаточно иррационально, этот невроз передается из поколения в поколение, закрепляется и уже не является больше экзогенным, то есть вызванным внешними факторами, но становится эндогенным, объясняемым внутренними причинами. Многое в этом вопросе зависит от родителей и воспитания, и, к сожалению, общество тут не помогает, поскольку, несмотря на высокопарные лозунги, равноправия по-прежнему не существует и к женщинам относятся хуже, чем к мужчинам. Это замечают мужчины, но видят это и женщины, которые больше не соглашаются на собственное подчиненное положение, в связи с которым испытывают проблемы. Еще и теперь многие мужчины меняют место работы, когда их шефом становится женщина, хотя мне совершенно непонятно их поведение.
Дорота. Хорошо, а какой ты мужчина? Как бы ты описал свой характер?
Януш. Нетерпеливый. Это ужасный недостаток, но я всегда был страшно нетерпеливым и сварливым и не умел дожидаться чего-либо, будь то решение о визе в посольстве или результаты исследования. Я хочу видеть результат сразу. Но обычно возникает некий проект, и для начала надо расписать, что и как хочется в нем сделать, и только потом можно наконец приступить к его осуществлению. Для меня это скучно и утомительно, я хочу браться за работу немедленно. По этой причине у меня периодически возникают проблемы с шефом, который не терпит подобного поведения, так как он хочет прежде всего понять, что и как я буду делать, результаты его интересуют в самую последнюю очередь. Я же предпочитаю начать работать, чтобы иметь возможность получить решение в первом приближении, а потом уточнить и улучшить его. Из этой нетерпеливости следуют другие недостатки, например, такие, как эгоизм. Движимый навязчивой идеей закончить проект как можно быстрее, я пренебрегаю многими другими вещами, например не прихожу вовремя домой, отказываюсь от встреч с друзьями, что приводит к их потере. Знаю, что это следствие именно нетерпеливости, ведь если бы я умел так, как мои коллеги, все себе запланировать, разделить на отдельные этапы, то мог бы несколько ослабить эту свою одержимость и жить размеренной и счастливой жизнью. А всякая навязчивая идея связана с миром неестественным, с некой химией, вырабатывающейся, когда мы зациклены на чем-то одном. Тогда я не испытываю никакой радости, не интересуют меня ни еда, ни сон, ни душ — я одержим. У человека, одержимого навязчивой идеей, нет времени для любви. Отшельники — это тоже люди, одержимо занятые собой. Им никто не нужен, потому что они хотят заниматься только собой и своей верой. Отшельничество -своего рода психическая болезнь, ведь к нему прибегают люди, способные ради одиночества полностью изолировать себя от мира. Мне тоже присущи черты отшельника, и я это считаю недостатком. Есть какое-то увлечение, и я устремляюсь вслед за этим увлечением в абсолютном забытьи, ничего не видя вокруг. Подозреваю, что многие мужчины сталкиваются с аналогичными проблемами. В свою очередь, я бы не хотел быть человеком, у которого нет никаких увлечений, потому что, не имея планов, человек становится амебой. В принципе каждый день у меня появляется какая-нибудь мечта. О чем я мечтал сегодня утром? Порой, еще только просыпаясь, я уже строю планы. Сегодня я мечтал о том, как достичь спокойствия, ведь я живу в постоянном раздрае, в непрерывной спешке. Я представлял себя живущим типичной жизнью чиновника, работающего на почте, которая закрывается в 15.00 или в 17.00, и не мучащегося никакими дилеммами. Я знаю людей, которые, даже работая в профессиональных сферах, аналогичных моей, умеют как-то структурировать свой мир. Чаще всего я мечтаю о том, что напишу новую книгу. И тут же начинаю эту мечту реализовывать -- так мечта становится проектом, что небезопасно. Многие люди мечтают, но они совершенно спокойно относятся к тому, что их желание не обязательно осуществится, я же немедленно перерабатываю мечты в проекты. Начинаю, например, искать издателя, которого могла бы заинтересовать моя книга. У меня появляется замысел новой книги, и я начинаю ее писать и тем самым открываю множество проектов, так что, когда заканчивается один, я просто приступаю к следующему. Вот почему у меня совсем нет времени. Было бы проще, если бы мечты оставались мечтами.
Дорота. Ну а более приземленные мечты? Не хочешь иметь дом в Мазурах1 или под Торунью?
Януш. Я уже говорил, что никогда не хотел иметь свой дом, потому что не люблю работ, связанных с ним. И тем не менее мечтаю о таком месте, которое было бы только моим, где-нибудь поближе к природе, вдали от цивилизации. Мечтаю о возвращении в Польшу. В последнее время меня все сильнее преследует эта мысль -вернуться сюда, в Польшу, и делать то, что я всегда хотел делать: преподавать в университете и писать книги. Знаю, что тогда у меня появилось бы намного больше времени. Я многого достиг в своей области и теперь мог бы воспользоваться этими достижениями. Почти представляю себе эту жизнь в небольшом городке, подальше от Варшавы, а преподавать я мог было бы в Слупске. Вот такая у меня мечта — вернуться сюда, в Польшу, совершенно иную, диковинную, временами комичную, но родную. Люди, которые жили бы вместе со мной в этом доме, непременно были бы очень счастливы, так же как и я был бы счастлив с ними. Я всегда хотел работать в вузе, потому что тем, что узнаю, я немедленно хочу поделиться с другими. Впрочем, ты и из моих книг знаешь, что научно-популярные сюжеты появляются у меня всюду — мне не терпится рассказать о том, что интересно, и я не могу себе представить, что кто-то может жить и быть счастлив, не зная об этом (смеется). Он просто обязан знать, ведь вокруг нас столько поистине невероятных историй. Вот я и делюсь информацией. Я хотел бы начать преподавать в Польше, учить тому, что люблю, — информатике, ее применению в химии, в генетике, в молекулярной биологии. Но пока это лишь мечта, которая всегда со мной, она еще не воплотилась ни в какой проект. Ее осуществление зависит от принятия решения, которое повлияет на судьбу моих дочерей, а они сюда не поедут, во всяком случае пока. Еще одна мечта может показаться смешной, отчасти даже детской — я хотел бы совершить кругосветное путешествие.
