Ария смерти

8

Когда через полчаса они вышли из палаццо, Паола предложила мужу для разнообразия прогуляться к мосту Академии и оттуда вернуться домой по другой стороне канала. Оба прекрасно понимали, что это плюс пятнадцать минут к их обычному маршруту, но еще и возможность проводить Флавию, которой от моста до дома было минуты три ходьбы. А раз она не знала, где именно они живут, то и не догадается о намерениях Паолы ей покровительствовать…

Брунетти, то и дело мысленно возвращаясь к переменам, произошедшим во Флавии, судя по всему, с годами, приготовился к тому, что они будут беседовать о музыке и центром разговора будет именно она. Флавия, однако, предпочла темы, актуальные для всех родителей. Сказала, что ужасно беспокоится по поводу наркотиков, хотя ее дети никогда не выказывали к ним ни малейшего интереса. И боится – дочери это касалось даже больше, чем сына, – что кто-то из них попадет в дурную компанию и его принудят к чему-то такому, что при обычных обстоятельствах она или он не стали бы делать.

Когда Паола спросила, что страшит больше всего Флавию, та неодобрительно покачала головой – недовольная то ли современностью, то ли собственными смутными опасениями.

– Не знаю, – сказала она. – Я не представляю мир, в котором они живут. Но никогда не перестаю тревожиться за них – это будто едва слышный, фоновый шум в ушах.

Паола придвинулась к Флавии поближе и взяла ее под руку.

– Нам кажется, что дети – это чистый лист, – сказала она. – Но это не так. У каждого из них свой характер и привычки, а потом – и своя жизнь. И мы никогда не перестаем волноваться о них. Никогда! – И хорошо знакомым Брунетти тоном добавила: – Думаю, стоило бы изобрести специальный родительский телефон для тех, у кого есть дети-подростки.

– И каким бы он был? – спросила Флавия.

– Он никогда не звонил бы между часом ночи и шестью утра!

Флавия засмеялась и сказала:

– Если найдешь такой, пожалуйста, купи и мне!

В приятной беседе, будто закадычные друзья, они дошли до музея, а потом и до моста, и остановились у его подножия. Флавия расцеловала Паолу в обе щеки и отодвинулась, чтобы посмотреть на Брунетти.

– Не могу выразить, как я вам признательна! Я и не знала, как соскучилась по всему этому: по дружеской беседе, вкусной еде и отсутствию треволнений. Чудесный вечер!

Вапоретто номер один, следующий к Лидо[43], ревя мотором, дал задний ход и ударился об имбаркадеро. Это был настолько привычный звук, что Брунетти с Паолой его даже не заметили, а вот Флавия вздрогнула и обернулась. Когда немногочисленные пассажиры речного трамвая разошлись, она сказала:

– Еще мне хотелось бы поблагодарить вас за терпение. – Она улыбнулась, но это была всего лишь тень той улыбки, которую Брунетти помнил.

Желая приободрить Флавию, он сказал:

– Я поговорю с Фредди. Мы с ним давно не виделись, и это хороший повод позвонить ему и пригласить в бар.

– Если тебе кажется, что так будет лучше…

Брунетти наклонился, чтобы поцеловать Флавию в обе щеки.

– Всегда приятно пообщаться со старым другом, разве нет?

– Конечно, – сказала Флавия, глядя ему в глаза. – Старая дружба не ржавеет.

Ночь выдалась ясной – оставался всего один день до полнолуния. Супруги Брунетти задержались наверху моста, глядя в сторону Лидо и далекой Адриатики.

– Ты правда считаешь ее старым другом? – спросила Паола.

Ветра не было, и луна отражалась в темной воде канала, как в зеркале. Лодки не проплывали уже несколько минут, и Брунетти боялся заговорить, словно звук его голоса мог разбить это гладкое зеркало, а вместе с ним и ночное светило. Шаги на мосту тоже стихли, и довольно долго не доносилось ни звука. Наконец речной трамвай номер первый показался со стороны станции «Валарессо» и пошел дальше, через канал, к Санта-Мария-делла-Салю́те, разрушив и очарование момента, и отражение в воде. Повернувшись, чтобы посмотреть на церковь Сан-Видаль, Брунетти увидел, что чуть ниже, на мосту, стоят еще зрители, завороженные луной, и тишиной, и фасадами домов на том берегу. Он глянул направо. Там у перил тоже столпились люди, глядя вверх, на рассыпающую свои благословения луну.

Брунетти взял Паолу за руку, и они спустились по ступенькам моста, направляясь домой, что называется, по длинному пути.

– Не знаю почему, но у меня такое чувство, будто мы с ней дружим уже давно, – наконец ответил он на вопрос жены, когда они вышли на кампо Санто-Стефано. – Мы с Флавией не виделись много лет, и не думаю, что хорошо успели узнать друг друга, когда у нас была возможность пообщаться. – Он подумал еще немного и пояснил: – Может, дружба ассоциируется у нас с воспоминаниями о прожитых вместе трудных временах?

– Послушать тебя, вы с Флавией прошли сквозь огонь и воду – как говорил твой отец о своих друзьях.

– Ты тоже это помнишь? – отозвался Брунетти. – Они с друзьями жили в тяжелые времена, чего не скажешь о нас с Флавией. Но и она попадала в неприятности, из-за которых пострадали люди.

– Интересно, что она делала все эти годы? – спросила Паола, желая отвлечь мужа от неприятных воспоминаний. – Ну, кроме того, что стала еще более знаменитой.

Они подошли к мосту, ведущему к кампо Манин, и Брунетти остановился поглазеть на витрину книжного магазина. А когда наконец оторвался от нее и они с женой стали подниматься по мосту, сказал:

– Понятия не имею. Я знаю о Флавии то же, что и ты; может, даже меньше, потому что не читаю музыкальных обозрений.

