Ария Маргариты

Сергей Маврин и Валерий Кипелов «выдали» альбом «Смутное время», оттиражированный пиратами всех уровней как очередной лонгплей АРИИ, а дуэт Дуб — Холсте примкнувшим к нему Маней порадовали себя, любимых, и некоторую часть не очень упертых фэнов проектом «АвАрия». За время, прошедшее с момента выпуска этого забавного альбома, я только утвердилась в том, что вошедшие в творческий раж музыканты несколько переборщили с переложением материала в облегченную форму. Две-три переработанные веши действительно пришлись бы по вкусу тусовке, но «Раб Страха» или «Что Вы Сделали с Вашей Мечтой» получились не совсем уместной пародией на самих себя.

Две относительно новые песни Виталика дополняли старый материал. Слушая их, я вспоминала Дуба «доарийского» периода, когда мы с Гуслей (Алексеем Максимовым, клавишником группы ВОЛШЕБНЫЕ СУМЕРКИ) написали для начинавшего сольную певческую карьеру Виталия неплохие вещички вроде «Наполеона», «Лени» и совсем легкомысленную, но чертовски красивую «Бал одуванчиков». Если бы тогда из очередного московского тумана слепился бы какой-нибудь толковый продюсер с саквояжем, набитым зелененькими, наверное, у АРИИ сейчас был бы другой басист и хит-мейкер.

А вот, кстати, и нашелся текст о «Наполеоне». Припев, конечно, не самый удачный, но уже слышны в нем кое-какие тяжелые нотки. Гитару на студии прописывал для этой вещи все тот же Холст. Петрович тогда произвел на меня впечатление человека., который все время стремится слиться с землей. Чем ближе к центру планеты, тем лучше. Иногда он пытался сложиться этакой книгой — странный трюк, со смыканием двух плеч впереди. Представьте себе, как вы с силой захлопываете какой-нибудь роман, и поймете, к чему стремился гитарист. И он все время молчал. Молчал и опускал глаза долу… Загадочный (последнее слово желательно читать с улыбкой).

НАПОЛЕОН

(музыка А.Максимова, пел В.Дубинин)

УЖАС И СТРАХ

Песня для дежурного психоаналитика, вроде неподражаемого американского актера Микки Рурка, в красных ботинках, зеленом пиджаке и синих брюках. Он лечит души людей, но не может разобраться в себе самом, закрутив романы почти со всеми своими богатыми пациентками.

Виталика долго смущало присутствие в песне слова «экстаз», и мне пришлось приложить массу усилий, чтобы убедить его, что оно придаст тексту необходимую пикантность. «Особенно если произнести всю эту фразу с акцентом бедного еврея-портного из сериала «Адъютант его превосходительства», — юродствовала я по телефону, исчерпав все серьезные аргументы типа необходимости расширения лексического запаса музыканта, — помнишь, у него еще жена Соня была? Боже ж мой, боже ж мой! Так это ж экстаз!»…

Человека всю жизнь преследуют страхи: огромные, просто большие, маленькие, совсем крохотные. Причем, это преследование происходит с первых секунд жизни: вдруг мама сиську не даст, а засунет тебе в беззубый рот бутылочку с молочной смесью, и вырастешь ты абсолютным рахитиком, с выпуклым лбом и кривыми ногами, вдруг лопнет надувной крокодил, а бабушка решит, что началась третья мировая война, вдруг из-под кровати вылезет дядя, у которого вместо рук стальные ножницы — щелк-щелк! — и отрежет дядя ножницами какую-нибудь важную часть тела или проткнет глазик. Короче, комплексуя по любому, самому ничтожному, поводу, человек живет отнюдь не в окружении счастья, надежд и света, а разнокалиберных ужасов и нехороших предчувствий. Отсюда и такое нервное развитие мировой истории. Любовь, как аппетит, приходит и уходит, верность созревает и отмирает, привычки и пристрастия могут меняться, постоянен лишь страх. И только смерть способна покончить с этим кошмаром. Умершим бояться нечего.

Боюсь ли я смерти? Да, боюсь…

ТАКАЯ ВОТ ПЕЧАЛЬ

Накарканный в песне ураган был послан позже, и не персонально Дубинину, а всем москвичам. В 2001 году самого Виталика накрыл «Штиль» — буря наоборот, наизнанку.