Дорота. На самолете?
Януш. Нет. Я хотел бы отправиться в путешествие, как это делали когда-то, на пароходе. Путешествие могло бы состоять из нескольких отдельных этапов. Например, для начала можно было бы высадиться по одну сторону Америки и проехать «Грейхаундом»' на другую. Я уже тысячи раз летал в Америку, но проехать на автобусе за пять дней из Нью-Йорка до Сан-Франциско мне никогда не удавалось. А я всегда мечтал попутешествовать на автобусе по провинциальной Америке. Но для такого путешествия нужно иметь много времени, ему нужно посвятить весь отпуск, а я его скрупулезно, как аптекарь, делю на все, что можно, — поездка на презентацию книги в России, встреча в Польше, книжная выставка-ярмарка в Кракове, поездка с дочерьми. На все это мне должно хватить одного отпуска. На то же, чтобы объехать мир, требуется больше времени, а я не хочу быть японским туристом, который знакомится с тем, что видел, уже вернувшись домой, просматривая сделанные фотографии и видеозаписи. Я никогда не мечтал о каких-то материальных благах. Нет ничего, что привело бы меня в состояние повышенного волнения. Может, потому, что многие вещи я могу себе позволить, они доступны мне, ведь я так много работаю, что у меня даже не остается времени на то, чтобы тратить заработанные деньги. Я хочу иметь лишь те вещи, которые помогают мне общаться с миром, перемещаться по нему. Но я спокойно проживу без «феррари», яхты и совсем не уверен, хотел бы я провести два месяца на Маврикии, играя в гольф, или нет.
Дорота. А что тебе снится?
Януш. У меня проблемы со снами.
Дорота. С засыпанием?
Януш. Нет. С засыпанием никаких проблем, и я обожаю спать. Я могу заснуть в течение пяти секунд. Не знаю, следствие ли это того, что я стараюсь не тратить времени даром.
Дорота. Или того, что ты очень устаешь?
Януш. Даже если я не устал, мне достаточно просто лечь в постель и подумать, что сон мне необходим, чтобы утром чувствовать себя свежим и отдохнувшим, — и я уже сплю. Я могу заснуть мгновенно, хотя это похоже на какую-то патологию. Я вообще не помню своих снов. Наверное, у меня есть и КЕМ-фаза1, и альфа- и дельта-волны2, но я никогда не помню, что мне снилось. Это слегка тревожит, потому что в снах перерабатывается много проблем, которые, возможно, не пробиваются из моего подсознания, то есть они перерабатываются во сне, но по какой-то причине мое сознание утром отказывается об этом помнить. И это длится уже пять лет. Иногда появляются какие-то фрагменты, но я не в силах определить, был это сон или явь. Например, когда у меня есть какая-нибудь научная проблема, требующая решения, я неотступно думаю о ней. И порой, едва очнувшись от сна, но еще не пробудившись окончательно, я обнаруживаю себя программирующим алгоритмы, но во сне я это делаю или наяву, не понимаю. Я вижу монитор, строки программы или схемы, но в то же время монитор находится не в каком-нибудь нереальном мире, я не лечу с крыльями над этой программой, и не происходит никаких других фантастических вещей. Может, мне надо об этом поговорить с каким-нибудь психиатром, хотя меня это не особенно беспокоит.
Дорота. Ты счастлив?
Януш. Должен признаться тебе в одной вещи как на духу. Я неестественно часто бываю счастлив тогда, когда вроде бы, и не должен быть счастлив. Например, когда вернувшись из отпуска с Мальдивов, я прихожу в бюро, запускаю компьютер, включаю голос Коэна1, откупориваю бутылку вина и оказываюсь рядом со своими мыслями, которые хранятся в моем компьютере и к которым я очень хочу вернуться. В этот момент я чувствую себя счастливым человеком. У меня есть свои миры в виде проектов новых книг, я работаю над ними и с ними счастлив. Всю полноту этого совершенно особого счастья я чаще всего испытываю вечером, когда в бюро уже никого нет, становится тихо, я закрываю дверь своего кабинета и сажусь за компьютер, а под рукой у меня целый мир, мои проекты, и я работаю, и я один. А на самом деле я не один. Именно поэтому я считаю, что женщина, которая терпит такого типа, как я, на самом деле — ангел. Ведь любая женщина (улыбается) хотела бы, чтобы мужчина был счастлив только в ее присутствии. В моем же случае так не происходит, я достигаю нирваны лишь наедине с самим собой и со своими планами, с тем, что я делаю, с работой, которую выполняю. Знаю, что это нехорошо. Я чувствовал себя счастливым и во время отпуска на Мальдивах, когда сидел на распрекраснейшем райском пляже, вокруг плавали разноцветные рыбы, а я ел вкуснейшую еду, смотрел на невероятное небо, вдыхал необыкновенно пахнущий воздух. Но если бы мне надо было оценить эти две разновидности счастья, эти два состояния, то я бы сказал, что мгновение тишины в бюро для меня не менее ценно, чем прекрасный отпуск. Пожалуй, это один из самых моих больших недостатков -- чтобы быть счастливым, испытать всю полноту существования, мне необходимо и то и другое. Что сложно и, вероятно, влияет на всю мою жизнь. Для меня очень важно то, что происходит в моей голове, и потому многое из того, что я делаю, я делаю для себя. На самом деле я и книги пишу для себя. Это может показаться странным, но я пишу, потому что это должно принести мне прежде всего...