– Твое счастье, – произнесла Паола и кратко пояснила: – Сплошная болтология!

– Это ты об обозрениях, полагаю? – уточнил Брунетти, когда они проходили мимо льва[44].

Паола рассмеялась.

– Ну не о Флавии же! Ее имя иногда попадалось мне в статьях. Отзывы всегда хорошие. Даже более того. – И когда они вышли на кампо Сан-Лука, она добавила: – Позавчера ты сам слышал ее, верно? И видел.

– Хотелось бы послушать в ее исполнении что-нибудь более… – Брунетти никак не мог закончить фразу.

– Пристойное? – подсказала Паола.

Теперь была его очередь рассмеяться.

Болтая о том о сем – от музыки до очевидного охлаждения Раффи к Саре Пагануцци, и снова о музыке, – они перешли по мосту Риальто на левый берег и зашагали вдоль рива. Некоторые рестораны уже не работали, остальные закрывались; после долгого дня официанты выглядели утомленными.

Супруги почти не разговаривали, пока шли вдоль воды. И только когда остался последний поворот направо, к их дому, оба обернулись, чтобы посмотреть на отражение луны в канале, которое, казалось, вот-вот соскользнет под мост.

– Правда же, мы живем в раю? – произнесла Паола.

Этот звонок пришлось бы принять и по «родительскому телефону», будь такой у Паолы, потому что раздался он в шесть пятнадцать – двумя днями позже. Гвидо ответил после третьего гудка – коротко: «Брунетти слушает!»

– Это я, – отозвался мужской голос, и комиссар внутренне напрягся.

– Что случилось? – спросил он, узнав Этто́ре Риццарди, одного из муниципальных патологоанатомов, который вообще-то не должен был звонить в такое время.

– Это Этторе, – представился доктор, хотя в этом не было нужды. – Прости, что звоню так рано, Гвидо, но я решил, что лучше сам расскажу тебе об этом.

– Где ты сейчас? – спросил Брунетти.

– В больнице, – ответил доктор Риццарди.

Брунетти понял: в морге. В какой еще больнице быть патологоанатому?

– Что случилось? – повторил вопрос комиссар, лишь бы не спрашивать: «Кто умер?»

– Я приехал раньше, чтобы вскрыть тело мальчика, который застрелился, – сказал Риццарди. – Хотел успеть до начала рабочего дня.

– Почему? – спросил Брунетти, хотя его это и не касалось.

– У нас новый доктор, только-только из мединститута. Не хочу, чтобы она это видела. Успеет насмотреться…

– И поэтому ты мне звонишь? – поинтересовался Брунетти, надеясь, – нет, молясь про себя, – чтобы Риццарди не усомнился в том, что это самоубийство.

– Не поэтому. Одна из медсестер кое-что мне рассказала. Ты ее знаешь: Клара Бонди. Жена Аральдо.

– Знаю, – произнес Брунетти, мысленно прикидывая, что все это значит и чего от него хотят. – И что же она рассказала?

– Им на скорой привезли девушку с переломом руки. Еще пришлось зашивать рану на голове – шесть швов.

– Что с ней стряслось? – Брунетти повернулся, чтобы посмотреть на часы. Почти половина седьмого! Спать уже не ляжешь.

– Упала со ступенек моста Скуоле.

Лежащая рядом на кровати под ворохом одеял Паола тихонько застонала. Брунетти успокаивающе погладил ее по бедру и сказал в трубку подчеркнуто приятным, дружелюбным тоном:

– Этторе, зачем ты мне все это рассказываешь?

– Девушку привезла скорая. Случайные прохожие нашли ее у подножия моста около полуночи и вызвали карабинеров. Те приехали и позвонили врачам. Девушка поступила в больницу в бессознательном состоянии.

«Хорошо, что она вообще туда попала, – подумал Брунетти. – Раз у нее была сломана рука и разбита голова. Шесть швов не шутка».

– И?..

– В палате, куда ее поместили, и дежурила Клара.

– И?..

– Когда девушка очнулась, она сказала Кларе, что ее столкнули с моста.

Брунетти взвесил варианты.

– Она была на подпитии?

– По всей видимости, нет. Ее осмотрели в приемном покое.

– Кровь на алкоголь брали? – спросил комиссар.

– Нет. Но судя по запаху изо рта, она не употребляла алкоголь. – Риццарди выждал немного и добавил: – Клара говорит, эта девушка уверена, что ее толкнули.

– А мне ты зачем звонишь, Этторе?

– Когда Клара рассказала обо всем доктору, тот ответил, что эта девушка, скорее всего, выдумывает – у нас толкаться не принято. – И, упреждая протест Брунетти, продолжил: – И отказался звонить в полицию. Он не желает лишних хлопот.

– А девушке что, по его мнению, делать?

– Врач говорит, пусть сама обращается в полицию, уже из дома.

– И когда это произойдет?

– Понятия не имею, Гвидо. – В голосе Риццарди появилось раздражение. – Поэтому я тебе и звоню.

– Я понял тебя, Этторе. – С этими словами Брунетти откинул одеяла. – Постараюсь побыстрее приехать. – И, догадываясь, что Риццарди его слова мало утешили, добавил: – Ты разговаривал с потерпевшей?

– Нет. Зато я знаю Клару – сто лет, с тех пор, как тут работаю, и здравомыслия у нее побольше, чем у многих моих коллег. Она говорит, что верит этой девушке, и для меня этого достаточно.

Брунетти тихонько охнул, вставая с кровати.

– Такое впечатление, что у тебя на плечах полмира, Гвидо! – сказал Риццарди уже гораздо спокойнее.

– Приму душ, выпью кофе и через час приеду.

– Она никуда не денется из больницы.