Ария смерти

3

Флавия понимала, что на переодевание у нее ушло много времени. Может, хотя бы некоторым ее поклонникам надоело ждать и они ушли? Она устала и проголодалась: пять часов в переполненном театре, среди людей – за кулисами и на сцене, не говоря уже о публике, – и теперь ей хотелось поужинать в каком-нибудь тихом ресторанчике и наконец-то остаться наедине с собой.

Выйдя из лифта, певица зашагала по длинному коридору, который вел к каморке капельдинера. Там же, в небольшом холле, Флавию обычно поджидали благодарные зрители. Когда ей оставалось пройти еще метров десять, вдруг грянули аплодисменты, и она изобразила свою самую счастливую улыбку – ту, которую нарочно приберегала для поклонников. Людей было много, и Флавия обрадовалась тому, что хотя бы попыталась скрыть утомление. Она ускорила шаг, как и полагается певице, которой не терпится пообщаться с поклонниками, выслушать их, подписать программки, поблагодарить за то, что они все-таки дождались ее.

В начале карьеры такие встречи служили для Флавии источником ликования – все эти люди ждут ее, хотят ее видеть, жаждут ее внимания, – проявлением заинтересованности и подтверждением, что зрительская похвала важна для нее. И хотя с тех пор многое изменилось, певице хватало честности признать, что она до сих пор нуждается в их одобрении. Но бога ради, если бы они говорили покороче! Опера прекрасна, ваше выступление – тоже, после чего – дружеское рукопожатие и до скорых встреч…

Ближе всех стояла супружеская чета, и Флавия узнала их. Оба постарели и за эти годы, прошедшие с их первой встречи, словно стали ниже ростом. Они жили в Милане и приезжали на многие ее спектакли, а за кулисы приходили лишь поблагодарить певицу и пожать ей руку. Много лет прошло, но Флавия до сих пор не знала их фамилии. За ними стояли еще двое ее давних знакомцев, помоложе, настроенных на более продолжительное общение. Бородач по имени Бернардо – легко запомнить, потому что оба слова начинаются на «б», – всегда нахваливал отдельную музыкальную фразу или ноту, демонстрируя этим, что разбирается в музыке не хуже Флавии. Его спутник, Джильберто, в это время отступал в сторону, чтобы сфотографировать, как она подписывает программку, после чего тряс певице руку и благодарил в общепринятых выражениях, предоставляя Бернардо заботиться о нюансах.

Когда эти двое отошли, их место занял высокий мужчина в накинутом на плечи легком пальто. Флавия заметила, что воротник у пальто – бархатный, и попыталась вспомнить, когда видела такой в последний раз. Возможно, после премьеры или гала-концерта… Седые волосы мужчины контрастировали с загорелым лицом. Он наклонился поцеловать протянутую ему руку, сказал, что полвека назад, в Ковент-Гардене, видел в этой роли Каллас, после чего поблагодарил Флавию, не прибегая к неуместным сравнениям, – проявил деликатность, которую она не могла не оценить.

Следом за ним подошла девушка – немного за двадцать, миловидная, с каштановыми волосами и губами, накрашенными помадой, которая ей совсем не шла. Вполне возможно, что она выбрала яркий цвет специально для этой встречи, – он дисгармонировал с ее бледной кожей. Флавия ответила на рукопожатие, невольно окидывая взглядом холл: много ли еще людей ожидают ее внимания? Девушка сказала, что ей очень понравилась опера; эти простые слова были произнесены самым красивым голосом, который Флавии когда-либо доводилось слышать. Грудное роскошное контральто, глубиной и богатством резко контрастирующее с юностью девушки. Флавия испытала едва ли не чувственное удовольствие, напоминающее прикосновение к лицу кашемирового шарфа. Или чьей-то нежной руки.

– Вы певица? – невольно спросила Флавия.

– Учусь в консерватории, синьора, – сказала девушка, и этот простой ответ поразил Флавию своим звучанием; это напоминало игру на виолончели.

– Где?

– В Париже, синьора. Я на последнем курсе.

Девушка даже вспотела от волнения, но голос ее был спокоен, как боевой корабль в укрытой от ветра бухте. Пока длился этот обмен репликами, Флавия ощутила нарастающее недовольство людей, ожидавших своей очереди.

– Что ж, желаю вам удачи! – сказала она и еще раз пожала девушке руку.