Дорота. ...облегчение.
Януш. Облегчение и чувство свершения. Позже, когда книга оказывается на рынке, она меня вообще практически не интересует, поскольку наивысшую радость я уже испытал при ее написании, во время реализации, при виде осуществления этого проекта или мечты. Когда же она исполнилась, то меня уже не волнует, что с книгой происходит дальше. Конечно, меня интересует, как книга принята, но большей радости, чем радость от завершения проекта, я уже не испытаю. Эта проблема, видимо, является следствием моей нетерпеливости. Многие из тех, кто прочитает настоящую книгу, будут удивлены, узнав, что у меня есть собственный рейтинг счастья. Я сознательно употребил слово «рейтинг», означающее оценку на основе подсчета баллов. Каждому известно, что есть такой момент, когда счастье ощущаешь наиболее интенсивно, в то время как другие моменты не столь исполнены совершенства, что лишь в этот момент ты интенсивнее чувствуешь сочность обожаемого тобой красного цвета. Именно в такие минуты я предпочитаю возвращаться к создаваемому мной миру, который неразрывно связан с моими мыслями и с тем, что я делаю. Порой все это кажется несправедливым по отношению ко мне. Ведь я вынужден ловить эти минуты радости, а, значит, всегда «быть в форме».
Дорота. Перейдем теперь к совершенно другой теме, потому что меня интересует твой подход к этому вопросу. Как ты относишься к гомосексуализму?
Януш. Я считаю, что гетеросексуальные связи естественны. Природа так хотела, и тут нет никаких сомнений - в этом вопросе я согласен с паном Гертыхом1. Гетеросексуальная модель является естественной и доминирующей моделью. Без нее не было бы генетического разнообразия, человеческий род не выжил бы. С этим утверждением согласится каждый гомосексуалист, которого я знаю, ведь я с ними тоже беседую на эти темы. Но это не означает, что такая модель должна реализоваться в каждом случае, что только она имеет право на существование. В любом правиле есть исключения. Они могут проявиться и в отношении, например, физического здоровья. Однако эти исключения не рассматриваются как некий недостаток, это просто исключение, нечто существующее параллельно. Именно так я всегда относился к данному вопросу и всегда был далек от того, чтобы заниматься верификацией этих исключений. Гомосексуализм является проявлением чего-то, что было запрограммировано уже при рождении и что ответственна за характер наших сексуальных пристрастий. Я не вижу причин, по которым человек с иной генетической программой должен страдать, ведь это исключительно его личное дело. Если бы мы все были гомосексуалистами, то природа придумала бы какую-нибудь модель однополого размножения, но это не так. Я принимаю гомосексуализм как одно из возможных состояний, которое не подлежит оценке, и не вижу в нем ничего негативного.
Дорота. Ты слушаешь политиков, которые говорят о болезни, извращении, о необходимости изолировать гомосексуалистов, внести их имена в особые списки?
Януш. Я пишу об этой проблеме в книге «188 дней и ночей», созданной в соавторстве с Малгожатой Домагалик. Несколько лет тому назад группа познаньских политиков проявила абсолютную безграмотность, объединив в одну группу гомосексуализм, педофилию, некрофилию и зоофилию. Я вне себя от гнева, когда слышу такие вещи. Собирать информацию о вероисповедании допустимо исключительно в целях налогообложения, потому что религия — это тоже личное дело каждого. А значит, тем более никто не должен вмешиваться в вопросы, касающиеся сексуальной ориентации, — такие действия могут иметь целью лишь сегрегацию, которая является очень опасным явлением. Я не понимаю, в чем состоит негативное влияние гомосексуалистов. Гетеросексуальный эксгибиционист оказывает гораздо более вредное влияние, чем гомосексуалист, который своей интимной жизнью занимается точно так же, как и гетеросексуалисты,— в тишине своей спальни. Эти высказывания политиков однозначно должны быть осуждены общественностью. Я живу в Германии, где гомосексуализм — такая же естественная вещь, как то, что кто-то является евангелистом, баптистом или католиком. Многие политики не делают из своей сексуальной жизни секрета, но и не рассказывают о ней на каждом углу. На самом деле мало кого в Германии это интересует. Молодые люди не хотят больше участвовать в комедии «Как осчастливить другого» и появляться на официальных встречах в сопровождении женщин, лишь бы соблюсти приличия. Немецкое общество созрело для подобных отношений — даже в Баварии это принято. Это страна, в которой не нужны демонстрации равенства, а если их проводят, то только для забавы. Здесь никому не надо доказывать, что за это право следует бороться, поскольку все права соблюдаются и никого не преследуют. Если существует какой-то остракизм по отношению к лицам гомосексуальной ориентации, то это остракизм локальный какой-нибудь глубоко верующий, отсталый католик из небольшой баварской деревни может не одобрять того, что его кузен из Берлина гомосексуалист, и поэтому не пригласить на свою свадьбу. Но точно так же не пригласит он на свадьбу тетку, которая чересчур много разговаривает, так как ее болтовня воспринимается на том же уровне дружеского остракизма. Исключение же кого-то из общества только из-за того, что сексуальное удовлетворение он получает иначе, чем мы, является полным абсурдом.