Чего греха таить? Задумка для песни была совсем другая, по сравнению с которой окончательный вариант «Печали» казался слишком простым. За исключением сна: когда огромный корвет плывет по давно не существующему морю, а все друзья героя уходят по рассыпающимся в прах костям мертвых рыб, по окаменевшим медузам и острым сухим кораллам в сторону Большой Земли. Возможно, на появление этих строк повлияло впечатление от картины художника Константина Симакова «Деревянное море», написанной в его излюбленной коричневой гамме. Картина выставлялась в середине 80-х в скандально известном зале на Большой Грузинской, куда попасть в те времена можно было, лишь отстояв длиннющую очередь: изыски московских сюрреалистов были в моде. Меня обычно проводил на выставку «Двадцатки» художник Александр Гидулянов, любивший рисовать своего родного дедушку в облике египетского фараона. Властителей Египта было нарисовано несколько штук — маленьких и больших. И, вместо положенной по фараоньему рангу бородки косичкой, на подбородке деда Сашка вырисовывал шокируюший внимательных любителей живописи внушительный мужской член (cock). В самом начале «арийской» деятельности Гидулянов, по моей рекомендации, встречался с Векштейном и музыкантами — мне очень хотелось, чтобы Александр оформил их первый альбом. Но, увы, альянса не получилось, художника тянуло совсем в другую сторону- к шедеврам искусства тоталитарного государства, а специфика «металлического» кладбища оказалась чуждой. Наверное, у моего приятеля неплохо получились бы кавера к альбомам РАММШТАЙНА.

В основе первого сюжета «Печали…» лежала одна из версий гибели «Титаника» (без участия актера-красавчика Леонардо ди Каприо). «Я плыл на корабле/ Было мне тогда семнадцать лет» (а может, только шестнадцать) — должен был начать выводить Дубинин своим неповторимым голосом. Сияющий огнями «Титаник» двигался навстречу своей верной гибели — айсбергу. О чем, собственно, и сообщалось народу в другой песне на эту тему, спетой некогда группой НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС. На самом деле причины катастрофы представлялись гораздо увлекательнее и мистичнее.

Глубоко-глубоко, стало быть в темном трюме корабля, покоился «нехороший» груз — египетский саркофаг с мумией фараона. Уже само присутствие такого древнего молчаливого путешественника на борту судна подразумевало неминуемость катаклизма. Цари и царицы Египта не любят, когда тревожат их сон, а уж тем более они недовольны, если их отвозят за тридевять земель. Достаточно вспомнить различные истории о неизлечимых неизвестных самой продвинутой медицине болезнях, которые поражали ученых-исследователей пирамид или просто грабителей, позарившихся на несметные сокровища, сопровождающие фараонов в царство мертвых. Первый раз я столкнулась с вероятностью существования проклятия правителей Египта, когда написала песню «Клеопатра» о великой царице из династии Птолемеев.

КЛЕОПАТРА

КОДА:

Песня на музыку Елены Ваниной получилась эффектной, и за право исполнить ее боролось (именно так, я не преувеличиваю!) несколько поп-певиц. Пугачевой правда среди претенденток на трон Египта видно не было. На первом песенном аукционе, который проходил в Московском Доме туриста, «Клеопатру» приобрели представители какой-то далекой филармонии, но потом явилась азиатская женщина по имени Азиза (не падайте с тех стульев, на которых вы, возможно, сидите) и уладила проблему, став хозяйкой этой душещипательной истории с вполне оперной кодой. Девушка сшила себе сногсшибательные наряды а-ля Повелительница Верхнего и Нижнего Египта, на сцене были установлены треножники с курящимися благовониями, а кордебалет старательно изображал группу захвата; из числа преданных хозяйке рабынь. После исполнения восточной диковинки на фестивале «Ступень к Парнасу» все, как говорится, пошло-поехало наперекосяк, Сначала Азиза попала в автомобильную катастрофу, затем завязалась нашумевшая интрига с убийством певца Игоря Талькова и связью Азизы с вероятным убийцей — кажется, Малаховым. И она переключилась на «Милый мой, твоя улыбка…», поняв, что с древними лучше не связываться. Да и у меня самой с тех пор черная полоса в жизни несколько расширилась и украсилась изображением клубка шипящих змей.

Итак, версия о причастности фараона к гибели несчастного парохода выглядела гораздо привлекательнее, чем пошлые домыслы о выгоде страховых компаний или все тот же внезапно материализовавшийся из тумана айсберг.