Если и во время пения ее голос звучит так же (что в оперном мире случается нечасто), через пару лет это дитя окажется по эту сторону, будет общаться и шутить с благодарными поклонниками и ужинать в ресторанах с коллегами по цеху, а не дожидаться своей очереди, чтобы ненадолго приблизиться к кумиру.

Собравшись с духом, Флавия еще какое-то время пожимала руки, улыбалась, отвечала на вопросы, благодарила за комплименты и внимание, говорила о том, как ей приятно, что зрители задержались, чтобы с ней поболтать. А еще подписывала программки и компакт-диски, не забывая спросить имя человека, которому предназначался автограф. И ни разу не выказала нетерпения или нежелания выслушать рассказ своих поклонников. Такое впечатление, будто у нее на лбу написано: «Поговори со мной!» – настолько люди верят в ее заинтересованность, в то, что ей важно их выслушать. Флавия постоянно твердила себе: виртуозное владение голосом – вот что делает ее достойной их обожания и доверия. А еще – актерская игра…

Она смежила веки и провела по ним рукой, словно смахивая попавшую в глаз соринку. Моргнула раз, другой – и снова лучезарно улыбнулась толпе.

В числе тех, кто ожидал своей очереди, Флавия приметила темноволосого мужчину средних лет со спутницей. Склонив голову, он внимательно слушал ее. У женщины была яркая внешность: натуральная блондинка с четко очерченным носом, светлоглазая и, возможно, старше, чем выглядит. Она улыбалась, что бы ни сказал ее спутник, и несколько раз легонько прижалась головой к его плечу, чтобы сразу же отодвинуться и заглянуть ему в глаза. Наконец мужчина приобнял ее за плечи, притянул к себе и тут же посмотрел в начало очереди – долго ли еще ждать?

Флавия узнала его, несмотря на то что с их последней встречи прошли годы. У него в волосах прибавилось седины, лицо похудело, и от левого уголка рта вниз протянулась морщинка, которой она прежде не замечала.

– Синьора Петрелли! – обратился к Флавии юноша, каким-то образом завладевший ее рукой. – Все, что я могу сказать, – это было чудесно! Я впервые в опере.

Она не ошиблась, он действительно покраснел при этих словах? Должно быть, признание далось мальчику тяжело.

Флавия пожала ему руку в ответ.

– Вот и славно! Начать с Тоски – отличная идея.

Юноша кивнул, глядя на нее широко открытыми от восхищения глазами.

– Надеюсь, вы этим не ограничитесь, – добавила Флавия.

– Нет, конечно! Я и представить не мог, что это так…

Молодой человек передернул плечами, но так и не нашел подходящих слов и снова схватил ее за руку – и на мгновение Флавия испугалась, что он поднесет ее к губам. Однако юноша разжал пальцы, сказал: «Благодарю вас!» – и ушел.

Она побеседовала еще с четырьмя поклонниками, прежде чем настал черед мужчины и его белокурой спутницы. Он подал певице руку со словами:

– Синьора, как я и говорил, нам с женой очень хотелось вас послушать! – И с улыбкой, из-за которой четче обозначились морщинки у него на лице, добавил: – Мы долго ждали, но оно того стоило!

– А я говорила, – отвечала Флавия, игнорируя комплимент и за руку здороваясь с его супругой, – что хочу пригласить вас двоих на свой спектакль. – И добавила: – Мог бы связаться со мной, и я заказала бы для вас билеты. Я же обещала!

– Очень любезно с вашей стороны, – сказала белокурая дама. – Но у моего отца abbonamento[11], и он отдал билеты нам. – И чтобы собеседница, не приведи Господь, не подумала, будто они пришли в театр только потому, что кто-то, у кого были билеты, отказался идти на спектакль, уточнила: – Мы решили, что обязательно сходим в оперу, и тут выяснилось, что у моих родителей сегодня дела.

Флавия кивнула, украдкой изучая холл – много ли еще людей? Но больше никого не было. Внезапно она растерялась. Как лучше завершить эту встречу? У нее были причины быть благодарной этому человеку, он спас ее от ужасного… Флавия не могла бы точно сказать, от чего именно, потому что его содействие было столь стремительным и результативным… Более того, он спас ее дважды, и во второй раз – не только ее, но и человека, который в то время был ей дороже всех. После они разок встретились, чтобы выпить кофе, и он исчез из ее жизни. Или, скорее, исчезла она: ее слава росла, приглашения выступить на новой сцене не иссякали, и она без сожалений рассталась и с этим провинциальным городом, и с его еще более провинциальным театром. Новые жизненные горизонты, интересы, роли – она настолько была поглощена происходящим, что совершенно забыла об этом человеке.