Дорота. Хорошо. Раз уж мы говорим о мужчинах, то скажи мне, кто из мужчин повлиял на твою жизнь.
Януш. Разумеется, мой отец. Классический ответ, хотя некоторые сыновья отвечают иначе. Я знаю многих мужчин, которые не готовы подтвердить мои слова, так как либо не знают своего отца в должной мере, либо ненавидят его, либо были им брошены. Отец повлиял на мою жизнь, но не в смысле формирования моего будущего как ученого,— он в свое время был лишен возможности продолжить учебу. Началась война, ему в тот момент исполнилось двадцать пять лет, у него было много планов, которые он не смог реализовать. А потом Польша изменилась, пришли совершенно другие времена и снова было не до учебы. Отец повлиял на меня прежде всего своими словами о том, что в жизни важно. И в первую очередь это — знание, мудрость, честность и умение быть сумасшедшим. Также он повлиял на меня и тем, что прикасался ко мне, брал на колени, гладил. Мой отец давал мне очень много тепла, а на самом деле не многие отцы способны на такое. Лично я прикасался к своим дочерям намного реже. А ведь это исключительно важно для ребенка. И поэтому я всегда советую отцам, чтобы с самого раннего возраста их детей они хоть иногда брали младенцев младенцев на руки, играли с ними, прикасались к ним, гладили. Мой отец был нежным и всегда присутствовал в моей жизни. Он был для меня образцом, благодаря которому я знал, что в любых обстоятельствах рассчитывать надо только на себя и что единственный способ достичьчего-либо в жизни — это учиться тому, как понимать мир, а не как обладать вещами. Это был самый важный мужчина в моей жизни. Старший брат не так повлиял на меня. Он был лишь образцом для подражания, который мне хотелось если не превзойти, то достичь. Мы развивались, непрерывно конкурируя друг с другом. Позже, когда я повзрослел, в моей жизни появились и другие мужчины, важные для моего формирования как личности и как ученого: преподаватели в университете; мне посчастливилось учиться у очень хороших профессоров. В то время, когда я поступил в университет, еще преподавал известный профессор Казимеж Антонович, который претендовал на Нобелевскую премию, поскольку открыл возможность существования сверхпроводимости при комнатной температуре, что, впрочем, впоследствии не было подтверждено.
Мне всегда импонировали мужчины-интеллектуалы и никогда — спортсмены, актеры, крупные политики, несмотря на то что я ими восхищался. Ганди, Мартин Лютер Кинг, Кеннеди не были для меня авторитетами, влияющими на мою жизнь, поскольку я самозабвенно ушел в науку. Образцы для подражания я искал среди ученых-современников. Конечно, я постоянно читаю труды великих мыслителей. Однако со временем у меня стало меньше авторитетов, и, хотя я всегда стараюсь ссылаться на них, контрвопросы, которые возникают у меня, позволяют мне не попасть под их очарование. Но когда я уже начал писать, я заинтересовался профессором Лешеком Колаковским. Он кажется мне невероятным, великим человеком. Я читал его прекрасную книгу «Если Бога нет», ставшую для меня необыкновенно важным чтением, я бы даже сказал, переломным моментом в моей жизни, потому что это высказывание, полное сомнений, касающееся религии, веры. Книга написана человеком глубоко верующим, но который может несколько отстраниться от собственной веры и задать себе вопрос не как католик, но как атеист, даже.
Дорота. Что бы ты сделал, если бы мог повернуть время вспять? Что бы ты изменил в своей жизни?
Януш. Такие мысленные эксперименты я произвожу очень часто, особенно в те моменты, когда подытоживаю жизнь или, например, когда выходит моя новая книга. Если бы время жизни человека можно было представить в виде таблицы Ехсе! и если была бы возможность этим временем управлять — ввести функции суммирования, деления, — то моя таблица выглядела бы совершенно иначе. Я посвятил бы больше времени своим близким, больше занимался бы собственными чувствами, чем интеллектуальным развитием. Во мне было бы меньше высокомерия. Я был легкомысленным, веря, что все, что делаю, я делаю не только для себя, но и для своих близких. Это ловкое оправдание, которое я себе придумал и в которое поверил сам, было абсолютно ложным.
Дорота. Ты бы поступил снова в морское училище?
Януш. Думаю, да. Правда, по иным причинам: сегодня есть возможность путешествовать, и увидеть мир можно другим способом. В мое же время такой возможности не было. Тогдашняя жизнь реализовалась во Вселенной с совершенно другим пограничным режимом.
Дорота. И ты снова выбрал бы ту же специальность?