… А теперь представьте себе нашего мистера Оак'а («oak» — «дуб», англ.), который, впервые в жизни оторвавшись от строгих родителей, наслаждается плаванием на роскошном пароходе, млеет от заигрывания источающих ненюханные доселе ароматы дам, заводит «транспортный» роман с девушкой из приличной семьи. Я назвала очаровашку Мэри Лу — ну не Маней же ее называть! И эта самая, как оказалось вполне продвинутая, Мэри Лу в перерыве между поцелуями на капитанском мостике тревожно шепчет нашампанившемуся до пузырей из ушей Оаку:

— Вы видели, какое выражение лица у нашего капитана? Из него и бранные слова сыпятся, как порох из прохудившейся пороховой бочки! Оказывается там внизу, в трюме…

Милейшая Мэри Лу слыла прилежной студенткой в колледже, не дула пиво напропалую со всеми прохвостами, не вешалась на шею седеющему преподавателю истории, а внимательно слушала его рассказы о боге Осирисе и боге Сете, не обжималась со скороспелыми джентльменами по темным углам викторианского общежития. Багаж мэриных знаний был несоизмеримо больше, чем у Танюшки Пупкиной, проскучавшей 8 лет в московской общеобразовательной школе, от несокрушимой тоски родившей кучерявенького бэйбика и отправившей его в контейнер для мусора.

— Если там действительно фараон, ничего хорошего ждать не приходится, милый Оук, — печально молвила Мэри Лу, вытирая одинокую слезу концом шелкового шарфа своего кавалера.

— Я… ик… (шампанское миролюбиво посылало пузырьки со дна оуксовского организма)… спущусь, дорогая Мэри… ик… и щас все^: устрою.

Оук вспомнил любимую фразу своего папочки. Тот очень любил говорить: «Я шас все устрою!» — и в тот момент, когда эти слова вылетали у него изо рта, в мире что-нибудь обязательно взрывалось или рушилось в тартарары, проваливались целые улицы и просыпались самые ленивые вулканы.

- Щас все устрою, я пшел… ик, — и Оук спустился в темень трюма, дрожа от страха и шепча побелевшими губами что-то похожее нэ «Ой ты… ик… мамочка».

В трюме пахло сырыми змеиными шкурками и не морским, скорее каменным, холодом. Двигаясь на ощупь, Оук наткнулся не саркофаг и сразу же услышал шипение. Каменная змея на крышке гробницы, призванная охранять священный сон повелителя египтян, ожила и уставилась на непрошенного гостя немигающим взором. Ее тело наливалось серебром. Последовал сильный толчок, корабль накренился на правый борт, но саркофаг каким-то чудом сохранял горизонтальное положение.

Змея соскользнула с крышки, и при повторном ударе крышка гробницы с грохотом упала на пол. Мумия фараона, лежащая внутри, медленно раскалялась. Оук мало что помнил из случившегося. Кажется, лопнули полотняные бинты на теле мумии, и оно медленно двинулось в сторону поседевшего от ужаса парня… Кажется, наверху истошно закричала Мэри Лу, и ее крик слился с воплями других пассажиров… Кажется, та самая фараонова змея, превратившаяся в Мирового Змея, обвила потерявшего сознание Оука и вытащила его на ледяную поверхность, поддерживая на плаву до тех пор, пока в пределах досягаемости не появилась спасательная шлюпка… Кажется, пропитанные благовониями погребальные бинты превращались в вертких змей и душили, утаскивали на дно несчастных, оказавшихся в воде, или ударами хвостов опрокидывали переполненные лодки… Светящееся красноватым светом выпотрошенное жрецами тело фараона покачивалось на серых океанских волнах. При очередном подъеме на гребень волны из его глаз вырвались два зеленых луча, которые скрестились с такими же лучами, появившимися в небе на месте Полярной Звезды, и соединение этих испепеляющих нитей покончило с еще видневшейся частью корабля.

Чудом оставшийся в живых Оук никогда не вспоминал о Мэри Лу. И никогда ни о чем не говорил. Он превратился в сморщенного седовласого, но безопасного для общества, безумца, который служил сторожем в частном террариуме одного араба, выдававшего себя за потомка Птолемеев.

Такая длинная история, или, как любили говорить длинноволосые друзья моей юности, «телега», в три куплета влезть не могла. Песня у меня заканчивалась на гибели «Титаника» и безумии шестнадцатилетнего героя.

Но хватит сказок. Фараоны не любят, когда о них сплетничают.

От повелителей Египта переходим к укротителям мотоциклов.

Что бы почитать:

Б. Прус «Фараон»

Что бы посмотреть:

Польский фильм «Фараон» по роману Б.Пруса

Голливудскую «Клеопатру» смотреть не рекомендую — красивая дорогая пошлая картина. Лучше постараться и найти записанный телевидением спектакль «Антоний и Клеопатра», где Антония играет М. Ульянов.

Лирическое отступление

А вот что писалось за полтора года до появления намоем подсвеченном фонарем Отшельника горизонте кузнецов из группы АРИЯ:

ПРОШЛИ ВРЕМЕНА