– У меня столько впечатлений, – сказала блондинка. – Тоска не принадлежит к числу моих любимых опер, но сегодня все было… так по-настоящему, так трогательно! Теперь я понимаю, почему многие любят эту оперу. – И, обернувшись к мужу, произнесла: – И это при том, что страж порядка представлен там далеко не в лучшем виде!

– Что ты, дорогая, это просто списано с наших полицейских будней! – весело отозвался ее спутник. – Шантаж на почве секса, попытка изнасилования, убийство, злоупотребление служебным положением – в этом мы мастера. – И, уже обращаясь к Флавии, сказал: – Смотришь и понимаешь: ну просто один к одному, все как у нас!

Она рассмеялась, припоминая, что он и раньше относился к самому себе и своей профессии, как бы это сказать… не слишком серьезно. Может, пригласить их поужинать? Они составят ей приятную компанию, но для начала хорошо бы решить, хочет ли она вообще с кем-либо разговаривать… Нет, не после сегодняшнего спектакля и этих чертовых цветов!

Нерешительность Флавии не осталась незамеченной, и он принял решение за всех.

– Я знаю, куда мы сейчас отправимся, – сказал мужчина. – По домам!

Он не стал извиняться или что-либо объяснять, и Флавия это оценила.

Повисла неловкая пауза, и певица не нашла ничего лучше, чем сказать:

– Я пробуду в Венеции еще неделю или чуть дольше. Может, сходим куда-нибудь, – она намеренно использовала это «мы», – выпьем по бокальчику?

Блондинка удивила ее, спросив:

– Вы свободны в воскресенье вечером? Мы могли бы вместе поужинать.

За долгие годы Флавия выработала – и часто применяла – способ уклоняться от ответа, когда не знала, принять ли приглашение или стоит еще раз все взвесить: говорила, что ее уже куда-то позвали и она еще не приняла окончательного решения. Но тут певица вспомнила о розах и подумала, что можно будет все ему рассказать…

– Да, свободна, – последовал ответ. И чтобы они не решили, будто ей одиноко и у нее нет в Венеции друзей, добавила: – На завтрашний вечер у меня планы, а вот в воскресенье я смогу с вами встретиться.

– Вы не против, если ужин состоится в доме моих родителей? – И блондинка коротко пояснила: – На следующей неделе они отправляются в Лондон, и это наш единственный шанс увидеться с ними до отъезда.

– Не знаю, насколько это удобно – принимать приглашение от вас, если…

Флавия сделала ударение на вежливом lei[12], в то время как к ее мужу обращалась как к хорошему знакомому, на «ты».

– Конечно удобно! – перебила ее собеседница, не дав закончить вопрос. – Они будут очень рады! Отец – ваш давний поклонник, а мама в восторге от Виолетты в вашем исполнении!

– Что ж, тогда я с удовольствием приду, – сказала Флавия.

– Может, кто-нибудь захочет составить вам компанию… – Мужчина оставил фразу незавершенной.

– Спасибо, – мягко ответила Флавия. – Я приду одна.

Он едва заметно кивнул, давая понять, что услышал ее.

– Мои родители живут в Дорсодуро[13], недалеко от ка́мпо[14] Сан-Барнаба, – сказала его жена и тут же перешла на менее формальное tu[15]. – Возле церкви нужно повернуть налево, потом пройти вниз по улице и перейти на другую сторону канала. Последняя дверь по левой стороне. Фамилия хозяев – Фальер!

– В котором часу? – спросила Флавия, которая уже примерно представила себе маршрут.

– К половине девятого, – ответила женщина.

Ее муж как раз достал свой телефонино, чтобы обменяться с певицей номерами.

– Вот и прекрасно, – проговорила Флавия, когда оба их номера были в памяти ее мобильного телефона. – Еще раз спасибо за приглашение!

Но и о цветах она не забыла.

– Мне нужно кое о чем поговорить с капельдинером.

Они еще раз пожали друг другу руки на прощанье, и Флавия Петрелли направилась к окошку капельдинера, а Паола Фальер и Гвидо Брунетти вышли на улицу.