Януш. Нет. Я пошел бы на информатику. Физику я бы изучал факультативно. Выбери я информатику, я был бы лучше подготовлен профессионально и сэкономил бы больше времени. Но и физику я бы, наверное, не бросил.
Дорота. Ты остался бы за границей, в Штатах?
Януш. Да, пожалуй. Обсудив все с женой, я бы довел дело до ее переезда ко мне. Но если бы и остался, то лишь на какое-то время. Хотя бывали случаи, когда люди оставались в Америке навсегда и позже к ним присоединялись их семьи.
Дорота. Обычно это растягивалось на годы, но такие случаи бывали.
Януш. Знаю, что возвращение на родину снова привело бы к тому, что я захотел бы уехать из Польши. Ведь в первый раз все именно так и случилось. Сегодня же мне это кажется бессмысленным. В Штатах я мог бы осесть. Однако в настоящем я в Штаты ни за что не переехал бы. Это в известном смысле все еще варварская страна, в которой я не хотел бы жить, но тогда была другая ситуация. Впрочем, Штаты я рассматривал как место, где имел возможность реализовать свои научные планы. Я мог бы проявить больше терпения, мог бы сдержать свою тоску по ребенку и по жене и начать приводить в движение механизм, позволяющий перевезти их туда. Я же приехал в США, вернулся в Польшу и снова уехал из страны.
Дорота. Ты хотел бы иметь сына?
Януш. Я никогда не думал об этом. Может, потому, что первой у меня родилась дочь, ожидая второго ребенка, я тоже верил и молился, чтобы это была девочка. Не знаю почему. Это достаточно иррационально, ведь большинство мужчин хотели бы передать свою фамилию следующим поколениям, видеть в сыне свою копию, клонировать себя благодаря сыну. Мне думалось, что дочери будут рядом со мной дольше, чем сын, — таков естественный ход вещей. Я был бы очень недоволен, если бы мой сын долго оставался со мной. Ибо в этом я вижу проявление немужественности, нежелание брать на себя ответственность. Дочери же, на мой взгляд, этой самой ответственности нести не должны, впрочем, возможно, феминистки со мной не согласились бы.
Дорота. Ты хотел бы иметь больше детей?
Януш. Если бы я мог повернуть время вспять, то хотел бы, чтобы мои дети появились на свет несколько позже — когда уже смог вырваться из крысиной гонки. Правда, эта гонка никогда не прекращается, ведь мы живем в мире, который руководствуется принципами конкурентоспособности.
Дорота. Да, но ведь вначале всегда труднее.
Януш. Да. Я бы хотел, чтобы мои дети родились, когда мне самому было бы около сорока лет. Тогда я уже занимал определенное положение и мог посвятить им время. Мне кажется, что теперь я был бы самым лучшим отцом. Если бы сейчас у меня родился ребенок, то я незамедлительно принял бы, при первой его улыбке, при первом прикосновении, решение упорядочить свою жизнь, найти время сделать важные вещи. Не вижу причины, отчего бы я не мог еще иметь детей. Мужчины в этом смысле находятся в более привилегированном положении: их природа такова, что они могут иметь детей до глубокой старости. Кстати, дети пожилых отцов и молодых матерей обычно очень умны.
Дорота. Да?
Януш. Отцу Леонардо да Винчи был восемьдесят один год, а матери шестнадцать, хотя, конечно же, это крайний случай, да и времена были другие (смеется).
Дорота. Ты бы начал писать раньше?
Януш. Если бы не было этой печали,, не было необходимости в самолечении, то, наверно, не было бы и желания писать. Ведь оно появилось совершенно случайно. Не было в расписании движения моей жизни плана стать автором. Если бы меня не настигло глубокое разочарование в себе и в мире, который, как мне казалось, меня не понимает, в то время как на самом деле это я его не понимал, наверное, не родилось бы желания рассказать и написать об этом. И не появилось бы ни одной книги.
Дорота. Что бы ты сейчас изменил в собственной жизни, если бы мог?
Януш. Я бы постарался двигаться только в одном направлении, быть на высоком уровне в одной области. Я же окончил физический факультет, защитил кандидатскую по информатике, а докторскую — по химии.
Дорота. Ты все время мечешься.
Януш. И так всю жизнь. Мой брат в этом смысле совсем другой. Он учился в химическом техникуме, затем окончил химический факультет университета, написал кандидатскую по химии. Я ему завидую: он не был вынужден всему учиться заново и мог все больше специализироваться в своей области. У меня же из-за этих метаний было много интересных приключений в жизни, но зато я и разрывался между разными специальностями. Вот что я, без сомнения, хотел бы изменить. Если бы мне представилась возможность повлиять на алгоритм своей жизни, то я бы откорректировал его так, чтобы он содержал меньше ветвлений и много инструкций, но чтобы они были в одном ключе. Сегодня меня мучит, что я плохо распланировал свое время, что слишком много его посвятил себе.
Дорота. Сделал ли ты что-нибудь хорошее в жизни?
Януш. Ты спрашиваешь сейчас о достижениях или о доброте?
Дорота. О доброте.
Януш. Если я встречаюсь с какой-то болью, страданием, то стараюсь делать все, чтобы помочь нуждающимся. Даю деньги нищим. Стараюсь помогать людям, которые приходят ко мне со своими проблемами. Трудно сказать, что хорошего я сделал в жизни. Благодаря своим книгам я дал возможность людям почувствовать себя растроганными. Принудил их к известной степени рефлексии, изменил их жизнь, и меня радует, что я нашел способ достучаться до такого большого числа людей. Я не участвую ни в каких крупных благотворительных акциях. Поддерживаю фонд «У меня есть мечта», покупаю игрушки и принимаю участие в их акциях. Это фонд, целью которого является исполнение последней мечты очень больных детей, но, по-моему, не такое уж это большое проявление доброты. Я не занимаюсь фондом регулярно, не уделяю соответствующего количества времени, денег, энергии, но, когда меня просят о помощи, всегда ее оказываю. А вот добром, которое, надеюсь, останется после меня, является факт, что кого-то я взволновал своими книгами. Я увлечен наукой, но о том, что я делаю в науке, знают сто человек, которые наверняка не испытывают при этом волнения. Должен признать, что без моей программы мир не много потерял бы, но в то же время считаю, что книги, которые я написал, и эмоции, которые я ими возбудил, для многих людей очень важны. Есть некая несправедливость в том, что моя любовница-литература более полезна миру и людям, чем моя жена-наука. Ты заставила меня сейчас задуматься, что хорошего я сделал. Знаешь, ужасно грустно понимать, что тебе нечего ответить на этот вопрос.
Дорота. Ты ответил, указав то, что для тебя наиболее важно. Трудно заставить кого-то проявить эмоции, взволновать. Тогда спрошу иначе: что плохого ты сделал в жизни?
Януш. У меня нормальный уровень тестостерона, я типичный мужик со всеми возможными недостатками, а значит, наверняка плохим поступком было то, что я образно называю «нечитанием детям сказок». Это всего лишь образ. Я не был готов к отцовству так, как готов сейчас. К плохим поступкам я отнес бы также тот факт, хуже вряд ли что-то можно придумать, что я игнорировал мнение близких мне людей и никогда не советовался с ними. В этом я — приверженец патриархального подхода, основанного на прекрасном предположении: «Я сам знаю, что для меня будет лучше». Я стараюсь быть добрым человеком. Стараюсь слушать людей и жить так, чтобы мои планы никому не мешали, никого не ранили, ни у кого не отнимали шансов. Стараюсь держать слово. Но я не готов предложить дружбу всем тем, кто хотел бы со мной дружить. Сейчас я считаю это проблемой. Я встречаюсь с людьми, мы начинаем общаться, и эти люди желают продолжить дружбу со мной, но я не поддерживаю эти отношения. У меня просто нет времени для этой дружбы. Впрочем, я прекрасно понимаю, что повод, чтобы не стремиться к дружбе, если она тебе не нужна, найдется всегда. Я не особо стараюсь или вовсе не умею организовать свое время так. чтобы заботиться о друзьях.
Дорота. Ты отчасти отшельник?
Януш. Мне не так уж необходимо присутствие людей.
Дорота. А я люблю свое одиночество, но люблю находиться и в обществе других людей.
Януш. А мне как раз не требуется их присутствия. Есть такие моменты, когда я испытываю нечто вроде наркотического голода, желая быть с кем-то, и тогда я мечусь, ищу, стараюсь вновь отстроить то, что уже невосстановимо. Ведь если я позвоню кому-то, кто накануне звонил мне четыре раза, а у меня так и не нашлось для него времени, то, полагаю, он может удивиться и вполне справедливо решить, что я отношусь к дружбе с ним весьма утилитарно, что она нужна мне, только
когда нужна мне, а не ему. Но это ведь и правда плохо. Я всегда очень мало времени уделял дружбе и любви.
Дорота. А удовольствие? Что у тебя вызывает удовольствие?
Януш. Много удовольствия доставляют мне разговоры. Я люблю разговаривать с людьми, люблю узнавать от них что-то новое. Если я встречаюсь с кем-то, то больше всего рад беседе, а не тому, что сопутствует этой беседе, хороший ужин например, хотя и атмосфера, в которой проходит беседа, мне тоже важна. Впрочем, немало удовольствия я нахожу, разговаривая со своими попутчиками в поезде Слупск—Кошалин. Совершенно иного рода удовольствие я получаю, когда ко мне кто-то прикасается. Причем не только в эротическом контексте. Люблю, когда кто-то касается моей кожи, гладит меня, смотрит в глаза, интересуется мной, потому что тогда я испытываю чувство безопасности и ощущаю заботу о себе. Должен признаться, что иногда я хожу в косметический кабинет, так как очень люблю тактильные ощущения. Люблю хорошее вино за вкус и последующее состояние расслабленности. Однако не люблю перебарщивать с выпивкой, потому что тогда теряю удовольствие быть в состоянии расслабленности и стараюсь сосредоточиться на том, чтобы никто не заметил моего опьянения (смеется). Я также люблю специфическое вибрирующее волнение, которое доставляет музыка. Это
состояние восторга, вызванное музыкой, причем самой разнообразной, ведь она вовсе не обязательно должна быть серьезной, ассоциирующейся с классикой. Это может быть фрагмент какой-нибудь песни по радио. Слушая его, я могу размечтаться о том, что бы я хотел сделать. И это доставляет мне удовольствие. Порой музыка помогает мне настроиться перед тем, как написать какой-нибудь волнующий эпизод. Музыка способна довести меня, совершенно без причины, до слез. Но это такое приятное состояние, и когда я его достигаю, обращаюсь к клавиатуре и начинаю писать. Писательство -еще одно удовольствие, которое я очень люблю. Также мне доставляет удовольствие еда. Не ее поглощение, но еда как священнодействие — люблю большие тарелки, на которых мало еды, но она украшена разнообразными экзотическими добавками. Люблю пробовать разные блюда, я вообще считаю, что в жизни надо попробовать все и это все не обязательно связано с едой. Люблю также прикасаться к женщинам, люблю их инаковость, их нежность.
Дорога. Что тебя раздражает, задевает?
Януш. Если кто-то не понимает каких-нибудь очевидных вещей, это меня ужасно раздражает. Хотя в мире нет ничего абсолютного — абсолютна лишь скорость света в вакууме, а все остальное относительно, и мы на все смотрим со своей колокольни. В течение долгого времени не ставилась под сомнение справедливость физики Ньютона,
в которой заключена теория абсолютного движения. Физика Ньютона является основой общей физики, общей теории относительности. Мы находимся в ньютоновском мире и не видим, как здание уменьшается в результате движения Земли со скоростью девятьсот шестьдесят тысяч километров в час, а ведь это так. Просто у нас есть определенная система отсчета, и большинство из нас находится в одной из комнат этого здания. Хотя существуют другие системы отсчета, в которых этого здания просто нет. Однако если есть нечто являющееся истиной для 99,9% всего населения Земли, а кто-то пытается отрицать эту истину, то меня это страшно раздражает. Я называю это глупостью, обычной человеческой глупостью. Еще меня нервирует, особенно когда я сейчас приезжаю в Польшу, отсутствие терпимости, неприятие отличающейся точки зрения, нежелание вслушаться в отличающееся мнение, нежелание относиться к нему как к существующему параллельно. Вспомни наш разговор о гомосексуализме. В Польше любят приклеивать всем и вся ярлыки. А ведь этот другой человек просто имеет отличное от твоего собственного мнение и имеет причины для этого.
Дорота. И имеет право его иметь.
Януш. А многие люди начинают их ущемлять, оценивать, ограничивать, обрывать дружбу, не общаться с ними лишь потому, что воспринимают жизнь иначе, это меня ужасно нервирует. Просто не выношу глупых людей. Тех, которые ничего не делают для того, чтобы больше узнать о мире и людях.
Дорота. Что тебя может взволновать? Растрогать?
Януш. Больше всего меня волнует несправедливость. Когда кому-нибудь наносится незаслуженная обида. Например, не могу понять, как кто-то ранит животных ради собственной выгоды, не могу понять, как можно напустить друг на друга двух псов, спровоцированных до крайней степени агрессивности, и приказать им драться до тех пор, пока один не загрызет другого. Не могу спокойно смотреть, когда бьют женщин. Не могу сохранять спокойствие при виде любой несправедливости даже в менее щекотливых вопросах, например в науке. Когда у кого-то несправедливо отнимается право на идею, например, у аспиранта есть отличная идея, а лавры за ее воплощение получает его профессор, и лишь потому, что аспирант этот ему подчинен. Что меня еще ужасно нервирует? Что меня волнует? Меня очень волнуют обычные истории, например, я часто плачу в кинотеатре на мелодрамах, что, может быть, даже заметно по моим книгам. Этой взволнованности человеческими историями я подчинился, когда писал «Одиночество в Сети», книгу, которая даже чересчур мелодраматизирована. Сегодня я бы изменил это в ней, но уже поздно. Просто я способен поддаться этой магии. Меня волнуют плачущие люди. Я глубоко сопереживаю чужим эмоциям.
Дорота. Ну хорошо, а ты помнишь, когда в последний раз плакал?
Януш. Я плакал тайком. Когда Ада, моя дочь, получала аттестат зрелости. Зал был не таким уж темным, так что, может, кто-нибудь и видел меня плачущим, хотя я делал вид, что фотографирую. Я задумался, почему плачу, ведь получение аттестата зрелости -- это довольно обычная вещь. Но я помню, что в тот же самый день, когда она получала аттестат, я достал из коробки, хранящейся в подвале, ее первые тетрадки, прочел первые слова, написанные ею. Так я осознал, что в жизни дочери закончился один и начинается следующий период. И, разглядывая ее тетрадки, я хотел вспомнить, как она начинала писать. Тогда меня это не волновало, тогда я, кажется, даже ворчал, что она плохо пишет, что не там поставила черточку. Пожалуй, это был последний раз, когда я плакал. Ничего больше припомнить не могу. Вспомню, скажу.
Дорота. Скажи, есть ли такой вопрос, на который ты не ответил бы?
Януш. Это зависит от того, с кем я разговариваю. Если с другом или кем-то, кому я доверяю, то, наверное, таких вопросов нет, но я должен доверять этому человеку. Я не стал бы отвечать на вопросы, которые, по-моему, не предназначены «на продажу». Тебе я ответил на некоторые вопросы, касающиеся личных дел, так как считаю, что многим моим читателям хочется об этом узнать. Кроме того, ты не задавала вопросов о вещах, которыми нельзя поделиться с другими. Но я бы не рассказал никому подробностей своего брака, поскольку это очень личная информация. Помню, что в свое время я принимал участие в программе «Лихорадка» Малгожаты Домагалик. Это была авторская программа, которая тогда только появилась на телевидении. Концепция «Лихорадки» была такова: приглашались два человека, которые должны спорить друг с другом, отстаивая свою точку зрения. На первую программу пригласили актрису Гражину Шаполовскую и меня. И пани Домагалик хотела доказать, что Гражина Шаполовская, которая для большинства ассоциируется с женственностью, на самом деле обладает мужскими чертами, а Януш Леон Вишневский, будучи мужчиной, наоборот являет собой пример женственности. Это был апогей популярности «Одиночества в Сети». Помню, что меня спросили о чем-то, на что я никогда не ответил бы публично, что было для меня абсолютной неожиданностью, причем в программе, идущей в прямом эфире. Спрашивала Малгожата Домагалик, которая обещала перед передачей — повторяю это, так как здесь нет никакой тайны,— что не будет задавать мне слишком личных вопросов. Кажется, уже второй вопрос звучал так: «У вас было много женщин?» Это ситуация, когда программу смотрят близкие мне люди, включая моих дочерей. Вопрос очень личный и на щекотливую тему, а с другой стороны, мне казалось, что «на этот вопрос я вам не отвечу» является ответом, которого, без сомнения, от меня не ожидают. Вообще-то я считаю, что настоящий мужчина не должен так отвечать на этот вопрос (смеется). Тогда вместо ответа я задал ей вопрос: «Что это значит — иметь много женщин?» И тогда пани Домагалик ответила: «Ну, знаете: пять, семь, семнадцать...» Я ответил так: «Согласно исследованиям «Дюрекса», среднестатистический мужчина имеет в жизни от семи до семнадцати женщин». Домагалик продолжала долбить тему: «А вы?» И я ответил: «А я в этих исследованиях участия не принимал». И это способ отвечать на раздражающие вопросы (улыбается).
Дорота. Не знаю, помнишь ли ты, я задала тебе вопрос на ту же тему, и ты мне ответил.
Януш. Да, потому что все зависит от обстоятельств.
Дорота. Но ты ответил не формально. Это был очень хороший ответ, помню его до сих пор.
Януш. Тогда этот ответ мог бы кого-то ранить. Я полагал, что это вещи, о которых другие ничего не должны знать. Я не ответил бы на этот вопрос и самой близкой мне женщине, потому что это не касается ни ее будущего, ни ее настоящего, а лишь моего прошлого и прошлого тех женщин, с которыми я был. А я с уважением отношусь к этому прошлому. И вообще стараюсь вести себя в зависимости от обстоятельств, от ситуации, чтобы сохранить уважение к частной жизни моих знакомых и близких.
Дорота. У тебя есть секреты?
Януш. Как и у каждого, у меня есть свои секреты, один из которых могу выдать: я чуточку суеверен.
Дорота. Это как-то не вяжется с тобой. Ведь ты ученый.
Януш. И тем не менее. Я верю в магию чисел, это нечто сверхъестественное. Я порой задумывался над тем, что со мной происходят какие-то странные случаи. А потом узнал, что это бывает со многими людьми, что некоторые вещи мы видим совершенно иначе, чем остальные, и приписываем им иное значение. Например, очень часто случается, что, взглянув во время работы на часы на экране компьютера, я вижу время 18.08, а это дата моего рождения. Странно, потому что я делаю это спорадически, но часто попадаю именно на это время. Смотрю на часы в автомобиле и вижу 18.08 или 8.18, нечто связанное с моим днем рождения. И это меня начинает тревожить. Значит ли это, что кто-то или что-то подает мне какой-то сигнал? Еще у меня есть странная привычка: когда я путешествую по миру и бываю в отелях, то открываю телефонную книгу и ищу Вишневских.
Дорота. Да, ты говорил мне об этом, это красиво.
Януш. Это некое чудачество, но я снова и снова ищу своих однофамильцев. Читая разные работы, я понял, что это не так уж и не вяжется со мной, физиком, который знает о случайности многих вещей, но также знает, что они, эти случайности, случаются. А все дело в некой зацикленное на том или ином вопросе. Именно будучи в состоянии зацикленности, мы замечаем то, а не другое. Других показаний времени я, вероятно, просто не замечаю, не фиксирую их. Я их вижу, но 13.52 не производит на меня никакого впечатления, и я отсеиваю эту информацию за ненадобностью, а 18.08 — цифра, значимая для меня.
Дорота. Ну хорошо, а какой вопрос ты задал бы сам себе или о чем тебя никогда не спрашивали?
Януш. О чем меня никогда не спрашивали? Ты задала мне столько вопросов, что их число резко уменьшилось. Мне кажется, что меня не спрашивали, счастлив ли я с самим собой, ты задала мне вопрос, счастлив ли я. Не прозвучал вопрос о том, считаю ли я, что живу достойно.
Дорота. А какой вопрос ты задал бы женщинам?
Януш. Пожалуй, это мечта каждого мужчины — услышать ответ: «Я счастлива с тобой». Я хотел бы задать такой вопрос: «Ты со мной счастлива?» Или даже без вопроса услышать: «Я счастлива с тобой». Хотел бы, даже не задавая вопроса, услышать от женщины: «Я люблю тебя» или «Я рада, что ты есть, что я встретила тебя». Я хотел бы услышать такие ответы. Хотел бы, чтобы эти неназванные вопросы находили ответы...
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги